Текст книги "Мы — это мы (СИ)"

Автор книги: Ксения Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

8

Наступила весна, и вновь, как и в прошлом году «плуг Эда» показал себя с самой лучшей стороны. На этот раз Пол участвовал в распашке, и они закончили еще быстрее и засеяли свое поле раньше всех в деревне.

Но это Хэла совсем не порадовало – тоска по-прежнему лежала на сердце тяжким бременем. Он дал себе слово, что как только полевая страда закончится, сразу же отправится к усадьбе Райни и отыщет Эдварда. Если он в городе – значит, пойдет в город, подберется к дому Свершителя под покровом ночи, в общем, так или иначе найдет способ встретиться с Эдвардом.

Думая об этом, Хэл сообразил, что теперь его друг стал Свершителем, а значит, их посиделкам в библиотеке в любом случае пришел конец. Но ведь Эдвард не оставит мать одну с таким большим хозяйством? Наверняка он возвращается в лес достаточно часто, они смогут договориться о встречах, придумают что-нибудь. Хэл был воодушевлен как никогда и жаждал действовать.

Состояние Майло ухудшалось с каждым днем, он с трудом выбирался из дома и ходил, останавливаясь для отдыха через каждые десять шагов. Было очевидно, что недалек тот день, когда он сляжет окончательно, и Хэл, понимая, что подобные мысли не делают ему чести, все же ждал этого дня с нетерпением.

Потому что даже в теперешнем состоянии Майло ухитрялся приглядывать, что Хэл делает и куда ходит. А сейчас, по весне, веского предлога для того, чтобы надолго уйти в лес, не находилось. Дров достаточно, Хэл навозил и наколол их еще прошлой осенью, для грибов и ягод не пора. Те из деревенских, кто разбирался в целебных травах, ходили в лес и сейчас за первыми ростками, но Хэл никогда не интересовался этим вопросом.

В конце концов, он все-таки не выдержал и в один теплый, солнечный день, убедившись, что Майло поковылял в деревню и уже отошел достаточно далеко, свернул на задворки, проскочил между домами на поле и припустил в лес.

Его прозрачно-зеленая, словно укрытая изумрудной вуалью стена надвигалась на Хэла. Пахло разогретой влажной землей и молодой листвой, освобожденный от зимы воздух ходил волнами.

Подлесок уже просох, лишь в глубокой тени, у корней кустов лежали куски ноздреватого, хрупкого снега, густо присыпанного кусочками коры, мелкими веточками и прочим лесным мусором.

Бурый ковер опавших листьев тут и там протыкали нежно-зеленые стебли молодой травы, и Хэл вдруг подумал, что где-то здесь есть и те листья, которые реяли в небесной синеве два года назад, над их с Эдвардом головами. Тогда они могли просто бродить по лесу и говорить, говорить... ничто не омрачало их жизней. Во всяком случае его жизнь, потому что Эдвард наверняка думал о том, что ему в скором времени предстоит. Но он молчал, не тревожил Хэла своими печальными мыслями, и тот был счастлив.

Он шел не спеша, погрузившись в воспоминания, и вздрогнул, когда впереди показалась чья-то фигура.

В первый момент Хэл решил, что это Эдвард, что Всемогущий в великой милости подарил им случайную встречу, совсем как в начале знакомства. Но человек был значительно ниже Эдварда, который даже в свои пятнадцать чуть ли не на голову возвышался над толпой – в городе это было особенно заметно.

– Привет. – Фигура вскинула руку, и Хэл с удивлением понял, что это Натан.

– Ты что тут делаешь? – спросил он, приближаясь. – Ваши вроде еще не закончили сеять?

В детстве очень худенький, за последнюю пару лет Натан вытянулся и раздался в плечах, прежде тощие руки и ноги налились силой. Сложением, гибкостью стана и сухостью мускулов он напоминал Эдварда, бледную кожу покрывали россыпи юношеских прыщей.

Темные глаза уставились на Хэла со странным подозрением, и тот невольно отвел взгляд.

