Текст книги "Император Вечерних Звезд (ЛП)"
Автор книги: Лаура Таласса
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Лаура Таласса
Император Вечерних Звезд
Торговец – 2,5
Переводчик: Atalanta
Редактор: Ms. Lucifer
Вычитка: Ms. Lucifer
Художественное оформление: Ms.Lucifer
Пролог
270 лет назад
Лариса
Не хочу быть тем, кем являются другие.
Я окружена женщинами с цепкими взглядами и лживыми улыбками. Время и опыт сделали этих жен ожесточенными. Им нет вины; возможно, я сама стала бы такой, если на протяжении долгого времени спала бы с убийцей детей. Хоть я и жалею этих женщин, им не стоит доверять. Они бы предложили зарезать меня, как скота, если бы узнали, что я намеревалась сделать.
Я жду, пока ночь не погрузится в кромешную тьму, чтобы можно было бежать. А пока за мной приходит муж; его глаза горят от восторга, когда он забирает меня от остальных жен и ведет в свои покои. Все время я ожидаю, когда вернусь обратно и смогу смыть его последний оставшийся запах на моей коже.
Вернувшись, жду, лежа на подушке, пока шепоты остальных жен раздаются в нашей общей комнате. Я тихо благодарю Бессмертных Богов, что обучена больше слушать, нежели говорить. Слабые уста могли бы раскрыть весь мой замысел.
Секреты надлежат лишь одной из сторон. Сколько раз я шептала это приватно Королю Теней? Он считает меня застенчивой и очаровательной, но скоро муж поймет, что все время это была моя небольшая скрытая шутка, которую глупец воспринял всерьез.
Я жду еще некоторое время, пока вдохи не становятся медленными и равномерными, и покоюсь на кровати до того момента, когда наконец настает время действовать.
Усаживаясь на кровати, я тянусь к лифу сорочки и достаю маленький флакон, за глоточек которого отдала четыреста лет жизни. Это был единственный выход.
Я впиваюсь когтями в пробку и вытаскиваю ее. Жидкость пахнет как земля после проливного дождя – запах, который всегда ассоциировала с надеждой, потому что он всегда означает конец шторма.
Я колеблюсь лишь мгновение, затем подношу флакон к губам и выпиваю все за один глоток.
Напиток не действует сразу, но когда начинают проявляться эффекты, я улыбаюсь. Хоть и медленно, но рука, удерживающая флакон, начинает исчезать, из-за чего пузырек соскальзывает вниз. Я закрываю глаза, когда остальная часть одежды и простыни, которые покрывают меня, внезапно опадают сквозь мое тело.
Тихая как ночь я соскальзываю с кровати; обнаженную кожу покалывает от прохладного воздуха в покоях – хотя неправильно называть кожей эту прозрачную оболочку. Я также нематериальна, как и мысль. Пытаюсь коснуться лица, но рука проходит сквозь щеку, отчего появляется ощущение фантомного ветра, что нежно дует в меня. Желудок приятно сжимается.
Сработало.
Я бесплотна.
Вот чего мне стоили четыреста лет жизни.
Хотелось бы мне посмотреть на лицо ублюдка, когда тот поймет, что меня больше нет.
Я плавно взлетаю над кроватью, оглядывая сверху покои, которые разделяю с остальными тихо спящими женщинами. Больше не одна из них.
Хвала Матери и Отцу.
Я лечу через окно, морщась, когда тело проходит сквозь стекло. Ощущения не то, чтобы неприятные, а скорее странные.
Я продолжаю парить вверх, пока город подо мной представляется не более, чем яркими мигающими огоньками. Отсюда Сомния выглядит красиво. И не выглядит, как клетка, в которую меня заключили.
В таком далеком от всех месте я позволяю себе посмеяться. И как только начинаю, то не могу остановиться. Я перехитрила мужа. Уже в какой раз?
Взгляд задевают звезды, и смех затихает. Миллионы звезд, похожие на крошечный маяк света в этой угнетающей ночи.
Волна надежды омывает меня.
Как борются с тьмой? Не позволяют ей потушить внутренние лучи света.
