Текст книги "Никто не умрет (СИ)"
Автор книги: Л Лена
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
В Находку они прибыли поздно ночью, остановились в гостинице, которая располагалась ближе всего к порту. Ирина, которая втайне надеялась оказаться с Ханом наедине, была одновременно и разочарована, и растрогана целомудрием сестры Хана, которая взяла три отдельных номера. Она почувствовала себя непорочной невестой, достойной фантастически белого платья и фаты.
На следующий день после завтрака Акено предложила "молодым" прогуляться по улицам города, а сама занялась решением вопросов, связанных с их поездкой. Ирина следовала за Ханом, как тень. И ей было уже не так радостно, как вчера, потому что Хан не стремился выражать подобающих для молодоженов чувств. Более того, он часто забывал о ней, так что Ирине приходилось искать его в толпе прохожих и догонять. И все же она надеялась, что его чувства вот-вот проявятся, просто ей надо немного подождать: "В конце концов, кто их мачо знает, может быть, у них любовь так и проявляется. А я могу потерпеть ради своего будущего. А вот когда будет что делить, разведусь и оттяпаю свою половину или заведу себе бурный роман на стороне".
Вечером Хан показал ей ее паспорт, в котором она с удивлением обнаружила штамп, свидетельствующий о том, что она отныне замужем за Борисом Моренюком и фамилия у нее теперь тоже Моренюк. Она не знала: радоваться ей, что ее мечта исполнилась, или огорчаться, что без ее участия.
– А это все? – сказала она, разочарованно кривя губки.
– Что тебе не нравится? – спросил Хан равнодушно. – Что-то еще не хватает в твоем паспорте? Новой прописки?
Ирина немного покраснела. Конечно, ей было мало штампа в паспорте, но разве об этом расскажешь под насмешливым взглядом. Она хотела оркестр, завистливые взгляды подруг, букет невесты, званый ужин и дорогое обручальное кольцо с бриллиантом. Но самое главное, она хотела сама присутствовать на собственной свадьбе. Каким-то фантастическим образом ее жениху удалось обойти все формальности, сопутствующие получению вожделенного штампа в паспорте: подачу заявления, трехмесячное ожидание и даже присутствие невесты на церемонии. Эта мысль утвердила Ирину в том, что Хан – очень влиятельный человек.
А вечером, когда она вошла в номер Хана на правах законной супруги, обида улетучилась окончательно. Она воочию увидела его знаменитые татуировки, ощутила под пальцами крепкие мышцы. Она мечтала произвести на Хана неизгладимое впечатление своими женскими уловками, но... снова была разочарована. В любовной игре Хан оказался также сух и лаконичен, как и в общении с ней. Он был активен и напорист, во время оргазма выкрикивал японские фразы, которые приводили Ирину в трепет. Она ждала для себя чудесного конца, но он, удовлетворившись, сразу же отворачивался. Ирина делала напрасные попытки привлечь его внимание фантастическими позами и возбуждающими словами, но снова слышала японские фразы, смысл которых она не знала, и, под напором сильного тела, разочарованно, чуть не плача, смотрела в потолок.
Утром Хан сполоснулся под душем, оделся и, коротко предупредил Ирину, стеснительно спрятавшуюся в простыни, что они отплывают в Японию сегодня, ушел. Как только за ним закрылась дверь номера, Ирина дала волю чувствам:
– Ну, неужели богатство и счастье не могут случиться одновременно?! – хныкала он, – Я красивая, я умная, меня не стыдно показать в обществе, что еще ему надо? Это какой-то монстр, а не мужик.
Ирина даже всхлипнула пару раз и потом успокоилась:
– Да, он – урод. Но я все равно победила. Замуж он взял меня, и без всякого брачного договора, все чин чином – добро будем делить пополам. Я свое не упущу. А будет нервы мне вот так трепать – все состояние отсужу. А я ему покажу, что со мной надо считаться.
