Текст книги "Жемчуг северных рек (Рассказы и повесть)"

Автор книги: Леонид Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

ЖЕМЧУГ СЕВЕРНЫХ РЕК
Повесть

Часть первая
ЖЕМЧУГОЛОВЫ СРЕДНЕЙ РУКИ

1. Славкина тайна

По ночам Тишке казалось, что поветь дышит. Не просто дышит, а, как корова, переставшая жевать жвачку, время от времени вздыхает. Тишка выставлял из-под одеяла ухо, насторожённо замирал. Слух различал только мерное посапывание лежавшего рядом старшего брата Славки.

В лугах скрипел коростель, напоминая кряканье утки. Внизу, во дворе, чесалась о ясли корова – ясли расшатанно поскрипывали. Но стоило Тишке снова укрыться одеялом наглухо, как поветь опять начала вздыхать, словно живая.

– Славка!

– Ну чего тебе? – деланно полусонным голосом отозвался брат.

– Ты слышишь ли?

Коростеля-то? – насмешливо спросил Славка. – Слышу… А ты уж его за утку принял?

– Да нет…

Со Славкой разговаривать всё равно что с глухим. Спросишь его об одном, а он тебе совсем о другом толкует.

– Коростель, говорят, по ночам перловиц ловит. – Вот и теперь Славка склонил разговор неизвестно куда.

– Каких перловиц? – не понял его Тишка.

Славка почему-то насторожился, затаил дыхание и опять сделал вид, что засыпает.

Тишка по этому обманному манёвру брата сообразил: о перловицах Славка, видимо, проболтался, выдал чей-то секрет, а теперь пытается следы замести, – сопит, будто и не сказал ничего.

– Вы что, коростелей-то перловой кашей приманиваете? – уточнил Тихон, давая Славке понять, что не отцепится, пока не узнает правды. – На удочку, что ли, будете их ловить?

Славка захохотал, забыв о том, что полминуты назад притворялся засыпающим.

– Во-во! Перловую кашу насаживаем на крючок и ловим.

– Нет, правда, Славик, что за перловицы?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – как обычно, увернулся от вразумительного ответа брат.

У Славки такая манера – недоговаривать, любой пустяк превращать в секрет.

Правда, в последнее время какой-то секрет его действительно распирал, не давал покоя.

Но Тишка чувствовал: брат вот-вот расколется, дальше носить тайну в себе ему, по всему видать, стало невмоготу. Раньше он бегал по улице вприпрыжку – метра шагом не одолеть, всё прискоком да скоком. Мать беспрестанно его осаживала:

– Славка, голова ведь на плечах не удержится, скатится где-нибудь в пыль, и не заметишь.

– Не беспокойся, – отмахивался он и летал как ветер: по лестнице не сбежит, а для скорости на перилах съедет, под окном промелькнёт – и остановить не успеешь. Смотришь, а он уж на взгорке у сельсовета, к Алику Макарову повернул.

Теперь же его словно переменили. Выступает по тропке важничая, будто у него на плечах бобровый воротник и он не зачуханный семиклассник, а по меньшей мере министр.

– Славка, что это с тобой приключилось? – всплескивала руками мать и подмигивала Тишке: полюбуйся, мол, на своего старшего брата – переродился человек. – Уж не изобрели ли с Аликом чего-то важное?

– Скоро узнаете, – говорил Славка, а самого вот-вот прорвёт от желания похвастаться. Да, видно, Алик Макаров дал строгий наказ – молчать. И Славка, изводя себя нетерпением, держал язык за зубами.

Алик Макаров среди Полежаевской ребятни известный изобретатель. То ему ударит в голову блажь музыкой выгонять из амбара крыс, то усядется он за конструирование беспроволочного телефона, то возьмётся за «принципиально новую разработку» схемы зерноуборочного комбайна.

Тишку ни Алик, ни тем более задавака-брат к изобретательству не подпускали.

– Куда тебе? – пыжился Славка. – Ты ещё основ физики не изучал, а у нас с Альбертом всё на высшей математике замешено.

Вот уж свистит, так свистит. Тишка хоть и перешёл только в третий класс, а Славкины учебники не один раз перелистал. Не так уж и высока его высшая математика. Тишка, если чуть-чуть подсказывать будут, так и то в ней разберётся: «а» плюс «б» сидели на трубе… Подумаешь, велика премудрость… И не с такой справлялись! А уж в твои-то, Славочка, годы войдём, так и подавно твою математику одолеем… Корова всё ещё чесалась о ясли, и коростель хрипло кричал в лугах, подражая утке.

