Текст книги "Развод. Моя (не) желанная (СИ)"
Автор книги: Лада Зорина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Офигеть… то есть отец реально спихнул все дела на него?
– Окончательно не спихнул пока, – Яр следил, как облюбовавшие ближайший орех в его парке сойки скачут с ветки на ветку. – Если бы спихнул, меня бы уведомили. Всё в процессе.
– Чем это грозит нашему проекту?
– Неприятностями? – предположил Яр. – Ещё не знаю. Новости с пылу с жару. Сейчас свяжусь со своими людьми, в сыщиков поиграем.
– Слушай, давай я своих подключу. Контора надёжная. Работу свою делают на отлично. Профи в сборе информации. Так дело быстрее пойдёт, да и досье будет полнее.
– Спасибо, Игорь.
– Здрасьте. Это как бы само собой разумеется. Тем более что общее дело может быть под угрозой. Кто знает, что от этого психа вообще ожидать.
Он помолчал.
– Слушай… он всё такой же криповый?
– Если можешь себе такое представить – ещё хуже. Строит из себя охренеть какого дельца – уверенного в себе и осведомлённого.
– Ё-моё… – по интонации Яр понял, что до Егорова только сейчас дошло кое-что очень важное. – А что насчёт Митиной?
– Думал, уже и не вспомнишь, – хмыкнул Яр, наблюдая, как одна из соек что-то склюнула с ветки и взмыла ввысь. – Да понятия не имею. В смысле, он знает про свадьбу. Я об этом позаботился.
– А он что?
– Сделал вид, что не удивлён. Но именно сделал вид. Забавно вышло.
Он и правда испытывал какое-то странное, почти злорадное удовлетворение, наблюдая за тем, каких неимоверных усилий стоило его незваному гостю сохранить свою бесстрастность.
Иначе бы образ мстящего за детские обиды доморощенного Монте-Кристо неизбежно и позорно посыпался.
– Незабавно будет, если этот псих реально что-нибудь задумал. А тут ещё ты со своей женитьбой на его зазнобе.
– Она ему не зазноба, – неожиданно сам для себя ощетинился Яр. – И никогда не была. За это мы его тогда и отлупили, если помнишь. Сейчас тем более говорить не о чем. Она моя жена.
– Ну, ненадолго ведь, – резонно напомнил Егоров. – Всего-то на несколько месяцев.
Яр мотнул головой.
– Не суть. Не об этом сейчас вообще разговор. Смотри, я поставил тебя в известность. Пробей его по своим каналам. Я своим поручу. Посмотрим, что удастся нарыть на этого призрака прошлого.
– Понял. Как что-нибудь выяснится, тут же тебе позвоню.
– Буду ждать, – он собирался уже отложить телефон, но так и застыл, когда в поле зрения внезапно попал объект его только что завершившегося разговора.
Плотников как ни в чём ни бывало вырулил из-за поворота дорожки, ведшей к главной аллее. Там имелся боковой проход – выход из парковой зоны и из владений Громовых. О нём знали немногие, но Плотников, к сожалению, входил в узкий круг осведомлённых, учитывая его давнюю историю с Митиной.
– Какого хрена… – пробормотал Яр и направился к выходу из кабинета. – Куда, мать твою, смотрит охрана!
А ей стоило бы зорко следить за тем, кто шастает в его парке.
Потому что дорожка, которой только что прошагал Толя-маньяк, вела к коттеджу Митиных.
Ярослав отдал необходимые распоряжения, оставив разбор полётов на потом – сейчас его внимания требовали куда более важные дела.
Расстояние до участка Митиных он преодолел с рекордной скоростью, взбежал на низкое крыльцо и постучал в дверь.
Может, ей наконец сообщить, что человечество изобрело дверной звонок?
Пришлось два раза стучать, прежде чем она соизволила.
Завидев его, даже будто бы с облегчением выдохнула.
Твою-то мать, он точно здесь был. Вон, стоит вся бледная и напряжённая, как натянутая струна. Но делиться пережитым по обыкновению не спешит. Строит из себя сильную и независимую.
– Ничего не хочешь мне рассказать? – прищурился Яр, прихватив ладонью створку двери, чтобы жене не пришло в голову захлопнуть её у него перед носом.
– Смотря, о чём идёт речь.
