Текст книги "Цепь"

Автор книги: Леонид Сапожников

Соавторы: Георгий Степанидин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

5

Пономарева дома не было, но лейтенант Габибулин видимо, отличался завидной самостоятельностью мышления. Не застав Пономарева он привез в горотдел его жену. И вот перед нами, заметно рассерженная, стоит изящная брюнетка.

– Я что, арестована? – хмуря брови, резко спросила она.

– Почему вы так решили? – удивился я.

– Ваш бравый лейтенант был настолько категоричен, что ничего кроме своего “Следуйте за мной гражданка Пономарева!”, не объяснил. Вот я и решила, что арестована.

– Он у нас… шутник, – хмуро заметил Сенюшкин. – Верно, товарищ Габибулин?

Габибулин был смущен. Он помялся немного и спросил:

– Я свободен товарищ майор?

– Побудьте в другой комнате, – строго ответил Михаил. – Я вас вызову.

Озадаченный лейтенант вышел осторожно закрыв дверь.

– Ангелина Федоровна, конечно, нелепо все получилось. Вы уж нас извините, пожалуйста. Но раз мы встретились мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Если вы не возражаете.

Она настороженно переводила взгляд с меня на Михаила.

– Скажите, вам понравился тот вечер в ресторане “Весна”?

– Какой вечер? – вздрогнула она.

– Ну, банкет педагогов, – уточнил Сенюшкин.

– Я там не была, – поспешно ответила она.

– Зачем же так волноваться, – добродушно заметил я. – А почему вы не пошли на банкет? Клычев ведь приглашал вас?

Тут мог получиться прокол, если Клычев ее не приглашал. Она опустила голову, и мы с Михаилом переглянулись. Я угадал.

– Я себя неважно чувствовала, – тихо произнесла женщина.

– Веская причина, – кивнул я. – А другой не было?

Ее взгляд выражал откровенный испуг.

– Скажите когда родился ваш сын?

– Мой сын? – Она побледнела. – В июле тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. А зачем вам это?

– Если вы не возражаете, я потом отвечу на ваши вопросы.

И тут случилось то, чего мы с Сенюшкиным не ожидали. Она расплакалась. Я дал ей воды. Она наконец успокоилась.

– Вы меня арестовали? – Ее голос слегка дрожал.

– Я уже сказал, что ничего подобного.

– Но ваши вопросы напоминают допрос!

– Всего лишь беседа.

– Ах, беседа!.. Так вот беседовать с вами у меня нет ни малейшего желания!

Хуже всего в нашем деле разговаривать с женщиной!..

– Напрасно, Ангелина Федоровна.

– Что вам от меня нужно?

– Скажите, где был ваш муж в ночь с четвертого на пятое июня?

Она молчала, уставясь куда-то поверх меня.

– Молчание тоже ответ. Мы должны его понимать так, что вы не знаете, где он был? Другими словами, его не было дома?

Молчание. Неужели она уже избрала своей тактикой молчание? Только этого недоставало.

– Ну что ж… Я вынужден сказать вам неприятную вещь. Это касается вашего мужа, Ивана Алексеевича Пономарева.

– Что? – выдохнула она, вся напрягаясь.

– У нас появились некоторые основания подозревать его в совершении одного преступления.

– Нет! – Пономарева вскочила. Глаза ее расширились от ужаса.

Не знаю как сложился бы наш разговор дальше, не вмешайся в него Сенюшкин. Он ласково дотронулся до руки женщины.

– Милая Ангелина Федоровна, мы же вам не хотим ничего плохого. Слово даю. Но помогите нам разобраться.

Нет, никогда я не умел так разговаривать. Терпения не хватало. Или умения. Городского во мне много, железобетонного, ритмы, ритмы. А Сенюшкин от земли. А земля любит терпение, и ласку, и добрые руки. Поэтому к нему и приходят разные папаши-мамаши и душу перед ним раскрывают.

– Все что угодно, – почти выкрикнула Пономарева, – но только не это… Я же догадываюсь, о чем вы думаете! Вы считаете, что дом Клычева поджег он? Нет! Нет! Да, он не переносил Клычева. И виной тому я, понимаете! Но Иван не мог пойти на это!

– Простите, вы были в интимных отношениях с Клычевым?

– Да…

– Сколько времени они продолжалась?

– Немного.

– Помните я спросил вас о сыне?

