Текст книги "Навлекая беду"

Автор книги: Лайза (Лиза) Скоттолайн (Скоттолини)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Я не хочу этого слышать! – закричала Энн. В голове у нее промелькнула мысль – наверное, из-за этого Дитс с Мэтом и поцапались. Мэт огреб из-за нее.

– Сейчас же убирайся!

Гил споткнулся и ухватился за спинку стула.

– Дитс сказал так своему юристу. И они даже подрались. Дитс сказал, что пристрелил бы тебя сам – за то, что ты сделала его женушке! И ты встаешь на сторону этого человека. Против меня!

– Убирайся! Я просто-напросто завизжу, и сюда сбегутся подруги.

– Не стреляйте!

Гил поднял руки, и тут дверь широко раскрылась. На пороге стояла разъяренная Бенни, и Энн понадеялась, что разозлила ее не она.

– Убирайтесь из моей юридической фирмы, вы, мистер Мартин, – приказала она сквозь зубы.

Доставив Гила в лифт, проводив его по переулку и усадив в такси, женщины теперь сидели в холле перед лифтами и приходили в себя. Энн тем временем рассказала подругам про диск и обо всем, что сообщил Гил. Они слушали, развалившись кто на мягком темно-синем кресле, а кто – на двухместном диванчике. Джуди переоделась в привычный костюм, а Мэри осталась в прежнем наряде, только босиком. На фоне восточного ковра ее «платформы» смотрелись несколько неприлично.

– Интересная ситуация. Очень интересная, – сказала Бенни, выслушав отчет. Она была в шортах и сидела, положив одну мускулистую ногу на другую. – Кстати, ты уволена.

Энн надеялась, что та опять шутит.

– Слышно что-нибудь о Кевине? Арестовали его наконец?

– Раферти сказал, что они все еще сидят в «Дневном». Остается только ждать. Копы схватят его, как только он вернется. Раферти сразу перезвонит.

Энн все это не нравилось. Гил рехнулся, а Кевина нет как нет.

– А что с Бет Дитс? Копы ей рассказали?

– Раферти сказал, что расскажет попозже. А точно все будет известно, когда он перезвонит.

Вздохнув, Энн плюхнулась на стул по другую сторону блестящего стеклянного столика.

– Что мне теперь делать? Как я буду защищать «Чипстер»? И буду ли я вообще его защищать? Этот человек – свинья.

– Мешок с дерьмом, – сказала Джуди.

– Лжец, – бросила Мэри.

– Клиент, – отрезала Бенни, и Энн взглянула на нее.

– Бенни, мы это уже проходили. Помнишь тот разговор?

– Полагаю, он не прекратится до тех пор, пока ты не уяснишь, Мерфи. Твоя обязанность как юриста – представлять интересы своего клиента во всей полноте, прилагая все возможные усилия. Не лгать и не делать ложных выводов. Ты должна быть его адвокатом.

– Но он лапал меня!

На Бенни это не произвело никакого впечатления.

– Если ты не в силах выполнить моральный долг перед клиентом, то я возьму дело «Чипстера» себе. Гил Мартин – до сих пор и прежде всего – клиент моей юридической фирмы.

– Его свели с ума твои серьги, Энн, – добавила Джуди.

Бенни приказала жестом всем замолчать.

– Мерфи, так ты будешь его защищать или передашь дело мне?

Энн ужасно не понравился вопрос. Безвыигрышная ситуация.

– Оставлю ублюдка…

– Тогда действуй, и действуй как следует. Мы не знаем, пойдет ли Бет Дитс на такую аферу или нет. Может и не пойти.

Энн кивнула:

– Брак у них ужасный, так что ее может не волновать мнение мужа. Иск – ее шанс отплатить Гилу за разрыв, и она не захочет от него отказаться.

– Если только Дитс ее не заставит, – печально сказала Джуди. – Они способен избить ее. Нам известно, что он порой ведет себя агрессивно.

– Мне не хотелось бы стать причиной чьих-то побоев, – серьезно сказала Мэри. – Особенно в случае с Бет. Проблем у нее и так хватает – с тем же Кевином.

