Текст книги "Девушка из цветочной лодки"

Автор книги: Ларри Фейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

Честно говоря, к Диме уже не хотелось и ехать. Этот день просто фонтанировал сюрпризами и открытиями. А если у Димы меня тоже ждет какой-нибудь сюрприз? И хорошо, если приятный…

К тому же дед с Риткой с таким энтузиазмом носились, собираясь на прием к сестре Валентины Николаевны, что меня аж зависть охватила. Хотя по натуре я человек совершенно не завистливый.

– Рита, поедешь с нами? – спросил дед у сестры.

– С удовольствием поеду, а как же? – согласилась та незамедлительно. И побежала выбирать подходящее платье для вечера.

– Ну вот, – совсем уж расстроилась я. – Вы на праздник, а я обои клеить.

Справедливости ради, надо отметить, что к Диме в гости мне ой как хотелось. Но все же лучше, если бы и там, и там побывать.

И зачем я соврала, что еду к Пашиным клеить обои? Все равно ведь потом все вместе поедем на ужин к Диме. Взяла бы и сказала, как есть. Мол, помогу дяде Диме все приготовить. Что тут такого, в конце концов?

– Ты телефон Пашиной мне оставь, – потребовал дед, – мало ли, вдруг вы там до ночи клеить будете. Чтобы мы тут не переживали.

Я взяла дедову записную книжку и, открыв ее на букве П, написала номер Димы.

К станции метро мы отправились все вместе. Только моим домочадцам надо было на Павелецкую, а мне на Юго-Западную. Через час я была уже на проспекте Вернадского. И вскоре позвонила в обитую дерматином дверь на восьмом этаже. Лязгнул замок, и на площадку проник электрический свет из квартиры.

Я встретилась глазами с Димой и поняла: как же я правильно сделала, что решила-таки приехать!

– Как же я рад тебе! – Дима заключил меня в объятия, когда я очутилась в прихожей. – Я так скучал! А ты?

– Я тоже! – прошептала я, уткнувшись в такое родное плечо и вдыхая умопомрачительный запах мужского одеколона…

…Вскочить с дивана нас заставила резкая трель телефонного звонка.

– Боже! – всплеснула я руками, взглянув на часы. – Двенадцать ночи! Дима, можно я возьму трубку? Это, скорее всего, мои звонят. Оставила им твой номер на всякий случай.

– Конечно, возьми, – Дима поцеловал меня и пошлепал босыми ногами в сторону ванной.

Я схватила трубку.

– Слушаю!

– Вы что там, до сих пор обои клеите? – услышала я голос деда. – А мы приехали от Валентины Николаевны, а тебя еще нет.

– Так у меня же нет ключа от квартиры тети Риты, – напомнила я, – он у тебя. Так зачем я поеду? Чтобы под дверью стоять? А мы тут да, увлеклись, уже полкомнаты оклеили. Так красиво становится!

– Ну, молодцы, что тут скажешь, – ответил дед.

– Спроси, когда приедет, – услышала я на заднем фоне Риткин голос.

– Ты когда приедешь? – повторил дед. – У нас столько новостей! Только как ты сейчас добираться будешь? Метро скоро закроется. А у Пашиных нельзя заночевать?

– Да лучше мне здесь переночевать, – не могла я не согласиться, – пока я приеду, вы уже спать ляжете. Опять же, тете Рите на работу вставать, а я приду среди ночи. Короче, мы сейчас посоветуемся, и я перезвоню.

Я положила трубку и с любопытством оглядела комнату. Рядом с диваном стоял полированный трехстворчатый шкаф. Напротив – сервант с наборами посуды внутри. Два кресла с журнальным столиком посередине. Под окном, на тумбочке, стоял телевизор, овеваемый белым тюлем, трепетавшим от ночного ветерка из открытого окошка.

В другом углу – какая-то неизвестная мне бандура на ножках. Я подошла поближе – проигрыватель для пластинок. А на передней панели – большие круглые ручки для регулирования громкости. И для поиска радиоволн, наверно.

Из ванной пришел Дима. Я встала ему навстречу, и мы опять крепко обнялись.

– Твои звонили?

– Да, спрашивают, приеду я или с ночевкой останусь.

