Текст книги "Дом, который построим мы"

Автор книги: Ксения Букша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Лукин вел хорошо, но немного резко. Веселуха сидел рядом и непрерывно курил, Рябинин трясся сзади, держа на коленках прибор, как котенка. Вот вдали показались огни завода-заказчика. Их встретил главный инженер. Веселуха взмахом руки пригласил Лукина и Рябинина: те аккуратно внесли прибор и поставили его на стол.

– Ой, какой маленький! – умилились лаборантки. – Спектрометры обычно у-у-у!

– Двадцать четыре килограмма, – сказал Рябинин смущенно.

– А обеспечение ему какое? – поинтересовались программисты.

– Обычный ПК, – пожал плечами Рябинин.

Он стеснялся, но Лукин задал тон:

– Без разрушения и порчи образца! – вскричал он.

– Погрешность до пятого знака по всем элементам! – подхватил Рябинин.

– Сто анализов в сутки!

– Прост до неприличия!

– Работать может даже обезьяна!

Так они распинались; характеристики у прибора были и впрямь исключительные, поверить такому всегда трудно: не обманывают ли нас? Народ переглянулся; тогда к столу вышел главный инженер, хлопнул по крышке прибора ладонью (Рябинин вздрогнул) и спросил веско, глядя Веселухе в глаза:

– Хорошо, а на Западе – сколько стоит такой прибор?

Народ затаил дыхание. Ян Веселуха вежливо ответил:

– Наш прибор не имеет аналогов ни в России, ни на Западе...

Все выдохнули и посмотрели на прибор с благоговением, а главный инженер, не желая показаться лохом, проворчал:

– Это все лирика, а вы продемонстрируйте, как он работает! Может, он и не работает вовсе.

Рябинин, волнуясь, поставил образец в кювету и начал анализ.

Прибор мигнул, тихо пискнул и анализировать не стал.

– Что это он у вас, сломался, что ли?

– Да, ежкин кот, – спроста сказал Рябинин в сердцах.

Ситуация назревала очень смешная, и уже кое-кто начал улыбаться, но Веселуха не дал ситуации созреть:

– Да! – вскричал он вдохновенно. – Прибор сломался. Если бы этого не произошло, вы бы много потеряли! А так у вас имеется редкая возможность понаблюдать, как мы на ходу вносим доработки в его технические характеристики!

– Работа над ним ведется непрерывно, – подключился Лукин. – Он становится все лучше и лучше!

Рябинин засунул руку в недра прибора и что-то там подкрутил: прибор согласно моргнул, пискнул и начал анализ. Рябинин засветился, как горный гном с самоцветами. Прибор был продан. Долговая яма миновала.

Острый снег сваливался в круглые сугробы; он лежал на каждой веточке, на всех мелких подробностях округи: на завитушках Расстрелли, на колоннах Росси, на младенцах, ангелах и демонах. Два бомжа тащили картонную коробку в пункт приема; в конце узкого длинного двора, перед кирпичным забором, махал голыми ветвями обтрепанный тополь.

– Вот – наша резиденция, – сказал Веселуха.

Шаги отдавались эхом в пустых помещениях, оклеенных белой бумагой.

– На берегу пустынных волн, – сказал Лукин.

– Зато на окнах забрала железные, – заступился Веселуха.

– Перестройка, – отозвался Рябинин из угла.

– Чего?

– Перестройка, говорю, – сказал Рябинин. – Журналы восемьдесят девятого – девяносто третьего. Кто-то свалил.

– Пусть лежат, есть не просят, – указал Лукин. – С налогами хуже.

– Да ну, налоги, – махнул рукой Веселуха. – Налогов мы вообще платить не будем.

– Это как, интересно? – подбоченился Лукин. – Сами говорили – без схем!

– А тут никаких схем и не надо, – ответил Веселуха. – Я же временем занимаюсь. Ну, создадим на нашем участке поле того времени, когда были маленькие налоги.

– Да когда ж они были маленькие? – резонно возразил Лукин. – И как это налоговой объяснить? они же не физики.

Трубы играли над Петербургом в миг, когда Веселуха вынес из здания с башнями лист, усеянный подписями и печатями. Все было составлено самодержавно. Остальные могли быть сколь угодно крепкими парнями, но хозяином становился Веселуха, и, по сути, только он, хотя по форме весь этот торт назывался ЗАО НПО "Амарант".

