Текст книги "Узбекистан на историческом повороте"

Автор книги: Леонид Левитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Вспоминаются слова, сказанные в самом начале уходящего века, о том, что русская история не смолола еще муки, из которой можно было бы испечь пирог русской демократии. Печально, что по прошествии почти ста лет эти слова продолжают оставаться справедливыми и в отношении России, и в отношнии Узбекистана. Хотя у Узбекистана и мука, и пирог будут, несомненно, другого качества и другого вкуса.

Конституционализм в Узбекистане, как и в других странах СНГ, в значительной мере существует в настоящее время вне перечисленных выше условий. Он не интегрирован еще в узбекскую культуру, он пока еще сам по себе. В таком виде конституционализм всего лишь продукт политической власти, ее атрибут. Как продукт власти, Конституция Узбекистана вне власти не имеет самостоятельного значения. Источник силы такой конституции не в обществе, а в государстве. И в этом своем качестве конституция не в состоянии предотвратить кризисы государственности. Напротив, эти кризисы означают в то же время кризисы конституционализма. Однако и такая конституция является важной политической реальностью, обладает большой юридической ценностью. У нее есть и своя история, и своя собственная логика развития.

Конституционный перекресток

Недавно мне в руки попала программа курса "Основы политологии", разработанная в Институте философии Российской академии наук. В ней в разделе "Общее и особенное в процессе перехода России к новому политическому режиму" имеется пункт: "Принятие конституции как конъюнктурный фактор начала перехода к новому режиму". Вот как! Конъюнктурный фактор. И не больше.

Между тем, как свидетельствует опыт Узбекистана и других постсоветских стран, не так все просто. Во всяком случае, я бы воздержался от столь категоричного утверждения, какое сделали российские политологи. Однако по прошествии времени нельзя не признать, что многие государственные институты в постсоветских странах действительно создавались в спешке. В спешке принимались и законы.

В России вскоре после неудавшегося августовского путча 1991 г. на страницах печати развернулись дискуссии по конституционным проблемам. Были многочисленные призывы к незамедлительной разработке и принятию новой российской конституции. Многие политики и ученые утверждали, что российское общество подошло к такой черте, когда нужно окончательно определиться, в каком направлении пойдет социально-политическое и экономическое развитие страны – в демократическом и рыночном или каком-то другом. Такая твердая позиция могла, по их мнению, воплотиться не в заявлениях форумов, не в декларациях политических деятелей, партий и движений, а только в конституции. Только конституция, объясняли сторонники подобного подхода, носитель политико-правового кредо общества, исторически такой документ, как конституция служит выразителем демократии, ограждает людей от произвола власти и обеспечивает их права и свободы.

Здесь, правда, невольно возникал вопрос: а как же принятая за несколько месяцев до начала Большого террора и буквально освятившая его сталинская конституция 1936 г.? Или брежневская конституция 1978 г., давшая зеленый свет коррупции в высших эшелонах власти, подавлению национальных культур и прочим беззакониям? Но это уже реплика в сторону.

Не менее многочисленными были сторонники другой точки зрения. Они говорили и писали о том, что в обстановке бедственного экономического положения и драматически разворачивающихся реформ сама постановка вопроса о конституции, ее концепции несвоевременна и все эти споры-раздоры по конституционным делам не более чем политические игрища, борьба политических страстей; в данный момент необходимо сосредоточить все силы на решении насущных дел, на постепенном разрешении узловых проблем.

Помню предостережение одного весьма уважаемого ученого и публициста. Он сказал: "Если мы примем сейчас конституцию, она будет домом, построенным на песке и без свай. Тех самых свай, которые уходят глубоко в культурные пласты и обеспечивают органическую связь политической надстройки с массовым сознанием и поведением".

Какое мнение было правильным? Положа руку на сердце, скажу, что и сегодня на этот вопрос трудно дать однозначный ответ.

Может быть, я ошибаюсь, но считал тогда и считаю сейчас, что созданию демократической конституции (не только как политического документа, но и как базового источника правовых норм в постсоветской стране) должны предшествовать определенные предпосылки, должен быть наработан известный опыт самостоятельной государственной жизни, опробированы путем экспериментов различные варианты организации государственной власти. Нельзя же такие вещи извлекать из головы, какой бы умной она ни была, или компилировать без учета конкретно-исторических условий из чужих конституционных текстов.

