Текст книги "Дом, который построим мы"
Автор книги: Ксения Букша
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Три джентльмена из Нью-Йорка уже давно сидели в холле, в полумраке, ожидая Веселуху, в застывшем виде – как сели, так и сидели, улыбаясь, как в гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули и переменили позы. Все вокруг казалось серым и черным, только неяркий свет просачивался сквозь окно.
– День добрый, джентльмены, – поздоровался Веселуха, садясь рядом. Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает.
– Спасибо, – ответил один из американцев жизнерадостно. – Мы не пьем. Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину.
– Ну, тогда хоть салатику поклюйте, – предложил Веселуха, изображая простодушие. – Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все в шортах и с фотоаппаратами на шеях.
– Нет, – заметил американец, – это вовсе не обязательно.
– На-адо же, – сокрушенно поцокал Веселуха. – А я думал...
Американцы опять переменили позы.
– Мы предлагаем вам сделку, – перешел к делу тот, который говорил. – До нас дошли сведения, что вы торгуете рентгеновскими флуоресцентными спектрометрами.
– Да уж, запираться глупо, – сказал Веселуха, лопаясь от внутреннего смеха. – Есть такой грех – торгуем... Но мы же сами их и производим, заметьте, на основе собственных научных разработок.
– Это нам также известно, – американец улыбнулся так, что уголки его рта чуть не сошлись на затылке. – Видите ли, дело в том, что наша корпорация также торгует рентгеновскими флуоресцентными приборами.
– Вот как? – обрадовался Веселуха. – Значит, мы коллеги!
Американцы переглянулись.
– Мы хотим продавать ваши приборы под своей маркой, – сказал тот, который говорил и прежде.
– Но это абсолютно невозможно! – ответил Веселуха учтиво.
– Я вас понимаю, – кивнул американец, – условия, которые предлагают иностранные фирмы для сотрудничества, часто бывают просто грабительскими, из-за рисков, которые они несут, имея дело с русскими. Но не в нашем случае. Понимаете, мы – компания-лидер. Мы очень богаты. И условия будут для вас действительно очень выгодными.
– Мы заплатим вам вперед на пять лет из расчета, что объем продаж будет расти на пятьдесят процентов в год.
– Мы сами будем страховать все риски, чинить ваши приборы, а методики будем покупать у вас же за отдельную плату.
– Более того! Если вам что-нибудь не понравится, вы в любой момент сможете разорвать контракт.
Американцы покивали головами и заглянули Веселухе в глаза.
– Ах, вот как, – пробормотал Ян Владиславович, – хо-хо! ого! Вы предлагаете мне принимать крепкое стопроцентное решение или можно развести демократию?
– Разводите, – согласился американец.
Тогда Веселуха повернулся и увидел, что на кожаном диване сгрудились кучей Рябинин, Паша, Наталья Борисовна и Лукин, и глаза у них горели, как фары.
– Твое мнение, Миша?
– Ковать ли станет на граждАн, – сказал Рябинин, – пришлец иноплеменный цепи – я на него, как хищный вран, как вихрь губительный из степи!
– Так, понятно, – твое мнение, Лукин?
Лукин покрутил носом:
– Продавай по максимуму, Веселуха, а я не думаю, что это максимум.
– Так, – ну, а ты, Паша, как?
– Сравнение стоимости торговых марок – дело трудное. Может быть, когда мы раскрутимся, продавать под нашей маркой будет выгоднее.
– Ясно, – а вы, Наталья Борисовна?
– Я тоже думаю, что не стоит, – чистосердечно сказала Денежкина.
– Почему?
– Рожи мне их не нравятся.
Тоже аргумент, подумал Веселуха, – и обернулся опять к американцам:
– Мои сотрудники против.
– Может быть, вы все-таки примете крепкое стопроцентное решение? спросил американец. – Как вы бы сами поступили?
– Конечно, я согласился бы, – улыбнулся Веселуха грустно, – но, увы, мои сотрудники... совки, нос не дорос, понимаете ли... Что делать!
– Нехорошо, когда директор фирмы так подвержен чужому влиянию, доверительно прошептал один из американцев. – Вам следует быть более...
– Харизматическим, да, – покивали остальные два.
– Я постараюсь, – козырнул Веселуха. – Все-таки я еще совсем недавно занимаюсь бизнесом.
