Текст книги "Навлекая беду"

Автор книги: Лайза (Лиза) Скоттолайн (Скоттолини)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

31

Полицейская машина примчала ее к дому. С расставания в «Раундхаусе» не прошло и часа. Теперь же Энн – в джинсах, розовой майке и желтых резиновых перчатках – тянула край запятнанного кровью ковра, закрывавшего пол в прихожей. Ей следовало бы спать или готовиться к вступительной речи, но она не могла. От ковра несло кровью и болью… Его нужно убрать. Энн уже отодрала его с четырех сторон, остался только один угол. Она стиснула зубы, закрыла глаза и дернула посильнее. Ковер неожиданно поддался, и Энн отлетела в сторону.

– А-а-а… – прорычала она с пола. Все болело: плечо, бок, раненая спина… Однако Энн встала, оттащила ковер в гостиную и расправила его, стараясь не смотреть на пятна, чтобы опять не расплакаться. Энн уже лила слезы в ванной, когда приехала домой, но потом взяла себя в руки и принялась за работу.

Она бросилась на колени и скатала ковер. Потом выхватила пакет для мусора из стоявшей на столике оранжевой коробки и запихнула туда свернутый ковер. Она уже собиралась вынести его на тротуар, но остановилась. Так не годится… Это не просто хлам. На нем кровь Уиллы. Энн казалось, что у нее на руках лежит ее тело. Сама не зная почему, она опустила пакет на пол.

Энн проглотила комок и встала, опустив руки. Она осматривала освещенную люстрой прихожую. Кровавые следы на стенах и двери засохли коричневой коркой. Плинтусы тоже были в пятнах. Прихожую окаймляли тоненькие дощечки, которыми был закреплен ковер – на них пятен не было. Стены надо помыть и выкрасить. Нельзя оставлять их так, даже на ночь. Ей будет тяжело, ужасно тяжело, но это надо сделать. Ради Уиллы. И это ее очистит, ей станет легче, она покончит с этим кошмаром. У Энн открылось второе дыхание. Она сочла его даром небес.

Придя на кухню, Энн сняла перчатку и, пока в синее ведро набиралась горячая вода, взяла горсть сухого завтрака. В ведро были слиты все имевшиеся у нее моющие средства. Вода с шипением пузырилась, всплыла розовая губка. Энн перекрыла кран, схватила ведро и понесла его обратно в гостиную, включив на ходу музыкальный центр – на классической волне, что соответствовало ее настроению и занятию.

Звучала акустическая гитара, соло. Энн задумалась о своем отце, которого не видела ни разу, потом о матери. Она лениво размышляла, когда встретит ее опять – если вообще когда-либо встретит. В груди у Энн сжалось, но она тут же подавила это чувство. Услышанная по телевизору мольба не прошла незамеченной, однако прошлое все равно позади. Ее ждет оставшаяся часть жизни. Теперь она «начнет сначала» по-другому. Энн принесла тяжелое ведро в прихожую.

Музыка успокаивала. Энн встала на колени и потянулась за губкой. Когда она наклонилась, из выреза майки выпал итальянский амулет на золотой цепочке. Улыбнувшись, Энн сняла его и принялась мыть стену. Засохшая кровь, когда она касалась ее губкой, краснела и начинала издавать запах. У Энн все переворачивалось в животе, и все же она не отступала и отмывала подтек за подтеком, думая об Уилле и смахивая невольные слезы. Энн извела три ведра мыльной воды и несколько бутылок моющего средства. Вдруг в дверь позвонили.

Энн вздрогнула. Сердце в груди затрепетало. В последний раз в ее дверь звонил убийца. Эхо от звонка прокатилось по дому, перекрывая звуки гитары. Энн сказала себе, что поступает глупо. Больше бояться нечего. Кевин мертв. Его убили у нее на глазах, и хотя это зрелище не принесло ей удовлетворения, оно, во всяком случае, дало ей чувство безопасности. Так ведь?

Звонок повторился. Энн бросила губку в воду, встала и посмотрела в глазок. Мэт! Теперь все в порядке. Ей действительно ничего не грозит.

Она торопливо сняла цепочку и открыла дверь, впустив темную летнюю ночь. На Мэте была черная футболка и джинсы, он улыбался, а портфель держал как поднос, на котором стояла бутылка красного вина с двумя бокалами. Несмотря ни на что, Энн была счастлива его видеть.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Я не мог спать и знал, что ты тоже не спишь. Ты сказала, что начинаешь жизнь сначала. Это тебе на новоселье.

