Текст книги "Завтра утром"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 20
– Так ты опять меня прокатила, Никки! Прекрасно, ничего не скажешь! – В голосе Лили явно слышалась насмешка, даже несмотря на плохой прием телефона Никки.
У «Джонни Би» Никки пересела в свою машину, и сейчас Рид ехал за ней в Саванну. Никки почти не обращала внимания на реку, пробки, ограничение скорости, огни Саванны, манившие к себе в темной ночи. Она сосредоточилась на разговоре с рассерженной сестрой.
– Я же сказала, что опасно забирать Фи, – в третий раз повторила она. – Как ты не понимаешь? Мою квартиру взломали, Лили. Тот, кто это сделал, оставил мне жуткую записку. В моей кровати. – Ее передернуло. Она представила, как чужак трогает ее белье, проводит пальцами па ее постели, роется в ее вещах.
– И что, это странно?
– Ты разве не знаешь, что на свободе разгуливает серийный маньяк?! Это мог быть он.
– Да, но почему он вломился именно к тебе, а? Давай подумаем. Может, потому, что ты продолжаешь о нем писать? Привлекаешь его внимание? Ничего удивительного, что ты стала мишенью. Он обозлился.
– Ничего подобного. Ему нравится мое внимание. Он жаждет его. Таков склад ума у маньяка.
– Да ну? У них есть ум?
– Да, Лили, есть, и они…
– Господи, он убивает людей! Какой тут ум? – закричала та, потом взяла себя в руки. – Слушай, Никки, все понятно, да. Все логично. Это твоя жизнь, и она важна. – Лили явно не могла сдержать сарказма. – Значит, я уезжаю отсюда и забираю Офелию у родителей. Черт с ним, с тем, что я делаю. Черт с ним, с ужином по сто долларов за блюдо с кандидатом, которого поддерживает Мел, что это важно для него, что это важно для меня. Потому что все упирается в тебя, да? Как всегда.
– Нет, Лили, – с готовностью съязвила Никки, съезжая с шоссе. – Все упирается в тебя. Как всегда.
Лили бросила трубку с такой силой, что Никки поморщилась и положила телефон в держатель для чашки, который находился рядом с сиденьем водителя. Она убеждала себя, что должна чувствовать вину, но не могла.
Так Лили всегда реагировала на проблемы. Начинала орать.
Все еще кипя от возмущения, она проехала по исторической части города. Повернула на повышенной скорости, чтобы проскочить на желтый свет, и заставила себя успокоиться. Ругань с Лили не бог весть какая новость. Они никогда не ладили. Никки посмотрела в зеркало заднего вида: Рид по-прежнему ехал следом, не отпуская ее далеко вперед и не приближаясь вплотную. То, что он рядом, странным образом ее успокаивало. Ей нравилось, что он так близко. Так он становился доступнее, к тому же ей показалось, что его голос как-то смягчился, словно он заботится о ней, пусть даже просто как о человеке, которого он призван защищать.
С этой мыслью она буквально пролетела следующий светофор.
– Остынь, – посоветовала себе она. – Ты замечталась не о ком-нибудь, а о Пирсе Риде. – Разозлившись на себя за свои мысли, Никки припарковалась на маленькой стоянке. Полицейская машина уже стояла на дорожке к мусорным бакам. Красно-синие мигалки освещали старые кирпичные стены, высокие окна и поблескивающие ставни некогда роскошного здания, которое теперь она называла своим домом. Уже натянули желтую ленту, чтобы держать подальше зевак, но в нескольких соседских окнах горел свет. Те, кто посмелее, наспех накинув пальто прямо на пижаму, стояли, глядя на окна ее квартиры, и некоторые соседи принялись осаждать вопросами полицейского со стоическим выражением лица.
– Что происходит? – спросила одна женщина. Она стояла под зонтом рядом с крупным неуклюжим мужчиной, одетым в помятый спортивный костюм.
– Честно – не знаю, – сказал полицейский, – но, если вы отойдете и позволите нам делать свою работу, мы будем крайне благодарны.
Крупный мужчина намека не понял.