Тишка демонстративно отвернулся от брата и по его же примеру, делая вид, что засыпает, задышал глубоко и ровно.

– Тишк! – Славка не мог угомониться, привстал на локтях и перешёл на шёпот. – Поклянись, что никому не скажешь…

– Чего не скажешь-то? – подзадоривая брата, равнодушным голосом отозвался Тихон, а сам весь напрягся и затаил дыхание.

– Ну, ладно, – великодушно согласился Славик, – Я тебе и без клятвы скажу… Всё равно скоро узнаешь…

Он ещё с минуту потомил Тишку молчанием и выпалил:

– Мы скоро разбогатеем!

Вот тебе раз! И так неплохо живём, а он ещё о каком-то богатстве мечтает.

– Клад, что ли, нашли?

– Клад не клад, а колхоз сразу миллионером станет.

– Комбайн новой марки сделали?

– Ну, ты даёшь! – насмешливо присвистнул Славик, – От комбайна разве разбогатеешь? Комбайном работу людям облегчишь… Это так. А богатеют, Тишечка, от другого.

– Ну, тогда клад нашли…

– В том-то и дело, что клад. Неисчерпаемый… Как скатерть-самобранка: с неё берёшь, а на ней ещё больше всего появляется.

Тишка был уже научен горьким опытом, что брату слишком-то доверяться нельзя. Он тебе зубы заговорит, ты размякнешь, всё, что от тебя братец потребует – дров напилить, корову с лугов пригнать, воды наносить, картошки для поросёнка нарыть, – всё это сделаешь, а он же ещё над тобой и насмехается… На дураках, хохочет, воду, мол, возят. Но на этот раз Славка ничего не просил в обмен на доверие.

– Завтра, в общем, начнём… – сообщил он и великодушно пообещал: – Если Альберт согласится, и тебя примем в пай… Но если не согласится – чтобы молчок! Понял?

Тишка кивнул головой, хотя в темноте брат всё равно не увидел его кивка.

– А пай, и мой, и твой, домой понесём? – уточнил Тишка, подозревая, что именно из-за лишнего пая старший брат и намеревается уговорить Алика Макарова взять Тишку с собой. Не жадничай он, что бы ему за резон перед Аликом унижаться? Уж точно из-за пая, даром-то Славка и шага не сделает.

Но Славка досадливо крякнул.

– Ну, Тишка, ты и кулак! (Тишке показалось, что он даже сплюнул.) Я же тебе русским языком сказал: колхоз миллионером сделаем, пускай на всю область гремит.

Тишка прикусил язык: понятненько. Это братец Аликовы слова повторяет. Алик, значит, команду дал. Самому-то Славке без нажима со стороны с леденцом не расстаться – и не потому, что он такой скупердяй, а потому, что, как говорила мама, стопроцентный эгоист – только о себе и думает.

У Тишки от прозрения похолодело в груди: да если от его, Тишкиного, пая старшему брату ничего не отломится, так он Тишку и не возьмёт никуда, просто-напросто за нос поводит да и отпустит. Значит, Славка снова его обманывает? Не смог удержать язык за зубами, проболтался о тайне, а теперь прикидывается овечкой. Ну, Славка, погоди! Отольются Тишкины слёзы тебе.

Но всё-таки, чтобы не злить брата заранее – а вдруг и в самом деле возьмут его в пай? – он сглотнул обиду и вкрадчивым голосом спросил:

– Слав, а что за клад-то нашли? Фараонский или купеческий?

