Текст книги "Девушка из цветочной лодки"

Автор книги: Ларри Фейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 28

Утром одиннадцатого ноября я приехала на работу и первым делом включила радио. Под его неспешное бормотание уютнее было в огромном помещении заниматься текущими делами.

Потом бормотание сменилось классической музыкой. А потом хлопнула дверь. О, первый посетитель!

– Веселуха? – услышала я наглый возглас и чуть не выронила фолиант из рук. Неужели Четвергова вернулась?

Но на пороге стояла Садовская, злая, как черт. Хм, а я думала, у этой мозгов все же побольше, чем у курицы. И уж больше, чем у ее подружки Четверговой. Даже не подумаю выключить радио, не так уж оно громко играет, чтобы помешать работе.

– Что вы хотели? – деловито спросила я, сделав вид, что не заметила бестактного замечания.

– Вот, – она протянула мне бумажку, на которой было лишь название руководящего документа, без номера.

Я взяла бумажку и пошла искать РД по алфавитному каталогу. Нашла номер, но на полке такой книги не оказалось. Тогда я полезла в ящик с индикаторами.

– Этот документ в настоящее время на руках, – сказала я, возвращая бумажку, – в плановом отделе.

– Ну, так и ищите у них, – огрызнулась Садовская, – это ваша работа, а не моя. Идите и спрашивайте.

Я села за стол и сняла трубку местного телефона, одновременно выискивая в списке номер планового отдела.

Но тут произошло нечто такое, что заставило меня положить трубку обратно на рычаг. Сначала оборвалась классическая музыка, а потом я услышала скорбный и торжественный голос диктора:

«Центральный комитет Коммунистической Партии Советского Союза, Президиум Верховного совета СССР и совет министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что десятого ноября скоропостижно скончался генеральный секретарь центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, председатель президиума верховного совета…»

Я замерла. Садовская тоже стояла не шелохнувшись. Диктор закончил фразу:

«…Леонид Ильич Брежнев. Имя Леонида Ильича Брежнева, верного продолжателя великого дела Ленина…»

На несколько минут после сообщения радио замолкло, а потом тихо полилась классическая траурная музыка. Кроме этой музыки на тот момент не осталось никаких звуков. Управление как будто замерло.

А потом захлопали двери, забегали взволнованные люди. Ко мне в кабинет вбежала Раиса Федоровна:

– Девочки, вы слышали? – спросила она срывающимся на плач голосом.

Я лишь молча кивнула, а Раиса Федоровна опустилась на стул и заплакала:

– Что сейчас будет? Что изменится? Хоть бы не было войны! Как вспомню – мы готовили праздник для наших выпускников, а утром начались взрывы, бомбежка, запах пороха в воздухе!

– Разве на Дальнем Востоке были взрывы и бомбежки? – удивилась я.

– Так это я после войны уж сюда приехала. А на начало войны работала в школе в Житомире.

– Вы что несете? – прикрикнула на пожилую женщину Садовская и злобно прищурилась. – Какая война? Разве партия и правительство такое допустят? Или вы в них сомневаетесь? И мне доложить об этому куда следует?

– Э, – я издевательски поводила рукой у нее перед глазами, – вы, тетенька, в своем уме? Разве кто-то такое сказал? Никто не говорил, соответственно, вы все выдумали. А раз вам такое могло прийти в голову, значит, на вас надо докладывать кому следует.

Садовская развернулась на своих каблуках и бросилась вон.

По громкоговорителю объявили:

– Товарищи, в тринадцать ноль-ноль собрание всего коллектива в актовом зале.

После обеденного перерыва весь коллектив Управления – немногословная хмурая толпа, – собрались в актовом зале. Первым делом Кандюшин предложил почтить память Леонида Ильича вставанием. Все молча встали.

Потом выступал и сам Кандюшин, и его замы. Все говорили одно и тоже – что весь советский народ сейчас скорбит, и мы должны сплотиться, чтобы пережить боль утраты. Что Леонид Ильич берег границы нашего государства и благополучие граждан, как зеницу ока. Что великая коммунистическая партия будет продолжать курс, начатый Леонидом Ильичем.