– Конечно, останешься, – засмеялся он. – А если все же поедешь, я тебя провожу до самого дома. Хотя метро скоро закроется, придется такси вызывать.

– А сам потом до утра будешь возвращаться? Тебе же утром на службу?

– А, сегодня все равно не уснуть, – махнул он рукой, – мы с тобой столько всего еще не успели! Притащил продукты, хотел тебя угостить…

– А я, вообще-то, уже голодная, – закончила я мысль с шутливым упреком. – Ладно, сделаем так. Ты сейчас иди на кухню и накрывай стол, а я пока своим перезвоню и тоже в душ схожу.

Когда я вышла из ванны на кухню, одетая в Димину рубашку, то ахнула.

Во-первых, меня изумили размеры кухни. Она была гораздо больше нашей на Енисейской, и даже с выходом на балкон. Вдоль одной стены располагался кухонный гарнитур с мойкой. У стены напротив стоял холодильник и нормальный такой обеденный стол, за которым с легкостью могли поместиться три человека.

Во-вторых, стол был что надо. На белой узорчатой клеенке стояла бутылка шампанского, ваза с фруктами и блюда с жареным мясом и картошкой.

– Ну, ты даешь! – не удержалась я от восхищения. – А я еще хотела тебе помочь по хозяйству! Да ты один лучше нас двоих справился! Везде чисто, все наготовлено.

Мы замечательно поужинали, а потом Дима сказал:

– Ой, Альбиночка, я тебе сейчас такое покажу, ты упадешь!

Интересно, и чем же он собрался меня удивить?

Мы подошли к той самой бандуре на ножках. Ну, радиоприемник, ну, проигрыватель. Неужели он думает, что я такого никогда в жизни не видела? Конечно, мы на Енисейской проживаем небогато, но все же.

Я опустилась в кресло, а Дима включил агрегат и принялся крутить колесико. Красная полосочка тем временем перемещалась с канала на канал.

– Представляешь, поймал вчера «Голос Америки»! – с восторгом поделился парень. Его собственный голос при этом дрожал от возбуждения.

«Что? Какой еще „Голос Америки“? И что в этом такого особенного?» – чуть не спросила я, однако, вовремя прикусила язык. Потому что мой собеседник точно был уверен, что мне хорошо известно это название.

И я восторженно захлопала глазами:

– Да ты что? Здорово!

Хотя совершенно не понимала, о чем он говорит, и какой еще «Голос Америки», если в это время наши государства находились в состоянии холодной войны.

– Подожди-подожди, я же точно помню, что вчера поймал его на этой частоте! А, на этой, наверно! Точно! Слушай!

Дима уселся на пушистый ковер рядом с приемником.

Неожиданно четкий и ясный голос диктора произнес:

– Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! – следом полились позывные и опять: – Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона! Передаем последние новости.

И вдруг из приемника на нас обрушился целый ураган какой-то немыслимой какофонии – скрежет, лязг, грохот, обрывки чьей-то речи, – и как еще можно назвать смесь этих адских звуков.

Я поморщилась и невольно закрыла уши руками. Дима сделал звук потише.

– Может, сейчас пройдет, – разочарованно приговаривал он, легонько поворачивая ручку, – черт, опять глушилки свои включили.

До меня постепенно стал доходить смысл происходящего. Скорее всего, эта радиостанция запрещена в нашей стране. Ну или руководство очень не хочет, чтобы граждане ее слушали. Поэтому всеми силами старается заглушить передаваемый сигнал.

Но Дима – советский офицер! – он-то как может такое слушать? Он что, антисоветчик? Страшно даже мысленно такое слово выговорить. Интересно, о чем говорят на этих радиопередачах? Не о том ли, что Советский Союз представляет угрозу для всего прогрессивного мира и прочую лабуду?

Меня бросило в жар, даже испарина на лбу выступила. Я промокнула лицо рукавом рубашки как можно незаметнее.

Блин, блин, только бы он не почувствовал мой страх и недоумение! Тогда точно спалюсь! Ведь, если помыслить логически, парень уверен, что я полностью его понимаю и поддерживаю. Иначе как он мог продемонстрировать мне такое? Так, значит, они с Альбиной не только любовью связаны? Выходит, они по всем вопросам друг друга понимают и поддерживают?

