Текст книги "Твоя измена - не моя вина (СИ)"

Автор книги: Лена Тэсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 44

Анатолий.

Владимир Маркович Федоров заработал себе вполне определенную репутацию человека, имя которого отождествлялось с понятием “справедливость”. Непредвзятый, неподкупный, непогрешимый.

Более двадцати пяти лет он был судьей. Начинал с простых административных разбирательств, а после перешел на уголовные.

Ему доверяли, с его мнением считались и мало кто мог его оспорить. Фактически даже не пытались.

В стенах городского суда он стал неприкосновенным авторитетом. И все же проверку деньгами его совесть не прошла. Просто ее ценник оказался выше, чем у среднестатистического работника суда. Ведь никто не спорил – откаты есть везде. Не все умеют их брать, не каждый будет соглашаться на эту авантюру.

Но именно судья Федоров для себя решил, что заслуживает большего, чем простая пенсия по выслуге лет и домик в Подмосковье, куда могли бы приезжать внуки.

И собственно мне бы не было до этого никакого дела, если бы не тот факт, что он вынес оправдательный приговор человеку, который убил мужа моей сестры.

Алена его обожала и эта потеря едва не стоила ей здоровья, а возможно и жизни.

Проведя несколько недель рядом с угасающей сестрой я сам чуть не сошел с ума. Ночами она не спала – плакала. Больше напоминала не человека, а приведение. Успевала напиться, пока я ходил в магазин за продуктами до состояния, когда алкоголь выходил из организма с рвотой и истерикой. Загонял ее в холодный душ, убаюкивал в кровати. Расчесывал волосы, кормил.

Не знаю хотела ли она уйти из жизни, но вела себя так, будто сам ее смысл ушел вместе с единственной любовью.

А как же я?

Старший брат.

Поэтому я злился. Сначала на Алену – мы сильно поругались. Пытался встряхнуть ее и снова обратить внимание, на то, что десятки тысяч людей теряют своих любимых, но продолжают жить дальше, ради тех, кому они дороги.

– Но у меня больше никого нет! – кричала сестра, пытаясь вырваться из моих руку.

Это неправда. Был я. Не лучший брат и не лучший друг, и все же всегда, когда нужно, рядом.

После первых кругов ада наступило затишье, в которое мне удалось выяснить некоторые подробности произошедшего. Из-за кого произошла авария, кто был виноват и, конечно, какое понесет наказание виновный.

К моему удивлению дело оказалось в открытом доступе, но к нему не было проявлено никакого интереса, ни со стороны прессы, ни со стороны надзорных органов. Сделав несколько звонков и получив пачку документов я изучил все, и узнал, что Вадим стал жертвой ужратого вхлам мерзавца на дорогой спортивной иномарке. Слишко крутой, чтобы не пытаться разогнать ее на всю мощь. Слишком неуправляемой для ничего непонимающего идиота.

С этими новостями я и пришел к Алене, совершив большую ошибку.

Она отреагировала плохо.

Грозилась, что если виновный в смерти Вадима не окажется в тюрьме, то не сможет жить. Очень ярко продемонстрировала свои намерения, когда наглоталась таблеток, и я нашел ее в квартире без сознания. Промывание желудка помогло, несколько оплеух – тоже.

Больше Алена о подобном никогда не заикалась.

Но хуже всего было то, что все мои усилия, чтобы засадить того мерзавца за решетку – оказались напрасными.

У него был не только богатый, но и влиятельный отец – дружил с нужными людьми – адвокатами, прокурорами, судьями, с теми, с кем нужно дружить, чтобы решать всевозможные проблемы с законом. И пьяная выходка сына была самой мелкой из них.

На ее решение бросили несколько юристов среднего звена из одной юридической конторы. Среди них был и Руслан Макаров, как потом оказалось – друг обвиняемого. А чтобы результат был стопроцентный, совсем без осечек – подкупили судью – отца Олеси.

Убийце Вадима вынесли приговор по статье “Причинение смерти по неосторожности”, назначили наказание в виде исправительных работ сроком в пятнадцать рабочих дней. К делу пришили акт о неисправности новенькой иномарки. Конечно купленный.

Мою апелляцию отклонили.

