Текст книги "Замуж - не напасть"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Что ты! – убеждает её Евгения. – Я сегодня бездельничаю. Минуту назад ночную рубашку сняла.
Она искренне рада Маше, но её не покидает чувство какой-то несообразности происходящего – впервые маша пришла к ней одна, без Сергея. Может, что-то случилось?
– Ничего не случилось, – отвечает Маша на её невысказанный вопрос. Просто мне захотелось узнать, как ты поживаешь?
И она, смеясь, вытаскивает из сумки ручной работы – наверняка очень дорогой! – бутылку какого-то сногсшибательного ликера? – напевает она мотив "Какая песня без баяна?" – Это мне привез Майкл. Сказал, такой ликер раскрепощает женщину. Раскрепостимся?
Майкл – исполнительный директор российско-американской фирмы, в которой работает Маша. Из своих поездок – Майкл в Америку, Маша – в российскую глубинку, они привозят друг другу сувениры. Такой у них за два года работы сложился ритуал. Но не для того же, чтобы угостить ликером, пришла редкая гостья?
– Сергей сказал, что ты дурью маешься! – выпаливает Маша не с того не с сего. – Мол, такого мужа, как Аркадий, днем с огнем не сыщешь. И если у мужиков седина в бороду, то у женщин – секс в голову! Правда, что ли?
Прежде Евгения не задумывалась, как отнесутся к её разводу знакомые и друзья. То есть, она почему-то была уверенна, что все они непременно станут на её сторону. И уж не в какие рамки не укладывалось предположение, будто кто-то из них будет её осуждать! Наверное, недоумение отражается в её глазах, потому что маша спешит объяснить:
– Мы считали ваш брак таким благополучным!
Теперь ей становится понятной поговорка: чужая семья – потемки! Что такое, благополучный брак?! Скорее всего, в это понятие каждый вкладывает свой смысл. Но главное условие – он должен таковым внешне!
– Вот уж не думала, что выгляжу легкомысленной в глазах твоего мужа.
– Моему мужу угодить трудно. В основном он живет старыми догмами: жена – одна на всю жизнь; жена, да убоится мужа своего; Бабья дорога – от печи до порога; волосы длинные ум короткий... И так далее. Плюс кое-что из новенького, вроде того, что материально независимая женщина бедствие для семьи.
– Да ты что! Вот уж никогда бы не подумала... Как говорится, "выпьем, добрая подружка", а там разберемся.
Евгения достает из холодильника яблоки, лимон и задумывается:
– Где то у меня была шоколадка.
– У меня – с собой, говорит – Маша и вытаскивает из сумки коробку ассорти. Ликер американский, шоколад – российский. Хоть чем-то мы можем похвастаться!
Она смотрит на Свет сквозь узкую рюмку, которая отцвечивает рубином, и предлагает:
– Давай выпьем за новое бабское счастье!
Маша пригубливает рюмку, в то время, как хозяйка квартиры сгоряча опрокидывает на себя все содержимое. И смущается. Наверное, импортные ликеры надо пить интеллигентнее, это же не самогон!
– Я тебе завидую, – говорит гостья и внимательно смотрит на нее. – У тебя даже глаза засияли, будто ты их от чего-то отмыла.
– От розовой пелены, – подсказывает Евгения.
– Аркадий тебе изменял?
– Нет, с чего ты взяла? А-а.. Что ещё другое можно предположить? Тем более, все знают, он не пил. Не изменял. И даже меня не бил!
– Зря ты задираешься, – грустно говорит Маша, – просто каждый судит по себе...
Чем-то мрачным тянет от Машиного тона. Какой-то безысходностью. Безнадегой, как сказал бы Аристов.
– У Сергея есть другая женщина? – все-таки брякает Евгения; видимо, ликер уже начал оказывать свое раскрепощающее действие.
– Сейчас, возможно и нет. Раньше была.
– А как ты узнала? Почувствовала?
– Ничего я не чувствовала. Чтобы пользоваться чувствами, их надо иметь...
Маша замолкает и смотрит в бокал, будто собирается в нем, как в магическом кристалле, разглядывает давно минувшее. Наконец, она отрывает взгляд и усмехается.
