Текст книги "Никто не умрет (СИ)"
Автор книги: Л Лена
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Чунхуа вспомнила тот день, который перевернул ее жизнь. Итиро растоптал ее. В той записке, которую сэнсэй Итиро от его имени вручил ей, он писал, что не хочет видеть ее, пока Чунхуа не избавится от их нежеланного дитя. Что он – Итиро – не собирается связывать свою жизнь с китайской шлюхой, бросающейся в объятья первого встречного и отдающей ему свою честь. В тот день Чунхуа увезли в больницу с угрожающим выкидышем. Девять месяцев она находилась в депрессии между жизнью и смертью, не покидая стен больницы. Когда родился сын, он стал для нее единственной ниточкой, связывающей ее с жизнью. И вот теперь эта ниточка могла оборваться. Если она не сможет выполнить задание...
– Ты знаешь... – выдавила Чунхуа.
Что сказать? Чунхуа лихорадочно думала, но не найдя нужных слов в отчаянии впилась в губы Итиро, обвила его шею руками – только бы не видеть этот испытующий взгляд.
– Что с тобой такое? – Итиро оторвал ее от себя, вскочил с кровати.
Натянул спортивные шорты. Желание, которое всегда вызывало в нем обнаженное тело Чунхуа, ушло. Он не мог понять, почему ему больше не хочется целовать любимую. Почему ее губы не кажутся ему сладкими.
– Я люблю тебя, – дежурно сказала Чунхуа и стыдливо потянула на себя белую простынь.
Оказавшись под защитой легкой ткани, она почувствовала себя увереннее. Нужные слова сами пришли на память.
– Я сделала аборт ради тебя. Чтобы быть с тобой, как ты хотел. Я поеду за тобой на край света. Куда ты, туда и я. Я буду помогать тебе во всем, делать все, что ты прикажешь. Я буду верной женщиной. Ты никогда не пожалеешь, что связался со мной. Я буду твоей тенью, твоей марионеткой. Приказывай...
– Что ты сказала? – поразился Итиро.
– Я выполню любое твое желание, приказывай, – монотонно повторила Чунхуа.
– Нет, повтори, что ты сказала о ребенке. Ты сделала аборт? И теперь ты хочешь, чтобы я стал твоим... Как ты посмела ко мне прийти после этого?!
– Что?
Чунхуа медленно поднялась с кровати. Простыня сползла с ее тела, но она не замечала своей наготы. Она пылала гневом. Ее голос прерывался от рвущейся наружу ярости. Как смеет он, виновник всех ее бед, обвинять ее. Что за казнь он придумал для нее снова? В душе Чунхуа родился вулкан, он рвался наружу. Сейчас перед ней стоял враг, Чунхуа казалось, что если сейчас она убьет его, то ей станет легче. Все будет просто. Она освободится от страданий одним ударом... или выстрелом... Чунхуа показалось, что мир затих, исчезли все звуки. Она сама удивилась, какими вкрадчивыми стали ее движения. Мысли, будто, чужие. На кухне есть нож. Чунхуа шагнула в сторону кухни, стащила с кровати простынь, в которую только что заворачивалась. Нож можно спрятать в складках материи и подойти близко, очень близко, лучше сзади.
Итиро удивленно проследил взглядом за Чунхуа, которая неожиданно резво спрыгнула с кровати и пошла на кухню. Лицо ее горело гневом. И это было странно. Потому что она должна была вести себя иначе, ведь она совершила страшное против его воли, лишила их ребенка жизни. А потом вела себя, как умалишенная... Конечно, она сошла с ума, – решил Итиро. И ему сразу же стало понятно поведение Чунхуа вчера вечером и ее холодность ночью...
