Текст книги "Навлекая беду"

Автор книги: Лайза (Лиза) Скоттолайн (Скоттолини)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– А остальное я выяснила сама. У меня много друзей среди адвокатов, занимающихся защитой уголовных преступников, и я порасспросила их. – Бенни отхлебнула газировки; лед издал звук, слишком праздничный для такого разговора. – Я запомнила, что на собеседовании ты сказала, что у тебя нет семьи. Но ты ничего не сказала о чьей-либо смерти. А в твоем резюме не было упоминаний ни о родных, ни даже о месте рождения. Так что я попросила состоящего в штате детектива заняться этим. Ты же знаешь Лоу, не так ли?

– Ты занималась расследованием моего прошлого?! – Энн постаралась скрыть охватившее ее бешенство.

– Конечно, и не собираюсь за это извиняться. Я не могу брать в свою фирму кого попало, а люди не появляются вот так вдруг, из чьей-то головы. У каждого есть семья. Вне зависимости от того, признают люди это или нет. И не просто семья, а «контекст». Люблю такие слова – со значением на полстраницы, – улыбнулась Бенни поверх края стакана. – И, потрудившись, я выяснила, каков твой «контекст».

– Моя мать?

– Да.

– Не отец?

– Нет.

У Энн забилось сердце.

– Кстати, где она?

– В Южной Калифорнии. – Бенни поставила стакан. – Это все, что я могу сообщить. Она просила меня не рассказывать тебе, и я обещала, что не буду.

У Энн застыло лицо. Знакомый гнев ножом полоснул по сердцу.

– Как это мило с ее стороны…

– Сожалею. Я уважаю ее желания, хотя и знаю, что они заставляют тебя страдать.

– Мне слишком мало до нее дела, чтобы страдать, – быстро сказала Энн, и это прозвучало неубедительно даже для нее самой. Ей хотелось завопить. Как может родитель иметь такую власть над своим выросшим ребенком? Даже наихудший из родителей?

– Я думаю, она не слишком-то гордится собой. Поэтому-то и не хочет, чтобы ты знала, где она. – Бенни помолчала. – Насколько я поняла, у нее проблемы с алкоголем.

– Из чего я заключаю, что во время вашего разговора она едва вязала лыко! – Энн понимала, к чему может привести такая беседа, и ее лицо вдруг вспыхнуло от стыда. – Она не просила у тебя денег, а?

Бенни не подтвердила и не опровергла.

– У меня семья тоже не образцовая, но я все время тоскую по своей маме… Ладно. Все мы ошибаемся.

У Энн сжалось в груди.

– Она связывалась с тобой позже?

– Нет, и я хочу кое о чем тебе напомнить. Те цветы, с которыми ты весь день проездила, оставлены ею. – Бенни мягко улыбнулась. – Впрочем, тебе до этого, конечно, нет никакого дела…

– Она обратила на меня внимание, только когда я умерла. А цветы заказала по телефону. Визитка была отпечатана в магазине. – Энн уставилась на оставшиеся хлопья и почувствовала горечь во рту. Магний тут был ни при чем. – Я даже не знаю, откуда у нее мой адрес.

– Я ей сказала, – ответила Бенни, и Энн подняла глаза.

– Ты? Когда?

– Когда говорила с ней в прошлом году, после твоего переезда сюда.

Энн погрузилась в молчание.

«Значит, она даже в газетах обо мне не читала».

– По-твоему, лучше бы я этого не делала. Извини… – вздохнула Бенни. – Нам всегда хочется, чтобы наши родители были лучше, чем они есть. Умнее, сильнее, богаче. Чтобы они были другими – получше, понадежней. А они никогда не соответствуют нашим требованиям. Просто не соответствуют. Поэтому наилучший выход – постараться принять все как есть.

– Я давным-давно так и сделала, – сказала Энн и тут же с отвращением заметила, как это прозвучало. Она испытывала жалость к себе. И ко всему прочему, Бенни была права.

Мысль: возможно, начальники становятся начальниками неспроста.