– А логотип? Какой у нас будет логотип?

– Это очень важно.

– Вот такой.

– Это гробик?

– Это кристалл!

– А я такой хотел, смотрите.

– Это глисты?

– Это рентгеновские лучи!!!

Когда проспались, поднимался серый день, снег таял, а второго прибора, законченного три дня назад, на столе не было.

– Черт, – проскрипел Веселуха, хватаясь за голову, – его же уже Кириши купили. Что мы им скажем?

– Что его украли.

– А может, это они его вчера забрали?

– Нам нельзя много пить, – сказал Рябинин мрачно. – Нельзя много пить за начало работы. Вот, например, в моей родной деревне однажды мужики начали строить дом. Накопили на цемент. Причем долго копили, год. Потом купили этот цемент, разгрузили его, жидкий, около ямы под фундамент, и решили на радостях выпить. Хе-хе.

Веселуха откинулся назад, но забыл, что там, сзади. А сзади что-то было вроде пружинки, отчего на дворе стемнело, как в ящике. Край родимый погрузился во мрак, только лаяли собаки, даже машины на Гороховой притихли и не ехали. Небо в окне, перегороженным железным забралом, было полуобморочного цвета: красноватого, сиреневого, местами почти белого – и это была ночь. Внизу было темно, каркали вороны, проносясь низко над снегом.

– Веселуха, я, кажется, знаю, – догадался Рябинин. – Это мой дворянский предок прибор унес.

– Зачем ему?

– Да начальник его на Монетном дворе монету портил, а разницу себе воровал, – объяснил Рябинин, – ну вот, предок мой не будь дурак, хочет это злоупотребление вскрыть и начальника подсидеть.

– Умный ты, правнук, – послышалось из угла.

Предок был невысок, но крепок и хорош собой, насколько можно было разобрать в полумраке. Одет он был в простой казакин берлинского сукна, и шапки не снял.

– Так что я ваш приборчик заберу, ладно? – по-свойски молвил предок, присаживаясь на корточки перед мужиками. – Всеж-ки я его у вас заберу, у вас от одного прибора не убудет, вы еще их наделаете. А долг перед предками и перед Отечеством надо помнить.

– Да, да, – соглашался Рябинин, глядя на предка во все глаза и пытаясь различить в нем сходство с собой.

Веселуха оторвался от стены и встал: был он выше предка на голову, хоть и моложе лет на пятнадцать.

– А вот это вы видели, ваше высокопревосходительство? – спросил Веселуха и показал предку шиш. – Прибор ему, понимаешь! Задаром!

– Так я же за Отечество радею, – повысил голос вельможа. – Этот мерзавец Курятинский нам монету портит, а государыня не знает ничего!

– За Отечество, – буркнул Лукин, – сам, небось, на его месте будешь так же...

– За Отечество – пожалуйста, – согласился Веселуха. – Можем скинуть цену – слегка.

– Я вам не купец торговаться, – надулся предок. – Хотите – от налогов вас избавлю, это могу.

– А ты знаешь, какие у нас налоги? – поинтересовался Лукин.

– А то, – ответил предок, – как не знать. Налоги у вас – грабительские. Сорок с выручки, тридцать с прибыли... Что ж вы, милые? Фонды выбыли? Амортизационный срок? А у нас и на это налог. И прощать не в российском опыте – как на западе, что ни попадя...

– Чем шире живешь, – подхватил Веселуха, – тем больше плати! Как ни крути – отдашь нам – немного, о нет! – прибыли девять десятых в бюджет!

– Неси на блюдечке с синей каемкою!

– Ах, производство наукоемкое?

– Ах, там еще и проборов гора?

– Ура!!!

– В узел рубли увязывай!

– И – ни в чем себе не отказывай!

– Наша гордость, радетель, рачитель!

– Наш... российский производитель!

Рябинин и Лукин, раскрыв рты, слушали эту крамолу, не то раешник, не то джаз, а предок и Веселуха, пьяные, плясали и выпендривались:

– Сорок с прибыли?

– Тридцать с выручки?

– Ах надыбали!

– Нет ли дырочки?

– Куча законов – не пропадем!

– Не перепрыгнем, чай, обойдем!

– Всех обойду!

– Все украду!

– Спрячу!

– Страчу!

– В тень уйду!