– Что-то случилось в квартире на верхнем этаже, в башне. – Он ткнул зонтиком вверх, и любопытные соседи задрали носы, посмотреть на окна Никки. Никки отшагнула за зонтик, где ее не могли увидеть соседи, и обрадовалась, когда краем глаза заметила, что Рид уже подходит.
– Там ведь, кажется, живет Никки Жилетт? – спросила женщина под зонтом. Никки отодвинулась еще дальше. – Эта журналистка, знаете. Та, которая написала статьи о Гробокопателе…
Никки попятилась, пока участники диалога не обернулись и не узнали ее. И чуть не наткнулась на Рида. Тот схватил ее за руку и отвел подальше. Внезапно она обрадовалась, что может на кого-то положиться, что чувствует чьи-то сильные пальцы на своей руке. Сейчас она была под защитой, хотя и понимала, что все равно ее заметят и узнают. Собралось еще больше соседей. К счастью, большинство держались подальше от полиции, предпочитая укрытие в тени собственных балконов. Мимо проехало несколько машин. Катились они медленно; водители пялились на элегантный старый дом, пассажиры показывали на него пальцами, а воющие в ночи сирены все приближались.
– Просто катавасия какая-то, – пробормотала Никки вполголоса.
– Если не хуже, – согласился он.
– Спасибо, утешили.
Один из полицейских в форме отгонял зевак. Сырой холодный ветер хлестал Никки по щекам, забирался под пальто. Машины медленно ползли дальше.
– Нам нужен ключ, – сказал Рид.
Она хотела было отказать – мысль, что полиция вторгнется в ее личное пространство, была неприятна, – но все же порылась в сумочке, нашла связку и отделила квартирный ключ.
– Мы зайдем, как только получим разрешение.
– От кого?
– От Дайаны Мозес[8]8
Мозес – английский вариант имени Моисей
[Закрыть]. И честное слово, фамилия ей очень подходит. У нас в управлении она действительно записывает слово Господне.
Никки хихикнула, несмотря на взвинченные нервы. Посмотрев на Рида, она заметила, что, хотя он не улыбался, глаза его потеплели, обычно суровое лицо немного смягчилось – нотка нежности за грубыми чертами.
– Стойте здесь, – сказал он, отпустив ее руку: приехал фургон экспертной группы, сопровождаемый двумя полицейскими автомобилями и фургоном с телевидения. Никки смотрела, как из него выходят журналист и операторы, а Рид тем временем заговорил с невысокой чернокожей женщиной, которая, казалось, постоянно хмурилась. Женщина бросила любопытный взгляд на Никки, но мрачное выражение не исчезло – наоборот. Очередная «любительница» прессы. Рид представил женщин и вручил Дайане ключ.
– Эй, что тут происходит? – это наконец-то проснулся управляющий, Фред Купер, явно недовольный вторжением. В своем полосатом халате он выскочил из-за угла дома, словно бульдог. Жидкие седые волосы всклокочены, мешки под глазами свидетельствовали о недосыпании. – Что за черт? – Обернувшись к Никки, он остановился как вкопанный, и уголки рта опустились. – И почему это я не удивлен, что именно с вами что-то случилось?
Теперь настала очередь Никки второпях знакомить людей.
– Фред Купер, управляющий, детективы Рид и Мозес. Они хотели бы осмотреть мою квартиру. Я сказала, что можно.
– Конечно, можно… Но… – Фред, оказавшись в центре событий, явно смутился, и положение дел ему не нравилось. Он смотрел на растущую толпу полицейских и зевак. – Господи Иисусе…
Рид коротко объяснил ему, в чем дело, а Дайана Мозес уже отправилась вверх по лестнице в квартиру Никки. Купер отошел и стал на часы под выступом своего балкона. Опершись плечом на косяк, он грустно взирал на вторжение в свою привычную уютную жизнь.
Эксперты обтянули лентой дорожку и ворота и начали тщательно изучать подходы к дому, прежде чем отправиться наверх. Странно было видеть, как полиция снует вокруг ее дома, ищет улики преступления, совершенного против нее. Неприятно было думать, что она побывала на стольких местах преступлений, жадно выискивая подробности и мало думая о жертвах, а лишь о том, кто, что, когда и почему.
