Текст книги "Дважды два"
Автор книги: Леонид Чикин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Спасибо!
По сценарию, который разработал для него вчера Мостовой, сейчас Валентину надо идти «выше», в райисполком, и жаловаться на председателя райпотребсоюза. Но ведь категорического отказа не было. И, в конце концов, не в председательском кабинете сухари сушат для экспедиционных отрядов. Валентин махнул рукой на сонеты Мостового и направился «ниже».
У председателя сельпо не было секретаря, Валентин прошел к нему напрямик, представился, сел на предложенный стул.
– А-а-а! – весело сказал председатель. – Сухари. Ну-ну! А мне позвонил Трунов, не могу понять: какие сухари, почему я должен ими заниматься? И много вам надо?
– Мешок.
– Надолго в тайгу идете?
– На месяц, примерно.
– Думаете, хватит?
Сухари! Это надо же придумать!
Валентин пожал плечами, ответил тоже весело:
– У нас начальник есть, он думает, а мы на побегушках. Он считает, что хватит.
– Хорошо вам при таком начальнике, – засмеялся председатель. – Легко жить… Идите к заведующей пекарней, она для вас сделает, что сможет. Я за нее не думаю, – он усмехнулся, – в отличие от вашего начальника.
– Может, вы ей позвоните? – предложил Валентин.
– Зачем? Она была здесь, когда звонил Трунов.
Пекарня находилась в двух минутах ходьбы от сельпо. Пекарня – это еще «ниже»… Стоп! – подумал Валентин. А в чем дело? Почему без всяких причин надо сомневаться в людях, которые всячески помогают ему? Ведь и председатель сельпо не сам сухари сушит или продает их.
И он уже не удивился, когда заведующая пекарней, выслушав его, послала «ниже»:
– Идите к пекарям. Договаривайтесь. Они уже в курсе…
Пекари, две женщины, слушали Валентина внимательно, спросили, сколько нужно сухарей, из какого хлеба – белого или черного, потом отошли в сторонку, по «совещались, и одна из них сказала:
– Не можем.
Да, прав оказался Мостовой. Надо было сразу идти из райпотребсоюза в райисполком. Столько времени потерял…
– Почему не можете? – упавшим голосом спросил он.
– Не успеем до завтра. Вот если бы к послезавтрашнему дню…
– Минуточку, минуточку, дорогие товарищи женщины, – начал Валентин. – А кто вам сказал, что сухари нужны завтра? Я не говорил.
– А зачем же пришли? – встречный вопрос женщин. – Если они вам нужны через неделю, так зачем вы сегодня просите?
– Через неделю? – удивился Валентин. – Да нет же! Не через неделю, а почти через две мы уходим в тайгу.
– Ничего не понимаем, – сказала одна из женщин. – Две недели сухари будут лежать, крошиться, половина в труху превратится. Что вы с ней будете делать, с трухой?
– Они рыбу будут жарить на ней в тайге, – едко сказала вторая женщина.
– Ну, рыбу им еще поймать надо… Вы приходите к нам денька за два до отъезда в тайгу.
– Мы не едем. На своих двоих топаем.
– Пешими, что ли? Тем более, набьете сухари в рюкзак, они перетрутся.
– Лошади у нас будут, – сказал Валентин. – Груз на лошадях. Но, конечно, свежие сухари – это лучше. Денег вам оставить на хлеб?
– Потом отдадите.
– А у меня их и нет с собой, – засмеялся Валентин, – Это я так, не подумав, сказал… Значит, договорились: я зайду к вам дней через десять, напомню.
– Заходите. Насушим как скажете. Только тару свою прихватывайте.
Выйдя из пекарни, Валентин присел на лавочку у соседнего дома, закурил, взглянул на часы. Прошло сорок пять минут с того момента, когда Славка высадил его у райпотребсоюза. «Сухарная проблема», о которой Мостовой думает с начала сезона и решать которую поручил ему почти за две недели до выхода в тайгу, проблема, которую Славка разрешил бы, по его словам, за трое суток, отняла у Валентина меньше часа, считая два непроизводительных перекура.
Парень на мотоцикле проехал по улице, поднимая клубы пыли, развернулся, остановился рядом.
– Привет! – сказал он, – Как там Славка поживает? С сухарями у тебя порядок?