– А что вы делали до этого? – поинтересовались американцы.
– Я работал на Бабаевском заводе, – Веселуха округлил глаза. – Бабаем работал. Ходил по дворам, и деток, которые не хотят ложиться в кроватку или капризничают, хватал и уносил в своем большом мешке...
Пламя свечей прилегло на бочок и опять привстало, – перепуганные американцы зелеными тенями метнулись к дверям, и Веселуха пригласил всех к столу. Когда расселись, Рябинин поводил вилкой по гладкой, еще пустой тарелке и спросил:
– Ян, а правда: как бы ты сам поступил? неужели...
Веселуха поднял на него глаза и ответил спокойно:
– Я бы поступил так: связал бы всех троих крепкой веревкой и торговался бы с ними до последнего.
– И тогда вы отдали бы прибор? – ахнула Наталья Борисовна
– И тогда, – продолжал Веселуха, – я бы получил – заметьте независимую экспертную оценку рыночного потенциала нашей фирмы. Та последняя цена, на которую они бы пошли, – вот это и было бы то, на что нам можно ориентироваться... имея в виду наши стратегические цели.
Веселуха выпил и смачно закусил маринованным грибком.
– Но, – заключил он сокрушенно, облизываясь, – я прекрасно понимаю, что такие мои действия могли бы быть восприняты... как-нибудь не так... Поэтому мне пришлось просто послать их. Надеюсь, они не очень испугались.
И дождь прошел, и воссияло солнце, расплавляясь кровью над куполами, закатываясь, как шарик-глазик, опускаясь в залив, дергаясь, отрываясь от небес, чернея. Но как-то вдруг дунуло горячим дыханием, посыпался голубой пепел, прогремело вдали, а потом нашла туча, и посыпал снег. Он сыпал мелкими клочьями, крупными хлопьями, небо поблекло, дороги сжались в узенькие щелки, реки вздулись, а потом наступила вечная ночь. Кресты чернели сквозь непроглядный серый мрак. Сеть с красными бантиками и бубенцами растягивалась все шире, – и, наконец, закрыла всю Европу, со всеми турками, арабами, дымными травками, горьким пивом, крепким вином, старую, облизанную языком Европу.
Глава 6: На поток
Заросли поля бурьяном
Каждый вечер ходит пьяным
Каждый вечер липнет к юбке
В губки
Красный дымный вечер
А навстречу
Многослойным океаном
Лезут тучи, жарко, быстро,
Дождь течет по острым листьям,
Дрожь проходит по полянам
Пришел в Петербург август, стало темнеть по ночам. На грядках сох укроп, над Невой мутной звездой стояло по вечерам рыжее солнце. В последних лучах наливались соком вишни, молодая картошка стала стоить пять рублей за килограмм, да и все, что растет естественным способом, подешевело, в том числе и заводы.
– С этого завода разбежались даже крысы, – сказал Веселуха Рябинину, глядя вверх.
Сзади Нева катилась, приближаясь к излучине, по бокам, куда ни кинь взгляд, были сараи, хрущобы, а между ними – сухие тропинки и жирная, пыльная зелень. Впереди возвышалось огромное здание, сваренное из железобетонных балок и стекла. Внутрь заходить не хотелось. Там, внутри, стояли огромные темные помещения, не наполненные ничем, кроме воздуха, а по полу сквозняки гоняли мусор.
– Директор был дурак, – рассказывал подрядчик. – Параноик. Все ему казалось, что рабочие шпионам секреты выбалтывают. Придет в цех, встанет у человека за спиной, и курит. Кто сможет работать в таких условиях? Продукция получалась низкого качества. Вот завод и развалился.
Так прошли они по пустынным помещениям снизу вверх и сверху вниз, и только когда они второй раз спустились на первый этаж, Веселуха обратил внимание на то, что в одном из цехов горел свет за прикрытой дверью, и туда по серому бетону вела утоптанная тропинка из следов.
– А кто это у вас там? – указал Веселуха.
– Не знаю! – удивился подрядчик.
Веселуха на цыпочках подкрался к двери, заглянул туда и открыл рот: в большой комнате с низким потолком стояли рядами компьютеры, и, уткнувшись в экраны, за ними сидели вполне бойкие молодые люди в джинсах и темных очках. То там, то тут негромко названивали на разные голоса мобильники. В углу, наверху, бубнил телевизор. Ян Владиславович тихонько притворил дверь, и увидел, что с оборотной стороны на нее наклеен лист: "Инвестиционная компания ГУРУ".
