Текст книги "Никто не умрет (СИ)"
Автор книги: Л Лена
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Жизнь ради радости? – Хан отвлекся от созерцания загадочных скальных силуэтов и перевел взгляд на Илью. – Это жизнь раба. Я предпочту быть хозяином.
Спокойствие и вдумчивость парня настроили Илью на положительное решение.
– Справедливое замечание, – сказал Илья одобрительно, – Ну. Что это я тебя заговорил? Надо же отдохнуть перед дорогой. Я собирался выезжать завтра в шесть утра с тутошней автостоянки.
Хан вспомнил, что на автостоянке у гостиницы, где они жили с Акено, осталась ее машина. Акено рассчитывала, что после их отъезда, ее отгонят во Владивосток к Якудза. Но все пошло не так. Если милиция начнет следствие по делу о ее смерти, и выяснится, кто она, то машину могут проверить, а в ее багажнике лежал меч! Надо было проверить.
– Я подойду к шести, – сказал он, протянув руку для прощального рукопожатия, и в этот момент увидел ее на лестнице.
Он перескочил через стол, кресло и еще что-то, нежданно возникшее у него на пути и в несколько секунд оказался рядом с ней, порывистым движением схватил ее за руку.
– Не бойся меня, малышка, – сказал он, – Я не причиню тебе вреда.
– Ванечка, все хорошо? – спросил подошедший Илья. – Моя помощь не требуется?
– Я кое-что хотела узнать у вас... нет, сначала, у него.
Ивана посмотрела снизу вверх в склоненное к ней лицо Хана. Ей нравилось ощущение невесомости в груди, которое возникало от его близости.
– Твоя тетя знает, что ты здесь?
– Я уже взрослая. Мне скоро будет восемнадцать. – Серьезно ответила она.
– Эх, где мои осьмнадцать! – с завистливым вздохом шутливо произнес Илья.
Хан, взял ее за руку.
– Пойдем, погуляем.
Они вышли из гостиницы. Прохладное дыхание ночного бриза освежил их горящие щеки, фонарики над входом освещали большой участок тротуара перед мотелем. В красноватом искусственном свете Хан казался ей сказочным персонажем. Сильным, беспощадным и верным стражем потустороннего мира. Кто, как не он может знать ответы на ее вопросы.
– Я вижу странные сны, будто с моими знакомыми... и даже не знакомыми происходят странные вещи, которые они сами не помнят. Я помню, а они нет. Вот так примерно: сначала мне снится событие, а потом оно на самом деле происходит, но по-другому. А все люди те же самые, которые были во сне и не только люди, предметы, машины, например. Ты знаешь, что это такое?
– Тебе тоже снятся сны, похожие на явь? Я знал это, мы с тобой – вечные странники, – сказал он уверенно, осторожно прижимая ее хрупкое тело к своей груди, – память приходит урывками, иногда во время сна. Если мы будем доверять своим снам, то сможем многое.
От его объятий Иване стало тесно, его сердце билось о ее грудную клетку, и от этой жаркой тесноты ей было приятно и спокойно. Ей захотелось услышать ласковые слова, произнесенные его хриплым баритоном.
– Что ты помнишь о нас с тобой?.
– Ты был в гостинице, – начала Ивана, потом сразу перескочила на важный для нее вопрос, – Это Акено придумала кораблекрушение? Ты не мог ведь, правда?
Он настороженно замер. Потом объятья разомкнулись, сильные руки тряхнули ее так, что клацнули зубы, болью отозвавшись в затылке. Железные пальцы сдавили ее плечи, перекошенное яростью лицо Хана приблизилось так, что она видела каждую щетинку на его щеке. Это было страшное лицо. В следующее мгновение она летела в декоративные кусты, которые росли вдоль дороги. Ветви их были аккуратно подрезаны секатором и эти свежие срезы вонзились в ее кожу, будто шпаги. Она попыталась подняться, но он сам поставил ее на ноги. Ухватил за предплечья и притянул к себе.
– Говори все! Только не ври мне, – процедил он сквозь зубы.
Губы Иваны дрожали от обиды и боли. Ее никто никогда не бил. Раны, которые она сначала не почувствовала из-за болевого шока, начали саднить. Хан своими сильными пальцами сдавливал царапины на руках, причиняя ей еще большую боль.
