Текст книги "Крыса (СИ)"

Автор книги: Лариса Цыпленкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Надо же, они тоже видят библиотечного призрака! Мэтр говорил, что мало кто на это способен. Я услышала эхо расходящихся шагов – Ловчие обходили библиотечную секцию – и забралась поглубже в воздуховод. Потом подумала, подумала и решила, что здесь мне сегодня делать нечего. Вряд ли Ловчие быстро закончат с проверкой, так что пообщаться с мэтром Сидом или почитать что-нибудь сегодня не удастся. Лучше не терять время, ожидая неизвестно чего, а пойти и добыть, наконец, форму Академии. Украсть, Мей! – поправила я себя. Себе-то врать не надо, это воровство. Пусть вынужденное, пусть я потом возмещу пропажу, но… Я печально пискнула и, стараясь не помять записку, посеменила по каменной трубе к выходу. Планы на ближайшее время обретали некое подобие порядка. Сначала – форма и обувь, потом – столовая.

О-о, нормальная человеческая еда! Печеньки, которые все, кому не лень, подсовывают очаровательной крыске, очень вкусные, но я хочу мяса! И хлеба! У меня сегодня будет человеческий ужин! Я зажмурила один глаз, представляя себе намазанный свежевзбитым маслом белый хлеб, крошащийся овечий сыр, пучок последней осенней зелени… И нет, вот это уже не воровство. Как фамильяр адептки, я имею полное право на бесплатное питание, и досыта! Правда, у меня нет знака АМИ, который носят все адепты, но в столовой вряд ли будут придираться, да и посреди ночи в бесплатном зале редко бывают работники поварни. Решено! Форма и ужин! А потом спрячу форму в подвале общежития, доберусь до вольера и там уже, в безопасности и спокойствии, смогу поразмыслить, как подбросить записку магам и остаться при этом незамеченной.

Глава 16

Немножко портила дело записка для Ловчих. Хоть и написанная на тонкой лёгкой восковке, хоть и свёрнутая в трубочку, она мне мешала. Заносить её в апартаменты Вивьенн мне тоже не хотелось: потеряю время, а мне надо бы успеть не только поесть, но и выспаться. Вроде бы Вивьенн не собиралась завтра брать меня с собой, но мало ли что стукнет в её хитромудрую головушку. Всё-таки и на площади, и в лаборатории она использовала меня очень хладнокровно и к месту. Размышляла я на ходу, в результате к стоящему на отшибе зданию прачечной подбежала с запиской в зубах. Потратила пару минут, чтобы пристроить бумажную трубочку в безопасное место. А то унесёт порывом ветра – и ищи потом по всей Академии; или попадёт не в те руки… Так что забралась в кусты дикой розы, уложила восковку между стеблей, прикрыла-придавила плоским кусочком песчаника, которым садовники отделали края соседней клумбы. Полюбовалась результатом – красота! За несколько минут не пропадёт. И приступила к похищению формы АМИ.

Прачечная размещалась в двух одноэтажных зданиях, сложенных из дикого камня и соединённых широким коротким переходом. Казалось бы, зачем так много места? Но ведь, помимо формы, стирать приходилось и постельное бельё, занавески, коврики, полотенца и много-много чего ещё. В одном здании (собственно, прачечной) вещи стирали, сушили, гладили и чинили, в другом располагался склад. Там всё сортировали, отправляли на хранение или в общежития. По ночам здание пустовало, лишь один работник в прачечной следил за сушильными шкафами на тот маловероятный случай, если сломается артефакт, подающий в шкафы тёплый воздух. У магистра Берзэ был такой, но пользовалась она им редко, ей нравился, как она говорила, «запах свежего ветра». Мне в сушилке делать было нечего, я пошла на штурм соседнего здания, где ожидали отправки в общежития чистые отглаженные комплекты.