– Я же тебе раз и навсегда сказал, – отрезал Славка, – много будешь знать – скоро состаришься. – Он опять приподнялся над подушкой и предупредил: – Смотри, Тишка, если за нами завтра шпионить будешь – не видать тебе нашего клада, как собственных ушей. Альберт, ты сам знаешь, человек строгий…

Ну-у, Тишка будто в воду глядел: не возьмут его, конечно, на тайное дело. Утром Славка вывалит на него ворох заданий, которые мать, уходя на работу, оставила на обоих сыновей поровну – Славке-то даже ещё и побольше, потому что он всё-таки старший, – и маханёт к Макаровым. Может, клад-то у Алика Макарова в доме и зарыт… А что? Дом у Алика кулацкий. Говорят, раньше в нём жил богач-мироед, а потом его арестовали и выселили, и с тех пор на первом этаже – квартира для приезжих (до Макаровых учительница жила, Марфа Игнатьевна), на втором этаже – сельсовет, а в мезонине – почта. Зарыл, наверно, богатей своё золото и серебро в подполье, а Алик человек ушлый, не то что Марфа Игнатьевна – сколько лет в этом доме прожила, ничего не обследовала: ни стен не обстучала – нет ли пустот, где клад можно спрятать, ни подполье лопатой не перековыряла. А вот Алик узнал, что дом кулацкий, – всё, наверно, в нём перевернул кверху дном. И нашёл, что искал. Много, видно, нашёл-то, раз колхоз миллионером сделает. Ох, то-то Алику будет теперь почёта-а… В школе, наверно, портрет повесят. Да и не только в школе – в правлении колхоза тоже. Ещё бы, был колхоз по всем показателям средний, а тут сразу богаче всех.

В лугах опять надрывно закричал коростель – и вдруг ни с того ни с сего захрипел.

– Это он жемчугом подавился, – таинственно пояснил Славка.

– Чего-чего?

– Проехали, – сказал брат и зевнул, подворачивая под себя одеяло.

Ну, проехали, так и ладно, Тишку коростель не волнует. А вот где же у Макаровых спрятан клад? Это вот закавыка. Тишка сегодня заходил к Алику, Алик, хитрец, даже и виду не подал, что неожиданно разбогател. Как всегда, поздоровался, походил по комнате и выдворил Тишку на улицу:

– Мне заниматься надо.

До Тишки только сейчас дошло, что Алику на клад захотелось взглянуть, а открывать свой секрет лишним свидетелям он не дурак… Ох, Тишка, до чего же ты недогадлив… Надо было щёлочку оставить в дверях и хоть одним глазом взглянуть, куда Алик полезет… Но кто тогда знал?..

У Славки надо пытать, только у него. Если и расколется кто, так Славка, не Алик.

– Слав, – жалобным голоском заканючил Тишка, – а вы в подполье или в стенах нашли?

Но Славка, видимо облегчив себя полупризнанием, уже засыпал и взаправду и в ответ на Тишкино приставание промычал что-то нечленораздельное. Теперь будешь его донимать расспросами, так ещё и лягаться начнёт. А ноги у него как костыли. Ну его! Пускай спит.

Тишка повернулся на спину. Сквозь просвет в воротах, через которые на поветь загружают сено, он увидел золотой серпик луны. Луна загадочно улыбалась, собрав на узком лезвии серпа и нос, и рот, и два глаза, хотя, казалось, была повёрнута к земле в профиль и левого глаза у неё не должно быть видно.

Славка уже начал всхрапывать, а Тишка мучался, не зная, куда себя деть, крутился с боку на бок, комил простыню. Луна тем временем спряталась за углом, успокоилась во дворе корова, затих в лугах коростель. И поветь опять задышала, как живая.

Тишка натянул одеяло на голову.

2. С кем пойти в разведку

Тишка первым делом оглядел в квартире Алика стены. Обои нигде не были ни надрезаны, ни надорваны, они не топорщились, не вздувались пузырями над замурованной пустотой. Значит, клад найден в подполье, но на полу совсем не было натоптано земли. А ведь картошку загружают в подполье, так и то сколько натопчут, а тут исперерыть от стены до стены всё пространство под полом и не натаскать на ногах грязи наверх – немыслимо. Значит, клад был запрятан не в доме.

Алик важно расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Рыжая голова его, когда он пересекал столб солнечного света, вытянутого от окна к половицам, вспыхивала медной проволокой и тускнела, когда Алик отходил к простенку, становилась даже темноволосой. За столом, заваленным журналами и книгами, напыженно сидел Славка и уже какой раз предлагал:

– Альберт, может, не будем ждать? Чего перед ним унижаться?

Алик не удостаивал его ответом и задумчиво вышагивал по комнате.

Тишке не нравилось, что брат заискивает перед Аликом, но он понимал: без Алика не может быть и речи о кладе. Алик здесь закопёрщик. Он подбирает людей в пай. Он разрабатывает планы. Он хранитель тайны. Славка-то от неё, от тайны, держит только рожки да ножки. А сама тайна в кармане у Алика, он ею распоряжается.

