Текст книги "Вчерашний шпион"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 27

Когда Шемпион уже порвал с нашим департаментом, мы обустроили маленькую контору в Ницце. Скромный, ничем не примечательный подъезд украшала табличка с фирменными эмблемами известной британской туристической компании, и трое из наших штатных сотрудников посвящали все свое служебное время организации путешествий и экскурсий.

Шлегель занимал кабинет на верхнем этаже. Когда я вошел, он стоял возле окна, глядя на расположенный на противоположной стороне площади железнодорожный вокзал Ниццы. Когда Симье в северной части Ниццы считался фешенебельной частью города, этот квартал тоже был щеголем и франтом. Но сейчас он выглядел грязным и захудалым. Туристы прибывали в город в основном воздушным путем, и все они жаждали поселиться рядом с морем. Я пересек комнату и подошел к окну.

Вокзал почти не изменился с того дня, когда я ожидал прибытия Шемпиона и видел, как его арестовали. Пол, покрытый кафелем, был немного больше выщерблен, и на «Альпах», красовавшихся на стене, появилась еще пара слоев пыли и копоти. Но что вообще остается неизменным! Уж во всяком случае обо мне этого никак не скажешь.

Шлегель всегда, в любых условиях мог раздобыть себе чистую рубашку, но сейчас костюм его был измят и висел мешком, а на коленке расплылось масляное пятно, которое он посадил, ползая под колесами грузовика. Глаза покраснели, и он их все время тер ладонью.

– Французам нужно снести здесь все в округе. Автовокзал и железнодорожный вокзал превратить в единый комплекс, а над ним возвести двадцать этажей для офисов и контор.

– Вы меня для этого пригласили снизу? – вежливо поинтересовался я.

– Что ты там внизу делаешь?

– Пытаюсь хоть немного вздремнуть. Я глаз не сомкнул с тех пор, как проснулся в воскресенье утром.

– Тебе надо научиться спать урывками, по-кошачьи. Нет, я имею в виду, над чем ты там внизу работаешь?

– Я попросил принести кое-какие карты. Жду, когда они прибудут, – сухо доложил я ему.

– Я все это знаю, – прервал меня Шлегель. – Когда люди в этой конторе что-либо запрашивают, я тут же получаю второй экземпляр требования. Твои дурацкие карты прибыли. Они здесь, у меня.

– Я вижу, что они у вас, – сказал я.

– Да, вот так-то я работаю.

– Ну и прекрасно, всяческих вам успехов, полковник. А я пойду вниз и еще хоть немного посплю. – Я встал и направился к двери.

Шлегель подавил зевоту.

– О’кей, о’кей, о’кей. Мы оба устали. Топай сюда и покажи мне, для чего тебе были нужны эти бумаги.

Я обошел вокруг стола, приблизился к другому его концу и рассортировал обзорные карты местности вокруг особняка Шемпиона, копии свидетельств о регистрации земельных участков, документы, содержащие данные по водоснабжению и о праве на собственность. Все, за исключением карты всего района в целом, я выбросил в корзину для бумаг у стола Шлегеля.

– Это барахло заказано просто для того, чтобы все вместе выглядело как обыкновенный юридический запрос, – пояснил я.

– Ты не хочешь поделиться умными мыслями? – требовательным тоном спросил Шлегель.

– Те пять порожних грузовиков… Они не дают мне покоя. А что если предположить, что их разгрузили в доме Шемпиона. – Я расправил карту.

– Нет, нет и еще раз нет. – Шлегель категорично помотал головой. – Я думал об этом, но сейчас тот район постоянно патрулирует жандармерия. Они поставили новый замок на заднюю дверь. Они даже в дом заглядывают, присматривают на всякий случай.

– Давайте предположим, – терпеливо повторил я.

– Что Шемпион сидит там в темноте, проверяя запальные свечи какого-либо реконструированного монстра?

– Части двигателей, – напомнил я Шлегелю. – А это может означать помпы, чтобы снова запустить в дело старые выработки.

