Текст книги "Девушка из цветочной лодки"

Автор книги: Ларри Фейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Я плюхнулась на лавочку. Все тело гудело после беготни по приставной лестнице. Ноги в туфлях нестерпимо болели, особенно пальцы, которые весь день находились в скрюченном положении. Я скинула туфли и осмотрела ноги. Так и есть, стерла в одном месте до крови. Какая-то женщина, проходя мимо, посмотрела на меня с неодобрением. Как же, расселась тут, на глазах у всех туфли сняла. Неприлично.

К горлу подступили слезы. Может, кроссовки носить на улице, а туфли только в помещении? Но сейчас не принято с юбкой носить кроссовки.

И это еще хорошо, что мне не надо после работы бежать по магазинам, стоять в очередях, а потом весь вечер жариться у плиты. Всеми хозяйственными вопросами у нас занимается дед, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни.

Еле живая, голодная, как волк, доплелась я до дома. Во дворе не видно было ни деда, ни Ритки.

В прихожей меня никто не встретил. Из зала доносились оживленные голоса, но мне было не до них. Я с облегчением скинула туфли и босиком прошлепала в ванную умываться. Приложила полотенце к разгоряченному лицу и пошла в зал.

Посреди комнаты стоял разложенный и накрытый скатертью стол-книжка. За ним сидели дед, Ритка, Володька и его дочки. Все с наслаждением ели суп. Всё, как положено – солонка, перечница, порезанный ломтями хлеб, масло в масленке для бутербродов.

– Ой, Альбина с работы пришла, – обрадовался дед, – сейчас принесу тебе тарелку супа. Ты садись.

– Привет, сестрёнка, – Володька промокнул губы платочком, – а мы с девчонками решили зайти. Спасибо папе, что накормил нас.

– Не за что, – ответил, не оборачиваясь, дед и пошел на кухню.

– Хорошо хоть папа, а не «старик», – тихонько сказала я.

– Да, укатали сивку крутые горки, – неожиданно произнес Володька, – если бы ты знала, как я раскаиваюсь, как мне жаль…

Лицо мужчины покраснело, глаза увлажнились. Похоже, он еле сдерживался, чтоб не заплакать. Притихшие девочки старательно работали ложками и не поднимали глаз от тарелки.

Вернулся из кухни дед, поставил передо мной тарелку аппетитного горячего супа.

– Спасибо, папа, – сказала и я, поймав себя на том, что впервые так назвала его.

– Да все нормально, что вы заладили, – дед сел на свое место, – ешьте давайте.

По его взгляду я поняла, как он рад, что мы все у него есть. И даже собираемся иногда за большим столом.

– Как Нинка? – спросила я у Володьки.

– Да как, плохо, – пожал он плечами, – недавно опять в больницу увезли. Врач же говорил, если хуже станет, вызывайте «скорую». Ну, вот мы с тещей и вызвали.

– Так теща к вам перебралась?

– Да, с нами теперь живет. А по-другому не получалось никак. Альбина, я уже говорил, пока тебя не было. И опять скажу, для тебя. Вы тоже приходите к нам в гости, ладно?

Я взглянула на Володькиных дочек. Обе выглядели не по-детски серьезными. Ну еще бы. Хоть и маленькие совсем, а все понимают.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Ритка сорвалась со своего стула и побежала открывать. Из прихожей донеслись восторженные голоса, и вскоре в зал вошли Маша с Юрочкой. Началась оживленная кутерьма, приветствия, разговоры.

– Так, Маша, Юра, – сказал дед, – мойте руки и тоже садитесь за стол.

Я пошла на кухню за чайником. И такое чувство меня охватило – как будто все силы разом вернулись. Как будто и не было этого отвратительного рабочего дня.

Глава 21

Однако, поесть новым гостям была не судьба. Юрочка, едва вернувшись в зал после мытья рук, попал в водоворот Риткиного веселья и воодушевления.

– Побежали на улицу!

– А ты обещала Хомочку показать, – напомнил мальчик.

– Ой, так мы и ее с собой возьмем!

Тут я, конечно, вмешалась:

– Никаких улиц. Хомочка у нас домашнее животное, и на улице ей совершенно нечего делать!