– Славка живет нормально, с сухарями все в порядке, – ответил Валентин, внимательно посмотрев на мотоциклиста. Лицо вроде знакомое, где-то встречались.
– Ты меня не помнишь? Со Славкой как-то у магазина стояли, ты из кузова выглядывал. Я в сельпо работаю. При мне председатель сельпо с потребсоюзом разговаривал… Ну ты и чудак! Сказал бы мне, что сухарей надо, – и дело в шляпе. Может, еще какая помощь нужна?
– Нужна, – обрадовался Валентин. – Подбрось меня на мотоцикле до базы.
Дежурила сегодня Варя. Он рассказал ей о своих похождениях и ушел на весь день на речку, купаться и загорать.
Вечером он лежал в домике и не сразу вышел, когда подъехала машина.
– Варя, – кричал Славка, – Сегодня у нас будет шикарный ужин! Смотри, какую рыбу я тебе привез!
– Рыбу надо жарить умеючи, – сразу послышался уверенный голос Мостового. – Налей на сковородку масла, рыбу рядочками уложи, лучком приправь и…
– И каша получится, а не рыба! – не вытерпев, крикнул в окно Валентин и вышел из домика. – Сергей Иванович, займитесь лучше флорой, а с фауной мы сами справимся.
– Вы уже здесь? – удивился Мостовой. – А сухари?
– Точно! – крикнул Славка. – Сухари тоже нужны. Толчеными сухариками рыбу присыпать и жарить. Есть сухари-то? Или до Совета Министров не дозвонился?
– Будут, Слава, будут, – заверил Валентин. – А рыбу сегодня в муке будем жарить.
– Можно и в муке, – тут же подал совет Мостовой. – Возьми горсть муки, добавь соли, перемешай, обваляй рыбу…
Валентин вздохнул.
Славка, отвернувшись, смеялся…
Дважды два
1
Эхо выстрела гулко прокатилось над тихой долиной Сайды и дважды отразилось – сначала от плотной, таинственно-молчаливой стены кедров, потом – от остроскалистых гранитных утесов реки, покрытых бледными пучками травы.
Геннадий поднял голову и привстал, вытянув шею. Елена Дмитриевна снизу вверх тревожно и вопросительно глядела на него из примятой травы, придерживая пальцами большие очки в черной пластмассовой оправе.
Только что они, огородив клочек земли колышками со шпагатом, сидя на траве, осторожно выстригали ножницами всю растительность внутри образовавшегося квадрата – делали укос.
– Что это? – забеспокоилась Елена Дмитриевна.
– Чш-ш-ш! – предостерегающе приставил палец к губам Геннадий, – Зовут, кажется.
Елена Дмитриевна тоже встала и, пытаясь увидеть что-нибудь в той стороне, откуда грянул выстрел, поднялась на цыпочки, потеряв равновесие, качнулась, однако успела опереться на плечо Геннадия.
Приглушенный размашистыми кедрами, густым кустарником и жесткой травой, донесся крик:
– Ого-го-го!..
– Что у них там стряслось?! – раздраженно буркнул Геннадий.
Он вытащил из земли заостренные колышки, связанные ровно через метр один от другого, рывком поднял полупустой рюкзак, забросил за плечи.
– Идем…
Две палатки, выцветшие от солнца и дождя, стояли недалеко от реки. Геннадий видел, как из маленькой, двухместной, колобком выкатилась Вера, что-то бросила в траву, снова скрылась. На чурбаке, рядом с большой мужской палаткой, восседал Олег Григорьевич Буров, начальник отряда.
Проводник Гмызин вел к лесу лошадей. Трава здесь гуще, свежее. Лошади, как заведенные, беспрерывно мотали головами, хлестали по бокам хвостами – отбивались от прилипчивых паутов. Мишки у палаток не видно, значит, еще не вернулся с рыбалки.
Тихо, мирно, спокойно. Геннадий пожал плечами:
– Ложная тревога. Пальба по воронам.
– Но почему же Олег Григорьевич и Вера в лагере? – удивилась Елена Дмитриевна.
– В самом деле, почему? – спросил сам себя Геннадий.
Взяли левее и вышли как раз на проводника. Геннадий издалека крикнул:
– Трофим Петрович! Что там за ЧП? По какому поводу салют?