– Мне больно, – сказала она, на глаза накатили слезы.
– Пограничники решили проверить корабль после того, как все уже прошли таможенный контроль. Этого не должно было быть. Ты это сделала? Как? Как ты узнала?
– Я ничего не понимаю.
– Не понимаешь? А! Что с тобой говорить! Ты – такая же, как все женщины. Хитрая, изворотливая... – он нецензурно выразился, разжал пальцы и с отвращением отвернулся. На него навалилась дикая усталость.
"Что я должен делать? Что делать? – думал он, – Должен ли я отомстить ей или отпустить? А как же законы клана? Акено – моя сестра. Разве я имею право оставить ее смерть не отмщенной. Она убила себя, чтобы дать мне возможность уйти от преследователей. Она поступила, как герой. Я же веду себя как предатель. Я не могу убить. Не могу поднять на нее руку и не хочу, чтобы это сделал кто-то другой. Но как она узнала о нашем плане? Кто помог ей? Ирина? Да, это вполне вероятно. Ирина каким-то образом подслушала и рассказала ей все. Но кто из них донес пограничникам? Ирина или эта...? Я должен знать точно, что и как произошло, и кто это организовал".
Ивана ежилась, потирая ушибленные места, но не убегала. И в этом было какое-то трогательное доверие.
– Это Ирина? Ты ее видела? – Спросил Хан, усилием воли подавив в себе приступ ярости.
Ивана кивнула.
– Кто из вас донес пограничникам? Ты или она? Ты или она? Она? Конечно она, ты сама не смогла бы... – Хан пожирал глазами раскрасневшееся от волнения лицо девушки. В нем боролись сложные противоречивые желания: любить или ненавидеть, мстить или оправдать.
Ивана энергично затрясла головой:
– Все было совсем не так, все было иначе.
Хан ничего не хотел слушать, он уже вынес вердикт. Он повернулся к ней спиной и пошел прочь, неожиданно тяжело ступая по выщербленному асфальту. В душе его бушевал ураган, и ночной бриз не мог остудить его пылающий ненавистью разум. "Конечно, Ирина замешана в этом деле больше, чем ОНА. И не нужны доказательства, чтобы понять это, – думал он, – я ничего не скажу Якудза об этой ... глупой девчонке. Но если он сам выйдет на нее. Тогда я не смогу его остановить".
Ивана осталась стоять у входа в мотель. Смотрела, как темнота шаг за шагом поглощает силуэт удаляющегося прочь мужчины. Сейчас, когда ей следовало бы бояться его, ей вдруг стало безумно его жаль. "Он страдает. Как я его понимаю! А что бы я почувствовала, если бы моя тетя умерла. Фу-фу-тьфу-тьфу, только бы этого никогда не случилось. Я с ума сойду сразу же. Боже мой, как его жалко! Смогу ли я вернуться назад в прошлое и спасти эту женщину?"
Ивана крепко зажмурилась, сжала кулаки так, что обкусанные ногти впились в ладони, и напряглась так, будто собиралась сдвинуть товарный вагон. Напрасно. Когда она открыла глаза и с надеждой огляделась, ничего вокруг нее не изменилось. Она также как минуту назад стояла возле мотеля на освещенном китайскими фонариками пятачке. "Я не умею делать ЭТО по собственному желанию. А что если несчастье с Акено случилось, потому что иначе спасти остальных людей было невозможно, и если бы я, пожалев ее, сумела вернуться и спасти ей жизнь, теплоход затонул бы, и люди погибли бы? Хорошо бы менять все по собственному желанию и своему усмотрению, только откуда мне знать: когда, где и какие будут последствия. Если знать конец, то можно менять начало, но откуда мне знать, какое начало приведет к какому концу. Так можно всю жизнь потратить на один несчастный случай и к старости узнать, что в результате все равно случилось несчастье. Я не могу предугадать конец. И я должна пока радоваться тому, что моя способность проявляется тогда, когда я могу хоть что-то поменять к лучшему". Ивана спрятала лицо в ладонях и тихо прошептала:
– Нет, не смерть, это жизнь неизбежна...
