Текст книги "Замуж - не напасть"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Надя, прости меня. Сама не знаю, что на меня нашло! Расскажи, как у тебя дела? Или по телефону сказать не можешь?
– Почему не могу? Могу. Я сегодня дома. Лежу, прихожу в себя. Все знают, что из института я увольняюсь, потому могу на работу и не приходить. Ванька не слишком тебе досаждал?
– Нет. Он – хороший парень.
– Он тебя тоже любит. Думает, что ты – её родная тетя.
– Ну и пусть думает. Я постараюсь соответствовать... Где ты была?
– На море. Я сказала моему новому знакомому, что подруга вернулась с моря, а мне съездить так и не удалось. Он и предложил исправить эту ошибку. Ночное море – изумительная картина. Мы не спали всю ночь. И плавали в лунной дорожке.
Евгения ошарашенно молчит.
– Ты меня слышишь?
– Слышу.
– Он предложил мне выйти за него замуж.
– А ты?
– он пока женат. Я сказала, если он успеет оформить все до субботы, ему и карты в руки!
На мгновение у Евгении мелькает мысль, не Эдик ли её таинственный новый знакомый? Но она отбрасывает её, как совершенно нелепую. Как же тогда быть с той, которую он приручил?
– Ты мне не скажешь, кто это? – спрашивает она у Нади.
– Потерпи... Если до субботы ему удастся на мне жениться, ты его увидишь. Не удастся – зачем тогда тебе и знать?
– Надь, а почему ты решила поступить именно так? Разве можно в таких делах полагаться на волю случая? Все-таки жизнь – не рулетка.
Фу, без морали у неё сегодня никак не получается! Даже слова на ум идут не простые, сердечные, а все какие-то бумажные, поучительные. Чужую беду – руками разведу, а своей ума не найду! Нет, не то. Ей хочется для Нади лучшей доли. Хочется уберечь от собственных ошибок...
– Я чувствую, что он – мой. Вот пусть заодно и пройдет испытание. Добьется – значит я в нем не ошиблась. Не получится – значит, не судьба! Другого я не хочу. Опять месяцами тайком встречаться, прятаться? С ним я этого не хочу! Пусть рулетка. И на кону жизнь. Проиграть страшно, но зато, если выиграешь, награда будет достойной...
– Счастья тебе, – говорит Надя.
– Спасибо, – голос Нади слегка подрагивает; как бы она не храбрилась, ей явно не по себе.
– Что бы не случилось – я с тобой!
– Я знаю, – говорит она тихо.
В конце дня Евгения чувствует себя так, будто ей в голову, по выражению Аристова, гвоздя забили. Куда бы она ни шла, что бы ни делала, он мешал ей сосредоточиться на чем-то другом, кроме Надиной проблемы.
Задумчивая, она села в машину к Виталию и даже не сразу заметила, что он не заводит машину, а изучает выражение её лица.
– У тебя проблемы? – наконец спрашивает он.
– Надя замуж выходит.
– Ты говорила, – кивает он.
– Но пока неизвестно, за кого.
Брови Виталия удивленно ползут вверх.
– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!
– Попрошу без намеков! – сердится Евгения, но это помогает ей сбросить оцепенение и стать прежней деловой и энергичной Евгенией.
– Таля, нам надо успеть: заехать к моей маме – повидаться с нею и с сыном, кое-что им отдать. Надо купить цветы Нине и к восемнадцати часам прибыть к ней на день рожденья на улицу Гоголя.
– Успеем!
И действительно успевают, да так, что вообще приходят первыми из гостей.
Квартира у Аристовых четырехкомнатная. Толяну пришлось постараться, чтобы купить такую. Сначала они жили в однокомнатной малосемейке, потом получили двухкомнатную, которую через многоступенчатый обмен и доплаты превратили в нынешние хоромы. В квартире три лоджии, балкон – все отделано со вкусом, как говорится, по последнему слову.
Сейчас в квартире дверь приоткрыта, мол, гостям можно не звонить, а заходить запросто.
– Хозяева! – кричит с порога Евгения.
Выходит на её зов Нина, раскрасневшаяся, хорошенькая, в кружевном белом фартуке.
– Женечка! – именинница расцеловывается с нею и знакомится с Виталием.