Мне казалось, что надо принять не конституцию, а, условно говоря, Временный конституционный акт переходного периода. Аргументы здесь следующие. Динамизм переходного периода неизбежно и достаточно быстро приведет к необходимости вносить в конституцию поправки, связанные хотя бы с перераспределением функций и полномочий между ветвями власти, в организацию избирательной системы, местного самоуправления. Не случайно в Польше, в антисоветской и ожесточенно антимосковской Польше сохранялась просоветская конституция 1952 г. И только в 1992 г. была принята Малая конституция – пакет поправок к конституции 1952 г. В Венгрии конституция 1949 г. действовала до 1989 г. И тогда не была принята новая Конституция, а только изменена и дополнена старая.

Помню, что в мае 1992 г., в бытность мою государственным советником Президента Акаева, я высказывал ему свои соображения в связи с подготовкой проекта Конституции Кыргызстана. Акаев меня очень внимательно выслушал, подумал и сказал, что, возможно, мои аргументы юридически и верны, но в политическом плане они даже не предмет для дискуссий. "Если я представлю такой временный конституционный акт Верховному Совету, – говорил он, – его, безусловно, отвергнут. Во всех странах СНГ полным ходом идет работа над нормальными конституциями, а мы какой-то временный акт предложим народу?"

Кстати говоря, Конституция Украины была принята более чем через три года после Конституции Кыргызстана, и никакой политической дестабилизации из-за этого не возникло. Качество же конституции, безусловно, выиграло.

В Узбекистане таких споров не было. Установка была однозначная: безотлагательно готовить проект конституции и как можно быстрее принять ее. Проект конституции прошел экспертизу в юридических инстанциях Франции, Германии и Великобритании и был после всенародного обсуждения принят на сессии Верховного Совета 8 декабря 1992 г. В течение одного дня.

Убежден, так конституции не принимают. Через год, 8 декабря 1993 г., Верховный Совет изменил статью 77 конституции, увеличив количество депутатов будущего Олий Мажлиса до 250. (Это, кстати, единственный случай на всем постсоветском пространстве, когда количественный состав парламента определялся уже новой конституцией.) Мне известны мотивы такого решения и они не кажутся убедительными, но дело, как говорится, хозяйское. Я привел этот факт для подтверждения мысли (как бы помягче сказать) о несколько торопливом подходе к разработке и принятию конституции.

В итоге в конституционном соревновании стран СНГ под девизом "Кто первый?" Узбекистан занял второе место. Его опередил только Туркменистан, где Конституция была принята 18 мая 1992 г. Далее идут: Казахстан – 28 января 1993 г. (30 августа 1995 г. в этой республике вынуждены были принять новую конституцию); Кыргызстан – 5 мая 1993 г. (конституция дважды изменялась и дополнялась на референдумах 10 февраля 1996 г. и 17 октября 1997 г.); Россия 12 декабря 1993 г.; Беларусь – 16 марта 1994 г. (24 ноября 1996 г. принята новая конституция); Молдова – 29 июля 1994 г.; Таджикистан – 6 ноября 1994 г.; Армения – 5 июля 1995 г.; Грузия – 24 августа 1995 г.; Азербайджан – 12 ноября 1995 г.; Украина – 28 июня 1996 г.

А зачем, собственно говоря, спешили, какая в этом была нужда?

В книге Карлайла, на которую я уже не раз ссылался, есть раздел, который называется "Конституция Каримова". Там, в частности, написано следующее: "Конституция 1992 г. не просто узаконила стремление Каримова к сильной президентской власти... В умах создателей конституции присутствовала оглядка на иностранную аудиторию. Президенту Узбекистана необходимо было усилить свою легитимность путем конституционного закрепления узбекской модели представительной демократии"

(с. 172-173).

Оглядка на иностранную аудиторию, конечно же, присутствовала. Мне один из разработчиков конституционного проекта так и сказал: "Мы должны были как можно быстрее показать свою причастность к клубу западных демократий". Но, думаю, было и другое. Победившие революции, даже если они бархатные или еще более мягкие, не могут не привести самые трезвые головы в состояние, которое называется эйфорией. Очень часто даже самым прагматичным лидерам не удается избежать в подобные исторические мгновения иллюзий и утопических версий дальнейшего развития событий.