– Серьёзно, Митина? Ты и сейчас будешь со мной копья ломать?
– Ничего я с тобой ломать не собираюсь. Это ты мне дверь не ломай. Отпусти.
– Не зли меня, Митина.
– И ты меня, Громов, – отрикошетила она. – Я могу спокойно с сестрой пообедать?
– Да обедай сколько влезет! – громыхнул он. – Ты можешь мне сказать…
Он осёкся, увидев, как расширились её глаза, а взгляд устремился куда-то мимо него. Вот теперь она действительно выглядела испуганной.
Яр оглянулся.
По участку преспокойно бродил Лисицын. Завидев их, приветливо махнул рукой:
– Прогуливаюсь вот. Извините, если вдруг помешал вашей… вашему диалогу.
Яр медленно выдохнул.
Он слышал начало их ссоры.
Твою-то ма-а-ать…
Глава 19
– Я и выходить-то не собирался, но погода сегодня так и шепчет, не находите?
Лисицын смотрел на нас с таким искренним дружелюбием на костистом лице, что я стала всерьёз подозревать его в том, что фамилию он унаследовал исключительно подходящую.
Вот просто не мог этот человек не хитрить.
Ну да, как же, совершенно случайно гулял, совершенно случайно около моего коттеджа, совершенно случайно именно тогда, когда нелёгкая притащила сюда одного очень известного любителя повыяснять отношения!
При этом Лисицын выглядел так, будто искренне не замечал наших сложных лиц и в целом не отдавал себе отчёт в том, что застал нас аккурат посреди начала новой ссоры.
Он огляделся, поправил ворот своего лёгкого осеннего пальто и обратил взгляд на меня:
– Скажите, Алина, вы тут сами всё обустраиваете?
Я бросила мимолётный взгляд на своего игравшего желваками мужа и кивнула:
– Сама. Ну… иногда прошу помощи у садовников Гром… супруга. Это если что-то тяжёлое требуется перенести или какая-то уж совсем чёрная работа.
– То есть вы совсем не против заниматься садом собственноручно?
В вопросе крылся какой-то подвох?
Я не рискнула снова бросать взгляд на супруга. Тем более что сейчас он не мог бы ничем мне помочь – вопрос-то адресовался мне.
– Нет, конечно. Совершенно не против. Я с детства это люблю.
– Подтверждаю, – таки сподобился Громов. – Она с детства в земле ковырялась.
Лисицын наконец-то отлепил от меня свой пристальный взгляд и перевёл его на Громова.
– Хм-м-м… Садовница от бога, видимо.
– Ну, поначалу-то она просто дождевых червей копала. С отцом на рыбалку частенько бегала. А потоми к саду приобщилась. Ноготкам своими и колокольчиками все клумбы вокруг дома засеяла. В первый год ни черта не взошло.
Моя челюсть едва не отвисла.
Громов помнил?.. Помнил, как я хвостиком носилась за папой, требуя разбудить меня в самую рань, чтобы посидеть на берегу хозяйского пруда и не пропустить утренний клёв?
В детстве я обожала рыбалку.
И про ноготки не соврал. А я так ждала своих первых росточков… Очень расстроилась, но на следующий год с ноготками дело пошло веселее.
– Как забавно, – в голосе Лисицына прорезалась задумчивость. – Наверное, нет совершено ничего удивительного в том, что вы теперь вместе.
– Разве? – брякнула я на автомате, не успев прикусить язык.
Лисицын, к счастью, не нашёл мой вопрос подозрительным. Он усмехнулся мне почти по-отечески:
– Поверьте, если ваш супруг замечал подобное и до сих пор это помнит… если это говорит и не всё, то очень многое.
С этими словами он вынул из кармана своего пальто аскетично чёрный блокнот, отцепил от него ручку и что-то быстро в нём начеркал.
– А вы что-нибудь о его детстве помните?
Я буквально почувствовала на себе пристальный взгляд Громова.
– Я… ну… он очень животных любил, – слова вываливались из моего рта, будто камни. Я с ужасом следила за тем, как Лисицын что-то помечал в своём блокноте. Делал заметки.
Что он там, чёрт его возьми, писал?
Прописывал наш приговор?
Кажется, у меня начиналась настоящая паранойя.
Но как там говорят? Если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами не следят. Тем более, что за нами действительно следили и этого совершено не скрывали.
