Текст книги "Константин Заслонов"

Автор книги: Леонтий Раковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

XII

Слух о бесстрашном командире партизан-железнодорожников дяде Косте, который проводил в Орше, на виду у фашистов, дерзкие операции в самом депо, а теперь из лесу бьет оккупантов, катился всё дальше и дальше.

К дяде Косте потянулись одиночки и группы народных мстителей.

Заслонов собирал вокруг себя эти разобщенные силы.

Боевые дела на железнодорожных линиях шли полным ходом.

Чаще всего доставалось фашистским поездам на излюбленном, хорошо изученном заслоновцами перегоне Стайки – Богушевская. Как ни патрулировали оккупанты железную дорогу, партизаны всё-таки ухитрялись минировать ее.

И не раз летели под откос немецкие танки, орудия, автомашины, а с живой силой получалось так, как пелось в партизанской частушке:

 
Черепа на рукаве,
Кресты на груди.
Черепа лежат в траве,
Где ни погляди!
 

Заслоновские разведчики зорко следили за передвижениями на железной дороге по всем линиям, идущим из Орши на Витебск, Смоленск, Могилев и Минск.

И особенно наблюдали за линией Витебск – Орша. По ней в мае фашисты перебрасывали громадное количество военной техники и солдат.

Все полученные данные немедленно передавались по рации на «Большую землю».

Заслонов, наконец, добился того, о чем мечтал: в результате постоянных действий на линии Витебск – Орша значительно сократилось движение поездов: фашисты уже боялись ездить ночью, и поезда шли только днем.

– Погодите, голубчики, мы добьемся того, что вы по всем магистралям сможете передвигаться только днем, да и то с опаской! – говорил Заслонов.

Не забывал дядя Костя и фашистские «земские хозяйства». Заслоновцы изымали на мельницах запасы муки и зерна. Несколько раз – по старой памяти – наведывался Заслонов в Межево.

Связные из ближайших к Межеву деревень сообщили Заслонову, что на складах хозяйства фашисты собрали двадцать тонн зерна, награбленного у населения разных деревень. Зерно приготовлялось для снабжения гитлеровской армии.

Заслонов решил захватить эти запасы. Он окружил Межево, выставил на всех дорогах, ведущих к нему, заставы с пулеметами, а сам поехал раздавать зерно крестьянам окрестных деревень: Межево, Шемберево, Мальжонки.

Дядя Костя стоял у амбара, наблюдая, как разбирают добро. В деревнях жили впроголодь, питались одной картошкой, и люди не помнили себя от радости.

У амбаров было похоже на ярмарку: толпились женщины, старики и дети. Комиссар и командиры отрядов Шурмин и Норонович смотрели за раздачей зерна.

Толпа весело гудела:

– Вот и дожинки [8]8
  Дожинки – последний день жатвы (белорусское).


[Закрыть]у нас!

– Тетка Агата, что так мало насыпала?

– Взяла, сколько донесу.

– Петрок, тебе не тяжело? – спрашивал паренек у младшего братишки, который чуть тащил свою непосильную ношу.

– Не-е, донесу!..

Смущенные переглядывались между собой, несмело подходили к амбару молодые девчата.

– Не робей, девки! За своим идете! Подходи смело! – подбадривал комиссар, стоявший в дверях амбара.

– Что с таким мешочком пришла, не могла большого взять? С таким только за перцем итти, а не за житом.

Вот от амбара с большим мешком за плечами идет старушка. Мешок у нее тяжелый, льняной, а зерна в нем насыпано только в одном уголке.

– Почему так мало взяла, бабуся? – окликнул ее Заслонов. – С пустым мешком ворочаешься домой.

– Сыночек, больше не подыйму. Силы нет!..

– А прийти было некому?

– Некому. Одна осталась: дочку проклятые угнали, а сын – в армии.

Старуха опустила мешок на землю и беззвучно заплакала, вытирая слезы концом головного платка.

– Кто знает, может, и того уже нет…

Заслонов обернулся. Женя без слов понял дядю Костю. Он подбежал к старухе и осторожно взял из ее рук мешок.