Ничего сложного не было в том, чтобы, цепляясь за неровности камня, подняться к воздухозаборному колпаку, просочиться в жестяную трубу шириной в руку крепкого мужчины и пробежать ко второму концу трубы. Труба у самого пола заканчивалась решеткой, где вместо прутьев были пластины, направлявшие воздух на пол; между пластинами было расстояние не меньше дюйма, и я легко проникла в комнату. Здесь было теплее, чем снаружи, но довольно темно: за окнами стояла глубокая ночь, слабый свет давали только магические лампы под потолком. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные вещами, у небольших ворот – высокие тележки со стопками одежды, готовой к отправке. Тут было так тихо, что, казалось, мои лёгкие шаги слышны по всему складу. Пришлось пробежаться вдоль стены, чтобы убедиться: дверь в переход между зданиями закрыта, и ничто не привлечёт внимание ночного служителя. Только после этого я позволила себе обернуться человеком.

Ступни обожгло холодом, а глаза яркой вспышкой: лампы мгновенно среагировали на присутствие крупного движущегося живого объекта. Утирая слёзы, я шипела и ругала себя на все лады. Могла бы и сообразить! Проморгавшись, огляделась ещё раз. Всё-таки как меняется мир в зависимости от размеров наблюдателя! Огромное для крысы помещение сортировочной резко уменьшилось, проходы между тележками сузились, а стеллажи стали словно ниже. Я пробежала вдоль стеллажей в поисках формы: пропажа тех вещей, что подготовили на завтра, будет завтра же и замечена, а вот если взять шоссы с одной полки, чулки – с другой, а блузу и камзол – вообще с дальнего стеллажа…

Что я и сделала, в конце концов. Выбрала вещи, примерила и собрала себе приличный комплект формы: ношеный, но вполне ещё крепкий, без следов починки или пятен. Мантию я выбрала тоже стандартную, из грубоватой, немножко колючей шерсти, сапожки свиной кожи – почти неношеные. Такие, наряду с прочной недорогой формой, бесплатно выдавались адептам по гранту.

Сначала я думала выбросить вещи в окно, а потом выбраться по воздушной трубе, но потом увидела, что врезанная в ворота дверца закрыта на обычную деревянную щеколду. И в самом деле, что здесь красть? Поэтому я оделась-обулась, заплела косу и просто вышла через дверь, придерживая щеколду. Лишь в последний момент отпустила её, позволив упасть в паз. Легонько толкнула деревянную створку, та не поддалась. Поглядела снаружи в окно, наблюдая, как светильники плавно гаснут, погружая склад во тьму. Всё! Теперь долго никто не заметит пропажи, разве что в Излом, когда большая часть адептов проводит праздники дома, и кастелян Академии объявляет учёт. К этому моменту, надеюсь, я уже смогу вернуть вещи на место.

Забрав из кустов записку, я спрятала её в накладной карман камзола и пошла к столовой. Шагала медленно, ощущая странную неуверенность. Привыкла уже к тому, что вижу мир двойным (каждый глаз смотрит в свою сторону, и картинки от них не складываются в одну), что смотрю на всё снизу вверх. Да и передвигаться на четырёх ловких лапах куда удобнее, чем на двух длинных ногах-ходулях. Мне казалось, что я то ли лечу, то ли плыву над землёй.

К счастью, вскоре мир снова стал привычным и надёжным, в глазах перестало двоиться, и я с какой-то внезапной радостью, с ощущением свободы побежала по мощёной дорожке к двухэтажному зданию столовой, окна которой ярко светились в ночи, как будто там проходил званый ужин.

Конечно, до званого ужина столовой было далеко. Бесплатный зал я нашла по сильному запаху каши и овечьего сыра… ну, и ещё потому, что пристроилась в хвост небольшой компании некромагов. Эти-то почти все по гранту, мало кто из родителей готов платить за то, чтобы их дитя стало мертвячником, даже высокие заработки побоку. Потому как грех, ужас и позор. Как ни убеждают жрецы селюков, что некромаги по-своему служат богам, а толку нет: от века, дескать, заведено, что мертвячника надо изгонять!

Крестьяне сыновей и проклясть могут, когда те в Академию сбегают, а девок (которых и так-то единицы) стараются замуж пораньше выдать. А муж с первых дней «учить» начинает, чтоб глаз поднять не смела, не то что мертвяков подымать. Смысла в этом нет, потому как девчонка с даром некромагии родить не сможет. Вернее, сможет, но только после того, как даром овладеет и научится управлять. Вот и тащит семья такую рано или поздно к Ловчим; дескать, дар запечатайте, а мы уж вас отблагодарим… Тут-то и берут темноту деревенскую за жабры: мигом развод, девку в Академию, муж… а что муж? Объелся груш. Захочет – вернётся сама через несколько лет, а нет – ищи другую. А на родителей такой штраф наложат, что будущей магичке пять лет пахать на Корону, чтобы его оплатить. Ну, если захочет, а то бывало, бывало, что силком выданные замуж девки только плевали под ноги родне и с радостью шли в АМИ. К мужу не вернулась ни одна.