С тем, что подарок куплен без него, Витали. Приходится смириться, зато он не может не шикнуть, покупая цветы – сорок прекрасных чайных роз. Столько лет сегодня имениннице. Польщенная Нина порывисто чмокает его в щеку. Евгения вручает ей миксер, и тоже получает поцелуй.
На шум наконец является хозяин дома в смокинге и рубашке с бабочкой. Господи, Толян в смокинге! И без кожаных перчаток! Евгения невольно бросает взгляд на его руки – на правой лишь золотой перстень с печаткой. Толян купил его давно, с первой удачной сделки и теперь носит, как талисман.
Он знакомится с Виталием и, наверное, сильно прижимает его руку, потому что на лице гостя на мгновение появляется гримаса боли. До чего же вредное существо, этот Аристов, даже в такой день не может вести себя прилично!
Нина убегает на кухню, наказав мужу заниматься гостями.
– Ты хорошо выглядишь! – равнодушно бросает он Евгении и отворачивается, сосредоточив свой взгляд на Виталии. – Прошу вас, проходите!
Он усаживает их на диван перед телевизором с видеомагнитофоном и сует в руки Евгении пульт.
– Посмотри, у нас новая комедия. В Америке ещё на экраны не выпустили...
И обращается к Виталию:
– Вы на машине? Я могу поставить её на автостоянку, перед домом. Закрытый бокс, надежная охрана. Тогда за столом вы сможете чувствовать себя свободно. До дома доедете на такси, а утром... Утром я могу подать машину к подъезду. Если сомневаетесь, спросите у Жени – я родился за рулем!
– Во всем, что касается машин, Толяну можно доверять безоговорочно, поддерживает его Евгения.
– Только машин? – спрашивает Толян и смотрит на неё в упор.
– Ладно, не заедайся! – говорит она спокойно, а сердце почему-то начинает биться у неё гораздо чаще, чем нужно. – Тебе можно доверять во всем!
– Спасибо, – кланяется он и берет у Виталия ключи, которые тот отдает ему с великой неохотой.
– Машину подать к твоему подъезду?
– К моему, – кивает Евгения, делая вид, что жутко увлечена происходящим на экране.
Когда Толян уходит, она берет за руку Виталия.
– Не напрягайся, ничего с твоей машиной не случится. Раз уж так получилось, давай с тобой сегодня расслабимся.
– Давай, – бледно улыбается тот, – но если бы я знал, что здесь такие порядки, я мог бы машину оставить дома, чтобы сюда доехать на такси... Впрочем, не обращай внимания, во мне проснулся куркуль.
– Это пройдет, – она великодушно похлопывает его по руке.
Сегодня Евгения очень великодушна. Любовь ко всему миру переполняет её. Как хорошо! Как она довольна жизнью! И какое это все-таки свинство!
Ей хочется плакать и, чтобы не давать себе послабления на людях, она поднимается и говорит Виталию:
– Я к Нине на кухню. Посмотрю, может, надо помочь?
– Ничего помогать не надо! – машет рукой Нина. – Все уже готово.
– Тогда я просто посижу возле тебя.
– Сиди.
У Нины в кухне везде висят забавные вязаные зверушки – подставки под горячее, оригинальные, в форме человечков, прихватки и даже плетеная макраме-полка. Все блестит, кругом чистота.
С её кухней не сравнить! Как, наверное, счастлив Аристов, имея такую хозяйственную, чистоплотную жену!
– Хорошо Толяну! – говорит она вслух. – Живет, как у Христа за пазухой. При такой-то жене!
Нина спокойно режет хлеб, но, услышав её слова, вздрагивает и на мгновение замирает с ножом в руке.
– Ты действительно так думаешь?
– Так все думают. Вспомни мою кухню. По сравнению с твоей – небо и земля!.. Нигде ни соринки.
– Не в чистоте счастье! – шутливо отмахивается Нина, но звучит это неожиданно серьезно.
Дверной звонок заливается трелью. Кто-то из гостей не хочет входить без приглашения, и трезвонит, трезвонит. Хулиганит, одним словом. Нина стряхивает хлебные крошки в мусорное ведро и вопросительно смотрит на Евгению.
– Как ты думаешь, кто из наших расшалился?
Вваливаются сразу две пары – Ткаченко и Зубенко. Они галдят, капризничают, требуют немедленно именинницу. Подошедшего Толяна, пытающегося их урезонить, они не слушают.