– А вчера что же, не глушили? – спросила я, изображая крайнюю степень разочарования. Эх, не смогу такую передачу послушать!

– Да тоже глушили, но не так сильно. Кое-что удалось разобрать. Видишь, как они делают? Сами обо всем умалчивают и другим не дают рассказать!

– Честно говоря, очень хотелось послушать, – протянула я обиженно, – у нас-то дома даже радиолы такой нет!

Интересно, а до расставания Альбина слушала с Димой такие передачи? Почему-то мне кажется, нет.

– А помнишь, как мы слушали и «Голос Америки», и радио «Свобода» у меня дома?

– Конечно, помню, – тепло улыбнулась я, стараясь, чтобы волосы на голове не поднялись дыбом. Значит, все же слушали. Поэтому он так свободно и разговаривает со мной на такие темы.

– Все-таки гласность – великое дело. Ну нельзя замалчивать такие вещи! Например, про «Обухов» – полная тишина! Люди догадки строят, сколько человек на самом деле там погибло. У матери знакомая в Управлении портом работает, так с нее подписку взяли, чтоб никому ничего не рассказывала!

– Серьезно?

– Серьезнее некуда, – подтвердил Дима, – как судно перевернулось в начале мая прямо у причальной стенки, да как слухи по городу поползли, мама сразу у этой знакомой спросила. А та ей, мол, извини, но я подписку давала не разглашать подробности. Могу лишь сказать, что официально погибли девять человек. Мама говорит, а на самом деле сколько? В ответ – тишина. Но там не может быть всего девять человек. Ты, кстати, видела этот ужас?

– Я? Нет, как-то не ездила в сторону порта.

Да и попала я в это время не в начале мая, а в конце, так что…

– Ладно, как домой вернемся, я тебя туда свожу, посмотришь. Такая громадина – и лежит до сих пор на боку у пирса.

– Кошмар! – я живо представила себе эту картину.

– Ну, это же плавбаза, – продолжал кипятиться Дима, – представляешь, какой там был экипаж, не меньше тысячи человек! И как раз на следующий день должны были в море выходить. Соответственно, почти все на борту были. А еще провожающие, а еще девицы легкого поведения.

– О, про девиц этих мне как-то дед рассказывал, – встрепенулась я, – у нас одна такая живет во втором подъезде. Каждое судно встречает и провожает. Деньги зарабатывает несусветные! Но и пьет много, наверно, скоро сопьется. Кстати, был разговор о каком-то судне, которое начало крениться и потом затонуло. И вроде как эта девица вместе с другими в воду прыгнула, чтобы спастись. И еще много людей бежали по правому борту.

– Так это, наверно, про «Обухов» и был разговор! И, главное, тишина во всех газетах, тишина в новостях, как будто и не было ничего. Зато кордон милицейский поставили, чтоб людей разгонять. Чтобы не стояли и не рассматривали место трагедии. А «Голос Америки» сразу передал!

– И что они сказали, какие подробности?

– Да особых подробностей они не знают, наши же все засекретили. Но хотя бы сообщили об этом! А у нас молчок. Разве ж можно скрывать от народа такие вещи? Да что говорить, в этом они все! – с досадой сказал Дима.

– Да, – вздохнула я, – уж причины аварии могли бы людям рассказать. Хотя бы для того, чтобы больше такого не было. Я вообще не понимаю, как судно могло затонуть у причальной стенки? Значит, загрузили неправильно, остойчивость не рассчитали?

– Да ничего туда не грузили, это же плавбаза, а не торговое судно! Они в море рыбу добывают и обрабатывают. Туда привезли к рейсу продукты, воду, топливо.

– Так, может, воду в левые танки закачали, а в правые нет? Или наоборот? Но как так можно было?

– Русский «авось», – развел руками Дима, – а может пьяные все были. Все-таки завтра в рейс, полно провожающих на борту. Все же как думают? А, никогда ничего не случалось и сейчас не случится. А оно вон как! Ой, Альбина, слушай, а я до сих пор поверить не могу, что это ты, именно ты сидишь сейчас рядом со мной! Поверить не могу! Я ж даже мечтать о таком не мог. Еще совсем недавно даже не думал!

– Но ты рад, что мы вместе?

– Спрашиваешь! – глаза его заблестели притворным упреком.