– Надо дать им время осмотреться, – сказал Рид, снова схватив Никки за руку, когда она двинулась было через ворота за полицейским. – Хотя с момента проникновения прошло больше суток, они могут найти что-нибудь существенное.
– Ладно, но мой кот будет возмущаться. Рид не отпускал ее рукав.
– Переживет как-нибудь.
– Вы не знаете Дженнингса. Он будет дуться с месяц, – настаивала она, глядя на свою квартиру. – Я еще долго буду расплачиваться.
Он фыркнул и взглянул на нее. Сейчас она впервые была уверена, что он смотрит именно на нее. Не на поверхность, где словно красовалась надпись: «Я серьезная журналистка». Он искал в ней женщину, которую она обычно прятала.
– Думаю, вы тоже переживете. – Он увидел еще одну полицейскую машину, которая с включенными фарами неслась по улице.
Шины взвизгнули, и автомобиль затормозил.
– Морисетт, – произнес Рид.
Клифф Зиберт с непроницаемым лицом торопливо вылез с пассажирского места. Он бросил взгляд на Никки и тут же посмотрел на Рида, который отпустил ее руку. Нахмурился и сжал губы. Еще немного – и он начнет изрыгать пламя.
– Это ты всех вызвал? – спросил он, глядя прямо на Рида.
Никки почувствовала, что грядет скандал, и выступила вперед:
– Секундочку. Это я вызвала детектива Рида и рассказала ему о вторжении.
– Вы позвонили ему? – Клифф явно не верил.
– Мисс Жилетт обладает информацией о Гробокопателе, которой хотела бы поделиться с нами. Так что раз уж мы все здесь, давайте поедем в управление.
– Рид, тебя же отстранили от этого дела. – Клифф нахмурился, глядя на старшего детектива, и произнес одними губами: – Черт возьми, ты думаешь, что творишь? Окано отберет у тебя значок и надерет тебе задницу.
Краем глаза Никки заметила, как подходит детектив Морисетт.
– Эй, мальчики, хватит петушиться.
– Это я виновата, – встряла Никки. – Я знала, что детектива Рида вызывали в Далонегу и что он был близко знаком с одной из жертв, так что сначала обратилась к нему. Я с самого начала все время оставляла для него сообщения.
Клифф смерил Никки убийственно холодным взглядом.
– Мисс Жилетт, детектив Рид отстранен от расследования. Я полагал, раз уж вы так бойко пишете обо всем, что связано с Гробокопателем, вы должны знать, что этим делом занимается детектив Морисетт, а помогаю ей я.
– Слушай, Зиберт, у тебя что, тестостерон взыграл? Засунь его себе подальше, а? – Многочисленные серьги Морисетт играли в свете уличных фонарей, а платиновые волосы приобрели серо-голубой оттенок. Подъехал еще один фургон с прессой. – Здрасте. Опять эти долба-ные журналисты. О присутствующих не говорю. – Полицейский в форме встретил фургон и не пустил водителя и репортера за ограждение. Как странно быть на другом конце микрофона, подумала Никки. Странно быть жертвой, а не журналистом в поисках материала, подхода к статье.
Морисетт тем временем продолжала отчитывать Рида и Зиберта:
– Мне глубоко пофигу, кто там кого вызвал и кто за что отвечает. Какая разница? Давайте работать и разбираться, в чем дело, пока пресса не начала нас доставать. – Она перевела взгляд с Зиберта на Рида. – Вперед. – И она шагнула к воротам.
Стиснув зубы, Клифф Зиберт поспешил за ней.
– Мисс Жилетт сообщила, что вчера вечером кто-то проник в ее квартиру. Этот кто-то оставил записку со стишком. Похожа на те, которые были от Гробокопателя, – сказал Рид.
– Мать твою. – Не дойдя шага до лестницы, Морисетт резко остановилась и повернулась на каблуках ботинок из змеиной кожи. – Полагаю, записка у тебя с собой.
– Да, она дала ее мне, – сказал Рид. – Думаю, надо взять ее в управление и сличить с другими посланиями. – Он, наверное, увидел лицо Клиффа, потому что добавил: – Да, кстати, она в курсе, что Гробокопатель посылает нам письма.
– Рид, – предупредила Морисетт.