Ой, что-то я задумалась! Не заметила, как дошла до почти пустого зала бесплатников. Вдоль стены тянулись столы с едой: на каменных плитах, источавших тепло, красовались большие кастрюли, блюда и миски. Каша со свининой, тушеная репа с птицей, груды колбасок, жареная картошка с грибами. На отдельном столе, тоже с подогревом, стояли кувшины с тёплым компотом, чаем и травяными сборами. В холодном шкафу за застеклёнными дверцами прятались миски с нарезанными овощами, варёными яйцами, ломтями сыра, шариками сливочного масла, по которым стекали капли обрата – такое оно было свежее. У выхода стояли корзины с яблоками и поздними грушами, чуточку уже сморщенными, но источавшими ароматы прошедшего лета.

Я ела. Ела. Ела. Потом опять ела. Острые горячие колбаски, истекающие жиром, свежий хлеб с хрустящей корочкой и ноздреватым мякишем, булочку с маслом, картошку с грибами, целый пучок пряной зелени, репу с курицей… Курица напомнила мне о варёных яйцах, и я прошлась вдоль столов ещё раз, положив себе три яйца, а заодно колбаски (уж так хороши!), овечий сыр, ну, и ещё зелени. А раз оказалась возле холодного шкафа, то отчего не прихватить пару-тройку шариков масла, а к ним – и ломоть-другой хлебушка? Потом я пыталась понять, куда делось то невообразимое количество еды, которое я уничтожила. Не съела, не сожрала даже, потому что в меня столько не влезло бы. Некуда!

Вероятно, тело требовало недостающих веществ, вот я и набросилась на еду. Позже я всё-таки добралась до отчётов доктора Му и выяснила, как правильно питаться, будучи крысой, но это позже, много позже. А в тот момент я сидела, осоловело глядя на пустую тарелку, и хотелось мне только одного: спать. Некромаги давно ушли, я оставалась одна в зале, но всё же пришлось вставать, убирать тарелку в короб с грязной посудой и идти к женскому общежитию. Ножками, ножками. Морозный воздух на улице меня немного взбодрил и заставил пошевеливаться. Я прибавила шагу, благо, дорожка неплохо освещалась розоватыми фонарями. Общежитие было уже буквально за поворотом, оставалось всего лишь обойти маленькую рощицу вишнёвых деревьев, которая восхитительно цвела по весне; я почти бежала, предвкушая тепло и уют обитого бархатом крысиного домика. Повернула, следуя прихотливому изгибу дорожки – и с разбегу впечаталась носом в грудь встречного мужчины. Лорентина Эдора. Крепкие руки поймали меня за талию – не вырваться, а глаза – и вправду, светлые, серые – искрились весельем. Он действительно был таким красивым, каким показался мне на Шахматном дворе, так что я даже посочувствовала Вивьенн: соперниц у неё наберётся на пол-Академии. Пахло от него тоже приятно – кофе и травами.

– Куда спешите в такой поздний час, адептка? – мягко, низким бархатным голосом поинтересовался Эдор.

– Домой, – ответила я и тут же поправилась: – То есть в общежитие, конечно, мессер Ловчий.

– Кажется, адептка, вы спите на ходу. Вас совсем замучили учёбой? Кстати, на каком факультете вы учитесь? Почему не надели значок?

Руки он так и не убрал с моей талии; я, может, и попыталась бы убежать, но ведь догонит! Как же меня угораздило столкнуться с Ловчим посреди ночи! И врать нельзя: все знают, что соврать магу Лиги невозможно, они ложь чуют мгновенно.

– Забыла, мессер! – я захлопала ресницами и прикрыла ладонью губы, изображая растерянность. – Получила сегодня чистую форму и не приколола значок. Вы правы, я не высыпаюсь в последние дни. Варила сегодня зелье в лаборатории, и вот… Только-только поужинала.