15

За окном второго этажа рвались грошовые шутихи, а небо полосовали праздничные лазерные лучи, но Энн ни на что не обращала внимания. Ее интересовал только экран компьютера. Она сидела на рабочем месте, устроенном в захламленной комнате для гостей, где стояли старые тренажеры, белый велосипед «Пежо» и множество коробок с папками, сложенных на кушетке у стены. Энн пора было в постель, однако она не могла не закончить поиски в Сети, начатые, чтобы выяснить прошлое Билла Дитса. Вверху экрана светилось:

«Вашему запросу удовлетворяет 427 человек, имеющих имя Уильям Дитс и привлекавшихся к уголовной ответственности».

В прошлый раз она остановилась на номере 82, а сейчас уже читала 112-й. Она до сих пор толком не понимала, зачем это делает. Не знала, найдет ли что-нибудь и важен ли результат. Просто Энн посмотрела тогда Биллу Дитсу в глаза и запомнила его бешенство. Злобу, замаскированную под заботу о жене. Желание защитить, даже любовь, а под этим – жестокость…

На 226-м номере она запросто расправлялась с Биллами Дитсами и даже получала удовольствие от такого элементарного задания. Щелкни имя, прочти, щелкай по следующему. Это легче, чем переписывать вступительную речь или стараться угадать, под какой личиной скроется Кевин при следующем воплощении. Номер 301-й, а удача все еще не на ее стороне.

– Мерфи, уже очень поздно, – сказала Бенни, стоявшая на пороге кабинета. – Тебе пора спать.

Она вошла, Медведь следом. Его когти зацокали по сосновому паркету. Бенни надела белый махровый халат. Волосы собраны в небрежный пучок. Когда она подошла ближе, Энн заметила, что глаза у начальницы покраснели и опухли.

– В чем дело? Ты простудилась?

– Наверное, аллергия на кошек. У меня чешется лицо, и я все время чихаю.

– О нет! – Энн стало плохо. – Когда это началось?

– После обеда. Я приняла душ. Без толку.

– Может, мне забрать Мэла и уйти?

– Нет, идти тебе некуда. Просто не выпускай его из комнаты. Есть и кое-что хорошее. Нашего свидетеля, миссис Браун, которая видела убийство собственными глазами, сейчас показывают в новостях. И по радио о ней говорят. Копы официально заявили, что в связи с твоим убийством они ищут Кевина Саторно, сбежавшего из мест заключения. Он объявлен в розыск.

– Эротоманы разыскиваются повсюду.

– Поэтому и я перехожу к следующему пункту. Саторно в бегах, однако мне хочется, чтобы ты слегка успокоилась. Я смогу защитить нас обеих, если что. Не пугайся, когда увидишь вот это. – Бенни сунула руку в карман халата и что-то оттуда извлекла. В свете настольной лампы мелькнула серебристая полировка.

– Тридцать восьмой… мм?..

Энн взяла пушку и со знанием дела повертела ее в руках. Прохладный корпус, засечки на деревянной рукояти немного потертые, как и золоченый логотип «Росси». Она нажала, и барабан выпал ей на ладонь. Револьвер был заряжен пятью пулями. Энн, услышав приятный щелчок, вставила барабан на место.

– Ему около десяти лет. Наверное, ты купила его подержанным.

Бенни подняла бровь:

– Да. Как ты узнала?

– Такие больше не выпускаются. «Росси» делала их в Бразилии. Эта шайка ушла из «Смита и Вессона». Поэтому-то он и похож на старые образцы.

Револьвер был дешевой подделкой, но Энн промолчала. Она не любила, когда плохо отзывались об оружии. Она повертела револьвер в руке, радуясь его тяжести.

– Хорошая пушка. Практичная. Остановить таким можно – и еще как. Тебе в самый раз. – Она протянула его Бенни.

– Значит, ты не испугалась?

– Из-за пушки? Нет. Главное, чтобы она была направлена не на меня. Я не помешана на оружии, однако после нападения Кевина тоже купила себе «игрушку». У меня тридцать вторая «беретта», полуавтомат. Прямо по моей ладони. Аккуратненькая, удобная. И ноготь нельзя сломать, когда заряжаешь. Классная девчоночья пушка. – Энн видела, что начальница, глядя на нее, веселится, и поэтому решила пояснить: – Я пробовала ходить к терапевту, однако на фиг это бросила. К тому же я не из тех, кому легчает в группе. Вместо этого я четыре вечера в неделю отправлялась на стрельбище. Через год я могла легко расстрелять кусок бумаги на расстоянии и почувствовала себя намного спокойней.

