Текст книги "Завтра утром"

Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

А сейчас настало время для решающего удара.

Подсказки, которые он посылал им, на самом деле были дымовой завесой. Там достаточно правды, чтобы копы на это клюнули, но хватает и чепухи, чтобы сбить их со следа. Теперь они охраняют остальных присяжных, но они зря тратят время и силы.

Он улыбнулся. Потерев пятнышки крови, он почувствовал прилив энергии.

Прилив силы. Это напомнило о его задаче.

Сегодня.

Вечером.

Надо это сделать.

Впервые за двенадцать лет он отпер верхний ящик. Зажмурился, сердце бешено стучало, пульс участился от предвкушения. Он потянул ручку. Старый ящик заскрипел, но он дернул посильнее, и тот со скрежетом открылся.

Он осторожно сунул туда руку.

Пальцы нащупали тонкие кожаные ножны, и он лихорадочно расстегнул их, внезапно занервничав от сознания того, что конец близок. Он приказал себе успокоиться, чтобы получить как можно больше удовольствия, и извлек охотничий нож.

Затем открыл глаза.

Взглянув на острый сияющий клинок, провел им по собственной ладони.

На коже появилась тонкая алая линия. Выступила кровь. Еще один шрам на подходе.

Идеальное лезвие.

Глава 28

– По-моему, я ясно сказала: ты отстранен от расследования, – гневно заявила Кэтрин Окано, сидя в своем кресле, как на троне. Она так яростно протирала очки, что линзы чуть не выскакивали. – Или вы это очень кстати забыли, детектив?

– Я все помню, – упрямо сказал он.

– И во всей красе попал на видеопленку. Как ты думаешь, когда мы поймаем убийцу, с чем в первую очередь выступит его адвокат? С пленкой, на которой любовник одной из жертв находится на месте преступления. С доказательствами, что ты присутствовал при обнаружении тела Барбары Маркс, и с тем бесценным фактом, что ты был отцом ее ребенка. Разве это не причина для тебя, чтобы исказить улики и выстроить обвинение? – Она прекратила протирать очки и жестко посмотрела на него. – Я дала Морисетт особые инструкции на твой счет, так что в опасности сейчас не только твоя задница. Она ставит расследование под угрозу, снабжая тебя секретной информацией.

– Но Гробокопатель адресует свои записки мне.

– Ну и что? Прекрати, Рид, и сейчас же, не то я отберу у тебя значок.

– Это необязательно. – Пошарив в кармане, он вынул бумажник с удостоверением и значком. Легким движением руки бросил кожаный футляр на стол, и тот приземлился прямо у ее неизменного стаканчика с чем-то вроде кофе глясе. – Морисетт здесь ни при чем. Я вынудил ее.

– Твою мать. – Окано водрузила очки на острый нос. – Ты так легко не отделаешься, Рид. – Она подвинула к нему бумажник. – Просто не суйся туда. Посмотрим, что я смогу с этим сделать.

– А я-то думал, тебе все равно, – поддразнил он.

– Не вынуждай меня.

Забрав документы, он направился к двери.

– Даже и не думал, шеф, – солгал он сквозь зубы.

День был ужасный. Взяв напрокат машину, Никки приехала домой и выгуляла радостного и чересчур резвого Микадо. Глядя, как песик бегает, гоняет белок и яростно лает на чужих, Никки думала, что больше не увидит Симону. Никогда не услышит ее голоса. Никогда ее больше не продинамит.

Но кое-что ты можешь сделать. Помочь отловить этого гада. Засадить его. Он ведь общается с тобой.

И ты можешь позаботиться о ее собаке. Она бы этого хотела.

Хотя Дженнингс явно не обрадовался маленькому пришельцу, Никки решила, что Микадо станет членом ее семьи.

Оставив кота и пса разбираться между собой, она наконец поехала на работу, и прямо у гардероба ее встретил Том Свинн.

– Никки, – произнес он вполголоса, когда она повесила шарф на пустой крючок. – У вас есть свободная минутка?

– Конечно.

– Хорошо. Пойдемте в мой кабинет.