– Нельзя так перетруждаться, адептка, – укорил меня Ловчий Эдор. До чего всё-таки дивный голос, густой и сладкий, как взбитые сливки! И даже упрекает-то незло, ласково так… – Может быть, вас проводить до общежития? И, кстати, как вас зовут? Я – Лорентин Эдор, к вашим услугам.

Он вынужденно отпустил меня, чтобы сделать шаг назад и изобразить неглубокий, но вежливый поклон. Честно говоря, я бы не отказалась, если бы такой высокий, широкоплечий кавалер проводил меня до дома, но он хотел знать имя, факультет, а потом ещё и спросит обо мне у преподавателей. А лгать я не могла. Вот тут и вспомнила: записка!

– Я знаю, мессер Ловчий, вас вся Академия знает, – защебетала я, копаясь в карманах. Где же эта бумажка? О! – Только мне нужно бежать, а вы же шли по делам, верно? И я должна вам отдать это, я обещала!

Протянула плотно свёрнутую восковку. Эдор замер на миг, пристально оглядывая записку, потом забрал её из моих враз ослабевших пальцев.

– Что это, адептка?

– Записка, мессер! – я опять захлопала ресницами. – Это очень, очень важно! Пожалуйста, прочитайте её сегодня!

Я в отчаянии всплеснула руками. Ну отвлекитесь, мессер Лорентин, пожалуйста, отвлекитесь, хоть ненадолго! И Ловчий отвлёкся. Пожал плечами, порвал нитку и шагнул ближе к фонарю, с тихим хрустом разворачивая восковку. Я оказалась у него за спиной, и грех было этим не воспользоваться. Несколько осторожных шагов, короткое восклицание Ловчего: «Что⁈», и я бросилась бежать, словно за мной охотилась стая волкодлаков. Эдор кричал что-то вдогонку, но я неслась оставшиеся до общежития ярды, не слыша и не видя ничего. Ночная комендантша кира Вуэго (всеми адептами мужского пола называемая не иначе как Ночная Драконша), задремавшая в кресле у пропускной «вертушки», проснулась и недоуменно проводила меня поворотом головы. Зачем-то нажала на рычаг, стопоривший «вертушку». Зачем? Я уже подбегала к лестнице, и Ночная Драконша потеряла меня из виду, да вроде и не собиралась догонять. Кожаное кресло только слабо скрипнуло, видно, кира Вуэго уселась поудобнее.

Я скатилась вниз, пронеслась по коридорам, рассыпая эхом стук каблучков, и никто не встретился мне по дороге. В дальней комнате, которую присмотрела днём, под медленно разгорающимся магическим светильником я сорвала с себя всю одежду и босиком кинулась в мебельный лабиринт. Первый же попавшийся шкаф с перекосившейся дверцей мне вполне подошёл: я аккуратно запихнула через щель одежду, а в нижний полуоткрытый ящик – обувь, протолкнув её подальше. Осторожно выглянула в коридор. Никого. Темно и тихо. Ночью в этом тупике лампы вообще не горели, и слабые отблески света едва достигали меня. Выйдя из кладовки, я закрыла за собой дверь (там свет погаснет сам через пару минут), сменила облик на крысиный, нацепила ошейник и порысила обратно к лестнице.

И уже снизу, из подвала, услышала вопли Драконши, разносившиеся по пустому вестибюлю и по лестницам. Орала кира Вуэго, как бык, увидевший соперника, даром, что худа – не поймёшь, откуда и голосина взялась.

– Всем вам по делу надо, а потом девки на годовые вакации (1) уходят!

Что, какой-то адепт не знает, что в женское общежитие мужчинам без сопровождения компаньонок и дозволения ректора вход заказан, в особенности по ночам? Я поднималась со ступеньки на ступеньку и вскоре даже услышала тихий мужской голос. Вероятно, адепт попытался что-то объяснить, потому что Ночная Драконша продолжала вопить:

– Вот принесёте мне бумагу от ректора – пущу, а так – и не думайте! При мне никакого непотребства не будет!

– Какое непотребство, почтенная кира? Исключительно дела инспекторские!