– Молодцы. Пусть сидят.
Веселуха выпустил дым изо рта. Дым сплелся в кольцо, и перед ними материализовалась точная копия будущего завода. Завод работал. Мимо него мчался горячий ветер с залива, а небо было сиреневого и оранжевого цвета. И все были свободны и счастливы.
Сквозь строительный сор – жирные капли цемента, железные стружки, крошку – прорастал пустырь зеленой травой; подрядчик с маслеными глазами смотрел на Веселуху и думал, что Веселуха не знает цен.
– Вы думаете, я цен не знаю? – ехидно сказал Веселуха. – Пятьдесят!
– Кудах там там! – всплеснул руками подрядчик. – Кудах-там пятьдесят! Да сто как минимум!
– Где, Паша, наш генеральный план? – сурово сказал Веселуха.
– Вот он, – Паша извлек план из заднего кармана джинсов.
– Мы вам дадим! – не в лад пообещал подрядчику Рябинин.
Глаза у подрядчика совсем замаслились. Он бегло оглядел Генеральный план, причмокнул розовым язычком и улыбнулся.
– Ну, а сроки? – спросил он.
– Сейчас август, – сказал Веселуха. – К декабрю завод должен начать работу. Я понимаю, что это невозможно. Ввиду данного обстоятельства, Веселуха заложил руки за пояс, – внутрь каждого часа вливаю вам по семьдесят две дополнительные минуты. И работайте надежно. В дело надо душу вкладывать.
Тут Веселуха обратился к Лукину:
– А ты, пожалуйста, проследи за ним, чтобы все было честно и как следует быть, и чтобы мне не приходилось, как Петру Великому, вникать в каждую мелочь.
– Обещаю, что все будет, как следует быть, – поклялся Лукин, и повел разговор с подрядчиком дальше.
Он вел его бойко, в уверенных словах и непонятных терминах, и Веселухе вскоре стало скучно их слушать. Он ушел, и увел с собою Рябинина, и только Паша Ненашев поодаль стоял и прислушивался. Разговор этот тихий ему крепко не нравился, но тем-то и хороши все преступления, что до их совершения ничего криминального еще нет.
– Тут такие деньжищи, брат! – восхищался Рябинин, ходил под сенью балок и пахал кроссовками песок. – Лукин, сколько тут денег?
– И-и!!! -закатывал честные голубые глаза Лукин. – У-у!!!
Лукин бил себя в грудь, и грудь отдавалась, как пустая бочка. Шило ерзало у него в попе. Раздражение копилось в нем слишком долго. Жизнь летела мимо, а он пахал на Веселуху, – как будто так и надо!
– Мне неймется! – говорил он сам себе, и похаживал короткими ножками, вальяжным шагом, и мечтал. – Веселуха у меня узнает! Я – птица другого полета. Сокола нельзя запрягать в телегу, – взвивался Лукин.
Он наворачивал круги и спирали вокруг завода; там неподалеку был заброшенный колодец, и Лукин, как гордый демон, присаживался на его край ножка на ножку – но сидеть долго не мог, вскакивал и вглядывался в черную воду:
– Ну чем, чем я хуже Яна? Почему он выигрывает честно, а меня тянет жульничать? Я презираю этого человека. Я ему ужасно завидую!
Зла фурия во мне смятенно сердце гложет,
Злодейская душа спокойна быть не может.
Я к ужасам привык, злодейством разъярен,
Наполнен варварством и кровью обагрен.
Уже местами пожелтели и поредели кудри кленов и тополей. Лукин крал. Он вставлял шланг с входящими денежными потоками к себе в бензобак, или в карман, или попросту в унитаз. Финансовые потоки плыли сквозь его липкие руки. Иногда на строительстве появлялась мадам Веселуха: то возникала неслышно за спиной у рабочих, в шелковом зеленом балахоне, в белой шапочке поверх волны волос, то стояла на солнце, запрокинув голову.
