Текст книги "Девушка из цветочной лодки"

Автор книги: Ларри Фейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Не переживай, – погладила я девчонку по головке, – она тебя еще не раз укусит. Ой, а где Хомочка-то?

Банка с обрывками газеты стояла пустая, а хомячка где-то бегала. И мы еще полчаса ловили пушистого грызуна по всей квартире.

На Ваганьковское кладбище мы поехали в десять утра. И народу в метро поменьше – все же не час пик. И, собственно, раньше там и делать нечего.

Вот и могила Высоцкого, от центрального входа сразу направо. Знаменитого памятника с гитарой и лошадьми еще нет, пока здесь просто табличка. И, конечно, все завалено живыми цветами. И люди, несмотря на будний день, толпятся с непокрытыми головами. Дед тоже снял свою неизменную кепку. Мы положили букетик хризантем, постояли.

– Да, великий артист был, – говорили люди в толпе.

– Говорят, пил много.

– А кто не пьет? Все пьют.

– Так его же не признавали, вечно препоны всякие, вечно проблемы. Вот он и пил. Эх, такого мужика загубили!

– Говорят, скоро памятник ему поставят. Огромная глыба, а в нее будто метеорит врезался.

– Да нет, просто глыба из куска метеорита, и надпись – «Высоцкий».

Отдав дань памяти великому артисту, мы пошли дальше, искать последнее пристанище Есенина. Благо это было недалеко, и огромный белый памятник виднелся издалека. Великий наш красавец-поэт был высечен на фоне белого мрамора – молодой, кудрявый, в русской рубашке. Как и просил в своем стихотворении: «Положите меня в русской рубашке под иконами умирать».

Там тоже стояла толпа, а перед ней – невысокая женщина в очках, по-видимому, экскурсовод или просто активистка, которая взахлеб рассказывала об истории этой могилы.

– И вот, через два года после смерти Сергея Александровича, его верная поклонница, подруга и соратница Галина Бениславская пришла на эту могилу. Только вы не подумайте, товарищи, что она пришла за два года впервые. Нет, она часто здесь бывала. Но тем холодным декабрьским вечером несчастная женщина пришла сюда с определенным намерением. Она долго стояла у могилы любимого человека, курила, писала предсмертную записку. Это происходило, как вы понимаете, поздним вечером, в темноте, в снегу. И вот когда…

Тут мне стало не до трагедии, о которой так увлекательно рассказывали. Потому что я увидела в толпе… Пашиных! Я себя почувствовала так, будто сейчас и впрямь снег и холод, да вдобавок меня холодной водой из ведра окатили.

Я еще раз внимательно взглянула на кубышку в ситцевом платье. Точно, она! Повернулась посмотреть, где там ее дочка. Она-она, Валюша собственной персоной. И тот же самый длинный хвост, схваченный заколкой-автоматиком. И те же бледно-голубые глаза навыкате.

Да блин! Откуда, ну откуда они вывалились, эти Пашины? У меня слов приличных не было. Все маты Вадима моментально всплыли в памяти. Черт бы их побрал, этих Пашиных! В одном районе жили, и то случайных встреч на улице не было. Всего один раз встретились, когда они к нам шли. А тут, в таком огромном мегаполисе, шутка сказать, в Москве!..

Глава 9

И что вот мне делать?

Первая мысль была – увести деда и Ритку подальше от этого места. К примеру, сказать: «Ой, смотрите, а что это там такое интересное? Пойдемте туда!». Минус этого метода – придется все время оглядываться, нет ли этих Пашиных где-нибудь поблизости. Не буду же я уговаривать своих вообще уйти с кладбища.

Да и не поймут они меня. Как так, экскурсовод остановился на самом интересном месте, а мы повернемся и уйдем? Да и пришли ведь совсем недавно. И столько интересного еще не увидели, не услышали.

Впрочем, Пашины стояли далековато от нас. Они в первых рядах, а мы в последних. Может, еще обойдется.

Но тут Ритка затеребила мой рукав и зашептала, едва сдерживаясь, чтобы не закричать:

– Мама, мама, а вон там Пашины!

Молодец, девчонка, громко не разговаривает. Все утро ее учила, как себя вести в таких местах.