– Я тоже очень рада. И тоже подумать не могла, что мы будем вместе. Я же все думала – семья, все такое. А потом вдруг поняла – Вадим ведь меня не любит. Ни меня, ни Ритку. И не любил никогда. Может, лучше дать ему свободу, и пусть найдет себе другую женщину, с которой ему будет хорошо?

– Я так понял, у него другие интересы в жизни, – усмехнулся Дима, а во взгляде засквозила ревность, – напиться и валяться. Так что ему не до любви, не его это тема. И ведь так много народу пьет! А почему люди пьют? Да потому что просвета не видят. Ради чего вкалывать, к чему стремиться?

– Ну как это? – не согласилась я. – Вадим ушел из своего гаража, устроился в море на торговое судно. Знаешь, сколько он зарабатывать будет, и в чеках в том числе? Мир повидает, сейчас вот рейс в Бразилию. А еще заходы по пути в другие иностранные порты.

– Ну, повезло ему, что скажешь. А сколько людей на берегу работают и не имеют таких возможностей? И вроде денег достаточно, а в магазинах дефицит! Все доставать надо!

– Зато, когда достанешь, это такое удовольствие! И когда хоть кусочек блата где-то имеешь, так приятно!

– А так не должно быть! – продолжал спорить Дима. – Должно быть, как в других странах – в любой магазин зашел, и купил спокойно, что тебе надо!

– Слушай, Дима, а тебе для службы не опасно «Голос Америки» слушать? И такие разговоры вести?

– Господи, Альбина! Ну ты что, меня не знаешь? Я же не дурак. Зачем бы я на службе такие разговоры вел? О чем мы с тобой беседуем, дальше нас не идет, ведь всегда так было.

Ну точно, Альбина не только любимая женщина, но и единомышленница.

И Дима явно недоволен тем, что власти замалчивают информацию о всяких происшествиях. Гласность ему подавай! Интересно, а если бы он увидел заголовки новостных лент из двадцать первого века? Где пишут все подряд – что надо и не надо. «Мужчина из одного города удалил себе половые органы на дому», «Одна звезда потратила на отпуск два миллиона долларов», «Другая звезда беременна в третий раз», «Политик пожаловался, что дети не дарят ему внуков». И тому подобный мусор изо дня в день!

Как бы ему понравилась такая гласность?

– А вдруг соседи услышат? – я кивнула в сторону радиолы.

– Ты видишь, какой ковер на стене висит? – фыркнул Дима. Ковер и впрямь был большой и толстый. – И у соседей с их стороны такой же. И не переживай, они тоже эти радиостанции слушают. Всем ведь интересно, что в мире происходит. Ох, что-то так и продолжается какофония. Наверно, сегодня не удастся послушать. Ладно, – Дима выключил радио, – а давай я пластинку включу, у меня есть «По волнам моей памяти».

– Классная пластинка, – кивнула я, – только зачем же так поздно? Соседи спят поди.

– Точно, – заметил Дима, – это мы с тобой счастливые, часов не наблюдаем. Может, пойдем на кухню, допьем шампанское?

– А тебе спать не надо? Как завтра вставать?

– Ой, да ладно, потом высплюсь! Пойдем.

Дима взял меня за руку, помогая встать с кресла, и мы отправились на кухню.

– Тебе бы надо сюда свои вещи принести для удобства, – заметил Дима, – тот же халат.

– Да много чего для удобства надо, – кивнула я, – только что ж мне, каждый раз все это таскать с собой? К тебе ехать с чемоданом, от тебя тоже с чемоданом.

– Какой же я кретин! Ну, конечно, здесь должна быть своя одежда, чтобы не таскать туда-сюда. Давай так сделаем. Я тебе дам денег, и ты завтра поедешь в ГУМ или в «Лейпциг», и все купишь, а потом сюда привезешь. Я тебе дам запасные ключи. А хочешь, дам тебе чеки, у меня остались. В «Березке» отоваришься.

– Подожди-подожди, – не поняла я, – а у тебя откуда чеки? Ты же в моря не ходишь.

– Так я же в Афганистане служил, ты забыла разве? Там тоже выплаты и рублями, и чеками.

– А «Березка» – это вроде нашего «Альбатроса»?

– Да, только лучше.