Однажды вечером, когда синяя мгла нашла на поля, зажглись фонари, и сквозь наш мир проступил мир иной, Лукин и мадам Веселуха с глазу на глаз сидели в укромном уголке одного милого ресторанчика близ Пяти углов. Жена у Веселухи была красавица, – тут уж не попишешь, и Лукин был еще ничего себе мужчина, галантный, только вот не физик, и глаза у него отсвечивали ярко-голубым мошенническим цветом.
– Да бросай ты своего Веселуху, – шептал Лукин жарким шепотом. – Что, любишь ты его, что ли?
Мадам Веселуха вздохнула и положила в рот маленький кусочек киви.
– Опять ты за свое. Забудь, это невозможно.
– Вовсе нет, – возразил Лукин страстно. – Я знаю, что говорю. Ситуация такова, что я могу легко оставить Веселуху ни с чем. Тогда и ты, милая моя, тоже останешься – ни с чем...
– Угрожаешь? – повернулась мадам Веселуха.
– Информирую, – ответил Лукин.
– Зачем?
Лукин улыбнулся ослепительно:
– Повторяю свой вопрос. Ты любишь своего мужа?
Мадам Веселуха задумалась.
– Не знаю, – с сомнением произнесла она наконец. – С ним рядом... поле какое-то образуется, что ли... Как-то он это делает... Я рядом с ним просто пропадаю. Ему, по-моему, без разницы, я или какая другая. С другой стороны, благодарность... Он меня из пацанки, провинциалки в люди вывел, – кто я без него?
Мадам Веселуха вздохнула и рукой поправила волосы. Лукин, сходя с ума от ее запаха, тихо нашел под столом ее коленочку и вкрадчиво, внушительно сказал ей:
– Никогда не живи ради других, красавица.
Мадам Веселуха покраснела, как кленовый лист.
Так был составлен этот ужасный заговор, и Ян Владиславович ничего не знал, иначе он намотал бы на руку золотисто-каштановые волосья этой стервы да выкинул бы ее за борт "в надлежащую волну"; а Лукина вызвал бы на поединок, и, конечно, убил бы его, потому что Бог – он правду видит. Но Ян Владиславович ничего не знал. Вообще, после заграничного турне директор впал в эйфорию и очень себя полюбил. Например, он днями занимался собственными научными работами, отдав все текущее управление на откуп Лукину.
– На фирме все хорошо, – легкомысленно говорил он, попивая кофе с бальзамом, – а я Оксфордскому университету одну разработочку обещал, так должен закончить.
Достойна упоминания и сама эта "разработочка": в качестве побочного эффекта она позволяла находиться одновременно в нескольких местах, или, по выражению Яна Владиславовича, "сидеть на двух базарах одним задом". Веселуха с удовольствием применял этот побочный эффект: его можно было одновременно застать в Сиэтле, где он выступал с докладом, в Малайзии, где он заключал очередной контракт, и в двух точках его кабинета: на окне и в кресле.
– Уникальная возможность для составления коктейлей, – потирал он руки. – Напитки всего мира доступны мне одновременно!
Сентябрь выдался теплый, почти жаркий, и мадам Веселуха ходила с голыми руками, в развевающихся одеждах, а волосы ее блестели на солнце, как струи водопада. Лукин сходил с ума и крал все больше.
Иногда являлся на стройке и Паша Ненашев, хотя ему-то тут было вовсе нечего делать – по мнению Лукина: Паша приходил на закате, опирался на какой-нибудь ящик, и оценивал, и прикидывал. Результатом его молчаливых визитов было то, что он попросил Лукина предоставить ему смету строительства.
– Э-э! – рассмеялся Лукин. – Не далеко ли, друг мой, ты зашел? Ты у нас кто? Менеджер по продажам. Ну, вот и продавай.
– У меня есть все основания полагать, – сказал Паша безлично, – что дела нашей фирмы идут не блестяще. Также я намерен в ближайшее время доказать, что причиной тому являются корыстные действия некоторых собственников фирмы.
И Паша Ненашев посмотрел на Лукина. Но тот не убился, а рассмеялся:
– Доказательства! – сказал он радостно. – Доказательства!
Паша Ненашев пожал плечами и пошел, но в коридоре был остановлен и приведен к директору.
– Так это ты тут дерьмо по стенкам размазываешь, Паша? – спросил Веселуха, делая кислое лицо.
– Вы увидите, – сказал Паша укоризненно. – Но будет поздно.
