Текст книги "Фурцева"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Ни молебна, ни народной демонстрации устраивать не стали. Маршалов на руках не носили. Вождь не хотел возвышать кого-то из прославленных военачальников, чтобы военачальники не заблуждались: мол, раз они войну выиграли, то им теперь все можно.

Двадцать четвертого июня 1945 года в Москве состоялся Парад Победы. Принимать парад должен был Верховный главнокомандующий. Но возникла техническая трудность. Объехать войска, выстроенные на Красной площади, надо было на коне. Говорят, что Сталин даже пробовал ездить верхом. Но не получилось. Все-таки ему было шестьдесят шесть лет, а в кавалерии он не служил в отличие от маршала Жукова, чья военная карьера началась в драгунском эскадроне. За несколько дней до парада Сталин вызвал Жукова и приказал ему принять парад. Георгий Константинович поблагодарил, но дипломатично ответил, что эта честь по праву принадлежит Верховному главнокомандующему. «Я уже стар, – сказал Сталин, – а вы помоложе».

В Параде Победы участвовали сводные полки всех фронтов от Карельского до 4-го Украинского и сводный полк военно-морского флота. Не повезло летчикам: из-за непогоды они не смогли пролететь над Красной площадью. Небо заволокли тучи. Парад длился больше двух часов. Шел сильный дождь, поэтому демонстрацию отменили.

Мавзолей Ленина перестроили, появилась центральная трибуна. Отныне справа от членов политбюро выстраивались маршалы. Каждый фронт выставил сводный полк. По лицам солдат и офицеров с касок и козырьков фуражек стекали струйки воды. Но на кадрах сохранившейся хроники это совершенно незаметно. Участники парада, как и вся страна, были счастливы. Под барабанный бой двести солдат бросили к подножию мавзолея двести знамен разгромленной немецкой армии. Это был момент триумфа для всех, воевавших и не воевавших.

На следующий день после парада маршал Жуков собрал у себя на даче несколько близких ему генералов. Военачальники поднимали бокалы за Георгия Константиновича – выдающегося полководца, одолевшего фашистскую Германию. Разговоры на даче Жукова записывались, записи показали Сталину. Он был крайне раздражен, потому что настоящим победителем считал себя, а вовсе не Жукова…

Для Георгия Михайловича Попова эти дни были вдвойне праздничными. 12 июня 1945 года на объединенном пленуме МК и МГК ВКП(б) его избрали первым секретарем обкома и горкома партии. Вскоре, 18 марта 1946 года, он станет еще членом оргбюро и секретарем ЦК партии.

Приметы войны исчезали в столице одна за другой. Еще 30 апреля 1945 года решением правительства отменили светомаскировку. 16 сентября 1945 года открыли для посещения мавзолей Ленина. 21 сентября отменили введенное 19 октября 1941 года осадное положение.

Девятого октября 1945 года Попов обратился к заместителю председателя Совнаркома Николаю Алексеевичу Вознесенскому:

«В настоящее время в Москве создалось чрезвычайно тяжелое положение со снабжением населения продовольственными товарами. По октябрьским продовольственным карточкам до сих пор не производится продажа мяса, рыбы и жиров. Ввиду отсутствия запасов продовольственных товаров у наркоматов-поставщиков продукты могут быть не выданы населению по карточкам на октябрь месяц.

Москве выделяется значительный процент заменителей, так, например, по фондам мясопродуктов выделяются в большом количестве яичный порошок и омлет. Больше 2 тысяч тонн круп заменяется в октябре картофелем. Из общего фонда животных жиров 7300 тонн в третьем квартале масла сливочного было отпущено только 2 тысячи тонн. Мяса свежего при общем фонде мясопродуктов 20 тысяч тонн выделяется в квартал не более 4 тысяч тонн. Мало получает московское население свежей рыбы, риса, ядрицы и манной крупы. Повидло и джем отпускаются в счет нормы сахара как заменители…»

Еще по указанию покойного Щербакова вторые секретари райкомов лично отвечали за работу столовых и вообще за общественное питание. Занималась этим и Екатерина Фурцева. Во время войны поощрялись подсобные хозяйства, которые снабжали ведомственные столовые, и собственные огородики, которые помогли горожанам перенести голодные карточные годы.