Гл.24 СВОЙ БОЙ
По пути от Находки до Уссурийска Илья был очень словоохотлив – он пытался разговорить своего спутника, чтобы выведать подробности его трагедии. В ночных телевизионных новостях, которые он успел посмотреть до отъезда, скупо сообщили, что рейс был отложен по техническим причинам, телевизионные комментаторы пережевывали вечернюю версию событий, сдабривая ее «неподтвержденными сведениями» о попытке большой контрабанды наркотиков.
Однако Хан оказался на редкость неразговорчивым пассажиром. Он заснул или сделал вид, что заснул, после первого же вопроса Ильи и просидел с закрытыми глазами до Владивостока. Там Илья сделал недолгую остановку в пригородном кафе. Старый прикрученный к настенной подставке телевизор с большими снеговыми помехами немножко развеял его любопытство новой интерпретацией произошедшего в порту. Из неподтвержденных источников, как сказал диктор, пограничникам стало известно, что на борту теплохода находится большая партия героина. При проверке ничего не обнаружили, но рейс был отложен из-за несчастья с одним из провожающих. Им оказался какой-то трансвестит без документов. После этой фразы Хан резко встал из-за стола и вышел вон. Илья почувствовал неловкость, будто его застали за нехорошим делом, и сильно пожалел, что так нетактично себя вел всю дорогу. Он наскоро закончил есть и поспешил вслед за попутчиком. Хана сидел на заднем сидении с бесстрастным выражением лица, прикрыв глаза веками, будто собирался проспать всю оставшуюся часть пути. "Черт меня дернул любопытничать, – ругал себя Илья, заводя мотор, – Парню неловко, потому что его тетя и не тетя вовсе, а дядя... или, бог его знает, кто она... он ему. Такие чудеса нынче творятся. Куда мне со своими старомодными взглядами. Лучше уж ничего не предполагать, а то напридумываю какую-нибудь околесицу и сам поверю в нее. А потом буду себя вести как идиот, вроде того, как я Ивану спасал от милиции. Он включил радио на волне старых мелодий и углубился в приятные воспоминания о далеком прошлом, незаметно приплетая туда мечты о будущем, которое его ждало после возвращения из Китая.
В Уссурийске Хан попросил Илью взять с собой в попутчики своего друга. Этим другом был Самурай. Якудза решил немного задержаться в России, чтобы "утрясти кое-какие вопросы". Хан понимал, что Якудза не успокоится, пока не найдет виновных в смерти Акено, и очень боялся, что поиски выведут его на Ивану. Но также он понимал, что возмездие рано или поздно должно свершится. Те два дня, которые потребовались на оформление выездных документов, он думал только об этом и спрашивал себя: имеет ли он право остановить Якудза или должен принять неизбежное... "Кто она мне? – уговаривал себя Хан, – Глупая болтливая девчонка, которая сует свой нос, куда не следует".
До Данбичжэнь Илья, как истинный хозяин, развлекал пассажиров старыми чукотскими анекдотами. Самурай вежливо поддерживал его одобрительным хмыканьем и исподволь поглядывал в сторону Хана. Угрюмость друга он связывал со смертью Акено, которую тот почитал, как мать, поэтому старался не докучать ему расспросами. Когда они прибыли на контрольно-пропускной пункт, на анализ настроения своего босса у него совсем не осталось времени. Самураю пришлось утрясать денежные вопросы с местными бригадами якудза, чтобы Таможенник, который будет проверять их машину, проявил должную невнимательность.
Илья не понимал причину задержки, нервничал, но вида не показывал. Правда шутить перестал и постепенно перешел на тихое ворчание под нос. Он не знал, что под мотором УАЗ-ика тщательно упакован и спрятан старинный самурайский меч.
Когда все уже было готово к переходу границы, и пограничники дали "добро", Хан еще медлил. Его грызли сомнения, будто бы он что-то не доделал или, напротив, сделал не так, как следовало.
"Я уеду, меня ждет новая жизнь и новые цели. Но я продолжаю цепляться за прошлое, как старый сентиментальный пенсионер, у которого впереди остались только сожаления о невыполненном. Я должен быть решительным и беспощадным. Я должен привыкать к ответственности, подчинять свои желания и чувства интересам своей семьи. Я забуду прошлое ради будущего. Нет. Я не смогу забыть прошлое, а значит не смогу полностью отдаться будущему, если не закончу то, что не доделал. Девочка с чистыми, как совесть, глазами и беснующаяся старуха, хранящая вещи своего пропавшего без вести сына. Вот что гнетет мое сердце и не дает мне перешагнуть границу между достигнутым и желаемым..."