– Все произошло, как в кино. Вечером я возвращалась от больной тетки. Тогда, кроме отца, я ухаживала ещё и за нею. Минут сорок ждала троллейбуса, не дождалась и решила поймать такси. Собственно, шафер не хотел останавливаться, но я буквально кинулась под колеса... И представь себе, на заднем сиденье ехал верный супруг Сережа со своей пассией.
– Ты устроила ему скандал прямо в машине? – с неожиданным для самой себя интересом спрашивает Евгения – ей подобного переживать не приходилось и она пытается представить, как ведут себя в столь пикантных ситуациях воспитанные, интеллигентные женщины?
– Смешно, – невесело усмехается Маша, – что я сама бы не заметила мало ли кто едет в такси, кроме тебя? Даже, когда девица, не сориентировавшись, продолжала приставать к нему: "Сереженька, почему ты меня не обнимаешь? Почему больше не целуешь?", я все ещё ловила мух – мало ли на свете Сереженек? Но судьбе, видимо, было угодно ткнуть мня носом в мое же грязное белье...
Она переводит дыхание и тоже, как Евгения, залпом выпивает ликер.
– В общем, нашего таксиста остановили гаишники. То ли он что-то нарушил, то ли они в это позднее время подрабатывали...Словом, Сергей вылез и предъявил свои корочки. Оказывается, он посчитал, что раскрыт, и не стал больше прятаться. Решил почему-то, что я села в это такси не случайно... Тоже мне, следователь, не мог проинтуичить! Я бы так ничего и не заметила, потому что в этот момент была занята мыслями об отце: поужинал он сам или ждет, что я приеду, его покормлю...
_ Я вышла у нашего дома, а Сергей немного задержался. Скорее всего, заплатил таксисту, чтобы довез девушку до места. ОН догнал меня и мы молча добрались до квартиры. Я молча покормила отца. Молча легла в супружескую постель. Только сказала, подам на развод. На что он ответил: "И не мечтай!". К счастью, тогда мне подвернулась возможность, отвезти в Америку группу наших бизнесменов.
– Я помню, ты приехала оживленная, посвежевшая!
– Еще бы! Я наконец вдохнула свежего воздуха!
– Тебе так понравилась Америка? – уточняет Евгения; она не любит тех, кто хает Россию.
_ При чем здесь Америка! Я смогла представить себе воочию возможную жизнь без Сергея. Опьяняющее чувство!
– Можно подумать, ты его рабыня! – слова Виктора, впрочем, не подходят к этой ситуации, ибо здесь явно не добровольное рабство.
– Рабыня – это ты правильно сказала! Сергей предупредил меня, чтобы о разводе я и не мечтала! Мол, если трепыхнусь, он не посмотрит, что жена, в тюрьму меня упрет. Думаешь, это – пустая угроза? Он – страшный человек!
Она вздрагивает. Сергей – майор милиции. Евгения слышала, что но жестокий, беспощадный человек, но прежде не примеривала эти слухи к Маше. Раз живет с ним, значит, нашла свой подход.
– Я его боюсь, – тихо говорит маша. – Он сделает со мной все, что захочет и никто меня не спасет...
Евгения от огорчения чуть не плачет. О ком угодно она могла такое подумать, но чтобы Маша – эта необыкновенная женщина – была несчастлива?
– Как же ты за него замуж-то вышла, за такого?
– В женихах они все добрые, тебе ли не знать? Стал ухаживать, сделал предложение. Мне казалось, что он сможет спасти от моего унылого быта. К тому же, у постели больной мамы я прочла уйму романов с честными и умными сыщиками в роли благородных героев. И тут возник Сергей. Так на героя похожий... Я честно старалась полюбить его, но не смогла!
– А тебе не страшно – всю жизнь прожить без любви?
Маша внимательно смотрит на нее.
– Не ожидала. Женечка, что ты такая... Эмоциональная! Разве ты не знаешь, что далеко не все люди любят? Многие не умеют этого делать, а многие хотели бы любить, но некого. Ждут – пождут, да так без любви и обходятся. Становятся холодными, равнодушными. И детей рожают равнодушных. Сыну всего восемнадцать, а он уже во мне не нуждается!
Маша говорит о сыне безо всякого перехода, но Евгения чувствует, как страдает её душа. Ее мысль мечется в поисках подходящих, слов.
– Скажи, хотя бы интимная жизнь дает тебе что-нибудь?