Ой. Теперь, добравшись почти до первого этажа, я узнала этот обворожительный бархатный голос. Это, получается, Драконша орёт на Ловчего Эдора⁈ Мамочки…

– Вот составьте запрос по образцу (возьмёте в секретариате), подайте ректору, получите от него мандат (это его ассистентка выпишет, только убедитесь, что он по форме 4А!), потом напишите требование о выделении компаньонки для визита в женское общежитие (это к кастеляну Шивери, требование можно писать в вольной форме) и тогда уже вместе с выделенной вам сопровождающей и с мандатом приходите решать свои дела. Порядок должен быть, мессер инспектор!

– Но пока я всё это сделаю, девица сбежит! Я уже сейчас рискую её не найти, что мне потом – в каждую дверь стучать? – Лорентин начал терять терпение. Из-под бархата его голоса прорезалась сталь. Мне было жутко любопытно, кто из них победит, и я подобралась ближе к спорящим.

– А и то, – внезапно успокоилась кира Вуэго. – Вот зачем вам сейчас внутрь, мессер Ловчий?

– Как зачем? – опешил тот. – Ловить девушку. У неё есть важные сведения!

– Вы думаете, она вас ждёт прямо за проходной? Так нет ведь, уже наверняка у себя сидит, а то и в постельке лежит. Сами гляньте, пусто здесь, – хмыкнула Драконша и оглянулась. Я замерла, а женщина хихикнула: – Разве что крыска с вами захочет поговорить.

– Крыска? – окончательно потерялся Ловчий.

– Да фамильяр чей-то, с прогулки вернулся, видно. Послушайте меня, мессер! Сейчас вы никого не найдёте, в самом деле, не в каждую дверь же стучать. Это шум, скандал… Не забывайте, у нас тут хватает благородных девиц, вам оно надо, чтобы Лигу завалили жалобами? Завтра с утречка оформляйте все бумаги и допуски, приходите сюда, садитесь со мной рядышком и сколько угодно рассматривайте всех выходящих девиц. На занятия они всяко пойдут. Коли не увидите – пройдём с компаньонкой, кастеляном, деканом по комнатам, найдём вашу беглянку.

Я сидела, сложив передние лапки перед грудью, и наблюдала за редчайшим зрелищем: Ловчим, которого остановила и повергла невысокая худая горожанка средних лет. Эдор потоптался на месте, печально глядя почему-то на меня, вздохнул и махнул рукой. Он не прошёл.

– Вы правы, кира. Завтра утром ждите, будем искать девушку. Не выпускайте их, пожалуйста, слишком рано. Придумайте что-нибудь, чтобы не успели разбежаться.

– Да уж задержу, – милостиво пообещала Ночная Драконша. – И придумывать ничего не буду. Как я скажу – так и будет, и спрашивать не станут, зачем и почему.

Конечно, не станут! Я бы не рискнула, точно! Да и Ловчий вон не сомневается в словах комендантши. Эта всех девиц построит рядочком, будь ты хоть дочь крестьянина, хоть дочь герцога. Ишь, как почтительно Эдор раскланивается с Драконшей! Двигается мужчина ловко, кстати, не хуже парней из Гильдии Охотников. Перетекает с места на место, плавно, незаметно, но очень-очень быстро. Наверняка и с оружием управляется так же хорошо, как гильдейские. Впрочем, что это я? Ловчие – те же Охотники, только охотятся на самую опасную дичь, владеющую оружием и магией. Двуногую. Я нервно скрежетнула зубами и побежала наверх, к хозяйским апартаментам, не дожидаясь, пока Лорентин Эдор распрощается с неприступной и грозной кирой Вуэго.

(1) годовые вакации – годовой перерыв в учёбе, здесь – академический отпуск.

Глава 17

С утра Вивьенн, верная своему обещанию, не стала брать меня с собой на лекции. А я – что я? Мне же лучше. Когда хозяйка уходила, я проснулась, поела и забралась в домик, досыпать. Приходили и уходили Амран и горничная, заглядывала в апартаменты Ночная Драконша в сопровождении Ловчего Эдора и целой компании каких-то важных людей, но меня никто не тревожил. Как не повезло Ловчему, и как повезло мне! Часам к трём пополудни вернулась моя ведьма, довольная до неприличия. Сбросила мантию на кресло, швырнула папку-артефакт на диван и закружилась по гостиной, стуча каблучками и напевая что-то незнакомое и радостное. Задохнулась, с размаху упала на диван и рассмеялась.