– Не, как раз вчера закончили. – Натан ступил в сторону, словно предлагая Хэлу идти в прежнем направлении. Тот не двинулся с места. – Так чего ты тут? Решил прогуляться, как в старые добрые времена, а?

Солнце вдруг показалось Хэлу очень жарким. Его лучи, пронизывая лес, напоминали струны.

– Да-а, вышел слегка развеяться, – как можно беспечнее произнес он, постукивая кулаком по стволу ближайшего дерева, – сам знаешь, с Майло покой нам только снится.

– Жаль, флейту не взял, – протянул Натан. Сожаления в его голосе не чувствовалось, – сыграл бы... как в старые добрые времена.

Во второй раз он произнес эту фразу с еще большим нажимом, чем в первый.

У Хэла дрогнуло веко. Он быстро провел ладонью по лбу, словно почувствовал, что к коже прилип волосок, и принужденно улыбнулся.

– Знаешь, старик, я сегодня как-то настроился один пройтись. Ты ж не обидишься?

– Какие обиды между друзьями, – пожал плечами Натан, однако уходить не спешил, – ведь мы же друзья?

– Эм... ну конечно, друзья, ты чего?

– А как считаешь, если друг совершает глупость, следует его остановить?

Хэл всем корпусом развернулся к нему, одновременно делая шаг назад. И тут же понял свою ошибку – теперь солнце било в лицо так, что пришлось прикрыть глаза ладонью, а лицо Натана напротив, оставалось в легкой тени.

– Ты о чем это... друг?

Натан с легкой улыбкой пожал плечами и вдруг показался очень взрослым, чужим... и недобрым. Он всегда таким был, вдруг понял Хэл, только я раньше не замечал, потому что это не имело значения – я ведь был одним из них. Плохой или хороший, но свой.

А теперь...

– Да так. – Натан сделал шаг назад, еще один. Он уходил, почему-то не поворачиваясь спиной к Хэлу, хотя смотрел без всякого страха.

Уже отдалившись на некоторое расстояние, вдруг крикнул:

– Эй, Хэл! Я бы на твоем месте не гулял слишком долго. Изабелле, верно, нелегко приходится, когда вы с отцом уходите из дома.

– Что... при чем тут моя мать? – Хэл ощутил странный холод в низу живота.

– Ты же сам сказал, с Майло покой только снится, а? Ну, бывай!

Натан развернулся и пошел сквозь сияющее солнцем редколесье – руки в карманы. Хэл не двигался с места, провожая его взглядом. Внутри все мелко подрагивало от напряжения; он только сейчас заметил, что сжимает кулаки с такой силой, что ногти оставили на ладонях багровые полукружья.

Сегодня к дому Эдварда идти нельзя, это ясно. Натан, конечно, не специалист по слежке, да и в весеннем лесу особенно не спрячешься, но он может пойти за Хэлом в открытую. И что тогда тот скажет? Лес не его собственность, здесь все ходят, где хотят. Попытается отвадить Натана – навлечет на себя еще большее подозрение.

С тяжелым сердцем Хэл повернул назад. Ни пение птиц, ни нежное прикосновение теплого ветра его больше не радовали. Он старался не думать о гадком намеке, который Нат кинул напоследок, определенно зная, что бросает. И зная, разумеется, что Хэл все поймет.

Вовсе нет, упрямо повторял он про себя, продираясь через кусты и сминая золотые венчики цветов, ничего я не понял и понимать не хочу. Понятия не имею, что там Натан нес, может, у него вообще мозги набекрень по весне, чего его слушать.

Но в памяти против воли всплывали один за другим все те случаи, когда он возвращался домой в неурочное время, среди дня, а не к ужину или обеду и заставал дом странно пустым. Пустым и тихим. Лишь из комнаты Майло доносились какие-то тихие звуки, но дверь в нее всегда была заперта изнутри...

– Провались ты к Темному! – яростно выкрикнул Хэл и, схватив с земли ветку, со всей силы двинул ею по ближайшему дереву. Сухая, легкая, она разлетелась на мелкие кусочки, ничуть не приглушив злость Хэла.