Мэт одним движением снял бутылку с портфеля и легко поцеловал Энн в губы. За этим последовал еще один поцелуй, теплый и продолжительный. Энн не сопротивлялась, хотя с ее перчаток капала пена.

– О-о… Давай, заходи, – сказала она и закрыла за ним дверь.

Переступив порог, Мэт на цыпочках прошел по мокрому полу. Он изумленно оглядывался.

– Убираешься?

Затем Мэт улыбнулся. Синяк на лице уже проходил.

– Ага. Только что закончила мыть. – Энн окинула оценивающим взглядом свою работу. Белая стена вся в темных пятнах. – Два слоя белой краски – и полный порядок!

– Не сомневаюсь!

Мэт поставил бокалы на пол, сразу у выхода из прихожей, потом вынул из заднего кармана штопор и уселся рядом.

– Прямо не верится… Ты что, все делаешь сама? Могла бы обратиться в соответствующую службу или куда-то там… Я думал, ты готовишься к процессу. Решаешь, как будешь «надирать задницу».

– Не-а… Это важнее.

Энн стянула перчатки и повесила их на край ведра.

– Что я слышу? Куда девалась девушка, которая ради победы была готова на все? И даже привела в зал суда стриптизера? – Мэт рассмеялся. Он снял с горлышка фольгу, ввернул штопор и вытащил пробку. Раздался праздничный хлопок. – Только не говори мне, что ты изменилась.

Энн минутку подумала.

– Черт возьми!.. Нет!

– Похвально…

Мэт ухмыльнулся и протянул ей пустой бокал. Затем налил им обоим немного вина и поднял свой фужер.

– За тебя и за твои перемены. Да будет так.

Они чокнулись, и в этот миг зазвонил мобильник. Оба потянулись к ремням. Впрочем, телефон Энн остался в гостиной, в ее сумочке. Мэт взял свой.

– Вот гады, – сказал он. – Только ты собралась мною восхититься…

– У тебя самого лучше выйдет, – ответила Энн.

Мэт открыл телефон. Его синие глаза вспыхнули.

– Правда? Хорошо. Не бери в голову. Я все понимаю, обсудим попозже. Жди. – Он резко захлопнул телефон. – Это Билл Дитс.

– А, Сердитый Мальчик… – Энн отпила вина. Напоминание о Дитсе испортило ей настроение, и она сделала глоток побольше. – Чего он от тебя хотел?

– Увидеться. Сказал, это важно. Думаю, хочет взять меня обратно.

Мэт хлебнул вина и уже вставал. Энн за него порадовалась. Не то чтобы очень, но порадовалась.

– Дитс нападал и на меня, и на тебя. Что ты в нем нашел?

Мэта раздирали противоречия.

– Он сожалеет, что толкнул тебя. Сказал, что просто вышел из себя.

– Тогда все хорошо.

Энн хлебнула еще. Потрясающе вкусно! Она никак не могла вспомнить, когда в последний раз ела.

– Извини, что оставляю тебя. Мне надо ехать.

– Увидимся. И я тебе не завидую… – Энн допила вино. – Раз ты опять юрист противоположной стороны, подождем окончания процесса. Я теперь брюнетка. А мы, брюнетки, не такие оторвы, как рыжие.

– А… Договорились. Продолжай в том же духе. – Мэт нагнулся и быстро поцеловал ее на прощание. – У тебя все будет хорошо? С виду-то вроде и так нормально…

– Даже очень!

Энн налила себе еще бокал, подняла бутылку и, постепенно превращаясь в захмелевшую Люси Рикардо, когда та пробовала себя в рекламе, произнесла:

– Вот в эт-тй малнькой бтылчке – отвт на вс ваши впросы!

– «Люси снимается в рекламном ролике», – сказал Мэт с улыбкой.

– Ты знаешь? – спросила пораженная Энн. – Тридцатая серия, 5 мая 1952 года!

Мэт рассмеялся:

– Дат я не знаю, хотя помню эпизоды. Шоколадная фабрика, ремонт в квартире, Мерцы – все, что угодно. У меня мама тоже была без ума от Люси.