– Да, да! Пашенька – сын Клычева! Вы это хотели из меня вытянуть?!

Ну вот… Откровенно говоря, после встречи с Барманкуловым я предполагал, что сын Пономаревых – это сын Клычева. Мысленно я еще раз пожал руку Минхану Абугазину, который был уверен, что у Клычева есть сын и что именно учитель написал письмо Галицкой. Мы, правда, пока не знали, какие отношения были между Клычевым и Галицкой. Однако время, время…

– Но Святослав не знал о сыне!..

Ушат холодной воды. Рушилась вся версия, по которой письмо Галицкой написал Клычев. Мне вдруг стало тоскливо.

– Значит, вы, извините, обманули и Клычева и мужа?

– Я никого не обманывала. Святослав, когда мы расстались, не знал о том что я в положении. А Иван знает все.

– Но ведь он мог сказать Клычеву?

– Нет… Он сам запретил мне что-либо говорить Клычеву.

– Да-а… Но ваши коллеги по работе?

– Никто ничего не знает.

– Почему вы расстались с Клычевым?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос.

– Клычев хотел потом возобновить отношения?

– Нет. Он и раньше не хотел их. Я сама, понимаете, сама хотела иметь от Клычева ребенка!

– Значит ли это, что у вашего мужа не было прямых оснований ненавидеть Святослава Павловича?

– У него были основания ненавидеть меня. Потому что я искалечила ему жизнь. Я всегда любила только Клычева. И не скрывала этого от Ивана…

– Когда вы узнали о смерти Клычева?

– Пятого июня. Утром.

– А ваш муж?

– Не знаю.

– Почему вы не хотите сказать, где он был в ночь пожара? Вам известно, что такое алиби?

– Да.

– Где же ваш муж был в ночь с четвертого на пятое июня?

– Я же сказала, что не знаю.

– Он, случалось, и раньше не приходил домой ночевать?

– Такого не бывало.

– Где ваш муж в настоящее время?

– Он уехал. В санаторий.

– В какой? Куда?

– Не помню. Я устала. Отпустите меня домой. Пожалуйста…

– Хорошо. У вас есть домашний телефон?

– Два–восемьдесят–шестнадцать.

Она ушла.

– Что скажешь, Кузьмич?

– Если Пономарев и вправду уехал в санаторий, это легко выяснить. Через горком профсоюза.

– Выясни, Миша.

Зазвонил местный телефон. Сенюшкин поднял трубку.

– Что? Нет, буду занят… Габибулин у вас? Пусть зайдет.

Лейтенант неуверенно остановился в дверях.

– Габибулин, – начал Михаил, – ты сколько лет в милиции?

– Четыре года, товарищ майор, – ответил тот.

– Что ж ты так ведешь себя?

Лейтенант вертел в руках фуражку.

– Кто вам дал право, – загремел вдруг Сенюшкин, – почти силком тащить к нам человека?! Я вам велел привести Пономарева, а не его жену.

– Так ведь…

– Вот тебе и “так ведь”! – оборвал Михаил. – Еще раз повторится, будешь строго наказан. Ясно?

– Ясно, – обескураженно пробормотал Габибулин.

– Теперь слушай, что я скажу. Ты семью Хромовых знаешь?

– Зинаиду Гавриловну с ее пацанами? – перевел дух лейтенант. – На моем участке…

– А ты знаешь, что старший сын Хромовой, Зикен, уже месяц болтается без дела, пьет?

– Говорил я с ним, – вздохнул Габибулин, – это он на любовной почве. Работал на почте и влюбился там в Мендыгуль Оразбаеву, он с ней еще в школе учился, а она…

– Погоди! – поднял руку Михаил. – Даю тебе три дня сроку, чтобы этот Зикен устроился на работу. Понял?

– Понял, товарищ майор.

– Проведи с ним беседу, чтобы к матери изменил отношение. Но учти: Зикен не должен знать, что она приходила к нам.

– Это, конечно, ни к чему ему знать, – солидно согласился Габибулин.

– И братьями его займись – Геннадием и Борисом. Тринадцатого июня Борька пришел домой пьяный. Выясни, кто спаивает малолеток. И доложи мне. Ясно? Иди…

Лейтенант ушел. А я подумал, что майору Сенюшкину здесь и в самом деле хорошо живется. Он быстро приспособился к неторопливому салтановскому ритму жизни.

