Текст книги "(не) Родная дочурка для мэра (СИ)"

Автор книги: Лена Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 24

– Шутишь? Богдан, ты хоть понимаешь, о чем говоришь? – Мирон ожидаемо приходит в ярость. – Отец тебе этого никогда не простит! Он четыре года готовил тебя к этим выборам, зная, что у тебя гораздо больше шансов, чем у меня! И ты хочешь, чтобы все его труды пошли насмарку?

– Понимаю, но решение еще не стопроцентное. Я пока так… Почву прощупываю, – спокойно отвечаю.

Мирон резкими движениями ослабляет узел галстука. Подскакивает с кресла и начинает расхаживать по кабинету. Глаза бешеные, морда красная.

– Подожди, а что вообще повлияло на это? – обращает на меня недоумевающий взгляд. – Ты же так горел, так рвался баллотироваться на пост мэра! У тебя единственного появились все шансы утереть нос Старовойтову. Никому больше такое не под силу, и за три недели до выборов ты хочешь просто слиться?

– Ну да, – киваю, на что сердитый братец рьяно крутит у виска.

– Ты когда в последний раз башку свою проверял? А то может, у тебя крыша поехала от перенапряжения?

– Да нормально всё с моей башкой. Я просто девушку встретил, – гордо озвучиваю причину своих глобальных перемен.

– Поздравляю, – кивнув, произносит брат с иронией в голосе. – Вот только ты выбрал не самый подходящий момент для мимолетных отношений.

– А я разве говорил, что они мимолетные?

– Не понял. Ты хочешь сказать…

– Видимо, потому что я старше тебя на восемь минут, вот я и быстрее тебя созрел для серьезных отношений, – развожу руками, не скрывая улыбки.

Мирон смотрит на меня в упор. А потом как рухнет в свое кресло.

– Да ну на… – только и может он сказать.

– Пока ты прозябаешь в одиночестве, избегая серьезные отношения и скептически относясь к браку, я принял для себя твердое решение жениться в этом году. Мирон, я хочу жениться. И это желание перекрывает собой всё, включая желание одержать победу в выборах, – заключаю я твердо, окончательно выбивая у брата почву из-под ног.

Мирон тянется к бутылке минеральной воды, откручивает крышку и, присосавшись к горлышку, с жадностью выпивает до последней капли.

– А эта твоя девушка хоть в курсе твоих планов? Как она отнесется к тому, что ты снимешься с выборов? Ты не думал, что она встречается с тобой только потому, что видит в тебе заманчивые перспективы?

– Вот с этим как раз сложности.

– Что, не уверен в ее чувствах? – Мирон ехидно посмеивается. – Думаешь, она с тобой только из-за твоего высокого статуса?

– Не в этом дело. Далеко не в этом, – мотаю головой.

А Мирон меня и слышать не желает.

– Вот поэтому я и избегаю отношения! Никогда не поймешь, по любви с тобой девушка или вся причина во власти и деньгах. Вика – моя бывшая – яркий тому пример.

Три года назад Мирон по-настоящему влюбился, а уже через месяц сделал Вике предложение.

Я не узнавал своего брата. Из гордого и надменного льва он превратился в ручного плюшевого медведя.

Однако в день свадьбы моего брата ожидало еще одно перевоплощение.

Медведь превратился в побитого пса, ведь Вика так и не явилась на свадьбу. Обчистив его сейф, где хранились деньги с важными документами, она просто сбежала из страны.

С тех пор больше не существует ни льва, ни медведя, ни побитого пса.

Мирон стал бесчувственным камнем. Утратив доверие ко всему противоположному полу, он с головой ушел в работу. Этим сейчас и живет.

– Ну уж нет. Уж лучше я буду одиноким, чем добровольно стану тратить свое время на корыстных баб. И тебе советую занять такую позицию! – он грудью наваливается на край стола, пытаясь меня переубедить. – Забудь об этой девушке, и включи уже голову, пока не наломал дров. Холостяцкая жизнь тебе больше к лицу.

– Правда? – демонстративно оборачиваюсь к зеркалу и поглаживаю себя по бороде. – А мне кажется, я выгляжу очень даже ничего, – язвительно отмечаю, на что брательник фыркает, закатывая глаза.