Первого ноября 1945 года, накануне праздничных дней, Фурцеву вызвали на совещание в горком. Собрали секретарей райкомов и председателей райисполкомов. Председательствовал Попов. Обсуждалась предстоящая демонстрация. Выступал заведующий торговым отделом исполкома Моссовета Филиппов:

– Согласно решению правительства участникам демонстрации будет предоставлен ряд льгот в питании 7 ноября. Во-первых, каждый из них получит до начала демонстрации горячий завтрак по нормальной цене по следующим нормам: мясорыбопродукты – пятьдесят граммов, жиров – двадцать граммов, крупы – сто граммов, кондитерских изделий – двадцать граммов, хлеба – двести граммов. Вместо горячего завтрака можно давать холодный завтрак. В этом случае сто граммов крупы заменяется сдобой, равной по весу. Будут выданы специальные талоны на завтраки… Кроме того, правительство разрешило организовать по пути следования демонстрации продажу продуктов для ее участников по умеренным ценам, примерно на пятьдесят-шестьдесят рублей ниже цен Особторга. Так, например: горячие сосиски в Особторге двадцать семь рублей за сто граммов, а будут продаваться по десять рублей за сто граммов, то есть примерно по пять рублей за штуку. Сардельки – восемь рублей за сто граммов, котлеты московские жареные – четыре рубля за штуку, сыр плавленый в фасовке пять рублей за штуку, пельмени – сто граммов за три рубля, яйца вареные – пять рублей штука, пирожки с разным фаршем – пять рублей штука, булочки московские – пятьдесят граммов за два рубля… После демонстрации будет продажа пива и водки по нормальным ценам…

Начальник Главного управления московскими столовыми, ресторанами и кафе Наркомата торговли СССР Веселов подписал 21 декабря 1945 года приказ № 221 об открытии коммерческих чайных:

«В коммерческих чайных производить продажу чая парами чайников, хлеба ржаного и пшеничного (ситного), баранок, хлебобулочных и кондитерских изделий, спичек, курительной бумаги, водки, вино-водочных изделий и пива, горячих и холодных напитков…

Одному посетителю при заказе им чая или закусок или кулинарных изделий по его желанию отпускать:

а) хлеба не более 200 г; б) баранок или штучных хлебобулочных изделий не более 100 г; в) конфет 50 г весовых или восемь штук штучных или 100 г печенья или пряников…»

Все эти пока еще очень небольшие радости послевоенной жизни связывали с неустанной деятельностью вождя. Но в эти месяцы москвичи часто задавались вопросом: Что с ним случилось?

Сталин был кабинетным работником. По стране он не ездил и потребности такой не испытывал. Редко выступал, общался лишь с узким кругом доверенных лиц. Так что его мало кто видел, но люди хотя бы следили за ним по газетам. А после войны он стал периодически исчезать из поля их внимания, газеты ничего о Сталине не сообщали.

«Он самый могущественный и самый недоступный политик в мире, – писал о Сталине американский посол в Москве. – Он отрезан от внешнего мира и изолирован от собственного народа. Он только циркулирует между Кремлем и своей дачей по тщательно охраняемому маршруту. Его личная жизнь окружена тайной. Американцы в Москве даже не знают, где живет Сталин…

Для большинства русских Сталин – это имя и символ, человек, которого они никогда не видели… Насколько нам известно, он никогда не гуляет по московским улицам и почти никогда не посещает заводы или колхозы. Сообщения о том, чем он занимается повседневно, не публикуются. Как и перечень гостей, которых он принимает.

Нам такая жизнь кажется странной. Даже работает Сталин в Кремле в другое, чем мы, время. Он работает после полудня и до утра, поэтому редкие встречи с иностранными дипломатами назначаются в промежутке от девяти вечера до полуночи».

Телевидения тогда не было, и народ не представлял, как именно выглядит стареющий вождь. На портретах он был по-прежнему молод и полон сил. Но он постоянно болел. У него после войны было два инсульта. Но об этом нельзя было говорить.

Судя по тому, что с середины 1930-х годов к нему стали приглашать известного профессора-кардиолога Владимира Никитича Виноградова, вождь страдал от высокого давления, атеросклероза. Виноградов, являвшийся действительным членом Академии медицинских наук, известен своими трудами по диагностике и лечению инфарктов миокарда. Сталин жаловался окружающим на головные боли, что естественно для хронического гипертоника.