– Ну, – произнес Михаил, – давай, брат, дуй в гостиницу, а я здесь в темпе узнаю, куда уехал Пономарев, в какой санаторий, и к тебе… Годится?..

…Я успел принять душ, побриться, а Сенюшкина все не было. Неожиданно и очень громко начал звонить телефон.

– Это я, Виктор. – В трубке гудел голос друга. – Новости, я тебе скажу, закачаешься. Минут через пятнадцать я у тебя.

– Ты хотя бы намекнул, что ли, – попросил я.

– Пожалуйста, – охотно согласился Михаил. – Он получил путевку в Кисловодск, в санаторий имени Орджоникидзе. Путевка с шестого июня, но в санаторий он не прибыл!..

– Очень интересно, – пробормотал я. – Приезжай. Будем думать, как дальше жить.

Вскоре Сенюшкин, возбужденный, как петух перед боевой схваткой, уже деловито расхаживал по номеру.

– Ошибка исключается?

– Исключается, Витя. Я звонил в санаторий. Его там нет.

– Смотри, – заметил я, – ты хоть и толстый, да шустрый.

– А ты думал, я тут закис уже, что ли? Помнишь, как бывало…

– Помню, помню, Миша… Что делать-то? Первым делом, конечно, надо бы снова к Ангелине Федоровне сходить.

– На ночь глядя? – У Сенюшкина были явно другие планы на вечер. – Нет уж, посидим у тебя. Я кое-что прихватил…

 – Эх, товарищ майор, товарищ майор! Ну да ладно!..

6

Мы, работники уголовного розыска, похожи на бухгалтеров: у тех если одна копейка затеряется – баланс не сойдется. А мы, если не отыщем на первый взгляд самый незначительный фактик – дело не раскрутим. Мы, как и бухгалтеры, должны обладать терпением – редчайшим человеческим качеством. Терпение в нашем деле – залог успеха. И еще встречи с людьми. С разными. И разговоры, разговоры, разговоры. А потом сопоставление. Рано или поздно факты соединятся в одну цепочку, и круг замыкается. Конечно же, мчаться на автомобиле или мотоцикле, преследовать преступника, хвататься за пистолет, призмы самбо… Нет, нет, я не иронизирую. Уж хотя бы потому, что мало кому из сотрудников уголовного розыска этого не пришлось пережить. Такова жизнь, таковы, как говорится, законы жанра. Но чаще всего обходимся без погони и перестрелок. Чаще всего ходишь от одного человека к другому, пытаешься узнать что-нибудь новенькое. Факт. Линию. Чаще всего это новое открывается с большим трудом и совсем неохотно. И мучительно болит голова от всякого рода комбинаций, гипотез, установок, перестановок, определения и выбора новых маршрутов поиска…

…Утром я позвонил Пономаревой и договорился – несмотря на ее нежелание – о встрече. Встретились через сорок минут. В сквере у памятника Джамбулу.

Она очень изменилась за эти часы. Глаза припухли, видимо, много плакала. Поздоровались.

– Ангелина Федоровна, вы так и не вспомнили, в какой санаторий уехал ваш муж?

– Нет. Я и не думала даже об этом.

– Я могу вам сказать. В санаторий имени Орджоникидзе. Что в Кисловодске.

Пономарева молчала.

– Но он, между прочим, почему-то не доехал до Кисловодска…

– Не доехал?!

Нет, она не играла. Без сомнения, она знала и была уверена в том, что муж поехал в санаторий, и в первый раз услышала, что он туда почему-то не добрался.

– Не доехал… Почему не доехал? Где он?

– А ответы на эти вопросы мы не могли бы получить от вас?.. Поймите, Ангелина Федоровна, ваше молчание может только все осложнить. Мы будем попусту терять время на выяснение…

– Хорошо. Спрашивайте. Я буду отвечать. Но поверьте, я не знала, что Иван… не доехал до санатория…

– Или вообще не поехал туда, – ввернул я. – Я вам верю, Ангелина Федоровна. Вы что, поссорились с ним в тот день, четвертого июня?

– Да.

– Расскажите, как все произошло. Поподробнее.

– Да ничего особенного… Я сказала, что нас пригласили в “Весну”. Иван отказался, тогда я стала одеваться и сказала, что пойду одна. Он больно схватил меня за руку и крикнул, что не пустит. Я вырвала руку, а он… ударил меня…

Она замолчала, а потом попросила сигарету. Я протянул пачку. У нее дрожали пальцы, когда она вытаскивала сигарету.