– Кажется, я влюбилась, – сказала Энн совершенно искренне.

Мэт подарил ей еще один поцелуй, открыл дверь и убрался прочь, оставив Энн бутылку красного вина, полное пены ведро и зуд надежды на лучшее.

Она встала, закрыла дверь на цепочку и принялась собирать перчатки, губку, ведро. Не прошло и пяти минут, как в дверь опять позвонили. Ха! Наверное, Мэт что-то забыл. Может, окончание ее тоста? Или поцелуй? Вдалеке разорвалась хлопушка. С тех пор как Энн приехала домой, они взрывались постоянно.

– Иду, Мэт! – крикнула она, направляясь к двери. Энн знала, что там Мэт, и не стала смотреть в глазок, сразу сняв цепочку.

Когда она открыла дверь, перед ней стоял не Мэт.

32

На крыльце была Бет Дитс, и похоже, она только что плакала.

– Можно… можно войти? – Ее душили рыдания, она дрожала, одетая в шорты и деревенскую рубашку. – У нас с Биллом только что вышла большая свара из-за того преследователя, Кевина. Я слышала из новостей, что он убит.

– Конечно, входи. Нам есть о чем поговорить.

Энн стало не по себе. Она ввела Бет в дом, закрыла дверь и машинально повесила цепочку. Когда Энн обернулась, гостья уже не плакала, а направляла на нее черный пистолет.

«Господи!»

Секунду она соображала и уже открыла рот, чтобы закричать.

– Заткнись, сволочь!

Бет подтолкнула Энн к двери. Холодное и твердое дуло пистолета упиралось Энн в сердце. Она задыхалась.

– Бет, что ты делаешь?.. – прохрипела Энн. Она старалась не поддаваться страху. Колени дрожали. Она с трудом оторвала глаза от смертоносного оружия и посмотрела Бет в глаза, красные от слез.

– С каких пор ты спишь с Гилом, Энн? Я хочу знать!

– Бет, пожалуйста, опусти пистолет. – Во рту у нее сохранился вкус вина, но хмель испарился. – Если хочешь поговорить – давай поговорим. Но только не с пистолетом в руках…

– Не смей мне указывать! – проревела Бет; кожа у нее пошла пятнами, светлая челка растрепалась, губы дрожали от гнева. – Скажи, с каких пор ты трахаешься с Гилом! Он всегда хотел только тебя!

– Такого не было…

Энн потрясла головой. Она не могла поверить… Ей вспомнилась сцена в комнате для бесед, когда Гил пришел пьяный. Потом вчерашний звонок на мобильный.

– Я никогда ничего к нему не чувствовала. Никогда…

– Лжешь! – завопила Бет. – Он говорил о тебе все это время, а когда мы порвали и я подала иск – он нанял именно тебя!

Пистолет буравил Энн. Она совсем перестала дышать от страха.

– Пожалуйста, не надо…

У нее брызнули слезы. Она представила, как пуля входит в нее, рвет плоть, пробивает сердце… Вот она лежит в собственной прихожей, залитая кровью… Энн в точности знала, как будет выглядеть. Ее застрелят в собственной прихожей. Кошмарный круг замкнулся.

– Я любила его, а ты забрала Гила себе! – кричала Бет с искаженным от бешенства лицом, плюясь Энн в лицо. – Он ничего для тебя не значил! Я хотела оставить Билла и уйти к нему, но ему была нужна ты! А теперь ты уже с Мэтом! Билл не ошибся, ты – шлюха!

Энн изо всех сил старалась не потерять голову. Надо что-то делать… Что-то придумать…

– В пятницу вечером здесь была я! – не унималась Бет. – Я хотела убить тебя за все, что ты мне сделала, и думала, что убила! А вышло так, что дверь открыла не ты! А теперь тебя спасает Гил, я видела по телевизору! И влюблен в тебя больше, чем когда-либо!

Вот оно что! У Энн закружилась голова. Убийца – не Кевин… В Уиллу стреляла Бет. Так… Кевин наверняка наблюдал за ее домом в тот вечер. Он видел, как Бет выстрелила в Уиллу, и посчитал, что там была Энн. Наверное, он подошел и, ошарашенный, забрал оружие, которое потом выбросил. Господи! Бет все это время…

– Тебе пора умереть, – сказала Бет спокойно. – Пока.