– Что сейчас будет? – сокрушалась Наталья Петровна, когда мы шли после работы – я на станцию, она – к остановке трамвая. – И какие сюрпризы новый генсек устроит? Новая метла по-новому метет. Вдруг начнут гайки закручивать? Вдруг что-то хуже станет? Как все-таки хорошо было, спокойно. Не люблю перемен.

– Ну, новые руководители наверняка не допустят ничего плохого, – а что я еще могла сказать?

Красные флаги на зданиях горкома и пароходства уже висели с черными траурными ленточками. Прохожие смотрели друг на друга и понимали, что все в этот вечер думают об одном и том же.

Когда я приехала домой, ко мне бросились встревоженные домочадцы.

– Мама, ты знаешь, в стране объявлены дни траура, – грустно сказала Ритка. – Ты видела, флаги везде теперь с траурными ленточками. А еще из программы убрали все концерты и комедии.

– Ну так, понятно, – развела я руками. – О каких развлечениях сейчас может идти речь?

– Да нет, это справедливо. Но обстановка такая тягостная. И занятия в музыкалке пока отменили.

– Ой, Альбиночка, – переживала Валентина Николаевна, – в такие дни надо быть вместе с семьей, всем вместе.

– Так мы вроде вместе.

– Ой, а я все про Ирку свою думаю! Как она там?

Я хотела сказать, что уж ее Ирку меньше всего заботят перемены в стране. Той, по-моему, важна лишь водка и развлечения. Но решила прикусить язык, не расстраивать женщину еще больше, и сказала другое:

– Валентина Николаевна, я почему-то думаю, что с ней все в порядке.

– Но все же лучше позвонить, узнать. Ты же взяла у Тани их телефон, я помню. Где он? Я хотела бы позвонить.

Я достала из сумочки записную книжку.

– Вот, звоните.

Сама пошла на кухню, намереваясь спокойно поужинать. И вдруг услышала из зала звуки переполоха. Вскрик, грохот. Я бросилась в зал.

Валентина Николаевна стояла у журнального столика и держалась за сердце. А трубка сиротливо валялась на столике. Ну разве ж так можно? – не глядя на женщину, я подняла трубку и хотела бережно положить ее на рычаг. Роняет она тут. А если телефон перестанет работать? Но тут я услышала из трубки Танин голос:

– Алло, алло! Валентина Николаевна, вы где?

– Да, слушаю! Это Альбина!

Валентина Николаевна посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами и опустилась на диван. Из своей комнаты пришел дед и сел рядом с ней. Попытался что-то спросить, но я замахала руками – мол, разговариваю, не мешай.

– Мы говорили с Валентиной Николаевной, и вдруг раздался грохот, – объяснила Таня, – у вас там все в порядке?

– Вроде да. А что ты ей сказала?

– Да что – Ирка уехала с каким-то очередным.

– С каким очередным, куда? – не поняла я.

– С очередным любовником, – спокойно ответила девушка, – а куда, не знаю. Вроде куда-то на Украину.

– Что? И давно?

– Да недели три уже.

– А Сергей как?

– Да как, – голос собеседницы помрачнел, – днем держится. На занятия ездит, на тренировки. А ночами в подушку ревет. Мы с мамой тоже плачем. Посмотрим на него и плачем. Нахалка такая, разбила моему брату сердце. Да что там, всю жизнь испортила! Так жалко парня.

– Да, парня жалко, – согласилась я, – но ничего, время лечит, как говорится. Отболит, и все в норму придет. Умнее станет.

– Да мы ему так же говорим. Знаете, – она слегка понизила голос, – мне даже кажется, что она беременна не от Сергея.

– Вполне возможно, – согласилась я, – так вы убедите его в этом. Скажите, что плакать-то не из-за чего. А еще дождитесь, как пройдет полгода и выпишите ее из своей квартиры.

– А так можно?

– Ну конечно, можно и вполне законно. Если человек не проживает полгода на данной площади, его выписывают. Да мне кажется, она уже там прописалась, куда уехала. Так что не торопитесь квартиру разменивать.

– Да у нас тут звонят и звонят по объявлению. Вчера вот люди приходили, обмен предлагали.