– Боже, Боже… Ты интересная девушка, Мерфи. – Бенни, криво улыбаясь, сунула револьвер в карман. – Я хочу, чтобы ты знала: пушка здесь и она заряжена. Мы в безопасности. Револьвер будет лежать в ящике моего ночного столика.

– Почему бы тебе не оставить его мне?

– Неудачная мысль. У тебя есть опыт обращения именно с таким оружием?

– Мог бы Икинс рисовать по трафарету?

Энн улыбнулась. Бенни тоже.

– И все-таки я положу его в свой ночной столик. – Она повернулась к компьютеру и оглядела экран опухшими глазами. – На какой стадии находится твой поиск? Когда ты собираешься лечь в постель? И что, если у Дитса есть уголовное прошлое?

– Я смогу воспользоваться этим на перекрестном допросе и оспорю его показания.

– Все так, хоть я и не знаю, чего ты этим добьешься. Если это действительно важно, мы можем после праздников натравить на него Лоу. В деле «Чипстера» твой враг не Дитс.

– Знаю. Его жена.

– Неверно. Ты юрист. Твой оппонент – ее юрист. Мэт Букер.

– Конечно. – Энн тут же решила ничего не рассказывать о своих чувствах к Мэту и наоборот. – Само собой.

Бенни сжала плечо Энн.

– Сделай одолжение, иди спать. Ты живешь на одном адреналине, а завтра – тяжелый день. Ну, спокойной ночи.

Бенни развернулась и тихо вышла. Удаляясь по коридору, она сопела, а Медведь с цоканьем следовал за ней. Энн глубоко вздохнула и вернулась к своему поиску. Она пропахала с 302-го по 397-й, вопреки всему надеясь, что здесь окажется ее Билл Дитс. Притормозила только после 426-го, а потом щелкнула по самой последней записи, испытывая странное ощущение игрока в кости. На экране возникло всего-навсего следующее: «Уильям Дитс, родился 15.03.80, округ Кочренвил. Незначительная кража».

– Нет! – вырвалось у Энн. Не было ничего. Мэл быстро поднял голову и прижал уши.

Энн вдруг потеряла ориентацию. Она ошиблась. У Билла Дитса не оказалось криминального прошлого. Он просто ревнивый, заботливый муж, не совершавший никаких преступлений, даже незначительных. Энн чувствовала себя ни на что не годной тупицей; у нее не осталось ни сил, ни чувств. Все шло не так. Она слишком вымоталась, чтобы думать. Очень уж сумасшедший выдался день…

Энн поднялась с места, выключила настольную лампу, избавилась, покачивая бедрами, от юбки и скользнула в постель. Она залезла под одеяло прямо в футболке. Постепенно в доме все стихло – слышен был лишь громкий задыхающийся храп в спальне Бенни на первом этаже. Энн решила, что это пес, от всей души надеясь, что Бенни не заболела окончательно. У нее в ногах улегся, покрутившись, Мэл. Он прислонился к ее закрытым одеялом ступням – точь-в-точь как дома. Однако Энн не чувствовала себя дома. Ей уже никогда не придется жить там. Энн лежала в темноте и неожиданно поняла, что у нее нет своего места, нет никого и ничего. Она выпала из «контекста», каким бы тот ни был. Бенни с присущей ей прямотой попала в точку: «Идти тебе некуда».

Энн закрыла глаза. Она пыталась собраться с мыслями. В эту минуту к сопению присоединился уличный шум. Сигналили машины, раздавался смех и вопли. Начался салют. Наверное, где-то закончилась вечеринка. Энн накрыла голову подушкой, но и это не помогло. Постель была не ее, она тосковала по своей подушке с фотографией, на которой Люси целовала Дези (74-я серия: «Ремонт в квартире Мерцев», 23 ноября 1953 года).

Энн перевалилась на другой бок и попыталась не думать о своем доме и о погибшей там Уилле. И о своей матери, от чьих маргариток не было никакого аромата. И о миссис Браун, сидящей в одиночестве со своими кроссвордами. И в особенности о Кевине с его пушкой. Получится ли у них поймать его завтра на панихиде? Другого выхода ведь нет. После ее сегодняшней неудачи это последний шанс.