Она подняла пистолет и наставила его на Энн в упор, целясь между глаз.

– Нет! – завопила Энн и, вскинув руки, задела пистолет. Раздался оглушительный выстрел.

– Сука! – заревела взбешенная Бет.

– На помощь! – завопила Энн и толкнула Бет, которая упала на пол. Она рванула мимо нее к лестнице и поскакала через две ступеньки. Тут раздался второй выстрел. – Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! – не переставала вопить Энн.

Куда она бежит? Как ей быть? Оружия у нее нет, она его сдала. Вызвать Службу спасения? В спальне есть телефон. Энн добралась до площадки второго этажа, но Бет бежала следом. Беглянка свернула к освещенной спальне до того, как ее преследовательница смогла выстрелить.

– На помощь! – кричала Энн, однако никто не приходил. Где же ее соседи? Мистер Берман? Мистер Монтероссо? Где они все?

Она бежала к спальне. Оказавшись внутри, прыгнула к телефону на столе. Поздно. Бет уже неслась через холл второго этажа. Энн схватила свой толстый лэптоп, резко повернулась и швырнула его в лицо Бет. Тот с громким стуком врезался в нее и упал на ковер.

– А-а-а!..

Бет закрыла нос ладонью. Опять выстрел. Какой грохот… Из дула вырвалось пламя. Мимо щеки Энн просвистела пуля. Страшно… Бет согнулась, зажимая нос. Сквозь пальцы струилась кровь.

Энн спасала свою жизнь. Она нырнула к лестнице, потом вниз, к входной двери… Бет, громко топая, спускалась следом.

Дверь… Ей не хватит времени. Она даже цепочку не успеет снять. Придется драться! Энн дико оглядывалась. Свернутый ковер! Лучше не придумаешь!

Она сгребла лежавший в гостиной пакет с ковром, занесла его, как бейсбольную биту и, когда Бет вбежала в гостиную и начала поднимать пистолет, изо всей силы ударила ее в живот. Оружие вылетело из ее рук. Пистолет упал на ковер гостиной, и Энн бросилась к нему. К тому времени когда Бет разогнулась, она уже была на мушке. Из ее ноздрей хлестала кровь, она выла от бешенства.

– Ты не застрелишь меня! – крикнула Бет, сплевывая кровь.

Энн заметила, что дрожит от злости. Кевина убила не она, тогда у нее не было такой возможности. А вот теперь… Она взглянула на ствол. Старый «кольт». Предохранителя нет. Можно стрелять.

Энн была переполнена ненавистью. Бет стоит застрелить. Даже нужно. Не оставить от лица ничего. А что, здорово… Она не могла вспомнить лучшего запасного варианта. И подходящего эпизода из «Люси» ей тоже не приходило в голову. Это настоящая жизнь. Энн начала опускать ствол, целясь между голубых глаз Бет.

Она воскрешала в памяти все, через что ей пришлось из-за нее пройти. И ведь только что Бет пыталась ее убить. И убила бы. В Уиллу стреляла она. Поэтому-то Кевин и начал ее преследовать – не потому, что влюбился, а потому, что знал: Энн убила она. Она подумала об Уилле, чья смерть осталась не отомщенной, о ее крови на стенах…

Энн оцепенела. Потом взглянула на пистолет в своей руке. И на кое-что еще. На итальянский талисман, блестевший на ее шее, в вырезе майки. Миссис Динунцио. Дивные запахи крошечной кухни. Кофейник. А следом в голову пришли мысли о дружбе, о семье. И о любви.

Пальцы Энн сжали дымившийся пистолет.

Она сделала свой выбор.

33

Утро вторника выдалось ясное и прохладное. Температура держалась вполне умеренная, градусов семьдесят, [46]46
  Около 20 градусов по Цельсию.


[Закрыть]и влажности особой не чувствовалось. Небо над Филадельфией было кристально чистым, отчего горизонт приобрел необычную отчетливость, яркость и в нем чувствовалось что-то металлическое. Солнце пока еще стояло низко и не спешило появиться из-за небоскребов: отсыпалось после суматошных выходных со всеми этими цилиндрами Дяди Сэма и красными «платформами».