– Еще бы! Такой район замечательный, и квартира трехкомнатная на среднем этаже. Ничего страшного, перестанут звонить и приходить. Отвечайте всем, что передумали. Подожди, а как она уехала? Записку оставила или в глаза объявила? Или как?

– Или как, – невесело усмехнулась Таня, – просто пропала, и все. Мы даже не сразу хватились, думали, опять где-то гуляет. А потом смотрим, целую неделю не появляется. Вам звонили, думали, может, к матери ушла. Не дозвонились. Ну, мы в милицию. Там выяснили, что она вместе с каким-то парнем купила билеты на самолет до Москвы. А в Москве были куплены билеты до Киева.

– Да, – покачала я головой, – кому скажешь, не поверят. А в Киеве она где-то прописалась или нет?

– Вроде нет, – неуверенно проговорила Таня, – так ее там даже не нашли пока. В Киев прилетела, а где она там болтается, черт ее разберет.

– Ну, значит, выписывайте ее, как полгода пройдет. Полгода человек в квартире не появляется – его выписывают. И Сергею скажите, чтобы заочно развелся. А может, она еще сама документы на развод пришлет. Хотя, ребенок же будет считаться его. Ой, не знаю даже, что и сказать.

Да, был бы это двадцать первый век – анализ ДНК сделали и все проблемы решили. А по теперешним законам – ребенок рожден в браке. А это означает, что Сергей всю жизнь теперь будет платить алименты. А ребенка, возможно, даже не увидит.

Мы бы еще долго болтали – Таня оказалась интересным собеседником. Но я была после работы и очень хотела есть. Поэтому мы договорились созваниваться, держать друг друга в курсе дел, и распрощались.

– Ну что? – подскочила Валентина Николаевна, как только я положила трубку.

– Валентина Николаевна, успокойтесь и забудьте уже про Ирку – так же, как она забыла про вас! Что вы не меня так смотрите? Она вам позвонила хотя бы перед отъездом?

– Но как же?..

– Нашла бы, как позвонить! Да она бы никуда не уехала, будь вы ей нужны! И поймите вы, наконец, этому человеку никто не нужен – ни вы, ни муж, ни ребенок!

– Но как же…

– Да вот так! Вы, когда из детдоме ее брали, хотя бы спросили, как она к ним попала?

– Конечно, спросила. Девочку подбросили на крыльцо младенцем.

– А, ну что и следовало доказать! – воскликнула я. – Она никому не была нужна, а теперь ей никто не нужен! Так что успокойтесь и забудьте.

И я пошла ужинать, ни на что больше не обращая внимания.

После ужина пошла в свою комнату и продолжила любимое занятие – вязание. И так увлеклась, что даже не услышала, как опять пришли гости. Лишь поздно вечером, проходя мимо комнаты деда, услышала голоса через приоткрытую дверь. И остановилась. Очень уж интересный оказался разговор.

– Я одного не понимаю, – выговаривал дед, – ты же тогда буквально голову потерял от Нинки. А теперь вдруг ни она не нужна, ни дети.

– Да я детях я всегда думаю, – отвечал Володька. Приперся – небось, тоже решил проявить солидарность с семьей в тяжелые дни, – знаешь, я хочу их забрать.

– В смысле, как забрать? Куда?

– К Маше.

– Да ты сдурел, что ли? Они же теперь единственная отдушина для Нинки! – слышно было, как дед разливает водку по рюмкам.

– Нет, папа, – сказал Володька срывающимся на истерический шепот голосом, – она уже давно ничего не соображает. Дети – не дети, ей все равно. Ты понимаешь, что это кровоизлияние в мозг? У человека мозги разрушились. Она не понимает, что я – это я. Не помнит, кто я. И самое главное, ей все равно. Она просто лежит, как овощ. А меня все ругают, дескать, как мог больную жену бросить. А я что, рядом с ней должен овощем лечь?

– Да никто тебя не заставляет с ней ложиться, – возразил дед, – но хотя бы побыть с человеком рядом, отдать ей должное. Хотя бы за то, что сделала тебя счастливым. Почему нельзя?