Я даю ветру унести меня прочь, прекрасно зная, что он приведет меня туда, куда нужно. Вокруг меня порхают множество пикси, неугомонно что-то вереща. Порой вижу по две пары крыльев – любовники встречаются высоко в ночном небе под покровом тьмы.
Может раньше я бы почувствовала что-то при виде их – тоскливость, вероятно – но теперь я не чувствую ничего. Муж полностью искоренил из меня данное понятие.
Теперь, пока плыву по течению нежного бриза, я становлюсь более встревоженной с тем, как появляются крылья тут и там. Солдаты следят за мной?
Я понимала и до того, как выпила пузырек, что оставила за собой улики – ночную сорочку и сам флакон. Один единственный вдох его аромата, и любая любопытная фейри узнает, что я выпила и, естественным образом, поймет, что я сделала.
Мой больной, ревностный муж без сомнений начнет действовать. Ему придется. Гордость не позволит сидеть на месте.
Я лечу высоко по небу, кажется, уже долгие часы, но, в какой-то момент начинаю опускаться вниз; рука начинает мерцать, возвращаясь в видимый мир. Секундами позже она приобретает оболочку, как и все тело, которое начинает тяжелеть, а затем и падать.
Инстинктивная стрела страха пронзает меня. Но не успела я почувствовать ее, как проявляются крылья. Тонкие, как бумага, они блестят бледными оттенками пурпурного, подхватывая поток ветра, чтобы замедлить снижение. Я продолжаю падать с неба, разыскивая низкие участки склонов, где воздух был плотнее.
И как только нахожу таковой, начинаю тормозить.
Ночной воздух проникает мне под кожу. Я обнажена, как в день, когда родилась, и только волосы длиной по талию прикрывают меня. Локоны цвета черного дерева скользят по телу, развиваясь на ветру.
Мне нужна одежда и укрытие, и еще не быть увиденной. Поймать меня на побеге означает лишь смерть. Медленную смерть, конечно же. Муж никогда не славился своей добротой.
Рука поднимается к животу.
Он подарил бы мне смерть в любом случае.
Я делаю уверенный вдох и направляю взгляд к горизонту. Где-то за ним находится Барбос, Город Воров. А дальше за ним…
Дом.
Часть I
В начале была тьма
Глава 1
Рождённый вне брака
257 лет назад
Бастард.
Бастард. Бастард. Бастард.
Уродское слово, которое ненавижу лишь еще больше от того, что не могу его избежать.
Я слышу его в шептании народа, когда прохожу мимо. Вижу его в их глазах, когда те смотрят на меня. Чувствую в гнилом дыхании городских детей, которые любят дразнить меня. Костяшки уже очерствели от того количества раз, сколько мне приходилось драться за свою честь.
Но самое ужасное, когда люди использовали слово бездумно.
– Этот мальчик Флинн снова подрался с моим сыном.
– Кто?
– Ну этот, тощий бастард.
– А, он. Эт да.
Это лишь на шаг или два возвышает меня от раба, и мне приходится носить эту кличку как клеймо позора.
Я направляюсь в Пещеры Арестиса по извилистым туннелям, где мерцающий огонек свечи в моей руке единственный источник света, что освещает дорогу. Настроение мрачнеет, когда вхожу через массивную, грубую дверь, ведущую в дом. Внебрачный сын живет в самом худшем районе самого бедного парящего острова в королевстве.
Мама еще не пришла с работы, поэтому я хожу по дому, меняя старые расплавленные свечи на новые, и все это время киплю от злости.
Каждая капля, падающая с каменного потолка, каждый пробирающий до дрожи поток воздуха, дрейфующий по мириадам туннелей – все насмехается надо мной.
Бастард, бастард, бастард.
Я беру свёклы со стола и кидаю их в котел на кухне. Затем добавляю воды и зажигаю огонь под котлом, после чего наконец расслабляюсь, потирая запачканные костяшки. Капли засохшей крови покрывают кожу, и сложно понять, она моя или чья-то.
Бастард.
Я все еще слышу это слово, произносимое как издевательство по дороге домой из города.
Под свежими ранами еще не зажили старые. Мне приходилось защищать свою поганую честь долгое время. Конечно, не всегда слово бастард выводит меня из себя.
Иногда это оскорбления, которые следуют после него.