С такими мыслями Ирина даже повеселела. Вскочила с неудобной казенной кровати и побежала в душ, смывать со своего тела следы любовных утех, которые не принесли ей ожидаемого наслаждения. После душа она закуталась в пушистый гостиничный халат, расправив длинные мокрые волосы по плечам, заказала в номер завтрак , достала из сумки мобильный телефон и с большим наслаждением развалилась в кресле у телевизора. Ей предстояло несколько приятных минут общения с подружками. Приятными потому что все они будут сражены наповал, просто с ума сойдут от зависти.
***
Якудза позвонил, чтобы сообщить об изменениях в их планах. Он говорил неторопливо, стараясь скрыть беспокойство в голосе.
– Я очень опасаюсь старшей сестры. – Он прерывисто выдохнул в трубку. – Она может не принять наш план.
– Может быть, ты зря волнуешься? – Акено старалась подбодрить мужа, – Ты воспитал хорошего воина. Он очень похож на Кацуро не только лицом, но и характером.
– Береги его. Теперь все зависит от него. Он должен хорошо сыграть свою роль.
Юноша, о котором шла речь, в этот момент уже находился на борту теплохода, который отбывал в свой последний рейс. И для Бориса Моренюк это путешествие было тоже последним. Знаменательный день превращения гражданина России в якудза настал, только события разворачивались не по тому сценарию, который был разработан задолго до этой даты.
Первоначально предполагалось, что Хан, будучи по паспорту Борисом Моренюк, отправится в путешествие на туристическом лайнере, и близ берегов Японии в районе острова Окинава он, находясь якобы в состоянии крайней степень опьянения, выпадет за борт при большом скоплении пассажиров на палубе. Поисковые отряды его, конечно же, не найдут, так как под водой его должны были ждать аквалангисты. В России он числился бы в статусе пропавшего без вести. По необходимости, если что-то пойдет не так, он смог бы вернуться в Россию легально, как ее, чудом спасшийся гражданин.
Однако в сценарий вмешались финансовые интересы владельца довольно старой посудины, прослужившей более полувека, и в ремонт которой он не хотел вкладываться. Застраховав свое судно на крупную сумму на случай кораблекрушения, он собирался эту сумму получить. На совещании, которое состоялось между судовладельцем, Акено и её дядей, было решено, что затопить теплоход лучше на полпути из Владивостока в поселок Фусики. Неожиданное решение Хана стать молодоженом перед отъездом и отправиться в Японию с русской девушкой внесли в этот сценарий нотку романтизма, которая должна была убедить в "честной" смерти юноши даже самого недоверчивого из врагов.
– Он сыграет. Мальчик не просто умен. Он схватывает все налету. Это была его, и очень хорошая идея, отправиться в поездку женатым, – Акено засмеялась, – Не хуже нашей идеи пожениться, когда мы приехали в Россию.
– Акено – мужское имя, – проскрипел, испорченный телефонными помехами, голос Якудза, – Об этом не знают только русские.
– Глупая самодовольная курица, – Акено снова засмеялась, – Ее свадебное плавание продолжится среди рыб. Я отправлю с тем же рейсом нашего строптивого Ивана. Как говорят русские – убьем двух зайцев сразу.
– Не утопи наследника, – голос Якудза улыбнулся.
– За наш план можешь быть спокоен. Все просчитано до мелочи. Его встретят аквалангисты и доставят на борт яхты Мамору. Я прибуду в Окинава через Корею чуть позже.
***
На следующее утро Сонины мысли, как и вчера с вечера, были заняты размышлениями о мужском непостоянстве, а уязвленное самолюбие уже несколько раз останавливало ее палец на пути к кнопке вызова мобильного телефона. Она несколько раз по кругу в уме прогоняла последний разговор с Иваном – вспоминала, что она сказала и что не успела, а должна была бы сказать, будто от этого зависело что-то. Будто бы фразы могли исправить то, что случилось. Соня боролась с желанием позвонить и в сердцах сказать Ивану что-то нравоучительное и решительное, чтобы навсегда отрезать ему путь к своему сердцу.