У Трофима Петровича сонное, обросшее рыжей щетиной, круглое лицо. Радуется проводник или сердится – никогда не угадаешь, выражение лица то же – вялое, равнодушное.
А хто их знает, – ответил, приблизившись, Трофим Петрович. – Пришли сердитые. Девка мешок начала трясти, а он – пишет… Назад, лешай! Меня посылали за вами, а я, что ли, знаю, под каким кустом вас шукать? Ну тогда выстрелил, загоготал… Назад, шельма! Может, сниматься будем? А?
– Так об этом у начальника надо спрашивать, – тихо сказала Елена Дмитриевна, однако Гмызин услышал ее.
– Он молчит. Серчает. Начальник-то. А наше дело лошажье. Прикажет – пойдем. Но, милые!..
Подперев ладонью щеку, Вера сидела на туго свернутом спальнике и, казалось, не заметила их появления в лагере. Рыжие волосы беспорядочно падали на плечи, а спереди свисала на лоб огневая прядь, которую Вера обычно прятала под синий берет. Эта рыжая прядь, как барометр. Геннадий давно приметил, что если она не убрана, значит, Вера не в духе. Рядом со спальником валялся набитый, круглый, как шар, рыжий рюкзак. Только у Веры он такой, под цвет волос.
– Раздумали, что ли, на гору идти? – спросила Елена Дмитриевна. – Или собрались сниматься?
– Я-уже собралась! – Вера даже не взглянула на нее.
– Уходим, значит? – будто не замечая ее тона, пыталась уточнить Елена Дмитриевна.
– Я ухожу. Вы – как хотите!
– Ай-я-яй! – покачал головой Геннадий. – С тобой серьезно говорят, а ты…
Вера резко повернулась к нему. Взгляд – гневный.
– Серьезно можете говорить со своим любимым начальником, а не с легкомысленной девчонкой! – и перебросила ноги через спальник, показав Геннадию спину.
Буров все так же неподвижно сидел на чурбаке, изучал карту.
– Присаживайся, – хмуро кивнул он Геннадию – А вы, Елена Дмитриевна, отдыхайте пока.
– Ясно, – сказал Геннадий, располагаясь на травке. – Мужской разговор. Тет-а-тет. Аудиенция у короля.
– Хватит, – поморщился Буров, – Кончай свой КВН. – Потом, не меняя позы, спросил: – Пятьдесят километров сможешь за два дня по тайге пройти?
Геннадий присвистнул:
– Да… Серьезный вопрос ты мне задал, Олег Григорьевич. Чтобы выяснить его, ты и стрельбу учинил?
– Слушай, – Буров наконец оторвался от карты. – Ты можешь не дурачиться?
Геннадий через плечо пальцем указал в сторону Веры:
– Вон та девочка не пройдет. Даже по тропе. А если Гмызин снова потащит нас по болотам да по гарям…
– Он тащит нас туда, куда я велю, – оборвал Олег Григорьевич. – А по реке? По реке сможешь пройти? Вдоль реки?
– Ну, знаешь! – Геннадий театрально развел руками. – Загадки отгадывать у меня что-то охоты нет.
– Можно и без загадок, – сдался Олег Григорьевич. Он сполз с чурбака. – Смотри: мы находимся вот здесь! Карандаш уперся в точку на карте, где синяя извилистая лента делала крутой поворот, – А где-то здесь, – теперь карандаш воткнулся не в лист, а в землю, ниже листа, – Ивановка, до нее от нижнего среза листа три – четыре километра. Значит, около пятидесяти.
– Ты же говорил, что мы пойдем вверх по Сайде, – перебил Геннадий.
– Не отказываюсь от своих слов. Мы – вверх. А ты – вниз. Вот держи, – он протянул Геннадию запечатанный конверт. – Вручишь Корешкову, сдашь ему эту девицу, – показал глазами на Веру. – С собой приведешь Катю. Мы будем ждать вас в устье Бобровки. Собирайся и выходи сейчас же!
– Сдают вещи, – хмуро сказал Геннадий. – Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж…
– Не имеет значения, – улыбнулся Олег Григорьевич.