С тех пор я пристально и внимательно следил за жизнью Федорова и Макарова. Мне просто нужно было вычислить их слабое место, найти еще несколько дел, где они могли бы провернуть нечто подобное и лишить их репутации, лицензий и любых привилегий. Я хотел уничтожить все, чем они гордились, отобрать все, что заработали.

Конечно я знал, что Руслан женат на дочери судьи, и в адвокатских кругах он никогда не скрывал, что это брак по расчету. Олесю я видел несколько раз на вечеринках его фирмы. Преданная как олененок Бэмби, везде следующая за мужем, как мотылек за светом. Удивительно, что ей вообще хватило упорства закончить ВУЗ и получить работу где-то, куда не дотягивались липкие лапы ее неблаговерного.

Все, что было далее лишь стечение обстоятельств, которые собирались в огромный ком. Начиная с той минуты, когда Макаров был уличен в измене и до этого момента…

– Приехали? – спросила Олеся, когда наша машина остановилась у небольшого домика, за которым простирались поля виноградника.

– Да. Готова?

– Не уверена.

Она держала руки на коленях, крепко вцепившись пальцами в чашечки.

Разочаровываться в любимых людях – больно. Я это знал очень хорошо. Но еще я знал, что должен дать ей шанс поговорить с отцом до того, как за него возьмусь я. У Федорова будет шанс показать дочери, что он не совсем прогнил и может признавать свои ошибки и принять за это справедливое наказание.

Я надеялся, что он им воспользуется.

Глава 45

Анатолий.

Олеся постучала несколько раз. Дверного звонка не было – хозяева, продавшие дом Федорову, об этом не побеспокоились.

– Может быть это не тот дом? Ты уверен, что адрес верный?

В вопросе не было упрека, скорее надежда на то, что я ошибся. Я не стал отвечать вслух, просто молча отрицательно покачал головой. Ошибки не было. И через пару мгновений она сама в этом убедилась.

Старый деревянный пол надсадно скрипнул по ту сторону двери. Спустя несколько месяцев дочка смогла наконец-то встретиться лицом к лицу со своим отцом.

Владимир Маркович выглядел хуже, чем я помнил. Отощал, но нездоровым образом. Под глазами залегли темные круги, морщины на лбу переносице стали глубже, седина почти полностью покрывала его голову.

– Я ждал вас позже, – сказал мужчина, смотря куда-то нам за спину, но не увидев ничего достойного внимания, развернулся и пошел внутрь дома.

Оставленная открытой дверь приглашала внутрь, но Леся застыла на месте, кажется неспособная сделать и шагу вперед.

– Ты как?

– Без понятия.

– Собираешься плакать или ругаться?

– Без понятия.

Испытав лишь секундное сомнение, я взял ее ладонь в свою и шагнув внутрь, закрыл за нами дверь.

В небольшом коридоре полы действительно требовали ремонта. Дом не казался неухоженным, скорее наоборот – весь пропитанный какой-то семейной историей, духом нескольких поколений одной большой дружной семьи. На стенах висело несколько фото в старинных рамках, чуть дальше стояла лампа с зеленым абажуром на высокой деревянной ножке, а на столике рядом… кажется патефон и коллекция пластинок.

В гостиной обнаружились диван с зеленой обивкой, два кресла, журнальный столик на резных ножках, два комода, накрытых салфетками и заставленных фоторамками, фигурками, книгами.

Федоров расположился на стуле у окна.

Довольно неудобно для разговора с кем-либо, но было видно, что с места он сходить не собирался.

– Я думала, что ты меня хотя бы обнимешь, пап.

Олеся отпустила мою руку и обошла половину комнаты, чтобы встать напротив него. Он отвернул голову, старательно изучаю что-то очень интересное за окном.

– Я надеялся, что у тебя хватит ума не искать меня и оставить эту дурацкую затею с разводом. Что тебе было еще надо? Руслан прекрасный муж, блестящий юрист! Он обеспечил бы тебе и вашим детям безбедное счастливое будущее!

– Он мне изменил, затеял финансовые махинации, подбил на это тебя! Как ты мог так поступить с мамой!?