– Ну и ладно, с Хомочкой мы потом поиграем! А сейчас бежим, я в соседнем дворе такой турник нашла! – и Ритка потянула братика за собой.

Надо будет объяснить ей потом, чтобы не вздумала водить на улицу хомячку. Не дай Бог, убежит и потеряется. Или заразу какую поймает.

Володькины девочки тоже оживились, глядя на своих двоюродных брата и сестру. И побежали за ними.

Маша уселась было за стол, и даже поднесла к губам кружку с чаем. Но скромной девушке быстро сделалось неловко – потому что Володька не сводил с нее пронзительных глаз.

– Дядь Лёнь, я, пожалуй, тоже пойду на улицу, хорошо? А то дети в соседний двор побежали.

– И что? – не понял дед. – Ты удивишься, наверно, но они не только возле дома играют.

– Все равно, я лучше присмотрю. Извините.

Она стремительно вышла. Хлопнула входная дверь.

– Ну и что ты на нее так уставился? Дырку хотел прожечь? – упрекнула я Володьку.

– Да ничего я не уставился.

– А то я не вижу.

Дед принялся убирать со стола, и я встала, чтобы помочь. Потом мы сложили стол и поставили его на место – в угол, рядом с балконной дверью. За окном было еще светло, летний вечер горел жаркой истомой в облаках, подсвеченных яркими солнечными лучами. Шелестел ветерком в ветвях деревьев, в золотых шарах и космеях на клумбах под окнами.

– Если бы ты знала, сестренка, – заныл Володька, – как мне жаль, как жаль, что все так получилось!

– Нам тоже жаль, уж поверь, – я привычно опустилась в свое любимое кресло рядом с журнальным столиком.

– Да я про Машу, – неожиданно признался он, – вот смотрю на нее и думаю: ну какой же я остолоп, какой дурак!

– Не переживай, ты не дурак. Ты просто подлец. И предатель.

– Ох, Альбина, – Володька скривился, как будто его заставили отведать теплого пива в жаркий день, – вам, женщинам, такого не понять. А я, как увидел Нинку, так дышать без нее не мог, понимаешь? Как будто вся планета остановилась, а в голове только и стучит: «Нинка, Нинка». Молодая, красивая, женственная.

– А Маша разве не такая?

– Я ж говорю – вам, женщинам, не понять. Да я же летал, как на крыльях! А после свадьбы началось – требования, скандалы, склоки. С моими ста… – он опасливо взглянул на меня, – родителями она ругается, на моих друзей плюет, с их женами скандалит. Понимаешь, я понял, что живу с ненормальным человеком. И тогда я дал себе слово – как только девчонкам восемнадцать исполнится, в тот же день я от Нинки уйду.

– Так долго терпеть? – ужаснулась я. Ведь его дочкам сейчас лет шесть, не больше.

– Так это же его дети, – встрял дед, – можно понять. А теперь куда он уйдет, раз жена болеет?

– Теперь да, никуда не денется.

– А сейчас смотрю на Машу, – продолжал Володька упавшим голосом, – и так мне тошно! И так я себя ругаю! Ну как же можно было через три дня знакомства бежать на ком-то жениться, когда рядом была прекраснейшая из женщин? Как кошмарный сон какой-то. Хочется время назад отмотать и не совершать такую ошибку. И чтобы все по-прежнему, и чтобы мы вместе с Машей растили Юрочку…

Он запнулся и замолчал, видимо, борясь с желанием заплакать.

Я взглянула на деда:

– Ты ему водки не наливал случайно?

– Нет, что ты! – испуганно замахал тот руками.

– А чего он разнылся-то?

– Да тяжело мне, понимаешь? – Володька постучал себе кулаком в грудь. – Так тяжело, как никогда в жизни! Только теперь понять, что я, дурак, натворил, – врагу не пожелаешь. Смотрю на Машу и понимаю – вот же она, моя, моя женщина! А теперь-то как? Простит ли она меня? Захочет хотя бы поговорить, объяснить всё?

– Что? – насмешливо фыркнула я. – Ты хочешь опять ей голову задурить? Так я тебе скажу, дорогой братец – не получится. То, что ты ее обидел – это одно. А вот то, что ребенка бросил – и именно в тот момент, когда был так ему нужен, – это совсем другое. Так что никто тебя не простит, и не надейся.