– Лукин! С ним начинали! И тебе не стыдно!
Паша немедленно стало стыдно, но он не поддался.
– Ян Владиславович, – сказал он сердечно. – Поверьте мне, вас нагло обманывают! И кто
Тут Паша взглянул на шефа и запнулся. Ян Владиславович курил и иронически улыбался.
– Я, дружок мой, – сказал он веско, – я, Паша, физик, в отличие от вас! Вы можете тратить свое время на мелкие подкопы, – вы можете тратить свое время, а я – не могу.
Директор неопределенно махнул рукой во двор, где в ровном тепле, прозрачные и нежные, стояли парки и улицы все в желтых листьях. Стебли сурепки и полыни засохли вдоль дорог.
– И невыносимо же, – тут Веселуха повысил голос, – отвлекаться на все ваши дрязги!
– Да-а, – смело обличил его Паша Ненашев, – а на кальвадос, Бейлис, можжевелловый джин и старку – выносимо? Ян Владиславович! – продолжал он горячо. – Пока вы тут хозяин! Умоляю вас. Во имя вашей концепции – во имя российской (Паша почесал бритый череп) науки. Ну, посмотрите вы пару бумаг. Вы же у нас абсолютный монарх. Вы же все можете. Ну, посмотрите, я знаю, где он вас надувает...
– Если ты хочешь меня поссорить с Лукиным, – сказал Веселуха резко и потушил сигарету, – то это у тебя не получится. Вообще вот такие люди, которые ни хрена не делают по работе, а только разлагают коллектив... Ты хоть знаешь, как работает наш новый вакуумник? Ах, примерно? Ах, ты не физик? Ну, так и пошел тогда к едрене фене! Тебе, чтоб академиком стать, трехсот лет не хватит!
– Я не ставлю перед собой такой цели, – корректно ответил Паша.
На этот раз окно было открыто настежь, и вылет произошел бесшумно. Только всколыхнулись сухие листья ворохом, а Лукин посмотрел во двор и ухмыльнулся. Все это очень ему нравилось. Директора практически не существовало: Веселуха рассеивался по миру, а он, Лукин, присутствовал зримо, весь мясной и хитрый, как лис. А уж когда в Норвегии открылся мировой симпозиум по вопросам времени, Веселуха исчез совершенно.
– Восемнадцать приглашений прислали, – извинился Веселуха перед подчиненными. – Лично сам Макферсон письмо написал от руки дорогой ручкой. Постарайтесь не отвлекать меня... ну, разве что если очень приспичит.
– Так вот прямо прошел директор к шкафчику, – поведал Рябинин Паше Ненашеву, – вынул оттуда кувшин с рябиновкой и надел пиджак. Только и видели!
– Нет, он ненормальный, – заметил Паша Ненашев грустно.
В горах Норвегии медленно падало в море рыжее солнце, водочка была разлита по стаканам, и физики, профи по Времени, уже собрались по первой, но тут вдруг все обернулись и разразились криками восторга. К ним, с гор, по каменистой дорожке, без галстука и багажа спускался русский гений Ян Веселуха.
– Восприимем же полные стаканы в его честь! – воскликнули физики. Садитесь и расскажите, – мы слышали давно, мы так мечтали увидеть!
Дверь в комнату Веселухи гуляла, сухой осенний ветер ленивой рукой открывал и закрывал ее, шустрые пальчики мадам Веселухи перебирали документы и выкладывали их на стол рубашкой вверх.
А Лукин крал.
Каждое утро начиналось с драки Паши Ненашева и Лукина: можно сказать, с дуэли. Паша хлестал Лукина контрактами, Лукин Пашу – платежками, но звон стоял такой, как будто они дрались на тяжелых мечах. Рябинин суетился вокруг, подавая то платок, то зеркальце – бойцы заметали следы побоища пудрой, Паша Ненашев брал ее у Натальи Борисовны Денежкиной, Лукин – у мадам Веселухи.
– Вор, погубитель, – вопил Паша Ненашев по утрам, делая выпады контрактом. – Вы уморите фирму!
– Туда и дорога! – отбивался Лукин платежкой. – Веселуха будет знать, как верить людям на деньги! Защищайтесь, сударь! Я схарчу вас, и не таких молокососов едал!
– Не говорите "гоп"! – храбро парировал Паша. – И вообще... вот приедет барин!