– Хамство да барство, что за государство!

– Руки в боки – денежны потоки!

– С покрышкой в деньгах

– В долгах как в шелках

– Сливки общества пеной к ногам государя...

– Вы скоморохи!

– Вы – не бояре!

– Сливки общества.

– Слитки отчества.

– Шурики, борики, тузики, максики...

– ...пузики, прыщики, лысики, глазики...

– Местные боги!

– Оплот демократии!

– А ну-ка снижайте налоги на предприятия

– росчерком правой руки,

– ...временщики!..

Веселуха выдохся и свалился на пол, а предок задумчиво сказал:

– Разучились пить... а ведь этот еще из лучших... Ладно, избавлю вас от налогов. У меня в Питере все схвачено.

С этими словами предок повернулся и вышел вон. Свет вокруг померк окончательно, а Лукин задумчиво сказал:

– Тут давеча читал в одном продвинутом журнале, что понятие "крыша" это уже архаизм. Так вот что они имели в виду.

Аспирант и менеджер по продажам Паша Ненашев в этот момент сидел у себя на кровати в общежитии Финэка, абсолютно оглушенный, держа себя за уши, и не знал, что делать.

С милым, конечно, и в шалаше рай. Но неженатым супругам Паше и Марине ужасно хотелось свой дом. И под это дело Паша взял большой кредит. Уже завезли стройматериалы, уже началась стройка, и тут друг Пашин по жизни и по совместному делу оказался не друг. Вражиной и подлюкой, можно сказать, обернулся Пашин друг.

По истечении пяти минут Паша Ненашев как настоящий менеджер принял решение.

– А толкнуть меня без покрытия, – сказал Паша. – В данный момент я одни сплошные долги.

– И враги, – сказала Маринка, обнимая Пашу за талию.

– Да, враги и долги, – сказал Паша злобно. – И виноват я, кому, блин, поверил! Поэтому я – смотри – толкаю себя без покрытия. Вот я открываю идиотскую газету, которую тебе дали в метро.

Паша развернул газету.

– Теперь я закрываю глаза и тыкаю пальцем, где нужен менеджер по продажам.

– Не делай этого! – пискнула Марина в священном ужасе.

Но Пашин палец уже совершенно неумолимо уткнулся именно туда, где Паша и был, по видимому, нужнее всего.

– Амарант, – прочел Паша, пожимая плечами. – Контора господина Шарашкина с грамоткой имени Филькина. Ну вот, Марина. В нашей стране вообще жить нельзя. Будем, значит, не жить, а как все.

Это был Пашин пунктик. Его отрочество пришлось на эпоху перемен. Даже относительное затишье, последовавшее за кризисом, вызывало в Паше скептическую усмешку. А уж теперь-то ему и вовсе не хотелось верить никому, кроме судьбы.

– А если в этом амаранте все уголовники? – спросила Марина, прижимаясь.

– Блин, – сказал Паша. – Блин! Как все хреново!

Ради прикола Паша решил дойти-таки до этого "Амаранта": это где же это нужен он, сам Паша, менеджер с опытом, да еще и стажировка за границей? Где это имеют наглость его хотеть? Вступив во двор и проплыв пять метров по пояс в снегу, Паша расхохотался. Все кругом было не просто хреново, но просто анекдотически хреново. Предельно, так сказать. Разило помойкой и бомжами, с Сенной доносились попсовые песни.

– И мое сердце, – подпел Паша. – Зам-мерр-ло! О-о-о!!

И вот Паша вошел, принюхиваясь, в серое помещение, оклеенное белой бумагой. На столе стоял компьютер. К нему был присоединен средних размеров прибор. Рядом похаживал мужик. – "Здесь чего-то не хватает, – подумал Паша. – Ах да. Надо повесить на стену карту области".

Нет, здешний воздух Паше положительно нравился. В нем не пахло наркотой. Но это не был и бумажно-кондиционированный дух офиса – дух неопределенный, ведь все бумаги пахнут одинаково, от страха перед разоблачением не потеют, вот так и кидают нашего брата. Здесь пахло определенно: свежими досками и штукатуркой. Потому что исподтишка шел ремонт.

– Так будет пахнуть дом, который построим мы, – сказал себе Паша и вошел внутрь.