– Жаль, если не простит, – понурился Володька.

– А как же твоя новая женщина с Угольной? – поинтересовалась я.

– Ой, да там сложно всё, – вздохнул он. – Моя жизнь в какой-то кошмар превратилась. В командировки не могу ездить – жена больная, – заработки упали. Теща по пути с работы девчонок из садика забирает, и сразу домой, за Нинкой ухаживать. Я прихожу из депо и помогаю ей. Вдвоем весь вечер простыни меняем, стираем…

– Ой, Володя, – испугалась я, – давай без подробностей. Так страшно, аж мороз по коже. А когда Нинку в больницу увезли?

– Вчера вечером, теща с ней поехала. А мне хоть на стенку лезь. И выпить хочется, и нельзя. Двое детей несмышленых на руках. А сегодня шел с работы, дочек забрал, да так к вам захотелось! Хорошо, папа дома был.

– Да теща скоро вернется, – предположил дед, – не будет же она жить в больнице. Придет домой – дочек ей спихни, да и выпей. Тебе надо расслабиться.

Вскоре из прихожей донеслись детские голоса и шум, и в зале появилась Ритка в компании своих двоюродных сестрёнок.

– А где Маша с Юрочкой? – встрепенулся Володька.

– Так они с нами до подъезда дошли, а потом пошли домой, – ответила Ритка жизнерадостно.

– Как же так? Их же надо проводить до дома! – вскочил он. – Девочки, бегом за тетей Машей!

Ну вот и разошлись гости.

А я вспомнила про те самые калоши, которые были на Альбине в первый день моего попадания. Может, в них на работу поехать? Кто там в такую рань будет на меня смотреть? Люди в час пик бегут на работу и ни на кого не обращают внимания. Или найти те разношенные синие туфли на танкетке. А в кабинете переобуться. Кстати, надо поискать в аптечке пластырь, ноги заклеить.

Утром на платформе царила приятная прохлада – дул ветер с моря. Я все же надела синие туфли на танкетке и решила не переобуваться. Туфли, хоть и не новые, зато удобные. Хоть одной проблемой меньше.

В кабинете я увидела Наталью Петровну и Лильку. Остальные еще не приехали, по-видимому.

– Как добралась? – приветливо улыбнулась Наталья Петровна и убрала в стол расческу.

– Да нормально, а вы?

– Ой, у меня же с утра одни приключения, – начала она, – я на сопке живу. Пока спущусь до Баляева, пока трамвая дождусь…

– Слушайте, давайте не будем терять время и сразу пойдем по кабинетам, – предложила я.

– По каким кабинетам?

– Ну как же, Четвергова вчера сказала, чтобы мы ходили по всем кабинетам и спрашивали, не брал ли кто РД.

– А, – вспомнила Наталья Петровна и принялась водить помадой по губам, – пойдем, конечно.

Мне хотелось пойти прямо сейчас. Во-первых, я абсолютно не желала наблюдать утренний ритуал Анриетты по выпусканию пара. Совершенно не хотелось выслушивать этот вульгарный голос. Во-вторых, мне хотелось скорее познакомиться со всеми сотрудниками Управления. Мало ли, вдруг повезет и удастся с кем-нибудь наладить крепкие связи.

Когда я работала на кафедре в той, прошлой жизни, к нам перешла женщина из бухгалтерии. Там ее буквально съедали безобразные тетки вроде Четверговой. Но у нее были хорошие отношения с нашим Пал Санычем, и он взял ее на кафедру завлабом. Со временем она стала преподавать, у нее хорошо получалось, и бывшие коллеги завистливо кусали локти.

– Пойдемте, Наталья Петровна, – поторопила я, и очень вовремя.

Едва мы вышли в коридор, как увидели Анриетту, которая неслась к кабинету с горящими глазами.

– А вы куда? – заорала она. – Прохлаждаться вздумали? Рабочий день уже начался.

– А мы по рабочим делам и идем, – хмуро бросила я.

Коридор был наполнен людьми, спешащими в свои кабинеты. Среди них показалась и голова с сосульками.

– Доброе утро, – сказала, подходя, Четвергова. – Вы нашли недостающие документы?