В отличие от Виталия, ключи от машин они хозяину дома не просто отдают, а небрежно бросают:
– Распорядись-ка, милейший!
– Ну, наглые! – качает головой Аристов, выходя с ключами за дверь. Распустил я вас!
– Думает, бабочку надел, сразу к нему на "вы" будут обращаться! ехидничает Лена.
Потом все четверо берутся за руки, ходят вокруг именинницы и поют:
– Как на Нинины именины испекли мы каравай,
Каравай, каравай, кого любишь, выбирай!
– Быстрей, пока Толяна нет!
– Сергея выбираю, – говорит закруженная ими Нина.
– Умница! – говорит Машин муж. – Угадала, кому доверили ценный подарок.
И вручает Нине коробку с электромясорубкой.
– Делай котлеты! Котлеты жуй!
Будет твой муж толстым, словно буржуй!
Это нарочитым басом декламирует Павел Ткаченко. Евгения им немного завидует. В последнее время она как-то отошла от друзей, а оказывается, именно общения с ними ей все время не хватало.
– Нашего полку прибыло! – Сергей устремляется к одиноко стоящему Виталию. – Бабы, чей мужик?
– Мой, – говорит Евгения.
– На вид – вполне приличный.
– Эй, вы там, наверху, – останавливает она разбушевавшихся друзей. Не напугайте человека!
– Если наш человек – бояться не будет. А испугается... Женька, зачем тебе боязливый?
Тут заходит хозяин квартиры.
– Разрешите доложить, пан майор, – обращается он к Сергею. – Кони в стойлах, уздечки на гвоздике.
– Как стоишь? – изгаляется Сергей. – Почему одет не по форме? Застегнуться! Оправиться.. Тьфу, кажется, это не та команда. Вольно!
– Все за стол, живо! – включается в общий балдеж Нина. – С такой раскачкой мы сегодня и до горячего не дойдем.
– Не дойдем, так доползем! – говорит Толян, и гости с шумом рассаживаются за столом. – мальчик-девочка, мальчик-девочка...
Это Толян строго следит за тем, чтобы женщины и мужчины сидели за столом, как положено.
– Нет-нет, уйди, Лопухина! – оттаскивает он Евгению, пытающуюся под шумок усесться рядом с Машей.
Так он всех пересаживает и тасует, что в конце концов по левую руку от него оказывается Нина, а по правую – Евгения, справа от которой Виталий, а рядом с ним – Маша...
Пока за столом галдят и гости тянутся за закусками, Аристов, якобы желая поухаживать за Евгенией, ссыпает ей в тарелку соленые польские грибы, которые она терпеть не может, и спрашивает, почти не шевеля губами:
– Опять замуж собралась?
– Что значит – опять!? – возмущается она.
– Опять – значит снова. У тебя уже был один... Алексей! И где он?
– Не твое дело!
– Вах, зачем грубишь? – говорит он с нарочитым грузинским акцентом. Если ты сердишься, значит ты не права!
– Отлезь, Аристов! – сквозь зубы цедит она. – Вспомни о юбилее жены. Тебе положено в начале тост говорить!
Когда в первом "антракте" гости выходят из-за стола, а Лена подхватывается, чтобы помочь Нине принести горячие закуски, Евгения прорывается к Маше.
Маша – в красном платье. Одной этой фразой можно было бы обозначить её новую суть – Маша в красном платье!
Красный цвет – символ. Прежде, за много лет знакомства, Евгения не видела на ней ничего красного. Обычно это были тона приглушённые – серые, коричневые, тёмно-зелёные. Они не то чтобы делали Машу старше, а как бы обезличивали её. Даже её серые глаза на этом фоне казались тусклыми.
Теперь же они сияют. Вряд ли это просто отблеск ткани. Скорее, ткань высвечивает идущее из её глубины сияние. И помада у неё не бледно-розовая, как обычно, а коралловая. Обнаружилось вдруг, что губы у Маши красивой формы. Зовущие. Почему раньше при взгляде на её лицо не замечались губы?
– Маш, – зачем-то подходит к ней Сергей.
– Я разговариваю с Женей, потом, – отмахивается она; в её голосе нет раздражения – так, равнодушие и мимолётная досада.