– Эй, хвостатая! Иди сюда! – позвала Вивьенн. Радость распирала её так, что она готова была поделиться ею с кем угодно, даже со мной. Я выскочила из вольера, подбежала поближе к хозяйке и взобралась на стул, пряча хвост за спинкой. – Он пригласил меня на беседу, слышишь? Целых три минуты разговаривал со мной утром, поцеловал руку и не отпускал всё время! Лоренти-и-ин…

Имя Ловчего хозяйка протянула с хищной томностью, глаза её были полузакрыты, язычок быстро облизнул пухлые алые губы.

– Возьму тебя с собой, Флёр. Попрошу горячего чаю… Если Лорентин тоже будет пить – отвлечёшь его, поняла? Чем хочешь, как хочешь, но чтоб минуту, а лучше две, Лорентин был занят тобой.

Вивьенн распахнула глаза и посмотрела на меня так… Лучше мне не обмануть её ожиданий!

– А я в это время подолью аморею… Полчаса поговорим, потом попасться на пути несколько раз… Ах, Флёр, если бы ты понимала, какой Лорентин восхитительный! У него такие сияющие глаза, такая открытая и светлая улыбка, что у меня едва не закружилась голова.

Ну да, красив, стервец, но красавчик не всегда годен для семьи… да и вообще для долгих отношений. Магистр Берзэ не раз говорила, что для магичек не важно, насколько невинной она пойдёт в храм, но и выбирать любовника стоит с умом. Чтобы не растрепал твоё имя, не размотал историю вашей близости по кабакам, не оставил тебя с разбитым сердцем, пустой душой и круглым пузом. Лорентин Эдор на трепача не очень похож, зато вот провести вместе несколько ночей и забыть о существовании очередной дуры – это он, мне кажется, может. Или я напраслину возвожу? А, пусть Вивьенн сама разбирается, её дело. Вон как мурлыкает про обожаемого Лорентина.

– Мой, мой, мой! Он мой, Флёр… ну, или будет моим, но это уж непременно! – ведьма мечтательно улыбалась.

Почему-то царапнуло меня это обещание. А самого Ловчего ты спросила, дорогая? Может, ему другая нравится? Может, ему я понравилась, к примеру, когда он меня ночью поймал? Ну, так, только к примеру, конечно, потому что кто Эдор, и кто – я? А что не отпускал долго, так это… Бабник, как и большая часть молодых мужчин.

Вивьенн, помечтав, немножко пришла в себя, взяла несколько печений из плетёной корзинки и щедро бросила на пол вольера. Ну, не свинья ли? Даже доброе дело не может сделать без того, чтоб подгадить. Впрочем, нищие не выбирают. Я живенько метнулась и перетащила печенье в домик, про запас. Туда же отправились лесные орехи, принесённые Амран. Сегодня я впервые за несколько дней чувствовала себя сытой, мне хотелось дремать в гамаке, и чтоб никто не мешал.

Спохватившись, что времени до встречи с Ловчим осталось всего ничего, каких-то три часа, Вивьенн отправилась в спальню: перебирать гардероб, наводить красоту, выбирать духи. Ведьма, похоже, не ждала сегодня подруг и поела не у себя, а в столовой (в зале для чистой публики, не иначе), потому что частый стук в дверь оказался для неё полной неожиданностью. Я привычно заняла наблюдательный пост в гамаке, а хозяйка с недовольным лицом отворила дверь.

– Магали? Боги, что с вами⁈

– Вивьенн! Дени! Он…

Подруга ведьмы ввалилась в комнату, истерически рыдая.

– Магали, что случилось, дорогая?

– Дени умер! Говорят, от «Грёзы», но этого не может быть! Кузен никогда бы… А-а-а! – девушка тоненько завыла.

– Погодите, дорогая, присядьте! – ведьма провела сокурсницу к диванчику; каким бы несвоевременным не был визит подруги, Вивьенн держала лицо. – Вот, выпейте воды, а я пока найду успокоительные капли.

Хозяйка усадила Магали, всучила ей стакан с водой и пробежала в кабинет, где хранились изготовленные ею зелья (кроме запрещённой амореи, разумеется). Из кабинета послышался звон флаконов и тихое досадливое «Где ж это… А!», и вскоре Вивьенн вернулась с тёмным флакончиком в руках. Накапала в воду зелье; по комнате тут же поплыли запахи мяты и валерианы.