– Идем искать, – спокойно сказала я, не считая нужным напоминать, что рабочий день едва начался.

Вообще-то можно было сначала подумать, кому они могли понадобиться, чтобы не соваться во все кабинеты подряд. Но сегодня у меня был общеизвестный принцип «солдат спит – служба идет». И я сказала Наталье Петровне:

– Может, начнем с первого этажа и обойдем все кабинеты по порядку, чтобы ничего не пропустить?

Она не возражала, и мы стали стучаться ко всем. И в отдел кадров, где в принципе эти РД не нужны, и в бухгалтерию. Даже у вахтеров спросили. Все вежливо отвечали, что не видели ничего такого. Зато многие предлагали выпить с ними чаю и охотно вступали в разговоры.

Перешли на второй этаж. Один кабинет, второй, третий. Вдруг открылась неприметная дверца, и оттуда вышли наши великие специалисты – Садовская и Четвергова. Скользнули по нам высокомерными взглядами, но ничего не сказали. Закрыли дверь на ключ и пошли дальше работать.

– Подождите, – я аж остолбенела, – так это же наш туалет.

Ключ от неприметной дверцы висел на гвоздике в кабинете, и я уже знала, что там всего лишь одна кабинка.

– Ну да, – кивнула Наталья Петровна.

– Они что, в туалет вместе ходят? Но зачем?

– Да дружба у них такая… сортирная, – со злостью ответила она, – в туалет вместе ходят, зато помогают друг другу за деньги.

– Как это? – опять остолбенела я. – Разве так бывает?

– Еще как бывает. Однажды сыну Садовской понадобилось импортное лекарство, а у Четверговой блат есть в аптеке. Так вот, она взяла с нее и стоимость лекарства, и еще сверху – за то, что достала.

У меня слов не было.

Мы методично обошли все кабинеты. Я была рада, что со всеми познакомилась, всех теперь знаю, со всеми буду здороваться. Если останусь здесь работать, конечно.

Вернулись в наш кабинет и положили на стол Четверговой найденные фолианты.

– Здесь все? – процедила она.

– Почти. Все добыть не удалось.

Она промолчала, и мы сели за свои столы.

– Ой, – вдруг подпрыгнула Четвергова, – а этот экземпляр верните на место. Я немного ошиблась, мне нужен с другим номером.

Мы переглянулись с Натальей Петровной и потопали знакомой дорожкой в подвал – ставить на место ненужное РД и брать нужное.

После обеда Садовская опять напомнила Четверговой:

– Лен, там же вроде приходили коммерческие отчеты на проверку. Ты дай товарищу, – она кивнула на меня, – пусть проверит.

Та не нашла нужным ответить, делая вид, что чрезвычайно занята.

И все оставшееся время до конца рабочего дня я просидела, тупо глядя в окно и стараясь не уснуть. Ну что? Пару дней осталось так посидеть, и начальник поднимет вопрос о целесообразности моего пребывания на этом месте. Как пить дать.

Так прошла почти вся рабочая неделя. Из отдела рацпредложений меня не беспокоили, начальник ничего не говорил. И что мне делать, я совершенно не понимала.

Наступила пятница. В столовой во время обеда я сидела за одним столиком с Анной Николаевной, той самой поклонницей небезызвестной певицы из отдела кадров. С недавних пор мы с ней перешли на «ты» и подолгу болтали на разные темы. Неплохой женщиной она оказалась. И теперь я не сразу убегала из столовой, а проводила время в компании интересной собеседницы.

– Ладно, – взглянув на часы, сказала Анна Николаевна, – пора расходиться по кабинетам, обед закончился. А ты подумай насчет субботы.

– Да тут и думать нечего, конечно, мы приедем, – новая приятельница предложила сходить вечером с цирк, она с сыном и я с Риткой.

– Тогда до субботы, – и Анна Николаевна побежала выполнять свои обязанности.

А я вошла в наш кабинет на втором этаже и оторопела. На моем столе красовались аккуратно сложенные стопки. Я не поленилась посчитать – их было ровно шесть штук.

– Альбина, – ко мне торжественно подошла сама Четвергова и положила руку на одну из стопок, – это коммерческие отчеты станций. Их надо проверить до конца сегодняшнего дня.