Прежде, чем Итиро закончил анализ поведения Чунхуа, она уже вернулась, красиво задрапированная в ту же простынь, которую унесла с собой. Разрумянившееся лицо ее было спокойно, на губах играла лукавая улыбка. В глазах больше не было печали и испуга. Она грациозно потянулась к нему ласковой кошкой. Он невольно раскрыл ей навстречу объятья и скорее чутьем, чем зрением угадал опасное движение. Он не видел блеска стали, только краем глаза заметил неестественно острую складку материи. Странная траектория руки Чунхуа, пытающейся обнять его со спины, зафиксировалась в его мозгу на подсознательном уровне. Она не успела приблизить хорошо спрятанный в простыни нож на уровень его груди. Увидела злые глаза, тонкий изгиб поджатых в презрительной усмешке губ. Вот так выглядел убийца ее брата, когда всадил ему нож в живот по самую рукоять. Материя прорвалась, и нож блестел прямо перед ее глазами. В ладони впилась острые углы рукояти, пальцы Итиро сильно сжали кулаки Чунхуа. Зрачки девушки расширились от боли. Она старалась отчаянно вырываться, но это был напрасный труд. Итиро держал ее руки железной хваткой. Тогда Чунхуа рванула острие ножа к своей груди. Но не смогла ударить себя в сердце – Итиро крепко держал ее руку, острие ножа оцарапало кожу на груди. Чунхуа завыла от яростного бессилья...
Гл.20 ОКИНАВА
В комнате становилось жарко. Кабинет сингиина* клана Осаму был полон людей. Они сидели по обе стороны длинного конференцстола, скрывая напряжение. Все присутствующие были важными людьми в клане, среди них не было никого ниже кайкэй*. Те, что были помладше рангом стояли за спинами своих более именитых братьев.
Мужчины были одеты в строгие классические костюмы темного цвета с глухо застегнутыми воротами сорочек, чтобы скрыть от постороннего глаза свирепые ирэдзуми, покрывающие их тела от запястий до шеи. Женщин не было. Телохранители остались за дверью.
Осаму уже стар. Более сорока лет он вел дела семьи Такахаси и был доверенным лицом клана, всегда сопровождая все его юридические сделки. За это время из восторженного юноши, свято чтящего законы чести, он обратился в занудного старика довольно плотного телосложения, свидетельствующего о его сидячем образе жизни. Одет он был под стать остальным присутствующим, в строгий европейский костюм.
Осаму пригладил ёжик седых волос, водрузил на нос очки в черной роговой оправе с толстыми стеклами и оглядел важное собрание. Глаза за стеклами стали неестественными большими, придав выражению его лица какую-то наивную доверительность. Сейчас ему предстояло зачитать важный документ, который изменит историю клана. За последнее десятилетие клан сократился вдвое, и его продолжали разрывать распри между главами региональных кланов, стремящихся отделиться и завладеть подконтрольными клану "водяной дракон" территориями. От этого спасали только благосклонность оябуна группировки Тола-киокай. Он пресекал попытки вакагасира и сятэйгасира договариваться с ним о налогах напрямую через голову Мамору.
Мамору исподволь рассматривал Дайсуке, словно оценивал качество творения рук Якудза.
Пару дней назад они встречались в гостинице Окинава, чтобы обсудить детали появления второго сына Кацуро в качестве первого. Мамору узнал всю историю от момента встречи Акено с мальчиком в приюте буддистского монастыря до настоящего времени.
Потом Якудза привел Хана, Мамору подумал, что мог бы успокоиться, по поводу Ёшико. Парень был очень похож на погибшего Кацуро. Сердце Ёшико откликнется на это сходство. А потом они вместе обговорят детали.
Ему нравилась самоуверенность и упрямство парня. Европейское воспитание не испортило его нрав. Хотя... он воспитывался в России, это достаточно варварская страна, чтобы не испортить воина, не превратить его в размазню, в катаги, – Мамору мысленно улыбнулся своему выводу.
Вчера Мамору предупредил всех приглашенных к Осаму о прибытии наследника. Все ждали этого дня, и враги и друзья. Враги, чтобы начать открытую войну, друзья, чтобы сплотиться возле сильно главаря. "Якудза был прав, – думал Мамору, изучая знакомые лица, – наш новый Итиро произвел на всех впечатление. Он очень похож на Кацуро. Только бы все сошло, как задумано".