– Погоди, бабуся, я досыплю и снесу к тебе. Погоди!

И Женя скрылся в толпе.

Старуха повернулась к амбарам.

Через минуту Женя, сгибаясь под тяжестью мешка, шел назад.

– Ну, бабушка, показывай, куда нести!

– Ах ты, мой родненький! – всплеснула руками старуха. – Вон туда, стежечкой, напрямик, – указывала она. – Спасибо, товарищи! – проходя мимо Заслонов благодарила она, смеясь и плача. – Если бы не вы, с голоду пришлось бы…

– Не нас благодари, а советскую власть!

– А кто же вы? Вы же наша советская власть! Вы нас в обиду не даете! – продолжала старуха, а по потом, увидев, что Женя уже далеко, побежала вслед за ним.

Когда весь амбар опустел, Заслонов сказал директору «земского хозяйства», который уже хорошо знал полковника дядю Костю:

– Если вздумаете у кого-либо из этих крестьян отнять хоть сто граммов, – расстреляю! А хозяйство всё сожжем!

Директор забожился, прикладывая руки к груди, но Заслонов, не слушая его уверений, пошел прочь.

XIII

В июле Заслонов получил радиограмму Центрального штаба партизанского движения свести все отряды в одно крупное соединение.

Заслонов быстро произвел реорганизацию. Комиссаром остался Алексеев, начальником штаба – Лунев.

Заслоновцам была дана весьма ответственная задача: нарушить движение фашистских поездов в треугольнике железных дорог Орша – Витебск, Орша – Смоленск, Витебск – Смоленск. Этот «треугольник» имел для фашистов большое значение: по дорогам перевозились подкрепления гитлеровским армиям, наступающим на Сталинград.

Заслонов перешел из Сенненского района в «треугольник». Лесов здесь было еще больше, чем в прежнем месте расположения партизан.

Готовясь к ответственному заданию, надо было подтянуть дисциплину: кое-кто из недавно пришедших в отряды чувствовал себя слишком свободно.

В заслоновские отряды влилось много самых различных людей. Все они патриоты своей Родины, каждый был готов отдать голову за советскую власть, за народ, но некоторые из них неправильно думали, что партизан – вольная пташка и что воинская дисциплина в партизанской, лесной, жизни – ни к чему.

Выходя после задания из полосы немецкого расположения, такой партизан не прочь был пальнуть в воздух, несмотря на то, что патроны нужно было беречь.

Появилась некоторая беспечность: мол, народу много, пусть сделает кто-либо другой, а не я.

Железнодорожники всегда считались со своим ТЧ, уважали его. Все они помнили, что дядя Костя не любит, когда при нем рассказывают пошлые анекдоты, хотя вообще дядя Костя и любил посмеяться. И если как-либо в обеденный перерыв Алесь собирался рассказывать веселую историю, он опасливо оглядывался по сторонам: а нет ли поблизости дяди Кости?

Заслонов приказал выстроить бригаду.

Он стоял перед строем, нахмуренный и злой. Из-под козырька надвинутой на лоб пограничной фуражки сурово глядели карие глаза. Железнодорожники видели: сегодня командир не помилует!

Заслонов хорошенько отчитал за беспечность, за бесцельное ухарство.

Вскоре после этого произошел случай, который показал, что командир Заслонов не зря заговорил о дисциплине.

Летом партизаны питались очень плохо: не было ни хлеба, ни соли. Один паренек, стоявший на дальнем посту, в секрете, самовольно ушел в деревню поесть. Этот факт обнаружился случайно.

Заслонов велел расстрелять его за уход с поста.

Бесшабашная «удаль» некоторых улеглась. Крепкая рука Заслонова чувствовалась, как когда-то в оршанском депо.

XIV

Заслонов с успехом выполнял задание Центрального штаба: каждый день на железных дорогах «треугольника» происходили крушения поездов.

К 1 августа заслоновцы пустили под откос более тридцати вражеских эшелонов. Исполнялась давнишняя мечта Заслонова: правильное движение фашистских поездов на важнейших линиях Орша – Смоленск, Орша – Витебск и Витебск – Смоленск было нарушено. Гитлеровцы уже боялись ездить ночью.