Он безропотно отходит. Сергей! Гроза уголовников и сослуживцев! Это так непохоже на него, как будто под знакомой личиной скрывается совсем другой человек.
– Маша, может, ему и вправду что-нибудь нужно? – почти жалеет его Евгения.
– Перестань. Что он – маленький мальчик, у которого не расстёгивается пуговица на брючках?
– А ты жестокая, – удивлённо замечает Евгения.
– Жестокая, – ничуть не обижается она. – Доброта и жалость на сегодня кончились, обещали завтра подвезти.
Неужели женщина может так кардинально измениться? Похоже, разбуженной гордостью человек проверяется почти так же, как деньгами и славой...
– Ты тоже не шибко жалостливая, – выводит её из задумчивости голос Маши.
– Да?!
– Да-да! За всё время, пока мы с тобой разговариваем, ты ни разу не взглянула на своего Виталия! А он тебе такие взгляды посылает! И за столом сидючи почти с ним не общалась. Пришлось мне опекать бедного мальчишку! О ты меня усовестила. Пойду, узнаю, что было нужно моему пацанёнку.
Евгения тоже вспоминает: и правда, как там её Виталик? А он стоит и увлечённо беседует с Аристовым. Со стороны посмотришь – лучшие друзья! Только что-то не верится в их добрые чувства друг к другу. Особенно она сомневается в Толяне. Не замыслил ли чего этот аферист?!
Она бы ещё размышляла и выдвигала всяческие версии, но тут Нина зовёт всех за стол. А поскольку помогает ей Лена – прирождённый учитель и лидер через пять минут все уже сидят на своих местах. За горячим.
– О чём ты так оживлённо беседовал с Аристовым? – спрашивает наконец Виталия Евгения.
– Он предлагал мне подписать один договор, – отвечает тот и как-то странно и очень внимательно смотрит на неё. – Завтра мы должны встретиться и обговорить детали.
– И для тебя этот договор выгоден?
– Если всё так и обстоит, как он говорит, то чрезвычайно выгоден!
Договоы-приговоры-наговоры! Это ей неинтересно. Евгения никогда не чувствовала в себе коммерческой жилки. Её лишь посещает мысль о ненаписанной акварели, и так же незаметно уходит – чего думать о несбыточном?
– Ешь, Евгения! – говорит слева от неё Аристов и кладёт ей огромную отбивную размером с полтарелки. Справа, в это же время, ей накладывает гарниры Виталий. Они сталкиваются ложками над её тарелкой и смотрят друг на друга, раздвинув губы в странных ухмылках – что это за договор, который так определил их отношения?
Глава четырнадцатая
В среду, лишь Евгения открывает дверь в офис, на неё выплёскивается стойкий запах валерианки вместе с каким-то терпким дезодорантом.
На площадке, перед своим кабинетом, стоит мрачный президент фирмы с баллончиком какого-то средства в руке и яростно жмёт на распылительную головку.
– Чёрт знает что! – ругается он. – У нас порядочное заведение или курсы косметичек? Или больница?!
– Что случилось? – изумляется Евгения.
Он достаёт из кармана пятьдесят рублей и просит:
– Лопухина, не в службу, а в дружбу: купите, пожалуйста, в ближайшем киоске освежитель воздуха. Только не цветочный. Что-нибудь порезче. Может, с запахом ели...
– У нас никто не заболел?
– У нас истерика! – он уходит к себе и с шумом захлопывает за собой дверь.
Евгения, секунду-другую постояв в пустынном холле, идёт в киоск за освежителем. Перенюхав их с добрый десяток, она останавливается на запахе фантазийном.
Впрочем, во второй её приход валерианки почти не слышно.
– Лучше этого ничего не было, – говорит она президенту.
– Поставь на полку, – бурчит он, не отрывая взгляда от бумаг; то ли до сих пор злится, то ли ему стыдно за свой взрыв.
Евгения по запаху, как по радиомаяку, доходит до кабинета главного бухгалтера.
Ирина, обессиленная, полулежит в чёрно кожаном кресле, а Лада обмахивает её газетой. Увидев входящую, Ирина медленно поднимается, точно панночка из фильма "Вий". Так и кажется, что сейчас по её бледному, безжизненному лицу скатится кровавая слеза.
– Ира, тебе плохо? – спрашивает Евгения, когда голова женщины опять откидывается на спинку кресла.
