Текст книги "Замуж - не напасть"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– А детям о таком вовсе необязательно было знать! – её мать поднимает глаза кверху. – Прости меня, Андрюша, что помяну тебя перед дочерью не в лучшем виде, а только пусть знает, что и мы не жили святыми... У меня не было любви к женатому, а вот у твоего папы любовь к незамужней была. Может, и не любовь, так, увлечение, но гром грянул! Пришёл как-то домой твой отец и говорит: "Прости меня, Вера, если сможешь, но я тебе изменил!" И не разверзлась земля, и молния не испепелила неверного! Лишь у меня руки-ноги налились свинцом, не смогла я ни двинуться, ни подняться, и язык мой онемел...
Евгения недоуменно вслушивается в голос матери: где её обычные спокойствие и благоразумие? Даже привычная речь изменилась: будто не о своей жизни рассказывает, а какую-то книгу читает.
– Мам! – осторожно окликает она.
– Сколько лет прошло, а всё забыть не могу! В ту ночь мы впервые спали врозь: отец ушёл в нашу спальню, а я осталась в гостинной, на диване... Подруги часто рассказывали мне об изменах мужей, но их рассказы я не принимала близко к сердцу. Вернее, не примеряла их на себя. Мне казалось, я бы в таких ситуациях не стала церемониться: вот Бог, а вот порог! И вычеркнула из сердца! Даже втихомолку презирала женщин, которые так поступали. Ведь они прощали предательство!.. Тяжело далась мне эта ночь на жёстком диване! Наутро я вошла в спальню. Андрей – твой отец – тоже не спал: лицо у него было измученное, глаза запали. Я спросила: "Ты хочешь уйти к ней?" А он прямо закричал: "Нет! Не хочу!" И я сказала: "Тогда оставайся. Я попробую тебя простить. Только, наверное, не сразу получится!" А он: "Я буду ждать и надеяться".
– Странно, – задумывается Евгения, – а мы с Юркой ничего такого не чувствовали. Думали, в вашей жизни только тишь да гладь!
– Но я свою историю не окончила, – продолжает Вера Александровна. Спустя месяц после объяснения мы с отцом оказались на вечеринке у его сестры – она в шестой раз выходила замуж. И стала новобрачная меня уму-разуму учить. Видишь ли, братишка и перед нею повинился! Мол, она бы такого не потерпела, гнать его надо поганой метлой... Слушала я, слушала, да и говорю: "Ты, Соня, шестой раз замуж выходишь. Надо думать, каждый последующий брак у тебя лучше прежнего?" Она молчит. Да и что скажешь, если не только не лучше, а один другого хуже! Легко разрушать! А ты попробуй сохранить то, что имеешь...
И для чего ты мне это рассказала? – интересуется Евгения. – Чтобы я на Аристова губу не раскатывала? "Парней так много холостых"? Думаешь, у них с Ниной ещё всё наладится?.. не переживай, я ему говорю то же самое: надо ли ради сиюминутного увлечения разрушать хорошую, крепкую семью?! А он, дурак, слушать не хочет!
Мать смущается: действительно, нашла аналогию! Наверное, она думает: "Хотела, как лучше..." Увы, её подходы к собственной дочери так и остались на внешнем уровне. Мать с дочерью не привыкли говорить по душам, потому так трудно находить общий язык теперь, когда потеряно столько лет!.. А Евгении, похоже, лучше и вправду никого не слушать!
Несколько ночей она ночевала у матери и вдруг поймала себя на желании оказаться дома. Зайти к себе в квартиру... Что же получается, родительский дом – для неё уже не дом? А дом – квартира, где она прожили ... тринадцать лет?
Аристов сказал: поживи пока у матери! Но насколько растянется это "пока"? И почему она должна кого-то там остерегаться, точно подпольщица или бандит со стенда "Из разыскивает милиция"? Почему они с Толяном решили, что Сергей именно сейчас начнет за нею охотиться?
С другой стороны – зачем ему откладывать и сидеть намине, которая неизвестно когда может взорваться?