Дед присмотрелся и тоже тихонько сказал:

– Ой, точно Пашины. Надо же, где пришлось увидеться.

Ну, конечно. Правильно говорят, если закон подлости может сработать, то он обязательно сработает.

– Тише вы, – шикнула я на них, – давайте слушать.

Оставалась слабенькая надежда – вдруг Пашины сами уйдут, растворятся в толпе как-нибудь незаметно. И вроде хотели мы их догнать, но где уж там. И я бы сказала: «Какая жалость!»

– И вот, после множества осечек, Галина Бениславская все-таки застрелилась прямо здесь, на могиле Есенина, – продолжала женщина в очках, – не смогла она оставаться на земле без него. Слишком трепетно любила Сергея Александровича, всегда была верной помощницей, много сделала для издания его книг. Именно поэтому рядом с памятником Есенину мы сейчас можем видеть и ее небольшой памятник.

– А не про нее ли эти строки Есенина: «Едет, едет милая, только нелюбимая»? – спросила какая-то женщина из толпы.

– Точно ответить я не могу, – нахмурилась экскурсовод, – но в общем-то вполне возможно, что это так и было. Интересная мысль.

Лекция закончилась. Часть людей устремилась за экскурсоводом дальше по аллеям кладбища, часть осталась стоять, другие переговаривались под впечатлением и расходились в разные стороны. На зеленых листьях многочисленных деревьев трепетали солнечные блики, слабый ветерок играл в ветвях.

Ритка подбежала к Анечке, стоявшей рядом с матерью, и негромко о чем-то заговорила, указывая на меня.

– Мама, а Анечка говорит, что она никуда не ездила, – обе девчонки смотрели на меня недоуменно снизу вверх, когда я к ним приблизилась.

– Конечно, не ездила, – спокойно ответила я, – а почему она должна была куда-то ездить?

– Ну, ты же говорила, вы с тетей Валей обои клеили, а Анечка в деревню уехала.

– Привет-привет, – кивнула мне Валюша. – Вы что, тоже в кои-то веки в Москву выбрались?

– Да вот, как видишь, – улыбнулась я жизнерадостно.

– Только я не пойму, про какие обои Рита толкует? И про какую деревню?

Я спокойно оглядела деда, Ритку, Пашиных.

– Ну да, я ездила помогать клеить обои к Падшиным.

– К кому? – переспросил дед.

– К Падшиным, – повторила я по слогам. – А вам что, послышалось «к Пашиным»?

– А, к Падшиным! – протянул дед. – А я и не понял.

– Ну да, у меня есть коллега, Падшина Валентина, и у нее дочку тоже Аней зовут, – пожала я плечами, – и они сейчас тоже в Москве на отдыхе. И вот их Анечка как раз и уехала в деревню.

– Как хорошо, что моя Анечка не уехала, – Ритка обнялась с подружкой, – и мы теперь вместе куда-нибудь сходим, правда?

– Да, – радостно подтвердила Анечка, – я так соскучилась. Мы с мамой собирались после кладбища в парк Горького. Поедем все вместе?

– Конечно, поедем, – согласились мы с дедом. Про Ритку и говорить нечего, она была в восторге.

Использовать созвучие фамилий – такая хитрость не мной придумана. Это я вспомнила одну свою одноклассницу, Белоусову. Та начала в девятом классе встречаться с парнем постарше. Понятное дело, родители такие встречи не одобрили бы. И Белоусова, собираясь на свидание, говорила им:

– Я пошла к Олеське.

Когда возвращалась домой, и родители ей начинали выговаривать:

– А мы звонили Олеське, так вот, тебя там не было!

Она им спокойно отвечала:

– Я же сказала, что пошла к Колесниковой!

– А, вон оно что, – облегченно смеялись родители, – к Колесниковой! А мы не так расслышали, думали, ты к Олеське пошла!

Ну, либо наоборот, говорила, что пошла к Колесниковой, а потом уточняла, что была у Олеськи. И ни разу наша Белоусова не попалась на лжи. Правда, потом пожалела, что встречалась с тем парнем, но это уже другая история.

Господи, сколько впечатлений за один день! В компании с Пашиными мы не спеша прошли по знаменитому кладбищу. Массивные памятники девятнадцатого века, братская могила жертв Ходынской трагедии с высокой стелой. Могила того самого композитора Агапкина, который написал марш «Прощание Славянки». Могилы знаменитых архитекторов, художников, скульпторов, писателей, спортсменов. Всех и не перечислить!