Мамору почувствовал легкое движение воздуха, он быстро повернул в ту сторону голову. Дверь в кабинет нотариуса, где собрались представители нескольких семей клана Водяной Дракон, открылась – вошла гостья. Несколько человек встали сразу же, склонившись в приветственном поклоне перед "старшей сестрой". Ее помнили все, кто лично знал Кацуро. Вслед за ними поднялись и поклонились остальные.
Все присутствующие напряженно следили за поведением главных фигур события. Нервность движений и странные искорки в глазах Ёшико выдавали ее волнение.
Мамору замер – от Ёшико зависела его жизнь. Вдруг она передумала поддержать легенду Мамору. Вчера он старался быть очень убедительным. Ёшико молчала, слушала его внимательно. "Итиро выбрал другой путь, – говорил Мамору, – Клану нужен кумитё, им должен быть наследник, первый сын. Якудза воспитал Дайсуке настоящим воином. Он очень хвалит его. Мальчик сможет исполнить долг старшего брата. Итиро отказался от своих прав..."
Хан с волнением всматривался в только что вошедшую женщину. Он встал ей навстречу вместе со всеми. Где-то в кончиках пальцев зародился пульс, он током пробежал по обеим рукам и ударил в мозг. Перед его внутренним взором возникла яркая картина: он стоит в кабинете отца, едва доставая макушкой до края письменного стола, тот подхватывает его на руки, подкидывает вверх и кричит "любишь свою маму?". "Я люблю свою маму", – визжит он от счастья. Сверху он видит рядом с отцом молодую светящуюся от счастья женщину, она протягивает к нему руки и испуганно кричит "не урони его!"
– Я люблю свою маму, – прошептал он чуть слышно.
Ёшико поняла его по губам, и тоже одними губами сказала – "сын". Больше она не сделала ни одного движения, которое выдало бы глубину ее чувств. Она затаила их под маской вежливости, поклонилась каждому из присутствующих, степенно подошла к свободному креслу и села напротив Хана.
Нотариус внимательно оглядел гостей, немного помедлил, спросил на всякий случай "все ли из тех, кто имеет отношение к семье Такахаси, находятся в кабинете?"
– Нет, – вдруг сказала Ёшико, – со мной приехал мой сын и сын Такахаси Кацуро.
Мамору вздрогнул. Та наэлектризованность, которая возникла между ней и привезенным из России мальчиком, сбила его с толку. Вчера во время долгой беседы с ней он почти поверил, что Ёшико решила его поддержать. И вот теперь Ёшико разбивала его сердце, рушила его надежды. Сейчас войдет настоящий Итиро. Не чествование нового кумитё, а его обман станет главным событием дня. Мамору сжал пальцы так, что суставы хрустнули и побелели от напряжения. Но лицо его оставалось непроницаемым. Его изгонят из клана с позором, а дети его никогда не смогут говорить о нем с гордостью. Мамору нащупал в кармане пиджака маленький инкрустированный серебром кинжал, подаренный ему когда-то самим Кацуро. Он не заслужил жить дальше, но хотя бы он заслужил смерть от оружия "старшего брата". Прости Ёшико...
Ёшико вскинула глаза на вошедшего в комнату сына, они излучала материнское счастье. Юноша радостно улыбнулся, сел рядом с ней, взял ее за руку.
Хан смотрел на счастливую пару, сидящую напротив него. Он уже знал, что это его семья. Не Дайсуке, а Итиро его имя. Дайсуке сидит напротив и смотрит на него с любопытством и уважением, которое и должен проявлять младший брат к старшему брату. А рядом с ним самая родная женщина на Земле – его мама. Память подсовывала ему обрывки сюжетов и мыслей из их общего прошлого.
– Теперь все здесь? – неуверенно спросил нотариус, наклонил голову, чтобы поверх очков окинуть взглядом помещение. "Может быть, где-то у кого-то еще есть сюрприз", – говорил его подслеповатый взгляд.
– Почти, – кивнул головой Итиро, блеснув по-мальчишески задорными глазами, – Здесь нет только третьего сына Рензо, мать которого предала семью, позволив Триадам расправиться с нашими "братьями" и "сестрами".