Когда они шли мимо отсеков, все смотрели на нее, и во взглядах читалось любопытство. Трина даже не подняла на нее глаз. Норм Мецгер взирал на нее, как на врага, Кевин изучал ее из-под козырька бейсболки. Даже буйная и бестолковая Селести открыто пялилась на нее, когда Том Свинн провожал ее в свой кабинет. Никки казалось, что стук клавиатур, телефонные звонки и гул разговоров утихли, когда появилась она. Редакция газеты стала похожа на огромный лифт; только приглушенная музыка нарушала тишину.

– В чем дело? – спросила она, когда Том пригласил ее сесть и сам уселся в кресло.

– Это я и хотел бы узнать. – Он положил подбородок на большие пальцы. – Что-то происходит. Что-то серьезное. Вы получаете записки от убийцы, в вашу квартиру кто-то забирается, а сейчас одна из ваших лучших подруг становится жертвой преступника, которого вы назвали Гробокопателем. Я правильно понял?

– Я думала, полиция не раскрывает имен жертв, пока не уведомит ближайших родственников.

– Уже. Родители Симоны Эверли уже знают, как и сестра, дети и бывшая жена Тайрелла Демонико Брауна.

– Плохие новости быстро распространяются. – Да.

– Потому что об этом заботимся мы.

– Мы – это в смысле газета? Никки, только не говорите, что у вас проснулась совесть.

– Хотелось бы думать, что она никогда и не засыпала.

– Чтобы сообщать новости, нужно быть абсолютно беспристрастным, – сказал он, и она почувствовала, что надвигается нечто страшное. Со скоростью товарного поезда. – Ведь Симона Эверли была вашей подругой? Несколько лет назад она была обручена с вашим братом? – И, как бы опомнившись, добавил: – Я вам искренне соболезную.

– Серьезно? – отбила она.

– Конечно. Это ужасно. Ужасно. Ничего удивительного, что вы такая ершистая.

– Ершистая? – К чему это он клонит?

– Я не буду вас осуждать, если вы выбросите белый флаг.

Она не ответила, просто ждала. Рано или поздно Том доберется до цели – ведь зачем-то он вызвал ее, как только она зашла в редакцию и сняла пальто и шарф.

– Благодаря вашим отношениям с Симоной Эверли и Гробокопателем мы в «Сентинел» имеем уникальную возможность.

– Мы? – повторила она.

– Э-э-э… Давайте сменим роли, – сказал Свинн, быстро покрутив в воздухе руками. – Вместо того чтобы брать интервью, вы его дадите.

Это уже хуже.

– Норм напишет углубленную статью о Симоне, о вас и о Гробокопателе – что-то вроде полного охвата проблемы. В основном она будет о ваших взаимоотношениях с убийцей и одной из жертв.

– Нет, Том, не надо…

Но он уже вскочил на ноги, постучал по оконному стеклу и позвал кого-то. Через мгновение в дверях показался Норм Мецгер. С собой у него были диктофон, ручка и толстый, девственно чистый блокнот.

– Никки… – Он потупился, но не сумел скрыть льстивой улыбочки.

– Том рассказал мне про статью, – сказала она и натужно улыбнулась в ответ.

– Прекрасно.

– Я думаю, надо начать с заявления.

– Отличная идея, – сказал он, хотя в его голосе появилась озабоченность. – Какого именно?

Никки встала и отодвинула кресло.

– Очень простого.

– Никки… – предупредил Том.

– Так вот, Мецгер. Когда мисс Жилетт задали вопрос о смерти ее подруги Симоны Эверли, она ответила коротко и ясно: «Без комментариев!»

И Никки была такова.

Рид зашел в участок, затем поехал на похороны, где жизнь Барбары Джин Маркс заново пересмотрел и пересказал молодой священник, который неправильно произносил ее имя и постоянно сверялся с записями. Это была печальная служба. Недорогая и скромная, хотя на выходе из церквушки собралась толпа репортеров. Он опознал большинство, в том числе и Норма Мецгера из «Сентинел», но той, кого искал, не было. Наверное, Никки Жилетт не могла перенести похорон – так скоро после убийства Симоны.