– И… у них в доме полным-полно было всякой уличной живности.
– И не уличной, – встрял Громов, будто его возмутило, что я так погрешила против истины.
– И не уличной, – согласилась я. – Рыжая кошка Анфиса…
– Ты её лучше всех помнишь, потому что сама же мне её и притащила, – проворчал муж.
Я пожала плечами:
– У мамы на кошачью шерсть была аллергия. Сам знаешь, я бы не смогла забрать её себе. Это просто счастье, что твои родители не возражали.
– Мать говорила, что ещё немного – и нам придётся разбивать на участке частный зоопарк, – проворчал Громов, и я совершено не к месту прыснула, потому что очень хорошо помнила эту ссору.
В ту пору Громов уже на две головы вымахал выше матери и, нависая над ней, угрожал, что если они с отцом не позволят ему приютить беднягу колли с перебитыми передними лапами, он уйдёт жить вместе с ней в хозяйственные пристройки.
Вспоминать было смешно, а тогда мне сделалось страшно. У обоих темперамент был – ого-го. И ругались они с большим удовольствием.
– Очень интересные наблюдения, – Лисицын спрятал свой блокнот в карман пальто, будто услышал достаточно.
Теперь он просто стоял и жмурился на давно преодолевшем зенит солнце, как довольная разумная ящерица.
До чего же странно всё это выглядело…
Господи, да как так вдруг получилось, что меня будто в одно мгновение окружили подозрительные, опасные личности? Кажется, и моргнуть не успела. Вот как тут сосредоточиться? Как не сесть в лужу? Как, наконец, готовиться к своим вожделенным курсам, которые я так предвкушала?
– Что ж, ещё раз прошу меня извинить за моё внезапное появление, – Лисицын сдвинулся с места. – Прогуляюсь, пожалуй, до пруда. Но рыбу на ужин не обещаю.
Я вымученно улыбнулась в ответ на его нехитрую шутку.
И только когда он скрылся за стеной коттеджа, Громов наконец отмёрз и скомандовал:
– Марш в дом.
– А? – я перевела на него непонимающий взгляд.
– Завершай все свои дела и марш в дом, – угрожающе повторил муж. – Я этим Лисицыным уже сыт по горло. И Лисицыным, и твоим непослушанием.
– Знаешь, что…
– Знаю, – оборвал он меня. – Пора заканчивать с этим твоими бесконечными миграциями. И ты буквально выпрашиваешь, чтобы я лично об этом позаботился.
Глава 20
– Ну а теперь выкладывай, – Громов высился надо мной, без усилий подавляя всякую волю к сопротивлению.
Но чёрта с два я призналась бы в том, что время о времени откровенно пасовала перед его самоуверенностью и стремлением мной помыкать.
Не много-то усилий приходиться прилагать, чтобы перехватить инициативу, когда ты двухметровый детина с бычьим упрямством и твердолобостью, которую ничем не перешибёшь.
– Вот бы ещё знать, о чём ты вообще, – я невольно скрестила руки на груди.
В просторной гостиной первого этажа было уже заметно прохладно, поэтому прислуга разожгла камин. За это я хозяйский дом обожала – ничто не сравнится для меня по уюту с потрескиванием дров в настоящем камине.
Но и этим я сейчас не могла как следует насладиться, потому что стоило мне вернуться из своего коттеджа, как муж исполнил угрозу – устроил мне настоящий допрос.
– О твоём госте.
Ох ты ж ё-моё… Откуда он узнал?
– Ты…
– Я о Толике, да. Какого хрена он к тебе в дом-то попёрся?
– Это ты у меня спрашиваешь? – изумилась я. – Да и как ты вообще об этом узнал?
– Без особых проблем. Свой первый визит он нанёс мне.
– О-о-о… – до меня наконец-то дошло. – Он же рассказывал мне про долги…
В карих глазах промелькнуло нечто мрачное:
– Эта сволочь уже всё тебе разболтала?
– Ну… насчёт всего сказать очень сложно. Но о долге он упомянул.
– Хрен с ним. У тебя-то он что забыл? Зачем приходил?
– Поздороваться? – предположила я, без особого удовольствия вспоминая этот, мягко говоря, неожиданный и неприятный визит. – Слушай, я понятия не имею. Он просто ошарашил меня своим появлением. Я сто лет ничего о нём не слыхала. Как гром среди ясного неба.