А потом мы поехали в парк Горького.

На лавочке у входа девчонки увидели оброненный кем-то журнал «Вязание» и тут же схватили его. Начали листать.

– Это я! – закричала Ритка, показывая на молодую блондинку в нежно-голубом вязаном платье.

– Нет, это я! – спорила Анечка, выхватывая журнал. – Мам, скажи, что это я!

– Доченька, да вот же ты, передо мной стоишь! – урезонила Валюша свою дочку и ловко отобрала у нее журнал. – О, новый журнал, я такой еще не видела. Ну, куда пойдем?

– Я хочу на Чертово колесо! – заявила Ритка.

– Мы же в тир хотели, – напомнил дед.

– Так мы же потеряемся в таком огромном парке, – запаниковала я, – а давайте так сделаем. Пусть девочки идут на колесо, дед в тир, а мы с Валей посидим на лавочке у этой скульптуры. Потом все встречаемся здесь.

– Нет, давайте по-другому, – предложил дед, – пусть девчонки идут кататься, а мы втроем подождем их на лавочке рядом с колесом. Потом все пойдем к тиру, там я постреляю и заодно девчонок научу.

– Ура! – завопили Ритка и Анечка, и мы все устремились к колесу обозрения.

Потом дед с девчонками ушли в тир, а мы с Валюшей сидели на лавочке, уплетая восхитительные воздушные пирожки оранжево-коричневого цвета, сделанные в виде толстой трубочки. Какие же они были аппетитные, хрустящие.

– А ты молодец, – Валюша оглядывала меня, не скрывая зависти, – стала следить за собой. Вон, уже и волосы поприличнее стали.

Ох, насчет волос мне приходится трудно. Интернета нет, чтобы советы почитать. Приходится в аптеке консультироваться, а там не всегда еще на вопросы ответят, смотря какой человек попадется. Втираю репейное масло, стараюсь не мыть голову ежедневно. Горячей водой не мою, а только умеренно-теплой. И ни в коем случае нельзя сушить феном. Хотя фена в квартире на Енисейской отродясь не было.

– А у меня новости, – сказала вдруг моя собеседница, – коллега позвонила вчера. И говорит, нам всем отдельные квартиры будут давать.

– Кому всем?

– Ну, мы же в коммуналке живем, три семьи в трехкомнатной квартире, – объяснила она, – хорошо живем, дружно. А что, мы все матери-одиночки, и у всех дочери. Потому и не ругаемся никогда. Все у нас тихо-спокойно. А тут сказали, нашу трехкомнатную отдадут Шарапову из отдела планирования. Он взамен отдаст свою однокомнатную и тещину квартиру. Ну, а третью квартиру возьмут из фонда нашего НИИ. Так все по разным квартирам и разъедемся.

– Вроде как обмен получается внутри предприятия, – поняла я.

– Ну да. У Шарапова давно проблема назрела, ютился с женой и детьми в однокомнатной. А теща старенькая, за ней уход нужен. Сам пытался обменять, через объявление, но за две однокомнатные можно выменять только двухкомнатную. А так, через предприятие, у него трехкомнатная получится.

– Ой, ну я так рада за тебя…

– Да пока рано радоваться, – Валюша с досадой скомкала бумажную обертку от пирожка и бросила в ближайшую урну, – меня это все не очень устраивает. То есть, меня, конечно, устраивает в отдельную переехать. Но нам с Анькой светит лишь однокомнатная. Ты понимаешь, всего лишь однокомнатная конура! До чего дурацкие у нас законы! Если бы сын был старше восьми лет, дали бы двухкомнатную, представляешь? А с дочкой якобы однокомнатной хватит.

– Странно как-то, – согласилась я, – ей ведь через десять лет восемнадцать будет. Да и сейчас спальня нужна своя, чтобы стол для занятий поставить…

– Да и я про то же говорю, – поморщилась Пашина, – а мне в ответ руками разводят, мол, не положено.

– Да уж, сочувствую, – вздохнула я.

– Но я им уже сказала – никаких однокомнатных, и точка!