– Да как ты не понимаешь? У меня не укладывается в голове, что Нинка не та молоденькая красотка. И никогда не поцелует меня, не обнимет. А я молодой здоровый мужик, мне еще сорока нет! Я жить хочу, понимаешь? Жить! И вместе с живой женщиной. Зря, конечно, Светка теще об этом растрепала. Я так не хотел афишировать!

Я на мгновение представила весь кошмар Володькиной жизни. А если бы мой Дима вот так лежал и не узнавал ни меня, ни собственных родителей? Я содрогнулась. Усилием воли прогнала эти мысли прочь. Как можно дальше.

В зале затрезвонил телефон, и Ритка принялась с кем-то болтать. Теперь не разобрать было, о чем говорят дед с Володькой. Да и ладно, время позднее, пора мыться и спать.

Ближайшие несколько дней длился траур, а в понедельник в Москве прошли похороны Брежнева. У нас в это время был уже вечер, и я только что пришла домой с работы.

Траурная процессия транслировалась в прямом эфире. И мы всей семьей сидели у телевизора. В тот момент, как гроб стали опускать в могилу, прогремел артиллерийский залп. В это же время такой же залп прогремел в нашем городе. Загудели суда в море и немногочисленные машины на дорогах. Мы этого, конечно, в своем спальном районе не слышали, но прекрасно знали, что так и есть.

– Если бы папа сейчас работал на грузовике, он бы тоже загудел, – сказала Ритка.

– Зато его судно сейчас гудит, – сказал дед, вглядываясь через окно в морскую даль. Хотя сейчас, в темноте, там вообще ничего не было видно.

Вдруг Валентина Николаевна закричала, показывая на экран:

– Смотрите, что это? Они же гроб уронили!

– Не может быть! – дед подошел к экрану. – Да нет, тебе показалось, наверное. Там люди ответственные, не стали бы так делать.

– Да они нечаянно, – сказала Ритка, – уронили-уронили, я тоже видела.

Всем стало не по себе.

– А ты это видела? – спросил дед у меня.

Я неловко пожала плечами. Четно говоря, тоже отвела взгляд на секунду. Да и что особенно разглядишь в небольшом черно-белом телевизоре? Я видела лишь то, что ленты с одной стороны были ниже, а с другой выше – ну, мне так показалось. Но это же не означает, что гроб прямо уронили.

– Да, теперь-то уж точно по-прежнему не будет, – сделала вывод Валентина Николаевна.

Я это знала лучше их всех. Ушла целая эпоха, настал конец стабильности и благополучия развитого социализма. Всего через несколько лет в стране начнутся необратимые изменения. Но людям, наверно, лучше не знать будущего. Тогда ведь неинтересно будет жить.

В конце ноября я получила вызов на сессию, на третий курс. Странно, на кафедре говорили, что сессия у заочников обычно в январе. А в вызове значилось, что я должна прибыть в декабре. Может, это что-то типа установочной сессии – получить методички, взять задание и учебники, начать готовиться? Заочники ведь самостоятельно изучают материал. Ладно, съезжу на днях в институт и все разузнаю. Интересно, как там Пал Саныч и его нынешняя супруга.

И примерно в те же дни мне позвонила Лариска.

– Альбина, судно приходит приблизительно первого декабря, мне сейчас подруга звонила из пароходства. Только смотри, не говори никому. Я совершенно не хочу, чтобы эта Тата на встречу прискакала.

– Да я тоже этого не хочу, ты же знаешь, – ответила я. – И я точно никому не скажу. Но она ведь сама в пароходстве числится, и она все-таки законная супруга Андрея. Вдруг ей сообщат? Я думаю, нам надо разработать план Б – на случай, если Тата окажется в числе встречающих.

– Слушай, а ты не знаешь, какой у нее может быть срок беременности? – спросила Лариска. – Вдруг именно в это время она будет в роддоме лежать.

Я задумалась. Что я знаю о беременности Таты? Да практически ничего, кроме самого факта. Надо будет позвонить свекрови и невзначай об этом поинтересоваться. Может, и впрямь юная нахалка в эти дни приехать не сможет. Тогда и волноваться нам не о чем.

– Точно не знаю, – сказала я. – Но узнать попробую.

