Текст книги "Трофей мажора (СИ)"

Автор книги: Лана Ирис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Глава 35

– Что?!

Меня сейчас молния на месте сразила?

Я еще жива?

– Да, забей. Это все родители придумали. Мы с ней почти не общаемся, – бросает он, все также настойчиво приближаясь.

А я на этот раз, когда он делает шаг, делаю два шага назад, отдаляясь все дальше и дальше.

Увеличивая дистанцию.

– Издеваешься? Вы были в кофейне вместе! Вы… у вас было чертово свидание! Я мельком слышала, как она хвасталась подружкам на вечеринке! Вы… вы отлично беседовали, я видела!

– Единственный раз встретились, я ей пообещал, если она… неважно, – он насмехается. – Если бы не ты, мы бы с ней и не увиделись.

– В смысле? Вы встретились из-за меня?!

– Не из-за тебя, но ты повлияла...

– Я не понимаю.

– То, что ты вломилась ко мне в дом…

Он не договаривает, отрывисто смеется, и делает еще шаг ко мне. А я забываюсь, и стою на месте.

Словно, прирастаю ногами к земле.

Вихрь мыслей в голове закручивается, превращая все происходящее в нереальный шторм. Это и ненависть, и раздражение, и злость, и черт возьми, ревность. Я в смятении.

Он не считает нужным объяснять мне все, а я не могу допытывать. Слишком устала.

– Извинись предо мной! – вдруг кричу хрипло, срывая голос.

И зачем мне его извинения? Для чего? Сама не знаю, однако, больше и попросить-то нечего. Впрочем, что еще я могу требовать? Взаимности?

Насильно мил не будешь.

Да и не нужна мне больше его взаимность. Я его всем сердцем ненавижу.

Ненавижу же?

Или… я ошибаюсь? Возможно, это просто сильнейшая злость?

Обида?

Мне даже осмыслить это трудно.

– Нет, – просто отвечает он. – Зачем мне извиняться? Я совсем не жалею, о том, что произошло. Мне лишь жаль, что все это разнесли по школе, но в этом я не виноват. Хотя, мне на чужие сплетни глубоко плевать, но я вижу, что тебе почему-то, важно мнение окружающих. И это не очень хорошая черта. Мой тебе совет – не принимай все так близко к сердцу.

Где-то я уже такой совет слышала.

– Аа?

– Если что-то будут говорить, пошли всех к черту, вот и все. Не обращай внимания, и тогда они заткнутся.

Как же у него все легко!

– Вот спасибо, только знаешь, я не нуждаюсь в твоих оценках и советах!

– Еще как нуждаешься, – прохладно улыбается мажор. – Ты же влюблена в меня до беспамятства.

– Нет, – с пылом отвечаю. – Ты мне не нужен! Я не влюблена, и ты мне даже не нравишься! Более того – я тебя ненавижу!

– Ммм, как быстро ты меняешь свои чувства, – смеется он, сверкая морозными глазами, все ближе приближаясь ко мне. – Вчера любила, сегодня – ненавидишь. Просто закрученная карусель какая-то. Это так по-детски. Тебе бы в первую очередь научиться себя контролировать.

– Да я с тобой больше и не заговорю! Понятно?!

– А тебе и говорить не нужно, у тебя на лице все написано, – произносит он, нежно поглаживая меня по щеке. Я от его внезапного горячего прикосновения вздрагиваю.

И безвольно замираю.

Как он оказался около меня? Я и не заметила, застыла на месте, забыла, что он напористо приближается.

Глаза закрываю, утопая в его объятиях. Мурашки ощущаю от его теплого дыхания на виске. Вот только… я мерзну. Теперь он для меня – источник холода.

Антон томно вздыхает, и посмотрев на меня свысока, самоуверенно улыбается, а я тону в его глазах. И почему в них, не смотря на эти искры смешинок, по-прежнему застыла это ужасающая пустота ко всему? Этот невероятный и жестокий цинизм. Неутомимая напыщенность.

Безграничная мания величия.