– Думаешь, послушают? – с сомнением спросила я.

– А куда они денутся? У меня вообще-то план есть.

– Какой?

– А я опять замуж выйду. За Валерку. На семью из трех человек обязаны двухкомнатную дать.

– Как, вы же развелись, – растерялась я.

– Для такого дела опять поженимся. Поеду в Арсеньев, там всего два завода, быстро его найду. За шкирку – и в ЗАГС.

Я невольно поежилась:

– Но ты же говорила, что он работяга, ты такого больше к себе не подпустишь.

– Но ради нормальной квартиры стоит на такое пойти, – усмехнулась Валюша, и ее бледно-голубые глаза вспыхнули алчным огнем. Да уж, умная женщина, ничего не скажешь. Как там дед про нее сказал – хитромудрая, как змея?

– А он сам-то захочет?

– А куда он денется? Кому он такой нужен? Он же после того случая… ну помнишь, обокрали его в заводской общаге… пить начал, чудить, едва в дурдом не угодил. А тут я такая приеду и снизойду до него.

– Подожди-подожди, – по-прежнему не могла я понять, – так с ним же жить надо будет. Как я поняла, он тебе не то, что не нравится, а чуть ли не противен. Его же потом не выгонишь. Если он в ордере будет вписан, то и жить он будет в твоей квартире. Опять же прописка. Законный муж, отец твоей дочери. Ты понимаешь, что это на всю жизнь? Не лучше ли фиктивный брак с кем-нибудь состряпать?

– Лучше, – согласилась Валюша, – но такого человека найти – надо время. И деньги. Кто ж согласится просто так? А у меня ни того, ни другого. Денег таких нет, и занять не у кого. И времени нет, потому что срочно все надо провернуть. Чтобы, когда обмен начнется, у меня на руках были все основания получить двухкомнатную, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула я удрученно.

– А с Валеркой я потом как-нибудь разберусь.

– Как?

– Да пристрою его куда-нибудь. И даже знаю, куда. В ЛТП, к примеру, годика на два.

– Что за ЛТП? – ни разу не слышала такого названия.

– Лечебно-трудовой профилакторий, для алкоголиков, – объяснила Валюша, – их там лечат, кормят, работать заставляют, а всю зарплату переводят семье на книжку. И отдохнем без него, и деньги получим.

Оказывается, в эти времена даже такое было! То есть государство заботилось и о самих алкоголиках, и об их семьях! А в той моей прошлой жизни это является проблемой самих больных и их близких. Хочешь вылечиться – лечись, но исключительно за свой счет и за большие деньги.

Валюша скосила глаза на меня:

– Я бы на твоем месте давно Вадима туда отправила, а ты все жалеешь его! Себя лучше пожалей. Вон, у нас на работе Аркадьева заявление на своего мужа второй раз пишет. Первый раз-то его на год всего отправили, сейчас сказали, на два отправят.

– А сколько раз можно туда отправлять?

– Да сколь угодно, хоть всю жизнь пусть лечится, раз не понимает.

– Выходит, не очень-то лечение помогает?

– Выходит, не очень, – равнодушно брякнула моя собеседница, – зато семье отдых от чудовища пьяного.

– И ты Валерку туда отправишь, как только в новую квартиру въедете?

– Конечно, сразу отправлю, – фыркнула она, – или туда, или в дурдом. Куда-нибудь однозначно спроважу. Зачем он мне в доме нужен? Полы топтать?

Господи, бедный Валерка! Я его даже не знаю, не видела ни разу, а уже сочувствую.

'Синие очи далеких подруг,

Ой вы, ночи, матросские ночи,

Только небо и море вокруг!' – гремел из репродукторов звонкий голос певицы.

Вот так. Любой мужчина тянется к жене, к семье, работает, как может. А такая, как Пашина, только и думает, как бы выжать его, как лимон, на благо себе и своему ребенку. А корки потом кинуть под ноги.

Прибежали из тира девчонки с горящими глазами. Позади шел дед.

– Мама, а я смотри сколько значков выиграла! – Ритка показала мне яркие блестящие значки. – Меня деда научил, так я столько раз попала! А Анечка побоялась стрелять!

– Я же девочка, – вспыхнула Анечка, – мне так и положено! Зато я за тебя переживала и, между прочим, радовалась, когда ты попадала!