И он позвонил Якудза. Тот молча выслушал сбивчивое объяснение Хана о том, что месть бесполезна, она не приведет к победе, а только к разочарованию, что драгоценное время будет потрачено напрасно. Что лучшей памятью об Акено будет успех, ради которого она оставила их мир. Что...
Хан мог бы продолжить, он сам удивлялся своему красноречию, но Якудза не дослушал его.
– Я готов выполнить твои указания, если ты сейчас скажешь, что это приказ кумтё. Ты уже готов к такой ответственности? Завтра, после того, как ты покинешь страну, я мог бы уничтожить тех, кто предал нас или слишком много знает: Олега, Полину, твоего бывшего худосочного брата, твою фиктивную жену... Но если ты сказал – "нет", я подчиняюсь.
"Якудза не назвал имя "Ивана", это большое облегчение. Значит ли это, что никто не подозревает о том, что она имеет отношение к смерти Акено?" – подумал Хан. Грудь сдавило, воздух, который только что врывался в легкие тугой свежей струей, вдруг стал разреженным, приходилось глубоко и часто вдыхать.
– Да, – сказал он, сглотнул горькую слюну и повторил:
– Да – это НЕТ.
Хан сомкнул челюсти так, что заскрипели зубы. Он начал свой бой, и это – первый раунд...
***
Информацию о том, что на контрольно-пропускном пункте Данбичжэнь, что расположен около города Мишань в провинция Хэйлунцзян, в Китай въехали трое русских туристов, братья из пограничного отряда не посчитали достойной внимания шо хай Пина. Ежедневно в районе озера Ханка в Китай въезжают несколько сотен туристов. Везут алкоголь и табак, а вывозят всякий дешевый мусор. Эти русские братьям маньчжурского отделения триад не показались интересными, они въехали в Китай, считай, без денег, на старой дребезжащей деталями машине российского производства, и объявили в декларации, что собирают исторические сведения о русском гарнизоне, защищавшем Китай от японской интервенции. Благородная миссия – решил начальник Данбичжэнь и – ничего интересного для триад.
А через две недели на той же машине двое туристов покинули Китай через другой контрольно-пропускной пункт Суйфэньхэ, держа путь на Пограничный.
Илья сидел на жестком пропахшем соляркой сидении и все время беспокойно оглядывался. Ему все не верилось, что дорога за ними пуста, погони нет. Кусты и столбы мчались назад, сливаясь на горизонте в невидимую точку. Сопки медленно двигались, будто предлагали ему полюбоваться своими зелеными бархатистыми боками, изрытыми мягкими морщинами оврагов. Но он не замечал красот природы, вздрагивал от каждого резкого звука, издаваемого истрепанным мотором УАЗ-ика, и снова смотрел назад, но не на сопки, а на серое полотно дороги, разделенное пунктирной линией, сливающейся вдали с тонкую сплошную черту.
Он волновался, а виновник его переживаний – парень, которому четыре часа назад Хан отдал свой паспорт – сидел с невозмутимым спокойствием и, кажется, даже не подозревал, что совершает тягчайшее международное правонарушение. В паспорте фотография Хана была профессионально заменена на его фото. Все остальное – так же, как в настоящем, выданном Хану в 14 лет в районном отделении внутренних дел города Уссурийска – Моренюк Борис Олегович, двадцати одного лет от роду.
Илья нервно усмехнулся. Гладкое истертое до блеска рулевое колесо скользило по влажным рукам. Ветер врывался в открытые окна, было прохладно, но руки все равно были мокрые, и при повороте приходилось сильнее сжимать пластмассу, чтобы выполнить маневр – вписаться в поворот. Время от времени он бесполезно вытирал ладони о давно уже потерявшие форму брюки.