– Завтракать будем в городе, – сказала она Иване, которая очень этому обрадовалась -путешествие продолжалось. Они позавтракали в кафе-столовой, потом долго прогуливались по незнакомому городу. Пообедали в блинной. И к вечеру оказались у портовых ворот. Через них в порт постоянно проходили люди. Это были пассажиры одного из рейсовых теплоходов, регулярно отправляющихся от берегов Приморских городов в Японию. "Кажется, Иван говорил, что отплывает вечером. Может быть, даже прямо сейчас, – подумала Соня, – Не зря меня ноги сюда принесли. Вот возьму и прямо сейчас поставлю все точки над "и"."
– Пойдём-ка, милая, прогуляемся и мы туда, – сказала она, – Иван в Японию отплывает через час. Я хочу кое-что уточнить на прощание.
– Ты хочешь проводить своего жениха? Ты его простила? Здорово! А можно я тоже с ним попрощаюсь?
– Нет, ангел мой, погуляй...
– Тогда я пойду посмотреть на волны! – сказала Ивана.
– Только не убегай далеко отсюда, непоседа! – крикнула она вслед племяннице, которая побежала к морю.
– Ага, – охотно ответила Ивана, не останавливаясь.
Она остановилась на краю причала, зачарованная лазурной гладью, вспениваемой на отмели белыми барашками. У ног ее море билось громко и нетерпеливо в одетый в бетонные латы берег, лязгал, пыхтел и гудел, жил своей обыденной жизнью морской порт. Она стояла, внимательно прислушиваясь к звукам, вдыхая терпкий запах солярки. На мачтах кораблей и на кранах порта начали вспыхивать огни. Но Солнце не сдавалось сумеркам, оно светило со стороны города из-за крыш домов. На набережную легла тень, окрашивая прибрежную полосу моря в темно синие и серые тона. Его рыжие лучи упали на борт теплохода и тех, кто находился на нем, вцепившись руками в поручни. Может быть, от этого лица пассажиров казались ей добрыми и знакомыми. Разные лица. Но стоит посмотреть на любое из них повнимательнее, то, кажется, что знаешь этого человека уже вечность. Как он хмурится, как улыбается, как живет. Вот сейчас он здесь, а потом пойдет домой, откроет своим ключом дверь, к его ногам с радостным лаем бросится щенок. Он улыбнется его наивной радости, погладит между ушами и скажет немного раздраженно и снисходительно: "Хватит уже беситься. Знаю, что рад. Пусти, тапки одеть не мешай. Гулять пойдем попозже. Сейчас я устал..."
Толпа около большого серо-синего теплохода, оборудованного грузовыми кранами, постепенно редела. Пассажиры друг за другом поднимались по трапу, а те, что оставались на причале кричали им вслед и махали руками. Ивана тоже замахала руками и звонко закричала "до свидания! возвращайтесь скорее!" Ее переполняли эмоции – сердце ее билось в грудную клетку, жарко обливая щеки алым румянцем.
Гл.15 КОРАЛЕКРУШЕНИЕ
На причале около трапа собрались отъезжающие пассажиры и провожающие их люди. Хан и Ирина прошли сквозь этот строй и поднялись на судно, предъявив матросу, стоявшему на верху трапа, билеты и паспорта. Перед тем как скрыться в утробе железной махины, Хан оглянулся и пробежал глазами по лицам. Он знал, что Акено не будет провожать, но все равно оглянулся. Неясное чувство сожаления кольнуло его сердце. «Это глупо, – одернул себя Хан, – Глупо сожалеть о том, что больше ничего не значит в моей жизни. И никогда не значило. Не моя жизнь, не моя страна». Он отвернулся и ступил в темноту внутренних коридоров, и уже оттуда услышал почти детский звонкий голос, полный ясной радости «возвращайтесь скорее!», который влетел вслед за ним и, будто, толкнул в спину. Хан почувствовал угрызения совести. Кого не дождется из рейса этот ребенок? «Это бой без правил, – успокаивал он себя, – Или я, или они...». Хан открыл дверь нужной каюты, мельком оценил скудное убранство помещения. Все самое необходимое, ничего лишнего, кровати, стол, санузел... Он довольно грубо подтолкнул Ирину, неожиданно застывшую на пороге, внутрь. «Когда корабль будет тонуть, ей отсюда не выбраться», – вяло подумал он, – Не пожелал бы никому закончить свои дни в этом гробу без шанса спастись..."