Вождь позаботился, чтобы соотечественники знали о нем только то, что им позволено знать. Личная жизнь и состояние здоровья Сталина были высшим государственным секретом… Когда Сталин болел, он никого к себе не допускал. Уезжал лечиться на юг, не разрешал себя навещать. Сохранились результаты анализов, которые у него брали. Только выписывались медицинские направления на другое имя – обычно офицера Главного управления охраны Министерства госбезопасности. Он не нуждался ни в чьем сочувствии и не хотел, чтобы кто-то знал о его недугах. Все должны считать, что вождь здоров и работает. Работает даже в отпуске.

После войны Сталин ежегодно проводил на юге три-четыре месяца. Москву возвращался обыкновенно к 21 декабря, к своему дню рождения.

О своем здоровье Сталин заботился. Многие годы он почти непрерывно курил трубку. Однажды главный редактор «Правды» Дмитрий Трофимович Шепилов ему сказал:

– Товарищ Сталин, вы так много курите. А ведь вам, наверное, это нельзя?

– Вы невнимательны, – ответил Сталин, – я же не затягиваюсь. Я просто так: пых-пых. Раньше затягивался, теперь не затягиваюсь.

Так что вождь прислушивался к рекомендациям врачей.

– Когда говорят, что Сталин не заботился о своем здоровье, гнал докторов и лечил его Поскребышев, это не соответствует действительности, – рассказывал профессор Владимир Павлович Наумов, который разбирал личные документы вождя. – Поскребышев отвечал за приглашение врачей. И он первым глотал все таблетки, которые прописывались Сталину!.. Этот средневековый способ избежать отравления – еще одно свидетельство того, что Сталин боялся за свою жизнь и никому не доверял.

Многие люди работали в секретариате Сталина. Одних он выдвинул на повышение, от других избавился. Только одного Поскребышева постоянно держал возле себя. Должность Александра Николаевича называлась по-разному. В 1923–1924 годах он руководил управлением делами ЦК. С 1924 по 1929 год был помощником секретаря ЦК, затем его сделали сначала заместителем заведующего, а затем и заведующим секретным отделом ЦК (делопроизводство политбюро и личная канцелярия Сталина). В соответствии с новым уставом ВКП(б), который был принят на XVII съезде в 1934 году, секретный отдел ЦК переименовали в особый сектор. Поскребышев был поставлен заведовать этим сектором 10 марта 1934 года.

Он рассказывал, как руководил всей сталинской канцелярией:

«Все документы, поступавшие в адрес т. Сталина, за исключением весьма секретных материалов МТБ, просматривались мною и моим заместителем, затем докладывались т. Сталину устно или посылались ему по месту его нахождения».

Поскребышев получил генеральские погоны. Его сделали депутатом Верховного Совета и даже председателем комиссии законодательных предположений Совета Союза. После XIX съезда (1952 год) он стал именовать себя секретарем президиума и бюро президиума ЦК. Но он как был, так и остался необразованным и малограмотным человеком. Аппаратный склад ума помогал ему угадывать желания вождя, когда речь шла о внутриполитических интригах.

Высшие руководители, как правило, не отличались крепким здоровьем. Сказывались тяжелые нагрузки военного времени и неправильный образ жизни. Мало кто занимался физкультурой, зато почти все переедали, не ограничивали себя в спиртном, много курили. В недрах аппарата в 1947 году подготовили проект совместного постановления ЦК ВКП(б) и Совета министров, направленного на оздоровление политической элиты:

«Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров Партии и Правительства показал, что у ряда лиц обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни.

ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР считают, что сохранение здоровья и трудоспособности руководящих работников Партии и Правительства является государственным, а не только их личным делом. В целях максимального сохранения здоровья руководящих кадров и для предупреждения преждевременного снижения их трудоспособности ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР постановляет:

1. Установить следующий распорядок дня и режим работы для руководящих работников Партии и Правительства:

а) начало рабочего дня – в 13.00, конец рабочего дня не позднее 1 часа ночи с двухчасовым перерывом для обеда и дневного отдыха. В субботние и предпраздничные дни заканчивать работу не позднее 20.00;

б) запретить работу в выходные и праздничные дни;

в) запретить проведение заседаний и совещаний в промежуток времени от 17.00 до 20.00; установить длительность совещаний не более 3 часов. Курение во время заседаний запретить…

2. Считать обязательным для каждого руководящего работника использование ежегодно месячного очередного отпуска. Для лиц, нуждающихся в санаторно-курортном лечении, должны быть установлены по медицинским показаниям время и длительность отпуска, а также и место его проведения.