– Мисс Жилетт согласилась не публиковать этого, пока управление не посчитает возможным.
– Значит, ты уже идешь на сделки? Для копа, отстраненного от дела, ты чертовски активен, – проворчал Клифф.
– Хватит уже. – Морисетт взглянула на мужчин. – Просто примем это к сведению. Вы, – она указала пальцем на Никки, – стойте снаружи, пока мы вас не пригласим, и будьте осторожнее, когда зайдете. Дайана Мозес – это руководительница экспертной группы – скажет вам, что можно, а чего нельзя трогать, и на вашем месте я бы ее слушалась. Ясно?
– Да, – кивнула Никки.
– И еще я бы поискала другое место для ночевки. – Морисетт перевела взгляд на Рида, потом снова на Никки. – Где безопаснее. Может, у родителей или подруги. У кого-то, кому вы можете доверять.
– Но я уже сменила замки! – запротестовала Никки.
– Этого недостаточно. Нам может понадобиться больше времени. Возьмите что-нибудь из вещей. Смену одежды, например.
– Подождите, это же мой дом!
– И однажды сюда уже вломились. – На лице детектива Морисетт не было ни тени улыбки. – Не напрашивайтесь на очередные проблемы, ладно?
– Ладно, да, я… поняла. – Никки подняла глаза на окна своей квартиры в башне, и вдруг ей стало страшно. Гробокопатель побывал у нее дома. Сумасшедший, который бросает живых женщин в гробы, где уже гниют тела. И он ходил по ее уютным комнаткам, рылся в ящиках столов, может, даже лежал у нее на кровати, заглядывал в шкафы. Ее передернуло.
Морисетт права.
Она переночует вне дома.
По крайней мере, сегодня. Краем глаза она увидела движение какой-то тени, и нижние ветки лавровой изгороди зашевелились. У Никки чуть не остановилось сердце, она подпрыгнула – и тут поняла, что ее кот, испугавшись полиции, залез под одну из полицейских машин. Он смотрел на нее широко открытыми глазами из-за колеса.
Никки опустилась на колено.
– Иди сюда, Джен, – позвала она. Ей было почти так же неприятно, как и зверьку. – Не бойся.
Но кот не двигался с места. Наоборот, когда она шагнула к нему, он зашипел, выпустил острые, как иглы, когти и отбежал подальше, прижался к машине и продолжил смотреть на дом.
Будто почувствовал само зло.
Будто где-то поблизости бродит Гробокопатель.
Скрывается в тени.
Наблюдает.
Выжидает.
У Никки пересохло в горле. Холодный сырой ветер пробирался сквозь ветви стоящих рядом деревьев, заглушал звуки. Ночь скрывала самого омерзительного из преступников – убийцу, который решил обратить внимание на нее.
По бетону парковки прошелестели шаги.
Она быстро обернулась, но никого не увидела.
Или увидела?
Какая-то тень за листвой у дорожки?
Темная фигура – или игра света?
Как будто листья папоротника зашевелились от того, что кто-то прошел.
Неожиданно испугавшись, она отступила и врезалась во что-то, а точнее – в кого-то, и душа совсем ушла в пятки.
– Никки… – позвал Рид. Быстро оглянувшись, она увидела, что детектив изучающе смотрит на нее. – Что с вами?
– А вы как думаете? – Она решила отшутиться, хотя голос у нее дрожал.
– Я? На вашем месте я бы испугался до смерти.
– Ну вот, примерно так. – Засунув руки в карманы, она добавила: – Мы можем войти?
– Наверное. Пойдемте. – Он снова взял ее за руку сильными пальцами и повел к лестнице. Посмотрев на ступеньки, которые опоясывали дом, она поняла, что больше не сможет подниматься по ним без невольного трепета. Гробокопатель уже побывал в ее доме. Что может помешать ему сделать это снова?
Морисетт ехала по пустым темным ночным улицам Саванны, и ей не нравились собственные мысли. Что-то с расследованием было определенно не так. Ее шатало от усталости; она беспокоилась, что оставила детей посреди ночи с туповатой сиделкой, а тут еще эти дурацкие подозрения.