Громов рассматривал моё лицо с откровенным недоверием.
– Нечего меня гипнотизировать, – нахохлилась я. – Он молол всякую чушь. Про то, как рад меня видеть и… и мне кажется, его основательно озадачил тот факт, что мы женаты.
– Могу представить, – фыркнул Громов. – Он-то всегда полагал, что ты за него замуж выйдешь.
Я поморщилась:
– Вот совершенно необязательно об этом сейчас вспоминать.
– Да ладно? О чём, как не об этом? С этим приятным во всех отношениях человеком теперь придётся считаться, если ты ещё не поняла.
– Это я как раз поняла. Но это же совершенно не значит, что стоит ворошить прошлое.
– Митина, раскрой глаза, – Громов рассерженно запустил пятерню в свою тёмную гриву. – Это хмырь припёрся сюда со своим визитом вежливости как раз для этого – как следует поворошить прошлое.
Мне тут же вспомнились туманные и не очень туманные намёки, которыми пестрела речь Плотникова. И от воспоминаний этих стало очень не по себе.
– Он ещё и припомнил, что я любовь всей его жизни, – пробормотала я и только потом уже поняла, что размышляла вслух.
По тяжёлой, заросшей густой щетиной челюсти Громова прокатились желваки.
– Охренеть. Толя-маньяк, видимо, за добавкой вернулся. Хочет, чтобы я снова морду ему начистил.
Я вытаращилась на мужа:
– Ты начистил ему морду? Когда?
– Давно, – Громов совершенно неожиданно и непонятно по какой причине смутился, будто пожалев, что выдал мне эту информацию. – Это не важно.
– А за что?
– Говорю же, не важно.
– Да ну? – его сопротивление неожиданно сильно меня раздосадовало. – А мне кажется, сейчас всё может быть важно. Любая деталь. У меня такое ощущение, что нас попросту обложили, и уже не знаешь, с какой стороны прилетит новый удар.
– Ну, в этом-то у нас с тобой как раз мысли сходятся. Всё это так. Но вот увидишь, Плотникову я реально морду начищу, если он возьмётся паскудничать.
– А с долгом-то что делать будешь? – прищурилась я. – Может, заодно кулаками его уговоришь и долг тебе мимоходом списать?
– До чего ж остроумно, – скривился Громов. – Ты бы почаще остроумие включала, когда с гостем нашим общаешься.
– Что, думаешь, остроумием тут поможешь?
– Нет. Исключительно инсценировкой.
От пристальности его взгляда по спине у меня пробежал холодок:
– Это ты сейчас о чём?
Громов с кажущимся безразличием пожал плечами, но я уже чуяла, что меня ждёт неутешительное продолжение разговора.
– Настало время признать, что мы и впрямь действуем неосмотрительно.
– Ну надо же. Наконец-то до тебя это дошло.
– Поэтому, – проигнорировал он мой выпад, – самое время учесть ошибки и скорректировать нашу дальнейшую линию поведения. Потому что деваться друг от друга нам пока некуда. А Лисицын вечно шныряет где-нибудь неподалёку.
– И что?
– И то, – процедил Громов, – что сегодня ты ночуешь в общей спальне. И я. В смысле… короче! Ночуем сегодня вместе.
Мои глаза полезли на лоб. Кровь ударила в голову.
– Да чёрта с два!
Мощные челюсти сжались. Карий взгляд налился угрозой:
– Прислуга докладывает, что этот чудик уже интересовался расположением наших с тобой апартаментов. Не дури, Митина. Сама же мне говорила, что нужно позаботиться о правдоподобности.
– Говорила! Говорила, но…
– Но что? – он окинул меня насмешливым взглядом. – Ты только не льсти себе, пожалуйста. Приставать я к тебе не собираюсь. На это можешь и не надеяться.
Самовлюблённая сволочь…
Но с ответом я не нашлась, а совместный ужин окончательно решил нашу судьбу, когда за столом Лисицын, как ни в чём ни бывало перед сменой блюд отметил.
– Алина Сергеевна, у вас замечательный дом. И в таком живописном месте находится. Неудивительно, что вы до сих пор так часто там появляетесь. Тут будто бы и не живёте.
Громов прожёг меня взглядом, мол, ну что я тебе говорил!