Город возвращался к работе. Все нуждались в подзарядке. По улицам, где еще вчера движение было перекрыто, вновь понеслись неуклюжие белые автобусы. Работники в зеленых рубашках очищали канавы от стаканчиков и бумажных пакетов, накалывая их на специальные острые шесты. Магазины открывали витрины, поднимая защитные решетки на стрекочущих, блестящих от смазки цепях. Люди плелись на службу с некоторым опозданием – в чистых рубашках, загорелые, с портфелями в руках (за выходные они не открыли их ни разу). У многих, как и у Энн, под мышкой торчала газета.

«ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ, САЛЮТ!» – гласил заголовок в специальном выпуске «Дейли ньюс». Энн предпочла бы «ДЕЛО ЗАКРЫТО»: процесс по «Чипстеру» отменили. Мэт был сейчас в суде. Отзывал иск. Тяжеловато вести дело, когда истица сидит в тюрьме и обвиняется в убийстве.

Энн шла с высоко поднятой головой. На ней были светло-коричневые «бланики». Сегодня она надела льняной костюм цвета сливочного мороженого и свободную белую футболку. Все почти вернулось на круги своя. Если, конечно, под «вернулось» понимать отсутствие темных очков, помады и наличие шрама. Кроме того, Энн шла на работу с опозданием, так как с утра выкрасила волосы обратно в привычный цвет. Мысль: жизнь слишком коротка, и прожить ее она хочет только рыжей.

Последний квартал перед офисом Энн прошагала твердым веселым шагом. Отчасти ее радость объяснялась одеждой, однако главная причина ликования – новый замысел, который поддерживал ее даже при подходе к морю репортеров, камер и автобусов телекомпаний, столпившихся у здания офиса. Их сдерживали, не давая выйти на проезжую часть, восемь копов. Энн улыбнулась: столько полицейских она не видела за все выходные.

Стоящий с краю репортер узнал ее первым и побежал навстречу.

– Мисс Мерфи, как вам удалось задержать убийцу?

– Что двигало Бет Дитс?..

– …только для нашей газеты!

Остальные репортеры начали поворачиваться в ее сторону, завертелись объективы фотоаппаратов.

– Мисс Мерфи! Энн! Сюда! – кричали все разом. Они валили к ней. Энн замахнулась на журналистов газетой.

– Мне нечего сказать! – сказала она, врезаясь в толпу. – Нечего!

Она продиралась сквозь прессу навстречу щелканью электроприводов и гудению видеокамер. На пути у нее встал телерепортер. Вдруг его перехватила чья-то здоровенная рука. Энн благодарно подняла глаза и увидела Херба, Знойного и Большого, при полном параде.

– Всем с дороги! С дороги! – кричал он.

Не ограничившись этим, Херб проводил Энн до входа в здание, там пропустил ее вперед и прошел сквозь вращающуюся дверь следом. Он не оставил Энн и в холле. Смеясь и промокая лоб платком, он сказал:

– Фу-у!.. Вот ведь придурки!

– Ты прямо спас меня, спасибо! – от всей души поблагодарила Энн. У нее было такое замечательное настроение, что она радовалась даже Знойному и Большому, а тот ухмылялся ей сверху. В его взгляде было скорее изумление, нежели распутство.

– Слушай, Рыжая Макушка… Та новая девушка – это же была ты?

– Да. Извини. Не хотела тебя обманывать…

– Шутишь? – махнул рукой Херб, ведя ее к лифту и посмеиваясь на ходу; лифт стоял открытым. – Просто я рад, что ты жива. Ты мне нравишься, детка…

Он говорил искренне, почти с родительской теплотой. Энн вошла в лифт и нажала кнопку.

– Спасибо, я польщена, – сказала она. Двери закрылись, и ее унесло наверх.

Едва лифт приехал, как секретарша выскочила из-за стола и кинулась обнимать Энн. Остальные секретарши и стажерки тоже неслись к ним.

– Вы живы! Вы живы! – кричали они хором, и Энн, которая со все возраставшим удовольствием привыкала к подругам, уже знала: сначала надо обняться, потом поплакать, а после отправиться по магазинам.

Энн заметила, что в заплаканных глазах отпустившей ее наконец секретарши светится беспокойство.

– Энн, Бенни хочет тебя видеть. Новый клиент. Бенни в комнате «Си».

– Новый клиент? Шутите! – Энн испуганно посмотрела на закрытую дверь, которую было видно из холла. – Не хочу я работать! Хочу обниматься!