3. Обязать руководящих работников Партии и Правительства строго выполнять назначенный врачами пищевой режим, предусматривающий характер питания и приемы пищи не менее трех раз в день. Для организации рационального и лечебного питания передать столовую МГБ СССР в ведение Лечебно-Санитарного Управления Кремля…»

Молодым ушел из жизни Щербаков. Вслед за ним умер член политбюро и секретарь ЦК Андрей Александрович Жданов. Сам Сталин старел и дряхлел на глазах.

В первых числах октября 1946 года он уехал на юг отдыхать.

Об уходе вождя в отпуск в газетах, ясное дело, не писали. Показалось, что Сталин просто исчез, и никто из чиновников не решился объяснить, где он. Иностранные журналисты стали говорить, что его отправили в отставку, что он тяжело болен или вообще уже умер, только русские не знают, как об этом сообщить. Слухи в Москве распространялись с поразительной быстротой. Секретарь райкома Фурцева тоже не знала, где Сталин, но многие думали, что уж ей-то все известно.

Двадцать восьмого ноября 1946 года заместитель заведующего оргинструкторским отделом МГК Каплан и заведующий сектором информации Подельщиков доложили Попову о политических настроениях среди трудящихся:

«Среди рабочих и служащих имеют место многочисленные разговоры, связанные с отсутствием т. Сталина на торжественном заседании 6 ноября, посвященном 29-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и на параде

7 ноября, и что приказ подписывает т. Булганин. Многие высказывают предположение, что отсутствие т. Сталина на торжествах обусловлено его болезнью, и выражают тревогу и сожаление в связи с этим.

Работница трамвайного депо им. Щепетильникова (Советский район) т. Финисова с волнением сказала: „Я была поражена, когда 7 ноября не увидела т. Сталина на трибуне. Только ради того я шла на демонстрацию, чтобы посмотреть на нашего любимого вождя. Что случилось? Не заболел ли он? Ведь в газетах не сообщалось, что т. Сталин находится в отпуске“.

„В народе распространяются слухи, будто бы т. Сталин болен, – заявил рабочий завода „Котлоочистка“ (Красногвардейский район) т. Беляев, – и действительно, чем можно объяснить его отсутствие на торжественном заседании и на параде? Неудивительно, если это правда. Ведь т. Сталин вынес на своих плечах всю тяжесть войны. Наверное, он подорвал свое здоровье“.

Слесарь типографии „Красное знамя“ (Коминтерновский район) т. Зайцев в частной беседе уверял группу рабочих, что будто бы произошло крушение поезда, в котором ехал т. Сталин на юг отдыхать, и что в данное время он находится в тяжелом состоянии.

Работница этой же типографии, член ВКП(б) т. Розова, услышавшая этот разговор, обратилась в партбюро с требованием установить точность данной информации, заявив при этом: „Всех нас глубоко волнует состояние здоровья т. Сталина. Мы должны знать истинное положение, а не пользоваться непроверенными слухами…“»

Московский партийный аппарат получил указание искоренить зловредные слухи и призвать народ к бдительности.

С окончанием войны люди связывали огромные надежды: они жаждали спокойной и сытной жизни. Но надежды не сбылись. Осенью 1946 года начался жестокий голод.

Надо сказать, что голодали и другие победители. Урожай 1946 года был очень скудным на всем Европейском континенте. Затем последовала суровая зима. В Англии по карточкам давали меньше продовольствия, чем во время войны. После войны шутили: у Англии остались только два ресурса – уголь и национальный характер.

Министр заготовок Борис Александрович Двинский (бывший помощник вождя) писал Сталину, что важнейшие области России, Украины и Молдавии «охвачены неурожаем, в Сибири и Казахстане из-за длительных дождей хлеб медленно убирается и промокает на корню, много погибло по стране озимых и яровых культур, резко сократились посевы крупяных культур, мы быстро проедаем наши хлебные запасы».

Шестого сентября 1946 года политбюро приняло решение: из-за засухи и низких хлебозаготовок «отмену карточной системы на продовольственные товары перенести на 1947 год» и повысить цены на продовольствие, распределяемое по карточкам (хлеб, мука, крупы, мясо, масло, рыба, сахар, соль). Соответственно возросли цены в заводских и учрежденческих столовых.