– Мне хорошо, – говорит она хрипло. – У меня отнял силы восторг и радость жизни.
– Ты поссорилась с Валентином Дмитриевичем?
– Нет, это личное, – отвечает за неё Лада.
Евгения пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Совсем недавно, чуть ли не в первые часы знакомства, они обе вывалили на неё столько личных подробностей, что ей трудно было переварить.
– Личное – так личное!
– Эдик... Он развёлся женой.
– Ну и что?
Впервые она видела, чтобы женщина рыдала оттого, что её любовник развёлся с женой!
– Как ты не понимаешь! Он! Который никогда бы не развёлся просто так!
– Ах, да, ты имеешь в виду чепуху по поводу того, что нужно чувствовать ответственность за приручаемых?
Евгения специально говорит об этом резко и неэмоционально – ей неприятно. Кому понравится созерцать чужое грязное бельё?! Почему нужно обсуждать со всем коллективом подробности своей жизни? Действительно, сугубо личные!
– Я знаю, он собирается жениться на другой!
– И ты можешь этому помешать?
– Нет! Его ничто не остановит!
– Тогда чего ты воешь?
– Хочу и вою!
Евгения, взявшись уже было за ручку двери, возвращается и подходит совсем близко к Ирине.
– Если ты собираешься увольняться из фирмы, тогда конечно, валяй! Нет? Зачем же ты себя позоришь? Что ты услышала нового для себя? Что Эдуард тебя не любит? А прежде ты была уверена в обратном? Валентин Дмитриевич в ужасе – у главбуха истерика! Дожили! Не можешь успокоиться, иди домой, возьми отгул! Служебные романы хорошо кончаются только в кино!
Она бросает в лицо Ирине злые, жестокие фразы и вообще ловит себя на желании отхлестать её по щекам. Предательство любимого человека, несомненно, тяжело переносит каждая женщина, но выставлять своё горе на всеобщее обозрение, размахивать им, как флагом... Стоп! Лопухина, ты, кажется, переборщила. Кто давал тебе право судить других?
Но оказывается в критических ситуациях с Ириной нужен именно такой тон, ибо на её глазах с женщиной происходят отрадные превращения: она поднимается, вытирает платком глаза и идёт к умывальнику. Долго плещется, но выходит внешне вполне спокойная и садится за свой стол, вынув пудреницу.
Несколько уверенных движений – подводятся глаза, на губах появляется помада и перед ними главный бухгалтер, готовый к началу рабочего дня.
– Предложение – попить кофе в моём кабинете остаётся в силе, – говорит Евгения и выходит.
Краем глаза она отмечает реакцию Лады – экономист уселась за свой стол и что-то пишет, скрывая усмешку.
– Женя! – звонит ей через полчаса шеф. – Говорят, ты запретила истерику в бухгалтерии?
– Кто говорит?
– Свои люди, – смеётся он и кладёт трубку.
Евгения откидывается в кресле и закрывает глаза. Со вчерашнего дня у неё не было возможности остаться наедине со своими мыслями. Вроде, вчера ничего особенного не случилось, но в атмосфере вокруг неё что-то повисло...
Странная, неизвестно откуда взявшаяся приязнь между Толяном и Виталием настораживала её – что там у них за встреча? Что за договор такой, о котором она знает лишь то, что его заключают сегодня так скоро, и что Виталию он очень выгоден.
Вчера перед сном Виталий вдруг спросил ее:
– Что у тебя было с Аристовым?
Вопрос прозвучал обидно. Он был задан почти в утвердительной форме и выглядел как уточняющий: мол, было, но сколько раз? Она хотела возмутиться, наговорить в ответ гадости, но передумала. Решила, как говорит Никита, прикинуться шлангом, лечь в углу и не отсвечивать. Так что сказала возможно равнодушней:
– Тебя, видно, интересует секс? Секса между нами не было, а вот столкновения были. На почве несхожести мнений в жизненно-важных вопросах.
Ну и закрутила! Впрочем, Виталий этим удовлетворился. Он услышал то, что хотел. Остальное можно было пока не трогать.
Вчера Нина Аристова, по её собственному выражению, набралась. В жизни раз бывает сорок лет! То есть, на чей другой взгляд она была просто подшофе, слегка навеселе, но этого ей хватило, чтобы открыть "шлюзы". Слишком долго она молчала.