Бенни нахмурилась:

– Ты тут ни при чем. Ответственность лежит на нем. И на ней. Бет Дитс не вызывает у меня сочувствия, потому что она не уходит от агрессивного мужчины. Дитс вымогает деньги у моего клиента, и, каким бы ничтожеством тот ни был, я на его стороне. Я дала клятву, и он мне за это платит.

Энн фыркнула:

– Не ты ли только что вышвырнула его из офиса?

– Не путай. Он клеился к одному из моих партнеров. При мне такого быть просто не должно. И не отвлекайся от главного – от процесса.

Энн задумалась.

– То есть нам и в самом деле неизвестно, как она станет действовать?

– Верно, – ответила Бенни. – Ты должна быть готовой ко всему, что бы они ни предприняли. Как любому хорошему юристу, тебе придется соображать на ходу. И ты можешь. Ты делала это последние два дня, и очень хорошо. Впрочем, ты допустила один маленький промах.

Упредив Бенни, Энн сказала:

– Мэт.

Все взгляды тут же устремились на Энн. Три пары умных глаз, в разной степени накрашенных. Взгляд Мэри был исполнен сочувствия; в глазах Джуди сквозило веселье. Но голубоглазая прямота Бенни заставила Энн поежиться.

– Надеюсь, этим вечером ты с ним не встречаешься, – сказала она.

«О нет!»

Нужно наконец сделать выбор. Мэт оставил на ее мобильнике два сообщения с просьбой остаться у него. Она ответила на одно из них, попросив его рассказать Бет о Кевине. По правде говоря, ей хотелось заползти в его постель, спрятаться под его длинными руками и почувствовать себя в безопасности. Могла ли она признаться хотя бы в одном из этих чувств перед остальными? Это их вообще касается? Неожиданно она обзавелась и подругами, и любовником. Мысль: как только у тебя появляется личная жизнь, жить становится тяжело.

– Я не встречаюсь с ним этим вечером, – ответила Энн. «И правильно делаю. Или, наоборот, не делаю». – Я обучаема. Молода, но обучаема.

Бенни осталась довольна.

– Наилучшее решение из возможных. Еще немножко – и ты бы вылетела из адвокатуры. Учишься, девочка.

Энн поклонилась.

– Тогда где мне провести эту ночь? Я же не могу остаться у тебя, Бенни. Мне придется забрать оттуда Мэла – пока твой нос не взорвался. Наверное, стоит поискать гостиницу.

– Там небезопасно. – Вновь воодушевленная Мэри поднялась со стула. – Я знаю одно потрясающее место, где тебя можно спрятать и ты будешь в целости и сохранности! Наша явочная квартира!

Бенни тоже обрадовалась:

– Великолепная идея! Почему я об этом не подумала?

Джуди вскочила на ноги и захлопала в ладоши:

– Лучше не придумаешь!

Энн была озадачена.

– Куда мы поедем? Что еще за явочная квартира?

– Увидишь, – сказала Мэри. – Только нужно переодеться. А то убьют.

«И это называется безопасность?» – подумала Энн, но тут подошла Мэри и взяла ее за руку.

24

Энн и Мэри добрались до этого приземистого дома уже в темноте. Дом находился на юге Филадельфии, в выстроенном из красного кирпича «муравейнике». Они открыли дверь-сетку, на которой висела потемневшая от времени металлическая буква «Д» (вся в завитках). Вита и Мариано Динунцио бросились к ним, обнимая, целуя, клокоча и воркуя, будто пара старых голубей. Энн едва успела поставить коробку из-под бумаги с находящимся в ней Мэлом у потертого дивана. На подоконнике торчала пожелтевшая пластмассовая фигурка святой Марии, смотревшая на улицу сквозь перекрестье двух крошечных флагов: американского и итальянского.

– Заходите, девочки! Заходите! – приговаривал отец Мэри. Он схватил дочь, прижал ее к себе, словно Папа-Медведь, [41]41
  Папа-Медведь – персонаж из образовательной программы «Улица Сезам».


[Закрыть]и раскачивался с ней взад-вперед. – Ах, как я люблю свою крошку!