Так вот, значит, зачем вызвал его криком и выстрелом Олег Григорьевич! Все-таки решил отделаться от Веры, хотя Геннадию непонятно, какая кошка между ними пробежала. Ну, пререкается иногда, ну, в чем-то не соглашается с начальством. Неужели нельзя найти другое решение? Геннадий угрюмо сказал:
– Каждый солдат должен понимать свой маневр в бою. Это еще Суворову было ясно. Может, ты объяснишь мне, что произошло? Почему ее надо «сдавать»?
– Может, я не обязан перед каждым отчитываться, – с вызовом бросил Олег Григорьевич, но, видимо, поняв, что перехватил через край, мирно добавил: – Мне в маршруте таких порхающих созданий не надо. Вчера по ее халатности проворонили уникальную рощу, нам придется возвращаться туда.
– Но ты же сам о ней знал!
– Я знал. Но не могу же я обо всем помнить. Ей было поручено следить… С бумагой историю ты знаешь.
– В этой истории все виноваты.
– И сегодня опять учудила: оставила копалку в лагере, в результате день пропал. У меня ответственная работа, а не туристский поход.
– А мне, значит, предстоит развлекательная прогулка на пятьдесят километров? Спасибо! Подумаешь, копалку оставила. Вернулись бы за ней или ножом копали. И почему я? Пусть Мишка идет, а я вместо него побуду. Справлюсь. Кашу сварю даже лучше.
Олег Григорьевич не на шутку рассердился:
– Я знаю, что мне делать! Мишку я брал не затем, чтобы назад отправлять. А тебя – не для того, чтобы слушать твои грубости. И не посмотрю, что Корешков…
– Стоп! – остановил его Геннадий. – Это запрещено!
– Вот и молчи! Собирайся. Продуктов бери на три дня, не больше. На обратный путь тебя снабдят. Ружье. Спальник.
– А спальник-то зачем?
– Затем, чтобы я перед твоей мамой не отвечал, если ты в тайге загнешься. Понял?
– Угу, – мотнул головой Геннадий. – Только не понял, почему Веру нельзя отправить с проводником?
– А за лошадьми ходить кто будет? – вопросом на вопрос ответил Буров, – Трофим Петрович! – закричал он, увидев идущего от опушки проводника. – На минутку!
Гмызин выслушал начальника, подумал, прикинул что-то, сказал, что если идти по реке, то до Ивановки наберется километров пятьдесят, но тут же засомневался:
– А может, и шестьдесят. А может, и более. Это река, что ли, – присел он перед картой, – А это, значит, гора? Есть там горка, точно есть, с ее Ивановку видать. А девку-то зачем отсылаешь? Аль не по нраву?
Олег Григорьевич не стал вдаваться в подробности:
– Надо. Спокойнее без нее…
Увлекшись разговорами, они не слышали, как подошла Елена Дмитриевна.
– Олег Григорьевич! – громко начала она, и Геннадий по ее тону определил, что она взволнованна, во всяком случае, он ни разу не слышал, чтобы она громко так говорила. – Олег Григорьевич, что у нас происходит?! Вера схватила спальник и убежала…
– Как убежала? Куда?
– Ножками, ножками, Олег Григорьевич! Сидела у реки, потом поднялась…
– Я так и знал, так и знал, что по-хорошему не кончится! – заметался возле палатки Олег Григорьевич. – Елена Дмитриевна, догоните ее, верните! Или – нет! Геннадий, быстро собирайся, что ты прохлаждаешься?! Шевелись, шевелись, чтобы неприятностей не было. Хватай спальник, продукты, патроны… Топорик я вынесу.
Больше всего на свете начальник боится неприятностей, хотя порой сам создает благоприятные условия для них.
Геннадий выволок из палатки спальник, сбросал в рюкзак продукты, какие ближе лежали. Олег Григорьевич уже совал ему в руки ружье, патроны, топорик…
– Карту! – привязывая к спальнику лямки из тесьмы, потребовал Геннадий.
– Без карты обойдешься. Ты все время по реке, по реке, – но, увидев, что Геннадий демонстративно плюхнулся на спальник и полез в карман за сигаретами, сдался – Ладно, ладно… Только не потеряй. Голову снимут! – И опять полез в палатку.
– Снимут – не мою, – вслед ему сказал Геннадий. – Олег Григорьевич, спичек прихвати на запас!
Елена Дмитриевна молча наблюдала за суматохой. Потом спросила:
– Что все-таки у нас происходит?
