Текст книги "Вчерашний шпион"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29

Мимо того места, где я прятался, медленно, с металлическим скрипом проползла целая вереница вагонеток. Я проводил ее пристальным взглядом. Здесь, в этом месте, было достаточно светло, и я успел заметить, что эта ветка была совершенно новой. Такими же были и пневматические двери, которыми она заканчивалась. Прежде чем скрыться из виду за этими дверями, машинист локомотива зачем-то посигналил фарами и дал длинный визгливый гудок.

Я выждал еще некоторое время, а затем выбрался из своего укрытия. Окончательно убедившись в том, что путь свободен, я осторожно направился в сторону пневматических дверей. Открыв их, быстро проскользнул в пространство, находящееся за ними.

Едва створки дверей с глухим шумом захлопнулись за моей спиной, как в лицо мне пахнула волна холодного ночного воздуха. Теперь я оказался на боковом пролете, проходящем на пяти-, шестиметровой высоте от дна огромной пещеры. Ее диаметр составлял метров пятнадцать, а длина – не меньше тридцати-сорока метров. Присмотревшись, я наконец понял, что это была вовсе не пещера, а громадная выемка в грунте. Надо мной простиралось черное ночное небо. Это было тем самым местом в каменоломне Тиксов, где мне однажды во время войны пришлось скрываться несколько дней напролет от преследований нацистов. Но больше всего меня удивило то, что почти все пространство этой выемки занимало большущее черного цвета яйцо.

Его элегантная округло-симметричная форма чем-то очень напоминала форму тех нефтехранилищ, которые обычно изображаются на годовых отчетах нефтяных компаний, когда их акции стремительно падают вниз. Будь это на открытом месте, а не в этом темном, зажатом с двух сторон пространстве, я бы несомненно гораздо быстрее понял, что передо мной дирижабль. Теперь мне было ясно, что это место использовалось для скрытного размещения этого необычного летательного аппарата.

Летательный аппарат… Мэлоди Пейдж умерла как раз вскоре после того, как отправила нам почтовые открытки с изображениями дирижаблей «Граф Цеппелин» и «Гинденбург». Тогда нам это показалось странным… Этот дирижабль, который был теперь перед моими глазами, разительно отличался от неповоротливых монстров 30-х годов, он скорее напоминал те мягкотелые аэростаты, с помощью которых и в Европе и в Америке рекламируют сигареты и разные напитки. Теперь мне было ясно, во что именно материализовались все эти части двигателей, ткани и пластмасса широкого назначения, баллоны с водородом и установка по его производству со строгими надписями на арабском языке «Не курить»!

Поскольку здесь отсутствовала специальная причальная мачта для такого рода дирижаблей, то его нос с помощью стального троса был заякорен к ковшу мощного карьерного экскаватора. Помимо этого еще по крайней мере с десяток других тросов притягивали колыхающуюся на ветру оболочку поближе к дну карьера. Дакроновая оболочка дирижабля была небрежно выкрашена черной матовой краской, а его гондола была переоборудована для транспортировки грузов. При этом к обеим ее боковинам непосредственно крепились два небольших двигателя. Около одного из них располагалась ремонтная платформа, на которой трое механиков, позвякивая гаечными ключами, что-то сосредоточенно ремонтировали. Моя позиция позволяла хорошо видеть все, что происходило подо мной, и оставаться незамеченным. Затем механики все разом выпрямились и обменялись довольными улыбками, как если бы им наконец удалось успешно справиться с довольно трудной задачей. После этого один из них подал какую-то команду другому человеку, находящемуся в гондоле на месте пилота за рычагами управления. Мотор взревел, с каждым мгновением набирая все большие и большие обороты. Тот, который сидел в гондоле, выровнял их до нормальных, дал двигателю поработать в таком режиме еще минуты две-три, а затем выключил его. Каменоломню вновь окутала тишина, едва нарушаемая мерным тарахтеньем генератора, подающего напряжение в систему освещения и вентиляции шахты.

Я все еще сжимал «вальтер» в руке, и моим первым побуждением было выпустить пули по оболочке, заполненной газом, но шанс, что такие «комариные укусы» причинят вред, был очень невелик. К тому же это было опасно. Я раздумывал над этой проблемой, когда услышал голос:

– Убери пистолет, Чарли.