Заслонов получил по рации новое указание – начать разгром фашистских экономических баз. До этого уничтожались волостные управы и полицейские посты, а теперь было приказано ударить по деревенским маслозаводам.

Разгром маслозаводов преследовал двоякую цель: с одной стороны, уничтожался аппарат фашистского принуждения и срывались поставки гитлеровской армии, а с другой – улучшалось продовольственное положение населения. Маслозавод выходил из строя, и крестьяне могли сами пользоваться молоком, вместо того чтобы сдавать его оккупантам.

Когда же фашистские власти допытывались, почему не выполнен налог, у каждого крестьянина был готов благовидный ответ: сдал бы, да некуда сдавать.

Ближайший к заслоновским базам маслозавод был расположен в деревне Горбово. Горбово – большая, в полтораста дворов, деревня лежала в центре «треугольника», и ее гарнизон давно мешал операциям Заслонова. Теперь предстояло разделаться и с ним и с горбовским маслозаводом.

По донесениям разведки партизаны знали, что фрицы выселили из Горбова жителей. Гарнизон состоял из двухсот фашистов с двумя минометами, двумя станковыми и девятью ручными пулеметами. На южной стороне деревни гитлеровцы вырыли окопы и устроили два дзота.

Заслонов перешел со своим соединением поближе к Горбову, в лес, у деревни Драгали. Штаб разработал план разгрома гарнизона.

Решили ударить на Горбово с юга, потому что здесь к деревне очень близко подходил лес.

Всю операцию должны были выполнить Шурмин, Норонович и Коноплев, они же высылали взводы в виде заслона на дороги, ведущие в Горбово из Бабинович, Добромысля и Любавич, чтобы не позволить тамошним гарнизонам прислать подкрепления.

За полгода «лесной» деятельности заслоновцев им не раз приходилось отбивать сильные атаки фашистов, нападавших на партизанские базы. Не один раз они сами громили волостные управы и полицейские гарнизоны и участвовали в стычках на железной дороге, но предстоящий бой должен был быть самой крупной боевой операцией.

Атаку Горбова Заслонов назначил на восемь часов 13 августа.

К ночи заслоновцы, которые должны были атаковать фашистский гарнизон, сосредоточились в горбовском чесу, где уже целый день, наблюдая за деревней, укрывались разведчики.

Алесь доложил командиру, что в Горбове никаких перемен, – фашисты, видимо, не догадывались о грозящей опасности.

Не разжигая костров, без шума улеглись партизаны спать под открытым небом.

Утром комиссар пошел с Женей обходить отряды. В каждом из них они говорили о большом значении сегодняшней операции, призывали коммунистов и комсомольцев возглавить атаку Горбова.

А Заслонов, собрав командиров отрядов, прикидывал еще раз по карте.

– Пойдемте, товарищи, посмотрим, как это выглядит на местности, – сказал он.

Заслонов не сомневался в благоприятном исходе боя. Он шел давать последние указания командирам так уверенно, словно собирался говорить с комплексной бригадой перед промывкой обыкновенной «щуки».

Вышли на опушку леса. За ольховыми кустиками виднелось Горбово. До него было не более километра.

– Товарищ Коноплев, вы ударите с юго-запада, овладеете центральной улицей и подавите минометы. Они вон там, где группа деревьев. Ты, – обратился Заслонов к Шурмину, – атакуешь с противоположного конца, с юго-востока. Обезвредишь дзот, очистишь две следующие улицы и выйдешь к маслозаводу. Вон видишь, – новая крыша. А тебе, Василий Федорович, придется бить с фронта. Уничтожишь дзот и соединишься с товарищами. Я сам буду с Луневым при отряде Нороновича, а комиссар где хочет? – обернулся он к подошедшему Алексееву.

– Я пойду с Чебриковым.

– Дело! Место сбора известно, связные от отрядов есть, часы сверены, можно двигаться! До восьми часов – ни звука!

Коноплев и Шурмин повели партизан к исходному положению. Норонович подтянул своих к опушке.