Тогда он вцепился в молодое дерево, тонкое и гибкое, как хлыст, и принялся рвать его из земли. Деревце упрямо боролось за жизнь, гнулось, но не ломалось.

Хэл остервенело рвал и рвал, оставляя на гладкой коре клочья кожи с ладоней, выпуская наружу все накопившееся отчаяние, боль и тоску. В конце концов, стволик тихо, печально хрустнул, и Хэл, не удержавшись на ногах, сел в мох. Штаны моментально промокли, но он не обратил на это внимания – отшвырнув искореженное деревце, вцепился пальцами в волосы и закрыл глаза.

Думать об этом нельзя, невозможно. Главным образом потому, что уже ничего не изменишь и не вернешь. Майло доходит, осталось ему недолго. Не набрасываться же с кулаками на умирающего? И у Хэла нет никаких доказательств, потому что он много лет старательно закрывал на все глаза...

Нет-нет, тут же сказал он себе, ни на что я глаза не закрывал, потому что ничего не было. Не было, и все. Я здесь ни при чем, я не виноват, я...

Он вдруг понял, что плачет – горько, со всхлипами, с подвываниями. Размазывая по лицу грязь и кровь, подтянул к себе сломанное деревце. Крохотные, едва распустившиеся листочки уже начали терять свой блеск, как глаза только что умершего человека.

Вот и еще одна жизнь загублена, просто так, ни за что. Поистине, Дирхель Магуэно, ты разрушаешь все, с чем соприкасаешься!

Рассорился с Эдвардом, не смог защитить мать. Потратил скопленный семьей пласт, а потом струсил и не признался – и старшие братья ушли в неприветливый к чужакам, полный опасностей широкий мир. Что с тобой сделали бы, узнав про пласт, высекли? Да уж, наверное, не изгнали бы.

Испугался полупарализованного калеку, который только и может, что махать костылем, позволил ему изгаляться над собой и своей семьей, как он хочет! Ты не достоин дружбы Эдварда, возвращайся домой и продолжай влачить жалкое существование, для которого ты и был рожден. Больше все равно ни на что не годишься.

Всхлипывая, Хэл поднялся и медленно потащился через лес к деревне. И, хотя вокруг все пело и ликовало, оживая после зимы, он чувствовал себя так, словно уже умер, и ничто этого не изменит.

***

Сушь стояла такая, что даже дневной свет, казалось, отливал металлом.

Лето выдалось чуть ли не самым жарким на памяти Хэла. Огород постоянно требовал полива, а вот поле не польешь, надо ждать дождя, молить о нем Всемогущего.

Над деревней нависла, точно грозовая туча, единая для всех тревожная мысль – если так пойдет и дальше, хлеб осыплется раньше времени, урожай пропадет, и что тогда? Хорошо тем, у кого остались заначки с прошлого года. Некоторые, как Аганн, хранили уже смолотую муку, хотя это было непросто: плесень, жучки и мыши подтачивали запасы.

Хотя, конечно, если прижмет, съешь хлеб с чем угодно, хоть с жучками, хоть с плесенью, тут уж не до жиру.

Как ни странно, с наступлением летней жары Майло не только не закончил свой земной путь, но и значительно оправился и снова ковылял по дому, покрикивая, ругаясь, вспыхивая, как сухая солома, от каждого сказанного поперек слова.

Теперь это не просто раздражало Хэла – с каждой новой выходкой брата на глаза как будто опускалось что-то темное, а рука сама собой нашаривала полено, оглоблю или любой другой предмет, годный для нападения или защиты. И он собирался отнюдь не защищаться.

Весь последний год он работал, тяжело, не покладая рук, сильно вырос и возмужал. Всегда был крупным не по годам, а теперь смотрелся совсем взрослым парнем. Да он и был взрослым – именно на весну приходилось рождение Хэла, точную дату которого, конечно, никто не помнил и никогда не отмечал.