Рид и Никки Жилетт…
Что между ними происходит? У них что-то есть?.. То, как они прижимались друг к другу во время обыска квартиры Жилетт, выглядело странно… как-то противоречиво… как будто их отношения не ограничивались тем, что было на поверхности. Но ведь Рид терпеть не может журналистов, особенно таких пробивных, как мисс Жилетт. И все-таки…
Женская интуиция Морисетт – иногда благословенная, чаще проклятая – этой ночью явно работала сверхурочно. И не она одна чувствовала перемены. Сидя за рулем, она решила не замечать мрачного молчания своего нового напарника. Как будто он обиделся на весь мир. Клифф Зиберт не издал ни звука на протяжении всей короткой поездки до управления. Только наградил ее взглядом из серии «опять ты отравляешь меня», когда она закурила. Упрямый болван. Она повернула к Хэбершему и заметила у себя на хвосте «кадиллак» Рида. За ним следовала маленькая «субару» Никки Жилетт. Все три машины припарковались друг за другом. Зиберт наблюдал за этим своеобразным парадом в боковое зеркало, и, когда Морисетт остановила машину, его угрюмое лицо помрачнело еще сильнее. Он выскочил из машины еще до того, как она заглушила мотор. Да, веселый парень, просто кладезь смеха, подумала она. Она решила, что ей жизненно необходимо покурить и уже потом встретиться с Ридом и Зибертом в комнате для допросов. Она остановилась и заметила, что Рид и Жилетт заходят в двери как-то слишком по-товарищески, очень близко друг к другу. Морисетт закурила, сделала пару быстрых затяжек и тоже направилась к двери. Раздавила недокуренную «Мальборо лайте» в пепельнице. Почему Гробокопатель выделил из всех именно Пирса Рида и Никки Жилетт? Что общего у них с этими двенадцатью? Рид был связан с одной из жертв, но Никки Жилетт, насколько было известно, нет.
Может, записки дадут им ключ, который они ищут.
В комнате для допросов она осмотрелась. Рид стоял у дверей, видимо показывая, что не имеет отношения к делу, а Зиберт и Никки Жилетт сели в кресла. В здании было тихо; в ночной смене работало всего несколько копов. Даже здесь, в бастионе безопасности Саванны, ночь была потревожена. Что-то не сходится. Как-то даже зловеще. Как, собственно, и все в этом чертовом деле.
Никки Жилетт достала список своих друзей и приятелей, поставив звездочки рядом с теми, у кого был ключ от ее квартиры и кто им просто когда-то пользовался. По мнению Морисетт, список был слишком длинным и при этом неполным, но, как она торопливо убедила себя, с чего-то же надо начинать. Морисегг напомнила журналистке, что все их обсуждения не предназначены для печати, и выслушала объяснения Никки Жилетт о том, как та получила послания в машину, в квартиру и по электронной почте на работу.
– Это, в принципе, то же самое, что получал я, только слова другие, – сказал Рид и поднял руку, чтобы Морисетт не вклинилась в разговор. – Мисс Жилетт знает, что я получал сообщения. Мы это уже обсудили. Она не опубликует этого, пока мы не сделаем официального заявления.
– Но я опубликую, что убийца связывался со мной, – встряла Никки. Она выглядела такой же усталой, как и Морисетт. Под глазами черные круги, помада на губах съедена, волосы растрепаны. И при этом чертовски вздорная. Наверное, унаследовала это от отца – Большого Рона Жилетта.
– Я бы хотела увидеть статью до печати.
– Поздно. – Жилетт бросила на Морисетт резкий взгляд зеленых глаз. – Я оставила в статье абзац и велела напечатать его, если не вернусь с дополнительными фактами.
– Вы мешаете расследованию! – взорвалась Морисетт.
– Нет, детектив, я ему помогаю. – Никки Жилетт раскрыла объемистую сумку, вынула записки в пластиковых папках и бросила их на стол: – Вот копии. Оригиналы у Рида.
– Господи, – пробормотал Клифф и вытер рот рукой, словно рохля. Очень странный парень, решила Морисетт, хотя еще не успела разобраться, что происходит в голове ее нового хмурого партнера. К тому же она поняла, что ей хочется снова в связку с Ридом. Его-то она понимала. Понимала ли? Краем глаза она заметила, как он скрестил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку. Ее беспокоило, что он спутался с Никки Жилетт. Морисетт считала, что Рид братается с врагом. Разве не он сотни раз говорил, как ненавидит прессу?