– Ничего? Да на тебя же смотреть тошно! Того и глядишь, сахарной корочкой весь покроешься.

– Да даже если и покроюсь, что с того? Это того стоит, – парирую я с мечтательной улыбкой. – В прошлый раз тебе просто не повезло, но это же не значит, что все девушки такие, как твоя бывшая. На примере Наташи я в этом убедился. А ты еще не встретил ту, которая способна затмить все неудачи и по-новому расставить твои жизненные приоритеты. Вот когда встретишь такую, поймешь, что был бестолочью, ровнявшим всех женщин под одну гребенку. Вот тогда и поговорим.

– Любопытно, – хмыкает Мирон, постукивая пальцем по подбородку, а потом он откидывается на спинку кресла. – Ну давай, рассказывай, какая муха тебя укусила.

И я рассказываю ему вкратце то, что произошло со мной за последнюю неделю с лишним. По ходу своей истории Мирон слушает меня всё более внимательней. Не перебивает меня, а только кивает. Под конец он уже сидит с загруженным видом и чешет свой затылок, при этом присвистывая.

– Да уж. Наворотил ты, конечно, – протягивает он с осуждением. – Это ж надо было предложить девушке фикцию, вместо того чтобы открыто признаться в своих чувствах! В политике ты куда более перспективный, чем в вопросе отношений!

И это чистейшая правда. В вопросе построения отношений я не спец. Ни одной девушке еще не удавалось заинтересовать меня настолько, чтобы задуматься о будущем с ней. Не попадались мне такие.

А Наташе это удалось. Да так быстро, что я поплыл и не придумал ничего лучше, чем удержать ее рядом с собой просьбой подыграть мне.

На тот момент мне казалось это самым верным решением. Я хотел убить одним выстрелом сразу двух зайцев: и Старовойтову нос утереть, и отсрочить наше расставание с Наташей и Катей.

Но я совсем не подумал о том, как буду выглядеть в их глазах. Теперь Наташа видит во мне карьериста и обманщика, который как хамелеон меняет свой окрас, подстраиваясь под неблагоприятную среду.

И она совсем не замечает, что меняюсь я только благодаря ей.

– Думаешь, без шансов? – спрашиваю, надеясь, что со стороны всё выглядит не так уж и плохо.

– Да будь я на месте Наташи, то уже бежал бы от тебя, роняя тапки! – рявкает Мирон, убеждая, что всё гораздо хуже, чем я себе представлял.

– Я всё запорол, – обреченно вздыхаю. – Поэтому единственный выход – отказаться от участия в выборах. Только так я смогу оправдать свой поступок и доказать Наташе, что мой выбор пал на нее не случайно.

Мирон вытягивает меня из-за стола и неожиданно заключает в крепкие братские объятия, отрывая мои ноги от пола.

– Подумать только! Мой братишка готов отказаться от дела всей своей жизни ради женщины! Когда такое было вообще? Да ты и впрямь влюбился! – восклицает он прямо в ухо, нагружая мои барабанные перепонки.

– Но теперь-то ты меня понимаешь? Понимаешь, как мне важно принять правильное решение?

– Да я-то понимаю, не дурак. Вот только боюсь, от отца понимания ты не дождешься, – проговаривает Мирон с унылой миной. – Он придет в бешенство, если узнает, что ты смыл все его старания в унитаз, ради женщины.

– Поэтому мы ничего ему не скажем… до завтра, – предупреждающе проговариваю я, на что брат жестом закрывает рот на замок.

– Хорошо, как скажешь. Если надо, я буду помалкивать.

– Отлично. А я пока решу, как преподнести отцу эту новость.

– А ты же идешь на годовщину их свадьбы? – спрашивает Мирон.

– Разумеется, – отвечаю, скрывая тот факт, что с собой я хочу взять Наташу с Катей.

Следом мы обсудили с Мироном вопрос Наташиного развода. Брат был крайне удивлен тому, что я запал на замужнюю женщину, но всё же согласился оказать всю необходимую помощь в данном деле. А после мы попрощались.

В приподнятом настроении я возвращаюсь домой. Мчусь на всех парах, мечтая поскорее увидеть Наташу с Катей и объясниться перед ними.