– Слушай, Альбина, а ты все же приезжай ко мне на днях, хорошо? Так давно не виделись. Посидим, чаю попьем. Заодно и разработаем план действий.

Глава 29

Итак, что мы имеем? – размышляла я по дороге к Лариске. Совсем скоро возвращается из рейса Вадим. Мне надо забрать у него деньги – пусть не все, но хотя бы на пианино для Ритки. А потом решить вопрос с разводом. Обязательно решить. Когда вернется Дима – может, через год, через два, а может, и через несколько дней, – я должна быть свободной. Как обещала.

Иногда такое чувство вины на меня накатывало, не передать словами. Почему-то терзали мысли о том, что Дима – вообще-то Альбинино счастье. А я всего лишь воспользовалась ситуацией. Что, если бы Дима знал, кто на самом деле скрывается под внешностью его любимой женщины?

Впрочем, я нашла для себя своеобразное утешение. Ведь если хорошо подумать и вспомнить нашу первую встречу – тогда, на платформе Второй речки? Если бы там оказалась не я, а настоящая Альбина – потерявшая страсть к жизни, махнувшая на себя рукой простая кассирша и жена алкоголика? В том простеньком донельзя ситцевом платье и стоптанных калошах, с редкими бесформенными волосенками и без грамма косметики на лице?

Ведь Дима мог такую женщину просто не заметить в толпе. Не обратить внимание. А вот она бы его точно заметила. И долго смотрела, как он заходит в вагон. Как электричка, сверкая и переливаясь отражением утреннего солнца в окнах, убегает вдаль. А потом вернулась домой, поплакала. А может, и не плакала бы, просто сорвала злость на домочадцах, наорала на Вадима, на Ритку. И все потекло бы, как раньше: работа в избушке на курьих ножках, вечная нехватка денег, серые однообразные будни. И никакой Москвы, никакой музыкальной школы, никакой квартиры на Шошина.

А что было бы с Димой? Потихоньку бы спивался в обществе «той женщины», нелюбимой, постылой Олечки?

Так что определенный смысл в моем попадании есть. Все-таки изменить к лучшему жизнь целой семьи – уже что-то. Надо теперь действовать в том направлении, чтобы успеть подготовить близким людям почву для будущего. Брежнев умер, и как будет меняться жизнь страны, я прекрасно знаю. Надо озаботиться материальной стороной – купить домик в деревне, чтобы на крайний случай в девяностые выращивать те же овощи. Если будут позволять средства, то вложиться во что-нибудь – в гараж, машину…

Лариска открыла дверь с своем любимом домашнем сером свитере.

– Привет, подруга, – мы обнялись. – А я уже и чай приготовила, и варенье к чаю, и блинчики. Давай, мой руки и садись за стол.

– Твой сын дома? – поинтересовалась я, устраиваясь за столом. Все же разговор предстоит секретный, и чужие уши крайне нежелательны.

– Да что ты, – весело ответила Лариска, затягиваясь сигаретой, – будет он тебе дома сидеть! За ним с утра друг зашел, и умотали куда-то.

– Ясно, – я отпила ароматного чаю из фарфоровой кружки, – ух ты, клубничное варенье!

– А у тебя разве нету? Мы же вместе варили у меня на даче, – напомнила Лариска то, чего я не знала.

– В прошлом году?

– Ну да, ты тогда взяла себе несколько банок. Закончились уже, наверно.

– Ладно, давай о деле, – перевела я разговор, – я тут подумала. У меня есть знакомый, он раньше жил в Арсеньеве. Новый муж Пашиной. У него есть знакомый автобусник. Может, как-то подстроить, чтобы Тата села на автобус, а он по пути сломался?

– Так для этого надо знать, где именно она сядет, – нахмурилась Лариска, – на какой станции.

– Согласна, такое очень трудно провернуть. Во-первых, надо знать, где вообще она находится и собирается ли сюда ехать. И если собирается, то когда? Во-вторых, надо, чтобы она села именно в этот автобус. Но у меня есть еще идея. Только тут нужен помощник или помощница. Короче, смотри. Тата приходит в порт встречать судно. А тут к ней подходит некто и говорит: так и так, вам, как жене моряка, положена выплата. Ее надо срочно получить и расписаться. Как думаешь, побежит она за деньгами?