Веселуха принял Пашу благосклонно, однако не стал скрывать от него возможных трудностей:

– У нас, Паша, партизанский отряд, – сказал он. – Работать в нашем коллективе – большая честь. Одновременно, не скрою, работа потребует от тебя полной самоотдачи. Денег не обещаю – только удовлетворение от тяжелого труда.

– Физического?

– Не исключено.

– Ну, ничего, – пожал плечами Паша (а что ему оставалось делать). Главное – мне приятно работать с таким умным и опытным человеком, как вы. Самое главное в работе – это коллектив.

– Я могу и из окошка выкинуть, если что, – признался Веселуха. Рябинин – отличный физик, но совок и ретроград, к тому же у него пятеро детей. Ну, а Лукин – просто мелкий жулик, и к тому же не физик. А ты физик?

– Я менеджер, – сказал Паша Ненашев гордо.

И был принят.

Глава 3: Под клиентом

Небо в сахаре затворожено

Взвесь и кружево, мелет крошево

Пашут пахари с красными рожами

Полукружьями.

И мутовкой бьют, и огнем куют,

Месят ночь и день, сыплют снег в сирень.

А синоптики Мерлины

У них дырки просверлены

А синоптики нытики

Они ух аналитики!

На слиянье рек

Молодой слезой

Льется, льется снег

Пополам с грозой.

Цель высока, но есть близкие цели, без которой не будет той, высокой. Продали – хорошо; но как закрепить успех? Над этим не спал дней и ночей Ян Владиславович Веселуха, расхаживая по производству и завязывая рукава свитера на животе.

– Болезни роста – они по двум причинам бывают, – соображал Веселуха на ходу. – Либо не хватает какого-нибудь важного вещества, либо оно не усваивается. В результате одно растет, а другое – нет. Дети в наше время, как правило, выживают, а вот фирмы иногда загибаются, не прожив и года. Почему? Скажи мне, Паша, ты на фирмача учился.

– Потому, – утверждал Паша Ненашев, почесывая бородку, – что средства должны в фирму поступать мощным потоком, а не тоненькой струйкой. Каналы должны соответствовать друг другу. Если мы хотим быть маленькими, мы, конечно, можем каждого клиента ловить на отдельную удочку. Если же мы все-таки хотим расти, придется ловить клиентов сетями.

– Нда? – недоверчиво морщился Веселуха. – Сетями, говоришь? Что-то уж больно красиво. Где ты это вычитал? В учебнике Макбрюннелла и Ко?

– Все об этом говорят! – ссылался Паша. – Велите купить широкие и частые шелковые сети и навесить на них бубенчики, чтобы клиенты запутывались в этих сетях стаями!

– За свой счет покупайте, – распорядился Веселуха. – А мне почему-то не нравится эта идея.

Рябинин и Лукин радостно моргнули глазом, сбегали в Апрашку и купили там огромную сеть. После обеда они долго елозили по крыше, закрепляя на ней сеть и навешивая на нее бубенцы и красные бантики.

– Хм, – сказал Веселуха, увидев их приготовления. – Зря это вы.

– Почему зря? – удивились все.

Веселуха не ответил. Он прошел в сумрачную залу, в которой, каждый под своей лампочкой, сидели сборщики. При виде директора они разинули рты и бросили работать. Их лица были равнодушны и белели кругом, как рубахи; каждый делал свое дело, каждый ждал шести часов, чтобы смыться.

– Вот почему, – понял Веселуха и покачал головой. – Ох, зря это они!

У него были недобрые предчувствия. Паша Ненашев только рукой махнул:

– А, Ян Владиславович, все будет хорошо. Справимся.

Но на следующий день, как только утро приподнялось из снежных перин, сотрудники "Амаранта" услышали бешеный, залихватский звон, или, как шутил Достоевский, "колокольчик-дарвалдай". Вот-вот, именно дарвалдай. Дарвалдаяло по всей крыше, – клиентов в сети было видимо-невидимо.

– Tu l'ai voulu, George Dandin, – высказал Веселуха Паше Ненашеву и Лукину, – теперь лезьте на крышу встречать, западные вы мои!

Клиенты на крыше поднимались на ноги и отряхивались от снега, а на их месте запутывались новые и новые. Лукин помогал отряхнуться дамам, Паша здоровался с мужчинами.

– Нам нужен ваш прибор! – кричали они радостно, слетая с серого декабристского неба в сугробы.