– Меня туда могут и не пустить, – задумчиво проговорила я, – вряд ли им подойдет мой пропуск от «Альбатроса». Но ты все же дай мне чеки на всякий случай. А ты еще «Лейпциг» упомянул, что это за магазин?

– Ну, я толком не знаю, не ездил туда. Но вроде тоже хороший магазин. Там за рубли можно импортные вещи купить.

– Ну вот, а говоришь, простому человеку тяжело живется. Мне кажется, у нас в последнее время стало все налаживаться.

– Но везде же по-разному, в Москве – да, хорошая ситуация. А в других городах? Там же не так все радужно.

– Зато каждый человек может сюда приехать и накупить дефицитных вещей. Приедет домой радостный, с обновками. А когда вокруг изобилие, и все легко достается, так и интерес к этому пропадает. Знаешь, чем больше выбора, тем труднее выбрать.

Глава 8

За завтраком мы еще раз обсудили с Димой наши планы. Решено было отправиться мне все же в «Лейпциг». Этот магазин располагался недалеко, – по меркам Москвы, – от Диминого дома. А в «Березку» как-нибудь потом съезжу.

Дима ушел на службу, а я собралась и поехала в «Лейпциг». Хотя можно было и пешком дойти, правда, долго. Боже, что это был за магазин! В нашем городе таких точно не было и быть не могло! Большой, двухэтажный, нарядно сверкающий на солнце белыми стенами.

Я остановилась и оглядела здание. Яркое утреннее солнце заставило зажмуриться. Накрыли впечатления от близости с Димой – все слова, которые он мне говорил, все его нежности и объятия. Тепло его рук, которые будто для меня созданы. Господи, какая же я счастливая!

В ушах зазвенел голос из далекого детства: «Девочка, а ты счастливая!». Это был мой день рождения – то ли двенадцать лет, то ли тринадцать. Мы с мамой гуляли в центре города и зашли на морской вокзал.

– Только сегодня! – кричал всем входящим промоутер. – Только один день прогулочный катер на острова! Покупайте билеты!

– Только сегодня, в мой день рождения? – повернулась я к маме.

– Девочка, а ты счастливая, – сказал промоутер, молодой парень в костюмчике клоуна, – раз именно в твой день рождения пустили катер. Значит, всю жизнь будет везти.

Ну, чтобы всю жизнь везло – не скажешь. Что я видела? Семидесятилетнего Пал Саныча с его бесконечными старческими сюрпризами? И что меня радовало в тех отношениях – только деньги и власть на кафедре. Но счастье-то точно не в этом.

Выходит, чтобы стать счастливой, понадобилось попасть в совершенно другое время, в другой мир.

На первом этаже магазина оказался шикарный продуктовый. Но туда мне пока не надо. На следующем этаже – чего только не найдешь! И косметика, и парфюмерия, и одежда, и игрушки, и все высочайшего немецкого качества. Правда, очереди стояли внушительные, но ничего. Уж лучше постоять и купить такую красоту. А еще в вестибюле был макет железной дороги, по которой ездили поезда. Надо было видеть счастливые улыбки ребятишек, сновавших вокруг нее!

– Можно домой купить такую же, только поменьше, – сказала одна женщина своему мальчугану.

Да я бы самой себе такую прелесть купила!

Но мне сейчас не до игрушек. Я хотела успеть до обеда попасть к тете Рите. Казалось, за один вечер и ночь прошла целая жизнь. И я уже скучала по своим домочадцам.

Отстояв несколько очередей, я в итоге купила великолепное нижнее белье – несколько комплектов, пару домашних халатиков, тканевые тапочки на каблучках и даже платье. Пусть будет запасное, мало ли. А какой интересный здесь оказался магазин косметики! Я купила вместительную золотистую косметичку, карандаши для глаз и губ, помаду, тушь для ресниц. Не смогла пройти мимо парфюмерии, и купила духи в высокой коробке.

А ведь нужны еще такие мелочи, как шампунь, мыло, мочалка, полотенце. Боже мой, столько всего надо! Зато теперь я смогу спокойно оставаться у Димы ночевать, и не в походных условиях, а в самых что ни на есть комфортных.