Я оглянулся вокруг, но никого не увидел, кроме механиков, которые прислушивались с тем же интересом, что и я сам. Это был голос Шемпиона, и он шел из громкоговорителя, или нескольких громкоговорителей. Отзвуки его отзывались эхом, выплывая из динамика и откатываясь от наполненной газом оболочки и стен каменоломни.

– Убери его, пожалуйста!

Испуганно вспорхнула птица, и тень ее пронеслась по дирижаблю. Я стоял не двигаясь.

– У меня здесь снайпер. Штрек позади тебя герметически изолирован, и выхода из каменоломни нет, кроме как вверх по утесу.

Я оглядел отвесные стены каменоломни, где отдавался его голос и засунул пистолет за пояс.

Шемпион очень медленно прошел по дну впадины и вскарабкался по грубо вырубленным ступенькам к уступу, где я выбрался из штрека шахты. Полагаю, я был бы в данной ситуации столь же осмотрителен. А может, я сначала выстрелил бы, а уж потом вел переговоры. Но Шемпион поднялся по ступенькам, улыбаясь своей усталой, столь знакомой мне улыбкой и отряхивая пыль карьера с колен серого со множеством застежек «молний» летного костюма, который был на нем.

– Из-за тебя я проиграл пятьдесят франков, – были его первые слова. – Я заключил пари, что ты предоставишь возможность Шлегелю проникнуть сюда.

– Вы знали, что мы поблизости?

– Нет, нет, нет. Мы прежде всего увидели, что клеть была оставлена внизу. Тогда уже мы догадались: кто-то пробрался внутрь. Ты и Шлегель, не так ли?

– И пара батальонов службы безопасности.

– Мечтать не вредно!.. – Шемпион был настроен спокойно и благожелательно. – Что ж, вероятно, и Шлегель уже где-то здесь. Вы проскочили мимо моих часовых на дороге, но я после этого велел им подтянуться к дому. Они мне позвонят сюда.

– Я здорово опережаю тебя, старина, – заметил я.

– Не говори мне, что ты додумался, что это будет дирижабль.

– Нет, для меня это неожиданность. Но я знал: что бы это ни было – это будет здесь.

Он подошел к двери, которую я не сразу углядел на дальнем конце уступа. Это был его пункт управления. Внутри – парочка стульев и пульт управления для запуска дирижабля. Еще там находились целая шеренга телефонов, селектор и шесть маленьких телемониторов, которые обеспечивали обзор дирижабля со всех сторон. Шемпион указал мне на стул, а сам устроился у пульта. Передняя стена маленькой «диспетчерской» была стеклянной, и перед тем как сесть, он поднял руку, давая понять механикам, что все в порядке.

– Почему здесь? – наконец спросил он.

Я решил рассказать.

– Помнишь тот день, когда мы угодили в облаву, устроенную немцами в Сан-Тропе, и немецкий часовой застрелил подростка, который украл курицу?

– Помню.

– Ты сказал им, что мы нашли на дороге «рено». И затем, когда мы увидели, что они забрали машину и уехали, ты позвонил в полицию и сообщил о «рено», который якобы украли сбежавшие английские военные летчики и следуют на нем в Нима, чтобы укрыться там в надежном месте.

Шемпион улыбнулся.

– Я был просто потрясен, Стив. – Я не кривил душой, когда говорил это. – Полицейские устремились в погоню за этими немецкими солдатами на «рено». Они преследовали их до самого Нима… гонки, проверки… весь набор…

– А мы тем временем сунули Сержа Френкеля со всем его барахлом в подводную лодку, ожидавшую в Виллефранше, – добавил Шемпион. Он нахмурился.

Я же продолжил:

– После этого ты нам сказал: «Врага надо брать хитростью». Я вспомнил об этом на прошлой неделе.

Он кивнул.

Мой голос снова зазвучал в «диспетчерской»:

– Ты специально сделал так, чтобы мы отнеслись к декларации с подозрением. Ты предоставил нам поверить, что тебе жизненно необходимо доставить какой-то таинственный груз к месту назначения в Германии. В то время, как грузовики ЗАГРУЖАЛИСЬ в порту Марселя, в их кузовах оказался вот этот дирижабль со сложенной оболочкой и двигателями, упакованными в ящиках; затем они прибыли сюда и оставили здесь свой груз.

– И это сработало, – сказал Шемпион.