Вот захотел – пригласил в сговор Тишку. Это Славка цену себе набивает, когда перед Тишкой выламывается. «Если бы не я, – говорит, – то Альберт бы тебя на пушечный выстрел не подпустил к такому важному делу. А я уговорил: Тихона можно брать, он усердный и молчаливый. Ты понял: мол-ча-ли-вый! Никому ни гугу». – «Ну, договорились же, чего переливать из пустого в порожнее». – «Я тебе покажу порожнее!»

Но ничего, стерпел всё же обиду брат, на попятную не пошёл, при Тишке даже повторил Алику свои слова: Тихон, мол, усердный, молчаливый и исполнительный, с таким можно в разведку ходить.

Тишка в мыслях-то на вершок вырос от похвалы, но перед Аликом стоял потупившись, чтобы тот ненароком не принял его за выскочку.

– Ну, хорошо, возьмём, – сказал Алик. – Он нам как раз пригодится.

Пригодится, видимо, по его расчётам, и Митька Микулин, которого они сейчас ждали. Ну, Митька – человек особой породы. Они с Аликом почти ровесники, Митька всего на полгода постарше, и ещё не известно, кто будет за главного, чья кукуруза окажется выше. Алик – фантазёр, а Митька – работник. Митька чего хочешь сделает своими руками: пилу наточит, стекло в раму вставит, если кирпич раскрошится, выпадет из дымохода – так на его место новый вмажет, валенки подошьёт, сапоги подлатает, лыжи или салазки смастерит, в лесу все стёжки-дорожки знает и учится не хуже Алика. Вот только у Митьки обуза есть – брат Никола. Сколько ему? Года три исполнилось или четыре? Митька в прошлом и позапрошлом году катал его в коляске, которую сам изготовил. Сделал он её не на четырёх колёсах, а на одном, позаимствованном от конного плуга, – получилось подобие тачки. Прибил Митька к тачке ящик, на дно его одеяло постелил, под спину Николе подложил подушку – хочешь сиди, хочешь лежи, – наколотил сверху перекладину, чтобы брат не вывалился из ящика и чтобы, когда сидит, держаться было за что. Красота! На одном-то колесе куда вздумаешь, туда и проедешь: по дощечке через канаву, по змейкой выложенным кирпичам через лужу, по жёрдочке через грязь. Митька даже за грибами в лес ездил, и ничего, преодолевал колоды и кочки, пни и валежины, с пустыми руками домой не возвращался – полная корзина подберёзовиков да Красиков.

– Альберт, – не выдержал Славка снова, – может, мы и втроем справимся? Сколько же его можно ждать? Время упустим.

Алик вышел на столб солнечного света, и голова его накалилась медью.

– Вячеслав, – сказал он размеренно, – а знаешь ли ты дорогу к реке Кереть?

– Через хутора, – беззаботно ответил Славка, – потом в Козлёнков лог спустимся, потом вырубками идти придётся, потом… – Он, припоминая, поскрёб затылок.

– А потом? – не отставал Алик.

– Да там сориентируемся на месте. Где наша не пропадала!

Тишка понял, что дорога за кладом предстоит не близкая. Это ж до Козлёнкова лога километра четыре, а к реке Кереть и не ходит никто. Только раз в году полежаевцы выезжают туда на покосы. Так с ночёвкой ездят и чуть ли не целую неделю там и живут. А Алик-то что, задумал одним днём обернуться?

У Тишки сделалось неспокойно на душе. Воды он сегодня не наносил, дров не наготовил, побежал, как дурачок, за Славкой. А если они ещё на Кереть отправятся, то кто корову пригонит? Мать вернётся с работы – и двор пустой, надо по деревне бежать, Малинку искать.

– Ребята, а мы давайте завтра на Кереть сходим, – предложил Тишка неуверенно, прикидывая уже в уме, кого он завтра уговорит загнать во двор корову. Ребят в Полежаеве, считай, никого не осталось, разъехались по пионерским лагерям. Видно, придётся идти на поклон к какой-нибудь старухе. Пожалуй, к Павле Ивановне. Ну, дров он с вечера припасёт, воды натаскает заранее, так что с утра можно будет отправиться и за кладом.