Часом позже она все еще не спала. Ей было не по себе, не отпускало беспокойство. Энн вертелась с боку на бок и думала о Мэте. Эти цветы на крыльце. Страсть в его голосе – тогда, в офисе. Он был раздавлен горем. Придет ли Мэт на гражданскую панихиду? Ей хотелось сообщить ему, что она жива, хотелось увидеть его. В ней сидело неполиткорректное желание опереться о сильное плечо, поплакать на нем, зарыться лицом в чью-то теплую грудь… Энн любила мужчин и до истории с Кевином часто ходила на свидания. Несколько раз влюблялась и разочаровывалась, однако была очень счастлива. Не рядом ли с Мэтом ее место?

Через пятнадцать минут Энн оделась, заперла Мэла в спальне, схватила сумку с мобильником и «взятым взаймы» револьвером. Проникнуть в спальню Бенни и выкрасть из ящика оружие оказалось просто. Даже слишком. Храп, слава Богу, издавал пес.

Она вела «мустанг» по улицам Филадельфии. Энн понимала, что рискует, но все было рассчитано. Она могла за себя постоять, а шансы встретить Кевина стремились к нулю. Он скрывался от копов и залег на дно. Кроме того, у него до сих пор не было оснований считать ее живой. Стрелки часов показывали уже около двух ночи, однако тротуары едва ли можно было назвать пустыми. Туристы кочевали из клуба в клуб, смеялись, болтали. Многие несли коричневые пакеты с бутылками или размахивали связками по шесть банок, соединенных пластиковыми петлями.

Энн остановилась на красный свет и стала разглядывать гуляющих. Кевина здесь не оказалось. Ночь была знойной. В воздухе разливалось какое-то неистовство. Все вели себя плохо, а Энн – хуже всех. Ехала, куда не следовало, а объяснить толком ничего не могла. Чем это кончится – непонятно. «Мустанг» двигался в «колониальную» часть города, к дому Мэта. Энн выяснила адрес по 411, но заранее звонить не стала. Старый город раскинулся восточнее, там был округ Зала независимости, того, где была подписана Декларация независимости. Теперь, когда Филадельфия начала праздновать день рождения нации, именно в старом городе самая большая толчея. Энн же мчалась на юг. Вскоре за окнами машины замелькали кирпичные дома, увитые плющом.

Энн ощущала, как летняя ночь ерошит ее короткие волосы, и нажала на акселератор. Она забыла о своей матери и о деле «Чипстера». Оставила между собой и Кевином разделяющее их пространство. Энн чувствовала себя так, будто только что сюда переехала. Полной надежд. И нетерпения. Сердце забилось быстрее. Она сделала круг в поисках свободного места и в конце концов припарковалась с нарушением: другого выхода не было. Всеобщие гулянья продолжались. Она выключила зажигание и уже собиралась выйти, когда увидела себя в зеркальце заднего вида. Забыла помаду. Шрам в середине верхней губы был слишком заметен.

«Да будет так».

Она взяла сумочку, достала револьвер и сунула его за пояс юбки (на всякий случай). Надела темные очки и выбралась из «мустанга» – с той уверенностью, которую дает припасенное оружие. Энн прошла несколько кварталов, прежде чем нашла дом Мэта: кирпичный, ленточной застройки, как у нее, только кирпич постарее. Цвета дыни, выцветший и осыпающийся. Черные ставни, черная дверь. На первом этаже горел свет, пробивавшийся сквозь занавески. Он работал допоздна, как и она. Энн постучала, и спустя минуту зажегся наружный фонарь. Дверь распахнулась.

Увидев Мэта, Энн ахнула.

– Что стряслось?!

16

Похоже, Мэта ударили по лицу. Левую щеку рассек дюймовый порез – с неровными краями, свежий, еще красный, а под ним – здоровенный кровоподтек, почти закрывший левый глаз. Он еще не успел сменить покрытую пятнышками крови рубашку. При виде Энн его уцелевший глаз широко раскрылся. Губы недоверчиво зашевелились. Наклонившись ближе, Мэт уставился ей прямо лицо.

– Господи, вы выглядите как…

– Выгляжу. Это я и есть. Видишь?