– Разумеется, побежит, – усмехнулась Лариска.

– Ну вот, человек приводит ее в кабинет, а замок случайно заклинило…

Лариска расхохоталась:

– Да уж, идей много, но как их осуществить? По-моему, такие легкие решения только в кино бывают.

– Да, в кино все, как по маслу, – согласно кивнула я, – а вот в реальности попробуй. И не встретить их нельзя. И встречать пойдешь – на скандал нарвешься. Слушай, давай я от тебя позвоню свекрови да разузнаю, где вообще Тата. Может, она и правда в роддоме лежит и приехать не сможет.

Мы прошли в комнату, и я сняла трубку телефонного аппарата.

– А-лё, – ответила Нинель.

– Привет, – сказала я, – как дела?

– Привет, на прогулку с ребенком собираемся.

– Здорово, – похвалила я, – гулять надо. Ой, а у нас в семье же еще одно пополнение намечается.

– Какое пополнение? – голос у нее отяжелел.

– Ну как же, Тата не родила еще разве?

На заднем плане послышался плач ребенка, и Нинель быстро сказала:

– Не могу пока говорить, маме трубку передаю.

– Хорошо.

– А-лё, – услышала я голос свекрови.

– Здравствуйте, – ох, так я и не узнала ее имя-отчество, – а я узнать хотела, Тата еще не родила? А то я тут подарочек продумываю для них – ползунки всякие…

– Нет, – коротко ответила женщина.

– А когда примерно ожидается такое радостное событие? Вы с ними связь поддерживаете, созваниваетесь?

Свекровь немного помолчала.

– Я им звонила, конечно, – сказала она нехотя, – но, к сожалению, ребенка не будет.

– Как это? – я почувствовала, как волосы надо лбом приподнимаются.

– То ли выкидыш случился… я точно не поняла, но вроде выкидыш.

– И что же теперь, нам маленького не ждать?

– Нет, – сказала свекровь отрывисто.

– Ладно тогда, – неловко пробормотала я, – извините, до свидания.

Лариска смотрела на меня с вопросом в глазах.

– У Таты случился выкидыш, – с трудом выдавила я.

Лариска вскочила и забегала по комнате.

– Да она и не была беременна! – гневно выкрикивала она. – Я так и знала! Ох и дрянь! Какая же она дрянь! Обманом заставила парня жениться! А теперь выдумала про выкидыш.

– Еще и парткомом пугала, – поддакнула я. – Ей ли пугать? Лариса, сядь, пожалуйста. Проблема никуда не делась, и ее надо решать. Если ребенка нет, значит, Тата точно не лежит в роддоме, и уж точно приедет встречать Андрея.

– Подожди, – Лариска остановилась посреди комнаты, – так если она не беременна, значит, не находится в декрете и числится на работе! А это значит, что ее могли отправить в рейс! Надо только узнать.

– А как ты узнаешь, сегодня же суббота! Пароходство закрыто.

– Сейчас я позвоню подруге.

Лариска схватила телефон, стала звонить. Долго уговаривать подругу ей не пришлось, достаточно оказалось посулить в подарок определенное количество чеков.

– Все, – торжествующе произнесла Лариска, положив трубку, – сейчас Танька сбегает на работу и все узнает.

– И она сразу тебе позвонит?

– Да.

В ожидании звонка мы пили чай и обсуждали ситуацию.

– Вот же расчётливая девка, – вздыхала я, – соврала про беременность, чтобы замуж выйти. А я, кажется, знаю, на что она рассчитывала. Она думала, после свадьбы по-настоящему забеременеет, и Андрей у нее в кармане. А он взял и к тебе ушел. Как же правильно сделал!

Из комнаты донеслась трель телефонного звонка, и мы кинулись туда.

– Она числилась на пароходе Андрея, но из-за «беременности» в рейс не пошла, – рассказала новости Лариска, поговорив со своей знакомой, – ее перевели на другое судно, которое стоит на ремонте в нашем порту. Поэтому на встречу она придет.

– А что за судно, ты узнала?

