Текст книги "Мы — это мы (СИ)"

Автор книги: Ксения Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

11

Топот бегущих еще не стих в отдалении, а Эдвард уже прошел в кухоньку, расположенную справа от прихожей, и при свете лампы оценил нанесенный ущерб.

– Извини, – виновато произнес Хэл, присоединяясь к нему.

Эдвард пожал плечами.

– За что, не ты же камень бросил, – он смахнул со стола и табуретов стеклянное крошево и взялся за метлу, – заменю, не страшно.

– Так у вас часто такое бывает? – недоверчиво спросил Хэл, наблюдая за его ловкими движениями.

Кухня в доме Свершителя была еще меньше, чем у лекаря и его жены, только здесь царил идеальный порядок. На жестяном листе, прибитом к полу перед плитой – ни уголька, посуда развешена по стенам вперемешку со связками лука, пучками душистых трав и листьев. Стол тоже чистый, посередине надколотый глиняный кувшин и пара грубых деревянных кружек. Все на своих местах, ничего лишнего.

– Да считай каждый раз, как в городе гулянье. Мы уж привыкли, внимания не обращаем. Вон, отец и не спустился даже.

Хэл выглянул из кухни, осмотрел темную лестницу на второй этаж и невольно понизил голос:

– Он спит?

– Может, спит, может, просто у камина сидит, отдыхает, – Эдвард ссыпал осколки в мусорное ведро, – он последнее время что-то прихварывает, а лекарь, сам понимаешь. Я ему помогаю, чем могу, но... эх, мне бы еще парочку книг по медицине! – с неожиданной страстью произнес он, и смуглое лицо осветилось знакомым Хэлу выражением – безудержной жаждой нового. – Да где их взять, надо в Тэрас идти, покупать у Искателей...

Он со вздохом присел к столу, налил из кувшина ягодной воды себе и Хэлу, заботливо спросил:

– Подогреть? Я мигом плиту затоплю.

– Нет-нет, и так нормально! – заверил его Хэл. – Жарко от плиты-то будет.

– А я люблю тепло, – усмехнулся Эдвард и подпер подбородок ладонью. Черты его разгладились, утратили привычную жесткость, и Хэл вдруг понял, что друг откровенно наслаждается моментом. Неудивительно, прошел целый год с тех пор, как они вот так спокойно сидели и болтали о том о сем.

Если уж Хэлу было одиноко, можно лишь отдаленно представить, как терзало одиночество Эдварда.

– Слушай... насчет той клятвы, про которую парни... – неуверенно начал Хэл, но Эдвард его перебил:

– Не хочу знать.

– Уверен? – Хэлом владело двойственное чувство. Не хотелось, чтобы между ними оставалась хоть малейшая недоговоренность, и в то же время не отпускал подспудный страх.

А что, если все-таки сбудется?

– Раз все сказанное тобой тогда не имеет значения, – Эдвард в упор посмотрел на Хэла, и тот не отвел взгляд, – значит, и эта клятва, какой бы она ни была, тоже.

Хэла слегка отпустило.

– Ты прав, она не считается, – весело заявил он, – к тому же, я, когда ее произносил, держал в кармане фигу.

Брови Эдварда изумленно изогнулись, а потом он фыркнул и засмеялся, Хэл просто ушам своим не поверил. За все время знакомства ему удалось рассмешить Эдварда едва ли пару раз, и сейчас этот тихий смех заставил его буквально воспарить к облакам.

Теперь он точно знал – все вернется, таким же, как было, а может и лучше.

У него получилось.

Получилось.

***

Никем не потревоженные, они просидели за столом до самого утра. Ближе к середине ночи Эдвард все же затопил плиту и угостил Хэла потрясающей картошкой, запеченной в молоке с какими-то травками. Потом бесшумно сбегал наверх, принес темную мазь в стеклянной баночке и вручил Хэлу с заверением, что для заживления ран во всем мире лучше ничего не найти. И Хэл ни на секунду в этом не усомнился.

Воскрешение их связи напоминало утро в лесу, когда заря неторопливо освещает ветку за веткой.