Дом матери тоже не цитадель. Но некоторое удобство от её проживания здесь все-таки есть. Теперь её с работы подвозят Лада с мужем. Они живут неподалеку. Ездит с ними и Ирина, что потихоньку сдружает женскую троицу, и уже без прежнего надрыва, с которого началось их знакомство. Они не лезут Евгении в душу, но знают, что у неё есть человек, с которым она, к сожалению, не может быть вместе. И у других женщин есть такие человеки...
– Ты уже готова? – в конце рабочего дня заглядывает в её кабинет Лада.
– Готова... ехать общественным транспортом.
– Что-нибудь не так? – настораживается экономист. – Мы тебя ничем не обидели?
– Придумала! Просто мне нужно заехать к себе на квартиру, взять кое-чего.
– Слава Богу! – радуется Лада. – А то мой дражайший съел бы меня. Он, знаешь ли, по внешнему виду от других мужиков не отличается, но в душе натура тонкая; все чувствует, все замечает... Вчера сказал мне: "Будь с Женей деликатнее, Ладушка, ей сейчас несладко". Не знала бы его, приревновала бы... Фантазирует?
Она выжидающе смотрит на Евгению, ставя её тем самым в затруднительное положение. Что можно сказать одной фразой? Опровергнуть? Согласиться?
– Твой муж, Лада, хороший человек.
– За то и любим, – посмеивается та, но на продолжении разговора не настаивает, а только замечает. – Все равно поедешь с нами. На повороте выйдешь, а там на троллейбусе тебе...
– Три остановки!
– Вот и пошли.
Евгения идет к дому, испытывая неприятное чувство присутствия кого-то за своей спиной. Сумеречная осенняя погода усиливает ощущение тревоги – она невольно оглядывается. Никого.
"Вот ведь как можно запугать человека! – сердиться она. – Этак и вправду манией преследования заболеешь!"
Она приближается к своему подъезду и с облегчением видит, как с другой стороны подходит её сосед, муж Кристины.
– Добрый вечер, соседка! – он галантно распахивает перед нею дверь. Что-то вас давно не видно! Так давно, что милиция начала разыскивать. Вчера приходил какой-то мент, спрашивал, не знаем ли мы, где Лопухина? Кристина говорит: "Наверное, у матери. Она иной раз у неё ночует". Правда, он не слишком огорчился. Зайду, говорит, в другой раз!
– Он в форме был?
– Нет, одет, как все. Но красную книжечку показал. Кристина осторожненько спросила, мол, не случилось ли чего с Женей? А он отвечает: "Пока жива-здорова. Ее подругу недавно убили, вот я и хотел поговорить. Может, она знает чего-нибудь?" А сам так странно улыбается, будто не про убийство говорит, а про детский праздник. Кристина тоже заметила: "Он больше на бандита похож, чем на мента!"
– Наверное, улыбается, чтобы люди не пугались, – предполагает Евгения. – Кристина здорова?
– Слава Богу, здорова, – говорит сосед, поднося руку к кнопке звонка. – Будьте здоровы и вы!
Евгения быстро проскакивает в дверь и тут же захлопывает её за собой, чтобы тот, кто крался за нею, не успел прошмыгнуть в квартиру.
Она прислоняется к двери, стараясь восстановить дыхание. Будь ты проклят Зубенко, какого страху на неё нагнал! Сует ноги в тапочки и вешает на вешалку плащ.
Только она делает шаг к ванной, как зазвеневший телефонный звонок буквально заставляет её подпрыгнуть. На этот раз успокоиться и заставить себя взять трубку гораздо труднее. Похоже, её трусость возрастает в геометрической прогрессии. Она поднимает трубку и слышит сигнал отбоя. Должно быть, кто-то ошибся номером.
На другой день в коридоре она сталкивается с Надей.
– Привет, подруга! – меланхолично бросает та.
– У тебя проблемы?
– Пустяки, муж не ночевал дома. Говорят, у него появилась подружка какая-то балеринка из кордебалета, и что главное, приехала в город недавно, так что через много рук пройти ещё не успела. В остальном, тоже плохо. Про погоду ты знаешь: мерзкая! С матерью отношения – мерзкие, попала под горячую руку...
– И работа мерзкая!
– Нет, работу я люблю. Вчера, например, вырвала сто тысяч у одного давнего должника. Висяк был дохлый, но я смогла!.. Валентин говорит, что можно приступать к отделке коттеджа.