– Ещё чего! Завтра… – вырос перед ним Славик. – Ты нас завтраками не корми, а сиди и помалкивай. Благодари Альберта, что тебя, недоростыша, на такое дело берёт, – И, заискивая, повернулся к Альберту: – Нет, Альберт! Время терять нельзя! Пока погода стоит, надо двигать, а то дожди зарядят, вода помутнеет – пиши пропало.

Тишка опешил не столько от напора брата, а от того, что услышал: клад-то в воде. Значит, золото: золото воды не боится. Далеко же богатеи его зарыли. Иди догадайся, что клад в реке. И не под деревней где-нибудь, а в лесу. Алик вышел из снопа солнечного света и сел к столу.

– Время упускать нельзя, это верно, – вздохнул он. – Но и без подготовки двигаться в дорогу немыслимо.

Тишка, почувствовав его поддержку, возликовал.

– Конечно, немыслимо! Хлеба надо взять – раз, луку и соли – два, – начал он загибать пальцы…

Славка поджал губы:

– Вот-вот, ты только о брюхе и думаешь… Связались с тобой!

Но Алик, останавливая его гнев, поднял руку:

– Не горячись, Вячеслав. О провианте тоже надо побеспокоиться. – Он щёлкнул пальцами. – Но самое главное, проводника нет. Мы без Дмитрия не ходоки.

Славка сердито фыркнул:

– На него надежда плохая. Он ребёнком связан по рукам и ногам.

– Тем более, Вячеслав, к дороге надо основательно подготовиться, – вразумляюще проговорил Алик. – Ребёнка у Дмитрия куда-то пристроить…

– Да как это куда? Как это куда? – неожиданно закричал Славка. – Ты, Альберт, неужели забыл? Тишку-то мы для чего позвали?

Ага, сообразил сразу Тишка, значит, пай его заключается в том, чтобы нянчиться с Николой. Они будут клад отрывать, а он с Николой валандайся.

– Ну уж, дудки! Нянькой я не останусь, – покрутил головой Тишка и направился к выходу.

Но Славка, крича, перегородил ему дорогу:

– Ну что за олух царя небесного! Кто тебе сказал, что тебя оставляем? С собой берём. И Николу – с собой.

Тишка онемел как рыба. Вот это да-а… И Николу с собой. А как для него кашу-то варить? Ведь его до сих пор тёплой, из-под загнетки, кашкой кормят. А на Керети не каша, а гнус, и комары ему в рот полезут. Да его же там так искусают, что весь в волдырях будет.

– Ну-у не-е-ет! – выдохнул Тишка.

– Чего нет? Чего нет? – напирая на него, затараторил Славка. – Нырять, что ли, будешь с нами с плота? Плаваешь-то, как лягушонок, а воображаешь из себя чёрт знает кого. Ты соизмеряй свои возможности с жизнью.

Тишка опять опешил от его крика и, выждав, когда брат затихнет, оправдываясь, сказал:

– Я же не про себя говорю «нет»… Я ж про Николу: его овод и гнус живьём съедят. Разве Микулины отпустят с ним Митьку?

Алик снова прошёлся по комнате, заложив руки за спину.

– Устами младенца глаголит истина, – изрёк он. – Не подготовились мы, Вячеслав, к мероприятию. Нужно честно признаться…

Тишка почувствовал, что поход откладывается, и облегчённо вздохнул.

– А давайте, ребята, завтра с утра, – простодушно предложил он свой старый вариант. – Сегодня приготовим всё… Я и к Митьке сбегаю, его уговорю.

Славик вскинулся на него цепной собакой:

– Трепло! Ты же только что говорил, что его не отпустят с Николой.

– А мы старуху в няньки наймём, Павлу Ивановну. Один-то день посидит.

Славка с Аликом переглянулись. Конечно, их занимает вопрос, на какие гроши они наймут няньку. Но ведь у Тишки денег нет, зато есть руки и ноги. Он ими Павле Ивановне отработает: и дров напилит-наколет, и картошку окучит. Чего затребует старуха – в такую отработку к ней и пойдёт. Всё одно к одному: надо ж кого-то просить и корову закрыть во дворе. Да не только свою. И микулинскую тоже.

Алик выслушал его предложение с удивлением:

– А ты, Тихон, хорошо соображаешь. С тобой действительно можно в разведку ходить.

Тишка расцвёл, как маков цвет.