Он знал, что в конце концов не выдержит и прикончит Майло, и часто представлял себе это, словно проигрывая заранее будущие жуткие события, готовясь к ним. Воображал, как тщедушное тело брата отлетает на несколько метров от удара, ощущал злобную радость, которая вспыхнет при виде агонии его мучителя.

Но наказание за убийство – смерть, и если он убьет Майло... то наверняка окажется перед серой аркой, в то время как Эдвард будет стоять по другую ее сторону с мечом в руке.

Свершение само по себе ужас, но если ты должен казнить друга... мыслимое ли это дело? А зная отца Эдварда, Хэл легко мог представить, что тот и не подумает избавить сына от подобного испытания.

И это его останавливало. Не умоляющие взгляды матери, не просьбы отца потерпеть, ведь Майло так мало осталось... только мысль об Эдварде, о том, каково ему там, во Вьене, и о том, что нельзя делать его ношу еще тяжелее. Они не виделись уже целый год, но сердце Хэла, раз отданное кому-то, не изменяло своему выбору до конца.

Хотя находиться дома сейчас было вдвойне тяжело, он упрямо таскал воду, колол дрова, занимал себя делами во дворе. Крутился поблизости, лишь бы не оставлять мать наедине с Майло. В какой-то момент хотел обратиться к отцу, но мысль о том, что тот узнает о подобном, повергала Хэла в такой ужас, что он даже не рисковал обдумывать ее.

Нет, он выдержит все сам, до конца, как и хотел отец, а потом, когда кости Майло будут гнить в земле, с чистой совестью забудет эту историю и начнет с чистого листа.

Благородное решение, вот только жизнь с каждым днем тяготила Хэла все сильнее, превращаясь из радости и удовольствия в непосильную ношу. Дом, поле, огород и Майло на сон грядущий – какое-то прозябание, тягостное и унылое.

После памятной встречи зимой Натан, Бен и Арно сторонились Хэла. Да и он, честно говоря, не знал, о чем беседовать с ними. Они словно находились на разных берегах реки, мост через которую давно смыло. Ну не обсуждать же по двадцатому разу свадьбу Бена, будь она неладна!

Те, для кого один день похож на другой, перестают замечать все хорошее, что происходит в их жизни. Такая жизнь не имеет смысла, она проносится мимо, как облака по небу, не оставляя следа ни в душе, ни в сердце.

Наконец Хэл решил попытать счастья еще раз. Теперь, в середине лета, можно было выдумать любой предлог для похода в лес, и однажды утром он сразу после завтрака заявил матери, что пойдет собирать землянику. Получил в качестве посуды старый глиняный чайник без носика и, помахивая им, демонстративно пересек поле.

Несмотря на ранний час, в лесу было невыносимо душно. Нескончаемое стрекотание цикад, заслонявшее все звуки на поле, осталось позади, когда Хэл ступил под тень густо растущих деревьев. Он шел, не слишком задумываясь о цели путешествия, словно его успешность зависела от того, насколько хорошо получится спрятать собственные мысли. Слушал, как ветер цепляет деревья, смотрел на полосы облаков, скользивших по небу в просветах между кронами.

Он без помех добрался почти до самого дома Райни, с минуты на минуту впереди покажется знакомый забор. За год лес немного изменился, но все же не настолько, чтобы Хэл совсем потерял дорогу.

Внезапно он словно очнулся от грезы и в мгновенной вспышке озарения понял, что сейчас наконец увидит Эдварда. Откуда взялась эта уверенность, не знал, но сердце вспыхнуло от радости, словно друг уже стоял перед ним.

А вдруг Эдвард не захочет его видеть?

Но Хэл, невольно ускоряя шаги, с ходу отмел неприятную мысль. Прошел целый год, никто не может злиться так долго. К тому же он пришел, чтобы принести извинения, и начнет с них, чтобы сразу все расставить по местам. Эдвард суров, но все же не настолько, чтобы отказать в прощении человеку, к которому он всегда относился как к брату.