Геннадий не ответил, сам не понимал, что случилось.
Из палатки на четвереньках выбрался Буров.
– Вот. Бери. Спички в целлофане.
Геннадий нацепил на пояс топорик, забросил за плечи рюкзак, спальник, увидел на траве остатки тесьмы, подобрал, взял ружье.
– Торопись, торопись! – подгонял Олег Григорьевич. – Надо успеть.
– От меня не уйдет, – успокоил Геннадий. – Ну, привет и наилучшие пожелания! До встречи в устье Бобровки!
И быстрым шагом пошел к реке по тропинке, которую за день стоянки успели они протоптать. Он слышал, как за его спиной Елена Дмитриевна обрушилась на Олега Григорьевича:
– Вы что же, товарищ начальник, меня за пешку считаете? Я не обязана заниматься вашими делами. У меня своя тема, вы попросили сегодня произвести укос – я пошла. А теперь что получается? Один уходит, другая уходит, с кем же мне работать? Я прошу, чтобы вы объяснили мне, что произошло.
– Сейчас, Елена Дмитриевна, сейчас, – слабо донесся виноватый голос Бурова. – Сейчас я вам объясню…
2
А началось все весной, когда грязный ноздреватый снег еще лежал на улицах. Геннадий поздним вечером забрел к сестре Наташе, которая жила в новом микрорайоне. Явился кстати: хозяева ужинали. За столом рядом с Виктором Корешковым, мужем Наташи, сидел незнакомый человек.
– Буров Олег Григорьевич, – представил гостя Виктор, – Тоже наш брат, ботаник.
– Вольношатающийся Званцев! – по-военному, но вяло вытянулся Геннадий.
За столом разговорились. Буров жаловался на предстоящий летний сезон. Трудным он будет. У него намечался дальний маршрут по тайге, хорошо бы прихватить с собой крепкого парня, да кто же согласится выполнять в отряде чисто женскую работу – травку собирать да сушить?..
– А ты его возьми, – указал Корешков на Геннадия. – Вот у тебя и будет крепкий парень.
– Его? – Буров подумал. – А что? Пойдешь?
– У него все лето свободное, – добавила Наташа.
Геннадий не хотел, чтобы его судьбу решали сестра и зять, поэтому вмешался:
– Пойду. Только при одном условии…
– Условия не важнецкие, – поспешил Буров. – Зарплата – крохи, дел по горло, а жизнь…
– Не то, – не дал договорить Геннадий. – Условие такое: никто не должен знать, как я попал в отряд, кем довожусь Виктору. Не люблю трепа.
– Ну! – Выдохнул Буров, – А я-то думал… Могила! Ни одна душа не пронюхает.
Год назад, демобилизовавшись, он не сразу поехал домой, а решил побродить в свое удовольствие по Дальнему Востоку. Даже на рыбных промыслах был, и там «вкалывал» в сезон большой рыбы. В марте вернулся домой с деньгами. Мать настаивала, чтобы он в этом году. сдавал экзамены в политехнический, Геннадий отказался: конкурс большой, готовиться надо основательно, а школьные науки забылись прочно. Лето отвел для отдыха. Осенью хотел устроиться на мало-мальскую должность, штудировать учебники.
Он любил тайгу, походы, привольную жизнь. Геологи, ботаники, археологи казались ему людьми необыкновенными, и он был рад, что сможет побывать с экспедицией в тайге. А чем это не отдых?!
В начале июня отряды Бурова и Корешкова на двух машинах выехали из города. База намечалась общая – село Макаровское. Геннадия зачислили лаборантом в Таежный отряд, к Олегу Григорьевичу Бурову. В этом же отряде состояла аспирантка Елена Дмитриевна Воробьева, она готовила кандидатскую диссертацию и собиралась работать только на своей теме. Воробьева сама попросилась к Бурову, потому что ее интересовали как раз те места, где предстояло отряду провести летний полевой сезон. Другой лаборанткой была студентка второго курса пединститута Катя.
В Макаровском отряде Корешкова лаборантками были сокурсницы Кати – Вера и Нина. «Выпросил» всех девушек в институте Буров, пообещав руководству факультета, что поможет девушкам выполнить практические задания, которые даются на лето всем студентам.