Коротенький, лысый, лет семидесяти с хвостиком, в белой футболке, темных широких шортах с черным ремнем, который был вроде и ни к чему – разве только в пару к черным же шлепанцам. Отец обнимал Мэри и радостно улыбался; его карие глаза за бифокальными очками в стальной оправе казались растопленным шоколадом.

– Наша детка пришла домой! Наша девочка! Вита, посмотри, вот наша детка – она дома!

Однако крошечная мамаша прижимала к себе Энн и трепала ее по щеке своей сухой ладонью, от которой исходил легкий запах лука.

– Так это ты – Анна? Che bellissima! Какая красивая девушка! Куда красивей собственной фотографии!

Миссис Динунцио было примерно столько же, сколько мужу, но в отличие от него ее английский «благоухал» итальянским акцентом.

– Мадонна миа, Мэтти! У нее лицо ангела! Посмотри! Лицо ангела!

– Ой! Ах! Спасибо…

У Энн тут же поднялось настроение, сил стало хоть отбавляй, и она улыбалась не переставая. Ей даже новое имя понравилось. Здорово познакомиться с людьми, закатывающими вечеринку лишь потому, что ты появилась в дверях! Давно ей не было так хорошо – лет эдак двадцать восемь. Мысль: хочу быть итальянкой.

– Такая красавица, прямо грех! Господи, прости!

Сильные очки увеличивали небольшие карие глаза миссис Динунцио. Седые редеющие волосы были зачесаны назад, уложены в затейливую прическу и закрыты розовой сеткой. Нити сетки висели сзади. На Динунцио был цветастый халат и длинный, такой же цветастый, фартук. Однако Энн не собиралась играть в копа-кутюрье. Она была слишком занята объятиями. Вдыхала приятный, немного странный запах: смесь лака для волос и базилика. Миссис Динунцио перестала трепать ее по щеке и отступила назад, любуясь.

– Ну прям как из кино! Будто актриса в фильме или по телевизору! Посмотри, Мэтти, она…

– Красавица, согласен! – признался мистер Динунцио, не отпуская Мэри. Двое Динунцио говорили, не слушая друг друга, и никто не сердился. – Принцесса, вот она кто! Мы о ней позаботимся. Мы о них обеих позаботимся.

– В моем доме никто не будет обижен! – сказала миссис Динунцио, уставившись на Энн заблестевшими глазами. Мэри рассказала родителям о положении, в каком оказалась Энн, и миссис Динунцио просто плакала. На какую-то долю секунды в увеличенных оптикой глазах пожилой женщины мелькнуло что-то еще – и исчезло. – Боже упаси! Ты останешься у нас, и все будет хорошо!

Дрожа от сочувствия, придавшего сил ее небольшому телу, она крепко сжала Энн.

– Спасибо, – опять сказала Энн, и это прозвучало по-идиотски, однако Динунцио будто не слышала. Ее глаза мгновенно потемнели, лоб под сеткой прорезали морщины: пожилая женщина пришла в бешенство.

– Ты тоже работаешь у Бендетты Росато! Это ведьма, она нехорошая! – Миссис Динунцио погрозила узловатым пальцем. По дороге Мэри рассказала Энн, что у ее матери артрит, которым ее наградили годы шитья абажуров в подвале этого дома, в котором она выросла. Отец Мэри укладывал плитку. И оба ненавидели Бенни. – Сколько от нее бед! Оружие! Сумасшедшие! Бендетта Росато, все она! Она не заботится о Мэри! Или о тебе! Она не…

– Мама! Пожалуйста, не начинай! – Мэри выскользнула из отцовских объятий и обхватила мать рукой. – Не будем злиться на Бенни, ладно? Как я уже сказала по телефону, Энн может лечь у меня в комнате, на кровати Анджи…

– Да ладно, ладно… Разберемся. – Миссис Динунцио опять потрепала Энн по щеке, и ее гнев неожиданно прошел – словно гроза летом. – Постель готова. Чистые полотенца, чистые простыни, белье – все тебя ждет. Сначала поедим, а потом в постель. Добро пожаловать, Анна!