– Шахта!!! – Он выхватил у меня карту и расстелил ее во всю длину своего стола, пустив в ход телефонный аппарат, пресс-папье и настольный чернильный прибор, чтобы прижать ее углы. Он даже со свистом втянул воздух сквозь зубы, когда увидел перед собой шахтные выработки в полном объеме – стволы шахты, пласты, бесконечно длинные пути откатки.

– Да-а-а, это – нечто!

Я постучал костяшками пальцев по телефонному аппарату так, что он звякнул, жалобно и протестующе.

– И как раз примерно здесь, посмотрите-ка, артиллерийский центр – Валми.

– О господи! – вырвалось у Шлегеля. – У них же там на складе снаряды с ядерным боевым зарядом. – Впервые в его голосе прозвучало, что он все-таки воспринял идею Френкеля со всей серьезностью.

– Ядерные артиллерийские снаряды – в Валми! Вы знали об этом с самого начала и молчали!!! – завопил я с возмущением.

– Наш неписаный закон – «знать только то, что необходимо», – защищался Шлегель.

– А мне, выходит, не было необходимости знать?

– Потише, мистер. Ты же был полностью в руках у своего Стива. Просветить тебя насчет того, что у него на задворках находятся ядерные боеприпасы, было бы глупо.

Я молчал.

– Вопрос о доверии или недоверии, разумеется, не стоял, – по-своему понял мое молчание Шлегель.

– Какой же вы болван, полковник, – прорвало меня.

– Вероятно, ты прав, – признал Шлегель. Он провел большим и указательным пальцами сверху вниз по лицу, как будто хотел стереть морщины со своих щек. Но не удалось. – Что же нам делать? – Он щелкнул по карте пальцами, надорвав тонкую бумагу.

– Лучше всего – сообщить в Париж, – высказал я свое мнение.

– Если мы окажемся неправы, они нас возненавидят. Если же правы, возненавидят даже еще больше.

– Следовало бы оповестить их, – упрямо твердил я.

– Ты не знаешь этих людей так, как знаю их я, – возразил Шлегель. – Шемпион когда-то был одним из нас. Этого вполне достаточно, чтобы обвинить наш департамент во всех грехах.

– Мы запросили эти карты официально у муниципальных властей. Это факт. Вам сообщили о ядерных снарядах. Это тоже факт. И если мы немедленно не поставим в известность французов, они нас растерзают.

Шлегель взглянул на свои часы.

– Они все к этому времени уже подхватили портфели и убрались по домам. Я не хочу потратить час, растолковывая положение вещей дежурному офицеру. – Он посмотрел на меня с прищуром. – И я уверен, что ты тоже не хочешь. Давай поедем к особняку Шемпиона и сами прикинем, что там и как. Это может оказаться еще один ложный след. Если найдем там хоть скорлупу от выеденного яйца, проинформируем Париж утром. Ну, что скажешь?

– Мне все это не нравится, – произнес я.

– Почему нет?

– Мне это не нравится, – сказал я, – потому что, когда мы там окажемся, у вас появится желание войти в дом. А затем вам захочется найти вход в шахту. А уж затем вам непременно захочется спуститься туда, вниз… и все это время вы будете толкать меня перед собой.

– Как ты можешь так говорить! Разве я когда-нибудь поступал по отношению к тебе подобным образом?!

Не давая мне возможности открыть рот, Шлегель снял телефонную трубку и вызвал машину.

Глава 28

Было темно. Я слегка подвигал своей онемевшей рукой, чтобы восстановить кровообращение, и оглянулся туда, где прятался Шлегель, в зарослях кустарника, всего в нескольких футах от меня. На западе полоска горизонта еще светлела. Но особняк Тиксов и окружающая местность уже полностью погрузились во мрак, и разглядеть что-либо можно было только с помощью прибора ночного видения, который мы установили на холме позади дома.