Отряды, хотя и имели общую базу, должны были выполнять различные задания и работать в разных местах: Буров – к северу от Макаровского, а затем в тайге, Корешков – к югу. Зоны действия были обширными, но это, не смущало: и в одном и в другом отряде имелось по машине.
Олег Григорьевич летел в Макаровское самолетом, чтобы подготовить базу, а в пути командовал объединенными отрядами Виктор. Он по праву старшего по должности ехал в кабине одной из машин. Другую кабину, по праву старшей по возрасту, заняла Елена Дмитриевна, а в крытом кузове той же машины, забитой снаряжением, устроились все девушки и Геннадий.
Девушки принимали его за сотрудника института, обращались к нему за советами, расспрашивали, как будут работать, дают ли выходные дни, часто ли придется ночевать в палатках. Геннадий смело выкладывал самые фантастические сведения о самых примитивных вещах.
Он исподволь приглядывался к девушкам. Общим у них был только возраст – по двадцати одному году. В остальном они были совершенно непохожи друг на друга. Катя – рослая, плечистая, поэтому Олег Григорьевич и взял ее в свой отряд, в таежном маршруте сила в почете. Нина – маленькая, круглая, как колобок. А Вера что-то среднее между ними, чуть выше Нины, чуть ниже Кати. И – рыжая. Нет, не рыжая, а золотистая, будто солнышко на голове носит, посмотреть – глаза слепит.
Вера сидела в кузове рядом с Геннадием, ахала и охала, когда проезжали мимо красивых мест, взвизгивала, беспрестанно крутилась. Он пытался отодвинуться, да некуда: сидел у борта.
– Не нравится соседство? – смеясь, спросила она.
– Нравится. Очень. Только жарко. Боюсь, вспыхну.
Вера не обиделась:
– Жена потушит.
– А у него нет жены! – крикнула Катя. – Она бы его с нами не отпустила.
– Правда? – спросила Вера.
– Конечно, – подтвердил Геннадий, – Двумя руками держала бы меня.
Они уже, кажется, догадывались, что если он и имеет отношение к институту, то такое же, как они сами, поэтому под вечер стали относиться к нему как к равному. Помог и сам Геннадий. Когда снова возник разговор о жене, он закричал шутливо:
– Девочки! Так вы бы прямо спросили: есть у меня жена или нет? Отвечаю прямо: нет! Вот кого-нибудь из вас возьму.
– Ну, это еще надо подумать! – Вера посмотрела на него, перешла на экзаменаторский тон: – Скажите, а это какой лес? Вот этот, справа?
– Этот? – Геннадий посмотрел на деревья, мелькавшие справа, почесал всей пятерней затылок. – Это? По-моему, это очень хороший лес для прогулок с будущей женой.
– Хороший! – передразнила Вера и даже кончик языка высунула. – Это сосново-березовый лес с папоротниковым травостоем. Ясно? Подлеска почти нет.
– Ну? – удивился Геннадий. – Скажи ты! И подлеска нет? Это хуже. Это просто очень плохо. Какой же лес без подлеска? Сколько работаю с ботаниками – не встречал. Надо же… Травостой папоротниковый, а подлеска нет.
– А вы давно работаете с ботаниками? – спросила Вера и хитро посмотрела ему в глаза.
– Я? – Он взглянул на часы, начал загибать пальцы на одной руке, потом на другой. Девочки удивленно смотрели. – Я? Ну, если вычесть то время, которое я потратил на обед, то уже около половины!
– Половины? Какой половины? Чего половины?
– Суток! – вздохнул горестно и тяжело Геннадий. – Скоро юбилей будем праздновать. Суточный.
– Фи! – сказала Вера. – А мы-то думали…
Елену Дмитриевну Воробьеву за время дороги он узнал мало – она ехала в кабине, виделись лишь утрами во время сборов, в короткие дневные привалы и вечерами. Вначале Геннадию показалось, что лицо Воробьевой портят очки в пластмассовой оправе. Но увидев ее без очков, понял, что ошибся. Без очков еще резче выделялся нос на худом мужском лице. Не придавали ей привлекательности и редкие волосы, зачесанные назад, ровно подстриженные на уровне плеч. А походка у Воробьевой была широкая, мужская.
И, кроме того, показалась она ему гордой и недоступной, с такой не разговоришься, не поболтаешь, а он, зная, что «экспедиция – не легкая прогулка в обществе девушек», – так Буров сказал, – все же хотел провести время веселее.