– Ой, нашла отговорку, – Ритка чуть не согнулась пополам от смеха, – девочка она, видите ли! Да и ты и в садике трусихой была, к турникам подойти боялась. А мы с девчонками весь день на турниках!

– Как обезьяны, – съязвила Анечка.

Я поднялась с лавки.

– Давайте уже по домам, я что-то устала и проголодалась.

– Давайте, – Валюша тоже поднялась с лавки, – слушай, Альбина, а ты мне с билетами не поможешь?

– В каком смысле?

– Ну, мне надо пораньше домой уехать, я же тебе говорила.

– Ой, – расстроенно протянула Ритка, прислушиваясь к разговору, – вы что, скоро уезжаете?

– Анечка останется до конца лета, не переживай, – ободрила ее Пашина, а мне сказала: – Отойдем в сторонку.

Я махнула деду:

– Иди с девочками к выходу, мы сейчас вас догоним. Не договорили еще.

– Слушай, как мне быть с билетами? – начала Валюша, проследив глазами, чтобы дед с девчонками отошли на приличное расстояние. – Мне надо срочно ехать, выходить замуж, а билет на конец августа.

– Так у тебя билет на самолет?

– Да, в том-то и дело.

– Тогда я тебе никак не помогу, ты же знаешь. Я если и могу помочь, то с железной дорогой.

– Хорошо, – женщина судорожно уцепилась за мою руку, – давай тогда так сделаем. Я свой билет на самолет продам. Сейчас сезон, у меня его с руками оторвут. И попробую купить себе новый, на ближайшее время.

– Вряд ли получится, – с пониманием усмехнулась я.

– Да, не то, что вряд ли. Я уверена, что не получится. А ты достань мне билет на поезд. На ближайшее время.

– Ну, я попробую, – с сомнением сказала я, – однако, я совсем не уверена, что будет билет. Сама понимаешь, сейчас пора отпусков.

– Да понимаю! – с досадой согласилась Пашина. – Я вот и думаю. Может, сначала ты попробуешь, а уж потом мне мой билет продать? Чтобы не пролететь. А то я билет на самолет продам, а на поезд ты не достанешь. И вообще тогда тут застряну надолго.

– Ты еще не забывай, что на поезде ехать неделю.

– Я знаю, но даже так я месяц выиграю. Помоги, а? Ты же сама понимаешь, нам с дочкой двухкомнатная нужна.

Им с дочкой. А то, что из-за этого Валерка на веки вечные в ЛТП отправится? А он, между прочим, тоже человек.

– Я попробую, Валь, но обещать ничего не могу.

Честно говоря, я даже пробовать не собиралась. Во-первых, здесь, в Москве, это абсолютно бесполезно. Кто я такая для местных, столичных железнодорожников? Во-вторых, тратить свое время для чего? Для того, чтобы помочь мерзкой бабе осуществить ее подлые планы? Ну уж нет. Дня через три скажу ей, что ничего не получилось, да и все.

А у тети Риты сегодня было весело. Как только мы вошли в квартиру, сразу услышали веселую музыку, звуки суеты, запахи еды.

– А к нам Лёнька с женой приехали, – вышла в прихожую тетя Рита с кухонным полотенцем через плечо, – и Алла скоро приедет. Так что мойте руки и сразу за стол.

Вот это дело, – обрадовалась я. Накрытый стол – очень даже кстати после такой прогулки.

Лёнька оказался молодым симпатичным парнем, и супруга его показалась мне совсем молоденькой.

– Лёня у нас в этом году институт имени Баумана заканчивает, – похвасталась тетя Рита, передавая гостям тарелку с салатом «Оливье». – Обязательно попробуйте картошку, фаршированную мясом.

– А наша Альбина тоже в институт поступила, – сообщил дед, – я ей говорю-говорю, и зачем тебе это надо…

– Как зачем, как зачем? – заспорила тетя Рита. – Для продвижения по работе. Может, она большим начальником на железной дороге станет?

– Ой-й, – сморщился дед, – вот и она тоже все про это продвижение. А я всегда говорю: чистые погоны – чистая совесть. Начальником не так-то просто быть, это и ответственность какая, и проблем сколько. В кассе она сменами работает, и очень удобно, и времени на все хватает. А в управление перейдет? А ну-ка пятидневкой с восьми до пяти! Сама же взвоет!