Должны же в жизни человека быть какие – то приятные моменты! Но Маша лишь печально улыбается.
– Дело в том, что я – фригидна. По – крайней мере, так говорит обо мне Сергей. Приходится ему верить, ведь другого опыта у меня не было.
– А ты хотела бы... изменить ему? – спрашивает Евгения и мысленно мол, как ты могла такое обо мне подумать?! Но слышит ошеломляющее:
– Я бы хотела наставить ему рога, чтобы он ходил и потолок ими царапал! – выпаливает она и тут же мрачнеет. – Только где же я найду мужчину, с которым это можно было бы проделать? "Посмотришь с холодным вниманием вокруг". Как говорил Лермонтов, и всякое желание пропадает. Почему-то я не привлекаю своим видом мужчин стоящих. Все какие-то безликие возле меня крутятся. Может, потому что сама и такая?
– Ты? Комплексуешь? – Евгения вспоминает уроки Виктора. – Да ты если захочешь, любой мужик будет твой! Тут важно золотую середину чувствовать: и не доступной не выглядеть, и доступной не казаться.
– Хочешь сказать, это – целая наука?
– Конечно! "Ведь только тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали уже!" Это сказал мужчина... А как ты определяешь: стоящий мужчина или нестоящий?
– По единственному признаку – вызывает человек симпатию или нет. А главное, я не люблю высоких мужчин. В каждом из них, я уверена, есть какой-нибудь скрытый порок!
Евгения вспоминает высокого, статного Сергея, на котором, наверняка, не одна женщина останавливает взгляд. Это ж надо так насолить жене, чтобы её антипатию вызывал даже рост мужчины!
После ухода Маши она Бродит по квартире и никак не может успокоиться: что происходит? Женщина, с которой любой другой мужчина считал бы за счастье прожить жизнь бок о бок, несчастлива!
Глава седьмая
Спит Евгения вполне спокойно, как человек с чистой совестью. Всего каких-нибудь полгода назад подобная грешная жизнь ужаснула бы её, недолго лишив сна и покоя. Но сна её лишает телефонный звонок в то время, когда электронный часы показывают два ночи!
– Жека, привет! – говорит в трубке такой отчетливый голос Аристова, будто он звонит из автомата перед её домом. – Я тебя не разбудил?
– Что ты! – говорит она сквозь зубы. – Я как раз стреляла из лука.
– Ах, да, ведь у вас два часа ночи, – вроде спохватывается он, но в голосе никакого раскаяния не слышно.
– Действительно, уже так поздно, а я все стреляю... Спокойной ночи!
– Погоди, не вешай трубку! Я все-таки из Швеции звоню, не из какой-нибудь Кукуевки! Такие бабки палю, чтобы только узнать, как ты себя чувствуешь?
– Отлично! Еще пара таких ночных звонков, и я буду вполне готова.
– К чему?
– К психушке!
– Все может быть, Женечка. Ты мне так плохо приснилась! Дай, думаю, позвоню: не заболела ли? Говоришь, у тебя все в порядке?
– Не все. Опять проклятая память барахлит! Если бы я не забыла выключить телефон, спала бы сейчас , как все нормальные люди!
Она бросает трубку.
Так хорошо спала, и на тебе! Подлый Аристов. Неужели он будет постоянно держать её в напряжении? Сколько лет, из года в год они проводили вместе праздники и никогда – за все эти годы, ни разу! – она не подумала о нем, как о мужчине. То есть, увидев его впервые, она, конечно, отметила незаурядность Толяна – вполне в её вкусе. Но и только! Он был чужой муж. Она – верная жена. И по привычке, не заглядываться на чужое, она запретила себе о нем думать.
Но в каждом минусе есть свои плюсы, усмехается Евгения. Ушел сон пришли мудрые мысли. Например, исчезает куда-то прежняя её нерешительность по поводу работы: менять ли её на другую, но высокооплачиваемую?
В самом деле, неужели хороший архитектор – знай наших! – пропадет, если на новом месте у него что-то не заладится? В конце концов, под лежачий камень вода не течет. Не помрет с голоду! В крайнем случае, можно пойти работать кондуктором – они все время требуются... То есть, Евгения знает, что до такой крайности она вряд ли дойдет, но приятно думать о себе, как о женщине, умеющей самостоятельно находить выход из трудных положений.