– Нефть татарская! – барахтался в сетях товарищ в овчинной шапке.

– Вода минеральная! – отплевывалась от снега дама в платке.

– Экспертиза судебно-медицинская! – подавал Паше мокрую руку господинчик в черном пальто.

– И нам нужен, и нам! – приветливо вопили клиенты, устремляясь за Пашей гурьбой по лестнице.

Паша проскакал по коридору и распахнул дверь своего кабинета:

– Входите, господа!

Проклятые колокольчики все дарвалдаяли на крыше, и новые потоки клиентов топотали в коридоре, набивались в кабинет.

Паша Ненашев, не будь менеджер, не терял присутствия духа – посопел немного, а потом, перекрывая колокольчик, начал громко и решительно, заложив руки за спину, как премьер-министр:

– Господа!

– А-а-а! – отозвались клиенты.

– Приборов у нас хватит на всех, – обещаю.

Тут Паша сделал широкий жест.

– У-у-у! – запрыгали от радости клиенты.

– Мы удовлетворим все ваши пожелания, – обещал Паша далее, – научим вас всех с ним работать. И не только вас, но и всех, кто захочет к нам обратиться.

– О-о-о! – клиенты перли на Пашу, полчища их лезли в двери, глаза у них горели, они пахли жевательной резинкой, а некоторые чесноком.

– В общем, – округлил Паша вдохновенно, – все по очереди получат по прибору. Долго ждать вам не придется, ведь единственное, чего мы хотим в этой жизни – это чтоб вам было хорошо.

Тут колокольчик перестал дарвалдаять: сеть не выдержала наплыва добычи и слетела во двор, и поток клиентов на время прервался.

Ближе к вечеру Паша сидел за компьютером, занося клиентов в базу данных, и вдруг почувствовал на себе взгляд Веселухи.

– Хулиганничаем? – спросил Веселуха грозно.

– Помаленьку, – небрежно ответил Паша.

– Пошли со мной, – приказал Веселуха, схватил Пашу за руку и потащил в сборку.

Там, скорчившись под настольными лампочками, сидели сборщики приборов. Увидев Веселуху и Пашу, они, конечно, перестали работать и побросали детальки на пол. Кое-кто был с похмелья, почти все небриты, руки их двигались, как в меду.

– Ты собрался обеспечивать приборами всю Россию, – сказал Веселуха нехорошим голосом, – теперь посмотри на этих людей и прикинь, что я должен с тобой сделать.

– А это не мое дело, – беспечно пожал плечами Паша. – Это как бы не моя работа. Это же вы делаете приборы. А я делаю деньги.

Комнату тряхнуло, сборщики попадали на пол, треснуло стекло, и только ботинки Пашины мелькнули за окном.

– Ян, парень не виноват, – пробормотал Рябинин, осторожно заглядывая в комнату. – Он все сделал как надо, а ты не прав.

– Я не прав? – развернулся Веселуха.

– Конечно, не прав, – пискнул Лукин, вылезая вперед. – Продажи – это то, ради чего!.. Если мы не будем продавать, то на хрен тогда!..

– А на хрен он самодеятельность развел? – вскричал Веселуха. – Вы посмотрите на эти рожи! – Тут он указал на сборщиков, которые так и не работали, а сидели сложа ручки и с любопытством наблюдали за скандалом. Посмотрите на эту рвань, пьянь, у них руки растут из жопы, они ничего не умеют, и других нет! Откуда я теперь все эти приборы возьму? Рожу я их, что ли?

– Значит, надо родить, – возразил Лукин твердо. – Клиент всегда прав.

– Да ты за кого? – пригляделся Веселуха к нему. – За клиента или за друга?

– За клиента! – гордо сказал Лукин.

Веселуха покачал головой.

– В чем-то вы, может, и правы, – буркнул он. – Но тогда ведь надо как-то заставить их работать.

– Как, как, – рассудил Рябинин. – Зарплату им повысить.

Сборщики обрадовались.

– Вон, глазки заблестели. Нет, нельзя им зарплату повышать, как ты думаешь?

– И правда, нельзя.

– Эй, ребята, сделаете два прибора к концу недели, премию дам.

– Очень нам надо корячиться, – сказали сборщики.

Рябинин вышел на середину комнаты и гаркнул по-суворовски:

– А ну, совести у вас нет! Мы же вас выгоним на хрен!