Секретарша нахмурилась:

– Лучше сходи. Джуди и Мэри уже там, ждут тебя. Клиент – в «Ди». Там что-то случилось.

– Для юриста всегда найдется работа… – вздохнула Энн. Попрощавшись как положено с новыми подружками, она пошла к Бенни.

Открыв дверь, Энн увидела сидевших вокруг полированного стола Бенни, Мэри и Джуди. Перед каждой лежал чистый блокнот и стояла небьющаяся кружка со свежим кофе. Она встречалась с ними всего несколько часов назад на пути из «Раундхауса», после ареста Бет. Однако, судя по их виду, они чувствовали себя так же, как и Энн, – были бодры, внимательны и собранны. Бенни надела зеленый костюм, Мэри – шелковую блузку, синий костюмчик и сделала французскую прическу.

– Ты и вправду хочешь дать мне работу? – спросила Энн, а Бенни как ни в чем не бывало улыбнулась и пошла ей навстречу.

– Доброе утро, – сказала она, приобняв Энн. – Удалось отдохнуть?

– Да, часика два. Мэл решил наверстать упущенное.

– Я по нему соскучилась.

Бенни улыбнулась. Подошли Мэри с Джуди и тоже обняли подругу. Несмотря на тепло и приязнь, в воздухе чувствовалось какое-то напряжение. У Бенни на уме что-то было, однако Энн начала со своего.

– Пока мы не приступили к делу, хочу поделиться одной мыслью, – сообщила она. – Можно я начну? Это не терпит отлагательства.

Бенни замешкалась.

– Давай. О чем ты?

– Сядьте-ка. Особенно ты, Бенни. Тебе обязательно нужно сесть. Вот какое дело… – начала Энн, и все три женщины уселись. – Ладно. В тот день, когда все думали, что меня убили, я услышала по радио, что вы предложили вознаграждение тому, кто найдет убийцу.

– Да.

– Фирма предложила пятьдесят тысяч долларов.

– Да, верно.

– Вот. Как известно, убийцу – Бет Дитс – нашла я и прошлой ночью сдала ее властям. Ее арестовали.

– Ты это к чему? – спросила Бенни. Ни Мэри, ни Джуди ничего не понимали.

– Я хочу получить вознаграждение. Я хочу основать общество жертв преступлений, в честь Уиллы. Думаю, это будет замечательной памятью о ней и принесет много добра. Возможно, даже поможет уберечь мир от новых Кевинов.

Бенни кивнула:

– Разумно. Договорились. Очень хорошая мысль!

– И ты не хочешь меня избить?

– Нет.

– Это большие деньги!

– Еще бы!

– Они пойдут из твоего кармана.

– Я понимаю. – Глаза Бенни потемнели. – Не беспокойся насчет этого. Можешь заплатить из этих денег за похороны Уиллы и за все.

– Нет, спасибо. – У Энн неожиданно запершило в горле. – Я уже решила. Я заплачу сама и устрою гражданскую панихиду. Будет хорошо, если вы все придете.

– Придем, – быстро сказала Бенни.

– Конечно, придем, – кивнула Джуди.

– И поможем тебе с панихидой, – добавила Мэри.

– Спасибо.

Энн хлопнула по столу, чтобы разогнать печаль и перейти к делу.

– Так, и что у нас происходит? Я слышала, меня ждет клиент.

– Да. Я понимаю, тебе хочется отдохнуть, однако нельзя откладывать. – Сидевшая во главе стола Бенни поднялась и откашлялась. – У нас новый клиент, и он в беде. В настоящей беде…

– Убийство? – спросила Энн.

Бенни подняла руку, словно постовой.

– Не настолько плохо, хотя и близко к тому.

– Дело гражданское или уголовное?

– Гражданское, – кивнула Бенни. – И должна тебе сказать, клиента ждет наказание. Неизбежное. Другими словами, клиент виновен. Более чем.

Энн вздохнула:

– И почему мы никогда не берем простые случаи?

– Потому что мы слишком умны для простых случаев!

– И наверное, мы слишком хорошо смотримся в «платформах», – добавила Мэри.

– Ты, может, и смотришься, – сердито вставила Джуди.

Бенни махнула рукой, чтобы все замолчали.