И вечное безразличие ко мне…

Это не глаза, это просто две упрямые ледышки, царапающие душу своей надменностью.

Царапающие меня.

– Антон, мне от тебя нужно лишь извинение. И на этом… расходимся, – шепчу, отчего-то заостряя внимание на штрихах тату, окутывающих его шею. А затем, перевожу взгляд на его губы.

– Зачем? Все ведь так удачно получилось в итоге, – он расслабленно кладет руки мне на плечи. – Подумай.

– Что… удачно?

– Ты и я. Ты же хочешь быть со мной.

И что это значит? Как я могу быть с ним?

Он самый настоящий псих. Безумец. Неужели… Это то, о чем я думаю? После всего… Он предлагает мне…

– О чем ты?

– Я же говорю, что не обманывал тебя.

– Не понимаю…

– На вечеринке, я сказал, что ты моя девушка. Ты так жаждала, чтобы я повторил. Так вот… я не отказываюсь от своих слов. Ты – моя.

– Что? Нет! Неужели ты думаешь, что после всего пережитого унижения, я захочу быть с тобой?

Антон смотрит на меня в упор и приглушенно смеется.

– Конечно.

– Самоуверенный наглый придурок! Я никогда не буду твоей!

– Будешь, еще как.

– Да ты вообще жениться собрался… на этой… расфуфыренной…

Растягивается в понимающей хитрой улыбке. Он уверен, что видит меня насквозь. Читает, словно перед ним открытая книга. А меня это еще сильнее бесит и выводит из себя.

– Не ревнуй и не бери в голову, я все решу с ней. Поверь, она меня самого раздражает.

Как это решит? Хочет сделать меня своей временной девушкой? Разбить мое сердце еще сильнее?

Я этого не переживу.

Что от меня останется?

И я почти не ревную… только… немного… злюсь…

Смотрю на него во все глаза и не верю, что для него все так просто. Ни извинений, ни сожалений, ни признания в симпатии. Да в конце концов, он вообще занятой парень! От этой мысли я неприятно поеживаюсь. И он так спокойно заявляет мне, что все отлично, будем вместе. По-видимому, в его планах, долго и счастливо. Ну, то есть как долго и счастливо – пока его свадьба с Любой не разлучит наш «идеальный» союз.

Или… пока ему не надоест. Тогда Его Величество выбросить меня за ненадобностью.

– Я не буду твоей.

– Будешь.

– Нет.

– Да.

– Ха-ха-ха, – выкрикиваю ему прямо в лицо. – Хочешь поспорим?

И вновь он коротко смеется, будто я несусветную чушь сказала. Но смотрит на меня с интересом, словно ему нравится этот вызов.

– Очень смешно, Варь. Только ты же понимаешь, что проиграешь?

Мне вот совсем не смешно, я в полном раздрае от всего услышанного, в сильнейшем шоке от всего происходящего. Неужели он не понимает, что так нельзя?

– Хмм… – делаю выражение лица очень задумчивым, не смотря на срывающиеся слезы. – Как оригинально. Эта твоя бесконечная самоуверенность. Где-то я уже это видела… и слышала…

– Но в итоге, к чему привела моя самоуверенность? Я и правда победил. Потому что… для меня нет ничего недосягаемого.

Он сжимает мои плечи сильнее, языком проводит по своей губе. И на мои губы взгляд свой потемневший опускает.

Нет, я не позволю ему поцеловать себя. Больше никогда. Это все обман, это все неправда, ему совершенно нельзя доверять. Я не должна терять голову, не должна терять рассудок.

Я уже никогда не смогу ему довериться.

Никогда.

– Так что, за сколько на этот раз? Неделя? Месяц? Год? – не унимаюсь.

– Прикалываешься? Да я снова за пару дней управлюсь, – дерзко насмехается Антон. – Если ты так хочешь еще раз увидеть, могу и за пару часов…

– Придурок! – остервенело отталкиваю его от себя. – Умоляю, не подходи ко мне больше. Не приближайся! Видеть тебя тошно!