Поэтому мой вечер закончился за упокой. После ужина и спустя пару часов необходимой учёбы я обнаружила себя торчащей на пороге просторной хозяйской спальни на втором этаже.
Радовало только одно – Лисицына поблизости не было.
Дверь мне отворил мой «дражайший» супруг – в одних пижамных штанах и с такой самодовольной ухмылкой, что так и хотелось заехать ему хорошенечко в зубы.
– Какой приятный сюрприз, – пробасил он, раскрывая дверь шире.
– Заткнись, Громов, – пробормотала я и перешагнула порог.
Знала бы я, что меня ожидало за этим порогом…
Глава 21
– Ванная – там, если нужно, – Громов указал в дальний конец комнаты, на матовые раздвижные двери во всю стену. – Оттуда налево – гардеробная. Ты же, кажется, в этой части дома ни разу и не была.
– С чего бы мне тут быть? – буркнула я, опуская в роскошное кресло с обивкой глубокого винного цвета свою раздувшуюся от вещей и гигиенических принадлежностей сумку. – Это хозяйские комнаты. Тебе даже вечеринки в этой части дома закатывать запрещали.
– Всё-то она помнит, – усмехнулся Громов и потёр заросший щетиной подбородок.
Я старательно отводила взгляд от его обнажённого торса, не решаясь попросить его что-нибудь на себя накинуть. Потому что это заведомо бесполезно. Узнай он, как неуютно я себя чувствовала от его внешнего вида, всё сделает, чтобы усугубить моё и без того уязвимое положение.
Позёр и павлин. Решил своим впечатляющим прессом похвастаться. Вот ни за что не поверю, что он не обременил себя лишней одеждой исключительно по привычке.
– Что, и это внесёшь в мой длиннющий список критических недостатков? – проворчала я, усилием воли оторвав взгляд от впечатляющих мышц на груди и зарывшись в сумку в поисках зубной щётки и пижамы.
– А с чего ты взяла, что он длинный?
Я выпрямилась и послала ему подозрительный взгляд:
– С того, что это по твоему ко мне отношению видно.
– Да брось, Митина, – кажется, Громов пребывал в хорошем расположении духа. – То, что ты не в моём вкусе, ещё не делает тебя безнадёжной.
Скотина…
Я отвернулась, оставив его унизительный комментарий без ответа, вытащила пижаму и потопала в ванную. Но только покинув её, осознала, что не задала самый главный вопрос. Увязнув в привычной трясине препирательств, я лишь сейчас сообразила, что так и не поняла, куда он определит меня на ночлег.
Но выход из ванной дарил новый угол обзора для просторной спальни, и только теперь я осознала, что кроме громадной постели, на которой развалился супруг, что-то листавший в планшете, в комнате больше никаких пригодных для сна предметов мебели не было.
Я скосила полный надежды взгляд на кресла. Наверняка же они раскладываются…
– У меня вопрос, – стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, я добрела до середины спальни, из-за нервозности кутая пальцы в длинные рукава своей пижамы.
Громов оторвал взгляд от планшета, просканировал меня взглядом и после многозначительной паузы изрёк:
– Представь себе, у меня тоже.
– Да? Ладно. Что за вопрос?
– У тебя чувство вкуса хоть какое-нибудь имеется?
– Чего?..
Громов отложил планшет и продолжал бессовестно прогуливаться по мне взглядом – откровенно нагло, почти по-хозяйски.
– Митина, честно признайся, ты эту пижаму себе в секонд-хенде урвала?
Я совершенно не ожидала, что разговор зайдёт о пижаме. Даже невольно опустила взгляд на выглядывавшие из-под длинных штанов носки мягких тапок. Обычный пижамный комплект синего цвета с белыми звёздочками на груди и по штанам.
– Отстань от моей пижамы, Громов. Какое тебе до неё дело?
– Я тебя в ней в постель не пущу, – совершенно серьёзно заявил он, и моя челюсть отвисла.
– Я… ты… ты решил, я с тобой в одну постель лягу? В постель, куда ты наверняка всяких потаскушек таскал? Вообще-то именно это вопрос я и хотела задать. Где я смогу переночевать. И пожалуйста, давай без этих своих похабных шуточек!
Громов бесстрастно выслушал мою пламенную речь, после чего выразительным взглядом обвёл просторную спальню.