– Мы его ждем? – уточнил Осаму.
– Нет, сегодня он не придет. Но мы его обязательно найдем и мать его найдем, и заставим ответить за то, что она совершила. Это я обещаю.
Итиро говорил уверенно, вызывающе вскинув голову. Мамору же, напротив, испытывал страшное унижение и был готов принять любое наказание из рук своего ученика, и, судя по речам, настоящего Такахаси. "Мне нет прощения за обман". – Мамору держался за рукоятку кинжала, думая только о том, в какой момент ему следует вонзить в себя острое лезвие.
– Тогда я, пожалуй, начну? – не то спросил, не то ответил сам себе нотариус, откашлялся, придвинул к себе стопку бумаг и стал внимательно всматриваться в иероглифы сквозь стекла очков.
Он мог бы не тратить время на чтение, потому что все знали, что все получал первый сын Кацуро вместе с обязанностью возродить могущество клана. Но когда нотариус дошел до имени наследника, в кабинете наступила изумленная тишина. Имя Рюносукэ прозвучало, как атомный взрыв в ночном небе спящего города. Но нотариус дочитал завещание до конца, не запнувшись, и только дойдя до последнего иероглифа, поднял голову и посмотрел на Ёшико. Та сжимала руку сидящего рядом сына, но смотрела перед собой через стол в лицо молодому человеку, который в момент произнесения имени наследника медленно поднялся. Казалось, что в глянцевой поверхности стола отражается не только потолок, лица и руки, сидящих за столом, но и наэлектризованность между этими двумя людьми. И она разлетается по кабинету, заряжая всех присутствующих. Приглушенно гудела сплит – система над головой Осаму.
– Я думала, ты погиб вместе с отцом, – наконец, сказала Ёшико.
– Я жив, – ответил Хан.
– Ты готов к тому, что тебе предстоит? – Спросила Ёшико.
– Да, – кивнул Хан.
Мамору наряжено ожидавший разоблачения, замер. Ёшико разговаривала с его лже – Итиро, как с сыном, нет, не просто, как с сыном, как с наследником Кацуро. Так кто же из них настоящий Итиро, а кто Дайсуке? А кто Рюносукэ?
– Как же так? – прошептал он, догадываясь о том, что много лет назад, забрав из приюта мальчика без роду и племени, Акено нашла и спасла настоящего сына Кацуро. Или это не случайность? И все в этой жизни предопределено, как бы люди не пытались расставлять свои сети и ловушки. Если так, то и гибель Кацуро тоже предопределена, чтобы на смену ему пришел тот, кто сможет сделать то, что самому Кацуро было не под силу.
На этом кощунственном предположении Мамору остановил свою мысль, отпустил рукоятку кинжала и громко произнес, обращаясь к наследнику:
– Мы все будем тебе верными братьями и храбрыми воинами. Я готов занять место советника рядом с тобой.
Слова Мамору означали то, что он добровольно складывает с себя полномочия кумитё и передает их новому предводителю клана "Водяной дракон". По кабинету прошел шорох, стулья задвигались, присутствующие по очереди стали подходить к тому, кого Ёшико назвала Рюносукэ, и с поклоном выражать свою преданность. Итиро подошел одним из последних и обнял брата.
– Извини, брат, – сказал он, – я некоторое время занимал твое место. Из меня пытались готовить начальника, но все пришло к тому, что это не моё. Но зато у меня была интересная жизнь. Меня пытались убить, думая, что я – это ты. Но у них ничего не получилось. Правда, они все-таки испортили мне жизнь. Думаю, они не оставили свои надежды и проявятся рано или поздно.
Итиро вздохнул, вспомнив последний день рядом с Чунхуа. Он отпустил ее, но не смог простить предательства. Ведь она сначала убила его ребенка и потом пыталась убить его. Нет, он не отпустил, он вышвырнул ее на улицу, как бездомную сучку, не дав даже времени одеться. Он потом долго слышал за дверью ее крики и проклятья, полные ненависти.