– Не вмешивай мать! Тебе нужно было просто держаться за мужа, дурочка! Ты и этого сделать не смогла.

Каменная маска с лица мужчины так и не сошла. Олеся сделала еще один шаг вперед, положила ладони ему на щеки и заставила посмотреть на себя.

– Скажи мне прямо в глаза, что ты действительно так думаешь, папа.

Не было слез и истерики, не было ничего, что могло бы сейчас повлиять на ее желание знать один простой ответ от человека, который должен был ее защищать и оберегать от всего на свете.

Но не стал. Или не захотел.

– Это просто глупо, – Федоров резко скинул руки Леси с лица и встал на ноги, сделав несколько шагов в сторону и наткнулся взглядом на меня. – Щербинский. Не скажу, что рад тебя видеть.

Я скривился. Руки чесались от желания съездить ему по роже, но сделал скидку на возраст (пусть и вовсе не преклонный) и на дочь, шокировано смотрящую в спину отцу.

Как же быстро ты теряешь контроль, девочка.

– Леся, ты останься здесь, пожалуйста, а мне с Владимиром Марковичем нужно кое-что обсудить.

– Нечего мне с тобой обсуждать, щенок, – он предпринял еще одну попытку обойти меня, но у него ничего не получилось.

– Вы можете говорить все при мне, я не ребенок.

– Мы можем? – спросил я.

– Нет!

Пожав плечами, ухмыльнулся и пропустил мужчину дальше в сторону выхода. Леся недовольно взмахнула руками и угрожающе двинулась следом, но также наткнулась на препятствие в виде меня.

– Я не собираюсь оставаться в стороне пока вы обсуждаете и мое будущее.

– Тебе все же лучше остаться здесь, – я постарался ее успокоить.

Её затрясло от злости, но сейчас не лучшее время и место узнать о том, что отец проворачивал в качестве почетного и уважаемого судьи и как рисковал репутацией не только своей, но и будущим семьи.

– Почему? Что из вашего разговора приведет меня в ужас?

– Я.

Не сказав больше ни слова развернулся и вышел следом за Федоровым. Поступил плохо, оставив ее с еще большим количеством вопросов, воспоминанием об отвратительной встрече с отцом и пустыми руками. Ни ответов, ни любви, ни хотя бы минимальных объяснений.

Позже. Все это у Леси будет позже.

А пока я собираюсь наказать старого дурака, который променял свою прошлую жизнь на кучку бумажек, и у которого не хватило ума, чтобы спрятаться получше.

Надеюсь, что его сердце достаточно сильно бьется.

Глава 46

Анатолий.

– Здесь красиво. Мне всегда хотелось жить там, где тепло. – Говорит Федоров, медленно шагая вдоль небольшого забора, за которым простирается виноград.

Так далеко, что скрывается за горизонтом.

В промышленных масштабах такой объём ничтожен и незначителен, но для одного частного винодела – более чем достаточно. К тому же бизнес в упадке, работников не больше четырех человек, которые держаться лишь на энтузиазме и уважении к предыдущему хозяину. Нынешний же явно не собирался высоко оценивать рвение последних трудяг.

– Действительно красиво. Глупо все это пустить с молотка через пару лет, когда вы с Макаровым выжмите из места все, что только можно.

– Жизнь всегда несправедлива.

Владимир Маркович бесстрастно пожал плечами и двинулся дальше. Вдоль дорожки, по которой прогуливались местные жители, катались на велосипеде дети.

– Видишь ли, Анатолий, я предлагал своей жене переехать за границу с десяток раз, но она как наседка, ей нравится все однообразное и привычное. А мне, как мужчине, – он усмехнулся, провожая взглядом прошедшую мимо знойную итальянку с внушительным декольте и курносым носом, – нужна смена обстановки. Всем нам нужна. Олеся глупенькая еще, была бы умнее – удержала бы своего мужика.

– Да вы просто отец года, – я усмехнулся и покачал головой. – Но говорить я собрался не о семейном благополучии четы Макаровых. По большому счету проеб Руслана лишь удачное для меня стечение обстоятельств, которое привело нас с Вами сюда.