– Спасибо. – «Уже в четвертый раз? А что еще говорить таким замечательным людям?» – Мэри вам рассказывала? У меня еще кот…

– Отлично, кот! Люблю котов!

Миссис Динунцио разглядывала, что у Энн за спиной, а мистер Динунцио уже с шарканьем подошел к коробке и открыл верхние створки. Мэл высунул голову и издал обиженное «мяу». Все рассмеялись. Миссис Динунцио хлопнула в ладоши, потом в восхищении их сжала:

– Мадонна миа! Какой прелестный кот!

– Очаровательный котик!

Мистер Динунцио вынул Мэла из коробки. Задние лапы кота неловко висели, пока мужчина не взял их и не прижал Мэла к груди.

– Вита, посмотри, какой милый кот!

Мэл мяукал, работая под Кота Обожаемого. Мистер Динунцио широко ухмылялся, показывая аккуратный зубной протез:

– Видишь, Вита? Мы ему нравимся.

– Милый кот, ему здесь нравится! – улыбалась миссис Динунцио; ее голова совсем чуть-чуть тряслась. – Добро пожаловать, Аннин Кот!

Мистер Динунцио поцеловал Мэла в поросшую гладкой шерстью голову и взглянул на Энн:

– Как его зовут?

Энн ответила, и Динунцио нахмурился, наморщив при этом чуть не полголовы. На минуту ей показалось, что он не расслышал. Мэри рассказывала Энн, что теперь отец пользуется слуховым аппаратом, который приютился в его закрытых волосами ушах.

– Мэл? – переспросил он. – Разве это подходящее имя для котика, Анна? Никогда не слыхал, чтобы котов называли человеческими именами, вроде Джо. Или Джека.

Он не осуждал – в его тоне слышалось замешательство, которое теперь разделяла и Энн.

– Не я его так назвала. Я взяла его с этим именем из приюта. – Энн улыбнулась. – Имя немного дурацкое, теперь и мне так кажется.

– Не против, если мы будем называть его «Аннин Кот»?

Энн рассмеялась. Их с Мэлом вдруг переименовали.

– Дело ваше.

– Пошли, Вита. Дадим Анниному Коту немного молока. – Мистер Динунцио вышел из гостиной с Мэлом на руках.

– Проходите, девочки. Анна, проходите и поешьте чего-нибудь. Мэри, ты ела?

– Нет еще. Накормите нас. Мы уж пять минут здесь стоим. – Мэри потащила маму прочь из комнаты. – Мама, в чем дело? Ты меня разлюбила?

– Отстань! – ответила та, мягко усмехнувшись. Она повернулась и схватила Энн за руку. Они прошли сквозь затемненную гостиную и оказались в маленькой, залитой светом кухне, где было жарко от кипящего кофе и дымящегося томатного соуса. Миссис Динунцио направилась прямиком к плите и стала размешивать соус растрескавшейся деревянной ложкой. Энн подошла поближе.

– Вам помочь, миссис Динунцио? – спросила она, вдохнув аромат. Великолепие готовящихся томатов с чесноком заставило ее осознать, насколько она голодна. Энн не могла припомнить, когда она ела в последний раз, и она никогда не готовила так дома. Томатный соус был густо-красный, с угадывающимися под поверхностью фрикадельками; он кипел, а деревянная ложка вновь и вновь бережно его помешивала. Энн пыталась на глаз определить рецепт, который был явно впитан хозяйкой с молоком матери.

– Садись, Анна, садись!

Миссис Динунцио замахала на нее покрытой дымящимся соусом ложкой, а Мэри схватила подругу за руку.

– О помощи и думать забудь, Энн! Она стукнет тебя первой попавшейся под руку поварешкой. Мама блюдет свою территорию. Это ее кухня. Правильно, пап?

– Правильно, куколка. Как только доделаю это дело, тоже сяду к вам.

Мистер Динунцио прошел к обклеенному фотографиями холодильнику за пакетом молока. Он налил его в блюдце и поставил перед Мэлом на покрытый старым линолеумом пол. Кот начал лакать.

– Кошки. Жена только их и доверяет мне. Всех остальных кормит сама. Иди садись, Анна.