Наиболее разумно и трезво из всех стран СНГ поступили на Украине. Приняли конституцию в июне 1996 г., уже имея и некоторый опыт своей постсоветской государственной жизни, и возможность трезво оценить конституционную практику других постсоветских государств. Все это способствовало улучшению качества конституции. И, кстати говоря, никто на Западе не предъявил украинцам никаких претензий по поводу того, что конституция появилась у них в 96-м, а не в 92-м г.

Один из ответственных работников в Узбекистане, к которому я отношусь с искренним и глубоким уважением, в ответ на мои критические замечания по поводу конституции сказал: "Зря вы так. Наша конституция очень высоко оценена на Западе". Что ж, в Конституции Узбекистана действительно закреплены все основные постулаты западного конституционализма. Точнее – почти все.

Среди постулатов конституционализма есть один, самый важный – реальность той или иной конституции. Хотя формально-юридически Конституция Узбекистана заняла достойное место в конституционном поле современности, хотя статьи ее, особенно о правах и свободах человека, самой высокой правовой и нравственной пробы, живой по целому ряду параметров ее назвать нельзя. Она скроена и сшита по меркам западных стран с давними демократическими традициями, с сильным гражданским обществом. В Узбекистане другой национальный менталитет, другая социокультурная, экономическая и политическая инфраструктура.

Президент Каримов адекватно оценивает ситуацию. Вот что он говорит по этому поводу: "Можно создать идеальный свод законов, конституцию, принять законы о правах человека, национальных меньшинствах, создать систему национальных институтов прав человека. Все это у нас есть, но я один вопрос задам: а вот человек, который живет в глубинке, как его мышление изменить, как его поднять до общепризнанных стандартов? Он продолжает жить теми нормами, которые были приняты за 75 лет советской власти" (Народное слово, 12.11.1997).

Позволю себе добавить. Человек в узбекской глубинке живет не только по нормам бывшей советской власти, но и в неменьшей мере по нормам, сложившимся в течение многовековой истории своего народа, закрепленным в его социальной памяти. В этих нормах свое особое, узбекское понимание демократии, включающее в себя идею общинности, особую роль махалля, производственную и бытовую кооперацию. Собственно говоря, ответ на свой вопрос дает сам же президент. Вот что он говорил по поводу специфики демократии в Узбекистане на первой сессии Олий Мажлиса в феврале 1995 г.: "Демократические институты должны отражать менталитет, особенности культуры нашего народа. Известно, что западный образец демократии основан на философии индивидуализма, чрезмерной политизации масс. Восток же предполагает демократию, основанную на идее коллективизма, патернализма, приоритете общественного мнения..."

Словом, конституция неразрывно связана с прошлым, настоящим и будущим народа. Поэтому строить конституционные проекты необходимо в контексте истории страны, привязывая их к историческим ее перспективам.

На конституционной волне

Сколько бы критических стрел ни направлять в адрес конституционализма в Узбекистане, как бы строго ни оценивать его, нельзя отрицать того воздействия, которое оказала конституция на развитие всей правовой системы страны.

В соответствии с конституцией, Олий Мажлис первого созыва на пятнадцати сессиях принял 10 кодексов, 145 законов, внес 216 изменений и дополнений в действующие законодательные акты. В развитие различных конституционных норм было издано более шестидесяти указов Президента.

Конечно же, качество законодательной системы определяется не количеством принятых законов, а их реализацией. Основанные на конституционных принципах и нормах законы и указы, принятые в Узбекистане, нацелены на реформы, на преобразования всей общественной системы страны, на изменение образа жизни людей. Их можно разделить на пять групп.

Первая группа – это законодательные акты, касающиеся основ государственного строительства. В их числе законы: "О выборах Президента Республики Узбекистан", "О выборах в Олий Мажлис Республики Узбекистан", "О выборах в областные, районные и городские Советы народных депутатов", "О Центральной избирательной комиссии Республики Узбекистан" (все в редакции от 26.12.1997 г. и от 19.08.1999 г.), "Об органах местного самоуправления" (02.09.1993 г. в редакции от 14.04.1999 г.), "О политических партиях" (26.12.1996 г.).