Я посмотрела на нее, потом перевела взгляд на эти шесть стопок. В нашем учебном заведении был предмет, где изучали заполнение таких отчетов. Его вел Пал Саныч. И на деловой игре одно из заданий для студентов было как раз проанализировать правильность заполнения. Поэтому я не сомневалась, что справлюсь с такой работой. Но за столь короткий срок – увольте.

– Я не успею до конца рабочего дня, – я старалась говорить как можно спокойнее. – В лучшем случае смогу до вечера понедельника. Если делать как попало, то можно, конечно, и за час уложиться. Но я как попало делать не собираюсь.

Ой, а может, в этом и был ее расчет – чтобы я от страха начала торопиться и наделала ошибок?

Четвергова зажмурилась, и целую минуту ее зажмуренные глаза нервно дергались. Потом отчеканила своим металлическим голосом:

– Я вас предупреждала, что, когда надо, мы сидим до семи. Эта работа крайне срочная. На контроле у руководства. Поэтому будьте любезны исполнить ее в срок, – и ушла к своему столу.

В кабинете воцарилась такая тишина, что слышно было, как жужжит залетевшая через открытое окно муха.

Дрожащей рукой я взяла первый попавшийся отчет. На нем стояла дата – пятое августа. В этот день я еще ехала поездом из Москвы. И вышла сюда работать шестнадцатого. М-м, очень интересно. Я стала просматривать другие отчеты. На всех стояли даты первых чисел августа. Что ж, вполне логично. Отчеты за месяц сдаются в начале следующего месяца.

Но почему мне не отдали их раньше? Почему я неделю просидела без работы, как истукан, а теперь меня подгоняют – срочно, срочно?

Я встала и перенесла на стол Четверговой половину отчетов.

– Что это? – прорычала она, поднимая на меня глаза.

– А это, Елена Александровна, ваша часть работы. Эти отчеты вы получили отнюдь не сегодня. И должны были их проверить давным-давно, еще до моего прихода в этот отдел. Я понимаю, что вы не успели, а сроки горят. Поэтому согласна – чисто добровольно, из лучших побуждений, – помочь вам. И ровно половину я оставила себе.

– Забери свои отчеты! – заорала она во весь голос.

Не знаю, как у других сотрудников, но у меня едва барабанные перепонки не лопнули. И все внутри перевернулось от этого сумасшедшего крика. Я кинула взгляд на стеклянную перегородку – Пётр Аркадьевич даже ухом не повел. Делал вид, что занят своими делами.

Четвергова с грохотом отодвинула свой стул, схватила отчеты и, громко топая каблуками, направилась ко мне. Очевидно, с целью бухнуть их мне на стол. Я оперлась о столешницу и встала у нее на пути. При этом старалась смотреть ей в глаза как можно решительнее.

– Забери свои отчеты! – опять этот дикий вопль.

– Лена, успокойся, – подала голос Садовская, – не пускает к столу – не надо. Драться с ней, что ли? Иди к начальнику, пусть он разбирается.

– Пойдем, – мотнула головой Четвергова в сторону стеклянной перегородки, – пойдем-пойдем, – повторяла она мне, как школьнице, сорвавшей важный урок.

– Иди, – я старалась говорить как можно спокойнее и стараясь унять бешеный стук сердца, – я за тобой.

Мы прошли за стеклянную перегородку. Пётр Аркадьевич устало повернулся к нам, снял очки и потёр глаза.

– Что случилось, товарищи?

– Вот, – Четвергова вывалила стопку ему на стол, – отказывается работу свою выполнять.

– Дело в том, что эту работу Елена Александровна выполнить не успела. И случилось это еще до моего прихода сюда. Я здесь сижу неделю, и мне говорили, что ничего делать не нужно, все давно сделано. А сегодня отдают шесть стопок и требуют проверить до конца дня. Я согласна помочь. Но именно помочь, а не сделать работу за другого сотрудника, еще и в короткие сроки.

– Правильно, – послышался сзади голос Садовской, – потому что Лена все на себя навесила, бедная. Все сама выполняла, все за всех делала. А все только и смотрят, что бы еще на нее переложить.

Она что-то еще говорила в защиту Четверговой, но начальник не слушал.