Ты никогда не будешь чем-то большим, чем твоя мать-шлюха. – Это сказал мне сегодня уличный парень, и его голос до сих пор звенит у меня в ушах.
Не стоило ему это говорить.
Еще раз скажешь это, – предупредил я, – и у тебя станет меньше зубов.
Но тогда он мне поверил.
Я засовываю руку в карман штанов и нахожу крошечные, кровавые передние зубы.
Теперь верил.
Дверь за мной открывается, и заходит мама. Мне не надо находиться рядом, чтобы понять, что она пахнет старыми пергаментами и что ее пальцы окрашены в черный цвет.
Писарь плачет словами и истекает чернилами, – так она говорила мне, когда я был маленький и многого не понимал, естественно, думая, что сказанное было правдой – некой ее магией. Это было давно, прежде чем я осознал, что есть магия, а что нет.
– Десмонд, – говорит мама, улыбаясь мне уставши, – я скучала.
Я быстро киваю, не смея говорить.
– Ты занимался чтением? – интересуется она.
Мы, наверное, самые бедные фейри, существующие в этом безбожном мире, но Лариса Флинн тратит с трудом немного заработанных денег на книги. Книги о царствах, которые я никогда не увижу, и людей, которых никогда не встречу. На книги о языках, на которых никогда не заговорю, и жизненных укладах, которые мне не по плечам. На книги, рассказывающие о жизнях, которые я никогда не проживу.
И под этой крышей я узнаю все с ее страниц.
– А смысл? – спрашиваю я, отказываясь признаваться, что действительно читал, потому что по какой-то непонятной причине возвращаюсь к этим чертовым книгам изо дня в день, полный решимости изменить свою жизнь. Наши жизни.
Глаза матери движутся к свечам.
– Десмонд. – Ее тон всегда становится ниже, когда она мягко собирается меня наказать, – с кем на этот раз ты подрался? – Мама одаривает меня серьезным взглядом, хотя в глазах сверкает озорство.
Сколько бы она не притворялась, что не одобряет сделки, которые я совершаю, можно едва заметить, что мать все-таки поощряет их. И в любой другой день я бы мог подлизаться к ней побольше, потому что в большинстве своем мне нравится помогать ей.
– Разве это важно? – задаюсь я риторическим вопросом, становясь над маленьким котлом и помешивая в нем еду. От брызг на меня попадает сок, и одежда пятнается красно-пурпурным цветом; теперь пахну, как свекла. Я отказался от славной еды, чтобы денег хватало на свечи. В результате, свеклы на ужин.
Я должен быть благодарным. Всегда могло быть хуже. У меня есть ночи, когда я ложусь с сытым разумом, хоть и пустым желудком. И утром просыпаюсь с песком в глазах и ботинках, будто я – чертов любимец Песочного человека1, и после ночной кошмар возобновляется вновь.
Ненавижу бедность. Ненавижу чувство, что мы имеем право лишь на худшее в этом королевстве, лишь просто потому что. Но больше всего я ненавижу, что мне приходится делать жесткие выборы. Книги или еда? Поучиться или поесть?
– Это бы не было проблемой, если ты бы позволила мне использовать хоть немного магии, – говорю я.
Сила кипит под моей кожей и пальцами, ожидая, когда я взову к ней.
– Никакой магии.
– Мам, каждый думает, что мы слабы. – Самые сильные владеют как внушительной, так и слабой магией, в конце-то концов. Все, кто встречал меня, думают, что я – один из тех бедных, редких душ, что родились неспособными обладать магией.
Внебрачная, бессильная фейри. Помимо рабства, это может быть самой худшей судьбой для того, кто живет в этом царстве.
Беда в том, что у меня огромные всплески магии, и сейчас, когда я близок к половому созреванию, я ощущаю ее, будто шторм бушует в венах. Требуется не мало усилий, чтобы просто удерживать ее.
– Никакой магии, – повторяет мама, положив свой ранец рядом с шатким столом, прежде чем взять ложку и начать помешивать овощи в котле вместо меня.
– То есть я расположен к силам, но никогда не смогу воспользоваться ими? – гневлю я. Это уже старый, зазубренный разговор между нами. – И я также должен читать, но никогда не смогу воспользоваться своими знаниями?