О флейте, упомянутой Натаном в их последнюю встречу, Хэл и правда давным-давно забыл – как и о настроении, в котором обычно играл на ней. Поэтому когда навстречу из кустов шагнули знакомые фигуры, слегка удивился. Как они нашли его без флейты?

Разве я играл? Разве я звал вас?

На этот раз путь ему преградили все трое – Натан, Бен и Арно. Последний смущенно прятал глаза, в то время как Натан и Бен сверлили Хэла колючими, далекими от дружелюбия взглядами.

– Опять прогуливаешься, братишка? – поинтересовался Натан. Его гладко зачесанные черные волосы взмокли на висках, в подмышках рубахи проступили темные полукружья. – Далеко забрался на этот раз.

Хэл остановился, остро чувствуя нереальность происходящего. В просвете между плечами Бена и Натана время от времени мелькало что-то светлое – до забора усадьбы Райни оставалось идти каких-то пару десятков метров. Лес шумел и волновался, горячий ветер не приносил облегчения, а лишь высушивал рот и губы.

Хэл молча, исподлобья глядел на мальчишек – а точнее, уже парней, – заступивших ему дорогу.

Бен, питавший слабость к пирогам своей матери, вырос очень крупным и массивным. Курчавая рыжая шевелюра напоминала вершину колонны какого-то храма, Хэл видел такие в одной книге. Мимо него не проскочишь, все равно что пытаться пройти сквозь стену.

Натана Хэл, пожалуй, легко уложил бы, будь они вдвоем, ну а об Арно и речи нет, как был замухрышкой, так и остался. Да еще и трус – переминается, будто хочет по малой нужде, да стреляет взглядом в кусты.

Поймав себя на этих мыслях, Хэл вздрогнул. Он что, и правда собирается пробиваться с боем к дому Эдварда? Конечно, усталость, жара, мошка и слепни донимают, и эти трое – досадное препятствие, но и только. Одолеть его силой не получится, слишком уж неравный расклад. Придется пошевелить мозгами; ну же, Хэл, раньше у тебя это прекрасно получалось!

Все так, да вот только он и правда устал. Не от жары, насекомых и других неудобств – устал все время притворяться, прятаться, скрывать свои чувства. Улыбаться, когда хочется выть, делать вид, что все в порядке, в то время как сердце умирает в груди.

Хэл хотел снова жить свободно, бездумно и радостно, как прежде, и злился, потому что ничего не выходило. Невозможно жить свободно, потому что свободы нет.

Во всяком случае в Калье.

Эй, хотелось сказать ему, я просто иду в гости к другу, вы не имеете права меня удерживать, это мой друг, а не ваш. Никакой вины он за собой не чувствовал. Какая уж тут вина, когда вот-вот умом тронешься от тоски.

– Вы что, ребята, следили за мной? – этот прямой вопрос попал точно в цель, как арбалетная стрела.

Бен слегка поморщился, Арно, раз за разом облизывая губы, снова отвел взгляд. Лишь Натан остался невозмутим.

– Помнится, в прошлый раз я тебя спрашивал, – голос его мог побить морозом траву прямо сейчас, в разгар лета, – если видишь, что друг ошибается, должен ли ты его остановить и предостеречь?

– Друзья не выслеживают друг друга в лесу, точно дичь.

Темные брови Натана сошлись на переносице.

– Мы были вынуждены, потому что ты, похоже, забыл, где проходит грань.

– Какая еще грань? – удивился Хэл. Пот струился по спине, да и его оппоненты потели, точно лошади под плугом.

– Черта, которая отделяет то, что можно, от того, что нельзя. – Внезапно терпение покинуло Натана, и он резко добавил: – Не прикидывайся дураком, Хэл! Зачем ты пришел сюда?

– Сюда? – Хэл продолжал изображать удивление, потому что внезапно сообразил, как себя вести. Ему хотелось расхохотаться от этой догадки, она была проста, как трель флейты, и должна была сразить противников наповал.

Потому что перед ним стояли уже не бывшие друзья, а враги, Хэл чувствовал это совершенно отчетливо.