Крохотный осколок луны, похожий на остро заточенный серп, изредка проглядывал сквозь облака. Но именно во время проблеска этого трепетного света наш «ночной глаз» зафиксировал какое-то движение у задней двери дома. Я затаил дыхание: мужчина, и судя по росту, это мог быть и Шемпион. На плече у него висел автомат. На нем была каска и что-то вроде высоких ботинок. Я отпустил спусковой механизм на приборе, с тем чтобы он мог подзарядиться. Я снова включил его, когда человек двинулся в обход через двор, выбирая дорогу, чтобы не оступиться в грязь, а затем взобрался по деревянной лестнице на помост у сеновала. Эта площадка представляла собой удобную позицию для наблюдения, слишком даже удобную: если бы он только повернулся в нашу сторону, ему не понадобился бы никакой прибор, – и так были бы видны все наши «маневры».

Шлегель придвинулся ближе.

– Люди Шемпиона, – прошептал он. В холодном, стылом воздухе голос его раздавался невероятно громко. Он потер рот рукой, как бы в наказание, и когда снова заговорил, то я едва расслышал его шепот: – Это не полицейские. Я проверил график патрулирования перед тем, как мы отправились сюда.

Моя одежда намокла от росы, и ветерок, хотя и легкий, заставил меня поежиться. Я кивнул, не желая, чтобы по интонации моего голоса Шлегель определил мое моральное состояние.

Мы уже видели еще одного такого же типа, торчавшего на перекрестке, где дорога раздваивалась: одна тропинка вела к дому, а другая – к каменоломне. Человек с радиотелефоном, находившийся там, мог оперативно и быстро предупредить о приближении жандармов, патрулирующих окрестности.

Шлегель локтем отодвинул меня в сторону и на мгновение приник к окуляру «ночного глаза». Мы оба уловили какое-то движение как раз за той группой полузасохших маслин, которая, как мы рассчитывали, должна была укрыть нас от глаз тех, кто находился в доме. Растянувшись во всю длину на траве, я чувствовал даже, как земля подрагивала под ногами человека, который притопывал, пытаясь согреться. Он находился не более чем в сорока метрах от нас. Видимо, только шерстяной шарф да плюс еще своеобразное оцепенение, наступающее от кажущихся долгими часов караульной службы, помешали ему слышать голос Шлегеля.

Когда тот, кто был рядом с нами, начал притопывать, мы обнаружили и третьего часового. Этот находился на склоне холма, ведущем к задней стороне дома. Я повернул прибор ночного видения в ту сторону, чтобы его рассмотреть. Он расстегнул свое пальто и после долгих поисков, обшарив все карманы, вынул сигареты, спички и закурил.

– Тот недоумок прямо-таки нарывается на неприятности, – заерзал Шлегель.

Что было совершенно справедливо, так как он представлял собой прекрасную мишень для любого, кто находился поблизости. На какое-то мгновение я был озадачен его поведением.

Даже слабоумный, будучи часовым, должен сообразить, что, зажигая спичку, он должен спрятаться в укрытие хотя бы для того, чтобы его не увидел за этим занятием его начальник. И тут вдруг я понял.

– Они не часовые, – сказал я Шлегелю. Они не «перекрывали» каждый свой сектор обзора, смотрели не туда, куда нужно, почему, собственно, мы и смогли пробраться так близко незамеченными. – Это охрана.

Я прополз вперед, под прикрытие низкой каменной стены, которая отделяла двор дома от большого луга. Будут ли они осматривать все вокруг, размышлял я, и если да, то с какой стороны от стены будет «прогуливаться» их дозорный.

Я подождал, пока ко мне присоединился Шлегель.

– Шемпион там, в доме, – шепнул я ему в ухо. – Он у них в руках.

Он помолчал немного, затем я услышал:

– Лучше всего попытать удачи с той стороны, где этот кретин.

Дверь кухни распахнулась, обозначив в темноте контур ярко-желтой, в дыму, призмы. Оттуда появился еще один человек. Клубы дыма, вырвавшиеся из двери, и запах пригоревшей пищи говорили за то, что это повар. Их полное безразличие к тому, что в любой момент может нагрянуть полиция, могло означать только одно – они готовы были вот-вот исчезнуть отсюда.

– Они держат там Шемпиона как пленника, – сказал я Шлегелю.

– Я расслышал, что ты сказал в первый раз, – прошипел он.

– Я хочу взглянуть поближе.