Решил не откладывать наш разговор с Наташей в долгий ящик. Сегодня же сообщу ей, что ради нее я готов пойти на любые жертвы. Даже если из-за этого испортятся мои отношения с отцом.

На полпути к дому мне приходит сообщение от Валеры:

«К вам гости. Будьте начеку».

Тут же вдавливаю педаль газа в пол, увеличивая скорость.

Подъезжаю к дому. У приоткрытых ворот первым делом замечаю припаркованную машину Старовойтова, а потом и его самого, сходящего с крыльца дома.

Какого черта он здесь забыл?

Бросив машину как попало, выскакиваю на улицу. Чеканю шаг навстречу Старовойтову, который пришибленно пялится на меня, а потом впопыхах принимается что-то прятать в карман своего пиджака.

– А не кажется ли вам, Николай Васильевич, что вы ко мне зачастили? – говорю ему с неприкрытой претензией.

Глава 25

Я за версту чувствую, как от него разит страхом. Бздит Старовойтов. И это не может не наводить на подозрения.

Мне покоя не дает карман его пиджака, а точнее, его содержимое. В нем явно что-то есть, и готов поспорить, это «что-то» – прямиком из моего дома. Однако всё самое ценное хранится исключительно в моем сейфе, а код знаю только я.

Тогда что же он скрывает? Или у меня уже паранойя?

– Богдан, не сердись на меня, пожалуйста. Я же пришел к тебе извиниться, – лебезит он, существенно замедляя шаг и меняя траекторию, чтобы не пересекаться со мной.

Черта с два.

Демонстративно беру чуть левее и останавливаюсь напротив него, загораживая подход к его машине.

– В таком случае можете извиняться, – с высоты своего роста взираю на него выжидающе, а тот тушуется, в глаза мне не смотрит.

Мне не нужны его извинения. Ни за поступок с фотографом, ни за слух, который он пустил обо мне. Но я бы не отказался послушать, что этот говнюк может сказать в свое оправдание.

– Полагаю, это из-за меня в мэрии поднялась такая шумиха. В последние дни все только о тебе и говорят. Вернее, о твоей семье, так нежданно-негаданно появившейся у тебя, – слышу в его тоне нотки ехидства.

Не поверил, козел! Отсюда и палки в колеса вставлять мне вздумал!

– Да уж, а я всё думал, гадал, кто же так прославил меня, – проговариваю саркастическим тоном, едва ли не захлебываясь презрением к этому человеку. – А это вы, оказывается, язык за зубами не умеете держать. Что ж, приму к сведению и постараюсь больше не откровенничать с вами.

Упитанная морда Старовойтова покрывается ярко-красными пятнами и тонкими струями пота. Он туго сглатывает.

– Да у меня же совсем из головы вылетело, что ты попросил меня не распространяться о своей семье. А я сдуру ляпнул Молотову на вчерашнем заседании, – произносит он фамилию третьего кандидата на пост мэра, – ну, и понеслось. Но клянусь, это вышло непреднамеренно. Ты же сам понимаешь, не в моих интересах возвеличивать тебя, все-таки наличие семьи в автобиографии козырь значительный, а мы с тобой конкуренты как-никак.

Ага… На войне все средства хороши, а ты, чую, как раз войну затеваешь. Потому я не верю ни единому его слову. Всё было спланировано.

– Понимаю, Николай Васильевич, всё я понимаю, – мои слова не лишены иронии.

Меж тем я буквально вынуждаю себя пожать ему руку.

Да только с силой перебарщиваю. Намеренно.

Потная ладонь Старовойтова в моей руке расплющивается от силы сжатия, глаза на миг выкатываются из орбит, а сам он начинает болезненно скулить.

С удовольствием показал бы ему, где раки зимуют, но кто знает, может, он снова явился сюда за тем, чтобы запятнать мою репутацию. Не удивлюсь, если в каких-нибудь кустах притаилась целая съемочная группа по такому случаю.

С этим интриганом нужно быть всегда начеку.

– Так и быть, я принимаю ваши извинения. Мы же с вами не враги, а всего-навсего конкуренты, как вы верно подметили, – нарочито любезно отвечаю.

Старовойтов вытягивает в удивлении физиономию, словно не ожидал, что я так просто сжалюсь над ним.