– Мы уже по русской земле едем. Здесь китайцы уже не хозяева. Хотя... всякое бывает. Эти пограничные конфликты. Да и документы наши... – он покосился на попутчика в зеркало заднего вида и некоторое время с завистью смотрел на дребезжащее изображение невозмутимого юнца, – мы везем не объявленные в декларации. А они, между прочим, обладают о-о-огромной исторической ценностью.
Парень молчал, он ни слова не понимал по-русски. На коленях у него лежала планшетка с полуистлевшими бумагами. Он с детства жил при маленьком ханкайском буддистском храме, его память затерлась монотонным монашеским бытом, он исправно исполнял патимоккху, одежда его, обновляемая каждый "сезон одежды" всегда была оранжевого цвета, и другого он никогда не желал. Но в это лето в его жизнь ворвался русский, который сломал его представление о мире и будущем. Когда он вошел в его комнату, в ней сразу стало тесно. Он вытащил Ту наружу и повел прочь от монастыря, даже старший монах Ли не решился его остановить. Ту мог бы и сам сопротивляться, он умел хорошо драться, но ему было любопытно, что надо незнакомцу. Он пошел вместе с ним и еще каким-то старцем по лесу. Втроем они нашли жилище, выкопанное в земле, в котором давно уже никто не жил, но было много старых вещей. Он увидел там головной убор маленького европейского мальчика. Тогда из далеких уголков памяти Ту появились затертые временем воспоминания, которые раньше казались ему сном: когда-то он был обычным мальчиком, и у него была настоящая семья – мама и папа. И теперь он ехал в Россию, чтобы найти их, ради этого он навсегда снял уттара сангу*...
"До Уссурийска считанные километры. Если бы китайцы спохватились, то и русские не пустили бы через Пограничный, – подумал Илья. – Можно немного расслабиться." Он достал из кармана мобильный телефон, при этом оценивающим взглядом окинул непрезентабельные масляные пятна на коленках – сказывалась дурная привычка вытирать руки о штанины. Подумал: "Вряд ли я смогу произвести приятное впечатление", – и все же, убедившись, что мобильная сеть уже ловится, позвонил Соне. Волнение по поводу незаконного провоза китайца по чужому паспорту сразу же улеглось, как только он услышал приветливые нотки в голосе Сони.
Гл.25 К ЖЕЛАНИЮ – ВОЗМОЖНОСТИ
Утро после возвращения было полно радостных предчувствий. Она вернулась, а это значит, все будет как прежде. Ивана так думала, но не предполагала, что может сама измениться так, что все прежнее покажется ей другим.
В колледже все было также по расписанию: беспорядочно шумно перед занятиями и на переменках и тихо и размеренно во время занятий.
Первый день после возвращения был самым радостным для Иваны. Она вошла в здание колледжа, с удовольствием вдыхая особый запах. Ей казалось, что так пахнут знания. Она приветливо здоровалась со всеми, знакомыми и незнакомыми и глазами искала свою любимую компанию.
Мулат и Хохмач стояли у окна и разглядывали со второго этажа проходящих мимо по улице девушек. Они спорили на длину их ног в относительных размерах к росту. Когда девушка проходила под окном, они делали ставку, когда проходила дальше, Лохматый прикладывал к стеклу линейку. До прихода Иваны была ничья.
– А вот и я! – крикнула она. – Я приехала!
– Ну, как? – спросил Хохмач вместо приветствия, презрительно прищурившись. – Не стыдно? Мы, как полное фуфло, узнаем все самыми последними! И от кого?
Хохмач многозначительно обвел взглядом холл второго этажа, будто бы искал кого-то.
– Стыдно сказать от кого, – сказал Лохматый, приложил линейку к стеклу и крикнул, – Я выиграл!
– А что вы делаете? – поинтересовалась она.
– У нас практикум. Изучаем относительные величины. Ты не уводи разговор в сторону, – сказал Хохмач, – Ну. Что скажешь в свое оправдание?
– А что случилось?
– Она ничего не помнит, – констатировал Хохмач. – Он оказался инопланетянином, сильно оплошал в первую брачную ночь, поэтому стер все из ее памяти.
– Какую ночь? – изумилась Ивана, но уже начала улыбаться, ожидая в продолжение что-то феерически смешное, – Прикалываетесь?