Он обдумывал это мое заявление несколько мгновений.

– Дай сюда этот «ночной глаз».

– Лучше бы мне посмотреть, что и как там внутри, в доме, – настойчиво повторил я. Он не ответил. Я не был уверен, слышал ли он вообще мой шепот.

Шлегель придвинулся ко мне вплотную и протянул «вальтер» П-38 и четыре магазина патронов. Я засунул его за пояс брюк.

Я подождал, пока ближайший караульный отойдет перемолвиться словом с поваром, который все еще кашлял на заднем дворе так, как будто душа расставалась с телом. Опираясь на низкую каменную стену, я перемахнул через нее, поскользнулся на сырых от росы камнях и полетел вниз, неловко приземлившись у аккуратно сложенной поленницы бревен. Я лежал замерев, едва осмеливаясь дышать, но, к счастью, мучительный, надрывный кашель заглушил грохот моего падения, и люди во дворе ничего не услышали.

Я оглянулся назад, где затаился Шлегель. На линзы прибора ночного видения упал свет из кухонного окна, и они сверкнули, как узкий луч прожектора. Прибор стал опасной игрушкой, но теперь я уже ничего не мог предпринять, чтобы предупредить Шлегеля.

За сложенными бревнами находилась дверь в сыроварню. Я прокрался вперед и осторожно надавил на нее плечом. Она была не заперта и открылась почти беззвучно. Я вдохнул запах сыра. Пробивающиеся из кухни блики света отражались на больших каменных кувшинах, где держали молоко, пропущенное через сепаратор. Я слышал, как повар на заднем дворе все еще кашлял, и почувствовал, как тянуло сквозняком, который вытягивал из помещения дым.

Если я хотел проникнуть в кабинет Шемпиона, я должен был проскочить через кухню, пока там никого не было.

Я вгляделся в дымную пелену. Пролитый жир все еще горел адским пламенем на углях жаровни. Я задержал дыхание, но от едкого дыма и копоти глаза мои уже начали слезиться и сильно запершило в горле. Я рванулся сквозь завесу дымного чада.

На бегу я все время помнил о существовании тех двух предательских ступенек, ведущих вниз, к буфетной, и о скользком коврике, что лежал у лестницы. Преодолев эти препятствия и добравшись до парадного холла, я затаился в укромном уголке под лестницей и прислушался. Кто-то шел по направлению ко мне. Я слышал неторопливые шаги на лестничной площадке наверху. Раздался скрип, когда человек оперся на перила и посмотрел вниз, в холл. Вдруг ожил и оповестил об этом тихим жужжанием часовой механизм, а затем бой настенных часов возвестил, что прошла половина часа. Шаги удалились.

Не успел я пошевелиться, как парадная дверь открылась, и в холл вошел один из караульных. Этот верзила был алжирцем. Одет в плащ, каску и резиновые сапоги. Он вытер ноги о коврик у двери, отстегнул подборочный ремешок каски, снял ее и положил на стол в холле. Затем стащил с себя плащ, и тот так и остался лежать на полу в холле, как старая кожа, сброшенная каким-то блестящим черным насекомым. Под одеждой полицейского – каской и плащом – был синий комбинезон. Караульный прошел мимо меня так близко, что я даже уловил исходивший от него чесночный запах, но он не глядел по сторонам.

Он остановился перед дверью кабинета Шемпиона. Выбрал из связки нужный ключ, открыл им дверь и вошел. Я ждал. Вскоре послышался шум, который у меня всегда ассоциировался с работой генератора, что снабжал электричеством весь дом и хозяйство. Теперь-то у меня на сей счет появились другие идеи.

Я посмотрел на свои часы. Прошло уже пятнадцать минут. Я метнулся через холл к двери в кабинет. Приложил к ней ухо. Изнутри не доносилось ни звука, и я наклонился, чтобы заглянуть туда через щелку в двери. Насколько я мог видеть, там никого не было. Толкнув дверь, я вошел.