Партизанам-железнодорожникам, привыкшим действовать под покровом темной ночи, было как-то странно. Томительно тянулись последние минуты.

Заслонов, прислонившись к дереву, смотрел на ручные часы.

Но вот дядя Костя опустил руку и сказал Нороновичу:

– Ну, Василий Федорович, пошли!

Норонович дал знак партизанам. Отряд, прикрываясь кустами, стал приближаться к деревне. Впереди шли коммунисты.

Уже до ближайших построек оставалось метров сто, когда из дзота застрочил пулемет. Партизаны кто ползком, кто пригибаясь, перебегали от куста к кусту. Один Заслонов шел, не сгибаясь. Женя Коренев не отставал от дяди Кости.

В это время с флангов откликнулись Шурмин и Коноплев. Кусты ожили, ожило Горбово, ожил лес.

Откуда-то из середины деревни стали бить по опушке леса минометы. Мины с пронзительным воем летели через головы. Лес наполнился громом и треском – это летели обрубленные осколками ветки.

Но минометы не причиняли партизанам вреда, – их в лесу давно уже не было.

Коноплев со своей «шестнадцатой непромокаемой» раньше всех ворвался в Горбово. Минометы растерянно переносили огонь с одного места на другое, а потом и совсем смолкли. Зато не переставали ни на секунду трещать пулеметы.

В Горбове в двух местах загорелись дома.

Партизанам Нороновича удалось-таки зажечь дзот, из него повалил дым. И пулемет смолк.

В этот момент Вася Жолудь метко швырнул в него гранату. Полетели комья земли, обломки дерева. Кто-то из партизан вслед бросил вторую гранату. С дзотом было покончено.

Норонович пробился на улицу.

Теперь огрызнулся пулеметными очередями последний дзот, на который шли партизаны Шурмина.

В самой деревне на улицах кипел жаркий рукопашный бой.

Заслонов, подбегая к первой горбовской хате, на секунду остановился и взглянул на часы: прошло немногим больше часа.

Фашисты упорно защищались. Они стреляли с чердаков и подвалов. Пожар в деревне разрастался. Партизаны перебегали от дома к дому, выбивая врагов отовсюду.

Шурмин наконец тоже подавил дзот и продвигался к маслозаводу.

К четырнадцати часам с фашистским гарнизоном в Горбове было покончено, а маслозавод сожжен. Свыше пятидесяти фрицев валялись на улицах, огородах и в хатах. Остальные в панике разбежались, куда кто мог.

Потери партизан были: шесть раненых и девять убитых.

Заслоновцы захватили два миномета, пулемет и большое стадо коров и овец.

– Ишь, сколько награбили по деревням скота! Дерут наших овец не хуже волков! – указал комиссар на отбитое у фашистов стадо.

– Скот раздать в окрестных деревнях! – приказал Заслонов.

XV

После разгрома горбовского гарнизона Заслонов отвел свои силы назад, к Драгалям.

Два отряда поместились в Драгалях, два – в соседней деревне Шарково, а штаб вместе с партизанами Шурмина и Нороновича расположился в лесу, в шести километрах юго-западнее Драгалей.

Константин Сергеевич каждый день ждал, что оккупанты пошлют против него войска, чтобы выбить Заслонова из «треугольника», где он совершенно парализовал движение фашистских поездов. А теперь, после того, как он среди бела дня разгромил крупный горбовский гарнизон, враг, по его мнению, конечно, ускорит нападение.

И Заслонов не ошибся.

Партизанская разведка не спускала глаз с ближайших фашистских гнезд – Добромысля и Любавич, откуда прежде всего можно было ждать наступления.

Фашисты могли также нанести удар и с юга, со стороны Красного, но за этим направлением следили разведчики партизан соединения Смирнова, стоявшего в деревнях Зорчин – Волково – Мохначи, в километрах шести от Драгалей.

Смирнов со своими партизанами пришел в «треугольник» в день разгрома Горбова. Он тотчас же связался с Заслоновым, и они условились, что Смирнов будет наблюдать за Красным.

Разведчики Алеся принесли Заслонову тревожные вести: в Горбово вместо двухсот человек пришел целый батальон, а Любавичи переполнены пехотой, бронемашинами и танками. И всё это были отборные части врага.