Мама тянется к моей руке и большим пальцем потирает на ней костяшки.
– И ты должен совладать с силой, не злоупотребляя ею, – добавляет она. – Да, мой сын. Будь скромен. Говори, но больше слушай. Держи в узде свою магию и разум.
Из-за чего у меня остаются лишь одни мышцы. Даже таким она скрывает меня от всего мира.
– Они зовут меня бастардом, – выпаливаю я. – Ты знала об этом?
Ее веки почти незаметно расширяются.
– Они обзывают меня бастардом, а тебя – шлюхой. Вот почему мои костяшки всегда в крови. Я дерусь за твою честь. – Злость начинает брать надо мной верх, что становится проблематичным. Под маминой крышей, мне приходилось жить с двумя жесткими правилами: я никогда не должен использовать магию и должен контролировать свой пыл. Первое я хорошо соблюдал, а вот второе – дерьмово.
Мама поворачивается к мрачному котлу со свеклами.
– Ты не бастард, – отвечает она так тихо, что я едва слышу ее из-за бурлящей воды.
Но все-таки слышу. И сердце едва ли не останавливается.
Не… бастард? Рожден во браке? Вся ось моей Вселенной смещается в одно мгновение.
– Я не бастард?
Медленно мама поднимает взгляд с котла на меня. В ее глазах можно увидеть искру сожаления. Она и не рассчитывала рассказывать мне.
– Нет, – наконец выдает мама, и выражение лица вновь становится непоколебимым.
Сердце начинает набирать обороты с тревожной скоростью, и у меня появляется странный импульс ей не доверять. Это один из типов серьезных разговоров, к которому намеренно готовят детей, потому что просто так нельзя перейти на такие темы.
Я смотрю на нее, ожидая продолжения правды. Но мама ничего не говорит.
– Это правда? – настаиваю я.
Она делает неуверенный вдох.
– Да, Десмонд.
То, что казалось мне ужасной участью, проскакивает надеждой сквозь меня. Бастарды живут трагедиями, а сыны – былинами. Все мамины книги четко указывают на это.
У меня есть отец, и я являюсь его сыном. Мужская гордость вспыхивает во мне, хотя она быстро подавляется реальностью. Я все еще мальчик, воспитанный матерью-одиночкой, и живу без отца. Возможно, я – не бастард, но мир видит меня именно таким, и, зная мамину любовь к секретам, этот мир будет продолжать видеть меня таковым даже после сегодняшнего.
– Он умер?
Как? Как такое могло случиться?
Мама качает головой, отказываясь смотреть на меня.
– Получается, он кинул нас.
– Нет, сын.
Тогда какой ответ остается?
От единственной мысли, что приходит мне на ум, я внимательно разглядываю мать; мою трудолюбивую мать, которая держит в себе много, очень много секретов и которая учит меня тому же.
– Ты бросила его, – утверждаю я. Конечно же, это единственное логичное объяснение.
Мама немного кривит лицо, все еще отказываясь смотреть на меня, что можно посчитать подтверждением на мой вопрос.
– Ты бросила его и забрала меня с собой.
Ощущение, будто кто-то накидал камни мне в желудок. Это чувство потери почти невыносима по большей степени потому, что я не знал, что у меня было, что терять.
– Кем был мой отец?
Мать качает головой. Это тип реакции, когда мне не стоило тянуть быка за рога.
– Скажи же. Ты мне должна. – Магия вибрирует под кожей, умоляя в высвобождении. Мне нужно всего лишь имя.
И снова мама качает головой, хмуря брови.
– Если ты хоть немного любишь меня, тогда скажи, кто он. – Затем я могу найти его, и тот утвердит меня как сына, после чего все эти дети, которые называли меня бастардом, узнают, что у меня все это время был отец.
Магия все нарастает и нарастает. Я чувствую, как она ползает вверх и вниз по спине, пытаясь пробиться сквозь кожу.
– Как раз-таки я слишком сильно люблю тебя, чтобы говорить о нем, – произносит она колеблющимся голосом от волнения.
На этом я решаю прервать разговор. Но эта тема об отце может раскрывать мне целую часть моего происхождения, о котором не имел понятия всю жизнь. А мама ведет этот разговор так, будто он ничего не значит.