– Ха-ха-ха! – смеялся Лукин дьявольским смехом. – Барин тебя из окна выкинет. Правда, моя королева?
– Правда, мой рыцарь! – нагло отвечала мадам Веселуха.
Она сидела на окне, увитом порыжевшим виноградом с мелкими зелеными ягодками, на голые плечи был накинут мех, в волосах торчала нэпманская роза. Она поливала Пашу Ненашева помоями. Темно-зеленый шелковый сарафан, шелковые золотистые ноги, волна волос, скулы и подбородок: лицо немного стервозное, но удивительно притягательное. Гражданское мужество поднималось в сердце Паши Ненашева. Уши его от невольного подслушивания и подглядывания развернулись в капустные листья.
На девятый день отсутствия Веселухи Паша Ненашев рывком распахнул дверь в кабинет Лукина: там за столом, уютно свернувшись калачиком, сидел чиновник. Рядом с ним были Лукин и, конечно же, мадам Веселуха. Появление Паши Лукину, кажется, не понравилось.
– Вон, холоп, – заорал он на Пашу. – Я собственник, а ты наемный менеджер!
Чиновник тут же восхитился:
– Прелестно! Мне нравятся ваши порядки. Вот бы и нам такое ввести в правительстве. Эх, Европа не поймет, а так бы!
Паша даже не разгневался: он не принимал таких вещей всерьез.
– Валерьянки попейте, – пробормотал он. – А вам чего... бы хотелось?
Паша всегда так спрашивал, когда хотел незаметно нахамить.
– Да мне, собственно, – замельтешил чиновник. – Собственно а-а... Я просто думал – ведь ваш прибор, он, как бы, а-а... А там и выборы не за горами, вы понимаете меня?
– Было много желающих, – прервал Лукин, – воспользоваться нашим прибором в целях блага Родины, но мы выберем только самых достойных, потому что ведь и благо Родины как таковое может быть понято по-разному... Мы коммерческая организация, вы понимаете.
– Ну, деньги, – улыбнулся чиновник. – Если бы все можно было купить за деньги, это было бы ужасно! К счастью, у нас пока имеют значение и живые человеческие связи... Кровная месть, например...
Мадам Веселуха расхохоталась. И за что Веселуха выбрал такую птицу? За красоту. Мадам Веселуха была очень красива. Блестящие волосы, как волна, опишем ее языком цыганских романсов, – глаза, как смородина. А пахла она чем-то резким, – ее духи чем-то неуловимо напоминали керосин. – "Дело пахнет керосином".
– Исстрадалась я, – плакалась мадам Веселуха Лукину ночью, в тиши кабинета. – Истерзалась я!
Ведь известно, что человеку только дай себя пожалеть.
– Ничего, – утешал ее Лукин, прыгая по кабинету, как Ленин по броневику. – Мы поедем в Америку и будем там потреблять, что захотим!
Тем же самым вечером Паша Ненашев, уходя с работы, расслышал в углах какой-то стук и позвякивание. Почудилось ему, что из листвы старого дуба поблескивали увеличительные стекла. Но Паша не придал этому значения, а зря: то уже подбирались вражеские полчища. Наутро они встали из травы, и, вытягивая красные языки, от которых пахло кофе и сигаретами, пошли на "Амарант".
– Но вас никто не звал! – закричал Рябинин, встав в дверях и пытаясь не пустить их внутрь. – Работать мешаете! Вон сейчас же!
– Как это – никто? – глумливо проверещал один из незваных гостей, огромный жирный жаб на птичьих ногах. – Нас звал господин Лукин!
– Господин Лукин нас звал! – подтвердила вся кодла, хихикая и кидаясь в Рябинина помойными предметами. – Господин Лукин и мадам Веселуха!
– Да кто вы такие?! – спросил Рябинин в ужасе. – Кто вы?
– Мы – новые акционеры! – отозвались твари хором. – ЗАО "Амарант" преобразуется в ОАО!
– А, заходите, друзья! – Лукин высунулся из окошка и приветственно махал тварям рукой. – Кто хочет – залетайте, остальные через дверь!
– Только через мой труп! – крикнул Рябинин.
Вперед пробился некто трехметровый, бронебойного вида, с красными глазами и огромной нижней челюстью.