– Как все запущено. Она ничего не помнит. Слишком глубокая амнезия. Это дело рук "людей в черном". – Хохмач достал из кармана автоматическую ручку, поднял ее на уровень лица Иваны и дважды быстро щелкнул кнопкой. – Никакого жениха не было, и теперь ты снова девственница.
– Не признавайся! – Лохматый хлопнул Ивану по плечу. – Правильно. Включи дурку!
– И не смешно, – сказала Ивана, – дурацкая шутка. Мне не нравится.
– И свадьбы тоже не было, – еще раз щелкнул кнопкой Хохмач.
– Нет, не было, – согласилась Ивана. – И не будет, тетя Соня сказала.
Подошел Мулат.
– Ну вот, весь кайф сломала. С родственниками всегда так, – расстроился Лохматый. – Я мечтал, что надерусь на твоей свадьбе. Устрою драку...
– Вы что? На моей свадьбе? Кто вам такое сказал?
– Ирэн обещала, что ты собираешься жениться на ботане. А что? Обманула змея?
– Она не правильно поняла, это должна была быть свадьба моей тети.
– Уфф, – утрируя большое облегчение, вздохнул Хохмач, – А я думал, что ты уже потеряна для изысканного общества.
– Спуталась? Как бы не так. У нее все под контролем. Ты в курсе, что она твоего Хана умыкнула? – Мулат победно протрубил марш Мендельсона в сложенные дудочкой ладони.
– Никакого не моего, – Ивана смущенно моргнула и отвела взгляд, – я все знаю. Я ее видела. Но мне кажется, у них ничего не вышло.
– Так, ясно. Ирэн просрала свое счастье, – с притворным возмущением сказал Мулат, – вот и устраивай дамочкам их личную жизнь. Хорошо, что я у нее баксы взял предоплатой.
– А где она? – спросила Ивана, озираясь, у нее было очень много вопросов к Ирине. – Она уже должна была вернуться.
– С тех пор не видели. Может быть, он ее это самое... – Лохматый решительно рубанул ребром ладони возле своего горла, – типа он – "синяя борода"?
Ивана покачала головой. Точно она знала только то, что Хан уехал в Китай без Ирины.
– Нет, вы что? Он не мог, – сказала она неуверенно, потому что вероятность того, что Хан станет мстить за смерть Акено была большой. Она помнила, его мысли, знала, что Хан не остановиться не перед чем, если посчитает свою цель важнее чьей-то жизни.
На занятиях Ивана была рассеянна. Она все время перебирала в памяти каждое из своих воспоминаний. И к своему огорчению, поняла, что чем дальше события, тем труднее ей вспомнить их последовательность. Она чертила схемы, зачеркивала и снова чертила.
"Надо записывать все, что со мной случилось за день, – решила Ивана. – Заведу дневник."
После занятий, Ивана не стала задерживаться со своей компаний, как она это любила раньше. Она издали помахала рукой друзьям, послала им воздушный поцелуй и пошла домой, где собиралась продолжить свои умственные изыскания. Да она очень хотела вернуть прежние беззаботные дни, когда она ни в чем не сомневалась и была уверена, что влюблена и считала, что ее чувство взаимно. Но теперь от прошлого ее отодвигал "недуг", который она вынуждена принять, как часть своей жизни, смириться с ним и научиться жить по-другому, иначе, чем все остальные люди земли. Мир стал другим.
– Что-то с Ванькой не то. – Сказал Мулат, почесывая намечающуюся на подбородке щетину. – Какая-то она странная стала. В смысле...
– Врет она, – предположил Лохматый, – ботан у нее есть, зуб даю.
– Зачем? – задумчиво произнес Хохмач. – Зачем его от нас скрывать?
– Инвалид, – предположил Мулат, – она же сердобольная.
– При чем полный, – добавил Лохматый.
– При чем на голову, – в заключение сказал Хохмач. – Чокнутый придурок.
– Но она-то нормальная.
– Да, не справедливо.
– Отбей ее, – предложил Мулат.
– Она не в моем вкусе.
– Вкус приходит во время еды.
– Это про аппетит, придурок. Ладно. Предлагаю начать операцию по возвращению ягненка в стадо.
Друзья хлопнули друг друга по рукам.
– Ну что? По пиву? – предложил Лохматый.