Ее он не упрекал. Но решил – меньшее, что он может сделать, это отдать дань уважения женщине, которая была беременна его ребенком, и тайно изучить лица скорбящих, чтобы выяснить, нет ли преступника среди этих убитых горем людей. Морисетт и Зиберт также присутствовали, искали незваного гостя, которому нравится убивать людей, закрывая их в уже занятом гробу, а потом приходить на их похороны, чтобы проверить результаты своих дел и ощутить превосходство от того, что никто не знает, что из-за него жертва мертва и из-за него же, собственно, происходят эти похороны.

Но он знал немногих из друзей и знакомых Бобби. Заметил Джерома Маркса, который казался скорее раздраженным, чем печальным, двух переодетых полицейских, нескольких коллег Бобби по работе – и все.

Маленькая, разнокалиберная, нервничающая группка людей слушала этого дурацкого священника, молитвенно склоняла головы и с трудом произносила невнятные слова гимнов. Короче говоря, гнетущее было зрелище.

После службы он решил не подходить к Морисетт. Незачем впутывать ее в проблемы. Она и так уже по колено в этом дерьме.

Когда он вышел из церкви, налетел сильный порыв ветра, разгоняя дождь, но обжигая руки и лицо.

Он поехал на кладбище, где Барбару Джин Маркс снова похоронили. На кладбище собралось еще меньше народу, и он молча смотрел на них, думая, откуда же они ее знали, был ли кто-то из мужчин ее любовником, знал ли кто-то из них ее убийцу.

– …Господь да пребудет с тобой, – наконец произнес священник, и Джером Маркс подошел к гробу и положил на украшенный цветами гроб розу и что-то блестящее – кольцо, которое тот паренек нашел в Далонеге. После этого повернулся и ушел, рассосались и остальные, потому что начался дождь.

Никки яростно собирала вещи. Какая подлость со стороны Тома. Да еще в заговоре с Нормом Мецгером, этим слизняком. Почему она ожидала чего-то иного, неизвестно, но ведь ожидала же.

– Это ошибка, – сказала Трина, отъехав на своем стуле. – Ты устала. Ты пережила тяжелую утрату, да, Норм и Том кретины, но ты ведь не хочешь уходить.

– Тут ты ошибаешься. – Никки бросила кучу ручек и блокнот в меньшую из трех драных коробок, которые взяла из почтовой комнаты. – Я давно хотела уйти. А теперь у меня есть повод.

– Но тебе ведь нужна эта работа.

– Это работа не нужна никому, – сказала она и забросила в коробку две кружки для кофе, бейджик и записную книжку.

– Что происходит? – раздался за спиной мужской голос, и она чуть не выпрыгнула из кресла.

Кевин, как всегда в наушниках, стоял всего в шаге.

– Когда ты научишься стучать? – спросила она и, когда он шутки не понял, не позаботилась ее объяснить.

– Никки уходит, – сказала Трина.

– Уходишь? Ты? – Его темные глаза сверкнули.

– Именно. Пора сменить обстановку, – пояснила Никки и заметила, что Норм Мецгер притаился по ту сторону перегородки.

Он посмотрел через стенку. Виднелись только глаза и. лоб.

– За все эти годы, Жилетт, я многое о тебе думал, но никогда не подозревал, что ты можешь уйти.

Она была рассержена. Устала. Однако сдержалась и не сказала ему, куда он может идти.

– Ну, видимо, ты был не прав. – Никки вынула несколько бумаг и папок из последнего ящика и запихнула их в самую большую коробку. Вытерла руки. – Наверное, так.

– Разве тебе не нужно предупредить за две недели? – спросил Кевин, и она посмотрела на него с горечью, словно говоря: «Не верю своим ушам».

– Если Тому захочется, я буду приходить каждый день и просиживать это кресло до дыр, но на самом деле он будет рад, если я не стану мелькать у него перед глазами.

– Не могу поверить, что ты уходишь. – На лице Трины не сияла обычная улыбка, и глаза ее были холодными и серьезными. – Без тебя станет не так.

– Ну, может, будет лучше, – подмигнула Никки.

– Да уж.

– Помочь дотащить коробки? – спросил Кевин, и Никки почти приняла его предложение, но передумала:

– Спасибо. Я справлюсь.