– И вы не пошли на банкет?

– Мне казалось, что у меня горит не только щека, что я вся горю. Меня в жизни никто не бил. Странно. В тот момент я почему-то стала даже уважать Ивана. Странно… – Женщина зло усмехнулась.

– Что было потом?

– Иван ушел, а я бросилась на постель и разрыдалась.

– И ваш муж не вернулся домой ночевать?

– Я молила бога, чтобы он не возвращался. Очевидно, Иван переночевал у своего приятеля…

– У какого? Вы можете предположить?

– Наверное, у Автандила. Извините. Гагуа Автандил Георгиевич. Заведующий гаражом деревообрабатывающей фабрики.

– И утром Иван Алексеевич не позвонил?

– Пятого он должен был улететь.

– У вас есть машина?

– Машина? – удивилась она. – Да. А почему вы спрашиваете?

Я и сам не мог понять, почему спросил ее об этом. Вопрос для нее был столь же неожиданным, как и для меня. Но вот он сорвался, и внезапно я отчетливо понял, зачем спрашиваю о машине. Более того, теперь я заторопился.

– Где она стоит?

– В гараже, – сказала Пономарева, – около рыночной площади.

– Сколько ключей от гаража?

– Два. Один у мужа, а другой хранится дома.

– Поехали!

– Куда?

– К вам домой. Вы возьмете ключ, и мы поедем в гараж.

Она пожала плечами. В машине я достал фотографию Галицкой.

– Взгляните на эту фотографию. Вам не приходилось прежде видеть эту женщину или встречаться с ней?

Она неохотно взяла фотографию и произнесла:

– Нет, не приходилось… Впрочем, кажется, фотографию этой женщины я где-то видела.

– Вы не ошиблись? – Мне с трудом удавалось по-прежнему оставаться спокойным,

– У меня хорошая зрительная память. Сейчас я вам скажу точно… Только сосредоточусь.

Секунды показались мне часами.

– Да, я видела фотографию этой женщины… У Святослава Павловича… Клычева…

– Он вам сам ее показывал? В связи с чем?

– Да нет же! Однажды, это было в самом начале… ну… наших отношений, я пришла к нему домой. Он куда-то отлучился, и я от нечего делать стала листать альбом, который лежал у него в секретере. Секретер был открыт, и я увидела альбом.

– И среди остальных фотографий вы увидели эту?

– Нет, фотография была другая. Но этой женщины. Да, этой.

– Вы не могли бы вспомнить, как выглядела женщина на той фотографии?

– Прошло уже три года… Но на фотографии женщина выглядела моложе. Это же естественно.

– Да, наверное.

– Другое платье… Высокая прическа… Такой башней… Но это была она. – Пономарева мягко постучала пальцем по фотографии. – Кто эта женщина?

– Ксения Эдуардовна Галицкая. Клычев никогда не упоминал в разговоре о ней?

– Нет, не припомню…

По идее мне нужно было сказать Коле Турину, чтобы он завернул на почту, где я смог бы отправить телеграмму Минхану. Он все-таки оказался прав: Клычев знал Галицкую, и письмо, которое мы нашли в ее тайнике, судя по всему, принадлежало ему; а из этого могло следовать и другое: их пути пересекались не только в жизни, но и в смерти.

– Остановите, пожалуйста, здесь, – попросила Ангелина Федоровна. – Я сейчас, быстро.

Через несколько минут наш “газик” уже мчался в другом направлении. Гаражей было десять.

– Наш третий слева, – показала Пономарева.

– Откройте его.

Я смотрел, как она неумело копается в замке… Машины Пономарева в гараже не было.

7

Ладно, – согласился я, – пойдем сначала пообедаем.

По молчаливому уговору, во время обеда мы с Михаилом ни разу не заговорили о деле: ни о моем визите к Ряхшиевым, которые сообщили, что последним видел Клычева в ту ночь их сосед Мелкумов; ни о Гагуа, который, может быть, скажет нам о Пономареве что-либо существенное. Мы молча, сосредоточенно пережевывали пищу и не глядели друг на друга.

– Весело, – процедил Сенюшкин, когда мы вернулись к нему. – Выходит, Пономарев… Значит, искать его надо.

– Ты молодец, Миша. Открытие сделал почти гениальное.