– В управление? – переспросила я. – Да туда еще не возьмут. Это я так, на всякий случай решила высшее образование получить. Глядишь, пригодится. Тем более, меня взяли сразу на третий курс.

«И бесплатно», – чуть не ляпнула я, но вовремя осеклась. Это в той жизни бюджетное место считается верхом желания, а тут-то все образование бесплатное.

– А как это сразу на третий курс? – заинтересовалась жена Лёньки.

– Так у Альбины уже техникум есть, – подсказала тетя Рита, – наверно, из-за этого.

– А вот и нет, – ответила я, – меня сначала хотели на первый курс взять, но я показала свои блестящие знания по специальности, вот и…

– Ну, ты молодец, – послышалось со всех сторон восхищенное одобрение.

– А в управление я и сама не очень-то рвусь, – сказала я, – меня тоже эти кабинеты с большими коллективами не очень-то прельщают. Гораздо удобнее и спокойнее в кассе сидеть.

Глава 10

– Мама, а тебе нравится Есенин? – спросила Ритка, когда мы зашли в спальню, собираясь укладываться спать.

Проводив гостей около десяти вечера, мы помогли тете Рите убраться, потом помылись по очереди, переоделись в домашние халаты.

– Кому же он не нравится? – ответила я.

Сейчас начнется обсуждение поэта. Ритка ведь обожает разобрать по полочкам все прочитанное и услышанное. А еще она влюбляется в героев книг, и готова обсуждать их часами.

– А ты знала про эту Галину Бениславскую? Ну, про которую у памятника рассказывали. Интересно, как она выглядела, какой вообще была.

– Ну так, мельком слышала, – литература и музыка – не мой конек, я больше по технической части.

– Надо же, как она его любила, оказывается, – восхищенно говорила Ритка, – даже застрелилась на могиле. Представляешь, не смогла жить без любимого!

– А ты думаешь, это правильно?

– Ну, а как еще? – с жаром сказала Ритка. – Любовь потому и любовь, что она граничит с безумием, с жертвами. Вот как я папу люблю! Я же все готова отдать ради него, даже собственную жизнь. Знаешь, если бы в него стреляли, я бы подбежала и заслонила собственным телом.

Боже! Опять ее понесло!

– А помнишь, я тебе говорила, что человека надо уметь отпускать? Пойми, наконец, человек – не игрушка! И, если он тебя не любит, поверь, ему не нужна твоя любовь. Ну, ни капельки не нужна! Все, чего ты добьешься – еще больше оттолкнешь и будешь смешно выглядеть в глазах окружающих. Ты сама как думаешь, папа тебя любит?

– Не знаю, – задумчиво подала плечами девчонка, – я стараюсь для него. Как только придет, сразу бегу за чистым полотенцем, чтобы он умылся. Потом накрываю табуретку газеткой и ставлю тарелки с едой и кружку с чаем. Никогда не спрашиваю, будет он есть или нет. А то вдруг он постесняется и останется голодным. Если на улице жарко, хватаю бидон и бегу за квасом.

Да, Вадим почему-то любит есть с табуретки. Если я устраиваюсь на кухне за маленьким столиком, то ему надо табуретку к дивану приставить.

– А любит он меня или нет, мне все равно, – продолжала трещать Ритка, – мне главное, чтобы ему было хорошо. Это ведь и есть любовь. А когда тебе важно, любит ли человек в ответ – так это не любовь получается, а выгода. У меня есть подружки, которые говорят, что любят своих пап. И тут же хвастаются: а знаешь, какие подарки мне папа приносит, а знаешь, какой он важный человек на работе. Но это ведь тоже не любовь. Если ты любишь за что-то – это не любовь. Попробуй-ка любить папу, если он алкоголик и ничего тебе не приносит.

Я решила воспользоваться ее болтовней и выведать наконец, о каком таком случае она обмолвилась в поезде.

– Рита, а что за случай, после которого ты стала за папу сильно переживать?

– А ты сама не помнишь?

– Да я много всяких случаев помню. Просто не пойму, про какой именно ты толкуешь?