– Вот что мне в тебе нравится, – сказал Норм. – Воевать – так до конца.

– Иди ты, Мецгер. – Она закинула ремень сумочки через плечо, взяла самую большую коробку и встретилась взглядом с Триной. – Я тебе позвоню, – обещала она и поклялась, что действительно позвонит. Она направилась к выходу. На улице уже темнело, быстро приближался вечер.

Она загрузила коробки, стала выезжать с парковки, и тут зазвонил мобильник. Подумав, не Рид ли это, она взглянула на определитель и увидела на дисплее телефон родителей, а также то, что аккумулятор уже садится.

– Алло? – произнесла она, в последний раз выехав с этой стоянки.

– Никки! – позвала мать слабым голосом; связь была плохая.

– Привет, мама.

– Никки… отец…

Голос ее звучал непривычно тонко и неуверенно.

– Что с отцом?

– Я… я не знаю.

– Он заболел? – Сердце бешено забилось. – Что с ним?

– Я… пожалуйста…

– Мама, вызывай «скорую»!

– Нет! Нет! – Голос матери звучал настойчиво и испуганно. О господи, у отца что-то с сердцем. Вот в чем дело.

– Тогда вызову я.

– Не надо, Николь.

– Черт возьми! Тогда позвони Лили или Кайлу. Я еду. Мама! – Телефон сел: батарея разрядилась. – Блин, – выругалась Никки и дала газу, надеясь, что успеет. Ехать было всего минут десять, но и это время могло оказаться критичным. Она набрала номер службы спасения, ее соединили, и она услышала ответ оператора:

– Служба спасения. – И тут связь оборвалась.

– Меня зовут Никки Жилетт. Пожалуйста, приезжайте по адресу моего отца, Рональда Жилетта. – Она прокричала адрес в трубку, попросила диспетчера связаться с Пирсом Ридом, но напрасно. Сотовый не подавал признаков жизни.

Рид снова набрал номер Никки. Нет ответа. Он оставил еще одно сообщение, потом позвонил в «Сентинел», где секретарша ледяным тоном сообщила, что «Николь Жилетт вышла». Он попытался узнать, когда она вернется, но секретарша заявила, что понятия не имеет.

Что-то здесь не так.

Впрочем, все не так.

Он позвонил ей домой и попал на автоответчик. По непонятным причинам связаться с Никки было невозможно, и ему это не нравилось.

Совсем.

Он схватил куртку и остановился у стола Морисетт.

Та перебирала груду бумаг, но при звуке его шагов подняла голову:

– Я слышала, ты собирался сдать значок.

– Хорошие новости быстро распространяются.

– Не делай этого, Рид.

– Почему?

– Она того не стоит. Он промолчал.

– Я ведь не слепая, знаешь? Я видела вас вместе. Ты втюрился в Никки Жилетт, но она просто играет тобой, старик. Использует тебя в своих целях.

– Ты уверена?

– Да, уверена. И не спрашивай меня про дело Гробокопателя, потому что я не могу тебе ничего сказать.

– Может, у Зиберта спросить?

– Ради бога. – Морисетт и ухом не повела.

– Так ты проверила насчет Кори Селлвуда и Шона Хока?

– Я же тебе сказала. – Она взглянула на него, пошуршала бумагами и вздохнула. – Ладно, бог с тобой. С ними все чисто. Железные алиби. Они не подозреваемые, забудь о них. Шевалье – вот кто нам нужен.

– Так найдите его, – сказал Рид. – И быстро.

– Мы работаем над этим. – Он повернулся, чтобы идти, и она прочистила горло. – Пойду-ка покурю.

– Ну и?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Лучше иди отсюда, Рид. Мне не нужны новые проблемы.

Тут он догадался, прочитав невысказанную просьбу во взгляде Сильвии Морисетт.

– Ладно. Увидимся.

– Если повезет.

Он поспешил из здания и сгорбился под дождем, таким холодным, что от него леденела кожа. Где, черт возьми, Никки? Что, если Гробокопатель играет с ними – двенадцать присяжных и еще трое. Он, Никки и кто-то третий. Должна быть причина, почему убийца продолжает писать ему и Никки… кто тогда третий? Связанный с делом Шевалье и не из присяжных… Судья.