Шестнадцатого сентября 1946 года заведующий торговым отделом исполкома Моссовета Филиппов подписал распоряжение № 548:

«а) Продажу черной икры по нормированным ценам прекратить повсеместно и по всем назначениям;

б) обеспечить немедленное снятие остатков черной икры на складах, в торговой сети и предприятиях общественного питания, составляя акт о наличии черной икры в установленном порядке, и представить копии акта продовольственному сектору Горторготдела…

в) продажу черной икры организовать без карточек по коммерческим ценам за 1 кг:

Белужья, калужья, осетровая, стерляжья, зернистая, баночная: высш. сорт – 900 руб. 1-й сорт – 800 руб. 2-й сорт – 700 руб.

Белужья, калужья, осетровая, шиповая, севрюжья, зернистая, бочковая:

высш. сорт – 600 руб.

1-й сорт – 550 руб.

2-й сорт – 500 руб.

Севрюжья, шиповая, зернистая, баночная, также и паюсная баночная, мешочная всех осетровых рыб:

высш. сорт – 800 руб.

1-й сорт – 700 руб.

2-й сорт – 600 руб.

Паюсная бочковая всех осетровых рыб:

высш. сорт – 700 руб.

1-й сорт – 650 руб.

2-й сорт – 600 руб.

Продажу организовать в приспособленных для этой цели магазинах и предприятиях общественного питания (наличие холода, наличие оборудования и опытных продавцов)».

Цены на икру мало интересовали даже секретаря райкома Фурцеву. А вот повышение цен на самые обычные продукты было неприятным сюрпризом. Задача Екатерины Алексеевны состояла в том, чтобы не допустить всплеска недовольства в районе.

По всей стране заранее провели собрания партийных активов, на которых объяснялась необходимость принятых мер.

«Во многих городах, в том числе в Москве, – докладывал в политбюро начальник Управления ЦК ВКП(б) по проверке партийных кадров Николай Семенович Патоличев, – населению стало известно о повышении пайковых цен. В магазинах в связи с этим создаются очереди, население пытается выбрать продукты полностью за сентябрь».

Георгий Попов 25 сентября 1946 года провел совещание секретарей райкомов:

– Мы с Черноусовым в воскресенье были в Можайском районе. Там все дороги разбиты, машина еле проходит. Если сейчас Москва и Московская партийная организация основательно не помогут и не возьмут дело в свои руки, то у нас в Москве картофеля не будет… Я считаю, что лучше нам пожертвовать на полтора месяца и машинами, и людьми, но обеспечить год сытой жизни… Нужно послать народ на копку картофеля… Люди, которые будут работать на картофеле, будут получать каждый десятый мешок…

Двадцать седьмого сентября появилось новое постановление правительства «Об экономии в расходовании хлеба» – оно сокращало количество людей, получавших продуктовые карточки. Лишение карточек было тяжелым ударом. Чтобы изменить настроения в обществе, с 1946 года стали демонстративно проводить снижение цен. Фактически ничего в жизни людей не менялось, отмечают историки, но люди были благодарны Сталину. В реальности в эти годы цены на продукты выросли в два – два с половиной раза.

Трудности московской жизни почувствовал на себе и посол Соединенных Штатов в Советском Союзе генерал-лейтенант Уолтер Беделл Смит, бывший начальник штаба войск союзников. Он был выходцем из бедной семьи. Высшего образования не получил. Единственный генерал в американской армии, не окончивший военное училище в Вест-Пойнте, из-за чего кадровые офицеры смотрели на него свысока. В Вашингтоне рассчитывали, что простой человек найдет общий язык с большевиками.

Он оставил подробные воспоминания о своей работе в Москве. Смита предупредили, что в послевоенной России сплошной дефицит, достать ничего нельзя, и большую часть года очень холодно.

Собираясь в дальнюю дорогу, посол с женой закупили часы, ремешки для часов, авторучки, бритвы и лезвия к ним, радио, лампочки, фен для сушки волос, утюги, батарейки, пылесосы, тостеры, чернила, книги, игральные карты, поздравительные открытки, рождественские украшения, скатерти, пепельницы, свечи, замки, пластинки, иглы, вешалки для одежды, мыло, щетки для чистки обуви, оберточную бумагу, открывалки и штопоры, фонарики, спички, термосы, лекарства, салфетки, косметику, заколки для волос, коньки и лыжи, теннисные ракетки и мячи, а также подарки для будущих дней рождения…