Легко сказать – искать… Где? Союз большой. Номер автомобиля Пономарева мы, конечно, уже сообщили в ГАИ, но пока он станет известным всем постам… Время-то уходит.

– Давай так, Миша… Ты встретишься с Гагуа и Мелкумовым, а я созвонюсь с Кириллом Борисовичем и съезжу на почту, попробую выяснить насчет корреспонденции Пономарева. Какое почтовое отделение, кстати, было у Клычева? Не помнишь?

– То же, что и у Пономарева. А-88. Думаешь, они тебе сообщат, где сейчас пребывает Иван Алексеевич? – съязвил он.

– Я думаю, Кузьмич, мы с тобой в приличный тупик попали – вот что я думаю!

…Итак, можно подвести кое-какие итоги. Я твердо знаю на данный момент лишь один факт: Клычев не убивал Галицкую. Не убивал, потому что умер – скажем так – раньше. Все остальное – уравнение со многими неизвестными. И решается оно практически без меня, потому что я занят другим уравнением: кто убил Клычева? Кто его мог убить? Да кто угодно! В том числе и Галицкая. Она ушла из жизни позже Клычева. И Галицкая знала учителя: Пономарева видела ее фото в семейном альбоме, который лежал в секретере Клычева. Между Святославом Павловичем и Ксенией Эдуардовной что-то было, потом произошел разрыв, и они много лет не встречались. Во всяком случае, не меньше трех, если иметь в виду, что сын Клычева – Павлик – родился в 1957 году. Ангелина Федоровна говорит, что Клычев не знал о сыне. Почему? Потому что она сама скрыла. А почему скрыла? Так велел муж. Можно этому верить? Можно, особенно если муж хочет чужого ребенка считать своим. А вот поверить, что любящая женщина однажды не “сломается”, сомнительно. Доказать я это пока не могу. Помочь может лишь сама Пономарева.

Когда Галицкая написала письмо Клычеву? Вероятно, в тот день, когда увидела в газете “Маяк” эго фотографию и прочитала Указ. Откуда она достала газеты? Это любопытный вопрос. Если Галицкая не приезжала в Салтановск, то кто из числа ее знакомых был здесь? И почему передал газеты? Значит, этому человеку было известно о ее знакомстве с Клычевым? Очень занятно, очень… В нашем областном городе несколько гот тысяч жителей. Попробуй узнать кто из них был в июне в Салтановске!.. А узнать между тем придется, и в наикратчайшие сроки. Придется справляться о всех командированных в этот период в Салтановск. Кому-то из наших парней достанется “веселая” работа, если учесть, что у нас довольно крупный, как говорится, промышленный, научный и культурный центр. А потом “фильтровать” до тех пор, пока пути этого “командированного” не пересекутся где-нибудь с Галицкой. Но ведь может так быть, что этот “командированный” вовсе и не из нашего города, а был проездом, передел газеты Галицкой и, ищи ветра в поле!

Я могу предполагать что угодно, только все равно обязан порекомендовать Полковнику включить в нашу схему “Командированного”.