– Куда мы едем? – спросила Ирина, заглядывая снизу вверх в лицо Хану.
Пробираясь сквозь столпотворение у трапа, она поняла, что поедет не на туристическом корабле, а коммерческим рейсом за подержанными автомобилями. Страшное предположение о том, что она, добившись расположения самого перспективного парня в колледже, на самом деле, попала в низшие слои среднего класса, с трудом зарабатывающего жалкие копейки на жизнь перепродажей БУ вещей, ввергло ее в оцепенение. Воображение Ирины послушно нарисовало унылую картину ее ближайшего будущего: она стоит на базаре в тулупе, переминаясь с ноги на ногу, и зазывает покупателей к привезенной ими из этого рейса дешевой "японке".
Ее настроение падало все ниже и ниже с каждой ступенькой трапа, ведущего под палубу, где расположились каюты класса "Б", и скатилось до минуса, когда перед ней распахнулась узкая дверь тесной каюты без окна. Она смотрела на две узкие железные кровати, привинченные к полу, по бокам от маленького квадратного столика переходя из состояния испуга до полного отчаяния.
– Располагайся, я пока закрою тебя снаружи. Постарайся не привлекать к себе внимания, – сказал Хан, протолкнув застывшую в дверях Ирину.
– Я не хочу никуда ехать. Я хочу домой... пожалуйста, – жалобно попросила Ирина.
Она хваталась руками за косяк, боясь переступить порог ужасной каюты. Хан нахмурился – уговаривать он не умел и сейчас не собирался выслушивать капризы девушки, которой в его жизни была отведена второстепенная роль.
– Я отпущу тебя, когда... мы доплывем до места. А будешь меня донимать сейчас, я заткну тебе рот и привяжу к койке. Понятно? – пригрозил он.
Его брови сошлись на переносице, а черные глаза блеснули предостерегающе. Ирина больше не решилась возражать. В горле у нее пересохло. Только теперь она поняла, что вляпалась во что-то очень не хорошее.
Хан взял девушку за плечи, продвинул ее внутрь каюты и закрыл за ней дверь, оставшись снаружи. Ирина услышала, как с железным скрежетом провернулся ключ в замке. Дрожащими руками она полезла в сумочку с вещами, нащупала телефон. Но железная обивка корабля наглухо закрыла ее от радиоволн мобильного оператора связи. Тогда Ирина кинулась к двери, стала стучать в нее кулаками и кричать:
– Выпустите меня! Я хочу домой, к маме!
Но ее никто не слышал, все пассажиры собрались на палубе, прощаясь с провожающими.
Хан недолго постоял на палубе. Если бы он был более сосредоточен на наблюдении, то увидел бы в отдалении от основной массы людей невысокую худенькую девушку, и многое в его планах могло бы измениться. Но он был поглощен тяжелыми размышлениями и скользил взглядом поверх голов. Цель стала так же близка, как смерть. "Самурай готовится к смерти с рождения, – думал он, – Я знаю, что такое смерть, я умирал много раз, я помню это в подробностях. И я много раз убивал, чтобы исполнить свой долг. И теперь меня ничто не остановит". Хан разглядывал пассажиров корабля. Многие из них были уже навеселе и вели громкие споры о запчастях и новых таможенных сборах, круто приправленные матом. "Их смерть принесет больше пользы, чем вся их никчемная жизнь. Жалкие существа. Катаги*. Они думают, что управляют своим настоящим и могут влиять на то, что случится с ними в будущем. Глупцы. Ничто в их жизни не зависит от их желания. Каждый из них мечтал в детстве не об этом. Кто-то хотел стать космонавтом, кто-то врачом, кто-то миллионером. Но сейчас после середины жизни все их мечты ограничились желанием выгодно перепродать железный хлам, который стал кому-то не нужен, и на вырученные деньги надраться и не думать о своей собственной ничтожности. Балласт, избавиться от которого для общества великое благо! Почему я вообще размышляю об этом? Что мне до судьбы балласта. Они – никто. – Хан прислушался к себе и мысленно согласился со своим внутренним голосом. – Пусть Будда руками Якудза и Акено вершит судьбы тех, чья жизнь не может помочь исполнению задуманного. Старший брат (Хан впервые подумал о своем учителе в манере ему непривычной, но принятой в клане якудза, где он собирался занять важное место рядом со своим братом) знает, что делать лучше меня. Сейчас я не чувствую себя уверенно, потому что исполняю чужой план, но придет время, я возьму на себя ответственность. Мне придется многому научиться и, чтобы никогда не сомневаться в правильности задуманного".