Мужчина остановился, едва не споткнувшись о собственные ноги. На идеально начищенные ботинки слоями оседали пыль с песком. На лбу проступили капельки пота, а до того безразличное ко всему лицо исказила гримаса, которая даже при полной темноте не сошла бы за безразличную улыбку.

– Твоя Вендетта слегка запоздала, – выдохнул он, но голос дрогнул.

Федоров был отличным судьей, но как и большинство в его профессии, никогда бы не смог стать адвокатом – не та натура. Не артист.

– Это не месть, просто я обещал своей сестре, понимаете?

Но в его глаза, уже потускневших от опыта и жизненной мудрости не было и проблеска в попытке что-то понять. Федоров дошел до ближайше скамьи и осел на нее, совсем уже не такой бодрый и веселый как несколькими минутами ранее.

Он думал.

Громко дышал и перебирал пальцами, словно невротик. Привык быть всегда на шаг впереди любого соперника – это я мог понять и даже уважал, но хватка подвела и напарник в виде неумелого и жадного зятя, тоже.

– Что же ты хочешь, Щербинский? – огрызнулся.

Старый дурак.

Пока я ехал сюда с Олесей рассуждал о том, стоит ли пощадить мужчину в возрасте, дать ему шанс на осознание тех ошибок, которые он допустил, возможность задуматься о судьбах, покалеченных из-за его судейских решений. Я хотел дать ему такой шанс. Но не буду.

Ведь он никому не дал.

Ни моей сестре, убийца мужа которой сейчас развлекается где-то во Франции и бог еще знает чью жизнь заберет после очередной попойки.

Ни семье Евдокимовых, чей сын сел в тюрьму ошибочно обвиненный в нарушении техники безопасности на строительной площадке, повлекшей за собой смерть нескольких рабочих и двух случайных прохожих. Зато директор фирмы, осознанно заплативший за некачественное оборудование, продолжал строить дома.

Ни Зое Карповой – девочке, которая теперь живет с бабушкой на ее нищенскую пенсию, ведь у нее больше нет мамы. Та умерла во время операции на столе у известного в городе хирурга. Операция – всегда риск, но пропавшие записи и несвязные показание медперсонала, несколько явных признаков врачебной ошибки. Нет – профессор не виновен, даже если в ту ночь на дежурстве выпил.

– В этом рюкзаке, который у меня за спиной – две папки.

– Красная и синяя?

– Не тренируйте свой сарказм, судья. Вам не идет.

Я покачал головой и достал те самые папки. Черная и белая. Да уж – еще более драматично.

– В черной собраны доказательства всех ваших преступлений. Начиная от самого первого и незначительного дела о дорожном правонарушении, заканчивая крупными разбирательствами в отношении чиновников, спортсменов, их детей, жен, любовниц и, даже, – я листал страницу за страницей, – да… мамы одной из любовниц. Здесь ваши подписи, ваши решения и совершенно наглядные несостыковки в делах, которые вы проворачивали с Макаровым, Васильевым, майором Соколовым и остальными причастными. В прокуратуре на некоторых из них давно лежат увесистые папки, готовые в любую удобную минуту быть пущенными в дело. Они просто искали недостающий пазл, и я могу помочь им его найти.

Владимир Маркович остервенело вырвал черный пластик у меня из рук и вытащил наружу его содержимое. Быстро, почти бегло просматривая список своих “достижений” он качал головой. Сильнее и сильнее.

– Ты ничего не сможешь доказать, – прошипел сквозь зубы, хотя сам все прекрасно понимал.

– Смогу.

– Ты поэтому забрался между ног моей дочери? Чтобы до меня добраться?

– Я бы справился и без Олеси.

Это тоже было правдой.

Возможно, что для всех было бы лучше, чтобы наши пути не пересекались. Чтобы Макаров не был настолько тупым и не позволил жене застать его с любовницей за изменой, а потом прошел через публичное унижение, лишение лицензии юриста, потерю всего имущества, имени, репутации.

Мне было бы все равно на чувства его жены и дочери Федорова.

Проблема в том, что эта девочка оказалась не испорченной и жадной до денег стервой. Она словно сорняк в их саду, смогла выжить, пробиться сквозь асфальт и потянутся к солнцу. Поломаная, опустошенная, но с невероятным желанием жить так, как хочет она сама.