Вивьенн заставила подругу выпить полстакана – у той зубы стучали о стекло и дрожали руки – и уселась рядом.

– Магали, дорогая, мне вы можете рассказать всё, – проникновенно выдохнула ведьма, взяв бедняжку за руки. – Вы уверены, что ваш кузен погиб?

– Ах, Вивьенн! Я же его и нашла! – взвыла Магали, глядя на подругу полными слёз голубыми глазами. Как два озера под степным небом. – Я хотела сказать ему всё-всё! Как он мог с нами поступить подобным образом? Это недостойно благородного кавалера, и я собиралась высказать ему… О-о! Как я могла⁈

Вивьенн пришлось споить рыдающей адептке остаток воды с каплями, прежде, чем та смогла продолжить рассказ. Я бы, пожалуй, удвоила дозу, но Магали – не моя забота.

– Он прятался. Ну, или я думала, что он прячется… Сегодня я зашла в общежитие для благородных адептов, кто бы мне помешал посетить кузена? И вот его сосед говорил, что Дени дома, а он не открывал, и я возмутилась, потому что вот так пропадёт благородный юноша, а никому и дела нет, и комендант сам открыл дверь…

Понятное дело! Я весело хрюкнула в бархат гамака. На месте коменданта я бы тоже открыла, на кой ему истерика благородной девицы?

– Дени лежал в гостиной. Я подумала, он посидел накануне с друзьями – ну, вы понимаете, Вивьенн?

– Конечно, дорогая, не вижу ничего плохого ни в дружеской компании, ни в этих домах для мужчин. Молодые люди все так делают до женитьбы, – пожала плечами моя ведьма. – Продолжайте же!

– Ну, – Магали всхлипнула, но справилась с собой. – Я же волновалась, а он что, веселился? Я подбежала к нему, дала пощёчину, а он не шевелится. А потом я поняла, что он холодный и весь такой… твёрдый. И пена на губах, много розовой пены. И комендант меня схватил за плечи, вытащил из комнаты, велел кому-то вызвать Ловчих и сказал, что Дени перебрал «Грёзу»! Дени! «Грёзу»! Это невозможно, Вивьенн!

Ну, прекрасный Лорентин, и какой из тебя Ловчий⁈ Тебе в руки дали сведения о баронете Легрэ, только и оставалось дойти до него, допросить и арестовать. Даже ловить не надо было, а ты упустил, да так упустил, что ничего уже не исправишь: с того света не возвращаются.

– Конечно, невозможно. Ваш кузен – и «Грёза»? – рассудительно сказала моя хозяйка. Ну да, тихонько прикроют дело, объявят, что у молодого человека случился сердечный приступ из-за безответной любви – или ещё какую-то подобную чушь. Сберегут честное имя благородного семейства Легрэ. – Комендант просто ошибся. Вот увидите, Ловчие разберутся. Главное – ничего не рассказывайте про ритуал! Это наше дело, и к гибели баронета Легрэ отношения не имеет.

– Но я его уда-а-арила, Вивьенн! Он умер, а я его ударила!

Магали разрыдалась, бурно, со слезами и стонами, и Вивьенн накапала ей ещё успокоительного, и в самом деле удвоив дозу. Заставила выпить и попыталась хоть как-то утешить, но все её утешения не возымели действия. Магали пила капли и рыдала, рыдала и пила воду. Кажется, она пропускала мимо ушей все уговоры подруги и настойчивые просьбы молчать об истории с Джосет и ритуалом. А время шло, драгоценное время, которое Вивьенн собиралась посвятить своей внешности перед таким важным свиданием. Хозяйка начала терять терпение, когда в дверь вновь постучали. Ведьма пошла к двери с таким гневным лицом, что мне стало страшно за посетителя. Но, как оказалось, о таких посетителей и Вивьенн сломает зубки. Рывком распахнув дверь, она аж замерла в изумлении.

– Куратор Пеле? Комендант Вуэго?

– Адептка Армуа, мы разыскиваем адептку Магали Литон. Она не у вас? – сухо поинтересовалась Ночная Драконша. Да что ж творится-то, если ночной комендант весь день носится, как наскипидаренная?