В просторном кабинете Шемпиона я заглянул за занавески и за инкрустированный книжный шкаф в стиле «шератон». Никаких следов алжирца-караульного, и в наличии только еще одна дверь. Она была открыта, и я оказался на пороге маленькой комнатки, типа передней, в которой Шемпион разместил шкафы с выдвижными ящиками для справочной картотеки, пишущую машинку и всякие необходимые канцелярские принадлежности, которые не вписывались в продуманный интерьер его элегантного кабинета. Я шагнул внутрь. Один из шкафов был не заперт. Я открыл дверцу, потянул к себе ящик и обнаружил внутри вовсе не документы, а телефонный аппарат и панель с кнопками, на которых было написано «открыть дверь», «закрыть дверь», «верхний этаж», «нижний уровень». Я нажал на последнюю. Двери автоматически, как в лифте, закрылись. Зажужжал мотор механизма, свет стал тусклым. Это был тот самый звук, который раньше я принимал за шум работающего электродвижка. Вначале очень медленно вся комната пришла в движение. Это была вовсе не комната: это был лифт!

Он опустился где-то, как я понял, футов на пятьдесят под землю и остановился. Я толкнул тяжелую металлическую дверь, стараясь держаться как можно ближе к шкафам-картотекам, но когда она полностью открылась, глазам моим предстал только короткий коридор, освещенный флуоресцентными лампами. Ни единой души. Я вытащил пистолет из-за пояса и осторожно двинулся по коридору, пока не оказался в большой, похожей на обычный офис комнате. Там тоже никого не было. Вздохнув с облегчением, я снова спрятал пистолет.

Это была квадратная комната, застеленная от стены до стены дешевым ковром, с пластмассовым диваном, размещенным напротив казенного вида стола, вращающимся стулом и телефонным аппаратом с щитком управления и кодовым набором. Эта комната могла бы служить приемной любой крохотной фирмы, если бы не надпись на арабском и французском: «Не курить».

Поскольку на сей раз я знал, что искать, то без труда обнаружил едва заметную трещину, которая бежала по зеркалу от пола до потолка. А затем на телефонном щитке управления нашел переключатель, краска вокруг которого была грязной и истертой. Я нажал на него. Зеркальные двери скользнули в стороны.

Передо мной зиял еще один ствол шахты, но совершенно отличный от того, что остался позади меня. Это была та часть, которая сохранилась от первоначальных выработок девятнадцатого века. Сверху ствола тянуло сквозняком, что служит явным признаком, что шахта действует. И когда пыль, которую принес с собой ток воздуха, коснулась моего лица, я почувствовал, что пахнет кислятиной.

Особняк Тиксов был построен на возвышении, и получалось так, что его первый этаж соотносился по уровню с тем местом, где располагалась старая вентиляционная станция. Здесь же располагалась и вертикальная выводная шахта, которая использовалась для выемки наполненных породой бадей.

То, что я увидел, вовсе не было лифтом в общепринятом понятии – металлический шкаф с обитыми панелями, неярким освещением, клавишной системой и откидным сиденьем для пожилых. Нет, это была самая простая клеть, у которой вообще не было двери, а боковины были сделаны из уже порядком заржавевших цепей. Потолок-сетка предназначался лишь для того, видимо, чтобы задерживать наиболее крупные булыжники, то и дело отваливающиеся от стен наскоро прорубленной шахты. Через дырявое днище этой клети где-то глубоко-глубоко под собой я смог различить едва заметный электрический свет. Глубина шахты была метров двести, а то и больше. Я шагнул в клеть, отчего она вся вздрогнула и визгливо заскрипела на подъемных тросах. Эти звуки довольно громким эхом пронеслись по всему стволу шахты. Я был уверен, что это кого-нибудь да встревожит, но, к счастью, все обошлось – снизу шахта ответила гробовым молчанием. Опустив и заперев на щеколду предохранительный брус, находящийся прямо передо мной на уровне груди, я потянул за рукоятку, чтобы закрыть за собой входную дверь станции. Какое-то мгновение я стоял в полной темноте, прислушиваясь к необычным звукам работы мотора и приводных механизмов, затем клеть вдруг сорвалась с места и понеслась вниз, с каждым метром набирая все большую и большую скорость. Одновременно с этим скрежет крепежного блока клети стал перерастать в невыносимо жалобный свист. Я чувствовал, что к горлу подкатил комок тошноты.