Огромные рамы лоджии были раздвинуты в стороны и прохладный воздух ранней осени вливался с улицы освежающим потоком. Евгения сидела с Ниной на маленьком удобном диванчике и молчала. В комнате, разомлевшие от юбилейного ужина, который достойно венчал торт – вершина кулинарного мастерства Аристовой, шумно переговаривались гости. Они представляли собой как бы клубы по интересам. В мужском, единогласно принятый в ряды членов, рассказывал о чем-то Виталий, в женском – увлеченно переговаривались Лена и Маша.
– Мне понравился твой Виталий, – сказала Нина.
"А мне нравится твой муж!" – могла бы ответить Евгения, но промолчала. Она все же надеялась, что со временем ей удастся вырвать из сердца неизвестно как попавший туда росток её чувства к Толяну. Несмотря на то, что растение это она не поливала, упорно старалась не замечать, оно не только не засохло, но со временем разрослось, не давая житья хозяйке. Вырвать его было необходимо, но Евгения пока собиралась с духом, ибо эта операция обещала быть болезненной и стоить большой крови...
– Он чем-то напоминает мою бывшую любовь, – продолжала между тем Нина, обращаясь будто к себе самой. – Такой же уверенный в себе, спокойный. Ты выходи за него. Будешь, как за каменной стеной. Он не будет метаться по жизни, требовать от тебя неизвестно чего, будить среди ночи, чтобы поделиться очередной дурацкой мыслью. Он будет вести себя, как серьезный человек, а не как мальчишка, забывший повзрослеть...
"Да это же она о своем муже говорит! – изумилась Евгения. – Еще один мне урок. Я-то считала, что между ними царит идиллия. Неужели, выходя за него замуж, Нина этого не видела? Глупая была? Или не хотела видеть?"
– Думаешь, я не видела этого, когда выходила за него замуж? усмехнулась в ответ на её невысказанный вопрос Нина. – Но тогда мне было все равно...
"Странно, женщина выходила замуж, и ей было все равно, за кого?"
– Когда не хочешь жить, такие вопросы кажутся неважными. А он думал, что спас меня от петли, и потому я буду всю жизнь ему благодарна. Ко всему прочему, он ждал награды за то, что воспитывает чужого ребенка, как своего!
"Чужой ребенок! Откуда чужой? Разве боа сына – не Толяна, как все считали? Выходит, Ярослав ему не родной?"
– Какая я все-таки гадина! Какая гадина! – вдруг тяжело вздохнули Нина. – Даже в благородстве Толика стараюсь найти изъян! А сама всю жизнь расплачивалась с ним за подлость, которую совершил совсем другой человек! Будто это он бросил меня, беременную! Будто это из-за него я решила свести счеты с жизнью!
"И ведь Толян никогда и словом об этом не обмолвился!"
– Я испортила ему жизнь! Я испортила себе жизнь! – почти бессвязно лепетала Нина. – Я так и не смогла его полюбить! Потому что до сих пор, когда я вижу на улице человека, который напоминает Романа, я ощущаю такое сердцебиение...
– Нинуля, а гости-то заскучали! – стала тормошить её Евгения, чувствуя, что больше не может выдерживать её откровений.
Так это было вчера. Сегодня образ Нины отходит на второй план, а на первом проступает Толян. Жесткий ежик волос, нарочито злые глаза, холодное лихачество... и уязвимая душа, в чем он никогда не признается!
Утром машина Виталия стояла у подъезда, а сам Аристов на "мерседесе" ждал пока они выйдут, чтобы вручить ключи от машины. Не стал подниматься, звонить в дверь. Ему это было неприятно или он не хотел смущать Евгению... Что бы он ни хотел, лучше ему держаться от неё подальше!
Хорошо, что кончился юбилей. Больше осенью ничего подобного не предвидится, а до её дня рождения – месяца Козерога – ещё столько воды утечет!
Евгения так задумалась, что вздрагивает от телефонного звонка.
– Жень, я почти уволилась! – радостно сообщает Надя. – Завтра могла бы выйти на работу, но договорилась с Валентином, что доживем врозь до понедельника. Согласись, у невесты столько дел!
– У чьей невесты!