– И как мне интерпретировать твой ответ? – спрашиваю я вспыльчиво; раздражение переходит в гнев, а сила – в ярость от вкуса моих обожженных эмоций. И все сильнее она скапливается на спине, ужасно зудя.
– Десмонд, – отрезает мама, – если бы ты знал правду, она могла бы убить тебя.
Сердце бьется сильнее. Острое, колкое напряжение в спине! Кто мой отец? Мне нужно знать!
– Ты все время тараторишь о том, что мне нужно учиться, ведь «Эти знания – самый острый клинок в мире», – цитирую я ее. – И ты все еще не говоришь мне, кто мой отец. – Вместе со словами вырывается и магия у меня из спины.
Я воплю, когда плоть расходится, откуда рвется сила. Мне даже приходится согнуться от ее напора, облокачиваясь рукой на ближайшую опору.
Крылья широко расправляются. Пульсирующую спину покалывает от магии; это не совсем боль, но и не сказать, что приятные ощущения. Силы поглощают меня, затемняя зрение и заставляя тело трястись.
Не знал, что будет вот так.
Я больше чувствую, чем вижу, как мать отрывает внимание от котла на меня. Где-то сейчас я получу словесную порку. Но она застывает, когда осматривает меня. Я тяжело дышу между приливами магии.
Почему за все время крылья проросли именно сейчас? Они прижимаются к спине; крылья должны быть тяжелыми, но магия делает их подъемными, будто я был погружен в воду.
Я моргаю, пытаясь вернуть четкое зрение, и когда оно возвращается, отчетливо вижу реакцию мамы – ее глаза широко раскрыты при виде моих крыльев. Она делает неуверенный шаг назад, чуть ли не задевая горячий котел.
– У тебя его крылья, – произносит мама, полностью напуганная.
Ее черты расплываются, и мое внимание уходит куда-то внутрь. Я борюсь со своим состоянием, решив все-таки закончить разговор.
– Чьи крылья? – говорю я голосом, который звучит где-то далеко от моих ушей. Ощущение, будто я в другой комнате. Магия бешено пульсирует внутри.
Я не слышу ее ответа, да и полностью не уверен, вообще говорила ли мама или просто не слышал ее из-за свиста силы, оглушившего уши.
– Скажи мне, и поклянусь Бессмертными Богами, что никогда никому не скажу.
Силы начинают угасать вместе с тьмой, что туманила мне глаза. Я разглядываю маму, которая все также смотрит на меня с жалостливым взглядом, как и толпы в городе.
– Сын, это не та клятва, которую ты сможешь выдержать, – тихо говорит она сломленным голосом. Ее ужас и жалость уступают место более безнадежному выражению, которое больше похоже на отчаяние и опустошенность.
Мама не расскажет мне – не сегодня, и по ее лицу можно сказать, что нескоро. Она заставит меня выносить эти насмешки и оскорбления еще в течение нескольких лет! Будто все, что она может, это укрывать меня. Словно я – беззащитный малыш!
Гнев тут же вскипает во мне, вытаскивая из недр мою силу.
…Теперь ты мужчина…
Да. Крылья достаточное тому доказательство. Они вместе с магией, которая растет сама по себе и еще больше затемняет зрение. Крылья расправляются так широко, что даже не помещаются в нашем тесном укрытии.
Слишком большая сила.
Я отворачиваюсь. Гнев усиливает магию, а ее сила, в свою очередь, лишь пагубно влияет на гнев, который нарастает вверх по ломаной линии.
Не могу им управлять.
Я и секунды назад знал, прежде чем потерять контроль, что эта магия слишком сильна для моего тела и воли.
И затем буря, что таилась под венами, вырвалась наружу.
– Скажи мне, – мой голос звучит словно раскаты грома, а сила рябью устремляется в комнату. Обеденный стол сдвинулся с пола, стулья дребезжат. Кухонная утварь, висящая над котлом, теперь летит через всю комнату, а грубая, глиняная посуда разбивается о стены.
Несмотря на проявление такой силы, она заставляет мою непоколебимую мать сдвинуться назад лишь на несколько шагов. Темная магия овивает ее. Я вижу это, будто то есть черные завитки дыма.