– Ваше право, а только быстрее работать мы не будем.

– Ну, что за люди, – брякнул Веселуха в расстройстве. – Вялые, как ботва! Вот россияне и вырождаются поэтому!..

– А при чем тут – вырождаются, – поднял голову самый молодой сборщик, Кирюха с мутными глазами и бритой головой.

– Да при том! При том!.. У нашего прибора ведь такие свойства... Веселуха махнул рукой. – Э, да что с ними разговаривать, они люди конченые, – и отцы-основатели удалились.

Среди сборщиков воцарилось унылое молчание, но в этой тишине ворочались их разбуженная совесть, и странные мысли приходили им в голову.

– Вырождаются, – бурча Кирюха. – В Чечню бы его, он бы там увидел.

– Вот именно, – поддержал его сосед. – А что он имел в виду, про свойства, ты не понял?

– Может, он радиоактивный и на здоровье плохо влияет?

– Сдохнем тут все.

– Импотентами останемся.

Кирюха встал, и, переваливаясь, отправился к начальству. Там Веселуха и Рябинин сидели под фонарем и настраивали новенький прибор. Рябинин любовно ласкал его и регулировал, а Веселуха тщательно всматривался внутрь и по временам дергал за ниточки в швах.

– Добрый день, – хмуро сказал Кирюха, сводя скулы. – Вы про какие свойства говорили?

– Ну, – сказал Веселуха, не прекращая работы, – я, вероятно, имел в виду тот побочный эффект, который происходит от наших приборов. Мужская сила и все такое.

– Что – мужская сила? – насторожился Кирюха.

– Ну, если любить наш прибор, – пояснил Веселуха, – то станешь секс-гигантом. А если не любить, то импотентом. Доступно? Только мужикам там не говори, а то у них крыша съедет.

– Как понять "любить"?

Веселуха оторвал глаза от прибора и окинул взглядом Кирюху:

– Ты прибору мстишь за свою эту самую Чечню. Сосед твой – за зону. Другие – за жизнь свою косую. А прибор вам ваш негатив будет возвращать. Сперва волосы выпадут. Потом хозяйство отвалится. И так далее.

– Ну, ну, Ян, – проговорил Рябинин с той стороны стола. – Не видишь, Кирилл тебе не верит. Он думает, так не бывает.

Кирилл между тем вовсе так не думал. Однажды в горах он видел, как по зеленой траве ходила Черная сваха и собирала души убитых воинов. Другой раз тянул из колодца ведро, а вытянул сам себя, похожего, как две капли воды. Многое он там видел, среди жирной зелени и пустых развалин, когда день остывал, затихая перед громом. На следующий день сборщики работали так, как будто вызвали друг друга на соцсоревнование. Если кто-нибудь из них ронял деталь, все втягивали головы в плечи. Рябинин бегал среди них, объясняя, что к чему: им захотелось это узнать.

– Вот такая система мотивации, – хохотал Лукин, внутренне поеживаясь и льстиво стирая пыль с прибора: мало ли что. – Полезли, Паша, опять сеть на клиента ставить!

Перед Новым Годом Лукин свел концы с концами: к общему удивлению, концы сошлись. Фирма приносила прибыль.

– Эх, мошенники мы, – смущенно говорил Рябинин.

– Да где? В чем? – кричал Веселуха.

– Да не знаю, где, – кряхтел Рябинин, – а только не может быть, чтобы мы честно заработали столько денег. Я никогда в такое не верил, и теперь не верю.

– Советские вы, Михаил Николаевич, – вздыхал Паша Ненашев.

– Слушай, Веселуха, – сказал Рябинин. – Нам бы химик нужен.

– Нужен, – согласился Веселуха. – он бы нам методики писал. Задачки сочинял. В нефти понимал. А где нужно, и с клиентами бы помог Паше.

– Где же мы такого найдем?

– Где – не знаю, но нужен именно такой.

Как ни странно, сразу после Нового года такой химик был найден. Химик действительно понимал в нефти, не пил горькую и умел придумывать задачки.

Веселуха вгляделся в ворох выбеленных кудряшек и протер глаза.

– Что, женщина, что ли?! – изумился он.

Женщин Веселуха любил, но не уважал.

– Денежкина Наталья Борисовна, – сказал химик бодро.