"Рыночное законодательство" образует вторую, наиболее насыщенную законами группу. Это прежде всего Гражданский кодекс (часть первая – 21.12.1995 г., часть вторая – 29.08.1996 г., Земельный кодекс (30.04.1998 г.), Налоговый кодекс (24.04.1997 г.), законы "О предпринимательстве и гарантиях деятельности предпринимателей" (14.04.1999 г.), "Об инвестиционной деятельности" (24.12.1998 г.), "О договорно-правовой базе деятельности хозяйствующих субъектов" (29.08.1998 г.), "О сельскохозяйственном кооперативе (ширкате)" (30.04.1998 г.), "О дехканском хозяйстве" (30.04.1998 г.), "О фермерском хозяйстве" (30.04.1998 г.), "О банках и банковской деятельности" (25.04.1996 г.), "О стимулировании и развитии частного предпринимательства" (21.12.1995 г.).

В третью группу входят законы, относящиеся к основным правам и свободам граждан. В их числе Трудовой кодекс (21.12.1995 г.), Жилищный кодекс (24.12.1998 г.), Семейный кодекс (30.04.1998 г.), законы "Об обжаловании в суде действий и решений, нарушающих права и свободы граждан" (30.08.1995 г.), "О дополнительных льготах женщинам" (14.04.1999 г.), "О гарантиях адвокатской деятельности и социальной защите адвокатов" (25.12.1998 г.), "Об уполномоченном Олий Мажлиса по правам человека (омбудсмене)" (24.04.1997 г.).

Законодательство по проблемам исторического наследия, культуры, образования составляет четвертую группу. Здесь законы "О государственном языке" (21.10.1989 г. в редакции

от 21.12.1995 г.), "Об учреждении ордена Эмира Тимура" (26.04.1996 г.), "Об образовании" (29.08.1997 г.), постановление "О национальной программе повышения правовой культуры в обществе" (29.08.1997 г.).

Законы "Об основных принципах внешнеполитической деятельности Республики Узбекистан" (26.12.1996 г.), "Об иностранных инвестициях", "О гарантиях и мерах защиты прав иностранных инвесторов" (30.04.1998 г.) и некоторые другие образуют законодательство по внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности – последнюю, пятую группу.

Хочу высказаться по вопросу, который кажется мне далеко не частным. Думаю, что, напротив, это повод для серьезных раздумий. Когда в начале января 2000 г. мы, иностранные наблюдатели, прибыли в Ташкент на президентские выборы, нам вручили различные информационные материалы. Среди них был и справочник "Законодательство Узбекистана" (Ташкент: Адолат, 1999). В нем содержатся основные законодательные акты, принятые с момента провозглашения независимости, в хронологическом порядке. И хотя в справочнике отсутствует даже самая краткая характеристика законов и нет никаких комментариев, известную информационную пользу он имеет. Тем более что был издан на трех языках: узбекском, английском и русском.

Составителем этого каталога, как сообщается в его исходных данных, является английский юрист Батлер. Ума не приложу, почему он выполнял сугубо техническую работу, которой в силу своих служебных обязанностей должны были заняться сотрудники аппарата Олий Мажлиса или Министерства юстиции. Но это к слову. Главное во вступлении к справочнику. Добрая половина его – панегирик в адрес Батлера. Начинается он с такого пассажа: "Автор настоящей книги (??? Л.Л.) Уильям Эллиот Батлер – известный ученый-юрист и международно признанный эксперт в области правовых систем России, Узбекистана, Казахстана и других стран Содружества Независимых Государств". Далее дается перечисление всех мыслимых и немыслимых почетных титулов Батлера, что занимает целую страницу со следующим заключительным абзацем: "В настоящее время У.Батлер возглавляет одну из крупнейших мировых юридических фирм, действующих на территории стран Содружества, "Прайсвотерхаус Куперс СНГ", входящую в глобальную систему аудиторской компании "Прайсвотерхаус Куперс". Батлера я имею честь знать лично. Познакомился с ним в конце 1991 г. Владеющий русским языком практически в совершенстве, он был, если мне не изменяет память, первым из западных экспертов-юристов, приехавших за счет одной из европейских программ в Кыргызстан для оказания помощи. Держал он себя надменно, высокомерно, разговаривал с нами буквально сквозь зубы, все время старался дать понять, что без его помощи в Кыргызстане правовая реформа состояться не может. Надо отдать ему должное: цели своей он добился. Высокие должностные лица, с которыми встречался Батлер, после беседы с ним говорили мне: "Он нам глаза открыл. Оказывается, без помощи юристов Запада мы обречены. Какое счастье, что он согласился нам помогать. И это ничего нам не будет стоить". Ну, что тут скажешь? Как поется в известной песне: "Боже, какими мы были наивными"!