– Вопрос справедливый. Докладываю: Вовик не поверил своим ушам, когда услышал новость о втором претенденте. Разнылся, что я совершаю ошибку, что ему некуда идти... А второй развелся с женой. Представляешь? За один день! Это стоило ему сто баксов и миллион нервных клеток всем остальным. Теперь он договорился в ЗАГСе насчет регистрации. На пятницу, в четверг у них выходной. Здесь люди оказались поскромнее, удовлетворились суммой в пятьдесят зеленых.
– Второй – это Эдик? – напрямую спрашивает Евгения.
– Он. А как ты догадалась?
– Наша главбухша билась в истерике – Эдик с женой развелся.
– Она – подруга жены?
– Она – подруга Эдика, но он ей говорил, что с женой никогда не разведется.
– Скажи, что я её увольняю.
– Вот ты сама и скажи!
– Намекаешь, что мы все трое станем тереться бок о бок в одном дружном коллективе?
– Именно.
Надя некоторое время молчит. Размышляет.
– Тогда Эдику придется перейти на другую работу.
– Ты уверена? Может, лучше иметь его перед глазами?
– Предлагаешь мне пойти на роль жандарма? Держать мужика под колпаком, да ещё такого бешеного – артель "Напрасный труд"! Лучше обратиться к народной мудрости. Помнишь, что говорил Фигаро у Бомарше? Чтобы отвратить графа от нашей собственности, надо внушить ему, что на его собственность тоже покушаются. Или что-то в этом роде... В общем, заставить Эдика бояться, что меня могут увести.
– Надька! Ты хоть понимаешь, на что идешь?
– Я создаю себе трудности, чтобы потом их преодолевать!
– Смейся, смейся, как бы плакать потом не пришлось!
– Не каркайте, Лопухина! В конце концов, что я теряю, кроме своих цепей? Еще мама не знает! Еще тут будет море крови и куча зубов!
– Вы собираетесь жить с нею?
– Мы собираемся снимать квартиру. А мама так долго распространялась, что хочет пожить одна, без нас! Без суеты и беспорядка, которые вносит в её жизнь наше присутствие. Мы поможем человеку осуществить её мечты... А тут ещё Вовик! Он говорит, что настроен весьма решительно. Правда, я думаю: против Эдика ему не устоять!
– Не станут же они за тебя драться?
– Кто знает... Словом, данный отрезок моей жизни можно определить, как хождение по лезвию бритвы.
На обед Евгения идёт одна – никто её сегодня не приглашает. Впрочем, она уже отходит от здания фирмы метров на сто, как её догоняет начальник охраны.
– Здравствуйте, Евгения Андреевна! Если ваш путь лежит в кафе, то позвольте вас сопроводить.
– Сопровождайте, – милостиво разрешает Евгения.
Он подстраивается к её шагу.
– Вы на меня сердитесь?
– А есть за что?
– Есть, – честно признаётся он и смотрит на неё сверху вниз; она отмечает невольно, что его лицо вовсе не лишено приятности – тёмно-голубые глаза, нос с горбинкой. На первый взгляд великоват, но придаёт его лицу больше мужественности, чем некрасивости. Раздвоенный, чётко вылепленный подбородок.
– Вы меня обманули? Выяснилось, что я вовсе не женщина вашей мечты?
– Смеётесь? Поделом! Да, и это тоже.
– Как? Есть ещё что-нибудь?
Он кивает.
– Немедленно колитесь! Что вы против меня замышляли?
Они заходят в кафе, и Эдуард подводит её к отдельному столику. Ирина и Лада уже здесь и, кажется, не верят своим глазам. Неужели всё-таки она?
– Не возражаете, я распоряжусь? – спрашивает он и, получив согласие, сам идёт к официантам и что-то заказывает.
Евгения делает вид, что не замечает женщин. Пусть умирают от любопытства! Удрали в кафе без неё! Главбух обиделись? Так вам и надо! Когда Эдуард Тихонович возвращается к столику, она ему напоказ улыбается.
– Учтите, я не забыла. Разговор продолжим с того самого места: со злодеяния против референта фирмы.
Он оглушительно хохочет.
– Обычная мужская подлянка! Я на вас с Петькой поспорил. Мол, всё равно уговорю!
– И кто ещё при этом присутствовал?
– Валентин.
Она чуть не падает со стула.