Я вернулась в Димину квартиру счастливая, с полными пакетами красивых и качественных вещей. Все распаковала, перестирала, повесила на балконе сушиться. Неприятный укол почувствовала от воспоминаний, как ночью Дима критиковал власти. Уж ему ли критиковать? Но такова человеческая натура, всегда хочется еще лучше и еще больше. А самый главный человеческий бич – всегда хочется именно то, что недостижимо.

Позвонила своим, однако, трубку никто не взял. Тетя Рита, конечно, на работе, а дед с Риткой уже ушли куда-нибудь гулять. А ключей от квартиры у меня, понятное дело, нет. Ладно, тогда я сейчас пообедаю, и после обеда тоже где-нибудь погуляю, а к вечеру поеду на Ждановскую.

Так, и куда же я поеду гулять? Эх, загуглить бы сейчас достопримечательности Москвы да выбрать самые интересные. Но – уж извините, а мы в двадцатом веке. И я стала по памяти перебирать все интересные места. На Красной площади мы были, на Птичьем рынке – тоже. А не поехать ли мне на Ваганьковское кладбище? Там похоронены многие знаменитости. И многие те самые артисты, которых я так любила смотреть в старых советских фильмах.

Правда, могилы Миронова еще нет. У меня аж дух захватило – Миронов еще живой! И, возможно, даже в Москве! Может, даже спектакль возможно посмотреть с его участием. Хотя, нет, сейчас лето, и театр, скорее всего, где-нибудь на гастролях. А сезон они открывают, как правило, осенью.

Немного подумав, я достала из сумочки схему метро. О, так всего через две остановки – Ленинские горы! Потом они вроде стали Воробьевы. Или, наоборот, сначала были Воробьевы, а теперь… Ладно, какая разница? Поеду и погуляю там, а оттуда сяду на метро и к своим.

Так я и сделала. Насладилась видом высотного здания Московского Государственного Университета. Побывала на смотровой площадке, откуда захватывающий вид на Москву. Побродила среди нарядной толпы людей. А ближе к вечеру опять спустилась в метро и поехала на Ждановскую.

Дверь мне открыла тетя Рита.

– А где дед с Риткой? – спросила я.

– Не возвращались еще, – родственница смотрела как-то тревожно, – а ты почему ночевать не приехала? Тебе у меня не понравилось?

– Да вы что? – искренне изумилась я. – Мне все понравилось.

– Но все же, тебя вчера не было. Значит, что-то не так, – расстроенно повторяла она. – Может, ты обижаешься, что Ленька и Алла до сих пор в гости к нам не приехали? Так приедут еще.

– Да все так, успокойтесь, пожалуйста… А куда они поехали? – спросила я, имея в виду деда с Риткой.

– Они сегодня собирались на ВДНХ, потом на Арбат. Да не переживай ты так, в Москве знаешь, как интересно гулять?

– Да знаю, сама сегодня гуляла на В…Ленинских горах.

И я уже открыла рот, чтобы рассказать о своих впечатлениях, как тетя Рита решительно перебила меня:

– Так, Альбина, иди мой руки и садись ужинать.

– О, это было бы очень неплохо, я знатно проголодалась.

Меня пронзил стыд от того, что я не купила по дороге никаких продуктов, и теперь пенсионерка будет меня кормить. Да что ж растяпа такая?

– Тетя Рита, – начала я, присаживаясь у стола, – вы извините, что я не принесла никаких продуктов, просто я…

– Ты о чем? – строго сказала она. – Перестань сейчас же! Ты не у чужих людей. И мы не на вокзале. Поэтому давай, устраивайся поудобнее и ешь.

Тетя Рита включила телевизор и уставилась на экран. Наверное, чтобы мне не мешать.

«О, сколько нам открытий чудных…» – заговорил вдумчивый мужской голос. Начиналась передача «Очевидное-невероятное». Ведущий рассказывал о броуновском движении, о теории относительности. Подавалось это так интересно, что даже человек, далекий от науки, начинал понимать, о чем речь.

– Ой! – подпрыгнула я, вспомнив. – А хомяка-то не кормили?

– Сиди, – спокойно ответила тетя Рита, – Хомочку я уже покормила.

В следующую минуту из прихожей докатилась до комнаты радостная и веселая суматоха: явились дед с Риткой.