А уж потом в Кыргызстан хлынул поток экспертов, советников, консультантов. Платили им различные программы (ПРООН, TACIS и др.), спонсоры и фонды громаднейшие по нашим понятиям деньги – 400, 500 и даже тысячу долларов в день. Плюс паушально, то есть в целом за какой-то проект. Что же касается качества помощи, то оно было различным. Были специалисты, хорошо знающие свое дело, но и крайне слабые, приехавшие по протекции. И у нас у всех отношение к этим людям постепенно менялось от восторженного к спокойно-критическому, если можно так выразиться.

Мы стали понимать, что оказаться по отношению к западному партнеру в зависимом положении – это не лучшее дело. На Западе такую ситуацию называют underdog и стараются в ней не оказываться. Наступило отрезвление. Вот почему меня так поразили неуемные восторженные комплименты в адрес Батлера. Рецидив, заставляющий задуматься.

В русском разговорном языке есть выражение: ломать шапку, то есть заискивающе кланяться. Не желая никого персонально обидеть, хочу спросить: перед кем вы шапку ломаете, друзья? И как же прав был Президент Каримов, когда писал о необходимости возрождения чувства собственного достоинства узбеков, о том, что нельзя смотреть на мир чужими глазами и жить по чужим меркам (Каримов И. Нет будущего без исторической памяти. – Журн. "Мулокат". 1998. № 5).

РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ТЕКСТОМ КОНСТИТУЦИИ

(О необходимости конституционных поправок)

Несколько мыслей вслух

Мне кажется, что Узбекистану все-таки придется принять новую редакцию своей конституции или, по крайней мере, внести отдельные конституционные поправки. Если не сегодня, то завтра. И таким образом снять значительную часть вопросов, связанных с дальнейшим совершенствованием конституционализма в стране. Размышляя в таком аспекте над текстом Конституции Узбекистана, я отлично понимаю всю деликатность ситуации. Опасаясь показаться бесцеремонным и навязчивым в вопросе столь высокой государственной важности, все же позволю себе поделиться некоторыми своими суждениями. Может быть, они окажутся нелишними.

Конституционные изменения и дополнения вполне естественная процедура для конституционного строительства немалого числа стран. Любая конституция, при самом высоком уважении к ней, документ по сути своей вторичный по отношению к жизни. Естественно, что серьезные изменения в общественной жизни должны быть отражены в конституции. Аналогично обстоит дело и с конституционными пробелами, осмысленными в процессе применения конституции. А уж за какое время это произошло – через год после ее принятия или по истечении десяти лет, – не меняет существа дела.

Немногим более шести лет прошло после принятия Конституции России. И уже ведутся серьезные дискуссии о том, что страна нуждается в новом Основном законе.

Вот пример из истории государств с развитой демократией: нынешняя Конституция Франции была принята в 1958 г., через 12 лет после предшествовавшей. А в 1962 г. по инициативе генерала де Голля в нее внесены существенные изменения. Кстати, в связи с тем, что парламент был заведомо против этих поправок, де Голль вынес их на референдум, нарушив нормы конституции. Поскольку большинство избирателей поддержали де Голля, вопрос о легитимности этого референдума не возникал.

Если и возникает в данном случае вопрос, то он касается, на мой взгляд, того, какие изменения и дополнения конституции необходимы немедленно и принятие каких целесообразно отложить на более поздний срок.

Да и как можно говорить сегодня о чем-то законченном и устоявшемся в постсоветском мире, если политическая реальность бурно меняется, ставя под сомнение, оставляя позади найденные и, как казалось, бесспорные положения и истины. Сетовать можно только на общественную практику переходных обществ, динамичную и трудную для осмысления.