– Вот ты вроде молод еще, но зрелой мудрости в тебе предостаточно. Хороший ты человек, Богдан. Весь в отца своего, поэтому я даже не удивился, когда ты выдвинул свою кандидатуру на голосование. Ты один из немногих, кто действительно достоин возглавить нашу администрацию, – угодничает он, пуская мне пыль в глаза и пряча руки в карманы пиджака.

Терпеть не могу льстивых людишек. На дух их не переношу. Но куда больше я ненавижу жуликов и проныр.

– Не сочтите за грубость, Николай Васильевич, но не могли бы вывернуть свои карманы? – произношу я требовательным тоном, всем своим видом показывая, что не отпущу его, пока он не выполнит мое требование. – Ну же, показывайте, что вы в них прячете! – уже оказываю на него давление, поскольку наблюдаю перед собой бездействие.

Старовойтов в возмущении надувается как шар. Пот уже вовсю струится по его вискам.

– Ну уж, – бурчит он, передергивая плечами. – Содержимое моих карманах ни коим образом вас волновать не должно. Я пришел сюда не для того, чтобы меня обыскивали. Это же унизительно.

– Да бросьте, Николай Васильевич, – усмехаюсь я, видя его замешательство. – Можно было бы сколько угодно рассуждать об унижении, если бы вам было что скрывать. Но вам же скрывать нечего… Или всё же есть?

Меж тем Старовойтов раздулся уже так, что вот-вот лопнет.

Неуклюже похлопав себя по карманам, он матерится вполголоса, а затем неохотно раскрывает свои карманы одним за другим, а сам глазенки свои зажмуривает, будто страшится чего-то. Того и глядишь, сейчас в штаны наделает.

– Ну вот! Убедился, что я ничего не прячу? – протягивает он возмущенно, ершится.

Я внимательно сканирую содержимое одного кармана, следом и другого. Перепроверяю. А в них пусто. Вообще ничего.

Неужели чуйка на сей раз меня подвела?

Мда. Неудобно как-то вышло.

– Не поймите меня неправильно, это всего лишь меры предосторожности. Время такое нынче. Доверяй, но проверяй, – объясняю я с невозмутимым видом, не показывая ему свое истинное разочарование.

– Тут ты прав. Периодически очень важно устраивать окружающим проверки на вшивость, – произносит он с ядовитой ухмылкой, явно на что намекая. – Ну ладно, поеду я. Увидимся на завтрашнем заседании.

Старовойтов шустро обходит меня, садится в свой автомобиль и стремглав уезжает, поднимая пыль столбом. А противоречивый червь сомнения начинает грызть меня изнутри.

Не за извинением Старовойтов сюда приезжал… Далеко не за ними!

Подхожу к дому и распахиваю дверь, сразу же улавливая звуки детского и надрывного плача.

– Что еще за нафиг… – машинально слетает с моих губ, с тревогой, поселившейся в сердце.

Резко подорвавшись с места, я залетаю в гостиную, как на пожар. Оцениваю ситуацию, нам миг замирая в оцепенении и чувствуя, как внутренности заметались в преддверии паники. Не моей, а Наташиной.

Она держит на руках Катю, давящуюся слезами, и пытается ее успокоить. Но не выходит ни черта.

Сцена душераздирающая, надо сказать.

– В чем дело? У нее что-то болит? – подлетаю я к ним, точно переполошенный, осматриваю Катеньку на наличие травм или еще чего.

Я кладу ладонь на ее спину, а она вибрирует от приступа плача.

Бедный ребенок, да у нее самая настоящая истерика.

– Не знаю, Богдан, – скулит Наташа, у нее самой глаза на мокром месте. – Я всего на минутку отлучилась в кухню, чтобы налить воды Старовойтову, а когда вернулась, Катюша уже плакала в три ручья. Она чем-то напугана, но чем, я не понимаю.

Нервы натянуты как канаты.

Я на время ухожу в раздумья, постепенно понимая, что к чему.

– Катя в это время осталась со Старовойтовым? – уточняю, ощущая, как зуд в кулаках появляется.

Ответом мне служит одиночный кивок Наташи.

Ну сволочь!

Подумываю уже запрыгнуть в машину, догнать Старовойтова и вытрясти из него всю душу. Я просто убежден, что это из-за него Катя впала в истерику.