Как только я освобождаю магию в комнату, она больше не удерживает меня, отчего снова могу ясно думать. Ужас замещается злостью. Я никогда не разговаривал так с матерью. Никогда моя сила не сходила с привязи, хотя никогда не чувствовал ее такой огромной.
Я все еще вижу свою магию перед мамой. Она обхватывает ее горло, вдавливаясь в кожу.
И внезапно чувствую себя ужасно от увиденного.
Что я творю?
…Ты не знаешь…?
…Разве не чувствуешь…?
…Ты вынуждаешь ее отвечать…
Силы небесные. Теперь я чувствую этот дым, словно фантомную конечность. Магия пробивается сквозь разум матери, выуживая из нее секрет.
Что-то появляется в ее глазах, что-то предупреждающее, что выглядит ужаснее, чем страх.
Она боится меня.
Ее горло двигается, борясь со словами. Но в конечном итоге мама сдается.
– Твой отец – Галлегар Никс.
Глава 2
Король Теней
254 года назад
– Они идут. – Моя мама захлопывает дверь, когда врывается к нам в дом.
– Кто? – Я закрываю книгу, которую читал, и убираю ноги с края стола. Мне не стоило запрокидывать их на стол, и обычно я за это получал выговор, но сегодня мама этого даже не замечает.
– Стража твоего отца.
Я смотрю на нее с тревогой, когда она хватает меня за руку, ведя нас в глубь дома к нашим спальням. У каждой комнаты есть дверь или искусственная стена, которая огораживает нашу обжитую пещеру от того, что находится за ее пределами. Сердце Арестиса полностью состоит из каменных лабиринтов, охватывающих почти всю длину острова. Даже я не знаю всех пещер наизусть, хоть и живу здесь всю свою жизнь.
– Но зачем им идти за нами? – спрашиваю я глубоким голосом из-за тревоги.
«Контролируй эмоции», – говорю я себе, хотя слышу мамин голос мамин, а не свой. Для фейри силы и эмоции имеют общую связь. Теряешь контроль над одним, а затем и над другим.
И когда солдаты отца идут за нами, я не могу позволить себе потерять самообладание.
С тех пор, как три года назад мама призналась, что мой отец – тот самый Галлегар Никс, деспотичный Король Ночи, я избавился от всех мечтаний воссоединиться с ним. Уж лучше быть бастардом, чем его сыном.
Галлегар Никс – могущественный фейри. Жестокий и сильный правитель. Тот тип, которого, как вы надеетесь, никогда не встретите.
– Кто-то видел твои крылья, – уточняет мама.
Я сглатываю. Мои особые чертовы крылья. Фейри не склонны иметь их остроконечными с когтями, как у драконов или демонов. По факту, только одна конкретная линия фейри имеет таковые – королевская родословная.
К моему несчастью, я перенял их у отца.
– Им, должно быть, доложили, – продолжает она.
Страх съеживается в животе. Это из-за меня. В течение трех лет я прятал крылья, но иногда мой практикуемый контроль ускользал.
– Прости, – произношу я, пробегаясь рукой по белым волосам. Слова так пусто звучат. Ты извиняешься за ошибку, но это намного больше, чем просто ошибка.
Было множество боев, которых я жаждал, и множество женщин, на которых долго глазел. Я искушал себя снова и снова, ослабляя этим свой контроль над крыльями.
И еще та девчонка на прошлой неделе… она видела их. Увидела и побежала рассказывать деревенским старейшинам. Я мог остановить ее сделкой – молчание в обмен на браслет из лунных бусин и сердец малых планет.
Я не мог использовать магию, но разбавлял это хорошими сделками.
Поэтому я нашептал нежной Луне истории о Солнце, пока она не поделилась со мной своим светом, и позволил космосу вкусить моей сущности в обмен на сердца, – все заняло четыре дня, но я отдал деревенской девушке ее небесный браслет.
Видимо, все было напрасно. Она, должно быть, рассказала кому-то о крыльях за эти четыре дня, прежде чем я смог закрыть сделку. В конце концов, не каждый день натыкаешься на наследника Царства Ночи.