– Как фокусник… Ты мне так говорил: манипулируй искусно левой рукой, и никто даже не посмотрит на твою правую руку. Ты заставил их сконцентрировать внимание на пустых грузовиках, а видеть якобы загруженные, потому что они хотели видеть именно это.

– И это сработало, – повторил Шемпион.

– Почти, – заметил я.

– Ты ничего не знал в точности, ты ПОЧУВСТВОВАЛ, твоя интуиция подсказала тебе, что что-то не так. Никто не застрахован от подобных вещей. – Он добродушно усмехнулся. – Ты говорил мне, что в наши дни нет места всяким там предчувствиям и интуициям. Так что, наверное, мы оба вчерашние шпионы.

– Мне приходило это в голову, – признался я.

– И?..

– Ты должен будешь убить меня, Стив. И это тоже подсказывает мне мое шестое чувство.

Он посмотрел на меня и вытер усы.

– Посмотрим, Чарли.

– Старую собаку не выучишь новым трюкам, Стив. Ты это знаешь, и я это знаю. Давай не будем ходить вокруг да около; в этом-то ты мне по крайней мере не должен отказывать. У меня ведь могут появиться кое-какие мысли…

– Какие например?..

Я пожал плечами.

– Например, как выбраться отсюда.

Он царапнул меня взглядом и устало улыбнулся.

– Ну, не обязательно все должно быть именно так, – промолвил он уклончиво. – Мы что-нибудь придумаем. Как Билли?

– Прекрасно. Мы собираемся построить пластиковую модель «Катти Сарк» до того, как он пойдет в школу.

– Ты отправил его обратно к Кети.

– Совершенно верно, – подтвердил я.

– В конце концов это не имеет особого значения, – сказал Шемпион. – Важно то, что когда он вырастет, у него будет много денег, он ни в чем не будет нуждаться.

– Денег, которые ты рассчитываешь получить за эту «работу»?

Шемпион кивнул.

– Если бы мой отец оставил мне немного денег, все могло повернуться иначе. – Он сунул руку в карман своего летного костюма и вытащил большие карманные золотые часы, которые я помнил еще с того времени, с войны. Он поднял их вверх, демонстрируя, что это единственное, что ему оставил в наследство отец. Или, может быть, Шемпион проверял таким образом, сколько времени.

– Непростительная ошибка со стороны твоего старика, – сказал я. – Надо было все распродать.

– Тридцать пять лет преподавать в Египте, – говорил Шемпион. – Отказывая себе во всем и на всем экономя, он собирал деньги, чтобы послать меня учиться. Он ударил меня один-единственный раз в жизни, когда я не встал во время исполнения «Боже, храни Короля».

– Каким же неисправимым романтиком он, должно быть, был, Стив. Куда им, таким старым идиотам, тягаться с башковитыми реалистами, подобными тебе!

Шемпион уставился на меня не мигая.

– Мы с тобой отнюдь не шары перебрасываем в крикет.

– Я как раз подумал, что у нас больше похоже на поединок в спортивной борьбе, – сказал я.

– Если ты единственный слушатель в Сандхёрсте, который играет в крикет в подержанной одежонке, то приходится обучаться и крикету, и борьбе.

– И эта затаенная обида подвигла тебя на то, чтобы завоевать все призы и награды, во всем быть первым.

– Наверное, – признал Шемпион. – Но я не собираюсь рассыпаться в благодарностях, что так случилось. – Он провел тыльной стороной ладони по губам, как будто хотел избавиться от неприятного ощущения во рту. – Боже мой, Чарли, ты же сам трудяга. Ты должен понимать, что я имею в виду.

– Я знаю и понимаю, – сказал я. – Но я не ставлю своей целью предоставить атомную бомбу как неоспоримый аргумент для поддержки требований конгресса тред-юнионов или какой другой подобной организации.

Если он и уловил нотки иронии в моем голосе, то не подал виду.

– Снаряды, ядерные снаряды! – Он, очевидно, надеялся, что столь тонкое различие в классификации повлияет на мое отношение к проблеме. – Я бы не стал связываться с атомными БОМБАМИ – это слишком. А снаряды с ядерным боевым зарядом – тактическое оружие, Чарли. Их можно взорвать, скажем, на складе автотранспортной и бронетанковой техники или на полевом складе – никакого выпадения радиоактивных осадков и очень компактная площадь разрушения.

– Ну ты и начитался аналитических разработок Штабного колледжа, однако! – насмешливо протянул я. – Побереги эти рационалистические объяснения для своих мемуаров: сколько они тебе обещали заплатить?