– Иди в баню.
– За мочалками, – хохотнул Мулат.
***
После звонка Ильи Соня долго смотрела на экран своего мобильного телефона, пока он не погас. Потом прошла через кухню в кабинет, открыла дверцы шкафа и пожаловалась ему на мигрень и, для верности, на давление. Не дождавшись от него сочувствия, поднялась в комнатушку Иваны, по пути, в который раз пересчитала ступеньки – пять крепких и восемь совсем расшатались. Дошла до кровати, где Ивана досматривала, как обычно, самый интересный утренний сон и присела на край. Ивана проснулась, сладко потянулась и с улыбкой пропела:
– Доброе утро, тетя-мама. Когда ты приходишь, чтобы меня разбудить, мои сны становятся такими хорошими. Буди меня почаще. Как можно чаще. Каждое утро и даже ночью.
Соня в ответ погладила затылок Иваны, пропуская между пальцами пряди коротко стриженых волос, и с вздохом добавила:
– Илья позвонил.
Этот вздох мог означать что угодно: от "зачем его сюда черти несут", до "сколько можно ждать" .
– Сказал "мы, слава богу, проехали границу без проблем" и "скоро будем дома, надеюсь, приглашение осталось в силе". Я ответила "конечно". Ты знаешь, я волнуюсь. Не думала, что его приезд может меня взволновать. Я не очень верила, что он приедет. И даже не подготовилась. Ой, он сказал "мы". Что бы это значило? Что он приедет сюда не один, с кем-то? Ладно, вставай уже. Поможешь мне убраться в доме, – сказала Соня и ушла.
Мысли побежали в разных направлениях, спотыкаясь и сталкиваясь. Оказалось, можно думать одновременно обо всем: что сегодня на завтрак, почему у оленя есть рога, а у оленихи их нет и другие интересные, но никак не связанные друг с другом мысли. Сквозь сумятицу всех вопросов, которые ее когда-нибудь волновали, пробивался один: "Хан?"
Она подделка тапки на ноги и спустилась в кухню, где по утрам ее всегда ждал горячий завтрак.
– На занятия не опоздай, – напомнила Соня.
– Когда я была маленькая, я думала, что все люди любят друг друга, – сказала Ивана, задумчиво шаркая в ванную комнату. – Ну, то есть не обязательно быть мальчиком и девочкой, чтобы было хорошо. Вот нам с тобой хорошо, значит, мы с тобой – любовь, правда ведь? Почему-то с мальчиками не получается так же просто. Они такие странные.
– Ванечка, давай к этому вопросу вернемся чуть позже. Сейчас главная наш проблема не любовь, а то, что у нас еды – с гулькин нос. Нет, две проблемы, потому что мне надо обязательно сходить в салон красоты. Ты с мальчиками поступай, как хочешь, а я с Ильей еще ничего определенного не решила. И я должна помолодеть до встречи с ним лет на десять.
Ивана почистила зубы, сполоснула лицо холодной водой из крана, посмотрела на себя в забрызганное зубной пастой стекло зеркала, приноравливаясь, в каком месте ее лицо будет лучше видно.
– Тетя-мама, а я красивая?
– Молодые все красивые, а ты у меня лучше всех.
– Я уже не молодая, – вздохнула Ивана.
Она подумала, что с момента, как они с тетей Соней выехали в Находку по календарю, с которым сверяются все люди, прошла неделя, и проехали они с тетей не более тысячи километров, а ей представлялись другие расстояния и время. Она пережила несколько историй, которые могли бы стать сюжетами остросюжетных рассказов. С другой стороны, она допускала, что все истории могли быть плодом ее воображения. "Я до сих пор ни в чем не уверена, – думала она, – Может быть, мне только кажется, что я умею перемещаться в разум другого человека в прошлом и убеждать его поступить иначе. Но, может быть, все ЭТО было сном. Наверное, было бы проще думать, что я больна. Жить, как все больные люди, пить таблетки и время от времени проверяться в психушке – так просто и понятно".
– Глупости говоришь, иди, завтракай и – в колледж, а я сегодня отпрошусь у начальства и займусь собой, – сказала Соня, и, вспомнив о неудачной поездке на ферму к будущему жениху, как бы про себя добавила – Оно, может быть, и к лучшему с Иваном случилось. Что мы с тобой в деревне не видели? Мы жители городские. Да и работа у меня...