– Очень приятно, – кисло сказал Веселуха. – Н-ну... посмотрим. Вам чего-нибудь нужно для вашей работы?

– Пол под весы зацементировать, – благоговейно сказала Наталья Борисовна, кланяясь.

Раньше Наталья Борисовна работала на одну из тех нефтеналивных контор, что спаивают нашу экономику и заваливают акционеров золотом. Платили ей неплохо, да вот муж у Натальи Борисовны был военный человек. – "Служивый", как она объясняла. В молодости Наталья Борисовна питала неизъяснимую слабость до мундира. И вот теперь муж вышел в отставку и поселился у своей мамы – в Питере, ну и дочку хотелось в хорошую школу отдать, – так объясняла Наталья Борисовна, оглядывая зорким взглядом свою комнату, вытирая пыль, разглаживая складки и расставляя склянки.

На следующей неделе Веселуха сказал Рябинину:

– Пойду посмотрю, что там новый химик делает. Хоть освоилась она с прибором или нет. Может, она не врубилась еще, как он работает.

И Веселуха пошел.

В лаборатории горел свет. Наталья Борисовна в халате поверх толстого свитера и в сапогах стояла у прибора. Одной рукой она ставила в кювету пробу ила для Петербургского водоканала, другой рукой печатала на компьютере методику. К уху прижалась телефонная трубка, в которую Наталья Борисовна ворковала что-то очень сладкое и в то же время, несомненно, химическое:

– Да, татарская нефть, наверно, да... серы там много... да... Да, конечно. Вы можете к нам подъехать... Да, конечно, мы будем очень рады...

За столом расселась противнейшая и очень глупая тетка из Ханты-Мансийска; она поглощала шоколад и пила чай. От тетки распространялся запах чеснока. Она третий день училась работать на приборе. Никто не мог ее научить. Рябинин уже отступил, матерясь, и даже Паша, девизом которого было "Клиент всегда прав", только руками разводил, настолько глупа и противна была эта тетка.

– Вот, клиентов обучаю на приборе работать, – радостно доложила Наталья Борисовна Веселухе. – Мы очень быстро учимся!

Тетка жеманно прикрыла глаза и молвила:

– Тут еще проценты надо считать, а я не умею... мне это по специальности не требуется...

– Смотрите, – ласково подхватила Наталья Борисовна, – вот у нас пять и шесть десятых – это сто процентов. А восемьдесят процентов – это будет сколько?..

В этом месте Наталья Борисовна, не прекращая печатать, подхватила левой рукой с полу маленький тазик, в котором плескалась бурая жидкость, и лихо влила из тазика в пробирку ровно тридцать семь миллилитров.

– Восемьдесят процентов – это будет четыре, – брюзгливо сказала тетка.

– Нет, нет, – проворковала Наталья Борисовна, отбирая пробу, – вот смотрите...

Веселуха одобрительно хмыкнул и удалился.

Клиенты шли на Наталью Борисовну косяками. Они толклись у нее в лаборатории, наглые, требовательные; несмотря на то, что почти все они были химиками, руки у них росли из жопы; они ворчали по поводу гостиниц и надменно говорили: "А вот у нас в Нижневартовске!" Некоторые из них пахли перегаром, иные – жвачкой "Орбит без сахара". Они делали, что хотели, а хотели все разного, но все одинаково уезжали с прибором под мышкой и с аналитической методикой в зубах, и все они, даже самые тупые, умели работать на Веселухином приборе.

– Смотрите внимательно, – интимно говорила Наталья Борисовна, – я вам еще раз покажу, а потом запишу по пунктам...

– Как у вас на них терпения хватает! – восхищался Паша. – Знаете, у вас прирожденный талант продавать!

– Да ничего я не продаю, – стеснялась Наталья Борисовна. – Просто к нам все такие милые люди приходят, с ними так приятно общаться! Работать не мешают...

В прекрасный и мартовский день, когда заснежен был город, и сугробы со стороны земли подмачивала влага, когда среди полянок ледяных, луж и снежных гор начинало пахнуть весной, Наталья Борисовна пришла к Веселухе, и, прячась в собственной тени, таинственно сказала:

– Знаете чего. Я вам докладную записку написала.

Дома ее ждала дочь Анастасия, которая любила читать исторические романы, и кот Василий, который любил есть мясо и пить пиво. Усы старили Василия и в то же время придавали ему разбойный вид. Муж Натальи Борисовны, полковник в отставке Денежкин, приходил домой одиннадцать и падал с ног; такова была цена его личной конверсии.