– А ты здесь что-нибудь ещё, кроме этой постели, сумела заметить?
– Нет. Поэтому и спрашиваю, вообще-то.
На лице Громова обозначилась ленивая усмешка. Она и послужила мне неутешительным ответом.
– Митина, кровать здесь только одна. И нам её придётся как-то делить.
Мои ноги буквально приросли к полу – тело подавало чёткий сигнал, что и с места не сдвинется, пока на постели, в которую я собиралась лечь, развалилось это ухмыляющееся чудовище.
«Опасное, к тому же», – напомнила я себе, ненароком скользнув взглядом по его напрягшемуся торсу.
– Ничего я делить с тобой не собираюсь.
– Ну, дело твоё. Можешь лечь на полу. Запретить я это тебе не могу.
Какое-то время я растерянно молчала. Но, видимо, Громов мучиться вместо меня не собирался, а я испытывала почти суеверный ужас от одной только мысли, что лягу в одну с ним постель. Почему-то эта перспектива сейчас пугала меня едва не до чёртиков. Я ему не доверяла. Ни на гран.
И лицо блюсти всё же пришлось.
Я дотопала до кровати, демонстративно схватила у изголовья подушку и опустилась на толстый ковёр со своей стороны постели. В ход пошёл толстенный мягкий плед, раздобытый мной из комода.
Отлично. Даже замечательно. Не пропаду.
– Ну… спокойной ночи, – хмыкнул деспот и завалился на своей стороне безразмерной постели.
– Уж не беспокойся. Теперь моя ночь будет максимально спокойной, – фыркнула я и увалилась на бок, стараясь не обращать внимания на жёсткость импровизированного ложа.
Моё смелое заявление оказалось максимально далёким от истины, когда через час в темноте меня подхватили с пола сильные руки и буквально завалили на мягкую постель.
Мгновение, и я оказалась прижата к мужскому горячему телу, а на ухо мне пробормотали.
– Повыпендривалась – и хватит. Спи, Митина. Нечего мне тут свой характер показывать.
Я рванулась, но бесполезно – Громов держал меня крепко.
– Ты меня разве не слышала? – его дыхание обдало жаром моё ухо, послав по всему телу странную дрожь. – Спи, говорю. Я же сказал, не трону.
Мне следовало бы знать, что Громову нельзя доверять.
Но я поверила его последней фразе.
Я зря это сделала.
Громов солгал.
Глава 22
– Мне неудобно.
– Что?
– Неудобно, говорю.
– Что тебе неудобно? Постель жестковата, принцесса на горошине?
Я попыталась убедить своё упрямое тело выйти из паралича, вызванного столь резкой сменой места дислокации, но тело успешно сопротивлялось. Дышать могла, и на том спасибо.
Громов лежал слишком близко. Руки он от меня убрал, но я вот просто каждой своей напряжённой до предела клеточкой чувствовала его присутствие, пусть он меня и не касался.
Поэтому сделала очевидную ошибку – попыталась хотя бы на миллиметр сдвинуться влево, к краю постели.
Поплатилась.
Громов перекатился на бок, и поперёк моей талии легла тяжеленая мужская рука, по ощущениям, буквально вдавившая меня в матрас.
– Митина, ты русский язык понимать разучилась?
– Да что ты ко мне пристал? – зашипела я в темноту, задыхаясь от возросшего ощущения близости.
От мощного мужского тела шёл жар, игнорировать который не представлялось возможным. А ещё от него очень приятно, пусть и едва слышно, пахло чем-то терпковато-цитрусовым – должно быть, гелем для душа или шампунем.
– Поверь мне, если бы я начал к тебе приставать, ты бы уже стонала от удовольствия, а не шипела на меня, как рассерженная кошка.
В голове у меня промелькнула безумная картина – наши тела сплелись в жарких объятиях, и я с большим энтузиазмом отзываюсь на его «приставания».
Ма-а-амочки, это ещё что такое…
Кажется, собственная фантазия напугала меня куда сильнее, чем угроза лежавшего рядом искусителя. Я дёрнулась, и рука на моей талии заметно потяжелела.
– Слушай, что ты дёрганная такая?
Громов выдержал паузу и добавил уже совершенно иным тоном:
– Или распереживалась, что и впрямь устоять не сумеешь?