Пётр Аркадьевич опять снял очки и долгим выразительным взглядом посмотрел на Четвергову. Та заметно занервничала. Садовская незаметно ретировалась.

– Елена Александровна, – наконец, сказал начальник отдела, – вы сначала выполните свою работу в полном объеме, а потом требуйте отдачи от других. А вы, – он повернулся ко мне и надел очки, – отдайте ей все, слышите, все отчеты. Пусть проверяет.

И он отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Что ж, начальник сказал, я сделала. Отнесла Четверговой, сидевшей, как мокрая курица, все отчеты.

– Если мне сделают за это выговор, – прошипела она, – пеняй на себя.

Глава 22

– Тебе на автобус или тоже на трамвай? – когда мы вышли на крыльцо Управления после рабочего дня, стал накрапывать мелкий дождик, и Наталья Петровна раскрыла зонт, держа его над нашими головами.

– На электричку, – ответила я, – ближайшая в семнадцать тридцать.

– А, ну пойдем, мне как раз по пути. Я тебя до станции провожу и пойду на свою остановку. Слушай, – легонько пихнула она меня в бок и улыбнулась, – я так за тебя рада! Как ты Четвергову умыла, это же умереть не встать!

Я мрачно усмехнулась в ответ:

– Не уверена, что это пойдет мне на пользу. Она же сказала «пеняй на себя». Скорее всего, меня ждут еще большие неприятности.

– Вполне возможно, – помрачнела и Наталья Петровна. – У нее же бзик – доказать всем, что она самая умная, самая важная. А тут хотела тебя перехитрить, и не получилось. И вышло, что ты умнее. Ну, теперь держись.

– Она думала нахрапом взять – срочно, срочно, – и я испугаюсь и начну рыть копытом землю. А я взяла и на даты посмотрела. Но мне другое странно. Она ведь полностью была неправа, на все сто процентов. А вела себя, как будто уверена, что это я неправа. «Пойдем, пойдем», – передразнила я наглый тон Четверговой. – Неужели у нее мозгов меньше, чем у курицы?

– Да нет, мозгов у нее достаточно. Просто она настолько уверена в своей безнаказанности. И хочет настоять на своем, доказать свою значимость.

Мы уже подошли к виадуку, ведущему на платформу, и встали в сторонке, чтобы не мешать проходящим людям.

– И какую такую значимость она хочет доказать? – презрительно фыркнула я. – Какую? Она сколько лет здесь сидит, двадцать? В одном и том же кабинете, никуда не продвинувшись? Даже до начальника отдела не доросла, а туда же!

– Ну, она всем говорит, что никогда не стремилась стать начальником, поэтому…

Я расхохоталась.

– Нет, Наталья Петровна, посудите сами. Вас еще можно понять, у вас семья и четверо детей, не до карьеры. И если вы так скажете, я поверю. Вам это действительно не надо. Ну, а ей-то с ее амбициями что мешало хоть чего-то добиться?

– Ну, у нее тоже сын… один, – задумчиво сказала она. – И муж, с которым она постоянно разводится. Я сколько лет работаю, столько и слышу, что они разводятся. И все никак не разведутся.

– Короче, комедию ломает. И это уж точно не могло помешать карьере.

– Не могло, – согласилась Наталья Петровна, – однако, у нас редко женщин ставят на руководящие должности. Мы же с тобой ходили по отделам. Много ты женщин-начальниц видела?

– Немного, но видела. Вроде адекватные все люди. А как Четвергову на должность начальника ставить? Чтобы она все Управление разнесла?

– Ой, это ты верно подметила. Она иной раз так разойдется, что ужас. Как начнет орать, так хоть беги куда глаза глядят. Я однажды связалась с ней, так заболела, представляешь? Две недели после этого на больничном сидела. Ты уж смотри, как бы она тебя так же не довела.

– Это я ее доведу, – мрачно пообещала я, – и не я, а она будет две недели на больничном сидеть. Ой, – я взглянула на часы, – десять минут до электрички осталось. Пойду я, Наталья Петровна.

– Да, я тоже пойду. Хочу еще к сыну сегодня заехать, посмотреть, что там моя невестка делает. А то ленивая она у меня.

Мы обменялись доброжелательными улыбками и разошлись в разные стороны.