Энн сняла темные очки. Ей не хотелось задерживаться на крыльце. Идущая по улице парочка уже поглядывала в их сторону. Вряд ли они могли рассмотреть ее толком или тем более узнать. И тем не менее…

– Пусти меня в дом, Мэт. Я все объясню внутри. Произошла ошибка. Я жива.

– Что?! Энн… Ошибка? Жива?

Мэт так и застыл на месте. Тогда Энн взяла его за руку, втолкнула в дом и закрыла дверь. В гостиной горела лампа, освещавшая голые кирпичные стены, современный черный диван и такие же кресла. Желтые юридические блокноты, ксерокопии дел и документы с логотипом «Чипстер-ком» завалили столик и похоронили под собой лэптоп. Дом Мэта был штаб-квартирой врага, но Энн не могла думать в таком ключе, что бы там ни говорила Бенни. Разглядывая ее в свете лампы, живую, Мэт вспыхнул радостной улыбкой:

– Господи! Энн, это ты! Я тебя вижу! Энн!

– Нравятся мои новые волосы? – спросила она, быстро перебирая их пальцами, но выудить комплиментов не успела: Мэт подхватил ее на руки. Он был сильный и крепкий; Энн расслабилась, по телу живительной силой разлилось облегчение. Как хорошо, когда тебя держат на руках!

– Ты не умерла!

Мэт засмеялся, ему явно стало лучше. Он крепче сжал Энн. Руки у него были такие длинные, что охватывали ее почти всю.

– Не могу поверить! Я не позволю тебе уйти! Ты – моя… Теперь ты моя!

Энн тоже его обняла и перестала сдерживаться. По щеке потекла слеза. Девушка зарылась лицом в жесткий хлопок его рубашки, пригрелась на груди… Энн не могла понять, здесь ли ее место, однако ей нужно было на кого-нибудь опереться. Она только сейчас осознала, как это для нее важно.

– Расскажи мне, что произошло. Нет, не рассказывай! Ну их всех! Я сам хочу говорить. Есть о чем. С того момента, как я услышал о твоей смерти, всякую минуту жалел, что не сказал этого раньше.

Мэт отпустил ее и, вытирая теплым большим пальцем влажную щеку Энн, посмотрел на нее сверху вниз.

– Не плачь. Это о хорошем. Я хочу сказать… Энн, я люблю тебя…

«Ого!»

Энн сразу заулыбалась, слезы высохли. Она потянулась и поцеловала его по-настоящему – так, как ей давно хотелось. Мэт ответил на поцелуй. Во всем его теле чувствовалось нетерпение. Мэт бережно опустил Энн на диван, а сам сел рядом и откинул непослушную челку с ее лба.

– Что произошло? – спросил Мэт. На его лице было написано беспокойство, что плохо сочеталось с изуродованной щекой. – Просто сумасшествие! Как ты уцелела?

– Прежде всего: ты не должен обо мне никому рассказывать. Так плохо не хранили еще ни одну тайну в мире, и все же я стараюсь не допустить, чтобы информация дошла до Кевина. Он считает меня мертвой.

– Кевин… Ты о том парне, которого ищут? О котором сообщали в новостях? Саторно? Ты поэтому покрасила волосы?

Пока Энн рассказывала, Мэт тихо слушал. Когда она закончила, он, оглушенный, какое-то время молчал, а потом заявил:

– Ты рисковала, отправляясь сюда. И как только тебя Бенни отпустила?

– Она ничего не знает: я выбралась из дома тайком. Ты уже год просишь меня о свидании… Полагаю, сейчас самое время сказать «да».

Энн не могла не видеть его раны, которая вблизи оказалась еще хуже, чем показалось ей сначала. Она была глубокой, порез наполнился свежей кровью. Возможно, требовались швы. Энн разбиралась в таких вопросах.

– Что случилось с твоим лицом?

– Я не могу об этом говорить.

– Почему не можешь?

– Это конфиденциальная информация.

– Как такое может быть? Конфиденциальная потасовка?

Мэт отмахнулся:

– Давай не будем. Почему полиция решила, что тебя…

– Конфиденциальная потасовка – это, наверное, потасовка с клиентом… – Энн минуту подумала и, догадавшись, в чем дело, подпрыгнула. – Это Билл Дитс! Он тебя ударил, да?