Мотылек, с сухим шелестом метавшийся по кухне, присел на стену и оказался кремовым, узорным, словно выточенным из розоватой древесины яблони. Ночь была безгранична, как море из книги «Остров сокровищ»; в разбитое окно вливался теплый ветер, и темнота засасывала Хэла, точно водоворот.

Но потом он приходил в себя, снова слушал Эдварда, который все говорил и говорил, без остановки, и поражался перемене, произошедшей с другом. Тот словно бы ожил или пробудился ото сна – именно такое чувство владело и самим Хэлом.

Как будто ему долго-долго снился тягостный, тяжелый сон, и вот наконец он проснулся.

Когда ветер стал прохладнее и голубовато-серый отсвет упал на осунувшееся, но все такое же мягкое лицо Эдварда, Хэл через силу произнес:

– Пора мне, наверное...

Эдвард тут же поднялся, решительный и собранный, точно воин перед боем.

– Пошли вместе, я все равно собирался заглянуть домой после карнавала. Ну и вообще... на всякий случай.

– Думаешь, при тебе они не осмелятся ко мне прицепиться? – улыбнулся Хэл, накидывая плащ. Счастье свернулось в груди теплым, нежным облачком, и от этого так и тянуло постоянно улыбаться, как какого-нибудь деревенского дурачка.

– Конечно нет, ведь я наводящий ужасную порчу Свершитель, – серьезно ответил Эдвард, и Хэл едва успел зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.

Закутанные в плащи, они выскользнули из дома и двинулись вверх по улице с котомками за плечами. Небо отливало цветом в синяк, розовые, точно плоть, облачка плыли за бело-серыми кучевыми, намекая, что день предстоит холодный и ясный.

С утра действительно похолодало, на пустынные улицы опустился белый туман, свиваясь в кольца в подворотнях и придавая домам таинственный вид. Кругом валялись объедки, брошенные лотки, разбитые прилавки, дешевые берестяные маски и бумажные разноцветные ленты, втоптанные в грязь. Вьен выглядел так, словно его всю ночь грабила орда разбойников.

Горожане спали мертвым сном после карнавала, и Хэл с Эдвардом преспокойно шли бок о бок прямо по середине улицы.

– Здорово, да? – негромко произнес Хэл. – Вот бы всегда так ходить!

Эдвард скептически поднял брови.

– По такой грязи и среди куч мусора?

– Вместе и не таясь, балбесина!

– А-а-а! Ну об этом можешь не мечтать. И поосторожнее, у домов есть глаза и уши. Накинь-ка капюшон.

Хэл легкомысленно махнул рукой. Он чувствовал себя так, словно в жилах текла не кровь, а расплавленная сталь, словно он мог идти босиком по раскаленным углям.

– Да кто меня узнает, я во Вьене вообще не бываю, – но послушно набросил на голову капюшон и, плотно прижав ткань к щекам, повернулся к Эдварду, – смотри, я Робин Гуд! Я граблю богатых и отдаю их бедным!

Эдвард прыснул.

– Кого, богатых?

Но Хэла уже опять несло, только теперь на волне нестерпимого счастья; он подхватил с мостовой какую-то деревяшку и, уперев ее в грудь Эдварда, точно меч, преградил ему дорогу.

– Стой и не шевелись, путник! – торжественно произнес он. – Немедленно признавайся, ты богатый или бедный?

Глаза Эдварда весело блестели, щеки потемнели от румянца, но он с неожиданной серьезностью произнес:

– Я богатый.

– Ах так! Тогда немедленно отдавай богатство, или смерть тебе! – Хэл свирепо сдвинул брови, хотя внутри все дрожало от еле сдерживаемого смеха.

– Не отдам! – Эдвард гордо вскинул голову и неожиданно улыбнулся чуть ли не до ушей. Хэл еще ни разу не видел у него подобной улыбки, она была словно солнце, брызнувшее в разрыв между туч. – Забрать мое богатство никому не под силу.

– Никому? – поддержал игру Хэл, хотя во рту у него вдруг пересохло, и он невольно опустил руку с импровизированным мечом.

Эдвард стоял перед ним, под быстро светлеющим небом, глаза его сияли, и весь город, полный людей, ненавидящих его, словно отодвинулся куда-то в неизмеримую даль.