Точно.

Семнадцать. Двенадцать присяжных. Оставшийся в живых детектив, который произвел арест, журналистка, которая писала о процессе, и судья.

Только журналистка чуть не провалила весь процесс. Может, она как раз в безопасности.

Но ведь она не завалила дело до конца? То есть подвела Шевалье. Как и Рид. Как и присяжные. Как и судья.

Судья Рональд Жилетт.

С твердой уверенностью он забрался в «кадиллак». Не проехал он и двух кварталов, как зазвонил телефон.

– Рид, – раздраженно ответил он.

– Слушай, прости, что я тебя так отшила, но пришлось, – сказала Морисетт. – Окано утром опять надрала мне задницу, понятно?

– Ясно.

– Но я решила, что тебе следует знать: мне звонил диспетчер службы спасения. Минут десять назад туда звонила Никки Жилетт, представилась, и связь оборвалась. Они набрали номер, откуда она звонила, но она не отвечала. Это был ее сотовый. Я звонила ей домой и на работу, но ответа нет, а в «Сентинел» мне сказали что-то странное. Я как раз собиралась тебе звонить, когда ты проходил мимо. Может, стоит поискать ее.

– Поищу, – сказал Рид.

– Я уже выслала наряд к ней в квартиру и в «Сентинел». Если ее найдут, я тебе скажу. К черту Окано.

– Спасибо. Я считаю, что Никки Жилетт – предполагаемая жертва. Одна из семнадцати, – сказал Рид и с жаром рассказал Морисетт свою версию. Морисетт выслушала.

– Ты уверен? – спросила она, и он услышал щелчок зажигалки.

– Ну, это мои соображения. Говорю же, это не точно.

– Блин. А что вообще точно?..

Ему самому не хотелось верить в эту теорию. «Дворники» стирали капли со стекла, и он без слов молился, чтобы все это оказалось ошибкой. Ему до боли хотелось верить, что с Никки ничего не случилось. И какая-то часть его думала, что так и есть. Но другая часть – та, где сидел логичный полицейский, – понимала, что это не так. Сердце окутала тьма, и его обуял страх, какого он еще не испытывал.

– Мама! Папа! – закричала Никки, открыв дверь из гаража в дом родителей и ворвавшись в кухню, но никто не ответил. Если не считать тиканья настенных часов и гула холодильника, стояла полная тишина. Сандра не готовила на кухне, но Никки вспомнила, что у нее сегодня выходной. Не работал телевизор, не было слышно и нытья матери.

Так где они? И почему свет такой тусклый?

– Мама!

Может, они поехали в больницу?

Обе машины стояли в гараже на своих местах; это Никки заметила еще по дороге. Но, может, они позвонили в «скорую» или друзьям? От тревоги сводило мышцы.

– Мама! – позвала она, стряхивая капли дождя с пальто.

И снова нет ответа.

Что-то не так. Совсем не так.

Ты просто нервничаешь из-за того звонка.

Она потянулась за телефоном и увидела, что в комнате мерцает свет. Это телевизор. Но звука не было.

Никки взяла радиотелефон, вошла в комнату и вздохнула с облегчением. Отец полулежал в любимом кресле, ноги на подставке, телевизор включен, но без звука. Наверное, спит и ничего не слышит.

– Господи, папа, как ты меня напугал, – мягко сказала она, надеясь, что он проснется, и положила телефон на стол. – А где мама? Она недавно звонила и тоже перепугала меня. – Он не ответил. Никки подошла к креслу и легонько тронула его за плечо. – Папа… – Молчание. В ней снова шевельнулось беспокойство. – Папа! Просыпайся. – Голову он уронил набок и дышал очень слабо. Или совсем не дышал? Сердце чуть не выскочило у нее из груди. – Папа! – Она наклонилась к нему, прислушиваясь, и стала трясти за плечо.

Но ни намека на дыхание не исходило из его легких.

– Нет… о господи, нет… папа! Папа!

Потом она увидела кровь. Не на нем – краем глаза она заметила, что из холла течет тонкая красная струйка.