Полмесяца назад "Евростройсервис" купил у субподрядчика недостроенный особняк в двух уровнях.
– У них были и в трех, – говорит Надя, – но нам на троих и такого хватит. Или на двоих, – добавляет она тихо.
– Что, совсем плохо? – сочувствует Евгения.
– Переживем!.. Слушай, а если я в третий раз замуж выйду, народ осудит?
– Кому какое дело!
– Собственно, только это меня и тяготит: что обо мне другие подумают. Ты ведь не отвернешься?
– Никогда!
Надя растроганно обнимает её.
– Свинья, подобная мне, не заслуживает такой подруги!
Страх! Неужели когда-то Евгения жила, его не зная? Замок сменила. Щеколду поставила, чтобы нельзя было открыть дверь снаружи – а приходит в свою квартиру, и все чудится, что где-то в дальнем углу поджидает её кто-то без лица с намерением отнять жизнь. Пока она не обойдет всю квартиру, не успокоится.
"Так не годится, – понимает она. – Если Сергею удастся меня настолько запугать, больше и делать ничего не придется! На могиле просто напишут: "Умерла от страха"!
Но когда однажды вечером раздается звонок в дверь, она выключает повсюду свет и осторожно, на цыпочках, подходит к глазку, заглянуть: "Кто пришел?"
На площадке перед дверью она видит незнакомого мужчину в милицейской форме и решает: "Не открою!"
Пусть думает, что её нет дома! Приходить в такую поздноту!
Но настырный посетитель, похоже не собирается уходить. Он звонит, звонит, а потом она вдруг слышит скрежещущие звуки, как если бы подбирали ключ к её замку. Правда, на двери есть ещё щеколда, но выдержит ли она, если сильный мужчина как следует двинет плечом ширпотребовскую дверь из ДСП. Это вам не старые дубовые двери родительского дома!
По проторенной дорожке прорывается уже не просто страх, паника! Она закрывает дверь в комнату, чтобы не было слышно на лестничной площадке и набирает номер телефона Аристовых. Как бы Евгения не брыкалась, но между нею и Толяном определенно есть телепатическая связь. Мало того, что он сразу снимает трубку, но ещё в несколько фривольном тоне сообщает:
– А я как раз о тебе подумал!
Но она, взбудораженная, перебивает:
– Толя, ко мне в дверь милиционер звонит!
– Сейчас? В половине одиннадцатого? – изумляется он. – Не открывай!
– Но мне показалось, он пытается подобрать к моему замку ключ...
– Что?! Женя, Женечка, я сейчас, я еду, ты как-нибудь продержись! Возьми в руки что-нибудь тяжёлое!.. Нет, лучше – кухонный нож и стань за дверью... Что я говорю!
Он не кладёт трубку на рычаг, а просто бросает её, и Евгении слышен топот его шагов и звук закрываемой двери.
Сердце её колотится, как овечий хвост. Она берёт в руки тяжёлый хрустальный графин и осторожно открывает дверь в прихожую: скрежета за дверью больше не слышно. Она на цыпочках подкрадывается и опять заглядывает в глазок. Милиционер разговаривает с мужем Кристины. Евгения прикладывает ухо к двери.
– ...Видел, как приходила. Наверное, взяла что-нибудь и опять ушла. Сейчас она больше у матери бывает.
– Сын её в этом учебном году школу заканчивает, вот Женя и подтягивает его, – слышен голос Кристины; она стоит на пороге своей квартиры и в глазок её не видно.
– Если она вам так нужна, – говорит Кристинин муж, – пришлите ей повестку. Она наверняка человек законопослушный!
– Или на работу позвоните! – предлагает Кристина.
– Я зайду как-нибудь ещё, – говорит милиционер неожиданно по-бабьи высоким голосом. – Может, повезёт больше.
Интересно, станет он проверять: не светится ли её окно?
Евгения осторожно открывает штору. Милиционер выходит из подъезда и действительно поднимает голову наверх. Похоже, когда он шёл, как раз свет и видел.
Едва он уходит, как во двор залетает шальная серебристая иномарка. Слышно даже, как визжат её тормоза. Из неё пулей вылетает Толян и мчится к подъезду. Евгения с облегчением вздыхает и открывает дверь – Аристов даже не успевает поднести руку к звонку.