– Через труп, говоришь? – он клацнул зубами и шагнул вперед.
Рябинина вжало в стенку. Мимо него душной волной, топоча и повизгивая, ломанулись "гости". Рябинин, бессильно матерясь, пустил в них запасным колесом от служебного автомобиля.
– Наталья Борисовна! – крикнул он вверх. – Посмотрите, ради Бога, чтобы они ничего не сперли!
– Что вам надо?! – причитала госпожа Денежкина, отнимая у тварей гайки, открученные от нового прибора. – Что за табор?! Почему нас не предупредили?
Зрелище было и впрямь душераздирающее. Паша Ненашев открыл дверь, оценил ситуацию и метнулся в лабораторию.
– Я просто не знаю, что делать, – закричал Паша, разводя руками. – Все же рухнет сейчас! Вы только принюхайтесь, Наталья Борисовна! Пахнет керосином!
– Да, вот и потолок потрескивает, – меланхолически отметила Денежкина. – Посмотрите.
Действительно, на потолке, прямо над весами, образовалась и расширилась маленькая, но плотная щель.
– Это Лукин, – сказала Наталья Борисовна. – Лукин и мадам Веселуха. В высшей степени недостойная женщина.
– Значит так, – распорядился Паша. – Вы, Наталья Борисовна, срочно туда. При вас они не посмеют. А я пойду звать Веселуху.
Менеджер открыл дверь и столкнулся с Лукиным нос к носу. Лукин побелел, как штукатурка. Паша схватил его за редкие волосы и спросил:
– Бразды правления взрываем?
– Да, – дерзко ответил Лукин, извиваясь. – А ты, Павел Петрович, подумал бы о своей судьбе. Ведь тебе теперь придется на меня работать.
– Ох, и получишь же ты от шефа! – вскричал Паша.
Но Лукин не боялся ничего. Он отпрыгнул на три шага, показал Паше язык и помчался на собрание новых акционеров. Резкий запах керосина усиливался, щели на потолке и стенах росли.
– Веселуха как всегда, – плачевным голосом пробормотал Паша. – Ну почему он такой... не менеджер!
Это прозвучало почти как "не физик" в устах Рябинина.
А Веселуха в Норвегии стоял над прибором и уверял собравшуюся компанию, что прибор умеет делать много интересного со временем и даже пространством.
– Я занялся этим случайно, – скромно говорил он, – мне бы и в голову не пришло, что мой прибор может иметь какое-то отношение к тому, чем я всегда занимался в науке. А вот мои партнеры со всего света заметили. Молоко вблизи него не киснет, духи индивидуально подбирает... Что-то, подумал я, есть в этом общее! Я уже сделал некоторые обобщения, – даже практические выводы, но границы неизвестного, как всегда в таких случаях, расширяются...
Окружавшие его ученые из разных стран взволнованно смотрели на прибор. Конечно, в первую очередь интересно выявить саму природу; но частные проявления бывают иногда так любопытны! В общем, настроение ученых можно было описать словами: "Дяденька, покажите фокус". Наконец, некто Перри Круассан решился; он поднес пальчик ко рту и сказал:
– Э-э... господин Веселуха, – а не могли бы вы продемонстрировать что-нибудь более или менее наглядное и поучительное... для примера?
Веселуха улыбнулся.
– Ну, давайте! – сказал он. – Вот, например, отличный опыт с компьютерной видео-картой. В сказках ваших народов, наверное, есть сказка "Катись, яблочко по серебряному блюдечку"? То же самое, практически. На экране сейчас высветится все, что в данный момент делается в той или иной точке Земли, или с той или иной персоной. Кого хотите посмотреть?
– Президента Буша!
– Отлично, – Веселуха настроил изображение, – вот он!
Президент спал, накрыв нос одеялом. Присутствующие засмеялись и захлопали.
– А покажите нам вашу жену, – попросил кто-то. – Мы слышали, что она у вас красавица!
– О да, – кивнул польщенный Веселуха. – Ну, смотрите.
Экран замерцал, изображение стало четким, и собравшиеся ахнули.