– Возвратимся к нашему клиенту. Он, конечно, виновен, однако проступок имел место очень давно. Этим можно воспользоваться, выстраивая защиту.

– Сроки вышли? – спросила Энн, имея в виду срок давности и гадая, где и что именно натворил ее клиент.

– Нет. Однако есть очень интересные детали, о которых тебе стоило бы узнать и прояснить их.

Энн ничего не понимала.

– Что он наделал?

– Тебе надо выяснить, что произошло. Расследовать и понять все в целом. Ты знаешь, как готовить дело. Клиент ждет тебя в «Ди».

– Это мой клиент?

– Определенно твой! Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься. Ты через многое прошла. У тебя есть опыт, зрелость и способность взглянуть на вещи широко. К нам приходит новое, когда мы становимся к нему готовы. Возьми несколько дней отгула и разберись со случившимся.

– Правда? – Энн встала и схватила с середины стола чистый блокнот. – Что-то вроде творческого отпуска?

– Именно так, – улыбнулась Бенни. – Ты помнишь тот дом на побережье, который ты сняла, чтобы готовиться к «Чипстеру»? Я арендовала его для тебя. Всю следующую неделю он в твоем распоряжении, а на выходные мы выпишем тебе Мэта. Выходные среди любви – и только мы рядом.

– Правда? – взвизгнула Энн, и Бенни рассмеялась:

– Правда. Кстати, тебе приходилось раньше иметь дело с виновными?

– Гил… Что-то вроде. Ненавижу!

– То-то и оно! Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья. Так что, встречаясь с новым клиентом, не суди, а лишь слушай. Поняла?

– Да.

– Можешь спрашивать, конечно же, можешь сомневаться, а вот судить – не можешь. Адвокаты – не судьи, а судят только они. Ухватила? Прямо стихи… Ступай же в комнату для бесед, дочь моя!

– Я так благодарна!

Энн обошла стол и обняла Бенни. Потом вернулась к двери.

– Я зайду к тебе, когда закончу, – сказала она, уже открыв дверь.

– Не сомневаюсь, – ответила Бенни в закрывающуюся дверь. Энн торопливо прошла через холл и открыла дверь в «Ди». В конце стола сидела ее мать. Она казалась совсем маленькой.

Крашеные темные волосы забраны назад. Терри надела простое синее платье, а по губам едва провела неброской помадой. Она немного ерзала на стуле. Рука с накрашенными ногтями лежала на столе, а веки дрожали, будто от смущения.

«Тебе есть чего стыдиться», – подумала Энн. Она была слишком удивлена, чтобы говорить.

– Я пришла сюда утром, чтобы повидать тебя, – сказала мать, запинаясь; ее британский акцент исчез. – Твоя начальница, Бенни, сказала подождать здесь. Она решила, что сначала сама с тобой поговорит, и тогда, возможно, ты со мной встретишься. Она очень добра…

– Ты ее плохо знаешь.

Энн хотела свернуть Бенни шею, хотя потом и вспомнила ее слова: «Не суди, просто слушай».

– Я надеялась… Может, мы поговорим до моего возвращения в Лос-Анджелес… Я ничего от тебя не жду. Я только хочу с тобой поговорить – в последний раз. И знай, что я не колюсь и не пью уже пять месяцев и десять дней. Я даже работаю в этом центре… Настоящая работа, там мне платят.

«Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья».

– Если хочешь, я сразу уеду, – продолжала мать. – У меня есть билет на ближайший рейс. На три часа дня.

«Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься».

– Я лишь не хотела уехать не попрощавшись. И не поздоровавшись…

Энн почувствовала, как что-то спрятанное глубоко в ее груди выходит на свободу. Она держала это в себе, но не хотела признавать, что оно там есть. Ей вспомнилась миссис Браун среди своих кроссвордов и миссис Динунцио, окруженная родными. Энн понимала, что тут есть какая-то связь, и все же была слишком потрясена, чтобы распутывать это теперь. Она почувствовала, как оседает на стул и машинально кладет на стол блокнот, словно перед ней новый клиент.

– Так могли бы мы поговорить немного?.. – спросила мама.

– Да, – ответила Энн.

Она откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. В конце концов Энн решила «начать сначала» по-другому. Так вот, это неплохое место, чтобы начать. Сначала.

– Давай-ка вернемся к исходной точке, – сказала она.

Итак… Они начали.