– Не извиняйся за то, кто ты есть, – говорит мама, не разрешая мне взять очевидную вину на себя. Она тащит меня в свою комнату, запирая за собой дверь.
– Твоя сила все еще пробуждена? – интересуется она, меняя тему.
Я киваю. Я стал могущественнее, когда проросли крылья, и, хотя получил огромную дозу магии в тот вечер, она с тех пор умеренно разрасталась во мне.
Во взгляде матери видны одновременно гордость и беспокойство.
– Сын мой, ты уже силен. Не настолько, чтобы избежать когтей отца, но однажды… однажды ты станешь тем, кого он будет бояться.
Я не знаю, что делать с ее словами. В иной бы раз, может, загордился, но сейчас… они осели в желудке, как испорченное мясо.
Мама отпускает мою руку и идет к своей покосившейся кровати. Затем толкает ее в сторону и смотрит вниз на пол. Я следую ее взгляду, вперившись в неровную, каменистую поверхность. Кроме накопившийся пыли мне ничего не было видно.
Мама вытягивает руку и шепчет несколько слов. Руки начинает покалывать, когда я чувствую наплыв ее магии. Пол начинает плавно мерцать, словно мираж, и затем исчезает, раскрывая огромную яму. И внутри ямы…
– Мам…?
Я пялюсь как парализованный на горы монет, что наполняют яму почти до самых краев. Медные, серебряные, но большинство золотых. Вокруг были разбросаны неотесанные поделочные камни, которые будто пульсировали от сердцебиения.
Лапис вивентем2. Алхимические камни.
– Что… что это? – спрашиваю я.
Здесь намного больше, чем мог бы заработать писарь. Что бы мама не делала, это точно не было написание историй Арестиса.
Мама смотрит на сокровища.
– Это принадлежит тебе, – отвечает она, переводя взгляд на меня.
Ее слова, словно удар в грудь. Она копила все эти деньги… для меня?
Я трясу головой. Фейри просто так не дарят подарки, не без уловок. Даже своим родным.
Ощущение, будто это проклятая магия.
– Я не возьму их.
– Возьмешь, сын, – утверждает мама, – вместе с остальной частью твоего наследства.
Я хмурю брови, обращаясь в ее сторону. Это еще не все?
Мама неуклонно смотрит на меня.
– Мои секреты.
Сердце колотится, и, чтобы она не собиралась мне рассказать, я не хочу это слышать, потому что секреты подлежат лишь одной из сторон.
Я сильно сжимаю веки и трясу головой снова и снова, потому что отказываюсь думать, что мама хочет нарушить одно из своих строгих правил. Что она отдаст мне свое наследие, которое даже звучит зловеще.
– Десмонд, – обращается ко мне мама, взяв меня за плечо и слегка встряхнув, – где тот мужчина, которого я вырастила? Ты сейчас должен быть сильным ради меня.
Глаза широко раскрываются от ее слов, и я тихо умоляю ее не идти по выбранному пути, но она игнорирует мой взгляд.
– Король Дня задолжал мне услугу. Возьми эти деньги, купи себе убежище.
Убежище? В Царстве Дня? Где буду вынужден никогда не видеть ночь?
– Если он не примет деньги, скажи ему, что ты – порождение Ларисы Флинн и Галлегара Никса. Покажи ему крылья, если потребуется. Тогда он тебе не откажет.
– Только если ты пойдешь со мной, – говорю я. Потому что все похоже на подвох: получить безопасность, но бросить мать. А этого я делать не буду.
Мама обхватывает мое лицо ладонями.
– Не могу, мой сын. Я обрела себе такую судьбу давным-давно.
Я щурюсь на нее, не понимая.
– Слушай внимательно, – продолжает мама, – потому что у нас нет времени повторять дважды. Я не любила твоего отца, никогда не любила.
Как только слова слетают с ее уст, я замираю. Столько много раз я представлял, как спрашивал ее об этом – как она попала в руки отца. Не могу вникнуть, как моя умная, принципиальная мать могла заботиться о Короле Теней, о человеке, который коллекционировал жен и убивал своих же детей.
– Тогда меня звали Юриель Д'Астерия. Изначально я была одним из шпионов короля, – признается она.
Моя мама? Шпион? У нее было другое имя?