3. Митькины хлопоты

Митька, оказывается, о кладе тоже не знал ничего. Ну, пригласил его Алик к себе на совет и пригласил. Мало ли зачем он приглашает, из него фонтан идей всегда брызжет. Пока Митька переделал все дела по дому, солнце уже поднялось высоко. А тут и Тишка к нему явился нарочным:

– Тебя Алик зовёт.

– Знаю, что зовёт. – Митька обтёр руки о материнский фартук, который едва закрывал ему колени. У ног стоял ведёрный чугун картошки, объятый облаком пара.

«Поросёнку мнёт», – догадался Тишка.

С толкушкой в левой руке вертелся около чугуна и Никола. Он бил по картофелинам, но они, белея ссадинами, выскальзывали из-под толкушки и отскакивали к борту чугуна. «Недоварили», – подосадовал Тишка. Никола был весь в ноту – то ли от выпиравшего из чугуна пара, то ли от излишнего усердия. Волосы у него слиплись на голове козлиными рожками.

– Передохни, Никола, передохни, – тронул брата за плечо Митька, и Никола, оставив в чугуне толкушку, шлёпнулся на пол, разбросал ноги в стороны. Уработался…

Но Николина усталость коротка, как щелчок.

– Тишка, ты у нас ночевать будешь? – И он подал Тишке левую руку: чего же, мол, смотришь, давай поднимай меня…

– Я ночевать? – удивился Тишка.

– Да он у нас всех ночевать приглашает, – засмеялся Митька. – Уж такой гостеприимный растёт. – И строго прикрикнул на брата: – Никола, какую руку я тебя учил подавать?

– П-павую.

– А ты подаёшь?

– Левую.

Митька пожаловался на брата Тихону:

– Никак не могу отучить. Боюсь, левшой вырастет.

– Ну и что тут особенного? – неуверенно заступился за Николу Тишка и рассудил по-взрослому: – Лишь бы хороший человек вырос.

Митька засмеялся, довольный, но всё же прикрикнул на брата:

– Я кому говорю, перемени руку!

Никола засопел, обидевшись, поднялся самостоятельно и ушёл к дивану, где у него – обомлел Тишка от изумления и зависти – стоял целый гараж новеньких игрушечных машин самых различных марок, начиная от «Запорожца» и «Жигулей» и кончая заграничными незнакомками.

Митька перехватил его завистливый взгляд и оправдался:

– Отец балует… На областной слёт механизаторов ездил, понавёз барахла…

Тишка сглотнул слюну и отвернулся.

Митька сновал от печи к столу и от стола к печи, доставая из-под чела одни чугуны, парившие лёгким облачком, и засовывая ухватом к вспыхивающему краснотой углей загнету другие, ведёрные, – наверное, с пойлом для коровы.

– Говоришь, в Керети клад нашли? – переспросил он и недоверчиво покрутил головой, – Да кто в такой глухомани клад будет прятать? Разбойники? Так их в наших краях не бывало.

– А богатеи, которых в Полежаеве раскулачивали? – подсказал Тишка.

– Богатеи если б прятали, так и вырыли бы давно. После коллективизации-то сколько годов прошло. Они уж из заключения давно выпущены…

Если б клад оставили, так приехали бы на Кереть и средь бела дня откопали – никто не увидел бы, людей в лесу нет.

Тишка от простоты и убедительности его доводов потускнел: действительно, какой клад долежит до наших годов! Давно выкопан.

Но Митька всё-таки засуетился, торопливо домял картошку, развел её сывороткой.

– Раз такое горячее дело, то Алик мог бы и сам ко мне забежать, – сказал он недовольно.

– Да их там двое, со Славкой они…

– А двое что, к одному не ходят? – усмехнулся Митька.

Тишка промолчал, хотя удивился простодушию Митьки: неужели не понимает, что это Славка любой своей выдумкой побежит делиться с товарищами, а Алик – нет, тот фантазирует, не только оберегая, но и приподнимая своё достоинство.

Никола, уже забыв про обиду, увлечённо катал по дивану машины и гудел так, что слюна летела во все стороны – не подойдёшь.

– Ты что плюёшься? – осадил его брат.

– Я не плююсь. Это машина по лужам идёт, и брызги летят. – Никола даже не обернулся, а катил по наброшенному на диванные подушки покрывалу незнакомый Тишке автомобиль и цеплял бампером толстые шерстяные нитки покрывала, вытягивая их петлями.