– Ты просто влюбилась в другого мужчину.
– Фу ты! – Соня смущенно отвернулась, – Ну что ты сочиняешь? Что бы ты понимала в жизни и... особенно в мужчинах. Нельзя прощать небрежного отношения к себе. Женщина должна себя уважать. Если мужчина хоть раз обманул или, не дай бог, ударил женщину, она должна бежать от него, как от черта.
Ивана вспомнила, как летела в кусты, как потом саднили раны.
– А если он это сделал нечаянно? Ведь все могут ошибаться.
– Ангел мой, ты у меня идеалистка. Это опасное мнение, что мужчина – такой же человек, как и женщина. Человек, да не такой. И от девушки много зависит, как он к ней будет относиться. Девушка должна себя поставить так, чтобы мужчина ее уважал. И ни-ни руку на нее никогда не смел поднять. Поняла, глупенькая?
Соня внимательно посмотрела на племянницу.
– Стоп, милая. А те ссадины на твоих руках, чьих было рук дело? Признавайся!
– Тетя-мама! Я, правда, сама упала...
– Ладно. Но мне кажется, что этот Хан слишком нахальный тип. Надо разузнать о нем побольше. Я должна знать, кто твои друзья. Пригласи его в гости. Нет, я сейчас позвоню Илье и скажу, чтобы они вместе приезжали. Поболтаем о том, о сём.
– Не надо тетя-мамочка, его специально звать сюда. Он вовсе не мой друг. Он женился на моей однокурснице.
– Ну, вот и ладно, что он не твой друг, – с облегчением сказала Соня, – Если у тебя появится друг, обещай, что сначала меня с ним познакомишь, а потому уже будешь ходить с ним на свидание. Ладно-ладно, не смотри на меня так. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ну, кто, кроме меня сможет подобрать для тебя хорошего жениха. У тебя от меня не должно быть никаких тайн, поняла?
– Тетя-мама, я не собираюсь замуж. У меня важное предназначение и мне не до свиданий. Честное слово, я собираюсь совершенствоваться в другом.
– В чем же мой ангел может быть несовершенным? – ласково пропела Соня.
– Я тебе все время рассказываю. Я могу изменять будущее или настоящее – так вернее. Вот, например, происходит что-то ужасное. Я беру и перемещаю свои мысли в чью-то голову в прошлом, от которого все зависит. Убеждаю этого человека не делать того, что потом приведет к ужасному событию и снова возвращаюсь в свои мысли.
– Боже, ангел мой, у тебя какие-то странные шутки. Совсем не смешно. И я ничего не поняла.
– Я тебе все объясню. Вот, например, мы с тобой ездили в Находку. Ты остановила машину в поле. Грузовик налетел на нее, и водитель погиб. А я взяла и переместилась в тетку, которая продала водителю самогон и не позволила ей этого сделать. И вот, твоя машина целая, водитель жив, и мы доехали до Находки. А потом в Находке случилось вот что...
– Тебе бы романы писать, – Соня с беспокойством смотрела на девочку, – Надеюсь, ты сейчас шутишь.
– Конечно, нет, я рассказываю тебе правду. Ты же сказала, что у меня от тебя не должно быть тайн.
Соня присела на край табурета.
– Не смотри на меня так, тетя-мама. Я знаю, что ты мне не поверишь, но я должна тебе все о себе рассказать.
– Милая, я воспитывала тебя с младенчества, я все о тебе знаю. У тебя просто сложный период, ты стала девушкой. У меня есть хороший знакомый психолог. Нам обязательно к нему надо сходить. Поверь мне, ты путаешь сны с действительностью. Я расскажу тебе, что случилось на самом деле. Мы съездили в Находку, я поговорила с этим обманщиком Иваном, мы познакомились с Ильей. И вернулись домой. А теперь Илья едет к нам в гости по пути из Китая. Вот, что случилось. И это – действительность, потому что я была свидетелем этого. А вот то, о чем рассказала мне ты, этого не было. Понимаешь? Это был страшный сон, который ты видела в дороге по пути. Бывают такие сны, которые очень похожи на реальность.