– Он не хотел…

– Этот придурок! Я так и знала!

В уме Энн возникли списки с Биллами Дитсами в Интернете. Нападений не было. Если не считать случившегося этим вечером. Нападение на собственного юриста! Так что не зря она на него взъелась.

– За что он тебя ударил?

– Об этом я рассказать могу. Только нам придется соблюдать определенные границы: он – мой клиент.

– Ты продолжаешь работать с ним? Было бы правильней дать ему пинка под зад!

– Так дела не делаются.

«Верно».

– А жаль… И что же случилось?

– Мы были у меня в офисе после дачи показаний. – Мэт опять замолчал. – Противно рассказывать. Этика тут ни при чем, просто это такой кретинизм… А у нас ведь все только начинается, и я хочу рассказывать о себе лишь хорошее…

«Только начинается… Отлично прозвучало!»

– Просто расскажи мне.

– Ладно. Билл кое-что брякнул, и мне это очень не понравилось… Нет, я не расскажу тебе, что именно, не начинай меня расспрашивать. – Он погрозил ей пальцем. – Я был этим очень недоволен и заявил ему об этом. Тогда он ответил, чтобы я так с ним не разговаривал, что я всего лишь его «рупор» – до чего же идиотское выражение! А потом еще и ударил. – Мэт осторожно потрогал кровоподтек. – Он не хотел поранить меня. Просто он в память о колледже носит большое кольцо. Оно-то меня и порезало. Он извинился, Бет тоже. Они предложили подвезти меня до больницы.

– Ах, какой парень, какой парень! Клиент типа «все услуги включены».

– Дитсы и вправду очень милые люди.

– Дитсы – лживые ублюдки!

– Исключено. Лжец – Гил.

Энн вздохнула.

– Мэт, вы подружились, и это мешает тебе ясно воспринимать ситуацию. С Дитсом все непросто. Я не удивлюсь, если выяснится, что он бьет свою жену. Нормальным людям несвойственны агрессивные реакции, в том числе и физическое насилие. Он врезал тебе за твои слова.

– Из этого не следует, что он бьет жену. Он любит Бет. Он сделает для нее все!

– И ты тоже. Уже делаешь. Ты – ее юрист. И его!

– А кто не хочет врезать собственному юристу? Я таких не знаю. И половина из них – сами юристы! Возможно, это как раз ты слишком сблизилась с клиентом. Тебе ведь не нравятся Дитсы.

– Они вымогают деньги у невиновного человека. Они разрушают его фирму и лишают шанса получить «Ай-пи-оу». «Чипстер» – одна из самых успешных…

– Энн… – Мэт дотронулся до ее руки. – Давай не будем больше говорить ни о Дитсах, ни о «Чипстере». Мне нравится то, чем мы занимались прежде.

– А что тебе сказал Дитс? Просто расскажи мне. Я умираю от любопытства!

– Нет! Я не буду сообщать юристу противоположной стороны ничего, что имеет отношение к моему клиенту. – Мэт посерьезнел. – У тебя развивается паранойя, и я тебя не виню, но мы не будем продолжать разговор о Дитсах. Договорились?

– Ты не можешь обвинять девушку в желании удовлетворить любопытство!

– Могу и буду. И я все еще взбешен из-за той истории со стриптизером!

– С тобой не так весело, как я думала!

Мэт обнял ее за плечи, а Энн надула губки. Она провалилась в мягкие подушки дивана и тут почувствовала у бедра что-то твердое.

«Так-так…»

– Притормози, подожди минуту.

Она немного освободилась, чтобы извлечь из-за пояса револьвер и положить его на столик – поверх небрежно исписанных листов.

– Боже милостивый! – отпрянул пораженный Мэт. – Где ты его взяла?

– У Бенни.

– Он заряжен?

– Конечно. Иначе же нельзя выстрелить.

Энн подвинулась к Мэту и дотронулась до его руки, но тот все смотрел на «пушку».

– А там есть предохранитель?

– Какой предохранитель, парниша? – прошептала она и запечатлела на уцелевшей половине его лица мягкий поцелуй.

– Предохранитель – это такая штука в пистолете. Чтобы он случайно не выстрелил.