– Никола, мошенник, что ты делаешь? – встревоженно закричал Митька.

– Я не ма-а-шинник, а шофёр, – не усматривая в своих действиях ничего предосудительного, поправил брата Никола и продолжал бампером тянуть нитяную петлю.

Митька отобрал у него машину, дал брату шлепка и отправил искать сандалии да обуваться:

– Пойдём к Алику, будем совет держать.

– Совет да любовь, – догадался Никола и заторопился.

Митька собрался быстро: раз-два – и готово! Взял брата за руку, вложил в дверную скобу прутик: мол, дома никого нет, – и пошли.

4. Председательские загадки

У сельсовета стоял председатель колхоза Зиновий Васильевич Егоров и, как показалось Тишке, поджидал их.

– Ну, что, мужики, к изобретателю правитесь? – спросил он невесело, достал из портсигара папиросу и неторопливо закурил.

Ребята не знали, то ли председатель остановил их, чтобы о чём-то поговорить, то ли у него нет к ним никакого дела и он просто для приличия обронил необязательный вопрос, на который можно не отвечать.

– И мальца за собой таскаете? – кивнул председатель на Николу, тем самым давая понять, что у него есть всё же намерение потолковать с ними.

– А куда его девать? – спросил вызывающе Митька. – У нас яслей нет.

– Да-да, правильно, – задумчиво проговорил председатель, будто и не слышал Митькиной критики. – Надо с малых лет приставлять человека к делу. Нельзя жить в праздности.

Тишка ничего не понял из председательских нравоучений. О чьей праздности он говорит? Не о Митькиной же, который с утра до вечера в деле. И о Тишке не скажешь, что он баклуши бьет, у Тишки тоже работы невпроворот. Из них из троих один Никола бездельник, дак и тот сегодня трудился: картошку мял.

– Пра-а-вильно, – всё в той же отрешённой задумчивости повторил председатель. – К изобретателю ходит – изобретателем станет.

Да-а, у Алика Макарова репутация твёрдая; особенно укрепилась она после того, как он музыкой выжил крыс из зерносушилки.

– Может, новым академиком Королёвым вырастет, сконструирует такие корабли, которые в неведомые ныне галактики полетят…

Эк куда хватил председатель! Никола держался за Митькину руку и с высоты своего роста разглядывал сапоги Зиновия Васильевича, обклеенные зелёными заплатами клеверных листков и обрывками истекающей соком осоки.

– Вы бы, ребята, сконструировали чего-нибудь для колхоза, – опять вздохнул председатель. – У нас вот сенокос захлёбывается: трава скоро вянуть начнёт, а мы не успеваем косить… Машин бы нам поболе, машин…

– Дак будут машины! Купим! – Тишка сгоряча-то, в избытке чувств, чуть не брякнул, что они завтра отроют клад – и колхоз сразу станет миллионером. Покупай любую машину – кошелёк растолстел.

– Будут, говоришь? – усмехнулся председатель. – Ну, поверю тебе. – И он, не попрощавшись, завышагивал по тропке под гору, сутулясь и почему-то прихрамывая на правую ногу.

– Он что, л-ланеный? – поднял на брата сочувствующие глаза Никола.

– Кто раненый? – недоумевал Митька.

– Дядя п-педседатель, кто же ещё!

– С чего ты взял, что раненый?

– Вот вы ничего не видите, – засопел Никола, – а гугаетесь.

Это у него так получилось вместо «ругаетесь».

Председатель бодро сбежал с горы.

Ни Тишка, ни Митька так и не поняли, зачем он их останавливал.

5. Обещанный миллион

Как Славка и предполагал, Митька оказался упрямым козлом. Ему говорят: «Белое!», а он тянет своё: «Нет, чёрное». Конечно же, Митька взял под сомнение, что в Керети в старопрежние годы занимались отловом жемчуга. У Славки, когда Алик поделился с ним своими изысканиями из научных книг, не ворохнулось ни на секунду сердце, что это неправда. Раз Алик говорит, раз всё у него сверено с книжками, о чём же ещё спорить.

Но Митька стоял на своём:

– Да откуда? Или бы в Полежаеве никто на знал? Каждый год туда на покосы ездят, а жемчуга в глаза не видали. – Он неверяще улыбался.