– Ты что же это открываешь, не глядя? – притворно сердится он, но глаза его сияют – он безмерно рад, что с нею ничего не случилось. – Ну где твой подозрительный мент?
– Как раз перед тобой ушёл.
– Потому ты и сидишь в темноте?
Евгения кивает. Толян вешает в одёжный шкаф куртку, а за поясом у него торчит пистолет.
– Никак заплечную кобуру себе не куплю, – объясняет он её вопросительному взгляду. – Неплохо бы смотрелось, да?
– Неужели ты стал бы стрелять?
Он, не отвечая, подмигивает ей в зеркало и поворачивается с насмешливой улыбкой.
– Сознайся, что никакого мента не было, а ты просто по мне соскучилась!
– Да я... да ты у соседей спроси! Кристина с мужем с ним разговаривали!
Он обнимает её, тщетно пытающуюся вырваться, и говорит в самое ухо:
– Соврать было жалко, да? Мол, действительно, соскучилась, все выдумала!.. Не получится из тебя возлюбленной великого человека! Самоотверженной, благородной, безоглядной! Ты – как скупая старушка, которая наконец согласилась предоставить страннику ночлег – даже дверь приоткрываешь чуть-чуть, чтобы он смог лишь протиснуться, а не распахиваешь со всей широтой души!
– А ты, значит, распахиваешь с широтой?
– В том-то и дело! Я, видимо, тоже осторожный. Про таких, как мы с тобой и говорят: муж и жена – одна сатана!
– Аристов, что ты несешь? Про таких, как мы, говорят: два сапога пара!
– Все равно, пара. Значит, двое похожих... Говоришь, замком заскрежетал? Может, просто проверял: закрыто или нет?
Он подвигал ручкой двери.
– Такой был звук?
– Не знаю, Я сразу же побежала тебе звонить.
– Умничка. А тоя, кажется, все причины для прихода к тебе исчерпал. Уже думал: может, сантехником прикинуться?
– Электромонтером! – прыскает Евгения.
С приходом Аристова ей сразу стало спокойно, так что она расслабилась и привычно грубит ему...
– Ты перед приходом мента чем занималась? – спрашивает он.
– Ничем. Собиралась идти чистить зубы, и в постель.
– Вот и продолжай делать то же самое. Я тебе не мешаю.
Сквозь журчание воды ей слышится далекий звонок, но Евгения не обращает на него внимания. Мало ли кому могут звонить в этом многоэтажном улье?
А когда она выходит из ванной, Аристова в квартире не обнаруживает. Чувство глубокого разочарования охватывает ее: ушел, даже не простился! И дверь не закрыл. Конечно, разве не она сама постоянно твердила ему, что семья должна быть на первом месте? Но что это за голоса в коридоре? Она осторожно выглядывает на лестничную клетку. Аристов разговаривает о чем-то с мужем Кристины. Евгения облегченно вздыхает и идет стелить постель.
Теплое чувство к Толяну опять пробивается через рогатки, надолбы и танковые рвы, которые она понастроила, чтобы не пустить его в свою душу. Но разве можно сдержать стихию?.. Она надевает свою лучшую ночную сорочку воздушную и кружевную – и ложится в постель с книгой в руке.
– А мне можно почистить зубы? – наконец заглядывает в комнату Толян.
С губ Евгении готово сорваться: "А кто тебя здесь оставляет?", но она благоразумно сдерживается.
– Твоя щетка – красная.
– Понял!
Несколько минут спустя он заходит и садится на край кровати.
– Знаешь, я как раз уходил из дома, когда ты позвонила.
– Куда?
– Пока к другу. А дальше – я не думал.
– Хочешь сказать, ты уходил насовсем?
– Насовсем... Мне нужно с тобой поговорить.
Его тон настораживает Евгению, заставляя сердце болезненно сжаться. Сейчас он скажет, что не любит её и между ними все кончено! Но разве не она сама этого хотела!
– Почему-то мы никогда не успеваем сказать друг другу всего, чего хотим...
– Может, потому, что слова для нас – не главное?