– Ну, помнишь, когда его перевели из шоферов в ремонтную бригаду?

– А, это за пьянку понизили? – догадалась я.

– Ну, да, и папе пришлось целыми днями валяться под машинами вместо того, чтобы ездить. Да и зарплата стала меньше.

– Конечно, помню, – уверенно кивнула я, – он очень переживал из-за этого.

Ритка внимательно посмотрела на меня.

– Тогда почему ты не помнишь, как он решил повеситься?

Я не смогла удержаться от вскрика. Услышанное не похоже было даже на удар кнутом. Это было ощущение, будто вдруг бетонная плита надвинулась. Или вот эта бетонная стена поехала в мою сторону. У меня затряслись руки и ноги.

– Дело в том, что я постаралась забыть тот кошмар, – невнятно проблеяла я, закрывая лицо руками. Бедный мой ребенок! Как теперь избавить ее от страшных воспоминаний? Скорее всего, никак уже не удастся. У нее теперь на всю жизнь психика нарушена.

– Хорошо тебе. А я вот все помню, – негромко продолжала Ритка, – мы тогда жили в бараке на Русской. Пришли домой, а там записка от папы, мол, не ждите, я решил уйти в небытие.

Я стиснула зубы. Интересно, что же Вадиму помешало?

– А потом папа вернулся, – догадалась я и подняла глаза на девочку.

– Да, но только через час, когда мы уже были на грани отчаяния. Он вернулся и сказал, что ходил в лес, привязал веревку на дереве. А когда начал вешаться, веревка оборвалась.

У меня не было слов. И не было никаких мыслей, как помочь Ритке с этим справиться. Даже весь мой богатый опыт работы в образовании не давал ответа.

Зато я теперь точно знала – я больше никогда никакой вины перед Вадимом не почувствую.

Как можно было не подумать о ребенке? Как можно было оставить эту записку? Впрочем, записка нужна в таких случаях. Но можно было ее оставить так, чтобы ребенок не видел. Стоп, а почему я виню одного Вадима? Я же понятия не имею, как себя вела в тот момент Альбина. Может, это она и дала Ритке прочитать записку. Не потому, что хотела ей зла, а потому что сама была в отчаянии.

– Хомочка, моя маленькая, – Ритка с умилением повернулась к своей любимице и наблюдала, как пушистый грызун царапается своими маленькими лапками по стенкам банки.

Я с грустью посмотрела на девчонку и сказала:

– Давай уже спать ложиться. Вы же с дедушкой завтра едете в Тульскую область?

– Да, – в глазах ее промелькнуло радостное предвкушение очередной веселой поездки, – с дедушкой и Валентиной Николаевной. А почему ты с нами не едешь? Потому что Падшиным надо помочь обои доклеить?

– Не только поэтому, – я решила слегка приоткрыть завесу тайны. В конце концов, Ритку надо начинать готовить к переменам в моей личной жизни.

– Есть еще важные дела?

– Да, Рита. Мне надо помочь дяде Диме подготовиться к приему гостей. Ну, убраться там, блюда приготовить, стол накрыть.

– Ой, дядя Дима! – девочка чуть в ладоши не захлопала. – Обожаю его! А это ведь мы пойдем к нему в гости? Да, мы?

– Да, – я распахнула объятия, и Ритка с счастливым писком кинулась мне на шею.

– А я все думала, когда же мы с дядей Димой увидимся, – повторяла она, – он ведь тоже в Москве. Он такой хороший, такой добрый!

– Ну вот, как приедете из Тульской области, так мы и пойдем к нему в гости. А потом все вместе погуляем где-нибудь в парке.

У меня вертелась на языке фраза: «А ты бы хотела, чтобы дядя Дима жил с нами?». Можно ведь объяснить девчонке, что ее папа так и останется папой. Просто он то в рейсе, то живет на Шошина. И с ним всегда можно будет увидеться, поговорить, позвонить по телефону. Но я подумала, что надо Ритку приучать к этой мысли постепенно. Не все сразу.

Наутро дед с Риткой отправились на Курский вокзал, где у них была назначена встреча с Валентиной Николаевной. Мы договорились по возможности созваниваться, хоть поездка и планировалась всего на три-четыре дня.

Тем же утром я объявила тете Рите, что эти дни поживу у подруги на Юго-Западе, которой я помогаю с ремонтом.