Энн, чуть было не сказав в пятьдесят пятый раз спасибо, сподобилась на «сдаюсь». Они с Мэри уселись за стол, пластиковый, с золотыми вкраплениями. Над ним висела на золоченой цепи тяжелая люстра из стекла янтарного цвета. Комнату окружали белые, заново обклеенные шкафчики, на стенах висели выцветшие фото нескольких пап римских, Фрэнка Синатры и раскрашенная фотография Джона Ф. Кеннеди. К стене на кнопках был прикреплен церковный календарь с огромным изображением Христа. Его каштановые волосы вились на небесно-голубом фоне, взор был устремлен к небу. Мысль: уверовать – не новые туфли купить.

– Анна! Мария! Кофе готов.

Миссис Динунцио положила покрытую соусом ложку на блюдце и прикрутила газ под кастрюлей. Сняла с другой конфорки помятый кофейник из нержавейки и перенесла его на стол. Она налила дымящийся кофе сначала Энн, потом Мэри, потом сидевшему наискосок отцу.

– Спасибо, миссис Динунцио. Восхитительно!

Энн вдохнула поднимающийся над оббитыми краями аромат и попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь кофе, который готовили на плите. Это как огонь, добытый при помощи трущихся одна о другую палочек. Динунцио пили кофе без всего, черным, но Энн добавила сливок и сахара и пригубила получившуюся смесь. Она была чертовски горячей и куда лучше кофе «Старбакс».

– О-о… До чего же вкусно! – сказала изумленная Энн.

– Grazie! Пей!

Миссис Динунцио пошла опять к плите, поставила кофейник, вернулась и опустилась на свое место у стола. До кофе она не дотронулась. Ее карие глаза потемнели от беспокойства.

– Так как же, Анна, ищут полицейские этого человека? Он хочет тебе навредить?

Мэри посмотрела на Энн. Ее взгляд словно говорил: «Оставь это мне».

– Да, мама, хотя скоро это уладится. Не надо всех будоражить, – сказала она.

Однако миссис Динунцио не обратила на слова дочери никакого внимания и смотрела на Энн так пристально, что та не могла списать этот взгляд на обычное итальянское любопытство.

– Я вижу беду. Ты попала в беду, Анна. В большую беду. – Миссис Динунцио наклонилась и взяла руку Энн в свою. – Твоя беда. Ты мне о ней расскажешь. Я тебе помогу.

– О чем я вам расскажу? – спросила Энн, которая не совсем поняла, что к чему, но все равно была тронута. Она не помнила, когда о ней так заботились. Казалось, миссис Динунцио только и ждала ее, чтобы помочь. Да только Динунцио никак не могла выручить из беды, в которой оказалась Энн. Разве что у нее есть базука. – Тот человек, Кевин Саторно, – вот моя беда. Полиция его схватит. Они позвонят сегодня вечером, как только его арестуют.

– Нет-нет-нет. – Миссис Динунцио хмыкнула, словно Энн не так ее поняла. – Не он. Беда не в нем.

– Мам… – перебила ее Мэри. – Тебе не обязательно узнавать все. Ты только расстроишься. Мы сами…

– Тсс, Мария! – Миссис Динунцио погрозила дочери пальцем, и последние признаки улыбки испарились. – Ты в беде. Да, Анна. Поэтому у тебя болит голова. Поэтому у тебя болит сердце. Да. Я это вижу. Я это знаю.

Энн не знала, что ответить, и все же голова у нее и вправду болела ужасно. А позже ей показалось, что и с сердцем у нее что-то не так.

– Ах… – Мэри театрально опустила лицо и закрыла его ладонями. – Мам, не позорь меня перед другими детьми! Я стараюсь тут всем понравиться.

– Мэри, кое во что ты не должна вмешиваться. – Мистер Динунцио вдруг встал и забрал свою чашку с кофе. – Если твоя мама говорит Анне, что та в беде, значит, девушка в беде. А теперь пошли отсюда. Это касается только Анны и твоей мамы. Твоя мама – она знает! И поможет Анне.

«Мне нужна помощь?»