Настроение было пасмурное, прямо под стать усиливающемуся дождю и ветру. Недаром я не хотела переходить на работу в Управление. Как чувствовала, что это не к добру. Хотя скорее всего не чувства у меня были, а элементарная логика. Ведь если подумать трезво – с чего бы вдруг простую кассиршу перевели на должность в кабинете Управления? Пусть даже эта кассирша хорошо учится в институте.

Скорее всего, нужен был человек с характером, который разбавит нездоровую атмосферу в отделе. Но, судя по всему, это невозможно даже для человека с характером. Раз всем заправляют две подружки, просидевшие на одном стуле двадцать с лишним лет, то ничего не получится. Тут, по-моему, единственный выход – одну из Лен отсадить в другой отдел, и все.

Чем ближе электричка приближалась ко Второй речке, тем светлее становилось небо. Здесь, на окраине, похоже, и не было никакого дождя. И тем светлее и свободнее становилось у меня на душе.

Не хочу работать в этом отделе, – отчетливо поняла я. Рассмотрят мое рацпредложение – замечательно, тогда останусь в Управлении. Нет – значит, попрошу Анну Николаевну подобрать для меня что-нибудь подходящее в одном из подразделений – кассир, дежурная по станции, неважно. Завтра в цирке возьму у нее телефон и буду держать связь. Даже если прямо сейчас нет вакансий – потом найдутся.

А еще я могу пойти на кафедру к Пал Санычу. Сказал же один из профессоров: «Нам тоже такие кадры нужны». В учебном заведении вообще буду как рыба в воде.

По дороге я окончательно успокоилась и вскоре оказалась в нашем дворе на Енисейской.

Из беседки услышала голос Ритки:

– Ой, а в Москве все не так…

И голос незнакомой мне девочки:

– Рита, может, хватит, а?

– Что хватит?

– Да надоела ты уже со своей Москвой!

Из беседки выскочила девочка с нахмуренными бровями и растрепанной косичкой и побежала куда-то в сторону параллельной улицы. Следом выбежала Ритка и растерянно смотрела вслед подружке.

– Что, впервые с завистью познакомилась? – насмешливо сказала я ей.

– С какой завистью? – недоуменно пожала она плечами.

– Эх, Рита, Рита, – покачала я головой, – ты бы и в самом деле поменьше хвасталась. Пословица есть такая мудрая: «Нашел – молчи, и потерял – молчи».

Я не знала, что это за девочка. Может, она из неблагополучной семьи, и поездка в Москву для нее так же недосягаема, как полет на Луну. Может, семья и нормальная, но у людей другие приоритеты. Но ясно было, что ее напрягают рассказы Ритки о дорожных приключениях.

– Мама, а Танька сказала, двадцать пятого надо прийти в школу на сборы.

– Так это уже в среду! – а я чуть не прозевала, что скоро в школу. – Наверно, надо и новую форму тебе купить, и канцелярские принадлежности. И когда же мы с тобой пойдем? Завтра не получится – мы в цирк едем…

– Ура, в цирк! – Ритка чуть не задохнулась от восторга. – Побегу выбирать себе платье.

Я хотела пойти за ней, но тут из-за кустов вынырнула Светка.

– А я мимо шла и решила зайти, – защебетала она.

– Очень кстати, – ответила я, – как раз хотела посидеть с кем-нибудь на свежем воздухе на лавочке и поболтать.

Мы устроились в беседке, где как раз никого не было.

– А у вас, я смотрю, столько новостей, столько новостей, – огорошила меня Светка.

– Каких еще новостей?

– Ну как же, Володька с Машкой каждый вечер под ручку разгуливают.

– Что? Так уж каждый вечер? А дети тоже с ними?

– Когда как, Машкин сын всегда, а его девчонки – когда как.

– Очень интересно!

– А ты ничего про это не знаешь, что ли?

Я задумалась.

– Да я видела, что Володька опять ею заинтересовался. Но Маша, она-то как могла? После такого? Странно… Такая женщина симпатичная, интересная. А где же собственное достоинство?

Светка схватила меня за руку:

– Так ты тоже против их отношений?

– Что значит «против»? – поморщилась я и высвободила руку. – Мне это непонятно, и даже неприятно. Но это же их личное дело, не так ли?