– Это так, – соглашается он, – но наша с тобой психика после всевозможных жизненных потрясений не совсем здорова. Мы – чересчур впечатлительны, чересчур мнительны и боимся доверять самим себе.
– Я тоже всегда от этого мучаюсь, – грустно кивает Евгения.
– Вот видишь! А слово, сказанное наспех, на бегу, может неверно и истолковываться.
– Для серьезного разговора мне, пожалуй, тоже лучше встать.
– нет, ты лежи, а я буду сидеть. Если я подвинусь хоть чуточку поближе, то опять не успею сказать тебе всего.
– Давай, поговорим, – Евгения садится и кладет подушку под спину. Расстояние между нами осталось то же, но разговаривать мы сможем на одном уровне!
Аристов невольно скользит взглядом по кокетливому вырезу ночнушки, а Евгения будто невзначай прикрывается одеялом.
– Ты обиделась на меня тогда, помнишь, когда я сдуру начал говорить, что не дам Нине развода.
– после того, что между нами было, я восприняла это, как оскорбление.
– Прости! – он на секунду подносит её пальцы к своим губам. – Тогда ты меня не дослушала, я вовсе не это хотел сказать. Точнее, не только это... Я не оправдываюсь, а только хочу объяснить. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая добросовестно старалась быть мне хорошей женой. А я, неблагодарный, все хотел от неё чего-то другого, чего она так и не смогла понять! Нина хороший человек, но однолюб. Она так и не смогла полюбить меня, а семья без любви – это союз двух ремесленников. У них есть свои обязанности, свое место в жизни друг друга, но и только. Человека, который не хочет этого понять, супруга может просто возненавидеть! Я сам во всем виноват. Не мог понять, что сердцу не прикажешь! Я ждал благодарности, ведь с моей стороны женитьба на ней была жертвой! Так, я думал, как будто люди – шахматные фигуры, которые можно расставлять на доске по собственному усмотрению!
Он потер переносицу, вздохнул и произнес:
– А тут ещё вернулся Роман. Мне казалось, он не стоит и мизинца на моей ноге, а Нина бросилась ему навстречу, забыв о подлости по отношению к ней. Я точно знаю, у него просто разгорелись глаза. Он сам, с женой и двумя дочерьми, до сих пор живет в коммуналке, а тут – полная чаша, взрослый сын и женщина, которая его обожествляет. Отдать все, чего я добился своим горбом в руки негодяя и женщины, не помнящей добра? Во мне боролись два человека: один – крестьянин, который не хотел отдавать нажитого в чужие руки, а другой – человек, перед которым открывалась другая жизнь. Надо было просто решиться и бросить все. Начать жизнь сначала! Там – риск, тревога, беспокойство, здесь – привычный уют, налаженный быт... Все мы бываем трусливыми.
– Так кто же из этих двух людей все-таки победил? – спрашивает Евгения.
– Победил второй, – улыбается Толян. – Я рассказываю тебе все, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала – разве это не здорово?
Он улыбается уголками губ.
– Ты все сказал?
– Не все. Вчера у купил участок земли, и мы могли бы начать строить дом. Ты согласна?
Евгения передвигается к нему и кладет голову на колени.
– С тобой я на все согласна. И ничего не боюсь.
Она не видит, как по его лицу мелькает тень тревоги: он опять не сказал ей всего! Усилием воли Толян отгоняет беспокойную мысль и склоняется над нею...
– Я отвезу тебя на работу! – говорит Толян, заглядывая утром к ней на кухню со щеткой в зубах.
– Вынь щетку изо рта, поросенок! – смеется Евгения. – Ты весь в зубной пасте!
Она делает бутерброды и напевает. Как хорошо! Забыты страхи и неприятности. Она пьет кофе и украдкой прижимается ногой к его ноге – лишь бы коснуться! А когда они едут в машине, придвигается поближе и с наслаждением вдыхает его смешанный с кожей куртки запах.
– Какое-то время мы не увидимся, – говорит ей Толян. – Все же лучше тебе ещё пожить у мамы...
– Ты вернешься домой? – ничего не понимает она.
– нет. Я же сказал, поживу у друга.
– но ты мог бы пожить в моей квартире!.. Тем более, что меня там не будет!