Так, Галицкая написала письмо, а Клычев ответил резко, не пошел на компромисс: “…В свое время я пытался доказать тебе, что твой муж – мерзавец и подлец. Ты не поверила мне. Что ж, право последней проверки остается за тобой…” А ведь это очень важно! Как же я раньше не подумал? Именно потому, что Клычев оказался прав, она и начинала ему письмо. Ведь они же развелись с Игорем Михайловичем! И газета дала повод написать. Но Галицкая, очевидно, была гордая женщина. Она не могла сразу же признаться Клычеву в том, что он был справедлив в оценке ее мужа. Она попробовала для начала восстановить их отношения хотя бы в переписке. И получила жесткую отповедь. Что она должна была предпринять? Есть два варианта. Первый: пересилив себя, она решает ему больше не писать. Второй: она пишет Клычеву еще раз! А вот это я обязан проверить. Немедленно! Спокойнее, не надо суетиться… Я успею проверить, если вообще это возможно проверить. Письмо могло быть простым, и тогда его никак не проверишь. А если заказное? Галицкая должна была быть уверенной в том, что письмо дойдет до Клычева и он прочитает его. Думаю., оно было заказным. Если было, естественно. А заказные письма фиксируются. Еще один неясный момент. Почему письмо Клычева написано рукой Галицкой? На этот вопрос она смогла бы ответить лучше, но, увы… остается предположить, что все дело в эмоциях. Галицкая, получив отповедь Клычева, в ярости разрывает письмо. Но так как эмоции уступили потом место разуму, она пытается восстановить письмо. Да, да, восстановить и написать Клычеву новое письмо, в котором, может быть, откровенно признаться в своей ошибке и его правоте. К сожалению, мы пока ничего не знаем о жизни, характере Галицкой. На что она способна и на что не способна? Это там, дома, выясняет капитан Садыков. Нам надо уповать на бывшего мужа… А заодно не забыть поинтересоваться у Игоря Михайловича, откуда его знал Клычев и почему был о нем такого нелестного мнения. Правда, эта идея принадлежит не мне, а Минхану. Он сразу же сказал: “Чтобы понять это письмо, надо разыскать Галицкого. О нем ведь письмо…” И верно, получается, что о нем. Да-а, все бы славно, не будь строчки: “…У меня растет сын, у тебя – дочь…” С сыном более или менее понятно, а вот с дочерью Галицкой – полный туман. В ее паспорте дочь не вписана. Была у Галицкой дочь или нет? Не будь этой маленькой закавыки, все идет как по маслу. А если Галицкая была раньше замужем, носила другую фамилию и суд лишил ее по каким-то мотивам материнства? Может быть? Все может быть, хотя это уже из области фантастики. Но почему бы не пофантазировать? Да, но в таком случае Клычев имел в виду вовсе не Игоря Михайловича Галицкого, с которым у нее не было детей, а кого-то другого, бывшего мужа, если он… был! Начинать надо с загса, хотя Галицкая могла скрыть свое первое замужество. Первое, а если второе или третье?.. Такая женщина, такая красивая женщина могла себе позволить многократный брачный эксперимент Вот странно, я знаю нескольких очень красивых женщин, и все они почему-то несчастны в личной жизни… Так-так… А что же дальше? А вдруг эта красивая женщина взяла да и убила? Человека, которого любила, которого любит. Ангелина Федоровна – тоже красивая женщина. И тоже любила Клычева. А почему бы и нет? Почему бы не предположить такой же вариант и с Ангелиной Федоровной? У нее есть запасной ключ от квартиры Клычева; она заранее к нему приходит домой, пока он веселится в “Весне”; сидит, ждет, вся в расстроенных чувствах, свет, естественно, не зажигает. Клычев возвращается домой навеселе. Это ее еще больше злит – дополнительный раздражитель. Объяснение. Она сообщает Клычеву, что Павлик его сын. Клычев и слышать не хочет о том, чтобы завести семью, тем более разбивая чью-то. Он не хочет и огласки их бывших отношений, он вообще ничего не хочет и требует, чтобы его оставили в покое. Ангелина Федоровна понимает, что и здесь не может рассчитывать на поддержку. Это уж слишком: два человека, с которыми она связана интимными узами, обижают ее. И тогда она, быть может, в состоянии аффекта идет на убийство. У нее, кстати, есть ключ от гаража, где хранится канистра с бензином, а мужа дома нет… Э-э, бросьте, капитан Шигарев, лавры зарубежных детективных авторов не дают вам покоя!

А вот и дорогой друг, майор Сенюшкин!..

– Виктор, считай, что дуплетом!

– А если пояснее?

– Во-первых, Мелкумов, ну, тот, сосед Клычева…

– Миша, не тяни!

– Так вот, он видел Пономарева ночью около дома Клычева! У калитки.

– В ночь пожара?!

– Да. И, во-вторых, виделись очи, Гагуа с Пономаревым, вечером четвертого. Гагуа говорит, что Пономарев расстроенный был. Злой. Ни о чем не стал говорить, только автоген попросил.

– Что? Автоген?!

– Автоген! Гагуа дал ему автоген. Обижается, что до сих пор Пономарев так и не вернул его Очень обижен Гагуа. Говорит, что мужчины, друзья так не поступают,

Итак, неужели все-таки Пономарев?.. Иван Алексеевич Пономарев. Против него все больше и больше улик, Много косвенных, а одна – серьезная. Автоген, который он взял у Гагуа. Им можно было прорезать щель в стояке и инсценировать утечку газа Преступник, конечно, предполагал, что мы наткнемся на эту щель, даже рассчитывал на это. Щель очень тонкая, под гайкой, там, где нарезка. Мало ли по какой причине возникает такая щель. На редкость аккуратно прорезана… Но куда же исчез Пономарев?..