Движение вниз прекратилось так же неожиданно, как и началось. От резкого торможения клеть несколько раз подбросило, как на жестких пружинах. Теперь я оказался на самом дне шахты. Было темно и тихо. Лишь откуда-то издали до слуха доносился мерный шум работы насосов и вентиляторов. Вытянув руки вперед, я сделал несколько шагов в надежде наткнуться на стены сводов. Но очень скоро заметил узкую полоску света. Я понял, что нахожусь как раз перед двумя створками входной двери.

Я прислушался еще раз. Ничего подозрительного. Только на этот раз мне показалось, что откачные насосы находятся совсем рядом. Стало быть, где-то здесь находится и сточный колодец, подумал я. Затем я осторожно приоткрыл дверь. Перед моими глазами раскинулась просторная площадка, залитая ярким флуоресцентным светом. Вдоль железобетонных стен стоял ряд запирающихся шкафчиков и небольшая конторка табельщика. Здесь же висели несколько плакатов по технике безопасности. Я заметил, что запрещающие надписи типа «Не курить» были написаны только на арабском языке.

По сути дела, эта площадка была тем самым местом, откуда в разные стороны расходились три основных штрека шахты. Один из них был замурован. Два же других были оснащены колейными путями. В углу площадки на поворотном круге стояли два ряда вагонеток, каждый из которых соответствовал своему штреку. В то время как первый ряд этих вагонеток состоял в основном из старых и грязных, в другом ряду они заметно отличались своей новизной и ухоженностью.

Прижавшись к стене так, чтобы по возможности оставаться в тени, я направился ко входу в средний штрек. Его своды были сырыми, а с потолка постоянно подкапывало. Трель этой капели, многократно отраженная от поверхности туннеля, приобретала от этого неестественно громкое звучание. Для освещения штрека использовались обычные электрические светильники, установленные на значительном расстоянии друг от друга. Толстенные стеклянные плафоны в сочетании с мощными сеточными экранами делали их желтоватое свечение чрезвычайно тусклым. Убегающая вдаль линия этих подслеповатых огоньков показывала, что штрек имеет уклон вниз и в сторону. Местами светильники не горели, и от этого разобрать дорогу было совсем не так просто. Я то и дело проваливался в какие-то рытвины или спотыкался о куски породы, всякий раз оставляя на своих ногах многочисленные ушибы и ссадины. В некоторых местах мне приходилось пробираться по здоровенным лужам, по щиколотку заполненным грязной жижей. Здесь было полно крыс. Светящиеся бусинки их глаз выжидающе оценивали мое приближение, а потом моментально исчезали, оставляя за собой слабый шорох обрывков бумаги или звон ржавых консервных банок.

Я уже прошел метров сто пятьдесят по штреку, когда до моего слуха донеслись звуки движения локомотива. Я бросил быстрый взгляд по сторонам в надежде найти хоть какое-нибудь убежище, но так ничего и не обнаружил…

Тем временем звук приближающегося локомотива становился все громче и громче. По характеру металлического перестука колес на стыках небрежно уложенных рельсов я догадался, что в мою сторону движется вереница откатных тележек. Деваться мне было некуда. Тогда я бросился лицом вниз и всем телом прижался к сырой земле.

Медленно приближающийся дизельный локомотив был теперь всего метрах в пятидесяти от меня. То, на что я рассчитывал, было самой настоящей авантюрой. Ведь в случае, если бы меня заметили, у меня не было бы ни единого шанса спастись. Резким движением я вывернул воротник так, чтобы скрыть белую полоску шеи, а затем подобрал руки под себя. Минутой позже двигатель локомотива прогремел рядом с моим ухом, обдав облаком удушливых выхлопных газов. Острый выступ какой-то косо поставленной вагонетки больно ободрал мне руку, отчего я едва смог сдержать сорвавшийся с моих губ стон. Но и на этот раз все обошлось – грохот движущегося состава поглотил его полностью и ничуть не встревожил того, кто вел локомотив.