Даже если поняла это слишком поздно.

– Что во второй папке?

– Облегченный вариант наказания.

– Разве ты не должен меня шантажировать и предложить отпустить в ответ на какую-нибудь значимую услугу?

– Разве вы не должны умолять меня не пускать все это, – я указал пальцем на черный прямоугольник в его руках, – в ход.

– Ты можешь никогда не покинуть пределы Италии, – Федоров постарался придать голосу нотку злобы.

Я расхохотался. Он производил впечатление возможно садовника, больше тракториста, с натяжкой – престарелого винодела, но никак не мафиози.

– Оставьте свои угрозы для более личных фантазий и игрищ с местными проститутками, если их это впечатляет или у вас еще останутся деньги на подобные услуги. – Я протянул ему белую папку. – Здесь пакет документов на продажу винодельни со всеми активами, землей, производством и складами. Все финансовые операции, которые вы смогли протащить через этот райский уголок и закопать на счетах Мальты, Швейцарии и Кипра – пускай у вас остаются, на достойную старость, но все, что находится в обороте – будет при фирме.

– Я никогда это не подпишу, – Федоров бледнеет. – Это превратит мое существование здесь практически… в ничто. Большая часть денег…

– Я знаю. Но у вас нет времени на размышления, Владимир Маркович. Выбор очень прост: тюрьма или свобода. Денег вы лишитесь в любом случае.

Мужчина еще некоторое время смотрел то на меня, то на бумаги в своих руках, то по сторонам, словно ища поддержку у безразлично спешащих по своим делам итальянцев. Как и любые прохожие они мало обращали внимания на двух незнакомцев, разговаривающих на чужом для них языке.

– Сколько у меня есть времени на принятие решения?

– Время вышло, – коротко ответил, протянув Федорову ручку. – И есть только один шанс. Распишитесь там, где стоят закладки.

Это заняло три минуты. Целых сто восемьдесят секунд. Федоров не прочитал условия, не вникал в подробности и не особо интересовался кому достанутся все эти деньги. Мне? Его жене? Дочери? Какая разница, лишь бы не усугубить свой радикулит на тюремных нарах. До чего же жалкими бывают люди.

Мне все еще сложно было в это поверить.

– Вот, держи. Забирай мою дочь и проваливайте. Чтобы я больше вас никогда не видел!

Как раз в этот момент перед нами застыла Леся с телефоном в руке.

– Звонила мама. Руслана арестовали.

Глава 47

Олеся.

Как только папа и Толя вышли за дверь я почувствовала невероятную легкость.

Словно наш диалог походил на медленную пытку. И вот он исчез из поля зрения и ребра перестало сдавливать, а руки дрожать. Последний раз нечто подобное я почувствовала, когда проснулась после операции. Было легко. Страшно из-за неизвестности, но легко, потому что самое ужасное испытание осталось позади.

Сейчас также.

С папой мы никогда не были особо близки. Он не катал меня зимой на санках, а летом не брал на рыбалку. Не угощал пивом тайком от мамы, когда смотрел футбол. Он в принципе его не смотрел и считал это спортом для тупых необразованных мужланов.

Несмотря на все эти “не” он все же был моим папой, я любила его и уважала. Так заложено в любом ребенке с самого рождения и до… пожалуй до того, как он не начинает понимать что-то очень важное о своих родителях. И это либо делает ваши отношения крепче, либо начинает их ломать, медленно, но неотвратимо.

Бесцельно слоняясь из угла в угол по небольшому периметру, я рассматривала предметы интерьера. Все выглядело крайне скромно, даже аскетично. Никто бы не смог заподозрить человека, живущего здесь, в отмывании сумм, которые заканчивались шестью и более нулями.

И что папа с ними намеревался делать?

Я могла понять что именно сделал бы Руслан. Купил бы дом – более дорогой и пафосный чем этот. Как минимум на два этажа и на три места в гараже для машин. Он часто повторял, что в нашем автопарке не хватало “тачки для выброса адреналина”. Конечно за этой покупкой он бы обзавелся спортивным автомобилем. Собакой элитной породы и горничной. В принципе персоналом, который бы сделал его жизнь проще.