– Они меня озолотят, – признал он.

– Тридцать монет?

– Тридцать биллионов монет, если я попрошу. В любой валюте, Чарли. Когда нам нужны были деньги, чтобы бороться с голодом, болезнями и нищетой, к европейцам – не подступись. Но когда им придется топать пешочком, оставив автомобили в гаражах… то они сразу раскошелятся! – Дирижабль все время беспокойно двигался, он приподнимался, задирая нос и натягивая державшие его стальные тросы, и наземная команда с двух сторон каменоломни притягивала его обратно к земле.

– Ты знаешь, как мы работаем, старик, – напомнил я ему. – Я бы не стал соваться сюда, не оставив «адреса», где меня искать. Они скоро найдут твою нору в земле.

Шемпион отвернулся взглянуть на экраны мониторов. Их было шесть штук, и они давали изображение дирижабля с телекамер, установленных на краю скалистых обрывов карьера и направленных вниз, на летательный аппарат. Они будут «глазами» пилота и помогут при запуске дирижабля выбраться из каменного мешка, не задевая его стен.

– Ты имеешь в виду вертолет? – Шемпион не поднял глаз от пульта управления.

– Я не знаю, что они направят сюда.

– У меня с собой будет полдюжины «малышек» с ядерными зарядами, и меня не волнует, «что» они направят. Они даже не сделают попытки сбить нас над территорией Франции. С грузом-то ядерных боеприпасов на борту?! Ни за что не осмелятся!

– А над морем?

– Гражданское воздушное судно, зарегистрированное в Каире? На этом «пузыре» мы делаем шестьдесят, иногда восемьдесят миль в час. К тому времени, когда они получат разрешение открыть огонь, я уже буду над Тунисом! – Он вернулся мыслями к Билли, а скорее всего, не переставал думать о своем сыне. – Билли смог бы приспособиться к жизни в Каире? Скажи мне честно, Чарли. Он смог бы?

– Я чувствую, ты боишься, что он бы «вписался в обстановку» слишком хорошо. Боишься, как бы он не стал лидером у террористов Организации Освобождения Палестины.

– Может быть, и так.

– А ты в свою очередь дал им возможность бомбами проложить себе путь к власти.

– ООП – нет… – Он устало помахал рукой, как бы раздумывая, просветить ли меня насчет различий между правительством в Каире и террористами, которые взрывают бомбы в залах ожидания аэропортов и поджигают пассажирские лайнеры. И решил, видимо, что не стоит. – Билли останется в Европе, где он родился, там он может подхватить малярию, оспу, холеру или еще какую-нибудь гадость.

– И ты добровольно соглашаешься на разлуку с ним? – Я не верил своим ушам. – Воистину соломоново решение, Стив.

Мы оба посмотрели на черную громадину дирижабля.

– Ты почему-то не сказал, что мне не выйти сухим из воды, – искоса глянул он на меня.

– Как раз, может, и получится! – произнес я. – Именно это мне больше всего не нравится.

– Эту штуку совсем не видно. И даже когда включены двигатели, единственное, что слышно – едва различимый шум, не более чем звук моторов легковых автомобилей. И ко всему люди просто не смотрят вверх.

– Радары?

– Мы будем держаться вдали от оживленных воздушных трасс. Радары военных в основном направлены в сторону моря, кроме станций в Арле и Дине, но нас прикроет горная цепь.

– На малой высоте?

– Да. Метров сто или меньше. Риска никакого: даже если какой-нибудь оператор РЛС обнаружит нас… огромная «капля», движется со скоростью не более шестидесяти миль в час… он просто отнесет это за счет помех и неисправности аппаратуры.

– Ты сам будешь его пилотировать?

Он покачал головой.

– В данном случае лучше не рисковать, – рассудительно ответил он. – Опытный летчик, летал на «боингах». Он ездил в Америку, закончил курсы, говорил там, что собирается летать на дирижаблях в интересах рекламных фирм.

– Скоро отбываете?

Он посмотрел на свои часы.

– Где-то в течение часа мы вскроем склад боеприпасов в Валми.

– Из шахты?

– Мы прокопали галерею длиной в тридцать километров, – поделился Шемпион. – Мы сейчас как раз под хранилищем ядерных снарядов. Здесь работали опытнейшие горные инженеры из всех арабских стран.

– Прибывшие под видом официантов?