А в докладной записке Наталья Борисовна написала Веселухе, что Газпром объявил тендер на поставку спектрометров.

– Тендер наклевывается, – сказал Веселуха.

– Невозможно! – на два голоса сказали Рябинин и Лукин. – Невозможно. У нас и так сорок девять человек работает. Если мы наймем еще кого-нибудь, нам придется платить другие налоги. И все псу под хвост.

– А ты что думаешь об этом? – спросил Веселуха Пашу.

– Я не думаю, я считаю, – заявил Паша. – Я всегда все считаю! На двадцать пять ходов вперед, назад, вверх, в стороны и вниз.

Он засунул ладонь за ремень и принялся ходить вокруг стола, рассказывая, как он считал и к чему пришел. Веселуха слушал-слушал, а потом посмотрел в сторону и сказал:

– Ну что ж. Тендер надо выиграть.

Больше он ничего не сказал. Денежкина победно пискнула и унеслась под руки с двумя подгнившими дядьками из Одессы.

– Ну, уж так-таки и выиграть, – возмутился Рябинин. – Очень нагло с нашей стороны! Мы выиграем, а остальные фирмы как будут жить?

– Никак не будут, – пообещал Паша. – Но мы будем плакать на их поминках.

– Отставить шапкозакидательские настроения! – приказал Веселуха. – Всем перейти на усиленный режим работы. Выдать сборщикам по плитке шоколада и по салфетке, чтобы они не измазали шоколадом прибор. Паша и Наталья Борисовна, вы едете на выставку-ярмарку "Без химии не жизнь" охмурять газпромовцев! С прибором.

– А где эта выставка? – спросил Паша.

– В Нефтепресыщенске.

– О-о, – простонал Паша, – мне столько не выпить.

В Питере потихоньку наступала весна, а Нефтепресыщенск был еще погружен в густые сугробы и продуваем злыми ветрами. Однако сугробы были не простые, а сахарные, а ветер дышал легким ароматом дорогих духов. Дорожки в городе каждый Божий день посыпались золотым песком. Все дома в Нефтепресыщенске были построены из мрамора и карельской березы, а в теплых внутренних двориках, которые рабы по ночам облизывали языком, били фонтаны из рейнского вина и росли тысячелетние кипарисы.

– А у вас-то в Питере богато народ живет? – спросили их газпромовцы.

– Вокруг нашей фирмы все живут богато! – гордо ответил Паша. – Мы градообразующее предприятие. Если вам кто-нибудь будет врать, что Петербург построил Петр Великий, не верьте: этот город вырос из нашей фирмы.

Шумела, гремела по морозу выставка-ярмарка "Без химии не жизнь". Она совпала с масленой неделей, и в угоду газпромовцам все, кто участвовал в тендере, должны были нарядиться в маскарадные костюмы. Наталья Борисовна Денежкина, наряженная лисичкой, стояла рядом с прибором и зазывала:

– Пожалуйте сюда, товарищи-господа, хлопцы и барыни, милостивые государи и государыни! Только у нас, здесь и сейчас! Прибор рентгеновский флюоресцентный, уровень определения пятипроцентный! Двести измерений в день, проверяй кому не лень!

Рядом тусовались сытые газпромовцы и их веселые детки с блестящими глазами; они с интересом смотрели на прибор и на Денежкину с лисьим хвостом и в маске. Тут подбежал Паша, чьей обязанностью было поить газпромовцев можжевеловым напитком, и крикнул:

– Наталья Борисовна, дай десяточку.

– Возьми в кюветке, – сказала Денежкина, беседовавшая с темноволосым горбуном в феске и малиновом плаще.

Паша протянул руку, и стоявшие вокруг детки ахнули: из прибора выползла аккуратненькая новая десяточка!

– Тетя, а нам сделай по десяточке! – закричали детки.

– Фи, как не стыдно клянчить, – голосом лисы Алисы заметила Наталья Борисовна, – ведь это не простые, это волшебные десяточки. Во-первых, их можно только заработать честным трудом. Во-вторых, их нельзя тратить на всякие пустяки.

– Мы не будем тратить на пустяки! – пообещал пацаненок лет восьми. – А как их заработать?