Толян, ничего не отвечая, целует её и, выйдя из машины, открывает дверь с другой стороны – совсем как в кино! Действительно, чего сидеть, она уже приехала!
– Я тебе позвоню! – кричит Толян ей вслед.
И ему как будто безразлично, что она об этом подумает!
Глава двадцать шестая
Вообще-то Евгения везучая. Из всех переделок последнего времени она выбирается с минимальными потерями!
Ах, да, любимый мужчина после ночи полетов во сне и наяву сказал только: "Я тебе позвоню!" И исчез с глаз долой! "Хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса!" Так, кажется, пел Высоцкий.
Сегодня третий день, как она ждет звонка. Дождь за окном уже не льется струями по стеклу, а звякает льдинками. На улице так похолодало, что капли, не долетев до земли, превращаются в ледяные иголочки, вслед за которыми начинает сыпаться снежная крупа.
Мысли о работе сегодня никак не держатся в голове. Евгения встает из-за стола и подходит к окну кабинета. Снаружи поднимается поземка. Прохожие, съежившись, быстро спешат мимо, пряча лицо от ледяного ветра... не мог же Толян над нею просто посмеяться? Нет, так нельзя даже думать! Ну почему воображение непременно подсовывает ей домыслы, от которых и вовсе жить не хочется? Видимо, как всегда, дело лишь в ней самой! Неверие в него начинается с неверия в себя, в собственную значимость и привлекательность. Люба сказала бы: верь в худшее, а лучшее само придет!
Пороша шуршит по стеклу, как будто кто-то шаля бросает в окно горстями крупный песок. Почему он не звонит?
Он разлюбил ее! Он понял, какая она неразборчивая! В течение небольшого времени Алексей, Виталий, он сам.
Евгения плачет. Слезы катятся по щекам, а она никак не может найти платок и вытирает их рукавом свитера.
Звонит телефон. Молодой женский голос говорит:
– Мне нужна Евгения Андреевна.
– Я слушаю.
Девушка, запнувшись, проговаривает:
– Это вам из четвертой горбольницы звонят. К нам привезли вашего мужа – Аристова Анатолия Николаевича.
– Как – привезли? – спрашивает Евгения. – Он сам не мог дойти?
Вопрос звучит по-идиотски, но Евгения, оглушенная этой новостью, никак не может сосредоточиться.
– Как бы он дошел? – девушка удивляется её непонятливости. – Он попал в аварию!
– Вы это серьезно? – не верит Евгения.
– Какая вы странная! – недоумевают на том конце провода. – Такого я ещё не слышала. Ее муж в реанимации, без сознания, а она...
Тут только до Евгении доходит: с Толяном действительно случилась беда! Она бросается к пальто, зачем-то открывает сумочку... нет, надо сначала позвонить!
– Валя! Валентин Дмитриевич! – выдыхает она в трубку. – Аристов! Толя! Он в больнице! Попал в аварию!
– Конечно, Евгения Андреевна, все, что нужно, рассчитывайте на меня! взволнованно откликается он. – Савелий вас отвезет, я распоряжусь! Позвоните мне из больницы, не нужно ли что-нибудь!
"Мерседес" мчится по городу.
– Савка, скорость! – слабо протестует Евгения. – Гаишники остановят!
Но сердце её будто летит впереди машины. Савелий чувствует её напряжение и только спрашивает:
– Твой родственник?
– Больше, чем родственник! – говорит она. – Самый близкий на свете человек!
Евгения поднимается бегом по лестнице, хотя и слышит шум работающего лифта. Стеклянную дверь с надписью "Реанимационное отделение" она находит сразу и уже собирается рывком преодолеть освещённый лампами дневного света коридор, как её останавливает худенькое суровое существо, по виду медсестра.
– Женщина, куда вы?
Евгения уже успела переодеться в белый халат, но, очевидно, здесь разрешается быть немногим посторонним, так что затеряться среди них невозможно.
– Я к Аристову! Мне нужно! Здесь лежит мой муж!
– Всё равно вам придётся получить сначала пропуск у главного врача.
У Евгении нет с собой никаких документов. Она беспомощно оглядывается – кто ей может помочь? Но тут поверх её плеча протягивается рука с белым картонным прямоугольником и знакомый голос говорит:
– Вот её пропуск!