– Да, но что толку? – пожала плечами Лариска. – Не можем же мы пойти туда и запретить ей идти встречать мужа. Одна надежда, что ее могут не отпустить, на судне с этим строго.

– А могут и отпустить, – добавила я. – Слушай, тогда сделаем так. Приедем на встречу. Приедем. Если Таты там не окажется – замечательно. А если она будет там, я скажу, что пришла встречать своего мужа с подругой. По-моему, это не запрещено. И пусть Тата хоть башкой о стену ударится. Ты – моя подруга.

Первого декабря мы с Лариской вышли из автобуса на остановке «Торговый порт» и направились к проходной порта. День и так выдался морозным, а в этом районе, с двух сторон окруженном морем, всегда было холоднее, чем на Второй речке или в центре. Лариска была в своем черном велюровом пальто с воротником из ламы, я в пестрой искусственной шубке и берете из каракуля. На шее завязала белый пуховый платок.

Вся улица от остановки до проходной – а это немаленькое расстояние, – оказалась запружена машинами такси. Они стояли с двух сторон. Кому не досталось места у обочины, притулились в кармашках и дворах окрестных домов. Один молоденький таксист выглянул из окна своей машины:

– Мужей идете встречать, дамочки? Могу отвезти вас домой!

Таксист постарше выглянул из своей машины:

– Да что ты переживаешь, сегодня всем работы хватит! Моряки сразу по три машины берут – в одной едут сами, в другой их вещи, а в третьей их шапка!

И они, переглянувшись, загоготали.

– А что, морякам сразу деньги выдают? – спросила я у Лариски.

– А как же еще, – улыбнулась подруга, – конечно, сразу.

– На руки? – не удержалась я и осеклась. Ну, как еще в это время могут выдавать, не на карточку же.

Мы вошли в вестибюль здания управления порта. А он оказался забит людьми, преимущественно, женщинами. Со многими Лариска оказалась знакома. И нам рассказали, что судно вот-вот подойдет, с минуты на минуту. Вовремя мы успели.

И действительно, прошло совсем немного времени, как в вестибюле появились несколько представительных мужчин в форменной одежде.

– Это начальник порта и его замы, – шепнула мне Лариска.

Потом открылась дверь, и с улицы вошли еще несколько представительных мужчин. Как оказалось, это руководители города и края. Боже мой, какие же торжественные встречи устраивают морякам!

Толпа начала двигаться, и мы вместе с ними. У проходной уже стоял автобус, в который мы все залезли, и поехали к причалу.

Мы вышли на причале, а здесь было еще холоднее, мороз просто трескучий. Но тут все увидели приближающийся в лучах заходящего солнца пароход, который издавал громкие гудки.

– Ура! – взорвалась криками толпа.

По громкоговорителю заиграла песня «Как провожают пароходы», хотя мы не провожали, а встречали. Но люди не обращали ни на что внимания. Пароход приближался, и можно было разглядеть на палубе своих родных, с которыми так давно не виделись.

– Ура! – кричали радостно встречающие. Совсем скоро моряки сойдут на берег, их можно будет обнять и поехать домой.

К причалу подъехала машина инкассации, из нее вышли трое человек с сумками денег. Так вот как им выдают зарплату за рейс! Действительно, прямо на борту.

Судно подошло к причалу, и начались швартовные работы. Вперед из толпы выступили руководители и активистки из числа встречающих, которые держали огромное блюдо с жареным поросенком.

Я огляделась по сторонам. Таты нигде не было видно. Зато невдалеке я заметила Нинель с ребенком на руках. «Вот же дура, – подумала я неодобрительно, – потащила малышку в такой мороз». И откуда она только узнала, что судно сегодня приходит? Небось, в пароходство звонила.

Тем временем руководители поднялись на борт и произнесли в микрофон необходимые речи. И после этого по трапу один за другим стали спускаться долгожданные моряки, прибывшие из длительного рейса.

– Андрей! – крикнула Лариска и потащила меня за собой.

Вскоре мы все уже обнимались друг с другом. Вадим был с бородой, но заметно посвежевший. Наверно, не пил все это время.

– А Ритка дома осталась? – спросил он.