– Мама, а мы знаешь, куда сегодня ходили? – вбежала в зал Ритка.

– Знаю, мне уже тетя Рита все рассказала. Почему так долго?

– А мы ВДНХ посмотрели, а там еще маленький кинозал есть. И там показывали… угадай что?

– Да как же я угадаю, если я не знаю?

– Ты ни за что не догадаешься! Ладно, я подскажу. Показывали мультики. Угадай, какие.

– Неужели «Ну погоди»?

– Да, – радостно завопила девчонка, – а теперь угадай, сколько нам серий показали?

– Две? – сказала я наугад.

– С первой по тринадцатую, представляешь? – с восторгом крикнула Ритка.

– Не представляю такого!

По телевизору дай Бог, одну серию покажут, а тут целых тринадцать.

– Повезло, – заметила я. – А на Арбат попали?

– Конечно! Представляешь, дяденька-художник хотел меня нарисовать, а я прошла мимо.

– В смысле? – нахмурилась я. – Ты молча прошла мимо?

– Да она постеснялась, – объяснил дед.

– Нехорошо, Рита, нельзя же такой стеснительной быть. И как так – промолчать в ответ? Это же невежливо.

– Ничего я не постеснялась, – смущенно оправдывалась она. – Ой, а как там Хомочка?

– Рита, помой руки, прежде чем Хомочку брать, – велела я, и девчонка унеслась в ванную.

– Леня, иди тоже мой руки, – сказала тетя Рита, – и садитесь уже все к столу, пока ужин горячий.

Во время ужина Ритка в очередной раз поделилась новостями. И на этот раз ей удалось меня удивить.

– А ты знаешь, куда мы поедем в понедельник? Мы с Валентиной Николаевной едем к ее маме в Тульскую область!

Что за новости? Я взглянула на деда.

– Денька на три прокатимся, – невозмутимо сказал он, – мы все приглашены, но Рита не сможет, у нее работа.

– Я тоже не смогу, – быстро сказала я, – мы у Пашиных вторую комнату еще не оклеили.

– Ой, а Анечка не приехала? – взвизгнула Ритка, услышав знакомую фамилию.

– Нет, Рита. Когда Анечка приедет, я тебе первой скажу об этом.

– Ой, а мы же с дедой так и не нашли телеграф, – девчонка с легкостью переключилась на другие вопросы, – искали-искали, хотели папе позвонить.

Я похолодела. Они что, сами собрались туда звонить? Представляю, что почувствует дед, когда узнает, что в его квартире обосновалась какая-то шелупонь! Хотя, я же так и не знаю, кто это. Может, просто соседка заходила или какая-то знакомая. Но рисковать все же не стоит.

– Я звонила вчера папе от Пашиных, у него все хорошо, – сказала я как можно небрежнее и убедительнее, – так что можете больше телеграф не искать.

– Но у него точно все хорошо?

– Рита!

– А что такого? Я же переживаю.

Тут подорвалась со своего дивана тетя Рита.

– Ой, да что ж вы молчите? У меня подключен межгород, звоните с моего аппарата! Ноль семь набираете и ждете.

– Ура! – взвилась Ритка.

«И набираю вечное 'ноль семь», – вспомнились мне строки из песни Высоцкого. Кстати!

– Вы знаете, о чем я сегодня подумала, – я заговорила об этом, конечно, с целью увести разговор в другое русло, – нам обязательно надо посетить Ваганьковское кладбище. Там же столько интересный захоронений. Есенин, Высоцкий, а сколько еще фамилий.

– Я тоже об этом думал, – согласился дед, – давайте завтра и съездим.

– Жаль, Новодевичье сейчас закрыто, – вставила тетя Рита, – а на Ваганьковское я бы с удовольствием с вами съездила. Но у меня работа. Кстати, Риточка, я тебе принесла интересные книжки. Пойдем посмотрим.

– Ой, – спрыгнула Ритка со стула.

Слава Богу, хоть про звонок Вадиму на время забудет.

Однако, странно, что они за целый день в Москве не нашли ни телеграфа, ни переговорного пункта. А что, если дед специально так подстроил? Он-то знает Вадима как-нибудь получше меня, да и подольше. Достаточно вспомнить, как я впервые очутилась у нашего подъезда на Енисейской. Как дед отзывался о своем зяте? С большим-большим сарказмом. Складывалось впечатление, что Альбина пытается защитить мужа от нападок родных, а те устали от него настолько, что давно уже смотрят на ситуацию с юмором.