На корабле засуетились матросы – отдали швартовые, провожающие зашумели особенно бравурно и нарочито. "Ну, вот и все, – подумал Хан, сердце рванулось к горлу, его учащенное биение отдалось в висках. – Начало новой жизни и... конец ее для остальных".
***
Акено встала за помятым десятитонным контейнером серого цвета, изборожденного ребрами жесткости, словно, старческими морщинами. Она пришла в порт не только потому, что этим рейсом отбывал их подопечный. За него она была спокойна. И не сентиментальное волнение из-за важности события в истории клана "Водяной дракон", заставило её в течение часа терпеливо наблюдать за пассажирами. Она пришла убедиться в том, что на борт обреченного судна поднялся другой человек. Она выбрала место, с которого могла оставаться незамеченной – за невзрачным контейнером, одним из многих, стоящих в порту плотными рядами, и наблюдала за толпой отплывающих.
Тот, кого она искала, не торопился подняться на палубу. Лысоватый мужчина в джинсах на помочах и пивным брюшком, от которого одетая на выпуск футболка топорщилась как на беременной женщине, стоял недалеко от трапа, переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ним в пол оборота стояла женщина средних лет в помятом, но сохранившем изящество линий, светлом брючном костюме. Оба они выглядели растерянными. Щеки женщины рдели в лучах заката, ее собеседник, напротив, был бледен и смущен. Он оглядывался по сторонам, словно, ждал помощи от окружающих. Ему явно не нравилось то, что говорила ему собеседница. "У него есть жена?" – равнодушно удивилась Акено, пытаясь вспомнить известные ей подробности в его биографии. Кажется, он не был женат.
Прошло тринадцать лет с момента их первой встречи. Ивана Калоянова она нашла на автобазаре в Уссурийске. Невзрачный плохо выбритый мужчина в выцветшем тулупе и армейской ушанке с опущенными ушами мерз рядом с потрепанной Маздой 80-го года выпуска. Среди только что пригнанных из Владивостока автомобилей, прошедших в Японии капремонт и сверкающих свежим лаком, она выглядела столь же непрезентабельно, как и ее хозяин в обществе уверенных в себе профессиональных торговцев.
Иван принял её за потенциальную покупательницу. В его голубых, как морозное небо над головой, глазах зажглись искорки надежды. Он порозовел лицом, повеселел и даже начал заигрывать, применяя к этому все свое обаяние, чудом сохранившееся за четыре часа, проведенных на крепком уссурийском морозе. Акено, кокетничая, между вопросами о товаре осторожно выспросила некоторые подробности личной жизни. Иван, заскучавший без общения, в благодарность за многообещающее внимание незнакомки разоткровенничался. В звании майора Иван уволился из армии и оказался на гражданке без работы. Почему майор еще не достигший пенсионного возраста сменил армейский тулуп на телогрейку, она узнала чуть позже по каналам своего родственника из таможни: Никто не знал майора Ивана Калоянова. Зато был известен бывший вольнонаёмный рабочий с таким именем. Пару лет назад Военная прокуратура Находки расследовала дело в краже оружия из арсенала погранвойск. Расследуя дело, Прокуратура выяснила, что при найме на работу, он скрыл тот факт, что в молодости служил в болгарских пограничных войсках. Причины смены гражданства следователям прокуратуры установить не удалось. В его анкете значилось "иммигрировал по политическим мотивам". В остальном бывший болгарский гражданин вёл добропорядочный тихий образ жизни, не пьянствовал, не употреблял наркотики.