Ну а с врагами все средства хороши.

– Это дом Свершителя, чего ты тут забыл?! – вдруг рявкнул Бен, разозленный столь долгим и явно бессмысленным разговором.

Хэл протяжно свистнул и крутанулся на пятках – в точности, как в детстве.

– Чего я тут забыл? Ну ребята, я думал, вы поумнее.

От такого нахальства холодное лицо Натана впервые исказилось злостью, а Бен сжал кулачищи. Хэл как ни в чем не бывало прихлопнул на шее особо надоедливого слепня и врастяжку произнес:

– Я здесь, потому что оказался круче вас всех, вместе взятых. Я встретил этого мальчишку, сына Свершителя, пару лет назад и втерся к нему в доверие. Стал буквально его лучшим другом, видел, как они живут, как становятся Свершителями, он мне все рассказал! А я теперь могу поделиться с вами. А? Как оно вам?

Он с насмешливой улыбкой скрестил руки на груди, восхищенный своим самообладанием и выдумкой. На несколько быстротечных мгновений ощутил себя прежним Хэлом, который мог вертеть недалекими приятелями, как считал нужным...

И вдруг увидел, что не сработало.

Мальчишки, жаждавшие вырваться из-под власти взрослых, пришли бы в восторг от подобного вопиющего нарушения правил. Хэл в очередной раз стал бы для них героем, который не боится ни Всемогущего, ни его Темного Лика, ни Белой Лихорадки, ни ужасного, отрубающего головы Свершителя.

Но стоявшие перед ним люди уже вступили во взрослую жизнь со всеми ее привилегиями и законами, и, чтобы гарантированно получить первое, надо было соблюдать второе. Они приняли правила игры, а одно из них гласило: «Тот, кто коснулся Свершителя или заговорил с ним, будет навеки проклят».

Бен и Арно подались назад, причем простецкую физиономию последнего исказила гримаса отвращения и ужаса. Натан остался на месте просто потому, тут же понял Хэл, что сказанное не стало для него новостью. Он лишь усмехнулся краем губ, демонстрируя презрение к столь жалкому маневру.

А Хэлу ничего не оставалось, кроме как отыграть роль до конца.

– Тю-ю, какие вы скучные! – протянул он. – Зря только старался... этот болван Свершитель мне столько интересного рассказал, я мог бы с вами поделиться, но раз вы такие дураки, оставайтесь в серости да в невинности...

И он решительно развернулся на носках, намереваясь уйти.

– Погоди-ка! – окликнул Натан. Он явно колебался, и Хэл внутренне возликовал. Обернулся с видом скучающего безразличия.

– Ну чего еще?

Натан переступил с ноги на ногу и, переглянувшись с Беном, произнес:

– Поклянись, что все это было лишь для смеха. Что ты не сдружился со Свершителем... по-настоящему, – последнее слово он буквально выдавил из себя, словно оно обжигало язык. Бен и Арно дружно сложили пальцы в знак защиты против Темного Лика. Хэл чуть не расхохотался, такой у них был нелепый вид.

– Ну конечно, какая может быть дружба со Свершителем? – легко произнес он. – Они ж нелюди, это всем известно. Я бы никогда...

– Поклянись! – с неожиданной настойчивостью повторил Натан, вновь сдвигая брови. – И мы забудем, что видели тебя здесь.

Хэл закатил глаза.

– Всемогущий со мной! Ладно, клянусь, если это тебя успокоит. Клянусь, что лишь притворился другом Свешителя, чтобы вызнать все его тайны, а потом посмеяться над ним. Клянусь, что и в мыслях не держал дружить с ним по-настоящему...

Нет, это и в самом деле смехотворно! Но Хэл был готов сказать что угодно, лишь бы усыпить подозрительность этой троицы. Они уже следили за ним и вполне могут продолжить в том же духе. Лучше перестраховаться. Слова в конечном счете не имеют значения, потому что даются слишком легко. Важны лишь дела. Поступки, которые совершаешь.