А сейчас он спит с этой прессой… точнее, с одной представительницей… или скоро будет, если она все правильно понимает. О чем только он думает, черт возьми?
Она прочитала записку:
ТРЕТЬ ГОТОВА – БУДЕТ ЛИ ЕЩЕ?
А ДО ДВЕНАДЦАТОГО
НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗНАТЬ.
– Да, действительно похоже на твои, – сказала она Риду.
– Не просто похоже – это продолжение.
– Что вы имеете в виду? – спросила Никки, но Сильвия Морисетт уже поняла:
– Ага. Одна строчка повторяется… как бы их связать… «Вот у нас четвертый номер. Кто-то помер. Треть готова – будет ли еще?» «Треть готова – будет ли еще? А до двенадцатого никто не может знать».
– Похоже на детский стишок, – сказала Никки.
Зиберт посмотрел на журналистку, и в его глазах появилось какое-то странное выражение, но он быстро его отбросил:
– И что тогда такое – до двенадцатого?
– Может, до двенадцатого декабря? – спросила Никки. – Это уже скоро.
– А если двенадцать – это количество жертв? – вставил Рид, и Зиберт одарил его убийственным взглядом.
– Двенадцать? Их будет двенадцать? – Жилетт, к ее чести, была потрясена.
Морисетт прервала рассуждения:
– Давайте пока отбросим теории. И помните: все, что вы здесь услышали, – не для печати.
– Пока да, – сказала Никки. – Как только расследование будет закончено…
– Вот давайте сначала и закончим, – оборвал ее Зи-берт.
Аминь, подумала Морисетт. Впервые она была согласна с новым напарником. Вот только подозревала, что первый раз окажется последним.
Двенадцать.
В этом ключ. Никки слишком устала, чтобы размышлять о его значении, но это число было важно, над ним нужно поработать – так думала она по дороге к родителям. Она позвонила отцу из полиции, объяснив только, что ей нужно где-то переночевать, и знала, что по прибытии немедленно подвергнется допросу третьей степени. И прекрасно. Пусть родители узнают о происшествии с ее слов, чем по беспроволочному телеграфу, в котором двадцать четыре часа в сутки в Саванне смешивались правда и вымысел.
Двенадцать, двенадцать, двенадцать. Половина двадцати четырех. Половина суток? Двенадцать чисел на циферблате? Двенадцать пончиков в дюжине, двенадцать присяжных, двенадцать дней длятся рождественские праздники… В голове возникла песенка – ну да, самое время.
– На двенадцатый день Рождества ко мне любовь пришла… двенадцать… – пропела она и посмотрела в зеркало заднего вида. Улица была пустынна, за исключением двойных фар, которые следовали за ней.
Детектив Пирс Рид.
На задании.
Следует за ней.
Чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
От мысли о том, что он рядом, ей стало спокойнее. Проезжая по пустым холодным улицам, она смотрела, как свет фар играет на стволах деревьев, белых заборах и стелющейся впереди дороге. Ей встретилось несколько машин, которые ехали в другую сторону, а однажды фары высветили опоссума, но тот сразу юркнул в заросли азалий и папоротников. Странным образом Никки радовало, что именно Рид вызвался проводить ее до дома. А таких эмоций она обычно старалась избегать.
Но она уже засыпала на ходу. Плохо соображала. Этим и объяснялись ее странные чувства к Риду. По крайней мере, должны объясняться. Все остальное было бы просто глупо. Уже через несколько часов газета с ее статьей на первой странице появится на прилавках, но она не могла этого дождаться. Она заехала на трехполосную подъездную дорогу к дому родителей и припарковалась. «Кадиллак» остановился рядом. Рид опустил окно и сказал:
– Я подожду, пока вы зайдете.