Кузнецов! Один из друзей Толяна, с которыми он играл в преферанс. А она пробежала мимо, ничего не видя вокруг.
– Саша! Ты не знаешь, что с Толей? – бросается к нему Евгения.
– Пока без сознания, – уклончиво отвечает он. – Ударились лоб в лоб, обе машины в лепёшку!
– Подержи! – она суёт ему пальто и сумку и спешит по коридору.
– Вторая палата! – кричит Кузнецов ей вслед.
Толян лежит на такой же кровати, на которой лежала когда-то Серебристая Рыбка, и от этой невольной аналогии Евгении становится жутко: нет, только не это! Юля хотела умереть, но Толян всегда был полон жизни!
Она подходит ближе. Аристов весь опутан тонкими проводами, будто он попал в гигантскую паутину, и тот, кто в ней сидит, выпил у него всю кровь – так бледно и безжизненно его лицо. Лоб Толяна заклеен большим куском пластыря. Кровавая ссадина на подбородке обработана каким-то бордовым раствором и от того выглядит зловеще.
Она прикасается к его руке. Холодная! Да жив ли он? Кажется, пульс бьётся. Аристов лежит без движения, даже ресницы его не шевелятся, когда она пробует позвать его по имени.
Наверное, она сидит возле него слишком долго, потому что приходит Кузнецов и некоторое время стоит позади неё, потом трогает за плечи, предлагая выйти.
– Я сдал твоё пальто в гардероб, – говорит он, – а номерок положил в сумку.
– Как это случилось? – спрашивает Евгения. – Толян же всегда был классным водителем.
– Погода, – пожимает плечами Кузнецов. – Она изменилась так внезапно. Начался гололёд. Машину другого водителя развернуло на шоссе и вынесло на встречную полосу... Ему повезло гораздо меньше: он скончался на месте.
– Известно, кто он?
– Фамилию не знаю. Какой-то майор милиции.
Евгения вздрагивает: "Майор милиции? Неужели это Сергей Зубенко? Толян сознательно пошёл на такой риск?"
– Значит, когда Толян поправится.., – размышляет она вслух.
– Ничего не будет. Происшествие квалифицировано, как несчастный случай.
– Кто меня сюда вызвал? Как Толину жену?
– Вообще-то я, – конфузится он.
– Мне на работу звонила женщина.
– Знаю, – кивает Кузнецов, – я попросил медсестру...
– Я останусь возле него, – говорит она.
– Я не стал сообщать матери, – признаётся Александр, – говорят, в последнее время у неё часто прихватывает сердце... Тебе придётся дежурить одной. Может, пригласим сиделку?
– Никого не надо! Я сама!
Он молча сжимает её руку.
– Там, в тумбочке, возле кровати продукты. Поешь. Тебе понадобятся силы. И ещё я хочу сказать, – здорово, что у Толи есть такая женщина!
Евгения возвращается в палату и садится возле кровати Аристова. Ей трудно без слёз смотреть на его безжизненное лицо, но она продолжает с надеждой всматриваться: она не хочет пропустить момент, когда он придёт в себя. И увлёкшись, не замечает, как в палату входит врач.
– Нет необходимости сейчас вот так сидеть возле больного, – ласково говорит врач. – Мы дали ему снотворное. Сильное сотрясение мозга – ему необходим покой... А вам можно пойти поужинать. Возможно, наша столовая не слишком изысканна, но кормят в ней довольно сносно. Вашего мужа мы внесли в списки, так что вам достаточно будет назвать фамилию. И выше нос! Я уверен, что сообща мы поставим его на ноги.
– Правда? – Евгения поднимает на него засветившиеся надеждой глаза.
– Конечно, правда! Компрессионный удар позвоночника – штука коварная, но мы будем надеяться на лучшее... Меня зовут Евгений Леонидович, я лечащий врач вашего мужа.
– А я – Евгения Андреевна.
– Вот видите, мы к тому же и тезки... Ночью, думаю, он придет в себя. Позовете дежурного врача.
Он уходит. Может, и правда поесть? Но она не чувствует аппетита.