– Я пошутила. Это же револьвер, в нем вообще нет предохранителя…

Мэт выпрямился:

– Он выстрелит?

– Сам, разумеется, нет. Ты должен взять его в руки, направить на того, кто тебе не нравится, и спустить курок.

– Ладно, тогда направь его куда-нибудь еще, или я не знаю… Я не могу расслабиться, когда он на нас нацелен.

– Прекрасно. – Энн стало жаль Мэта, и она развернула револьвер в сторону развлекательного центра. – Полагаю, теперь все в порядке, если, конечно, эта пушка не вздумает застрелить твой ди-ви-ди-плейер. А вот если ты поцелуешь меня так же, как минуту назад, я смогу забыть, какой ты у меня младенец…

– Тебе понравилось? – ухмыльнулся Мэт, подтянул ее поближе, и сохранившаяся часть его лица расправилась. – Господи, какая же ты красивая, даже страшно…

– Нет, не совсем. – Энн непроизвольно указала на шрам. – Привлекательно, а?

– Ну и что?

– Вот как? Ну и что? – Энн в замешательстве моргнула. – Я родилась уродкой. У меня шрам, и в отличие от тебя это навсегда.

– Это не шрам, а мишень, и мне кажется, что она еще недостаточно большая…

Мэт закрыл ее рот своим, потом нежно ее поцеловал, потом еще, медленно. С каждым поцелуем Энн избавлялась от своего позора, уходила прочь от себя самой, от своих страхов. Она тоже была с ним очень осторожна, не торопилась, старалась не сделать ему больно, узнавала его с каждым поцелуем…

Энн откинулась на покрытый документами диван и почувствовала на себе теплую тяжесть Мэта. Она не обратила внимания на треск ксерокопий и ни на секунду не задумалась, над каким делом он сейчас работает. Она даже не попыталась взглянуть на экран лэптопа, когда Мэт потянулся выключить лампу.

Мысль: некоторым приходится выбирать между любовью и войной – юристы делают то и другое одновременно.

* * *

Ранним воскресным утром на тротуаре никого не было, и лишь несколько грузовичков и фургонов с зажженными габаритными огнями прогремели мимо, увозя лед, столы и палатки для городских празднеств. Энн торопливо шла по улицам старого города, счастливая и окрыленная после ночи с мужчиной, который ее любил. Она пока не могла сказать, любит ли сама, хотя было очень похоже. Тут и до беды недалеко…

Энн ускорила шаг, придерживая сумку, чтобы не выпал револьвер. Ладно, она, конечно, не инструктор по технике безопасности, а еще на ней нет белья. Слишком спешила. Она рано встала и отправилась обратно к Бенни, чтобы та не обеспокоилась и не обнаружила, что ее подчиненная спала с врагом. Энн хотела прикрыть задницу. В буквальном смысле слова.

Она летела по выложенному булыжником тротуару. Воздух был таким густым, что ее бросило в пот. Жители Филадельфии всегда говорят: «Это не жара, а влажность». Энн не соглашалась.

«Да жарко здесь, жарко, тупицы!»

Она поправила съехавшие на нос темные очки и потрусила мимо двух домов, оставшихся до той улицы, где она припарковалась. Увидев знакомые, примеченные еще ночью машины, она замедлила шаги перевела дыхание. Энн тихо прошла мимо синего мини-вэна, «Мерседеса-430» и белого «фордовского» грузовика, за ним ничего не оказалось.

Энн остановилась и растерянно огляделась. Где моя тачка, чувак? [33]33
  «Где моя тачка, чувак?» – фильм 2000 года, эксцентрическая комедия о жизни молодых американцев.


[Закрыть]Красного «мустанга» не было. Некоторые из вчерашних машин тоже куда-то делись. Они все уехали? Или Энн перепутала улицу? Она сверилась с зеленой табличкой. Деланси-стрит. Все правильно. Ночью она оставила машину здесь.

Энн еще раз огляделась в поисках «мустанга». Не видать. Развернувшись, она прямо перед собой увидела красные буквы, не замеченные в ночной горячке. Там было написано: «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА. РАБОТАЕТ ЭВАКУАТОР». Можно прочитать и по-другому:

«СЛУЧАЙНЫЙ РЕЖИМ».