К сказанному хотелось бы добавить следующее. Было бы неразумно при подготовке поправок в Конституцию Узбекистана не использовать практику других странах СНГ, принявших свои конституции позже и сумевших найти те или иные удачные содержательные или юридические решения, отражающие общие для постсоветских стран проблемы. Сравнение конституций было и остается ключевым моментом их взаимного обогащения и совершенствования. И вообще в глобальном мире необходимы умение анализировать чужой опыт, сопоставлять свое и чужое, делать на этой основе выводы.

Сверхзадача: отражение в Конституции Узбекистана

его цивилизационных особенностей

Есть в нашей жизни проблемы трудно поддающиеся решению. Но без стремления достигнуть такого решения, максимально приблизиться к нему вообще не нужно за них браться. Именно такой проблемой является сочетание в Конституции Узбекистана достижений западного конституционализма с жизненным стилем традиционного узбекского общества, с его многовековой исламской культурой.

Речь идет в данном случае об элементах социально-культурного наследия, нормах поведения, ценностях, передающихся от поколения к поколению, о традициях, которые в значительной мере являются условием жизнедеятельности узбекского общества. Воспринимая их, каждое поколение осуществляет выбор не только своего прошлого, но и будущего. Конституция должна быть вмонтирована в узбекскую цивилизацию, культуру, а не наоборот. Может быть, это и звучит несколько претенциозно, но в философском смысле совершенно правильно.

А что же получилось на деле? Если исключить несколько национальных терминов, таких как "Олий Мажлис", "хоким", "махалля" (последний термин встречается лишь один раз, в статье 105), что же еще отражает в конституции культурно-историческую специфику страны? Может быть, включение в ее текст главы XIV – "Семья"? В ней справедливо констатируется, что семья в Узбекистане является основной ячейкой общества и имеет право на защиту со стороны государства (ст. 63). Однако вряд ли менталитету узбекского народа соответствует констатация конституционных обязанностей родителей содержать своих детей до их совершеннолетия, а совершеннолетних трудоспособных детей заботиться о своих родителях. Взаимная забота детей и родителей настолько крепко заложена в генетической нравственной памяти узбеков, что юридическое ее оформление совершенно излишне.

Между тем вне конституции остались демократические традиции узбекского народа. Например, особая социальная роль института махалля. Этот институт, как неоднократно подчеркивалось в книге, содержит такой демократический потенциал, что, по моему мнению, если бы в Узбекистане был создан двухпалатный парламент (а такой вариант в будущем исключить нельзя), то нижнюю палату следовало бы назвать палатой махалля (в широком смысле этого понятия, имея в виду не только общину в городе, а вообще местное сообщество), по аналогии с палатой общин британского парламента.

Теперь о конкретных предложениях. Прежде всего, разве была бы лишней статья о том, что государство ответственно за сохранение историко-культурного и духовного наследия, что оно содействует развитию исторического сознания и культуры узбеков, а также представителей национальных меньшинств страны (ст. 11 Конституции Украины, ст. 15 Конституции Беларуси). Удачен пункт 5 статьи 15 Конституции Кыргызстана: "...Народные обычаи и традиции, не противоречащие правам и свободам человека, поддерживаются государством".

В силу коллективизма, присущего национальному характеру узбеков, важную экономическую и социальную роль в общественной жизни призваны играть кооперативы, их самые различные виды. Значение подобных объединений отмечено, скажем, в Конституции Италии. Статья 45 гласит: "Республика признает социальную функцию коопераций, основанных на взаимопомощи. Закон поддерживает и поощряет их наиболее подходящими мерами и обеспечивает посредством надлежащего контроля сохранение ими своего характера и целей".

Конституция Беларуси в статье 13 определяет содействие развитию кооперации как одну из функций государства. О кооперативах подробный разговор еще впереди. Здесь же только отмечу, что полезно было бы посвятить роли кооперации отдельную статью в Конституции Узбекистана.

Включение в конституцию дополнительных статей, а может быть, и целой главы, о местном самоуправлении, решило бы проблему конституционного закрепления статуса махалля. Сейчас местному самоуправлению посвящена лишь одна статья (105). Вот ее содержание: "Органами самоуправления в поселках, кишлаках и аулах, а также в махалля городов, поселков, кишлаков и аулов являются сходы граждан, избирающие на 2,5 года председателя (аксакала) и его советников". Вот и все конституционное пространство для целого цивилизационного пласта. Прямо скажем, негусто.