– У меня, кира Вуэго, но она…

– Позовите! – велела Драконша.

– Ну… ладно. Магали, дорогая, я понимаю, что вам плохо, – мягко позвала Вивьенн, – но вас требует комендант.

– Плохо? – кира Вуэго ворвалась в гостиную, бесцеремонно оглядела рыдающую Магали, внезапным рывком подняла бедняжку на ноги. Та шаталась, не оказывая ни малейшего сопротивления и, кажется, вообще потеряв связь с действительностью. – И в самом деле плохо. К целителям, немедленно! Господа Ловчие с допросом подождут! Вы что-то давали ей, мессера?

– Только успокоительные капли, – пожала плечами Вивьенн. Взяла со стола пузырёк, дала Драконше. – Вот, всего тридцать капель. А что за допрос?

Комендант вытащила пробку, понюхала.

– Хорошо. Возьму с собой на всякий случай, пусть целители разбираются. А допросить мессеру Магали хотят по поводу смерти баронета Дени Легрэ. Наверняка мессера вам рассказала.

– Да-да, ужасная история, – закивала Вивьенн. – Но, наверно, стоит поспешить? Вам помочь довести Магали к целителям?

– Благодарю, мессера, я справлюсь.

И злобная фурия нежно заговорила с Магали, обняла за плечи и, воркуя, повлекла к выходу. Девушка повиновалась, явно ничего не соображая.

– Ужас какой! – наполовину искренне выдохнула Вивьенн им вслед. Но ещё ничего не закончилось: внимания моей хозяйки ожидала её куратор.

– Адептка Вивьенн!

– Да, куратор? – спохватилась ведьма. – Извините, тут такое… Ну, вы видели. Я что-то плохо соображаю.

– Понимаю, адептка, – кивнула куратор. – Сейчас вся Академия в шоке. Смерть адепта, Ловчие, «Грёза»…

– О! А что, баронет и в самом деле принимал эту гадость? – жгучее любопытство Вивьенн невозможно было не заметить, и куратор, как истинная женщина, хоть и молодая ещё, не смогла не посплетничать. Самую чуточку!

– Да, мне виконт Ашени рассказал, – понизив голос и невольно глянув через плечо, сказала Пеле. – Виконт случайно проходил мимо, когда вскрывали апартаменты Легрэ, и подумал, что, может. чем-то сможет помочь, вот и задержался. Эта истеричка Магали там такое устроила, всё мужское общежитие собрала.

– Есть у Магали эта неприятная черта, мессера Пеле, – согласилась Вивьенн. – хоть мы и приятельницы, не могу не признать… Но что Легрэ?

– В общем, баронет не просто принимал «Грёзу», он её обожрался! Ашени утверждает, что на полу была рассыпана едва не унция!

– Какой кошмар! Какой позор для семьи! Бедная Магали! Такой родственник!

Девушки ещё пошептались и поохали, но, наконец, куратор перешла к тому, зачем пришла.

– Совсем забыла с этими ужасами, мессера Армуа! Вам просили передать от Ловчих, – и Пеле протянула моей хозяйке письмо, свёрнутое в трубочку и запечатанное алым воском. – Это вроде не срочно, но лучше прочесть, не откладывая.

– Да, верно.

Вивьенн сломала печать, пробежала взглядом по строкам.

– Беседа с мессерами из Лиги откладывается, – пожала она плечами, сворачивая письмо. – Верно, смерть Легрэ им все планы поломала.

– А, вас тоже пригласили? Вроде бы десятка два адепток вызывали на сегодня.

– О! – лицо Вивьенн закаменело. – Так много? А вы не знаете, зачем мы Ловчим? У вас такие связи, мессера Пеле! Если кто и может что-то знать, то это вы! Мне любопытно, да, но и страшновато. Вроде бы ничего такого не делала, чего они от меня могут хотеть?

Увы, куратор не знала. Предположений было столько, от невинных до самых диких, что даже многоопытная Пеле не рисковала подтвердить хоть какое-то из них. А те адептки, которые уже побывали на беседе у Ловчих, ничего рассказать не могли, потому что с них взяли коронную клятву о неразглашении. Повздыхав, девушки распрощались, и Вивьенн, наконец, осталась одна (если не считать маленькую крыску).