Заслонов несколько дней назад узнал о том, что в «треугольник» с фронта отводятся якобы на отдых три эсэсовские дивизии. Он так и сообщил тогда по рации Центральному штабу.

Кроме того, было достоверно известно, что фашисты со вчерашнего вечера стали патрулировать шоссе Витебск – Орша на участке река Лучеса – совхоз «Высокое».

А в полдень круг замкнулся совсем: к Заслонову неожиданно приехал со своим комиссаром Смирнов, – он привез последние новости.

Заслонов давно слыхал о партизанском отряде Смирнова, действовавшем на Витебщине, но с его командиром не встречался ни разу.

Смирнов был высокий, осанистый мужчина лет сорока пяти, с громким, начальническим голосом и видом заправского, лихого «рубаки».

Комиссаром у него был скромный молодой человек, учитель.

Когда приехали гости, Заслонов и Норонович сидели в шалаше у Шурмина. Смирнова и его комиссара встретили Алексеев и Лунев. Они вместе шли к палатке командира.

Увидев гостей, Заслонов и командиры вылезли из шалаша. Заслонов стоял между высокими Шурминым и Нороновичем.

– Вот и товарищ Заслонов, – подходя, сказал Смирнову Алексеев.

– Здравия желаю! – козырнул Смирнов и протянул руку Нороновичу.

В карих глазах Заслонова мелькнул смех. Норонович оторопело отстранился.

– Я не Заслонов. Вот Заслонов! – указал он на Константина Сергеевича.

– Ах, простите, товарищ Заслонов, – не смутился Смирнов, оборачиваясь к Константину Сергеевичу: – Простите, – обознался!

Он жал руку Заслонова и с интересом смотрел на этого небольшого и по виду совершенно не воинственного человека.

Когда все перезнакомились, Смирнов начал:

– Что ж, оказывается, фрицы нас окружают? Сегодня утром в Красном высадился целый полк эсэсовцев. Они так и хвастаются: мы, мол, приехали уничтожить всех витебских партизан! Партизан – капут!

Смирнов, видимо, был не на шутку встревожен.

– Мои хлопцы на такую фашистскую брехню вот что всегда говорят: «Не перейдя леса, не кажи гоп!» – усмехнулся Заслонов. – Пусть-ка сунутся сюда!..

– А всё-таки что-то надо предпринимать, товарищ Заслонов!

– Сейчас обмозгуем!

Константин Сергеевич спокойно вынул из планшета карту, разостлал ее тут же, на земле. Все сели вокруг карты.

Лунев привычно нарисовал карандашом три большие стрелки, идущие к партизанским базам из Красного, Добромысля и Любавич.

– Несомненно одно – нас блокируют, – уточнил начальник штаба, хотя и без этого всё было ясно.

– Да, мы завтра же будем окружены, – сказал Алексеев.

– Нужно выходить из мешка, пока не поздно! – категорически отрубил Смирнов и стал вытирать платком вспотевший лоб.

Заслонов сосредоточенно смотрел на карту, тихонько посвистывая.

Смирнов не выдержал:

– Что же всё-таки будем делать, товарищ Заслонов?

– Драться! – поднял на него глаза дядя Костя.

– Слишком большое неравенство сил: у нас какая-либо тысяча человек, а у него вон сколько! А если еще он бросит на нас танки и авиацию…

– Вы что, под самолетами ни разу не были? – удивленно посмотрел на него дядя Костя. – А мы – столько раз!.. Ну, лягух драгалевских в болоте перебьет – это верно, а партизан – никогда! А с танками пускай попробует сюда сунуться!..

– И всё-таки, товарищ Заслонов, выходить из мешка придется, – осторожно вставил Смирнов.

– Выйти всегда успеем!

– Ой ли?

– Ручаюсь! – Заслонов приподнялся и сел. – Я берусь вывести в любой момент оба наши соединения.

– Вы, товарищ Заслонов, возьмете на себя ответственность за всех нас? – переспросил, оживившись, Смирнов.

– Возьму! – твердо ответил Заслонов.