– Катюш, ну скажи маме, почему ты так горько плачешь? В чем причина, родная? – Наташа буквально молит ее, не успевая стирать слезные дорожки с Катиных щек, на месте которых появляются новые.

А она если и хочет ответить, то не может. Захлебываясь слезами, со всей силы прижимается к Наташе и лишь булькает.

Душевная тревога овладевает мной капитально, сердце ныть начинает. Мне хочется защитить Катю, оградить это чудо от всего плохого. Но вместе с тем меня изнутри опаляет злость, которую не терпится вымести.

– Я поехал! – извещаю, решительно направляясь в сторону выхода.

– Куда? Куда ты опять собрался? – останавливает меня выкрик Наташи.

Оборачиваюсь, и вижу, как теперь она смотрит на меня. Я точно так же смотрел на нее, когда просил ее остаться со мной.

– За ответами, Наташ! Это он чем-то напугал Катю! Старовойтов! И я намерен выяснить, чем!

– Не нужно, Богдан, – умоляюще она произносит. – Если это и впрямь он, то такой человек всё равно ни в чем не сознается! Кто знает, может быть, он только этого и добивается! Не нужно тебе идти у него на поводу. Сейчас Катюша успокоится, и она сама нам всё расскажет.

Я перевожу взгляд на Катеньку, и за ребрами в разы сильнее щемить начинает. В разы сильнее мне хочется врезать Старовойтову…

– Не нужно ехать к нему, Богдан, – вторит слезливо Наташа, замечая мои внутреннее сопротивление, а затем произносит то, чего я так хотел услышать от нее: – Ты сейчас нужен здесь… Ты нужен мне, слышишь?

Глава 26

Всего миг – и я покорен. Моментально прихожу к равновесию.

«Ты нужен мне».

Это магия какая-то. Я уже готов на всё, только бы не заставлять Наташу нервничать из-за меня. Даже если это противоречит самому себе.

– Хорошо, Нат, я никуда не уеду… – подхожу к Наташе, желая утешить ее своими объятиями, но понимаю, что сейчас есть куда более серьезные проблемы, чем мои желания. Я достаю свой телефон и намереваюсь устранить эту проблему как можно скорее. – Я вызываю скорую.

– Не надо скорую… – наконец Катя подает едва разборчивый голос, без конца шмыгая заложенным носиком. – Врачи будут ставить мне уколы, а я не люблю уколы.

– Дочур, родная, нам с дядей Богданом нужно убедиться, что с тобой всё в порядке. Обещаю, уколы ставить не будут, – заверяет Наташа, пересаживая немного успокоившуюся Катюшу на диван.

Мы с Наташей не сговариваясь, опускаемся на корточки рядом с Катей.

– Ну как ты, кнопка? – решаю заговорить с малышкой, убирая за ушки волосы, налипшие к ее лицу. – Ты расскажешь нам с мамой, кто тебя обидел? Почему ты плакала?

– Из-за дяденьки! Он дернул меня за волосики! – гнусавит Катя, поглядывая на нас исподлобья.

– Как это дернул? – охает Наташа, прижимая ее голову к своей груди, ища что-то в ее волосах и целуя их неустанно.

– Больно! Он плохой человек! – рычит Катюша, совершенно не скрывая злости. – Я не хочу, чтобы он приходил сюда! – грозит пальцем, скуксившись.

Мои глаза на лоб лезут. Еще никогда прежде я не испытывал столь мощный поток лютой ненависти.

– Ну всё, убью мерзавца, – цежу я как можно тише, но со всей враждебностью.

Меня ослепляет ярость, вспышка за вспышкой Трясет. Еще немного, и взорвусь бомбой, накрыв ударной волной Старовойтова… Как вдруг ощущаю ладонь Наташи, мягко опускающуюся на мое напряженное плечо.

– Полегче, Богдан, – произносит она нежным тоном, успокаивающе поглаживая меня, и это, черт возьми, работает.

Киваю ей в согласии.

До Старовойтова я еще доберусь, а вот Катюшу успокоить необходимо здесь и сейчас.