– Китайские женщины коварны, им не ведом кодекс чести... где-то я это уже слышал, – Итиро поклонился Мамору, – Сэнсей, ты был прав насчет китайских жен. Я сожалею, что был не достаточно учтив с тобой. Я искал тебя, чтобы извиниться, но мама меня нашла быстрее. И теперь я прошу прощения.
Мамору хотел сказать, что он тоже сожалеет о своих кознях против Итиро, но промолчал. Сейчас это уже не имело значения. Духи предков спасли его и помогли ему выполнить долг, никого не унизив и не предав. Ёшико подошла к сыновьям и прислонила щеку к крепкому плечу любимого сына Кацуро так сильно на него похожего, что сидя напротив него через стол она не могла избавиться от ощущения, что видит перед собой молодого мужа, когда они только начинали свою семейную жизнь.
– Не знаю, как тебе, но мне будет трудно привыкнуть к своему настоящему имени – Дайсуке, – продолжал Итиро, – Я всю жизнь был Итиро. И не хотелось бы возиться с бумагами – это такая волокита – переделывать документы. На фотографиях я очень плохо получаюсь. К тому же это имя, как я понял, теперь свободно.
– А вот мне придется начать как раз с самого трудного – с волокиты, – улыбнулся в ответ Хан, – Иначе не видать нам с тобой нашего наследства, как своих ушей. Но я тоже предпочел бы слышать привычное имя. Древние воины имели по два имени. Одно знали все, другое – только родные. Пусть мое прежнее имя, вернее кличку, под которым я жил в России, останется в обиходе.
– Спасибо тебе за сына, – Ёшико повернулась к Мамору, – Извини, я не могла открыть тебе нашу с Кацуро тайну раньше. Мы с мужем сделали много ошибок, но мы их искупили. Кацуро своей гибелью. А я – долгой разлукой с детьми. Скажи, как ты нашел Рюносукэ?
Мамору в ответ загадочно склонил голову – сейчас не время и не место для откровений. Он давно не видел Ёшико, а такой умиротворенной он ее совсем не помнил. Признаваться сейчас в своих не совсем благовидных замыслах он не хотел. Все хорошо. Зачем воскрешать ошибки прошлого, о них следует забыть. Важно только то, что происходит. Какими путями это достигнуто, не имеет значение...
– Ты помнишь отца? – Ёшико ласково прикоснулась к вороту расстегнутой сорочки Рюносукэ, через которую проглядывала знакомая всем представителям клана ирэдзуми, улыбнулась, – Он тоже не любил галстуки.
– Я помню главное, что я твой сын, – тоже улыбнулся Хан, – в остальном – странные игры памяти. Якудза говорил, что вынес меня из горящего дома по просьбе отца, я же сам этот момент не запомнил...
– Об этом можно поговорить потом, – прервал его речь Мамору, – Нам нужно отправляться в резиденцию главы клана. Мой кумитё хисё* подготовил все бумаги, и я готов отчитаться перед санро-кай* за прошедшие восемнадцать лет...
Ёшико удивила непривычная бесцеремонность Мамору. Обычно он был более сдержан. Но она была слишком взволнована происшествием, чтобы обратить внимание на его странную суетливость.
Кабинет Осаму постепенно пустел. Темные пиджаки расходились. Оябун был назначен, а не выбран, как это делалось в большинстве кланов якудза, и не всем присутствовавшим в кабинете это нравилось. Но никто не решился открыто возразить Мамору.
На выходе из офисного здания, в котором находилась вся канцелярия клана, в том числе, кабинет Осаму, Хан с радостью заметил Самурая и Ниндзя, Якудза стол рядом с Акено. Он не стал выражать свои эмоции, только обменялся с друзьями взглядами и подумал, что почти все из того, к чему готовил его Якудза, исполнилось. "Времена меняются, – подумал Хан, – Мне предстоит вести войну стратегий, а не участвовать в уличных разборках. Я буду умнее и не подпущу предателя даже на расстояние мысли, кто бы он ни был. И я сделаю клан сильным. Никто не посмеет требовать от Такахаси подчинения".
***
Руководитель Приморской бригады триад Цзин Ши долго думал, стоит ли сообщать шо хай Пину об информации, которая дошла к нему через третьи руки. И решил сначала лично перепроверить все, а потом уже сообщить результаты старшему "брату".