– Ой, только не надо этого дешевого спектакля, Варь, – взрывается он, раздраженно взмахнув руками. – Заканчивай свои бессмысленные обиды. Сама же потом жалеть будешь.

– А тебе будет все равно, да?

– Конечно, я же не влюбляюсь за несколько дней! Это было бы нелепо и глупо. Я вообще, в принципе, не верю в любовь.

Вот он и признался. Я ему совершенно безразлична…

– Ну… – сжимаю края его куртки, запахиваю сильнее на груди, полностью погружаясь в его аромат, губу закусываю до крови, ощущая примесь соли горячих слез. – Если ты не влюблен, тогда зачем тебе быть со мной?

– Разве, ты еще не поняла? Я же объяснил. Мне очень интересно наблюдать за тобой. За твоими реакциями. Ты очень забавная.

– Ммм… – горько насмехаюсь. – И как долго ты собираешься быть рядом со мной?

– Пока не наскучит…

Глава 36

«Пока не наскучит»

Как он мог такое сказать? Я весь день после этого ходила вся не своя, с горем пополам высидела уроки, совершенно не улавливая сути происходящего. Целый день не ела, и не смогла сделать домашнее задание. Следующие дни недели – как в тумане. Потерянная. Выходные провалялась, понедельник еще перетерпела, до отъезда папы по работе. А после – три дня прогуливала школу. Да, да, вы не ослышались…

Кошмар!

Не сделать домашнее задание, прогулять… С полной уверенностью могу сказать: в моей жизни такого еще не было.

Никогда.

Не знаю, что со мной такое, но я забыла все свое самовнушение об учебе, и просто пустила на самотек. Для меня это так необычно, странно, и… Так нельзя. Но я не могу больше видеть эти косые взгляды и перешептывания. Да, Антон разрулил все с этим глупым чатом, да, они не унижают и не кидают оскорбления мне в лицо. Но, несмотря на наставление Антона, кто-то рискнул пойти ему наперекор, вывесил мое фото в холле школы, на котором я с аллергической сыпью, намазанная тонной косметики, бегу о коридору. А еще на дверце школьного шкафчика оставили надпись: Уродина. Очень свежо и лаконично. А главное – ново. Но такие подлянки и смех за спиной – еще больше давит.

Пока что меня, как ни странно, не хватились. Классная наведывалась ко мне на первый день прогула. Я ожидала этого еще тогда, после всего случившегося и распространения тех слухов, и случая в столовой. Она долго стучала в дверь, перед тем как я ей открыла, стыдливо опустив глаза.

– Варь, я дозвониться ни тебе, ни твоему отцу не смогла. Волнуюсь за тебя.

А я ей ответила, что я собираю вещи, мне срочно нужно уехать в деревню, помочь бабушке по хозяйству. И что обязательно вернусь и все выучу.

Но у меня нет ни бабушек, ни дедушек, все умерли еще до моего рождения. Я у родителей поздний ребенок. И я впервые вру учителю. Уверена, она об этом знает, но вместо того, чтобы подловить меня на вранье, заверила, что я могу не волноваться, мне дадут закрыть все пропуски.

– С коллегами мы уже договорились. Только давай не больше недели, Варь. И еще… Я хочу тебе сказать: все забудется, поверь.

– Спасибо, до свидания, – пробурчала я, выдавив из себя невеселую улыбку.

Угу. Они всех прогульщиков так защищают? Конечно– нет. Это жалость, и больше ничего. Просто слухи их ушей тоже коснулись. Несомненно, они прекрасно понимают, что вместо помощи бабушке я заперлась и сижу безвылазно дома. «Обидели такую хорошую девочку» бросила она сочувственно, покидая дом. Но папе они не донесли, он до сих пор не в курсе, свято верит, что я учусь. И мне очень стыдно перед ним, пока он в небольшой командировке, я затравлено отлеживаю бока. В свое оправдание хочу сказать: я себя неважно чувствую. То живот прихватит, то температура поднимется. Не сильная – терпимо. На нервах все это. А врачей я с детства не переношу, сама вылечусь. Завтра точно возьму себя в руки и вернусь на учебу.