Алик даже выходил из себя:

– Ну что за невера такой! Мы же с Вячеславом проработали соответствующую литературу. Там неоспоримо утверждается, что в Керети промышляли жемчуг.

Славка подтверждающе кивал головой. Хотя он лично никакой литературы не прорабатывал, но зато хорошо знал: Алику можно верить на слово. Алик сказал, значит, так оно и есть: он трепаться понапрасну не будет. Кого он когда обманывал? То-то и оно, что никого.

– Да что мне твоя липовая литература, когда я и без неё знаю: на Керети о жемчуге и не слыхивали, – упорствовал Митька. – Вот раки там верно есть. И форель мужики ловили, я сам пробовал…

Алик даже подпрыгнул от радости:

– Так это же верный признак, что и жемчужницы в этой реке живут. Раки и форель свидетельствуют о чистоте воды…

– Вода там чистая, – согласился Митька.

– Ну, вот, – уже потирал руки Алик.

– А жемчуга всё равно нет.

Алик возбуждённо выскочил на сноп солнечного света, и у него не только заиграли огнём волосы, но и порозовели, будто их обмакнули в красные учительские чернила, мочки ушей.

– Слышал ли ты, Дмитрий, о Марциальных водах в Карелии? – Он воздел правую руку к потолку.

– Так то в Карелии. Там, может, и не жемчуг, а золото добывают.

Алик пренебрежительно отмахнулся от него.

– Марциальные воды, – вразумляюще произнёс он, – это первый российский курорт, созданный ещё по инициативе Петра Первого. Царская знать лечила в Марциальных водах свои многочисленные недуги. И Пётр Первый этого курорта тоже не избегал…

Ну, Алика повело явно, как говорится, не в ту степь. Славку даже передёрнуло ознобом: всё испортит своим красноречием. Митьку надо фактами убеждать, а не болтовнёй. Какое отношение имеет жемчуг к царским недугам?

Но Алик, оказывается, знал, куда клонил разговор. Он подмигнул Славке и опять поднял руку вверх:

– А потом забыли о Марциальных водах совсем, запустили их, и к 1917 году мало кто даже помнил, что был такой знаменитый курорт. – Алик выдержал паузу, внимательно посмотрел на Славку, будто проверяя на нём впечатление от своих слов, и удачно подвёл историю к концу: – Когда вскоре после революции нарком здравоохранения Семашко поинтересовался, в каком состоянии находится курорт, ему ответили: «Такового не существует».

Алик ещё выше поднял руку, будто пронзая ею невидимого противника.

Митька переминался с ноги на ногу.

– Ну, всякое бывает, – сказал он.

– Бы-ы-вает! – торжествующе протянул Алик. – А теперь в Марциальных водах ежегодно лечится по пять тысяч человек! Это как прикажете понимать? Бы-ы-вает?

Он повернулся к столу, заваленному книгами и журналами. Но там уже, оставленный без внимания, хозяйничал Никола. Переворошив всё по-своему, он выбирал только то, что привлекало его рисунками.

– Вячеслав! – испуганно закричал Алик. – Он же всё уничтожит!

Славка подскочил к столу и, как на амбразуру, лёг грудью на Аликовы бумаги, недоумевая, впрочем, почему Алик обратил свой укор к нему, а не к Митьке. Никола всё-таки Митькин брат, и никто не договаривался со Славкой, что он будет следить за чужим ребёнком.

Митька за руку отдёрнул Николу от стола:

– Не безобразничай!

– А я заб-азничаю.

– Кому говорят, молчи! – прикрикнул Митька.

Он усадил брата на табуретку посреди пола и приказал:

– Смотри не слезай…

Никола сидел, не зная, зареветь ему иль сдержаться, обиженно моргал глазами. Ноги у него бултыхались, не доставая пола.

Алик ревниво осмотрел своё распотрошённое хозяйство и, обернувшись к Славке, капризно спросил:

– Вячеслав, где тут у меня эта статья?

Славка ошарашенно взирал на бумажный развал и молчал, не догадываясь, чего от него добивается Алик.

– Ага, вот! – наконец выцелил Алик цепким взглядом нужный ему журнал и облегчённо вздохнул: – Слава богу, не изорвал.

– Да он ничего не рвёт, – заступился за брата Митька. – Он у тебя разворошил только…