– Спасибо. – Пошатываясь, она понесла сумку к гаражу, набрала дверной код и прошла мимо маминого «мерседеса» пятнадцатилетней давности и нового отцовского кабриолета «БМВ» – казалось бы, следствие кризиса среднего возраста, да только отец проскочил средний возраст лет десять-пятнадцать назад. Открыв дверь на кухню, она едва не врезалась в мать. Хрупкая женщина была закутана в желтый пушистый халат и такие же тапочки.
– Боже, Николь, что случилось? – спросила Шар-лин, озабоченно поправляя бриллиантовый крестик, который всегда висел у нее на груди. – Опять Гробокопатель, да?
Никки не могла соврать.
– Да. Мама, пожалуйста, не волнуйся, но ты все равно через несколько часов прочитаешь газеты… Этот тип мне писал.
Шарлин охнула:
– Убийца?
В дверном проеме появился отец.
– Писал тебе? – грозно повторил он. По голосу было ясно, что он еще не до конца проснулся, волосы были встрепаны, очки слегка перекошены. – Каким образом?
– Папа, это долгая история, а у меня глаза слипаются. Давай я тебе все утром расскажу.
– Ты в опасности? – требовательно спросил он.
– Господи. – Шарлин теребила бриллиантовый крестик, как будто могла таким образом отогнать дьявола. – Конечно же, да. Она накликала беду, и вот теперь… если это чудовище тебе что-то написало…
– Я не совсем уверена, что это он, – честно ответила Никки. – Может, кто-то просто дразнится, но я сомневаюсь. – Она устало подняла руку. – Можно я тут рухну?
– Конечно.
Отец улыбнулся, включая сигнализацию:
– Всегда пожалуйста, Петардочка. Ты же знаешь. Если кто-то рискнет тебя обидеть, он будет иметь дело со мной.
– И с твоим личным арсеналом. – Никки уже расстегивала пальто.
– Точно.
Отец давно уже не состоял на службе, но Вторую поправку к Конституции одобрял целиком и полностью. За право носить оружие он бился бы до самой смерти. На его жизнь уже не однажды покушались. И он был судьей достаточно долго, чтобы дождаться, когда преступники, которых он отправил за решетку пожизненно, сейчас благодаря амнистиям и совету по условно-досрочному освобождению снова окажутся на свободе.
Большой Рон верил в пользу оружия, и у него были пистолеты, револьверы и даже АК-47.
– Спокойной ночи.
Никки направилась вверх по лестнице в комнату, где она выросла, и включила ночник. Мягкий свет озарил стены; на них все еще оставались обои в цветочек, выбирать которые она помогала матери больше двадцати лет назад. Кленовая кровать, стол и бюро стояли точно так же, как в детстве Никки.
– Господи, прямо мороз по коже, – подумала она вслух при виде школьных теннисных наград, которые стояли на полке. Потертая кисточка ее академической шапочки свисала с зеркала, закрывая фотографию Эндрю и Симоны, которую Никки когда-то воткнула за раму. Она вынула ее и вгляделась в картинку.
Эндрю – живой, полный сил, обнимает Симону за плечи. Темноволосая, тоненькая, как ива, Симона с темными глазами и смугловатой кожей, говорящими о средиземноморском происхождении, – и светловолосый высокий Эндрю, атлетически сложенный, похожий на викинга. В тот застывший миг, схваченный объективом, Симона смотрела на него как на бога. Или как на свергнутого идола, подумала Никки, закусив губу и удивляясь, что же тревожит ее в этой фотографии. Она чего-то не может вспомнить?
– Успокойся, ты просто устала, – пробормотала она, вставила фото на место и осмотрелась. Да, Шарлин Жилетт твердо верила в то, что лучше оставить все как есть. Она не перестроила и не изменила комнаты своих детей под помещения для шитья или занятий спортом или даже под гостевые комнаты.
В столе Никки открыла ящик и нашла пыльный фотоальбом. Ее альбом. Внутри были ее любимые снимки из школы и колледжа. Она стача быстро листать страницы с фотографиями семьи, друзей и прежде всего, конечно, Эндрю. Он улыбался, кривляясь или позируя в футбольной форме. Волосы всегда коротко стрижены, лицо чисто выбрито, выделяется квадратная челюсть, точь-в-точь как у отца.