– Помечтай, извращенец! – я таки удосужилась отодрать его руку от своей талии и почти успела доползи до края постели.
Но, кажется, у Громова сегодня случилось обострение упрямства и самодурства. Он поймал меня на краю и одним рывком, который ничего ему по силам не стоил, буквально впечатал меня в своё тело.
– Послушай меня, – его дыхание обожгло моё ухо, заставив судорожно втянуть в себя воздух, – если ты сейчас же не прекратишь свои попытки сбежать, я выберу особый способ принуждения. Вот тогда и поговорим про извращенцев.
Я побоялась уточнять, что конкретно мой мучитель подразумевал под особым способом. Рот мне надёжно закрыло одно шокирующее обстоятельство – чуть пониже спины в меня упиралось явное свидетельство того, какой именно эффект на Громова производит это постельное противостояние.
Я таращилась в темноту, пытаясь как-то переварить это неожиданное открытие. Ему нравилось, когда ему сопротивлялись? Он… он любил, чтобы пожёстче?..
Тут же вспомнилась его подружка Илона.
Не похоже, чтобы она сопротивлялась. И непохоже, чтобы его это расстраивало.
Так почему тогда…
Тут моя мысль безнадёжно выскальзывала из фокуса, а я старательно делала вид, что попросту не замечаю того, что заметила.
– Ты же… ты сам мне сказал, что в постель меня не пустишь, – пошла я на отчаянные меры.
– Не собирался. Но я недооценил высокий уровень твоего ослиного упрямства, – пробасил он мне на ухо, заставляя мою кожу в тысячный раз укрыться мурашками. – Если ты схватишь простуду или почки себе отморозишь, меня потом обвинишь. Не свою же упёртость.
– Кто бы говорил об упёртости! – я пыталась отвлечь своё внимание от терзавших меня ощущений. – Нам совершенно необязательно было устраивать этот безобразный, унизительный цирк с общей спальней! При желании можно было бы придумать какой-нибудь обходной манёвр.
– Слушай, ты думаешь, мне сейчас больше делать нечего, как биться над стратегией обведения вокруг пальца этого Лисицына? У меня других забот полон рот! Мне о тысяче дел в день подумать нужно, и выстраивать хитроумные схемы по одурачиванию человека из «Фонда» попросту некогда, ты меня поняла?
Его пальцы прихватили мою талию посильнее, и это заставило меня буркнуть:
– Поняла.
– Сомневаюсь, – его пальцы будто не могли угомониться. – Я действую максимально простым и надёжным способом. Лисицын хочет разнюхать, спим ли мы вместе? Так вот пусть знает, что спим. Это ясно?
Я едва не упустила из внимания его вопрос, потому что отвлеклась на медленно разливавшийся внизу живота тягучий жар. Вместе с ним в меня капля по капле просачивалась настоящая паника.
Я не должна всего этого ощущать. Нельзя, Алина, нельзя!
– Ясно. Ясно. Да.
– Удивительная сговорчивость, – проворчал он, чуть отстранившись. – А то ещё немного, и я начну подозревать, что тебе в суицидальном порыве стало вдруг наплевать на конспирацию.
– Я не об этом, – процедила я сквозь зубы. – Но можно же было сюда кушетку какую-нибудь принести. На крайний случай, что-нибудь раскладное.
Я бы всё сейчас отдала, чтобы сбежать от него хоть куда-нибудь.
– И обрекать одного из нас на подобные неудобства каждую ночь?
Из моих лёгких будто весь кислород разом вышибло:
– Ч-что значит, каждую ночь?..
Громов помолчал, прежде чем изумлённо спросить:
– Митина, ты что, сразу-то не догнала?
– Чего не догнала? – моё сердце катилось куда-то вниз.
– Мы спим вместе, пока Лисицын от нас не съедет, – тон Громова не терпел возражений. – Рисковать я не намерен. Поэтому молись, Митина, чтобы он съехал от нас побыстрее.
Его губы снова приблизились к моему многострадальному уху:
– Но если этот инспектор совсем обнаглеет и задержится тут на несколько месяцев… что ж, эти несколько месяцев мы проведём в одной постели.
Глава 23
– Не… несколько месяцев? – просипела я, принявшись лихорадочно ёрзать в отчаянных попытках выбраться-таки из его медвежьей хватки.