– Малышка, не расстраивайся так, – ласково проговариваю я, пригладив торчащие волоски на Катиной макушке. – У тебя отрастут новые волосики, а дяденьку мы накажем, он больше сюда не войдет. Обещаю, родная моя, – буквально срывается с языка «родная моя».

Резко замираю, после чего я медленно обращаю взгляд на Наташу, желая проверить реакцию на сказанное мной. Но я не замечаю в ее глазах ни толики возмущения, а только благодарность.

Вскоре приезжает бригада скорой помощи. Врач осматривает Катю и, не увидев причин для госпитализации, дает ей детское успокоительное средство.

Как только Катюша засыпает у меня на руках, я отношу ее в спальню и аккуратно, словно фарфоровую статуэтку, кладу на постель.

Боюсь дышать на нее, потревожить ее боюсь. Я отхожу к изножью кровати и просто молча смотрю на малышку, на ее умиротворенное лицо со следами припухлости. И всё это время ощущаю, как переворачивается всё внутри вверх дном.

Дорога она мне стала… Они обе мне дороги. Настолько сильно, что всё остальное становится неважным. Не нужны ни еда, ни сон, ни прочие блага и радости, к которым я привык. Просто дайте побыть с ними… Но здравый смысл твердит, что Наташе с Катей сейчас нужен покой.

В результате решаю оставить девочку с мамой наедине и отложить разговор о разводе до лучших времен. А сам иду в свой кабинет, звоню Валере и прошу его, чтобы он глаз не спускал со Старовойтова.

Так просто это с рук ему не сойдет!

Он еще ответит за Катю! Даже если это будет стоить мне испорченной репутации, но он у меня поплатится.

Утром я немного припозднился, поэтому в здание мэрии вхожу в числе последних. С моим приходом в зале заседания наступает мгновенная тишина.

– Доброе утро! – здороваюсь с чиновниками и присаживаюсь на свое привычное место.

– Доброе, Богдан Ларионович, – отвечают мне с перешептыванием.

Устраиваюсь поудобней и не могу не отметить того, как четыре с лишним десятка пар глаз пялятся на меня. Словно у меня нос на лбу вырос. А вот Старовойтов в мою сторону даже не смотрит. С надменным выражением лица он вольготно восседает в первом ряду, рядом с мэром, и держит в руках какой-то запечатанный конверт.

– Богдан Ларионович, – обращается ко мне Тихонов, член заксобрания, сидящий по правую руку от меня, – имейте в виду, что бы Николай Васильевич против вас ни замышлял, мы всегда на вашей стороне.

– Благодарю вас, Владимир Маркелович, – киваю ему учтиво, а сам подозрительно кошусь на Старовойтова, который в этот момент с триумфальным выражением лица шествует до трибуны, становится у микрофона и, положив конверт, благодарит всех собравшихся, ведь, как выясняется, это он был инициатором сегодняшнего внепланового собрания.

Честно говоря, становится немного напряжно.

– В первую очередь я хотел бы отдать дань уважения нашему Михаилу Георгиевичу, – начинает он стелиться перед действующим мэром, чуть ли не кланяясь ему в ноги. – Столь ответственного, честного и добросовестного человека во главе нам будет очень не хватать. Честных людей в наше время в принципе крайне сложно встретить, а добросовестных и вовсе по пальцам можно сосчитать. Я вот, к примеру, сочетаю в себе все эти качества.

– Пф, сам себя не похвалишь, никто не похвалит, – доносится из зала ворчливо, на что Старовойтов не обращает внимание, продолжая свою речь:

– Но есть среди нас и те, кто далек от таких понятий, как честность и приличие. Я сейчас говорю о конкретном человеке, – он подхватывает конверт и указывает уголком точно на меня, из-за чего в зале поднимается неодобрительный гул. – Уверяю вас, уважаемые, таким людям не место в муниципальном управлении, а всё потому, что Никольский Богдан Ларионович насквозь пропитан фальшью, и я сейчас докажу вам это.

Кое-какие мужчины из состава заксобрания начинают бросать на меня осуждающие взгляды и перешептываться между собой.

Сохраняя невозмутимое выражение лица, я мысленно приказываю себе держать все свои эмоции под контролем. Просто сижу и как ни в чем не бывало жду так называемых доказательств.