Энн слегка забеспокоилась. Настроение в кухне тут же переменилось. Миссис Динунцио стала очень серьезной. Мистер Динунцио, прихватив кофе, выбежал прочь; Мэри тоже вскочила на ноги. Даже Мэл перестал лакать молоко, превратившись в Кота Беспокоящегося, и присел над своим блюдцем. Энн повернулась к Мэри:

– Мэри, что случилось?

– Моя мама обладает сверхъестественными способностями. Она – экстрасенс и видит человека насквозь. Мама полагает, что тебе нужна ее помощь и что она может тебя выручить. Так что просто смирись. Позволь ей сделать то, что она хочет сделать.

– А что она хочет сделать?

– Увидишь. Итальянские штучки. Пустяки в общем. И за пределами этого дома никому о них не рассказывай. – Мэри потрепала ее по плечу. – Мы все дали клятву молчания – за исключением Марии Бартиморо, в итальянское происхождение которой я не верю. Итальянской девушке не по силам разобраться в тонкостях фондового рынка. Это противоречит нашей природе. Мы сделаны из другого теста.

«Что?»

Энн, заинтригованная, рассмеялась. Она взглянула на миссис Динунцио, которая сжала ее руку, словно доктор, собирающийся сообщить плохие новости.

– Миссис Динунцио, что…

– Анна, тебя сглазили. Кто-то тебя ненавидит. Желает зла! У тебя есть Малоккио!

– Какое еще «ккио»? – переспросила Энн.

– Малоккио! Дурной глаз!

Мэри, следом за отцом выходившая из кухни, остановилась:

– Да, Энн, да. Она вполне серьезна, и это происходит на юге Филадельфии, земле заговоров и заклятий. Но ты не бойся. Моя мама знает, как снять порчу. Заговоры перешли к ней от собственной матери в канун Рождества. Та тоже была экстрасенсом. Просто смирись и – пожалуйста! – не говори ей, что привидений не бывает. У нее есть деревянная ложка, и она обязательно ею воспользуется.

– Меня сглазили? – недоверчиво спросила Энн. «Меня не сглазили. Меня преследуют». – Миссис Динунцио…

– Не беспокойся, я сниму порчу, – сказала миссис Динунцио, сжав ладонь Энн; пожатие было на удивление сильным: чувствовалась рука скорее онколога, нежели терапевта. – Тебе станет лучше, Анна. Я сделаю это для тебя. Прямо сейчас.

«Они, что ли, все с приветом?»

– Миссис Динунцио, вы очень добры, но с этим человеком вы ничего сделать не сможете.

Мысль: может, лучше остаться ирландкой?

А миссис Динунцио уже отошла от стола и стояла у раковины, набирая воду в стеклянную миску. Она закрутила кран, взяла с полки над плитой золотистую консервную банку с оливковым маслом и принесла все это к столу. Масло и пиалу Динунцио поставила между собой и Энн. Потом села на свое место. Глаза за толстыми стеклами трифокальных очков смотрели куда-то вдаль.

– Миссис Динунцио…

– Тсс! – Мать Мэри подняла ладонь и посмотрела на Энн; ее взгляд стал мягче. – У тебя есть Малоккио. Это так, я знаю. Смотри!

Миссис Динунцио взяла банку с маслом и капнула несколько капель в миску с водой, которые сразу закрутились. На поверхности воды растеклось большое пятно, и пожилая женщина стала пристально в него вглядываться. В теплой кухне стало тихо. Лишь булькал время от времени стоявший на плите соус.

– Подожди, Анна.

– Подождать? Что-то с маслом?

– Si. Да. Если у тебя есть Малоккио, масло – оно расходится. – Миссис Динунцио показала на миску, где масло разделилось на две капли. – Видишь? Малоккио!

«Что это? Итальянская химия?»

– Миссис Динунцио, вода и масло всегда будут разделяться…

– Анна, твой Малоккио – очень плохой. Тебе нехорошо внутри, да?

Ее глаза смотрели так ласково, в мягком голосе было столько заботы об Энн, что та вопреки воле почувствовала в ее словах правду, вне зависимости от глупостей с маслом.