До его сведения довели, что один из мелких торговцев наркотиков, русский, продающий его товар в Уссурийске, болтает много интересного. С его слов настоящий брат его был подменен в Китае на другого мальчика. Может быть, Ши оставил бы разговоры наркомана без внимания, но его отцом был майор милиции. Если майор действительно совершил преступление, провезя через границу чужого ребенка под видом своего сына, то это давало Ши надежду склонить майора к сотрудничеству угрозой шантажа.
Ши приказал привести к нему парня. Он долго с ним беседовал, пытаясь выведать как можно больше о его отце и делах двадцатилетней давности. Но парень не хотел говорить, пока ему не вкололи наркотик, развязывающей язык. Тогда Ши узнал довольно много интересного.
Ши приказал найти ему девушку по имени Ирина Моренюк, фиктивную жену лже-сына майора. Девушка сначала вела себя вызывающе, попросила много денег, чем очень рассмешила Ши. Но он не стал ее пугать, а пообещал, что она останется довольна вознаграждением, и тогда она рассказала, то, что он уже знал плюс то, что его уже не могло интересовать, потому что этот лже-сын уже утонул. Конечно, Ши не собирался платить жадной девчонке за утопленника, а потому отправил ее домой, предварительно запугав до полусмерти. Ши думает, что она осталась довольна наградой, ведь он подарил ей жизнь, а, значит, он свое обещание выполнил. Ши удовлетворенно хмыкнул. Потом он навел справки о человеке, упомянутом в рассказе девушки и наркомана. владельце спортивного клуба восточных единоборств в Уссурийске по имени Якудза и его жене. В день гибели главного героя событий эти люди исчезли из Уссурийска. Что из этого может быть важно "братьям" в головной организации?
Цзин Ши позвонил брату Вэй, и тот посоветовал ему рассказать все шо хай Пину. Он сделал это и тут же пожалел, что влез в эту историю. Пин орал в трубку о предательстве, тупоумии и лени Ши и всей его группировке в России. Ши сильно испугался и подумал, что находится на грани жизни и смерти. Но когда Пин распорядился выяснить, при каких обстоятельствах затонул теплоход, чем занимался Борис в свободное от учебы время и были ли у него еще какие-то близкие друзья, Ши немного взбодрился. О майоре он больше не думал. Ши не дурак, он сделал правильный вывод: парень, который утонул, для Пина гораздо важнее перспектив развития сети триад в Приморье.
Шо хай Пин был в бешенстве. Была бы его воля, он бы убил этого бестолкового Ши, который несколько лет работал поблизости от одного из наследников Кацуро и не знал этого. Пин был стар и любое нервное потрясение, похожее на то, которое он только что испытал, могло привести его к инсульту. Дело Кацуро было самым больным местом в его карьере. Двадцать пять лет назад, когда по требованию Ло он начал операцию по выдавливанию якудза из Китая, он мечтал стать советником "большого брата" Ло, но годы шли, и дело Такахаси превратилось для него в зубную боль. Он уже не мечтал о карьере. Если бы ему удалось завладеть собственностью Такахаси и уничтожить влияние его клана в регионе, он мог бы обеспечить себе почести и признание соответственно его богатству и больше не думать о будущем.
– Кругом дураки. Почему "желтый дракон" направляет в Россию только глупых и бездарных людей? – рычал Пин, в глубине души понимая, что вина Ши лишь в том, что ему не была поставлена задача собирать конкретную информацию. Это он – многоопытный Пин – должен был первым подумать о том, что выжившие в атаке на виллу Такахаси якудза могли увезти и спрятать его сына. Как он мог поверить этой проститутке Сонг, что второй сын Кацуро, Дайсуке, мертв? Якудза вывезли его из Китая и спрятали в России.