Она чуть не бросается искать визитку президента строительной фирмы, но в последний момент резонно замечает: во-первых, третий час ночи, во-вторых она не в Швеции, а в третьих, неплохо бы переговорить со своим нынешним начальством. Полная планов и надежд она пять засыпает...
Утром Евгения успевает переговорить с матерью и с Никитой. Поскольку с сыном отношения у неё доверительные и – устами младенца глаголет истина! она решает сообщить о своем ночном решении ему первому.
– Как думаешь, Кит, , стоит мне переходить на работу в частную фирму? Приглашают...
– А как у них с оплатой труда?
– Обещают платить намного больше, чем в НИИ.
– Тогда, чего думать? – удивляется сын. – Конечно, переходи. Тебе вовсе неплохо сейчас приодеться, а знаешь, сколько сейчас стоит клевый прикид?
– Разве тебе самому он помешает?
– я – мужчина, – говорит он. Для меня главное аккуратным быть!
Интересно, где это он набрался такой взрослой мудрости?
– Кстати, – продолжает Никита, – отец мне на осень клевую куртку купил. Его друг в Финляндию ездил, и он ему заказал!
В голосе сына слышится восхищение заботливым отцом, и Евгению это почему-то задевает. Правда, она не подает вида: разве сын не должен любить отца? Потому как бы между прочим говорит:
– Вот и хорошо. Тогда тебе ещё осенние ботинки купить, и ты одет обут!
Но Вера Александровна, видимо, слышит их разговор, потому что говорит в трубку.
– Обувь Никите я куплю. У меня знакомая в обувном работает, у них прямые поставки из Германии. Обещала подбросить отличные туфли. – Пока эта обувь – самая лучшая!
Казалось бы, радуйся Евгения, от всех забот тебя освободили, но ей почему-то грустно: умри она сейчас никто ничего не потеряет. У матери рядом любимый внук. У Никиты – бабуля и отец. Официально, конечно, у него и мать и отец есть, но он в ней не особенно нуждается...
– Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! – ставит она себе диагноз. – Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку, да примите холодный душ! Успокаивает.
Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера, за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по несколько раз!..
– Не ожидал от тебя Лопухина, не ожидал! – бушует главный архитектор. – Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек...
– Где рыба! – меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана мужчина техник.
– Молчи! – трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.
Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней – после окончания института это первое пи пока единственное место работы Евгении.
– что такое – референт? Мальчик... то есть, девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!
– Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! – опять встревает в разговор техник. – Иди, Женя, раз зовут – фирма надежная! Валентин Дмитриевич – господин хваткий.
– Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!
– Ах, как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. – Шарашмонтаж истинное название нашей конторы!
Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.
Между тем, архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей оживилась нечто неординарное и доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могла быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим казалось, навсегда забытым проектам...
Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.
– Валерий Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? – спрашивает секретарша.
– Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?
– Я записала: Лопухина согласна! – Бесстрастно говорит секретарша.
– До свидания, – бормочет Евгения, подавленная её снисходительно вежливым тоном.
Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?
Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на "стреме" с сумками и портфелями. Как бы не расхолаживала людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее – потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок – на улице толпы безработных!
Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.
– Евгения Андреевна, я рад! – сообщает ей президент знакомой фирмы. Когда вы сможете выйти к нам на работу?
– В следующий понедельник.
Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!
– Будим ждать! – тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании... впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!
– Это так! – соглашается Евгения.
– А у нас вы станете забывать о времени! – хвастливо обещает президент.
Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил борон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна бедного. Скорее всего, он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.
Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала её искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня – грех! Надо бы пойти, повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась размолвка с близкой подругой. Побежала бы её искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования – вон я какая гордая?
Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время, как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого – то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания, из безликой, покорной женщина обновленного, уверенного в себе существа. Потому, выше голову! Будет туман, прорвемся!
На остановки автобуса перед нею тормозят "жигули" и выглядывает лицо кавказкой национальности.
– Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!
– У меня нет денег! – отмахивается Евгения.
– Зачем такой красавице деньги? – изумляется кавказец. – деньги есть у меня!
– Слушай, мужик! – кричат ему сзади. – Вперед подай, дорогу загородил!