И все-таки внутри неприятно кольнуло, словно Хэл и в самом деле отрекался от Эдварда в этот миг. Он поднял глаза на парней, надеясь, что, по крайней мере, не зря осквернил язык ложью и произвел на них нужное впечатление... и застыл, точно все кости в один миг превратились в камень.

Перед ним стояли уже не трое, а четверо.

За спинами Натана и Бена возвышалась фигура в черном, превосходящая их ростом почти на голову. Кожаная куртка, наглухо застегнутая, несмотря на жару. Высокие сапоги со шнуровкой, из-за плеча выглядывает рукоять огромного двуручного меча, блестящие, как смоль, волосы заплетены в строгую косу.

Смуглое лицо Эдварда цветом напоминало бумагу, на которой Хэл так долго и с таким упорством выводил закорючки первых слов. Темные глаза впились в Хэла, и для того в один миг исчезло все, кроме этих глаз. А взгляд их проникал все глубже, точно копье, пронзая душу и сердце. В нем смешались гнев и отчаяние, но их перекрывала, захлестывала боль – черные озера боли.

Хэла охватило ощущение, как при начинающейся лихорадке, словно с него, точно с зайца, содрали шкурку и обнаженная плоть открылась миру. Позабыв обо всем, он бросился к Эдварду, но тот уже сделал шаг назад и исчез, как умел только он, бесшумно растворившись между деревьями.

Хэл с размаху налетел на Натана и Бена, те отбросили его прочь.

– Ты что, обезумел?! Что с тобой?

– Пусти! – прохрипел Хэл, бросаясь на них вторично.

Он и впрямь словно сошел с ума. Мысль о том, что Эдвард не слышал их предыдущего разговора и принял дурацкую клятву за истину, жгла, как раскаленное железо. Нужно срочно все объяснить, вымолить прощение, а трое идиотов мешали ему.

– Никак Свершитель навел на него порчу! – пропыхтел Бен, вновь отталкивая Хэла. – Нат, держи-ка его покрепче! Оттащим в деревню, а там разберемся...

И тут Хэл молча, коротко размахнувшись, врезал ему по носу. В пальцах огнем вспыхнула боль, под кулаком что-то хрустнуло и тошнотворно поддалось, точно сустав сырой курицы под ножом.

Бен отшатнулся, но не упал, а Хэл тут же навесил плюху Натану, схватившему его за плечи и, проскользнув между ними, бросился к маячившему между деревьями забору.

– Эдвард, стой! Подожди! Эд...

На спину словно рухнула целая гора, и Хэл упал ничком под ее тяжестью. В грудь врезались острые сучки, что-то ударило в подреберье, чуть не вышибив из него дух.

Отчаяние придавало сил – он вырывался из удерживавших его рук, как взбесившийся хорек. Хотел крикнуть снова, позвать Эдварда на помощь, но дыхания не хватало. Да и пришел бы Эдвард, даже если бы услышал зов?

Теперь, скорее всего, нет.

Бен навалился сверху, не давая вздохнуть, Натан пытался связать Хэлу руки своим поясом. Где-то в невообразимой дали причитал Арно:

– Что ж это, Всемогущий?! Что же это?

Хэлу удалось еще пару раз зацепить ногой Натана, и тот взвыл:

– Да держи ты крепче, Бен, долго я еще буду огребать?! К Темному, вот же вырос, здоровый гад, на нашу голову...

– А, чтоб тебя...

Бен вдруг приподнялся, и Хэл вздохнул свободнее. Резко дернулся, пытаясь встать, и тут крепкая рука схватила его за плечо, перевернула на спину и сильнейшим ударом в лицо впечатала в лесную подстилку.

Хэл словно провалился в черный бархатный колодец; далеко наверху маячили головы склонившихся над ним Бена и Натана. Он успел ощутить злорадное удовлетворение при виде крови на их растерянных физиономиях, а потом мир сомкнулся вокруг, сжался в каплю света, испарявшуюся на глазах. Накатил покой, безграничный и почти сладостный.

И хотелось, чтобы он длился вечность.