Полночь. Дождь тарабанит все сильнее, стучит по стеклу, и это мой любимый звук на свете, если бы, не одно но... Вместе с дождем лютый ветер завывает, качая деревья, и ветви яблони, с шумом и треском периодически царапают стекло и раму окна.

Бззззс… сссс…сссс…

Из-за всего этого уснуть не получается, уже несколько часов, верчусь с одного бока на другой. В этом шуме ничего другого не слышно, все тонет. Самое время хорошенько порыдать, забившись лицом в подушку, но я, не сдержав своего обещания держать лицо, уже выплакала все слезы, в тот день на поле, глядя в его ледяные глаза.

А потом, как-то уже не плакалось.

Еще раз повторюсь: раньше со мной такого не случалось. Я никогда не влюблялась, у меня нет абсолютно никакого опыта в этом плане.

А мой первый опыт влюбленности потерпел разрушительное фиаско.

И этот бессовестный чурбан, не знающий жалости, даже не смягчил удар для меня, задавил своей твердолобой честностью. Он – самая настоящая ледяная глыба. Злой, бесчувственный… вообщем – плохой парень.

Всю неделю после того разговора я его старательно избегала. На звонки и сообщения – игнор. Окно на защелку теперь закрываю всегда, а то мало ли… А когда он меня в коридоре школы подловил, и нагло ухмыльнувшись, поцеловать пытался – пощечину влепила. Он, конечно от такого действия обалдел, а я, пока он обалдевал, быстренько смылась.

Считаю, что правильно сделала. Так ему и надо.

Кутаюсь посильнее в одеяло, дрожа от дикого холода, накидываю почти на голову, и лишь, когда телефон озаряет свет входящего беззвучного сообщения, я вынырнув, протягиваю руку к тумбочке.

Антон: «Я знаю, что ты не спишь»

Естественно, не отвечаю, как и во все предыдущие дни. Кладу телефон на подушку и продолжаю терзаться мыслями. Я для себя все решила, буду избегать этого человека всеми способами. Осталось не так уж и много – подготовка к экзаменам скоро завершится, затем – сами экзамены, несколько дней тревожного ожидания, после чего – выпускной балл, вручение аттестатов и, вуаля! Новая жизнь, к которой я уже подготовлена. Поступление в престижный университет (надеюсь), практика заграницей (это уже давно не мечта, а цель), новые люди, возможно – друзья. Уточняю – настоящие друзья.

Бзсссс….

Противный звук от которого я содрогаюсь и панически морщусь. У меня такая реакция от старого скребущего мела по доске, словно по нервам острым ногтем ведут. Я безмерно счастлива, что в этой школе современные доски и маркеры. А еще такой звук от скрежета ножа по наждачной бумаге. Откуда слышала? Помню, в шестом классе забежала к мальчишкам на урок труда, учитель попросил журнал занести, а они там наждачку пилят… мне так нехорошо стало, позвоночник аж в струну вытянулся, я журнал на стол кинула и пулей вылетела из класса.

Бсссс…

Ах, как бы мне хотелось прямо сейчас вырубить эту чертову яблоню! Взять бензопилу, надеть защитные очки и словно чудо-женщина выйти на поле боя. Если так подумать, от этого проклятого дерева одни проблемы.

Ну сами посудите, не будь этой яблони, пришла бы Любе в голову идея отправить меня на это великое вторжение в дом Антона? А не залезь я к нему в дом, не было бы всего остального. Антон и Макс не увидели бы меня, и не решили спорить.

А если бы и пришла ей эта затея, каким бы образом я это сделала? Лестницу ставить – слишком палевно. Через дверь? Но это уже не вторжение, а вежливое наведывание в гости. Но знакомиться с пустыми руками – плохой тон.

Нужно собирать гостинцы. В магазин идти? Слишком просто для этого избалованного болвана. Ему же подавай все в лучшем виде. А я бы и сделала в лучшем виде – испекла бы ему свой фирменный каменистый кекс с изюмом. Почему каменистый? Да потому что из меня пекарь такой же, как и лесоруб. Все попытки что-либо испечь заканчиваются эпичным провалом.