"Лицо" захлопывает дверцу и отъезжает вперед, а перед Евгенией распахивается дверца "вольво".
– Садитесь, благородная, поскольку нам по пути, я с вас много не возьму!
Виталий! Она сразу узнает его и садится, краем глаза отмечая возмущенное лицо кавказца. Наверное, он жалеет, что один. А то они бы показали этому нахальному русскому!
Мама не одобряет её национализма, а Евгению ничто на свете так не элит, как русская покорность, вроде: что поделаешь, они сильнее; что поделаешь, они богаче; что поделаешь, плетью обуха не перешибешь! Она уверена, здоровый национализм не вреден. И что плохо, чувствовать себя хозяином на собственной земле?
– Везет нам на встречи, – говорит она, потому что он улыбается и молчит – пауза как бы затягивается.
– Ищущий, да обрящет! – посмеивается он в ответ на её реплику.
– Но не искали же вы встречи со мной специально?
– Именно искал специально! Целую систему разработал. Конечно, можно было бы ждать у дома, но это слишком наглядно, потом, я не знал, как вы к этому отнесетесь? Для начала я решил пару дней поездить с учетом того, что вы работаете до шести. Потом проверил бы, не до пяти ли? Потом прошелся по скользящему графику... К счастью, мне повезло сразу.
– Но почему вы меня искали?
– Ну и вопрос!
– Хотите сказать, я вам понравилась?
– Что вы! Цель моих поисков совсем другая! Узнать, например, как вы относитесь к чеченскому вопросу?
Евгения смеется.
– Просто я подумала, что скажете об этом сами.
– Ах, так: ваши трехдюймовые глазки зажгли огонь...
– Нет, что-нибудь свое.
– А надо ли обо всем говорить?
– Считаете, мы много говорим?
– Очень много!
– Но мы говорим о политике, о ценах, об эстраде... Обо всем, кроме чувства.
– Значит, нет потребности о них говорить.
– Жаль. Люди придумали слова для общения друг с другом, а если сказать нечего...
Внимательно слушая, он уверенно включается в замерший у светофора поток машин.
– А я думаю, дело в другом. Мы так долго высмеивали сентиментальность... Даже термин появился для её обозначения: вопли и сопли! Досмеялись! Теперь сами же боимся говорить о чувствах, чтобы не высмеяли нас. Ведь это как бы проявление слабости.
– Что ж, давайте будем сильными. Забудем обо всяких там лютиках-цветочках. Вместо – любить – говорить: идти на контакт: вместо любимый – станем употреблять слово – партнер! Красиво!
– Нет! – шутливо кричит он и бросает руль. – Так ещё страшнее.
– То-то же! Психологи считают, что выход из такой ситуации есть: надо научиться вначале любить себя...
– Куда же ты лезешь, милый, – бормочет Виталий, выкручивая руль – не в мару торопящийся водитель, выгадывает лишнюю секунду и рыскает из ряда в ряд. – А вот здесь, Женя, я с вами не согласен: любящих себя по-моему в нашем обществе больше, чем достаточно. Еще ничем не заслужили, а уже требуют: дай!
– Но мы говорим о разных вещах. Ваш пример – любовь к себе на уровне низменных потребностей. Примитивное самонасыщение. Что же тогда будет отличать человека от животного?
Она обрывает себя.
– Ей – Богу, не собиралась устраивать диспут на колесах. Я вовсе не хотела показаться умничающей и обличающей.
Он одобрительно смотрит на нее.
– А мне приятно вас слушать. Вы говорите просто и доступно. Один мой друг считает, что умная женщина – это нонсенс. А я, честно говоря, устал от пустышек. Многие мои знакомые развелись с женами – ровесницами и женились на молоденьких. Наряжают их, как кукол, увешивают драгоценностями. Тешатся, одним словом. А если, простите, сердечный приступ прихватит или радикулит? Сможет ли эта игрушка не растеряться, вовремя прийти на помощь или будет разводить руками и брезгливо морщиться: вышла замуж за старого козла! Почему – то именно в сорок лет я все чаще стал об этом думать... А почему вы не спрашиваете, как другие: а где ваша жена?