С наступлением сумерек тетя Рита обошла все комнаты и задвинула шторы. Вроде и шестой этаж, а домов вокруг так много. Будь я одна в такой квартире, наверно, вечерами выключала бы свет и смотрела на эти бесконечные светящиеся окна. Одни светятся мягким отблеском голубых, розовых, желтых штор – ощущение вечернего уюта. Другие без штор, и то и дело снуют силуэты людей, и от этого тоже на душе приятно.

Дед с тетей Ритой сидели в зале под абажуром и рассматривали семейные фотографии. Благо, их было много. Особенно меня поразила одна, дореволюционная. На ней были родители деда и, получается, дедушка и бабушка Альбины. Явно где-то в ателье снимались. Столик с цветочной вазой в углу, в кресле сидит женщина в длинном платье, рядом с ней стоит мужчина – с лихими усами, в военной форме и с георгиевским крестом.

– Папа был урядник в казачьем войске, – рассказывала тетя Рита, – а мама занималась домашним хозяйством. В те времена женщины не работали. А жили они в частном доме около вокзала.

– Так это же центр города, – я вспомнила вокзал и ряд домов от него, если идти направо, – там сейчас девятиэтажки стоят.

– Вот, там, где сейчас девятиэтажки, был наш дом, – сказал дед.

– Интересно, значит, дом был в центре, а квартиру дали на окраине? – не удержалась я.

– А ты не помнишь, как рыдала из-за этого? – протянул дед. – Да и мы все переживали. Еще бы, всю жизнь прожить в центре, и вдруг езжай на эту Енисейскую. А у тебя проблема была, в десятом классе школу поменять, перед самым выпуском. Неужели не помнишь?

Я на секунду замерла.

– Да помню, конечно.

– Нет, нам сказали, конечно, – продолжал вспоминать дед, – мол, если хотите, через год получите квартиру в этих домах рядом с вокзалом. Ну, а где бы мы этот год жили всей семьей?

– Альбина, должно быть, в тринадцатой школе училась? – прищурилась тетя Рита, и дед кивнул. – О, я тоже в свое время там училась. Такое здание великолепное, дореволюционной постройки, а учителя какие!

Она повернулась ко мне:

– Каменев при тебе работал? У нас он физику преподавал, совсем еще молоденький, но такой учитель – до мозга костей!

Я окончательно растерялась. Ох, уж этот вечер семейных воспоминаний! Вот скажу сейчас, что да, был такой Каменев, а дед скажет – не было такого! А мне самой откуда знать, ведь я попаданка! Ладно, скажу, что не помню, мало ли. Всякое бывает.

Но тут, к счастью, дед заинтересовался очередными фотографиями:

– А это Коля твой?

– Да, – на лицо тети Риты набежала тень, – здесь он за год до смерти, и не узнать уже.

– Да, – тяжело вздохнул дед, – день Победы в Берлине встретить, а потом всего два года прожить…

– Так у него ранения знаешь какие тяжелые были, – вздохнула и тетя Рита, – и он такой не один. Сколько людей в первые годы после войны умерли, не сосчитать. В тяжелые времена держались, даже простудой не болели. Зато потом…

Она махнула рукой.

Где, интересно, Ритка, ей бы посмотреть эти фотографии, как подрастающему поколению.

И тут из спальни донесся Риткин истошный вопль.

Мы все подскочили и рванули туда, но девчонка уже бежала нам навстречу с перекошенным лицом:

– Меня Хомочка укусила!

– Так ты ее наверно обидела? – тетя Рита всплеснула руками и захлопотала в поисках бинта и зеленки.

– Ну да, я отпустила ее погулять по комнате, а потом-то ей надо было возвращаться, а она не хотела. И я ее схватила.

– Приманивать надо лакомством, чтобы в банку сама вернулась, – наставительно сказал дед, – а так, конечно, укусит! Схватила она ее. У них же вся защита – это зубки! Тельце маленькое, лапки тоненькие.

– Она меня обидела, – не унималась Ритка, – в самых лучших чувствах!