Но мамин фирменный кекс я все же периодически готовлю. Сохранила ее тетрадь с рецептами. Часто любуюсь красивыми завитками ее ровного почерка, а также вклеинными в страницы фотографиями различных блюд, вырезанных из старых журналов. А еще я могу вдыхать запах и растворяться в воспоминаниях, потому что, когда она готовила, всегда клала раскрытую тетрадь с рецептом рядом, и бумага со временем впитала ароматы.

Бзззз….ссссс…сссс…

Хммм… Поворачиваюсь на другой бок. Так о чем я? Каменистый кекс. Да. Я не смогла освоить ее технику, не смотря на оставленную рецептуру. Но я пеку его, потому что дом наполняется знакомым праздничным ароматом, от которого настроение взлетает до небес, как у меня, так и у папы.

Однако, после моих экспериментов с мукой, даже уборка кухне не поможет. Самое лучше после этого – затеять ремонт. Так что… это очень накладно, делаю лишь в крайних случаях.

Впрочем, тут крайний случай! Верно? Не каждый день идешь знакомиться с Его Величеством!

Представляю, как собрала бы корзинку, завернув кекс в красивое расписное полотенце, и заявилась к нему в той самой юбке и блузке, которая ему не понравилась. И носки! Точно бы надела носки с мышками! Постучалась бы в дверь, он открывает, а я такая вежливо заявляю: Здравствуйте, я ваша соседка, давайте знакомиться, я принесла гостинцы.

И реверанс! Обязательно реверанс…

Что бы было с его ледяными глазами от такой милой картины? Они бы растаяли и поплыли?

Прыскаю.

Ага, ага, растаяли бы, теплой лужицей по крыльцу.

И он бы взял кексик, да только разрезать бы не смог, по столу только если бы им постучал, а затем – выбросил. Ну … или поставил бы на полочку и любовался моими трудами? А на кой черт? Я же ему безразлична…

Какие еще идеи?

Можно этим кексом в баскетбол поиграть?

Не знаю почему, но у меня совершенно не получается погрустить, хотя атмосфера располагает. От всех этих нелепых безумных фантазий я начинаю дико хохотать. Вот меня понесло, безумно жарко становится, хотя пару минут назад я мерзла. Присев на кровати и оперившись на подушку, за живот от смеха хватаюсь, но отвлекаюсь, потому что пришло еще одно сообщение.

Антон: «Не плачь»

– В этот раз ты ошибся, чертов придурок! Я не стану больше по тебе плакать, – со смехом шепчу, глядя на экран телефона, но ничего ему не отвечаю. Игнорирую.

Итак, на чем я остановилась ранее, до этой дивной фантазии?

Настоящие друзья, если я смогу найти для них время, которого будет очень мало. Папа так много работает ради меня, и я планирую разгрузить его. Я много об этом думала, и решила – найду подработку. Давно пора было это сделать. Отцу бы нужно уже расслабиться, найти себе хорошую женщину, возможно – снова жениться. Сколько еще ему быть одному? Столько лет прошло. Пора наладить личную жизнь.

А что насчет моей личной жизни?

Пфф… я больше никогда никому не смогу довериться.

Зачем мне парень? В будущем, заведу себе, как и положено, следуя слухам из интернета, семь кошек, или… восем… Да, вот завтра пойду в зоомагазин и выберу котенка. Маленького рыженького комочка. Буду заботиться о нем и любить. Решено – так и сделаю.

Снова укладываюсь на кровать, обернувшись одеялом до самого носа. Температура в доме странно скачет, что-то явно не так с отоплением. Глаза устало прикрываю и зеваю.

Но образ Антона все еще перед глазами. Ох, какой же это придурок все-таки красивый!

Бзссс….сссс… бум!

– Варь! Очнись!

Бсссссс….ссссс…. Шшш...ссс...

– Варяя!

Протягиваю ему кексик.

– Так что, насчет баскетбола, Ваше Величество? – интересуюсь я, присаживаясь в реверанс.