Он кого-то пискливо передразнивает и сам же отвечает:
– А наша жена – в Австралии. У них там тетя. Поехала десять лет назад с визитом дружбы и вышла замуж за тамошнего фермера. Немножко пожила и заскучала. Захотелось ей, видите ли, кого-то из родственников рядом иметь! Моя примадонна первая и откликнулась. "Хоть где, лишь бы не здесь!" Но ведь здесь, между прочим, родина!
– На этот раз мне приятно вас слушать! – откликается Евгения. – Я, знаете, такой махровый, прямо-таки квасной период, что даже стесняюсь этого. И жить куда-то отсюда ни за что не уеду! Если бы от меня что-то зависело, я бы все отдала, чтобы сделать Россию богатой и процветающей. А когда я вижу наших государственных деятелей, с протянутой рукой стоящих перед какой-нибудь Америкой или Германией, думаю: какие же вы жалкие, и чем мы заслужили такое ничтожное правительство... Смешно, да?
– Ничуть. И фраза – за державу обидно! – мне близка.. Все-таки, недаром я вас высмотрел: родная душа!
Виталий останавливает машину у её дома.
– Неужели мы с вами вот так и расстанемся?
– Так просто? Ни за что! – смеется Евгения. – Как вы в субботу говорили? Рука дающего не оскудеет? Пора в эту руку что-нибудь и положить. Хотя бы традиционную чашечку кофе...
Он веселеет и, закрывает машину, берет с заднего сидения большой яркий пакет. Лифт стоит внизу. Евгения всегда загадывает: если внизу, то будет какое-нибудь приятное известие... Может, наконец позвонит пропавшая подруга?!
Когда она открывает замок своей квартиры, из соседней двери выглядывает Кристина. Они с мужем переселились сюда недавно – поменяли две однокомнатные на трехкомнатную – но она охотно общается с Евгенией и первое, что сделала, пригласила Лопухину на новоселье. Сосед – первый друг!
– Женя, говорит Кристина, – тут к тебе приезжали.., – она медлит, вспоминая. – Не буду мучаться: они оставили тебе записку и два ящика фруктов.
– Это Ткаченко, больше некому! – вслух угадывает Евгения – Вот неугомонные люди: свой урожай с дачи собирают, кое-что себе оставляют, а остальное – друзьям развозят... Неужели в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии можно найти таких людей?!
С помощью Валерия она затаскивает ящика к себе в прихожую, предварительно щедро поделившись с соседкой.
– Сколько раз просила: не привозите! – растроганно говорит Евгения. А они все тащат и тащат. Девиз у них, видите ли, такой: сам будешь есть, подавишься!
Семью Ткаченко она любит – это самая веселая и жизнерадостная пара из всех, которых она знает. Четвертая и последняя пара из их постоянной компании. Время от времени к ним присоединяются и другие, но раньше было так: Аристовы, Зубенко, Ткаченко и Лопухины. Теперь, наверно, вместо Лопухиных они найдут кого-то другого. Или примут Аркадия с новой женой вместо Евгении...
Она смотрит на ящики, в которых аккуратно перегороженные фанеркой, лежат краснобокие груши, желто-восковые яблоки, огромные белые сливы и рыжие персики – все необычных редких сортов. У Ткаченко хобби – сажать и выращивать фрукты, которых нет у других. Они гордятся, когда знакомые ахают и хвалят их урожай.
Евгения складывает почти экзотические вымытые фрукты на большое блюдо и невольно вздыхает.
– По какому поводу, синьора, из вашей груди рвется такой глубокий вздох? – спрашивает Виталий, выкладывая на кухонный стол кучу каких-то банок и пакетов с яркими наклейками: чего здесь только нет! Даже консервированные ананасы!
– Вы готовились к какому-нибудь пиру?
– Что вы! Просто сегодня понедельник. В этот день я загружаю свой домашний холодильник.
– Час от часу не легче! Оставить пустым ваш холодильник!
Он улыбается.
– Вот уж мой холодильник никогда не бывает пустым.
– Тогда вы нехило живете! – говорит она словами Никиты.
– У меня свой магазин, – объясняет он как бы между прочим, – а поскольку моя дочь – Анджела – не утруждает себя хождением в предприятия торговли, приходится делать это самому.
– Она живет с вами?