– Ладно, соглашусь. Мне не по себе, – нашла Энн силы ответить. Только тихо. Так, чтобы не расслышала Мэри – если она еще в столовой.

Миссис Динунцио указала на губу Энн, прямо на шрам.

– Я вижу у тебя… как это сказать… – Лоб у нее покрылся морщинами.

– Заячья губа.

– Мадонна миа! Дар Божий!

– Дар? – выпалила Энн. – Это проклятие!

– Нет, нет! – Миссис Динунцио медленно поводила пальцем. – Это Господь, его подарок тебе. Ты такая красивая, Анна, что люди – они будут тебе завидовать. Они будут тебя ненавидеть. Господь знает. Это дар Господа, ты должна благодарить его.

«Хорошенькое дело», – подумала Энн. Она не могла представить себе Господа, награждавшего заячьей губой любого ребенка, а тем более с ярко-рыжими волосами. Зачем? Чтобы никто не прошел мимо?

– Тсс… – Миссис Динунцио опять сжала руку Энн. – Закрой глаза, Анна. Я помогу тебе. Позволь помочь. Никто больше не сделает тебе ничего плохого.

Энн не могла заставить себя закрыть глаза. Это же бред, так ведь? Ни привидений, ни сглазов не бывает.

– Закрой глаза, Анна! – приказала миссис Динунцио, и Энн обнаружила, что подчиняется ее словам. Она опустила веки и на минуту сосредоточилась на тепле ладони миссис Динунцио, которая вновь накрыла ее руку. Вдыхала дивные запахи чеснока и лука. Прислушивалась к ворчанию томатного соуса на плите. Следующую минуту миссис Динунцио тихонько бормотала по-итальянски, ее речь была ритмичной и успокаивающей. Энн не понимала слов, да и не пыталась. Потом почувствовала, как до ее лба дотронулся теплый палец, скользкий от масла.

– Что вы делаете? – прошептала Энн.

– Тсс! Это крест. Три раза. Тсс!

Миссис Динунцио прекратила шептать. Энн следовало бы посмеяться над нелепостью происходящего, однако она не могла не вслушиваться в материнские нотки, звучавшие в голосе миссис Динунцио, и ей нравилось, как теплое масло покрывает раскалывающийся от боли лоб. Казалось, что очутиться в этой кухне – дар свыше. Интересный вывод для человека, не верившего ни в Бога, ни в сглазы, ни даже в собственную мать.

– Открой глаза, Анна, – прошептала миссис Динунцио, сжав напоследок ее руку.

Энн подчинилась и посмотрела на Динунцио. Взгляд темных глаз обволакивал и обнимал… В течение минуты мать Мэри удерживала взгляд Энн. Потом молча сжала ее ладонь.

– Теперь лучше, Анна, – объявила миссис Динунцио в следующее мгновение. В ее тоне не слышалось вопроса, она не пыталась ни в чем удостовериться. Вдруг миссис Динунцио расстегнула висевшую на ее шее длинную золотую цепочку, которую Энн прежде не заметила. Золотое ожерелье. Она вытянула его из-под халата и сняла, подняв над головой. Потом протянула Энн. – Анна, возьми. Это тебе. Возьми.

– Миссис Динунцио, нет! – Энн ничего не понимала. Теперь эта женщина предлагает ей свое ювелирное украшение? Длинную золотую цепочку, на которой висит амулет, весом карат этак на четырнадцать. – Я никак не могу это принять. Я не могу забрать у вас вашу цепочку.

– Бери! Бери!

Миссис Динунцио ухватила амулет и показала его, держа в своих узловатых пальцах, подушечки которых все еще блестели от масла. Он переливался на свету, а формой напоминал перец.

– Тебе! Ты возьмешь! Он защитит тебя от Малоккио! – Она протянула амулет Энн, которая мягко отвела ее руку:

– Нет, я не могу. Правда.

– Возьми! Это подарок, от меня. Тебе – от меня, Анна! – Миссис Динунцио начала волноваться. Она бросила цепочку на стол, и та упала, тоненько звякнув. – Тебе нужно, Анна! Ты должна взять!

– Миссис Динунцио, я не могу…

– ВОЗЬМИ! – крикнула Мэри откуда-то из столовой, и миссис Динунцио улыбнулась.