Секреты подлежат лишь одной из сторон. Это подходящий девиз для шпиона.
– Я не отвечала ему прямо, – продолжает мама, – многие десятилетия мы не сталкивались лицом к лицу. До тех пор, пока я не сорвала покушение на короля. Тогда он и положил на меня глаз.
Мама спасла королю жизнь. Это признание горьким привкусом ложится мне на уста. Даже уличные мальчишки достойны спасения больше, чем то существо, которое правит нашими землями.
– Галлегар пригласил меня, чтобы лично наградить за совершенное. – Ее глаза становятся отстраненными. Мама трясет головой. – Тогда мне стоило знать все лучше, но все равно пошла. В тот день я вошла к нему как шпион, а к концу лишилась титула и была переведена в его гарем.
Я поднимаю бровь.
– Почему? – спрашиваю озадачено. Из того, что я читал, фейри вот так не находят пару за один день. Некоторые ищут друг друга веками, прежде чем остепениться.
Мама приподнимает плечо.
– Он никогда не объяснял мне.
Поэтому отец разрушил ее жизнь и насильно сделал своей. От этой мысли по коже проходятся мурашки.
Я ведь плод данного союза.
– Я была с ним на протяжении многих лет – долгих, одиноких лет. Пока однажды кое-что не изменилось.
– Галлегар не давал своим женам достаточно свободы, но в один из редких случаев я была за пределами стен дворца, наслаждаясь поездкой, когда прорицательница поведала мне о кусочке из моего будущего.
Мама делает паузу.
– Она сказала: «В час отчаяния ты будешь знать, что делать, и мир будет за это тебе благодарен».
– Я забыла слова прорицательницы до того дня, когда узнала, что беременна. Только тогда они всплыли в моей голове вновь. Она была права – я знала, что делать. Я продала столетия своей жизни за средства, чтобы сбежать, и, в конечном счете, бежала от короля прямо у него под носом. И пришла сюда, с тех пор я живу тут.
Мама отдала столетия своей жизни?
Она кладет ладонь на мою щеку.
– Теперь ты видишь, сын, моя судьба была уже предрешена до сегодняшнего дня.
Сердце все сжимается и сжимается. Я представляю все, как звезду, которая чувствует, как умирает, будто все, что она любит, и все, что существует вокруг нее, давит внутрь и вытягивает из нее жизнь.
Я качаю головой, пока ее рука все еще держит меня. Глаза начинает обжигать, но я все еще шокирован, чтобы осознать все, что сказала мама.
Она притягивает мое лицо к себе еще ближе.
– Спрячь крылья, контролируй самообладание и изучай все, что можешь узнать о мире, начиная с врагов, – выдыхает мама. – Никому не доверяй, и самое главное – не разделяй секреты.
254 года назад
Мама все еще держит меня за лицо, когда мы слышим грохот шагов в глубине пещеры.
Мы посмотрели друг на друга безумными взглядами.
Стража отца уже здесь.
– Среди денег лежит сумка, в которой лежат записи обо всем. Собери, что сможешь, пока я буду удерживать стражу, а затем уходи. – Мама кивает в сторону двери ее комнаты, которая ведет в лабиринт туннелей за домом.
Я трясу головой.
– Только если ты пойдешь со мной, – настаиваю упрямо.
– Десмонд, – тихо произносит мама, – ты – сын короля. Законный наследник царства тирана. Тебе нужно оставаться живым не просто ради меня или себя, а ради своего королевства. Ты понимаешь?
– Остановись, – с хрипотой говорю я, потому что понимаю, что не хочу делать этого.
Мама отпускает меня, отходя назад к двери, которая ведет в гостиную.
– Я люблю тебя, сын. До тех пор, пока не исчезнет тьма.
Сердце бешено колотится.
До сих пор это все было моей жизнью: эти скользкие, влажные стены пещер, скромное жилище, загадочная мать. Я возмущался на эту жизнь годами, но сейчас, когда, вероятно, потеряю это все, не могу даже вынести данной мысли. Ни жертву матери, ни мою проклятую ситуацию, ни вероятность того, что все, возможно, ведет к концу, потому что такая жизнь, пусть и мрачная, слишком хороша для таких, как мы.