Эндрю был сложен, как Большой Рон, – сильный как бык, но достаточно быстрый, чтобы играть четвертным защитником в американском футболе. Он был умен, но ему не хватало честолюбия и целеустремленности человека, породившего его, и слишком часто он выбирал путь наименьшего сопротивления… в отличие от нее. Она была единственным ребенком Рональда Жилетта, который унаследовал отцовский кураж. Лили и Кайл тоже были на многих семейных фотографиях, но объектив словно притягивало к Эндрю, и Никки не понимала почему: то ли из-за фотогеничности старшего брата, то ли потому, что фотограф всегда смотрел только на него.
На снимках были и другие. Часто мелькал Клифф Зиберт, они с Эндрю гримасничали и строили рожи объективу, а заодно и Никки. В конце появилась Симона – она либо смеялась с Никки, либо обнималась с Эндрю. Ошеломительная пара; они так любили друг друга.
Или так казалось.
Потому что все это было ложью. Эндрю порвал с ней.
– Ты делаешь из мухи слона, – прошептала Никки, поняв, что засыпает на ходу. Но все-таки продолжала переворачивать страницы. Вот уже и снимки колледжа, летние каникулы, в том числе и ее первая настоящая работа в «Сентинел». Вот фото Никки и Шона; они обнимают друг друга за талию, в волосах играет ветер, они стоят на песчаной дюне, трава касается их босых ног. Шон тогда выглядел моложе, лицо чисто выбрито, улыбка более мальчишеская и невинная, но он был подтянутым и сильным, собирался идти на флот и, похоже, уже крутил роман с другой. Интересно, что сейчас с той девушкой… как же ее звали? Синди какая-то там. Она жила не в Саванне, и Никки не знала, что с ней случилось, хотя ее это не интересовало настолько, чтобы принять предложение Шона выпить стаканчик или еще как-нибудь пересечься. Тогда был сложный период в ее жизни; не только Шон ее бросил – она чуть не испортила себе карьеру и не разрушила репутацию отца, все из-за дела Лироя Шевалье. Ей не хотелось думать о Шевалье, который зверски уничтожил семью – семью своей любовницы.
И вот он на свободе… не из-за Никки, конечно, а благодаря технологиям, которые пришли в криминалистику: по итогам теста на ДНК выяснилось, что убийцей мог быть кто-то другой, так что обвинение против Лироя Шевалье было не так обоснованно, как предполагалось вначале.
Никки вздрогнула. Она вспомнила безжизненные глаза Шевалье, когда он сидел на скамье подсудимых, не выдавая никаких эмоций, даже когда фотографии его любовницы и двух ее убитых детей предъявили присяжным. Даже когда один выживший ребенок давал показания и демонстрировал свои жуткие раны.
И вот он отбыл всего несколько лет из своего пожизненного заключения. Такое вот правосудие.
Она снова начала переворачивать страницы. Больше фотографий Шона Хока не было, да и Эндрю тоже внезапно исчез. На оставшихся нескольких снимках лица перед камерой перестали светиться; улыбки казались натянутыми, настроение – кислым.
Никки сохранила карточку с похорон Эндрю; поблекшая, она тоже лежала в альбоме. Как жестоко, подумала она, взяв ее в руки; несколько строк о его блестящей, но короткой жизни. Горечь охватила ее, как и всегда, когда она задумывалась о трагическом конце его жизни. Какая потеря. Она смяла проклятую карточку в кулаке и положила в сумочку: не выкидывать же в мусор, мать все равно найдет.
Пол в коридоре заскрипел, и Никки услышала, как покашливает отец. Она торопливо засунула альбом обратно в ящик и обернулась, как раз когда силуэт Большого Рона возник в дверях на фоне коридора. В руке он держал пистолет.
У нее едва не остановилось сердце.
– Я подумал, что тебе может понадобиться, – сказал он, зайдя в комнату.
– Пистолет? Зачем мне пистолет?
– Чтобы защитить себя. – Он протянул ей «кольт» мелкого калибра.
– Он заряжен? – Да.
– Черт возьми, папа, это опасно.
– Он на предохранителе, случайно не выстрелит.
– Да уж надеюсь. Папа, может, не стоит? Да нет, точно не стоит! У меня ведь нет даже разрешения на оружие.