– …и чернорабочих, литейщиков и мусорщиков. Им нужен только алжирский паспорт, и французская служба иммиграции не сможет чинить им препоны.

– А если сработает сигнализация на складе?

– Что у них, на полу, что ли, сигнализация установлена? – заметил Шемпион. И рассмеялся. Он знал, что это был превосходный план, и наслаждался, разворачивая его передо мной, как веер.

С какого-то небольшого выступа высоко среди обрывистых стен карьера вдруг послышались птичьи трели – и не одной птахи, а целого хора.

Небо было усыпано ярчайшими звездами. Потоки холодного воздуха, проливающиеся через край впадины каменоломни, ударялись в более теплую оболочку дирижабля, и тот вздрагивал и рвался из-под причальных тросов: перегрев, так это называется. Сейчас наступил пик его подъемной силы.

Шемпион улыбнулся.

Только неотвратимое и неминуемое трагично по самой своей сути. Наверное, трагедия Стива Шемпиона состояла в том, что он был одержим навязчивой идеей добыть много денег для своего сына. Может, для него было жизненно важно обеспечить своему сыну в будущем столь же безбедное существование, какое могла гарантировать его мать. А может, все заключалось в том, что Стив Шемпион был в душе таким же романтиком, как его отец, о котором он рассказывал с горечью.

– Деньги делают все, – убежденно заявил Шемпион. – И Билли никогда не будет нуждаться.

– Будь у тебя выбор – отец или деньги, может, ты все же выбрал бы отца, Стив?

– Нет!

– Слишком категорично! – с упреком произнес я. – Ставлю тебе наивысший балл за самообман.

– Да уж, только очень плохой лжец не может обмануть самого себя, – отозвался Шемпион, и, как пожилая певица-сопрано, бросающая вызов критикам, он одарил меня своей знаменитой колоратурной улыбкой и держал ее достаточно долго, чтобы заработать аплодисменты публики.

Именно эта улыбка все испортила. До этого самого момента я слушал Стива Шемпиона и находил оправдание его поступкам. Я старался вникнуть в его проблемы и разделить беспокойство о Билли, пытался поверить в то, что он на всю жизнь разлучен с Билли. Но теперь где-то в глубине его глаз я усмотрел отнюдь не добродушие, а хвастовство и браваду.

Я взглянул вниз, где наземная команда выстроилась у причальных тросов. По мере того как заканчивали каждый свою работу, они поднимали взгляд туда, где мы стояли, – они смотрели на Шемпиона.

Россказни Стива, что они должны забраться в бомбохранилище в течение часа, были полной чепухой. Они, должно быть, уже осуществили это. Дирижабль был готов к запуску, и снаряды, судя по всему, должны были быть уже на борту. Шемпион мог быть доволен собой – он сумел отвлечь мое внимание болтовней до самой последней минуты перед стартом.

Никто из них не собирался продлить свое пребывание здесь даже на несколько минут, не то что на час, если вся эта суматоха у гондолы о чем-либо говорила.

Шемпион встал и вышел на балкон. Брезентовые полотнища, защищавшие оболочку от падения случайных камней со скал, были убраны. Причальные тросы закреплены на специальных крюках, обшивка двигателей прикрыта.

Я теперь наблюдал за каждым его движением с особой настороженностью.

– Ты позаботишься о моем сыне?

Я ничего не ответил ему.

– Ну и хорошо, – произнес он и похлопал меня по плечу.

Слушай я его более внимательно, предайся я бесплодным воспоминаниям о прошлом, мне бы наверняка не удался этот мой неожиданный и хлесткий удар. Выведенный из равновесия, Шемпион резко пошатнулся. Он попытался удержаться на ногах, но споткнулся о рельс. Я же, со своей стороны, не упустил благоприятного момента и, подавшись вперед, сделал ему мощный апперкот с левой. Этот второй удар сделал свое дело – он перевалился набок и со всего размаха грохнулся навзничь на ступени лестницы. Он еще был в падении, когда моя правая рука молниеносно выхватила из-за ремня «вальтер». Неудачно приложившись боком о нижние ступени лестницы, Шемпион коротко охнул, но тут же попытался совладать с собой. Его рука энергично вытянулась в мою сторону, но оружия в ней не оказалось… Шемпион был слишком сандхёрстцем, чтобы таскать с собой пистолет. Его портной, видимо, и понятия не имел, как нужно втачивать рукав пиджака, чтобы из-под него не выпирала кобура! Ко всему прочему у Стива Шемпиона не было как раз того пальца, которым нажимают на спусковой курок. В его глазах вспыхнули огоньки ярости и ненависти, но очень скоро их погасил приступ нестерпимой боли. Он сильно зажмурился, а с его губ сорвался глухой стон.