– Чего?!

– Сыграем, по-соседски? – и улыбаюсь дружелюбно.

Антон удивленно смотрит на меня, хлоп, хлоп, своими густыми ресницами.

– Варь… ты чего?

И ледышки его встревоженно искрят, а потом таять начинают.

Вода вокруг ледяная, на шаг отступаю – горячая, а я такая стою в мокрых носках с мышками, и стразы с ушек отваливаются и плывут, плывут… Это так странно. Вода поднимается, уже по горло мне.

– Варь, приди в себя!

– Я в себе, – наивно отвечаю, руками по воде разгребаю, которая уже в моей кровати. А он ко мне приближается, руку на лоб кладет.

– У тебя жар. Ты вся горишь.

– Ааа? – смаргиваю пелену перед глазами, головой верчу. Почему так шумно? Еще сильнее звук стал. Как будто ветер по комнате гуляет, и ветви внутри скребут. Свет включен – на улице темень. – Ты что?! Окно сломал?

Ошарашенно смотрю на валяющуюся на полу задвижку от окна, дверца которого со скрипом болтается на последнем издыхании.

– Сейчас починю, – глухо отзывается Антон, по шкафам моим активно шныряя. – Где градусник?

– Там, – на полку пальцем показываю, где аптечка лежит. – Ты зачем ко мне среди ночи залез? Придурок! Окно сломал! Утром бы в дверь постучал – я бы открыла!

– Я стучал, – говорит он, пихая мне подмышку градусник, и от его прохладного прикосновения к разгоряченной коже я робею. – Ты уже сутки валяешься, свет не включаешь.

– Что? Я утром в школу собиралась.

– Какая школа? Уже суббота.

– Что? – растерянно смотрю на него, пока он в одеяло меня сильнее закутывает и подушку мне под спину подпирает. – Пятница должна быть…

Телефон беру, а на экране высвечивается пятнадцать пропущенных. Суббота уже. Ночь. Антон окно захлопывает, подпирает раму книгами, чтобы не открывалось.

. – Я починю, – вновь оправдывается, глядя в мое возмущенное лицо. – Говорю же, ты уже сутки валяешься. Я звонил и стучал, испугался за тебя… кхм…

Испугался?

Я рот удивленно открываю, по одеялу рукой провожу – оно все мокрое, как и я сама. Он подходит ко мне, волосы влажные, упавшие на лицо, заботливо убирает. Смотрю на него во все глаза.

– Пойду чайник поставлю, – говорит Антон…

Глава 37

– Пойду чайник поставлю, – говорит Антон, и выходит из комнаты.

Провожаю его ошеломленным взглядом. Он собирается позаботиться обо мне? Зачем это притворство, не понимаю…

Еще раз беру телефон, уверена – папа названивал, беспокоился. Но к моему величайшему удивлению обнаруживаю лишь пропущенные от Антона. Это очень странно, мы с папой созваниваемся ежедневно. Пролистываю гору входящих сообщений, лишь одно от отца:

«Дочь, прости, очень занят по работе. Меня не будет на связи какое-то время. Надеюсь, у тебя все хорошо. Я очень тебя люблю.»

«Я очень тебя люблю» – эта строчка вызывает во мне сильное беспокойство. Последний раз, когда он мне такое сказал, было после похорон мамы. Что-то тут явно нечисто…

Пишу ответ:

«Папа, я тоже тебя очень люблю, но у тебя точно все хорошо?»

Еще несколько минут смотрю на экран, но потом слышу хлопок двери, и убираю телефон на тумбочку.

Что это? Он ушел? Вот тебе и «Испугался за тебя», дела у Его Величества появились среди ночи? А вдруг, он пошел к этой… Нет, зачем он тогда ко мне рвался… даже… окно сломал. Может, дома что-то понадобилось?

Лежу какое-то время, обдумываю происходящее. Ладошкой глаза протираю, потому что они у меня сильно слезятся из-за яркого света. Голова гудит, уснуть в таком ужасном состоянии я точно не смогу.