– Личное, – согласилась Светка, – но я считаю, с Машей нужно поговорить. И лучше, если мы сделаем это вместе. Мы должны, нет, обязаны уберечь ее от ошибки! Давай прямо сейчас пойдем к ней и поговорим.

– И что мы ей скажем?

– Напомним, как он с ней поступил.

– А ты думаешь, она сама не помнит? У нее же Юрочка каждый день перед глазами, как напоминание. Нет, лично я не стану вмешиваться. У меня своих дел по горло. Ритке надо форму покупать к школе и, как назло, придется это делать в воскресенье. Пока работала сменами, можно было в будний день по магазинам походить. А теперь в выходной – толкаться, стоять в очередях…

– Так ты что, на пятидневку перешла? – Светкины глаза заблестели от любопытства. – Как же так?

Мне не хотелось рассказывать ей о своей новой работе, но раз уж начала, оставалось продолжить.

– Я сейчас в Управлении работаю.

– Да ты что? – Светка широко раскрыла глаза, и они заблестели еще сильнее. – А как ты туда пробралась? У тебя там волосатая рука, что ли?

– Какая еще рука, – фыркнула я, – просто начальник вызвал и сказал переходить.

– А почему именно тебя туда перевели?

– Ну, я же в институте учусь.

– А-а, – Светка широко улыбнулась. Небось, представила себе, как она расскажет эту сногсшибательную новость коллегам на Спутнике. – И как тебе там работается?

– Да нормально, – только и сказала я.

Про неприятности в отделе я ей точно рассказывать не стану. Она такая сплетница. Одному расскажет, другому. Дойдет до моих домочадцев. А я не хочу расстраивать деда и терять свой авторитет в глазах Ритки.

В понедельник я вошла в отдел, когда все уже сидели на своих местах. Было непривычно тихо, даже Анриетта на удивление свой утренний пар не выпускала.

– Добрый день, – сказала я.

Наталья Петровна кивнула:

– Добрый.

Остальные промолчали, делая вид, что чрезвычайно заняты своими делами. Та-ак, интересно, что за сюрпризы меня сегодня ждут?

Четвергова повернулась к Садовской и что-то тихонько прошептала.

– А что ты мне говоришь? – дернула та плечом. – У нас начальник есть, пусть он разбирается. Пётр Аркадьевич! – крикнула она громко. – Подойдите сюда, пожалуйста.

Пётр Аркадьевич вышел из-за стеклянной перегородки и приблизился к нашим столам.

– Что случилось?

– В отделе стало трудно работать, – выпалила Садовская, – создалась крайне некомфортная обстановка из-за некоторых скандальных сотрудников, – она кивнула в мою сторону, – поэтому мы требуем разобрать поведение Новосельцевой на месткоме. Потому что нельзя вот так прийти и с первого дня показать свое враждебное отношение к заслуженным людям. Нельзя портить настроение и подставлять тех, кто давно здесь работает.

Что такое местком, я знала лишь приблизительно. Помню, в одном старом советском фильме коллега-женщина заваливала любовными письмами коллегу-мужчину. Тот долго терпел, а потом передал эти письма в местком. При этом просил вроде как помочь товарищу, но на деле это выходило для женщины крайне обидно и унизительно.

Выслушав Садовскую, Пётр Аркадьевич перевел взгляд на меня.

– Ах, Новосельцева, – он будто что-то вспомнил, – нам же с вами надо в отдел рационализаторских предложений. А что ж вы мне не напоминаете?

– Прямо сейчас пойдем? – я с готовностью поднялась со стула.

– Сейчас я схожу узнаю, на месте ли товарищи, и пойдем.

Он вышел, а Садовская с Четверговой в напряженной тишине опять зашептались.

Вскоре открылась дверь, и Пётр Аркадьевич мне кивнул:

– Пойдемте, нас ждут.

Неужели? Меня охватила дрожь от близости развязки. Останусь я все же в Управлении или буду искать другую работу? О том, чтобы остаться в ненавистном отделе, даже мыслей не проскальзывало.

В отделе рацпредложений на этот раз был не один Роман. За столом в углу сидел незнакомый мне мужчина средних лет.

– Знакомьтесь, наш начальник, товарищ Бродов, – кивнул на него Роман.