Они увидели комнату, забитую до отказа. Там были журналисты, люди в штатском и военном, чиновники с пустыми глазами, в окна совались свиные рыла, на раме сидел, как паук, тощий молодой человек без шеи; все уроды и чудеса Петербурга – как сорняки, как одуванчики – все проросли здесь. Посреди комнаты, в этом месиве из лиц и кос, рук и хвостов, на столе, стоял прибор. А на приборе, слившись в засосном поцелуе, сидели Лукин и мадам Веселуха. В одной руке у Лукина была рюмка – он отставил мизинец, позируя журналистам, – а в другой акция новорожденного ОАО "Амарант".
Веселуха втянул в себя воздух, и лицо его потемнело.
– Ну!.. – только и сказал он, и скопировался в офис, одновременно продолжая ученым показывать, что умеет его прибор.
В офисе пахло керосином. В коридорах было пусто. Веселуха оглянулся и увидел Пашу Ненашева.
– Что случилось? – спросил директор быстро. – Где Лукин? Что с моей женой?
– Убить вас мало, директор, – пробормотал Паша злобно. – Лукин устроил переворот. Теперь у нас не ЗАО, а ОАО, и акции скупили какие-то сволочи. Вас сейчас уволят. Ваша жена...
– Это я уже понял, – прервал его Веселуха и бросился к Лукину.
В коридоре было нечем дышать от керосиновой вони. Потолок покрылся трещинами и пятнами, все кругом зыбко дрожало и потрескивало. В кабинетах было совершенно пусто, только госпожа Денежкина и Рябинин бегали вверх-вниз с химической посудой и реактивами, вынося все это на середину двора, под сень дуба.
– Здравствуйте, Ян Владиславович! – вызывающе пискнула Денежкина, тряхнув кудряшками. – А я вот хорошая женщина, по Домострою живу, в мужские интриги не лезу!
– А я не лезу в женские, – поддержал Рябинин.
– Лучше бы вы лезли, – выдохнул на бегу Паша Ненашев.
Из конца коридоров доносилось щелканье фотоаппаратов и гул голосов.
– Часом бы вы раньше, – с ненавистью выдохнул Паша.
– Молчать, – приказал Веселуха и распахнул дверь.
Официальная часть там, по-видимому, уже закончилась, и наступила неофициальная. На небольшом столе кучами лежали гвозди, болты и другие яства. Во фторопластовых бокалах плескалась украденная из лаборатории плавиковая кислота. Уроды и чуды сгрудились вокруг стола и, смачно чавкая, пихали все это себе в рот. Мадам Веселуха лежала, разнеженная, у Лукина на коленях; глаза финансового директора горели синим газовым пламенем.
– А-а-а! – захохотал Лукин, показывая на Веселуху пальцем. – Смотрите, это наш доблестный директор. – Он прохлопал свою фирму, а теперь пришел и пытается на нас воздействовать!
– Ха-ха-ха! – зашлись акционеры.
– А мы тебя уже уволили!
– Что смотришь?
– Вали подобру-поздорову!
Да, Лукин придумал здорово. Веселуха умел нравиться людям, и продай Лукин акции представителям Homo Sapiens, они послали бы Лукина к черту и замерли бы, как ледяное море, у ног Яна Владиславовича. Но в том-то все и дело, что только два акционера – Лукин и мадам Веселуха – были людьми, а остальные только казались... или даже не казались. Расчет Лукина был остроумен; но он забыл кое-что важное.
Веселуха оглядел вертеп; Лукин оторвался от мадам Веселухи и хотел сказать еще что-нибудь глумливое, что-нибудь ехидное, но слова почему-то застряли у него в горле. И мадам Веселуха хотела бы спрыгнуть с прибора и что-нибудь предпринять, но тоже не смогла ничего сделать. Акционеры тоже затихли: только дождь шумел за окном.
И в этой тишине Ян Владиславович просто-напросто поднял руку и перекрестился.
– Караул! – завопили акционеры. – Лукин, почему ты не сказал нам, что ваш директор – христианин!
– Ага! – обрадовался Веселуха. – Боитесь! Убирайтесь прочь!
И перекрестился еще раз, а потом еще раз, и все уроды с визгом и хрюканьем скапутились, – только их акции белыми бумажками упали на пол, и среди них остались сидеть на полу Лукин и мадам Веселуха. Веселуха сделал шаг вперед. Улыбки примерзли к их лицам. Паша Ненашев, который так и стоял у дверей, поежился.
Дождь тек по острым листьям, по полянам проходили волны дрожи.