У моего почти бывшего мужа были весьма примитивные мечты.

И вкусы.

От мыслей меня отвлек звонок мобильника. Мама подала несколько гудков и сбросила. Пришлось перезвонить ей через мессенджер.

– Что-то случилось, мам?

– Даже не поздороваешься? – строго и осуждающе.

– Прости, привет, – пробубнила, но почему-то вины за собой не почувствовала. Лишь как еще один камешек из пирамидки наших когда-то хороших отношений выпал и укатился прочь.

– Вы нашли Володю?

– Нашли.

– И как… он?

Вопрос звучал странно. Она хотела, чтобы у него все было плохо или хорошо? Хотела, чтобы он мучился от угрызений совести и умолял принять его назад или готова была отпустить ситуацию, лишь бы ни ей самой ни мне ничего не угрожало.

– О тебе не спрашивал, – брякнула первое, что пришло в голову.

– Ты стала очень жесткой, после того как решила разойтись с Русланом.

– Хватит! – как же бесило ее подобострастное отношение к Макарову.

– Что хватит, Олеся? Почему ты там, а не здесь? Почему ты не поддерживаешь мужа в такой тяжелый для него период?

Тяжелый период!

От негодования и возмущения я едва смогла сдержать рвущиеся наружу оскорбления. Пальцы вцепились в бархатную на ощупь зеленую обивку дивана. Мягкий материал приятно лоснился по ладонью, но не успокаивал.

– Я почти в разводе, мама. Пора бы тебе уже с этим смириться. И в том зале суда нас было двое. Руслан не раскаивался в измене. И обо всем остальном он тоже не жалеет. Так что давай закроем эту тему раз и навсегда. Что с Макаровым происходит сейчас меня не касается. Его может поддержать Белова, которая так отчаянно стремилась на мое место.

И вроде сказала все четко, без запинок. Объяснила внятно.

– Ты такая дура, Олеся!

– Я сейчас положу трубку.

– Да как угодно. Но пока ты развлекаешься в Италии со своим адвокатишкой, твоего мужа посадили в тюрьму по подозрению в подтасовке каких-то документов и финансовых махинациях. Руслана оклеветали, возможно даже твой Щербинский, а ты…

Я нажала отбой. Быстро. Легко.

Прислушалась к себе.

Трогает ли меня эта новость? Нет. Изменит ли это мое к нему отношение? Тоже нет.

Телефон в руке молчал. Мама либо продолжала что-то выговаривать мне в трубку, так и не понимая, что я уже отключилась, либо все поняла и сейчас старательно разыгрывает мелодраму для Бэллы Изольдовны.

Я же больше не могла находится в душном пространстве чужого дома и поспешила на улицу, чтобы найти Толю и папу. Они сидели на скамье не очень далеко. О чем-то негромко переговариваясь. В руках у отца была белая папка и ручка. Пока Щербинский ему что-то говорил, тот подписывал бумаги.

Они заметилили меня не сразу, точнее не заметили вовсе, потому что я услышала то, что наверно никогда бы услышать не хотела.

– Вот, держи. – Папа сунул бумаги и ручку в грудь Толе, – Забирай мою дочь и проваливайте. Чтобы я больше вас никогда не видел!

Никогда? Что ж. Это можно устроить.

Я прочистила горло и они оба повернулись ко мне. В зеленых глазах плескалось сочувствие, а вот папа был невозмутим и спокоен. Учитывая, что актер из него крайне хреновый – он всем доволен и ни в чем не раскаивается. Миленько.

– Мама звонила. Руслана арестовали, – коротко сообщила я.

– Тогда нам не стоит задерживаться и еще больше беспокоить Владимира Марковича, – кивнул Щербинский.

Папа ударил ладонями по коленям и встал на ноги, делая шаг ко мне. С ужасом я поняла, что он потянулся меня обнять. Зачем? Я сделала шаг в сторону другого мужчины, который знал меня в разы меньше, но понимал гораздо лучше.

– Пап, слово “никогда” именно это и значит, – уронила я, делая еще один шаг назад. Подальше от него. – Не забывай об этом, пожалуйста. Никогда.