– Всё, что в последнее время вы слышали о Никольском – наглая ложь, выдуманная самим Никольским и его шестерками! У него никогда не было ни жены, ни ребенка! Он соврал нам, чтобы произвести на нас впечатление! Чтобы в дальнейшем мы поверили в его самодостаточность и отдали за него свои голоса! Таков был его замысел, который я, к счастью, вовремя разгадал и сейчас доношу до вас. Ради ваших же голосов Никольский подкупил приезжую женщину с ребенком и буквально вынудил их врать общественности! Также у меня есть сведения, что он не только угрожал расправой репортеру, который хотел разоблачить ложь Никольского, но и дал крупную взятку некоторым из вас, а еще родственникам женщины с ребенком, чтобы те молчали об их фиктивных отношениях.

Что ж ты, паскуда, мелешь?

С нарастающим раздражением и ненавистью я изо всех сил стискиваю челюсть.

Никогда бы я не опустился до взятки! Это не в моих правилах!

Но сейчас выгораживать себя бессмысленно. Иначе всё это точно может закончиться мордобоем.

– Ох, ничего себе! – оживляются мужчины, сидящие впереди меня.

– Да не может этого быть! – доносится позади неодобрительно.

– Взятки? Никогда бы не подумал, что сын Лариона Богдановича, такого уважаемого человека, настолько низко падет! – громко и с едким смехом произносит Молотов, наш третий кандидат, о котором уже все и думать забыли.

Далее все эти обвиняющие возгласы смешиваются в единый неразборчивый гул, который то и дело бьет по мозгам.

Глава 26.2

Меж тем на мой телефон приходит сообщение от Валеры:

«Есть! Я сейчас в доме Старовойтова и кое-что нашел на него. На днях он получил транш в размере полутора миллионов рублей. Это взятка от Молотова за нераспространение компрометирующих материалов. Запись их разговора уже у меня на руках».

Так-так-так… Выходит, двое наших кандидатов на пост мэра грубо нарушают закон… Как интересно.

Не успеваю толком позлорадствовать, как мне приходит еще одно сообщение от Валеры:

«И еще, вчера днем и сегодня утром он наведывался в клинику „Генетика“, вышел сегодня оттуда с белым конвертом. В общем, не знаю, поможет это нам как-то или нет, но он заказывал экспресс-тест на отцовство. Может, он не такой уж и примерный семьянин, и у него ребенок на стороне?»

Хм, как вариант.

Устремляю взгляд на тот самый конверт, и мозги мои тотчас вскипают, кожа потом покрывается.

Становится невыносимо душно. Я тянусь к верхним пуговицам на рубашке. Пальцы настолько одеревенели, что не получается даже ухватиться за них. В итоге я просто срываю пару пуговиц.

И тут в моей голове складываются все фрагменты пазла.

Нет…

Ну это ж надо было!

Вырвать волосы с корнем у маленькой девочки⁈ И всё ради того, чтобы доказать, что девочка мне не родная, и раньше положенного срока свергнуть меня с гонки⁈ С позором!

Похоже на то…

И мне бы начать переживать за свою репутацию и искать убедительные оправдания, но ничего подобного я за собой, к сожалению или к счастью, не наблюдаю. Напротив, я теперь со всем вниманием наблюдаю за Старовойтовым и жду оглашения «приговора». Каким бы он ни был!

– Ну давайте, Николай Васильевич, не томите нас! Переходите уже к сути! – провозглашаю я, поднявшись со своего места.

Мне этого становится мало, и я начинаю спускаться вниз по лестнице. Прямиком к трибуне, за которой стоит Старовойтов. И чем ближе я подбираюсь к нему, тем суетливей он становится.

– А теперь представьте, что будет, если он заступит на пост мэра⁈ – начав тараторить, он показывает на меня пальцем. – Такой лживый человек не может руководить нами! А если вы не верите мне, у меня для вас имеются доказательства! Женщина, которая выдает себя за жену Богдана Ларионовича, сейчас состоит в официальном браке с другим мужчиной. Его зовут Митрошин Степан Аркадьевич! Он обычный пьянчуга и бездельник!

– Во дела!

– Санта-Барбара отдыхает!