Не выдержав, встаю с кровати, и шатаясь, совершенно без сил, двигаюсь к двери. Потом понимаю, что я почти раздета и останавливаюсь. Боже мой, я вся мокрая, майка – хоть выжимай. Да и идти в одном белье нельзя… Вдруг, он вернется? Надо хотя бы шорты надеть для приличия.

Добредаю до шкафа, пытаюсь что-нибудь откопать. Но ничего не могу найти подходящего, видимо, я большую часть вещей скинула в корзину для стирки. Эти две недели выдались для меня сложными, и я немного забросила домашние дела. Не выходила из дома, толком не ела, только спала и загонялась переживаниями, мне было не до чистоты. Итак, что мы имеем из одежды? Моя пижама с единорогом слишком теплая, а мне хочется чего-то легкого, я итак от жары помираю. Вытаскиваю старую длинную сорочку, и натягиваю на себя.

Это не начнушка, а балахон какой-то, и она мне немного великовата. Но она хлопковая и прохладная ткань приятно липнет к влажному телу.

Включаю ночник, выключаю свет. Теперь глазам не так больно. Смотрю на себя в зеркало – Ой! Я похожа на бледную поганку. В этой белоснежной длинной сорочке, с влажными растрепанными волосами и поникшими глазами, будто призрак девчушки из прошлого века явился. Мерцаю немного в приглушенном свете, мне для полной картины огромного старинного подсвечника в руках не хватает. Тогда я точно буду героиней исторического романа.

Если бы это был любовный роман, Его Величество меня бы не покинуло, – мелькает в голове вихрем.

Ничего, я могу быть героиней книги ужасов. Так даже интереснее, – тут же утешаю себя.

Возвращаю на место спадающую с плеча лямку. Планирую спуститься на кухню и сделать себе чай. И вновь слышится хлопок. Затем, дверь в комнату открывается, и с подносом в руках входит Антон. Через секунду резко тормозит.

– Ого… неожиданно, – обводит он мое одеяние насмешливым взглядом. – Ты зачем встала, барыня? Тебе нельзя. Постельный режим.

А я застываю в оцепенении, двинуться не могу. Он вернулся… Смотрю на него, на поднос в его руках, на котором: кружка с чаем, от которого сильно парит, мед в тарелке, стакан воды, а еще лежат какие-то лекарства в цветных упаковках.

– А ты куда ходил? – спрашиваю глухо.

– Домой бегал. У вас ни меда, ни лимона, – отвечает он, ставя поднос на тумбочку, – ни чая, ни жаропонижающего, – продолжает перечислять, – ни еды. В холодильнике мышь повесилась…

– Ладно, ладно, перестань, – перебиваю я его. – Я поняла…

Он подходит ко мне, встает напротив, как и привык, очень близко, почти впритык. Я только сейчас замечаю, что он тоже весь промок. Не мудрено, когда такой ливень.

– Ты мокрый…

– Ты тоже, – шепчет он мягко, поправляя вновь упавшую с плеча лямку ночнушки, и нежно проводит большим пальцем по ключице. От его прикосновений у меня мурашки идут. Всю кожу покрывают, вниз, по груди, к животу спускаются. Ноги предательски немеют, и я испуганно задерживаю дыхание.

– Зачем ты здесь… я же сказала, что не хочу быть с тобой… я… Антон, я не согласна быть твоей временной девушкой! Я не хочу встречаться, пока тебе не наскучит! Мне не нужны такие отношения! Мне нужна определенность! И…

– Шшш, – останавливает он меня, палец к моим губам прикладывая. – Варь, давай потом этот вопрос решим? Посмотри на себя, ты вся горишь. Тебе нужно лекарство выпить.

–… и твои извинения! Твое раскаяние! – не унимаюсь я, убирая его руку.

– Мое раскаяние? – со смехом переспрашивает, взметнув брови удивленной дугой. – Варя, мне такое чувство не свойственно. А насчет извинений – я тебе уже сказал, что ни о чем не жалею…

– Я тебе смешна, ты сказал, что тебе весело наблюдать за моими реакциями, ты сказал…

– Я помню, что я сказал, ложись, – за локоть меня берет, к кровати подталкивает. – Давай, давай, не спорь.