– Имеете в виду президента фирмы?
– А то кого ж ещё?
Тут Евгения не выдерживает и произносит сакраментальную женскую фразу:
– Какие же вы все козлы!
Чем вызывает у него новый приступ хохота.
Наверное, порядочная женщина должна на это обидеться. А она лишь снисходительно усмехается про себя. Почему она не чувствует обиды? А только спрашивает:
– На что спорили-то?
– На ящик водки.
Видите, Евгения Андреевна, не какой-нибудь там "Анапы". Водки! В ящике двадцать бутылок, а это не меньше четырёхсот рублей.
– Срок оговорили?
– Оговорили. Месяц.
– Значит, за этот срок вы должны были меня охмурить? Ну что ж, скажите им, что вы своего добились, а я подтвержу!
Он пугается.
– Пожалуйста, Женя, не надо! У Петра такой язык! Мне и прежних грехов хватит, до конца жизни не отмолю. Отдам я им этот ящик! Пусть обопьются.
– Как, вы отказываетесь меня соблазнять? – прикидывается возмущённой Евгения. – В тот момент, когда я уже согласна?
– Не будем играть в прятки. Я знаю, что Надя – ваша подруга. И уже понял, что она простит мне всё, кроме такой шутки по отношению к вам. Не бедем ссориться, ладно? Я всё осознал.
То-то же, знай наших! Евгения притворно вздыхает.
– Пользуетесь вы моей добротой. Я согласна!
Она ударяет ладонью о его ладонь.
– Пусть это будет нашей маленькой тайной.
– Тогда я вас сегодня угощаю! И прошу не спорить.
Собственно, она и не собиралась спорить. Кажется, она даже привыкла, что мужчины за неё платят.
– Вы как-то враз так изменились, – качает головой Евгения. – В это даже трудно поверить. Мне казалось, вы неисправимы!
– Вообще-то я из хорошей семьи, – говорит он и смеётся вполне по-человечески, а не ржёт...
В пять часов вечера, когда Евгения садится в знакомую "вольво", она застаёт в ней атмосферу праздника, довольства и откровенного веселья.
– Ты даже не представляешь, моя дорогая, – говорит Виталий, целуя её, – какие миллионы стоишь!
– Вот как, мною уже начали торговать?
– Как ты могла подумать! Я не продал бы тебя и за миллиард... Но тем не менее, кое-кто думает...
– Таля, ты говоришь загадками!
– Сегодня я заключил самый выгодный контракт в своей коммерческой деятельности. Причем, ни одна сделка до него не стоила мне таких малых усилий.
– Что это за сделка, я могу узнать? Или ты так и будешь изводить меня намеками? – шутливо замечает Евгения, чувствуя почему-то странную тревогу. – Разве после всего, что было, между нами могут быть недомолвки?
Тут она не вполне искренна. Более того, она играет роль женщины, стоящей с ним по одну сторону баррикад. Н а самом деле она лишь усыпляет его бдительность, чтобы добиться откровенности и уже тогда решать, на какой она стороне. Похоже, эта роль ей удается, потому что Виталий начинает ей обо всем рассказывать.
– Смешно сказать: Аристов хочет, чтобы я с тобой расстался.
– Зачем?
– Думаю, он к тебе неравнодушен.
– Ну и что же? Сам-то он женат и, насколько я знаю, не собирается в своей жизни чего-нибудь менять.
– В своей не собирается, а на твою, как видишь, решил покуситься.
– И в чем это выразилось?
– В совершенной нами сделке: он передает мне контракт в обмен на честное слово, что я с тобой расстанусь.
– Ты согласился? – она спрашивает спокойно, без возмущения, но внутри её всю трясет! Что они оба себе позволяют!
Виталий медлит. Похоже, он уже жалеет, что рассказал ей об этом. Меньше знаешь – крепче спишь! Небось, так Аристов ему посоветовал?
– Конечно, пришлось дать честное слово...
– Что ты меня бросишь, – договаривает Евгения.
Он, деланно смеясь, обнимает её.
– Ерунда все это! Слово – оно и есть слово! Сотрясание воздуха. Это не документ. Не расписка, не вексель, не договор. Просто Аристов передал мне договор на поставку кондитерских изделий напрямую из Швеции. Без посредников. Мы не будем афишировать наших отношений, пока...