Пин снял первый приступ ярости, накричав на Ши, и теперь мог рассуждать более продуктивно. Подозрительно простая смерть взрослого Дайсуке, который выжил в смертельном бою, будучи почти младенцем, ему не нравилась. Якудза, а, судя по описанию Ши, владельцем клуба восточных единоборств был именно он (странно, что он не изменил имени, скрываясь от триад), исчез вместе с женой в день смерти его воспитанника. Что-то подозрительное проглядывалось и во всех трагических событиях, следующих друг за другом: Дайсуке срочно женится и тут же тонет вместе с теплоходом. Его жена спасается среди немногих пассажиров рейса, следующего по маршруту Россия-Япония. Может быть, это случайность, а, может быть, проявление сострадания – Дайсуке пожалел ни в чем не повинную девушку и обеспечил ее спасение. А сам... А если он тоже жив? И кораблекрушение – хорошо разыгранный сценарий, то у Пина гарантировано будут неприятности от "большого брата" Ло?
Найти Итиро будет не сложно, он появится, когда придет срок оформить законсервированные объекты собственности Кацуро на нового владельца. Вилла Кацуро на побережье недалеко от порта Дальний уже почти двадцать лет представляло собой головешки, но Сонг не удалось оформить на своего сына даже ее, потому что она не смогла заставить Кацуро сделать ее законной женой. А доказательств смерти прямых наследников – двоих старших сыновей Кацуро – нет.
Следующая неделя для Пина была полна многообещающих событий. Ему донесли, что в клане Такахаси произошли важные события, которые он не смог предотвратить, как ни старался. Но тот неприятный факт, что все владения Кацуро с отныне имеют своего законного владельца, уже не мог вывести его из себя. Напротив, он удовлетворенно потирал руки. Ему казалось, что он никогда не знал более приятной новости. Он мог надеяться на успех, потому что теперь все подготовит и проконтролирует лично.
Гл.21 КИТАЙСКИЙ ГАМБИТ
Илья заранее отметил на карте, которую приобрел еще в Хабаровске, места, где предположительно стояли отряды советской армии, нарисовав на ней красным карандашом флажки. Флажки располагались плотной кучкой. Поэтому Илья, связанный всю жизнь с астрономией, которая считает расстояния не километрами, а световыми годами, думал, что поиски последнего места службы отца займут немного времени. Но в реальности большинство мест, куда он рассчитывал без труда добраться на машине, оказались вдали от дорог. Машину он оставлял в ближайшем селе под присмотром местных пацанов. За несколько центов они не только охраняли старенький УАЗ-ик от любопытных односельчан, но и вымывали его до блеска. Там же брал лошадей на прокат. Но и лошади не везде могли пройти. Тогда они их привязывали к дереву, а сами шли дальше.
Соня, пыхтела, с трудом пробиралась вслед за Ильей через валежники и кустарники. Терпела колкие замечания Ильи в адрес ленивых городских жителей, одновременно она с сомнением решала для себя вопрос стоит ли ей записать его в "ухажеры", поскольку это место около нее теперь было вакантным, или оставить его в хороших знакомых, потому что с "ухажерами" ей не везло.
Ивана, напротив, искренне наслаждалась путешествием. Это было видно по ее счастливому лицу. Поход, казавшийся Соне напряженным преодолением бесчисленных препятствий, для ее племянницы был интереснейшим приключением. Она получала удовольствие даже в момент восхождения по склонам, забегала вперед, и чтобы не терять зря время успевала осмотреть окрестности.
– Тетя-мама, облака сели на верхушку дальней скалы, будто шапка-ушанка лысину прикрыла. Правда, смешной зверек пробежал?! Дядя Илья вы лучше по этой тропинке идите, тут поглаже.
Однажды они наткнулись на деревянный частокол высотой в человеческий рост. Для Ильи, который вел спутниц по карте, составленной в сороковых годах, препятствие оказалось неожиданным. Частокол перегородил большую поляну в лесу, через которую пролегал их путь. Они пошли вдоль частокола в поисках ворот или какой-нибудь калитки. Они нашли ворота. Ворота были открыты настежь, и они беспрепятственно прошли внутрь. Их взору открылось строение, похожее на буддийский храм.