– Да дома, – ответила я, постукивая ногами по мерзлой земле. – Давайте уже домой. Ты зарплату забрал?

Мужчины засмеялись:

– Все забрали, сейчас едем.

Но тут на нас, как вихрь, налетела Нинель.

– Ой, братики мои дорогие! – закричала она, захлебываясь слезами и соплями. – А я так по вам соскучилась! Едем к нам! Мама стол накрыла, ждет нас! Вам, небось, не терпится подарки нам всем вручить.

– Нет, мы с Андреем домой, – отрезала Лариска, – извините, но мы давно не виделись и хотим побыть вдвоем.

– Мы с Вадимом тоже домой, – безапелляционным тоном сказала я.

У Нинель слезы катились градом и застывали на щеках от холода.

– А у меня ребенок болеет, представляете, диатез в особо тяжелой форме! Так деньги нужны! Лекарства дорогие, а их еще достать надо! Мне пообещали достать, но за это надо так много заплатить!

Мы с Лариской переглянулись. Нинель, похоже, в своем репертуаре. Начинался тот самый концерт, которого мы так опасались. Только если раньше она братьям о своих проблемах пела, то теперь и ребенка начала приплетать. Все для того, чтобы выманить побольше денег.

– Мы дома деньги посчитаем, – сказала миролюбиво Лариска, – рассчитаем, сколько нам нужно до следующего рейса. Долги отдадим. Квитанции оплатим. Отложим на учебу для Андрея, на новые документы. А потом подумаем, сколько сможем выделить в качестве помощи.

Интересно, а Андрей даже не интересуется, где Тата, что там с воображаемым ребенком. Может, что-то знает? У них же, наверно, есть связь с другими судами. И саму Тату, как ни странно, мы так и не увидели. Надо будет потом Лариску расспросить об этом.

– Вы едете или нет? – крикнули нам с автобуса.

– Едем, едем, – и мы помчались бегом, чтобы добраться до проходной.

В автобусе согреться я не успела, зато от проходной – через вестибюль управления порта, -уже недалеко было до дороги, вдоль которой выстроились многочисленные машины такси.

Лариска с Андреем помахали нам рукой и запрыгнули в первое попавшееся такси. На это место сразу же подъехала другая машина. В открытое окошко высунулся тот самый молодой парень:

– Поехали, у меня тепло в салоне!

Нинель было рванулась залезть вместе с нами, но я вынула из кармана пятирублевую бумажку:

– Возьми, и садись в другую машину, а то у Вадима, сама видишь, два чемодана. И мы в зимней одежде, а хочется доехать в комфорте.

Я помахала рукой, и мы тоже уехали.

Через полчаса мы уже позвонили в дверь, и нам открыла Ритка.

– Папа! – завизжала она, повиснув у Вадима на шее. – Ты вернулся? А я так переживала, я же читала и про штормы, и про всякие острова необитаемые!

– А у нас уже стол накрыт, – радостно известила Валентина Николаевна, выходя в прихожую.

– Вадим, познакомься, – сказала я, – это Валентина Николаевна, жена деда.

– Очень приятно, – кивнул он, – а помыться можно с дороги?

– Конечно, – Ритка кинулась за чистыми полотенцами и шампунем.

Пока Вадим мылся, позвонила свекровь:

– А я же Нинель сказала, чтобы привезла вас всех к нам, – сокрушалась она, – я так давно своих сыночков не видела.

– Мы обязательно увидимся, – пообещала я, – не переживайте.

– Вот такие они, мальчишки! Первым делом не к маме, а к жёнам! Хорошо, тогда завтра вас всех жду!

– Так я же завтра на работе. Я на один день отпросилась, чтобы Вадима встретить.

– Ни и что же? Приходите сразу после работы. Жду!

Стало быть, сегодня надо забрать у Вадима деньги, чтобы он завтра ничего не раздал на радостях.

Сколько дел! Завтра ужин у свекрови. На работе надо подписать вызов на сессию и сдать его в отдел кадров. Потом заняться учебой. Потом…

Додумать мне помешали. Вадим появился в комнате в домашнем спортивном костюме, и мы сели за стол ужинать.

– А что у тебя в чемоданах? – поинтересовалась я у Вадима.