Он сидел у правого борта. На поворотах, когда машина резко кренилась в сторону, Вера валилась на него, рыжие волосы касались его щеки. Он, изображая испуг, прижимался к борту, а она смеялась.
Когда надоедало глазеть по сторонам, тюки из-за спин перебрасывали к кабине, освобождая место для того, чтобы прилечь. Сидящие в середине Нина и Вера клали ноги на кабину, а Геннадий и Катя – на передний борт.
Однажды в таком положении вздремнули. Машины остановились. Заглянул Корешков.
– О! С комфортом едете! А чтой-то мне, братцы, тоже хочется свежим воздухом подышать. Меняю лучшее место в кабине на худшее в кузове. Кто согласен?
– Только не я! – быстро сказала Вера.
– Ну, разумеется, – улыбнулся Виктор. – У вас же на двоих один плащ.
– Это от пыли, – Вера сдернула плащ с ног Геннадия и перетянула к себе. Когда она его укрыла – не почувствовал. Спал, значит.
На одной из стоянок девушки остались в кузове, а Геннадий, побродив по лесу, собрал пышный букет огоньков.
– Держите!
– О! – удивилась Вера. – Кому?
– Тебе, конечно, – ответил он, хотя, собирая цветы, не думал, для кого.
– Спасибо! – Вера спрятала лицо в цветах, волосы упали на букет и почти слились с ярко-оранжевыми огоньками.
Елена Дмитриевна видела, как он шел из леса, и, улыбаясь, глядела на него. Но когда он протянул цветы Вере, лицо ее приняло прежнее невозмутимое выражение. «А ей, наверное, никто не дарит цветов», – подумал он.
На следующей стоянке цветов поблизости не оказалось. – Но Геннадий забрался поглубже в заросли и все-таки нашел полянку с огоньками. Ему уже сигналили, ого ждали. Он подошел к кабине.
– Вам, Елена Дмитриевна.
Она по-детски улыбнулась, обнажив белые зубы.
– Если цветы дарить всем – они обесцениваются. – Но букет взяла, сказала: – Благодарю…
А в кузове, на том месте, где он всегда сидел, лежали подвядшие огоньки.
Остаток дня Вера молчала. Отказалась от всякой его помощи. За ужином не села рядом. Спать ушла сразу же.
– Яблоко раздора привело когда-то к войне, – сказала Елена Дмитриевна.
– Что-что? – спросил Корешков.
– Миф. Разве не знаете? – засмеялась Воробьева.
Виктор ничего не понял, он же ехал в другой машине.
На всякий случай сказал:
– Ясно. – И добавил: – Заливай костер, Геннадий. Спать пора.
– Была когда-то и я такой, – сказала Воробьева.
– Какой? – не понял Геннадий.
– Вот такой! – Кивнула на палатку, где скрылась Вера. – Наивной школьницей.
– Вы и сейчас не бабушка.
– Да, но и не девочка, которую можно подкупать цветами.
Геннадий от неожиданности не удержал над костром ведро, оно перевернулось; пепел взлетел клубами и осел на его лицо, на лицо Елены Дмитриевны. Она вскочила.
– Ой, Гена! Что вы в самом деле?! – Потом сказала спокойно: – Пойдемте. Вам же завтра рано вставать, чтобы успеть свои дела сделать, да еще девочкам помочь укладывать спальники.
Спальный мешок надо свернуть туго-туго, чтобы он легко входил в чехол. Девушки, да и Елена Дмитриевна с трудом справлялись со спальниками. Он уловил в ее словах укор: девушкам помогаете, а мне… Да, пожалуй, редко ей помогали в прошлые годы, если рядом были девушки привлекательнее. А они, конечно, были.
Утром, свернув свой спальник, он подошел к Елене Дмитриевне.
– Вам помочь?
– Мне? – удивилась она. – Ну что ж… Пожалуйста… – Втолкнули вдвоем спальник в чехол. – А если бы не подсказала, сами не догадались бы?
– Я туго соображаю, – серьезно ответил Геннадий. – Понимаете, у меня шейные позвонки удлиненные, поэтому мысли долго идут.
– А откуда они у вас идут? Ну, ладно. И на том спасибо!