Пока Илья и Соня при помощи жестов и звуков, а также нескольких английских слов общались со старыми монахами и изучали религиозные реликвии, Ивана бродила в окрестностях храма. Ее внимание привлекла группа молодых людей в оранжевых халатах, которые слаженно отрабатывали красивые гимнастические упражнения. "Ушу, наверное, – думала Ивана, заворожено наблюдая за красивыми точными движениями, – Это, наверное, буддийские монахи..."
Занятия закончились, и монахи гуськом прошли мимо, склонив бритые головы, не глядя по сторонам. И только один парень поднял голову и посмотрел на нее. Ивана отметила про себя, что монах не похож на китайца. Внешне он очень сильно отличался от своих товарищей. У него было европейское лицо с выдвинутым вперед носом и круглые голубые глаза почти без ресниц. Брови у него были рыжие и на покрасневшем лице парня почти сливались с кожей.
Солнце уже начало клонится к горизонту, прохладный ветер пропитался влагой и запахами неизвестных цветов.
– Все – домой, – сказал Илья, – впечатлений на сегодняшний день достаточно. Продолжать путь не будем, и ночевать в этом монастыре мне почему-то не хочется. Кто их знает, может быть, эти монахи нетрадиционные буддисты, а какие-нибудь старообрядцы языческие и приносят на своем алтаре в жертву не животных, а излишне любопытных европейцев.
– Ох, бог с вами, – испугалась Соня и опасливо скосила глаза на приближающегося в этот момент к ним человека в оранжевой одежде.
Ивана узнала его – это был тот самый рыжий монах, которого она видела. Он подошел к Илье, посчитав его главным в группе европейцев и очень энергично на китайском языке, приправляя его жестами, стал что-то ему объяснить.
– Я понял, что тебя зовут Ту. Да, я понял. Но что ты от меня хочешь, я не понимаю. Тебе нужны деньги? Ты извини, не могу дать. Я не знаю, хватит ли нам до конца поездки того, что я наменял на таможне. – Илья отрицательно покачал головой и развел руками.
Ту, видимо, понял, что объяснять что-то гостям бесполезно, повернулся и очень быстро побежал в сторону хижин, расположенных за храмом. И через пару минут он их догнал – путешественники не успели даже выйти за ворота. В одной руке у Ту был увесистый мешок, а в другой – длинная палка по всей длине гладкая, отполированная его ладонями. Ту больше ничего не стал объяснять, просто пошел рядом с ними, изредка поглядывая на Ивану.
– Кажется, он хочет пойти с нами, – догадался Илья. – Не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, все-таки хорошо. И если он будет за нас объясняться с местными жителями, то даже очень хорошо. Но может быть и не совсем хорошо, потому что как мы ему будем объяснять, что нам нужно.
Сомнения Ильи по поводу полезности Ту были напрасными. Не смотря на то, что он не говорил ни по-русски, ни по-английски, казалось, он понимает все, что от него хотят. Он очень удачно вел переговоры с местным населением насчет ночевок и питания и был хорошим проводником. Он показывал кратчайшие дороги, находил удобные тропинки, выбирал самые пологие склоны.
Илья заметил, что Ту проявляет к Иване особую заботу. Он не спускал с нее глаз, если она забегала вперед, настораживался и старался от нее не отставать, а на привалах устилал ее место охапкой травы и подавал еду.
– Между прочим, Ту может отказаться от монастырской жизни и вернуться в наш суетный мир, – сказал Илья, подмигнув Иване, – Не ровно к тебе дышит мальчик. Еще бы, не часто здесь встретишь европейку, да еще такую красавицу.
Ивана покраснела от похвалы. Хотела возразить, что это для китайского монаха она кажется красивой, а на самом деле ничего особенного, но ее опередила Соня.
– Не выдумывайте, – возразила она, – Ей еще рано думать о мальчиках.
– Не скажите, – покачал головой Илья. – Замуж, может быть и рано, а вот думать и выбирать уже нужно. А то потом прилипнет к ее неопытной в любви душе какой-нибудь прохиндей, испортит жизнь. Надо – надо чувства с малолетства развивать. И к мальчикам, и к старшим, особенно к родителям...