А что же с местным самоуправлением в конституциях других стран СНГ?

В Конституции России гарантии местного самоуправления отнесены к одной из основ конституционного строя (ст. 12), местному самоуправлению посвящена глава 8 (ст. 130-133). Аналогично обстоит дело и на Украине (ст. 7 и раздел XI "Местное самоуправление" ст. 140-146). Специальные главы отведены местному самоуправлению в конституциях Азербайджана (глава 10,

ст. 176-181), Кыргызстана (глава 7, ст. 91-95) и Туркменистана (раздел IV ст. 85-88).

В этих статьях местное самоуправление характеризуется как значимый институт гражданского общества, что совершенно справедливо. Местное самоуправление по своей природе не государственная, а муниципальная власть, она основывается не на суверенитете, а на самоопределении населения с учетом местных традиций.

Социальное государство

Почему Узбекистан не был назван в конституции социальным государством? Страна, которая имела на это название прав больше, чем какая-либо другая в СНГ, так как, пожалуй, единственная из них противостояла, насколько могла, шоковой терапии, проводила честную социальную политику, защищая в полную меру своих, к сожалению, небольших возможностей стариков, многодетных матерей, инвалидов, детей?

Думаю, воспоминания из моего кыргызстанского прошлого помогут прояснить ситуацию, которая мне представляется более важной, чем может показаться на первый взгляд. Я был одним из авторов или, как принято говорить, разработчиков проекта Конституции Кыргызстана. Мы старались извлечь для себя максимум полезного из конституций западных стран. И у нас возник вопрос: должны ли мы назвать Кыргызстан не только демократическим, но и социальным государством, как это сделано в конституциях Германии и Франции, или республикой, основанной на труде, как названа Италия?

Смысл социального государства наиболее полно раскрыт в Основном законе ФРГ. Каждый взрослый член общества обязан обеспечивать себя и содержать свою семью, то есть несет за себя и за свою семью индивидуальную ответственность. Однако бывают случаи, когда человек этого сделать не в состоянии. Тогда государство должно взять заботу о нем на себя. Оно обязано обеспечить такого члена общества жизненно необходимыми вещами, такими, как жилье, продукты питания, одежда; оно обязано предоставить ему лечение в случае болезни. Социальное государство обязано реагировать на социальное неравенство определенных групп населения, прежде всего таких, как многодетные семьи, матери, дети и молодежь. Основные идеи социального государства в конституционном законодательстве Германии определены следующим образом: условия жизни, не унижающие человеческого достоинства; социальное равенство; оказание социальной помощи нуждающимся.

Когда возник вопрос о том, назвать ли Кыргызстан социальным государством, подавляющее большинство участников обсуждения отвергло такую возможность. Причем без долгих раздумий. Наши московские коллеги активно старались утвердить нас в этом мнении. Исходили прежде всего из того, что нынешнее (и в обозримом будущем) экономическое положение Кыргызстана не позволяет говорить о социальном государстве как о чем-то реальном. Москвичи к тому же и на теорию налегали. А поскольку они были демократами и либералами, как сейчас говорят, правого толка, то теория эта носила антисоциалистическую направленность.

Ход рассуждении был такой. Да, социальная деятельность государства, в высшей степени необходимая и важная, в то же время по отношению к трудоспособному населению носит определенный негативный оттенок. Она ставит человека в зависимое от государства положение и может порождать, что наглядно продемонстрировал советский реальный социализм, иждивенческие нравы, атрофию трудовой морали, утрату у людей трудовой инициативы и ответственности. Крайне важно не стереть границ социальной, попечительской деятельности государства, с одной стороны, а с другой – свободы людей, опирающихся на собственность, свою личную инициативную деятельность. Словом, социальное государство в проект не попало. Напротив, было записано, что "социальная деятельность государства не должна приводить к замене государственным попечительством экономической свободы и активности, возможности гражданина самому достигать экономического благополучия для себя и своей семьи" (ст. 37 Конституции Кыргызстана).