– Именно! Нас пытались одурачить! И как вы можете догадаться, никакого ребенка у Никольского нет и никогда не было, соответственно, никаких преимуществ у него быть не должно! – продолжает важно Старовойтов, поглядывая на меня с чувством превосходства. – В моих руках находится конверт, который дает мне полное право так утверждать! Внутри результат теста на отцовство!

Спустившись с лестницы, я не спеша шагаю вдоль первого ряда и приближаюсь к трибуне на максимально близкое расстояние.

Вот сейчас Старовойтов слегка замешкался.

Сгорбившись, он торопливо распечатывает конверт.

Я встаю напротив и складываю руки на груди. Всё тело пружинит, сжимается каждая мышца. И теперь этот конверт мельтешит у меня перед глазами.

Сомнений, что он действительно сделал тест ДНК, у меня нет. Этот проныра и не на такое горазд.

Но как же злость бурлит внутри, пузырится в моих венах, обостряя рефлексы и ослабляя контроль над собой. Я не просто зол на этого чрезвычайно инициативного человека. Я готов стереть его в порошок. Руки так и просятся пригвоздить его к стене. Да хотя бы просто зарядить ему профилактический подзатыльник. На глазах у всех присутствующих. Просто за то, что он посмел вторгнуться в мою личную жизнь и выставить меня в дурном свете, тогда как на самом клейма негде ставить.

– Что, гражданин Никольский, не ожидали такого поворота? И куда же подевались ваши самоуверенность и вера в победу? – наигранно смеется старик, навалившись грудью на трибуну.

– Если вы думали, что своим выступлением сможете меня запугать и заставить сложить свои полномочия, то вы крупно ошибаетесь. Не стоит забывать, что у вас у самого рыльце в пушку, – отвечаю я с намеком не тоньше бревна, убирая руки в карманы брюк, на что Старовойтов оскаливается недобро.

– Помолчали бы лучше. Ваша победа только что растворилась в воздухе, как и ваш авторитет. Все запомнят вас, как самого жалкого и недостойного кандидата за всё время существования мэрии!

Некоторое время я молчу, держу себя на привязи, а внутри меня всё громыхает, надрывается и безумствует.

– А мы еще посмотрим, кого из нас запомнят таким, – наконец отвечаю хладнокровно, глядя на него в упор и представляя себе, как его заковывают в наручники.

Ни о чем я не жалею. Хотя нет. Всё же жалею о том, что подставил Нату. Всего бы этого не случилось, если бы я просто приютил их у себя и отпустил, когда они того захотят.

Но нет же.

Повелся на чувства, которыми просто не мог правильно управлять. Ну не мог я отпустить их. Всё мое нутро препятствовало этому. Отсюда и появилась идея с фикцией сроком на месяц.

Повел себя как эгоист, и я этого не скрываю, но я не мог позволить им вернуться к Степану. Не мог дать уйти в никуда. Я пообещал Глафире Никитичне, что не допущу этого. Я дал ей свое мужское слово, и она меня услышала. Она поверила мне.

А вот Ната мою помощь ни за что бы не приняла, не говоря уже о том, если бы я заговорил с ней о своих чувствах. Она бы их отвергла. Гордая потому что и недоверчивая, но совсем не там, где это реально необходимо.

И тогда всё… Не видать мне больше ни Наташи, ни Катеньки…

А что мне еще оставалось делать?

Я просто импровизировал, желая как можно больше времени провести с ними. Желая сблизиться с ними и доказать, что мне можно доверять.

И вроде бы всё шло как по маслу. Я чувствовал, что Ната начала оттаивать по отношению ко мне, а теперь вот сбываются ее самые худшие опасения. О ней поползли слухи. И только я в этом виноват…

Но ничего. Всё это поправимо, если всю вину я возьму на себя. Разоблачу себя, извратив все факты. Прямо здесь и сейчас. Но бросить тень на честное имя Наты никому не позволю.

Я решительно разворачиваюсь лицом к трибунам, за которыми сидят депутаты и члены избирательной комиссии, в частности. Ощущая на себе десятки осуждающих взглядов, набираю в легкие побольше воздуха.

– Господа, я понимаю степень вашего негодования, – спокойно обращаюсь к притихшей публике. – Услышать нечто подобное о человеке, за которого в будущем вы планировали отдать свои голоса, крайне неприятно. Но я могу вам всё объяснить…