В душе я был бесконечно благодарен Шлегелю за его «вальтер». Хорошо смазанный предохранитель послушно соскользнул с запора. У меня не было времени отводить курок назад, я просто с удвоенной силой потянул на себя спусковой крючок. Прогремел выстрел, а за ним еще и еще… Я выпустил в оболочку дирижабля, наполненную газом, весь магазин. В моей руке «вальтер», как и все мощные пистолеты, бешено рвался из стороны в сторону, но я даже не попытался справиться с ним. Ведь я вовсе не собирался ставить мировой рекорд на точность стрельбы – мне нужно было продырявить оболочку дирижабля так, чтобы выходящий из нее водород попадал как раз на двигатели. Затем, прижав большим пальцем стопор, я резко встряхнул пистолет, отчего пустой магазин выскочил из него и с шумом полетел вниз по ступеням. Столь же привычным и точным движением я вставил новый магазин. Обхватив на этот раз рукоять пистолета покрепче обеими руками, я навел мушку на один из двигателей дирижабля и вновь с силой нажал на спусковой крючок. В этой темноте было трудно разглядеть, насколько точно я стреляю, но я отчетливо слышал, что мои пули отбивали барабанную дробь по кожуху мотора ничуть не хуже какого-нибудь профессионала из джаз-бэнда.

Выпустив последнюю пулю, пистолет неожиданно замолчал. Я отшвырнул его в сторону и, не оборачиваясь назад, со всех ног бросился ко входу, ведущему в шахту. Мое воображение само рисовало то, что происходило за моей спиной: струйки бензина вытекали из пробоин топливного бака прямо на раскаленный двигатель дирижабля… Подгоняемый мыслью о том, что это должно вот-вот произойти, я опрометью влетел в раскрывшуюся щель между дверями. Они тут же с глухим шумом сомкнулись за моей спиной. Ставший уже привычным мерный шум насосов и вентиляторов очень скоро исчез в ушах, так как на смену ему пришел нарастающий грохот пульса в висках. Едва переводя дыхание, я со всех ног несся вдоль колеи, спотыкался, падал и тут же поднимался на ноги. Неизъяснимый страх гнал меня вперед и вперед по штреку. Взрыв водорода произошел тогда, когда мне удалось отбежать от дверей уже достаточно далеко. Насколько мне было известно, ядерный снаряд не мог взорваться от обычного нагрева, но я терялся в догадках, не произойдет ли это при той высокой температуре, при которой горит водород…

Мощный взрыв в мгновение ока сорвал с направляющих пневматические двери шахты, окрасив образовавшийся прямоугольный проем в ярко-красный цвет. Практически одновременно с этим необычайно сильная волна горячего воздуха ударила мне в спину и швырнула на землю. Не обращая внимания на острую боль, я бросил взгляд на то, что происходило сзади. Зрелище, представшее перед моими глазами, чем-то очень напоминало то, как если бы я всматривался в раскаленную поверхность солнца через окуляр подзорной трубы. В это же мгновение до меня докатилась и вторая волна взрыва. Она принесла с собой и резкий запах, ударивший мне в нос. Пахло не только водородом, жженой резиной, но и палеными волосами и мясом… Через мгновение я понял, что этот мерзкий запах шел от меня самого. Мои губы сами по себе шептали невообразимую смесь из молитв, клятв и обещаний…

Едва справляясь со своим телом, я пополз вдоль колейного пути в сторону той площадки, откуда в разные стороны расходились три штрека шахты. В моих ушах по-прежнему стоял шум. Шум огромной топки. Каждое движение отзывалось во мне острой, нестерпимой болью. Очень скоро я понял, что больше не могу двинуться вперед ни на метр. Силы оставляли меня.

«Ну нет, так дело не пойдет! – сказал я себе. – Человек, протрубивший всю жизнь на этот чертов департамент, не может уйти из жизни так вот просто, без пенсии или хотя бы без награды. Минута-другая отдыха, и все обойдется, старина… Человеку иногда просто необходимо немного отдохнуть».