Акено рекомендовала его Мамору в качестве наемного работника. Мамору согласился, что бизнес, набирающий обороты в России может увеличить доходы клана.
В следующий выходной к Ивану, все также безуспешно мерзнущему на базаре возле своей машины, подошел кореец, назвавшийся представителем японской автомобильной корпорации, и предложила ему работу. С тех пор каждый месяц он отправлялся из Находки в Японию на автомобильные стоянки, где пакистанцы специально для него готовили первосортный товар – хорошие экземпляры недорогих машин, собранных из хлама, а также разобранные на запчасти ворованные авто последних лет выпуска. За пределами русской таможни эти запчасти превращались в дорогие подержанные иномарки с документами, якобы, прошедшие капитальный ремонт. "Паковские" автостоянки, контролируемые якудза, не требовали от Ивана немедленной оплаты. В России Иван перегонял машины в автосалоны и автобазары Сибири, получал деньги за уже проданные экземпляры предыдущей поставки и снова отправлялся в Японию. Расплачивался с пакистанцами за прошлую партию и снова получал товар в долг.
Учетом вывезенных из Японии и проданных в России машин занимались бухгалтеры семьи Такахаси. Честность Ивана никогда не подвергалась сомнению, баланс прихода и расходы ежегодно сводился с прибылью. И только, когда он купил землю под Находкой и построил на ней дом, заказал из-за границы экзотических питомцев – страусов и мохнатых пони, бухгалтеры Мамору всполошились и взялись за сложные формулы подсчета доходов Ивана. Суммы, которые он свободно тратил, намного расходились с теми, которые он мог получать в качестве вознаграждения. Вот тогда появились подозрения, что Иван, получив доход от проданных автомобилей, отдавал деньги не полностью и не сразу, ссылаясь на задержку в продажах, затоваривание рынков, не сезон и много других причин, которые казались ушлым в финансовых вопросах японцам убедительными. Часть временно утаенных, таким образом, денег Иван использовал для приобретения машин, оформляя их на своих знакомых, или давал в долг под проценты. Машины, приобретенные за деньги клана, продавались, но доход от "неучтенных" продаж оставался в кармане Ивана. После нескольких "прокруток" придержанные суммы появлялись на бухгалтерских счетах, составляя идеальный дебет – кредит "отгрузка – оплата".
Нужно было бы давно наказать нечестного работника. Но Акено все медлила, ждала удобного случая. И теперь она удовлетворенно наблюдала за приготовлениями матросов к отплытию. Да, она виновата перед братьями, ведь это она привлекла к делам вора. Но она сама и накажет виновного и, тем самым смоет с себя вину... океанической волной. Она мысленно улыбнулась – ей понравился каламбур "смоет вину... водой, водяной дракон примет его".
***
Береговые работники откатили от теплохода трап. Корпус корабля, одетый в красивые гирлянды огней и начал медленно отчаливать от берега. Ивана с молчаливым восхищенно смотрела на этот торжественный процесс, и только, когда силуэт корабля, украшенный огнями, растаял вдали, словно призрак, а линия горизонта слилась с разом потемневшим небосклоном, она спохватилась. В наступивших сумерках лица людей стали плохо различимыми, а звуки, напротив, стали громче и явственнее. Низкие облака, набежавшие со стороны моря, тронулись красноватым отсветом.
Ивана глубоко вздохнула, потом снова и снова, пока не закружилась голова. Влажный пропитанный солью и йодом воздух наполнил ее легкие, и ей казалось, что голова кружится от счастья.
– Как должно быть замечательно жить в океане! – сказала она мечтательно. – Плавать вместе с дельфинами и не бояться ничего.