Да что он вцепился-то в меня, как утопающий в спасательный круг? Он же терпеть меня не может!
– Несколько месяцев, – преспокойно повторил Громов, не обращая ровным счётом никакого внимания на мои активности. – Митина, я уже всё тебе объяснил. Ну не строй ты из себя невменяемую с проблемами слуха.
– Несколько месяцев спать с тобой в одной постели только из страха, что Лисицын примется под дверью подслушивать и в замочные скважины подглядывать? – не унималась я.
– Я считаю, он и на такое способен, только бы перед начальством выслужиться, – проворчал Громов.
– Не буду я несколько месяцев с тобой спать!
Громов коротко рассмеялся:
– Митина, так ты и не обольщайся.
– Я не это имела в виду! – от его прозрачного намёка и без того горевшее непонятным жаром тело совсем воспламенилось. – Может, хватит уже упражняться в своём дебильном подростковом юморе?
– Митина, – его хватка окрепла, а голос опустился ещё ниже, шёлково зазмеился в темноте, вызывая мурашки на коже, – а что это ты так нервничаешь?
Я непроизвольно сглотнула, отказываясь верить в происходящее. Я и Громов вот уже с полчаса лежим, прижавшись друг к другу в одной постели по совершенно идиотской причине. Лисицын наверняка давно дрыхнет и видит десятый сон.
И словно в ответ на мои мысли в коридоре послышался стук двери и какие-то голоса.
Мы оба синхронно замерли, превратившись в слух.
Едва слышно выругавшись, Громов со сверхъестественной для его комплекции скоростью перекатился на свой край кровати, вскочил с постели и наверняка метнулся к двери.
Подстёгиваемая тревогой, я поспешила следом за ним.
– Ты-то куда лезешь? – шепнул он, когда я очутилась у дверей, невольно вцепившись в его руку, которой он отгородил меня себе за спину. – Стой тихо.
Я послушно замерла.
Громов приотворил дверь, но ровно настолько, чтобы голоса стали заметно слышнее:
– …хозяйской спальни, верно?
– Да, их спальня вон там, третья от окна. Вам что-нибудь нужно? Может, Ярослава Дмитриевича разбудить?
– Нет, нет, ничего не нужно. Вы извините. Я просто сплю очень чутко. Вышел вот побродить…
Громов беззвучно закрыл дверь, и мы вновь оказались в темноте, отрезанные от голосов в коридоре.
– Этот Лисицын начинает меня серьёзно бесить, – в хрипловатом голосе мужа зазвучала угроза. – Он совсем охренел! Никаких личных границ не признаёт.
Я стояла, боясь пошевелиться и осмысливала ситуацию. Но недолго.
Громов пошевелился, перехватил меня за руку в темноте, и через мгновение мои ноги оторвались от земли.
– Т-ты что творишь?! – ошарашенно захрипела я, не позволяя себя повышать голос.
Громов как ни в чём не бывало пошагал к постели, держа меня на руках так, будто я вовсе ничего и не весила.
– Что требуется, – он бесцеремонно сгрузил меня на кровать. – Ну что, будут ещё какие-нибудь возражения? Может, не стоит так замарачиваться? Может, хоть сейчас по разным спальням опять разбежимся?
Я молчала, спешно заползая под одеяло в надежде, что он от меня наконец-то отстанет.
Ясно ведь всё. Всё предельно понятно. Этот чокнутый Лисицын даже ночные рейды готов проводить, только бы подловить нас на лжи. А это значило что? Что он нам не доверял. Он только и ждал, когда мы оступимся.
– В этом чёртовом «Фонде» работают какие-то маньяки, – пробурчала я, с облегчением отметив, что Громов лёг рядом, но на мою автономию больше не покушался.
– Я с ним поговорю, – голос Громова звучал мрачно. – Или свяжусь с руководством «Фонда», попрошу их умерить энтузиазм своей рьяной ищейки. Если так и дальше дело пойдёт, мы его скоро будем у себя из-под кровати вытаскивать. Они там совсем берега потеряли со своими расследованиями.
– Согласна. Зато теперь ты очень ясно себе представляешь, каково это – иметь дело со всякими самодурами, – я всё ещё пыталась отойти от его наглого решения втащить меня в постель, невзирая на все мои попытки отстоять свою независимость.