– Мама…

Сердце ушло в пятки. Только не это! Откуда кровь? Откуда? Мать ранена? Волоски на руках стали дыбом, и тут она услышала слабый стон. Голос мамы.

– Мама, я иду, я помогу! – воскликнула она, побежала в холл и тут услышала шорох за спиной – шаги из кухни.

Обернулась.

И увидела его.

Окровавленного и мокрого. Жестокое застывшее лицо, глаза сверкают под высоким лбом, а клок мокрых волос так дико падал ему на глаза, что она закричала. В одной руке он сжимал шприц для подкожных инъекций. В другой – окровавленный охотничий нож.

Гробокопатель.

Ее душу стиснул ледяной ужас, когда она узнала его.

– Где моя мать? – требовательно спросила она, отступая. Бешено бился пульс.

Он не ответил. Только огонек удовлетворения светился в его взгляде.

– Если ты что-то с ней сделал, я убью тебя, ты, чокнутый мерзавец, – прошипела она, отступая. В кладовой находились заряженные ружья, в кухне – ножи для мяса, а всего в трех шагах от нее, на столе, – телефон.

– Твоя очередь, Никки, – сказал он с холодной язвительной улыбкой, исполненной зла. Но кровь… Чья это кровь, черт побери? Ее матери?

О господи. Ей не успеть; он набросится на нее раньше, чем она сделает эти три шага. Надо перехитрить его, обмануть.

Она резко повернулась, как бы собираясь бежать.

Он прыгнул на нее, сжимая оружие.

Она моментально поднырнула под него, перенесла вес на одну ногу и сильно ударила другой.

Ботинок впечатался ему в пах.

– Ай!

С воем он упал. Нож звякнул об пол, но он быстро схватил и его, и шприц. Никки снова ударила, целясь в нос, но он мотнул головой, и она попала ему каблуком в скулу.

– Сука! – заревел он, выронил шприц и попытался схватить ее за ботинок. Пальцы уже коснулись кожи, но она помчалась прочь, на ходу схватив телефон.

Он вскочил на ноги и бросился за ней. Она набрала девятку, схватила со стены фотографию в рамке и метнула в него, затем нажала две единицы, вылетела из дома и перепрыгнула две низкие ступеньки в гараж.

– Помогите! – задыхаясь, кричала она в трубку. – На меня напали! Это Гробокопатель! Моя мама ранена. Ублюдок убил моего отца. Приезжайте по адресу… – Но телефон не работал, он был слишком далеко от базы, чтобы поймать сигнал.

Черт! Ключи! Где, черт возьми, ее ключи?! Она пошарила в кармане и нашла ключ от машины. Убийца уже был в гараже, спотыкаясь на бегу, на лице его читалось бешенство. Никки села в машину, захлопнула дверцу и трясущимися пальцами заперла ее. Сотовый! Где он?

Он прыгнул и навалился всей тяжестью на лобовое стекло.

Видя его лицо, прижатое к окну, она нервно вставила ключ в зажигание. Двигатель завелся.

Он был в нескольких дюймах от нее, и разделяло их лишь тонкое стекло.

Машина завелась, она дала задний ход – и тут увидела в зеркало заднего вида пикап, огромный пикап, который преграждал ей дорогу.

Нет! Она ударила по тормозам.

Наверное, убийца поджидал ее на соседней аллее с потушенными фарами и тихо поехал за ней, когда она заходила в дом родителей.

Никки потянулась за сотовым. Может, в аккумуляторе еще осталось немного заряда.

Хрясъ!

Водительское окно разлетелось на осколки.

Никки закричала и отпрянула, но было уже поздно: она лишь на миг увидела смертоносную иглу, и та больно вонзилась в ее плечо.

– Тебе не скрыться, – произнес он с ледяным спокойствием.

Дьявольская усмешка расплылась по его окровавленному лицу. Глаза злобно сверкали.

Она завизжала.

Попыталась выбраться из осколков стекла.

Но тщетно.

Она с трудом могла пошевелиться. Дверца машины открылась. Он стоял там, вырисовывался в ночи. Окровавленный нож – свидетельство резни. С калейдоскопической скоростью пронеслись мысли о матери, отце, семье и Пирсе Риде, и ее накрыл сумрак.