Все, у кого были друзья в Москве, попросили посла что-то прихватить для них. В результате самолет был забит припасами, включая свечи для алтаря небольшой католической церкви, которую открыли в Москве в соответствии с договоренностью президента Франклина Рузвельта и наркома иностранных дел Максима Литвинова…

«Мое первое впечатление – серость, – рассказывал Смит. – Москва хуже всего выглядит ранней весной, когда покрытый сажей и грязью снег оседает и город становится тусклым и однообразным. Одежда москвичей напомнила мне Пекин зимой… Многие дома в очень плохом состоянии, хотя я не видел следов серьезных бомбардировок, как в Лондоне и Берлине…»

Жизнь в Москве недавнему армейскому офицеру показалась более трудной, чем в разрушенной и оккупированной Германии, где он прежде служил. Первая проблема возникла из-за завтрака. В штате Индиана, где вырос Смит, к завтраку относятся серьезно. Это пара яиц и солидный кусок ветчины. Когда посол и его жена приехали в Москву, существовала карточная система. Послу полагалось пятнадцать яиц в месяц. Его жене, хотя в Советском Союзе говорили, что женщины и мужчины равноправны, полагалось только десять. На рынке яйца стоили безумно дорого. Смиты решили купить несколько кур, чтобы обеспечить себя яйцами.

«Это легко сказать, но трудно сделать, – вспоминал посол. – В Советском Союзе нельзя просто сесть в машину, поехать на ферму и купить цыплят. Такие операции можно провести только через правительство, а бюрократические пути медленны и сложны. Обратились в Бюро по обслуживанию иностранцев. Наш запрос переадресовали в Министерство сельского хозяйства. Сотрудник министерства в сопровождении машины с охраной повез нас по Ярославскому шоссе на птицеферму, где нам устроили ужин с водкой и шампанским. Цыплята были доставлены в Спасо-хаус, и моему примеру последовали другие послы».

В декабре 1947 года продовольственные карточки отменили, дипломатические лавки закрыли. Иностранцам предстояло покупать продукты в обычных магазинах и на рынке. Американки испытали шок, познакомившись с ценами в московских магазинах. Они были просто невероятно высоки для людей, живущих на зарплату.

«Мы организовали кооператив, – рассказывал посол, – и стали заказывать консервированные продукты в Америке. Всякий раз, когда посольский самолет прилетал из Берлина, он привозил продовольствие. А вот когда правительство ввело ограничение на ввоз беспошлинного продовольствия, всем пришлось покупать еду в дорогих московских магазинах. Гражданам Америки с супермаркетами и дешевыми магазинами на каждом шагу трудно представить себе условия жизни в Москве, где полностью отсутствуют вещи повседневного обихода, которые мы воспринимаем как данность…

Немногие в Соединенных Штатах понимают, как тяжело приходится русскому человеку трудиться, чтобы заработать то немногое, что он получает, и какое давление на него оказывается, чтобы он увеличивал продолжительность и напряженность труда. Советскому рабочему приходится работать почти пять часов, чтобы заработать на дюжину яиц, американскому рабочему – тридцать восемь минут. Ради пачки сигарет советский рабочий трудится два часа, американский – четыре минуты. На пару мужской обуви американец заработает за полчаса, советский за сто четыре часа».

В отличие от американских дипломатов и их семей москвичи не имели возможности создать кооператив и заказывать продукты там, где они подешевле…

Лучше всего о трудностях жизни в столице были осведомлены чекисты. В 1946 году начальником управления МГБ по Московской области стал генерал-майор Иван Иванович Горгонов. Прежде он служил у Абакумова в Главном управлении военной контрразведки СМЕРШ, возглавлял первый отдел (агентурно-оперативная работа в центральном аппарате Наркомата обороны). Став министром госбезопасности, Абакумов доверил Горгонову ключевой пост – руководить госбезопасностью в столице.