Палата похожа на те больничные заведения, которые показывают в западных фильмах. Разве что приборов, контролирующих состояние больного поменьше. Зато помещение новое, а белье на постели белоснежное. Недаром говорят, что четвертую горбольницу курирует сам мэр города.
К ночи Толян все ещё не приходит в себя, но медсестра объясняет ей, что вводит ему вместе с другими лекарствами и снотворное.
– пусть поспит до утра, а то проснется часа в два ночи. Да и вам нужно поспать...
Евгения своими воспаленными от волнения мозгами не сразу понимает: сестричка колет больным снотворное, чтобы среди ночи её никто не беспокоил.
Часов в одиннадцать санитарка приносит в палату раскладушку и белье.
– Леонидович распорядился. Но в семь утра это надо убрать, у нас здесь спать не положено.
В коридоре за дверью на стене висит бесплатный телефон-автомат. Похоже, народ совсем одичал и такую мелочь воспринимает как неслыханную роскошь. Евгения наблюдала, какими удивленными становятся лица больных и родственников, когда они дозваниваются куда надо без жетона.
Перед концом рабочего дня Евгения звонит шефу. Оказывается, Кузнецов уже успел его предупредить, так что Валентин пеняет ей даже с некоторой обидой:
– Могла бы и не сомневаться, Женя, что я тебя пойму. Будь там столько, сколько нужно... Как он?
– Пока без сознания.
– Ты надейся на лучшее. Верь!
– Я верю.
Мать, которой она тоже позвонила, неожиданно разволновалась.
– Ты-то сама как себя чувствуешь?
– нормально. Что со мной сделается?!
– Знаешь, – предлагает Вера Александровна, – я могла бы возле него посидеть, пока ты сходишь домой, примешь душ, переоденешься...
– Спасибо, мама!
Евгения тронута. Действительно, хорошо бы переодеться во что-нибудь более легкое, домашнее – ведь под белым халатом у неё вязанное из ангорской шерсти платье!
Всю ночь Евгения спала, как на иголках. Все время ей казалось, что Толян зовет её. Она просыпалась, прислушивалась к нему, но он по-прежнему лежал без движения, так что она даже проверяла, бьется ли у него пульс!?
С пяти утра её уже бросает в дрожь при каждом шорохе извне. Толян пугающе неподвижен. Так люди не спят! К приходу медсестры она полностью "дозревает".
– Что вы собираетесь ему колоть?
– То, что назначил лечащий врач.
– Нужно, чтобы доктор осмотрел его сейчас!
Она становится возле кровати Толяна и закрывает его собой.
– Дежурный врач к нему даже не подошел!
– А зачем? Больной без сознания. Скоро лекарство подействует...
– Я не дам его колоть!
– Какая вы странная! – морщит нос медсестра. – Вы же не медик! Как можно чего-то требовать, когда сам в этом не разбираешься?
– Позовите врача! – твердо говорит Евгения.
– Когда ваш муж очнется, вы сами прибежите ко мне и будете умолять сделать ему укол!
Евгения опять садится на своё место у кровати и берёт безжизненную руку Толяна. Может, она неправа? И дежурный врач вовсе не должен навещать больного, который сё равно без сознания? Дал медсестре указания, и спи спокойно!..
– Опять народная медицина борется с официальной? – весёлым голосом произносит молодой мужчина в ослепительно белом накрахмаленном халате, чисто выбритый и благоухающий дорогим одеколоном. У Евгения Леонидовича халат голубой, а у этого... Но она вовсе не собирается вникать, что у них и как! – Чем недовольна жена нашего больного? Кстати, я отношусь к тем врачам, которые считают, что присутствие родственников в реанимационном отделении – нонсенс!
Евгения упрямо закусывает губу: она не даст так бесцеремонно на себя наезжать! Если надо, и до главного врача дойдёт!
– Гм-м.., – покашливает врач на её настороженное молчание – ждал, что она станет просить прощения? – Что вас беспокоит?
– Его неподвижность! Со вчерашнего дня он не пошевелился!
Теперь она вспоминает, что вчера, ближе к полуночи, этот врач заглядывал в палату. Но только для того, чтобы спросить:
– Жалобы есть?
Он проверяет пульс Аристова, и в глазах его мелькает беспокойство.