– Вы уж не обижайтесь, но я по-другому не могу, мне так удобнее.

– Ладно, договорились, – не без грусти сдалась родственница. – Звони, если что.

И я отправилась в квартиру Димы. У меня с собой были ключи и прекрасное настроение. Сегодня ведь пятница, а это значит, что впереди выходные, которые мы проведем вместе. Может, вообще не будем никуда выходить. Ну разве что в магазин ненадолго или на прогулку по вечерней Москве.

И да, хорошо ехать в гости, но гораздо приятнее ехать к своему собственному жениху. Это примерно, как к себе домой, только со сменой картинки перед глазами.

И все пошло по плану. Мы с Димой прекрасно уживались вместе. Могли вести долгие беседы и даже споры, а могли и спокойно заниматься каждый своими делами. Никакой неловкости или неудобства при этом не испытывая. В чем уж тут дело, не знаю. Если говорить высокопарным языком, наверно, мы с ним созданы друг для друга. Можно еще выразиться – подходим друг другу.

Но, как бы это ни обозначалось, а у меня в душе цвел самый настоящий праздник. Да и у Димы тоже. Мне абсолютно все нравилось в этой квартире. И яркий солнечный свет по утрам, заливавший весь балкон и половину комнаты (окна выходили на восток), и прохладная тень вечером. Нравилось, что рядом несколько приличных магазинов, а на углу стоит бочка с квасом.

По утрам мы сообща занимались хозяйственными делами: стирали, гладили, вешали белье на веревки балкона, готовили еду на весь день. Часто прерывали свои занятия, чтобы обнять друг друга. Днем включали телевизор и смотрели фильмы и передачи, лежа в обнимку на диване. По вечерам ходили гулять на Воронцовские пруды, расположенные неподалеку. По пути заходили в магазин и, усталые, возвращались домой.

Моему счастью не было предела. Я бы всю жизнь так провела, честное слово. Наводила бы уют в доме, ждала Диму со службы, куда-то с ним ходила. И ничего больше не надо – ни иностранных курортов, ни научных симпозиумов, ни дорогущих ювелирных магазинов.

В один из вечеров, когда я сидела с ногами в кресле и смотрела телевизор, Дима отложил газету и спросил:

– Слушай, а почему ты ничего не вяжешь? Ты же раньше жить без этого не могла. Даже в каких-то выставках побеждала.

У меня невольно расширились глаза. Оказывается, есть выставки вязаных вещей? Вот уж не подумала бы.

– Да как-то не до этого стало, я уж давно вязание забросила, – ответила я как можно небрежнее, – у меня сейчас и работа, и учеба, и семья.

– Зря, у тебя хорошо получалось, – заметил Дима, – твой свитер меня всю учебу грел. И я хотел новый тебе заказать. И вообще, когда ты вязала, я как-то успокаивался, что ли.

– Ой, так я обязательно, – я чуть не ляпнула «выучусь», – обязательно свяжу тебе, и новый свитер будет так же тебя греть.

Да, осталось лишь продумать, как же мне научиться вязать. Не просить же Пашину, в конце концов. Ладно, как домой приеду, озадачусь этим вопросом. Может, Маша вязать умеет. Лариска – та точно не умеет, никаких следов вязания в ее доме не было. А лучше всего найти какие-нибудь кружки или курсы по вязанию. И это замечательно, что я работаю сменами, время как раз будет на новое хобби.

Я решила рассказать Диме про махинации Пашиной.

– Представляешь, виделась тут с подругой, она тоже сейчас в Москве. Говорит, позвонили с работы, что будут расселять их коммуналку…

Чем больше я рассказывала, тем больше на лице Димы проступало недоумение, а потом и гнев. В конце концов он вскочил с дивана и заходил туда-сюда по комнате.

– Ну и подлая же у тебя подруга! Она что, не понимает, что это настоящее предательство? И как она себе это представляет? Она что, поедет к мужику, приласкает, приголубит, позовет в ЗАГС, а потом, как ордер получит, пинка ему даст? Знаешь, мне это напоминает один случай из истории. Королева Шотландии поехала к супругу, приласкала, привезла домой. А там уже поджидал любовник, чтобы убить обманутого супруга.