Тридцать первого декабря 1946 года генерал Горгонов отправил министру Абакумову спецсообщение о настроениях в столице:

«Военной цензурой при обработке корреспонденции, исходящей от населения г. Москвы в адрес военнослужащих Советской Армии, с 27 ноября по 28 декабря 1946 г. зарегистрировано 1186 писем, содержащих жалобы на продовольственные затруднения…

„Моя жизнь хуже твоей: картошку без масла кушаю два раза в день, кусочек хлеба граммов сто, ибо на себя не получаю ни одного грамма, безработная…“

„Я работать не могу, у меня совершенно отнимаются ноги и спина. Собираю кусочки в булочной, но очень гоняет милиция…“

„Мы с Аней живем в ужасных, условиях – голодаем. Аня пухнет, болеет, не учится. Я сама больная, нет ни сил, ни энергии…“

„Питаюсь неважно, кушаю одну картошку и хлеба 400 г, и вот моя еда – ни сыт, ни голоден. Едва ноги таскаю. Мы с этого пайка должны умереть. Взять негде, и денег нет“:

„Что на карточку получаем, то все продаем. Продаем, а на эти деньги хлеб выкупаем. По 300 г хлеба съедаем, а варева не потребляем…“

„У нас есть только один хлеб. Много на хлебе не. проживешь. Картошка на рынке 10 руб. килограмм. Купить картошку можно раза два в месяц, а потом клади зубы на полку…“

„Все время варят капусту да турнепс, который готовили для скота. Спасибо тому, что получаем хлеба 650 г на день, только этим и живем, то есть существуем. На одном хлебе тоже долго не будешь существовать…“

„Все так стало дорого, просто ужас. Маме теперь не стали давать рабочую карточку, она стала получать служащую. В общем, мы на двух карточках живем вчетвером. Идем в школу голодные и приходим из школы – есть нечего…“»

Московские власти пытались скрасить жизнь горожан, но располагали довольно скромными возможностями. 31 марта 1947 года Георгий Попов в роли председателя исполкома Моссовета подписал распоряжение об открытии коктейль-холла в доме 32 по улице Горького. Это местечко станет знаменитым на всю страну и будет увековечено в литературе. Коктейль-холл был зримым свидетельством новой жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата.

Секретарь горкома по промышленности Николай Павлович Фирюбин на совещании управляющих делами и секретарей партийных организаций наркоматов и ведомств потребовал экономить электроэнергию:

– Московские организации получили возможность увеличить отпуск электроэнергии населению в три раза. Что это значит, товарищи? Это значит, что за все годы войны каждый житель Москвы имел право жечь одну лампочку мощностью в пятнадцать ватт на площади пятнадцать квадратных метров, если же площадь была тридцать квадратных метров, он мог жечь две лампочки. Теперь мы увеличили этот лимит в три раза… И вот сейчас у нас складывается обстановка такая, что мы за последнее время вынуждены отключать быт… Вчера целые районы были отключены от снабжения электроэнергией, причем районы не только окраинные, но и в центре. Скажем, вчера был отключен Арбат на некоторое время… А отключать никак нельзя, потому что довольно! – население должно, наконец, почувствовать хотя бы элементарные удобства жизни, почувствовать, что годы уже не военные, что есть свет… А у нас во время войны целый ряд поселков, таких как Дубровский, Кожухово, Фили, были отключены. Люди вставали в темноте и после работы возвращались в темноту… У нас за последнее время, я бы сказал, распространилась очень вредная болезнь… Она называется светоманией. Некоторые руководители считают, что надо даже там, где нет необходимости, обязательно дать свет, ввернуть лампочки… Товарищи просто стали благодушествовать, перестали по-настоящему бороться с расточительством электроэнергии… Открыто производят самодельные нагревательные агрегаты. Ведь мы знаем, как это просто делается: на трубу накручивают провод и даже на кирпич. Это варварство включают в цепь, и оно ведет к тому, что мы теряем сотни тысяч киловатт электроэнергии, которую мы могли бы дать бытовому потребителю – школе, больнице, родильному дому и бане… Что нужно сделать, товарищи? Категорически надо запретить использование нагревательных приборов в учреждениях. При наличии где-нибудь плиток поднимать шум. Это преступление! Такого человека надо наказывать по всем статьям… Соберите профоргов, месткомы, включите в это дело комсомольские организации… Пусть наблюдают, посты наблюдения расставят, чтобы каждый видел, что за этим следят, чтобы мучился человек, – если ушел с работы и не выключил лампочку у себя на столе…

Накормить людей власть была не в состоянии. Зато могла напугать и отбить желание жаловаться и говорить о трудностях. Послевоенное время запомнилось масштабными идеологическими акциями. Они начались с громких постановлений о литературе, музыке, кино. Самые знаменитые из них появились в голодном 1946 году – «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» (от 14 августа) и «О кинофильме „Большая жизнь“» (от 4 сентября).