– Хочешь поплыть на этом корабле? – переспросил кто-то рядом.
Ивана оглянулась. Низкий, чуть хрипловатый тембр, резко очерченные тенями скулы и глубокие складки у губ заставили Ивану засомневаться, мужчина перед ней или женщина. Но потом собеседница поправила прядь длинных волос, упавшую ей на лоб плавным не лишенным кокетства движением.
– Я думаю, с того корабля вид на наш берег замечательный, – сказала Ивана вежливо, – Я никогда не плавала ни на чем. Когда я начну работать, то в свой отпуск куплю билеты и поплыву в кругосветное плавание. Я побываю везде. Потому что прекраснее моря нет ничего. Можно, конечно, лететь самолетом, но это не интересно – сидишь и смотришь в маленькое окошко на облака. Все такое маленькой, как на картинке.
Акено метнула на бесхитростное лицо девушки испытывающий взгляд.
– А не боишься?
– Лететь на самолете?
– Нет плыть по океану.
Ивана улыбнулась. Ночной бриз трепал ее челку. Невидимая волна размеренно била в бетон, шипящими звуками возвещая о своем вечном превосходстве перед слабыми живыми существами, возомнившими себя хозяевами планеты. "Я – хозяин планеты". – Грохотали валы, разбиваясь о бетонную набережную. "Я – вечен и неисчерпаем", – шептали, перекатываясь под властной рукой волн, камни галечника. Лязганье железа, скрежет, трели крановых звонков, крики портовых рабочих. Ивана раскрыла объятья этому миру, в котором все так прекрасно.
– Море – это жизнь! – сказала она мечтательно.
– В море погибает много людей. Представь себе, что ты там, на борту этого судна. – Едко сказала собеседница, – Представь себе, что ты один из пассажиров вон той старой посудины, которую давно пора списать по старости. И представь себе, что этот теплоход в полной темноте начинает тонуть. Страх охватит твою душу. Ничего, кроме ужаса смерти, не будет волновать тебя. Ты будешь метаться по железным переходам, сталкиваясь с мокрыми телами других пассажиров. Поток воды хлынет через открытые двери, сметая людей со ступенек, не оставляя им шансов выбраться из металлического гроба. Крики отчаявшихся, трупы всплывают среди вещей и мусорных пакетов... И с этим судном это может случиться.
Перед внутренним взором Иваны развернулась нарисованная словами незнакомки картина. Ей показалось, что она слышит крики о помощи, доносящиеся со стороны моря, оттуда, куда ушел корабль. Нет, это ревет вода, ворочая по дну камни, монотонно накрывая их своей свинцовой тяжестью.
– Это ужасно! – воскликнула она.
– Это – жизнь, – усмехнулась Акено.
– Я знаю, что иногда корабли тонут. И люди тоже тонут вместе с ними, но я никогда не думала, что это выглядит так... страшно. Вы говорите так, будто тонули когда-то. Вы это все видели? Правда? Бедная. Вы видели и ничего не могли исправить. Как я вас понимаю! Как мне жалко всех людей на земле, которые погибли. Если бы я могла сделать так, чтобы никто никогда не умирал, то я непременно сделала бы это. И Вы бы сделали, каждый сделал бы, я уверена.
Ночь опускалась на порт, закрывая его темной вуалью. Бледное расстроенное лицо девочки было единственным светлым пятном на фоне серых силуэтов контейнеров. Акено опомнилась: "Зачем я это говорю? Завтра, когда она узнает о катастрофе, она вспомнит меня и расскажет о нашем разговоре в милиции".
– Ты что, испугалась? – Она хищно оскалилась, пытаясь изобразить улыбку, чтобы сгладить впечатление от своих слов, – Не надо бояться, глупая. Я пошутила. Я сама мужа в рейс проводила, он у меня матрос. Это просто шутка такая. У нас, наоборот, говорят, что если говорить плохо, то случится обязательно хорошо. Примета есть. Потому мы всегда так на прощанье говорим.
Сказав это, Акено поспешила скрыться в проходах между контейнерами.