Подчиняюсь, только потому что на ногах еле стою, штормит меня. Иначе – ни за что бы не выполнила его указаний.

Он проделывает все те же действия, что и ранее: подушку мне поправляет, одеялом укутывает. На край кровати рядом со мной садится и берет лекарство, распечатывает упаковку и начинает внимательно читать инструкцию.

Пока он это делает, я его открыто разглядываю. Внешность у него все-таки идеальная: вычерченные темные брови, чувственные губы… Красивый и такой заботливый мерзавец… И правду ведь предупреждали: внешне – Греческий Бог. Внутри – сам Дьявол. Дьявол, который запутал меня, обольстил, обманул… и продолжает обманывать. Нет, не так… Он со мной сейчас честен. Но продолжает очаровывать, чтобы заполучить то, что он хочет. Чтобы я сделала так, как нужно ему. Чтобы потом разбить остатки моего бедного несчастного сердца…

– Так, значит, две чайной ложки три раза в день, – бормочет он, встряхивая бутылочку с жидкостью. Ложку берет, наливает полную и ко рту мне подносит. Я нос морщу, потому что запах у лекарства неприятный, горький. – Давай, первая ложка – за папу, – улыбается нежно.

Я кривлюсь и чуть не выплевываю эту противную жидкость. С трудом проглатываю.

– Вторая – за меня, – еще одну подносит и улыбается шире.

Я его таким презрительным взглядом смиряю, чтобы понял, за него – не хочу! Лучше буду и дальше болеть. Лучше умру!

– Ну, пожалуйста, барыня… – шепчет он со смехом в голосе.

– Я если только за себя, – нехотя беру в рот вторую ложку.

– Ну хорошо, – он по-прежнему держит задорную улыбку, губу прикусывает. – Ладно, выпей еще жаропонижающее, и вот твой чай. Двигает поближе поднос, подает мне таблетку от температуры и стакан воды.

Пока запиваю лекарство, слышу стук в дверь. Удивленно поднимаю голову, гляжу на Антона. Кто это может быть, среди ночи?

– Врач пришел, – говорит он, поднимаясь с кровати. – Посмотрит тебя.

– Что? Нет, только не врач! – хнычу я, приподнимаясь повыше на подушках – Терпеть их не могу!

Антон игнорирует мои капризы, уходит, возвращается уже с доктором.

Врач седой строгий мужчина в круглых очках, долго слушает меня фонендоскопом, меряет мне давление, щупает живот, затем, что-то пишет в карте. Говорит почему-то только с Антоном, дает ему рекомендации, выписывает еще какие-то лекарства, вручая рецепт. Антон важно кивает, заверяет – что все понял и запомнил. На меня доктор вообще толком внимания не обращает, как будто я не в состоянии сама понять его назначения.

– Я оформлю ей больничный, – доносит ему важно. – За справкой заезжай, как поправится. И деду своему привет передавай, – похлопывает Антона по плечу, затем, берет свой чемоданчик и уходит. Антон идет за ним, чтобы закрыть дверь, а когда возвращается, я ему прямо сообщаю, что болеть не собираюсь. В понедельник в школу явлюсь.

– Как прогуливать, так это можно. А как болеть – так в школу пойдешь? – удивленно интересуется он.

Я на его замечание ничего не отвечаю, чай теплый залпом выпиваю и на подушку откидываюсь, меня в сон сильно тянет. Этот придурок просто не понимает. Ведь школу я из-за него пропустила. Все из-за него…

Только я ему этого не говорю, на меня странное спокойствие накатывает, вместе с сильной слабостью. Озноб сходит на нет, и мне становится так тепло и хорошо. Скорее всего, это лекарство действует, но у меня такое ощущение, что я куда-то уплываю.

Слышу только, как кровать прогибается, Антон рядом ложится. Но у меня нет сил выгнать его. Я обязательно сделаю это утром… обязательно скажу ему, чтобы он ушел, и никогда больше не возвращался…