– Мэри, я не могу! – ответила Энн.

– ВОЗЬМИ, ИНАЧЕ ОНА НЕ ПУСТИТ НАС ОБРАТНО!

– Возьми, пожалуйста! – Миссис Динунцио наклонилась, подобрала цепочку и надела ее на шею Энн, заканчивая препирательства. – Прекрасно, Анна. Теперь ты в безопасности.

– Огромное вам спасибо… – сказала переполненная чувствами Энн. Она опустила глаза на цепочку, которая мерцала в заливавшем кухню свете. Замасленный амулет лежал в ее ладони. Энн толком не понимала, как он может оградить от сглаза, но была так тронута подарком миссис Динунцио, что у нее увлажнились глаза.

– У МЕНЯ КОФЕ СТЫНЕТ! – кричала Мэри, и обе женщины на кухне рассмеялись.

– Давай, Мария! – ответила миссис Динунцио, улыбаясь с явным облегчением. – Теперь лучше. Теперь не беспокойся.

Хлопая в ладоши, вошла Мэри:

– Взяла! Тебе повезло. Теперь у тебя есть итальянская страховка. Страховая компания «Пруденшл» по сравнению с нами – тьфу! Точно?

Энн сморгнула слезы, а когда к ней вернулась способность говорить, произнесла:

– Тебе повезло, Мэри. Ты это понимаешь?

– Понимаю. Еще бы!

Мэри прошла к матери и поцеловала ее в щеку. Следом в кухню зашел отец с чашкой кофе в руках.

– Как твоя голова, Анна, не болит? – спросил он, и Энн на минуту задумалась. А ведь она ничего не чувствовала! Удивительно, но в голове не шумело, она была совершенно ясная!

– Прошла! – объявила Энн. Не удивился никто, кроме нее.

– Просыпайся! – громко заговорила Мэри прямо Энн в ухо. – Утро! Ты должна проснуться. Энн!

Энн не открывала глаз. Ей так хотелось поспать… Подушка была такая мягкая… А ее живот переполнен спагетти, сладким соусом и кьянти. Она не собиралась вставать.

– Энн, Энн! – бережно, но настойчиво потряхивала подругу Мэри. – Просыпайся, что-то случилось!

Энн открыла один глаз и огляделась по сторонам. Спальня была маленькая, чистая и строгая, с кремовыми стенами. Белая полка заставлена наградами за успехи в изучении латыни из средней школы и фигурками святых. За кружевными занавесками угадывался квадрат солнечного света. Ночной столик стоял в шести дюймах от ее носа, и на нем мерцали красные цифры: 6:05.

– Еще так рано… – заныла Энн.

– Просыпайся! Посмотри! – Мэри была взволнована; в руках у нее был выпуск «Дейли ньюс». – Гляди!

– Что… – начала Энн вопрос, который застрял у нее в глотке, как только она увидела заголовок. Ее глаза широко раскрылись. Она взяла газету и села прямо. – Не может быть!

– Но это так. Я позвонила Бенни. Все об этом только и говорят. Она будет здесь через пять минут.

– Может, это просто очередная утка? Борзописцы все никак не уймутся? – Энн хлопала глазами и не могла поверить. Вернулась мигрень. И тут она вспомнила! Ее пронзил страх. Они заснули около двух, после десятого звонка Бенни с вопросом: не схвачен ли Кевин? – Бенни вчера вечером не проявлялась? Кевина не арестовали?

– Нет. Копы так его и не поймали. Он не приехал в мотель. Это-то я и пытаюсь втолковать: тебе грозит опасность, Энн. Нам придется увезти тебя отсюда.

Энн не могла оторвать глаз от газеты. Она вспомнила: эту газету она просматривала в то утро, когда все только начиналось. Но сегодняшний заголовок был еще хуже. Энн перечитывала его снова и снова:

«МАТЬ ЭНН МЕРФИ ЗАЯВЛЯЕТ: „ЭТО НЕ МОЯ ДОЧЬ!“»

А под заголовком – фотография ее матери. Мама Энн стояла напротив городского морга.