«Дядю Костю задело. Сказал – докажет!» – подумал Алексеев, глядя на Заслонова. Анатолий знал характер Константина Сергеевича.

– Командуйте, я согласен! – ответил Смирнов, взглянув на своего комиссара.

Это предложение устраивало Смирнова.

– Да, да, пусть товарищ Заслонов временно… – поддержал его комиссар.

– Конечно, временно. Но завтра я всё-таки обо всем радирую Центральному штабу, – сказал Заслонов.

– Само собою!..

– А теперь давайте подумаем сообща, где и как мы будем драться, – взялся за карандаш Заслонов.

Все нагнулись над картой.

Весь главный удар Заслонов принимал на себя. Он решил боем привлечь к себе и те фашистские силы, которые могут направляться из Любавич. А Смирнов должен был удерживать врага, идущего из Красного, на своем рубеже Мохначи – Волково.

– А пока всем нам надо немедленно рыть окопы и делать дзоты, – сказал напоследок Заслонов.

Смирнов и его комиссар тотчас же уехали к себе.

Когда заслоновцы остались одни, Норонович подошел к Заслонову:

– Дядя Костя, чего это он меня за вас принял?

– О, он еще не знает? – ударил Нороновича по плечу приковылявший дед Куприянович. – На твои пригожие штаны глядючи!

– Да ну тебя! – недовольно отмахнулся Норонович.

Заслонов улыбался:

– Плох тот солдат, Василий Федорович, который не думает быть генералом! Погоди, дождешься: дадут и тебе соединение!

XVI

Женя сладко спал, несмотря на то, что на его груди лежала голова Коли Домарацкого, а с другой стороны в плечо уперся лбом, словно собирался бодаться, Вася Белодед.

Жене снился великолепный сон: деповцы играли с минским «Динамо».

Счет был 3 : 0 в пользу оршанцев. Женя вырвался вперед, красиво обвел двух защитников и оказался один на один с вратарем.

Он хочет ударить по мячу, но его ногу кто-то дергает в сторону. Он делает последнее усилие – и просыпается.

Комиссар Алексеев тормошит всех ребят:

– Подъем! Подъем! Комсомол, вставай!

Сна как не бывало.

Проклятые фашисты! Если бы не они, если бы не война, – спали бы до первого гудка и играли бы в футбол, хотя и не с минским «Динамо», но играли бы!

Но ничего. «Разобьем врага, тогда заживем!» – всегда говорит дядя Костя.

Женя проворно вылезает из шалаша, встряхивается, поправляет кобуру пистолета, который во время сна съехал на живот.

В лесу темновато, солнце еще не взошло.

Из шалаша один за другим показываются ребята. Поеживаются от утренней свежести. Кто-то, кашляя, закуривает, кто-то уже смеется.

Заторопились к ручью умываться.

Сегодня предстоит большая работа: надо вырыть окопы, сделать дзоты. Фашисты могут нагрянуть в любую минуту.

Жуя на ходу корку хлеба, вареную картошку, яблоко, – что у кого нашлось, – собирались на лесной опушке.

Дядя Костя с комиссаром и начальником штаба уже стоят там, указывая, где рыть окопы, где сделать дзот.

Сразу стало ясно: не хватает лопат, топоров и прочего инструмента.

– Пусть двое сбегают в Драгали, – обернулся к Жене Заслонов.

Алесь и Коля охотно побежали в деревню.

Прошло минут пятнадцать, а ребята всё не возвращались. Командир ходил по опушке, то и дело поглядывая на дорогу.

– Что они там, – молочко пьют? – буркнул Норонович.

– Не может быть, не таковские! – ответил комиссар.

– Идут! – первым увидал Женя, не спускавший глаз с деревни.

Алесь и Коля возвращались не одни, – их окружали парни и девушки; обгоняя взрослых, спешили к лесу ребятишки, – каждый нес что-нибудь: пилу, лопату, топор.

Вся деревня шла помогать партизанам.

Карие глаза Константина Сергеевича засветились.

– Говорят, сила партизан – в лесах. Не в лесах, а в народе! – сказал он.