– Да, Ей, как и мне не улыбается жить на чужбине. Мы поделились: мама с сыном в Австралии, мы с дочерью здесь. Анджела учиться на втором курсе университета. Хочет, как папа, быть филологом, но работать по специальности, а не содержать магазин. Хорошо не думать о куске хлебе, когда об этом уже кто-то побеспокоился...
В его голосе прозвучала горечь, и Евгения думает, что с дочерью у него случаются размолвки. Она покатала во рту его имя: Виталий. Три слога! Нельзя ли покороче? Никто же не зовет, например, Анатолий полным именем. Говорят просто: Толян!
– У меня, Таля, есть вчерашняя окрошка, – предлагает она и наблюдает, как он среагирует на такое сокращение?
По глазам видит: понравилось. Но он делает вид, что не заметил и спрашивает:
– Окрошка на квасе?
– На квасе. Я сама его делаю.
– Вы не представляете, Женечка, как я соскучился по домашней окрошке! Пытался заказывать её в ресторане, но это же совсем не то!
Он достает из прямо-таки безмерного пакета бутылку шампанского и "кока-колы" и говорит извиняющимся тоном:
– Я бы с удовольствием с вами выпил, но придерживаюсь железного правила: за рулем – ни капли!
– Так это же здорово! А вы вроде виноватым себя чувствуете. Зато теперь и я могу честно признаться: не люблю алкоголь. Не испытываю от него никакого удовольствия! А поскольку все вокруг его любят, чувствую себя как бы не от мира сего.
Она наливает Виталию тарелку окрошки и с удовольствием наблюдает, как он её уплетает! Прекрасен мужчина, который ест с аппетитом. Почему её раздражало, как Аркадий жует или пьет? Он ведь ел аккуратно, борщ на рубашку не проливал...
– Женечка, – вдруг умоляюще произносит её гость, – а я могу у вас попросить добавки?
– Ради Бога, – спохватывается она. – Я же наготовила, как на маленькую свадьбу. Ждала, что сын приедет – он у бабушки, подруга придет... Ни того, ни другого!
И тут звонят в дверь.
– Жека! – бросается ей навстречу сияющая Надя. – Ты не представляешь, что нам с Вовиком сегодня пришлось перетерпеть, пока его не развели! Он взял отгул, я тоже. Ты, кстати, по мне не соскучилась? Я – ужасно! Мы пришли к тебе отметить развод!
– Поздравляю!
Володя скромно стоит у двери, снисходительно посматривая на фонтанирующую эмоциями Надю. А та как раз заглядывает в кухню.
– Ты не одна? Здравствуйте! Мы вам не помешали?
– Нет. Хотите есть?
– Еще бы! – тараторит Надя, не в силах унять возбуждение. – мы голодные, как волки, но не беспокойся, у нас все с собой! Ты у нас теперь женщина холостая, вряд ли себе готовишь!
– На этот раз вы ошиблись: своих гостей я угощая окрошкой.
– Почему же только окрошкой? – выходит из кухни Виталий. – В течении пяти – десяти минут мы сможем приготовить дополнительно несколько блюд. Все это сравнительно недорого продается в магазине Виталия Еланского!
– Я вас где-то видел? – наконец прорезается голос и у Вовика; на рекламную речь владельца магазина он не обратил никакого внимания – видно, его ещё не отпускают собственные впечатления. – Вспомнил! Я видел вас в ресторане. Нуда, ведь это вы украли у нас Евгению?! Ох, и шустрые эти штатские!
– Всем, вновь прибывшим, привести себя в порядок: посетить туалет, ванную. Руки проверю! – командует Евгения, поскольку они ещё толпятся в коридоре.
– Вот это по-нашему! – веселеет Володя.
Они с Надей уходят в ванную надрывно веселые, а возвращаются – Надя угрюмая, а Володя – покатывается со смеху. Оказывается, она думала, что он хочет её поцеловать и доверчиво потянулась к нему. Шутник Вова сунул её головой под кран с холодной водой и до сих пор не может понять, почему она не смеется?
Каждый шутит по-своему, думает Евгения.
Теперь они вечером сидят вокруг журнального столика в большой комнате.
Виталий неожиданно проявляет себя человеком расторопным и умелым. Он только спрашивает:
– Женя, разрешите мне много похозяйничать?
– Пожалуйста, – благодарно соглашается она, и вдвоем, в четыре руки они сооружают стол.