– Мне один очень умный человек, ученый, сказал, что информация не исчезает и там, где плохая появляется, то плохое в этом месте случается. Я теперь не усну всю ночь, буду думать о том, чтобы ничего не случилось с кораблями, которые сейчас в море. Может быть, моя мысль тоже накопится в этом месте и ничего такого, о чем вы сейчас сказали, не произойдет хотя бы с тем кораблем, – с надеждой сказала Ивана, не заметившая ее исчезновения.
Включились прожекторы. Ивана посмотрела на то место, откуда недавно с ней разговаривала незнакомка, но там никого не было. Зато в свете ярких ламп ее заметила Соня, которая уже давно ее искала ее и даже привлекла к поискам местного милиционера.
– Ивана! Я так испугалась. Боже мой. Разве можно так далеко убегать? – воскликнула Соня, подбегая. Она запыхалась, и голос ее прерывался то ли от волнения, то ли от быстрого шага.
– Ты видела женщину, с которой я только что говорила? – спросила Ивана.
– Нет, никакой женщины я не видела. А ты что такая расстроенная? Побледнела, как мел.
– Она сказала мне, что корабль может утонуть.
– Ох, я так и знала, что какая-нибудь из портовых вертихвосток испортит тебе настроение. Не верь никому, когда тебе говорят гадости. Они тебя не касаются. Люди сами себе придумывают гадости. А потом считают, что они есть на самом деле.
– Ну, если все в порядке, я пойду, – напомнил о себе милиционер.
– Нет-нет, товарищ милиционер. Вы должны отвезти нас в гостиницу.
– Гражданочка, идите наймите такси. У ворот всегда стоят тачки.
– Я боюсь теперь в вашем городе ходить по улицам, а в чужую машину я, тем более, ни за что не сяду. Видите, до чего девочку довели ваши... прости господи. На ней лица нет. Или вы хотите, чтобы я пожаловалась вашему начальству, что тут у вас творится?
– Ладно, – милиционер поморщился, – я вас довезу до "куда вам надо", если мне по пути.
– Мотель "Светлячок". Только не говорите, что он вам не по пути.
Милиционер высадил их у входа в мотель. Они прошли стеклянную дверь и сразу же попали чуть ли не в объятья Ильи. Он до их прихода сидел перед телевизором с пультом в руках, бесцельно переключая каналы. Изредка поглядывал на двери. Когда увидел через стекло знакомые фигуры, бросил пульт на журнальный столик, и, раскинув руки, будто собирался обнять их обоих, бросился навстречу.
– Сколько можно вас ждать? Я уже с утра обо всем договорился. Завтра рано утром отъезжаем, а вас все нет и нет. Едем на контрольно-пропускной пункт Турий рог. Слышали такой? Там нас уже ждут с распростертыми объятьями. Не знаю, как вы, а у меня уверенность, что удача будет нас преследовать до самого Китая и обратно...
– В Турий рог? Это зачем?!
– Нет, нет, нет, только без вот этих ноток в голосе. Вперед, в атаку. Ура!
– В какую атаку?
– Ну, как же Сонечка, Вы согласились ехать со мной в Китай.
– Быть такого не может.
– Ивана, подтверди, – Илья обратился к девушке, – Твоя тетя согласилась, ведь, я с ума не сошел. Правда?
Ивана пожала плечами.
– Хватит с меня всяких впечатлений, – сказала Соня.
Она подошла к стойке портье и попросила у сонной дамы перезрелого возраста, которая со скучающим видом сидела по ту сторону, ключи от номера.
– Дядя Илья, помните, вы говорили про информацию? Мы с тетей-мамой были в порту, там теплоход отправлялся в плавание за японскими машинами. И я встретила одну женщину, которая сказала мне, что корабль может утонуть, и все люди на нем погибнут, захлебнутся. Она так это красочно расписала, что я теперь волнуюсь – вдруг с тем кораблем и правда что-то случится. Я не хочу, чтобы кто-то умер. – Ивана говорила от волнения скороговоркой перебивая сама себя.