Я неподвижно пролежал еще какое-то время в прежнем положении, пока наконец не убедился, что опасность миновала. Затем я вновь поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам. Состав вагонеток уже пропал из виду, но было слышно, как он прогремел по стрелкам поворотного круга на той самой площадке, на которой я только что был. Затем оттуда до моего слуха донеслись чьи-то голоса и скрежет включенного подъемника клети.

Я двинулся дальше по штреку. Теперь в руке у меня был готовый к использованию пистолет. Не прошел я и десяти-пятнадцати шагов, как сзади послышались новые голоса. Голоса не одного-двух, а гораздо большего числа людей. Для того чтобы понять, что только что в шахту прибыла очередная смена рабочих, совсем не требовалось досконального знания арабского языка.

Я бросился бегом вперед. Сзади меня по-прежнему преследовали отзвуки восклицаний, ругательств и шуточек, которыми обменивались рабочие, пока устраивались в поданных для них вагонетках. Мгновение-другое от всего этого я был буквально в панике. Я неистово молил бога, чтобы на моем пути показалось хоть что-нибудь, хоть совсем маленькая ниша, в которой я бы мог спрятаться. И, слава Богу, мои молитвы не оказались напрасными – скоро я увидел отводной туннель и не раздумывая бросился в него. Он был довольно широким, но столь низким, что мне пришлось согнуться чуть ли не пополам. Быстро осмотревшись по сторонам, я понял, что оказался в рабочем забое. Силясь разглядеть в этой темноте свой путь, я сделал еще несколько шагов, но вдруг зацепился за что-то ногой и со всего размаху грохнулся на землю. Через мгновение я почувствовал, как по щеке стала медленно сползать теплая струйка крови. Пытаясь вновь подняться на ноги, я наткнулся на холодный металл рельса. Значит, и в этом забое был проложен колейный путь для вагонеток! Я похолодел от охватившего меня страха. До меня дошло, что состав вагонеток с новой рабочей сменой не может возвращаться по тому пути, по которому он только что проследовал. Ведь в шахтах используется замкнутая однонаправленная система движения – в одну сторону движутся вагонетки с грузом, а в другую – уже пустые. Словом, готовящийся к отправлению состав с рабочей сменой вновь должен был выскочить прямо на меня!

Я развернулся и бросился в обратную сторону, как можно ниже пригибаясь к земле, чтобы в очередной раз не расшибить себе голову. Слева от себя я заметил старый ленточный транспортер для выборки отработанной породы. В отличие от штрека своды забоя были «изъедены» многочисленными нишами. Большинство из них были маленькими, хотя встречались и такие, которые больше смахивали на солидные гроты. Вдоль одной из сторон забоя была натянута металлическая сетка для ограждения. Несмотря на предосторожность, я по-прежнему неоднократно спотыкался и падал. Острый край транспортерной ленты, ее направляющие ролики и прочие блоки прибавили на моих руках еще немало царапин и ссадин. Но нарастающий панический страх безоглядно гнал меня вперед и вперед. В конце концов я налетел на деревянный стояк-подпорку и от полученного удара свалился как подкошенный на жесткую ленту транспортера, судорожно вдыхая в себя поднявшуюся при этом колючую пыль.

Я бросил настороженный взгляд назад. Вдали своды забоя уже окрасились желтоватым светом фар локомотива. Я был почти уверен, что на этот раз мне вряд ли удастся избежать встречи…

Непроизвольно, как лунатик, я втиснулся в узкое пространство между лентой транспортера и направляющими, по которым она двигалась.

Локомотив двигался на удивление медленно. От охватившего волнения у меня даже перехватило дыхание. Насколько я успел заметить, в вагонетках было человек двенадцать-пятнадцать. Большинство из них были облачены в самые обычные комбинезоны, в то время как четверо отличались своей необычной одеждой. На них были старомодные летные кожаные шлемы и краги с большими отворотами. Я не был полностью уверен, но мне показалось, что на коленях каждый из них держал по большому парусиновому мешку, чем-то очень напоминающему по внешнему виду парашют.