Остались только они вдвоем.

– Никому. Ни одному человеку, – уверенно подтвердил Эдвард. Улыбка его стала слегка смущенной, но он все так же решительно закончил: – Потому что мы – это мы.

– Мы – это мы! – негромко повторил Хэл, задыхаясь от волнения.

И тут старческий голос откуда-то сверху проскрипел:

– А ну пошли вон, оглоеды! Спать дайте!

Глаза Эдварда смешно округлились, он захлопнул ладонью рот и, махнув Хэлу, помчался вниз по улице к воротам.

Хэл, давясь от смеха, последовал за ним.

***

Ворота, конечно же, стояли нараспашку, пьяный патруль безмятежно похрапывал в караулке – заходи, кто хочешь. Хвала Всемогущему, разбойников и правда извели, прежде подобная беспечность могла бы дорого обойтись вволю попраздновавшему городу.

Хэл и Эдвард спустились с дороги и пошли через поле к лесу, огибая доисходные развалины. Они тоже тонули в тонкой кисее тумана, седая от росы трава вмиг промочила сапоги.

– А дверь-то мы не заперли! – вдруг спохватился Хэл. – Как же твой отец?

– В дом Свершителя никто по доброй воле не войдет, – успокоил его Эдвард, – твои... друзья вчера, если помнишь, даже к крыльцу не подошли, хотя явно очень хотели.

Хэл нахмурился.

– Они мне не друзья. Знать их больше не желаю.

Эдвард тихонько вздохнул.

– Ты чего? – встревожился Хэл. Перенесенные испытания научили его ценить вновьобретенную дружбу, и он бдительно следил, чтобы она оставалась кристально-прозрачной, без малейших недомолвок.

– Не хочу, чтобы ты выбирал между мной и своим миром. – В голосе Эдварда прорезалась печаль. – Хотя, боюсь, этого уже не избежать.

«Но вспять безумцев не поворотить, они уже согласны заплатить» [Владимир Высоцкий, «Баллада о любви»] – вдруг всплыла в памяти Хэла строчка из тех далеких времен, когда он валялся на ковре из козьих шкур у камина и с распахнутыми глазами слушал Эдварда. Слушал все подряд с одинаковым восторгом – романы и баллады, легенды и песни, стихи и древние сказания...

– Давай не будем загадывать наперед! – решительно произнес он и первым вступил под своды леса. – На самом деле никто не знает, что будет завтра...

Эдвард пожал плечами.

– Я знаю. Буду там же, где и всегда. Впрочем, ты прав, не будем загадывать. Лучше скажи, ты дочитал «Остров сокровищ»?

Хэл улыбнулся, и они двинулись через утренний лес, непринужденно беседуя. Оглушительно пели птицы, воздух был чист какой-то прохладной, сияющей чистотой, в нем еще ощущался вчерашний дождь.

– Это что-то новенькое, – вдруг заметил Эдвард, когда они шли вдоль края очередного оврага. Земля в лесу была такая неровная, словно ее взбаламутили гигантской ложкой, и все ямы, канавы и овраги так и застыли навечно.

Хэл проследил за взглядом друга и невольно вздрогнул.

Огромное дерево рухнуло и увлекло за собой изрядный кусок берега, сделав овраг на порядок шире. Видимо, оно давно уже держалось на честном слове, и вчерашний дождь его доконал.

По странному капризу природы, упало оно не в овраг, а аккурат на тропу, которой Эдвард обычно ходил в город. Хэл невольно про себя возблагодарил Всемогущего за то, что друг остался цел.

Они приблизились и очутились словно в шалаше, образованном пышной кроной. Так странно было видеть на земле то, что должно быть в небе. Листва уже начала увядать, от умирающего дерева исходил тяжелый, сладковатый запах обнажившейся сердцевины. Запах тлена – как схож он у всех живых существ, даже не имеющих, казалось бы, ничего общего!

– Скверная примета, – прошептал Хэл и поспешил выбраться на другую сторону тропы.

Эдвард спокойно пожал плечами.

– Всего лишь упавшее дерево. Не стоит видеть руку Всемогущего там, где ее нет.

– Ты совсем не веришь во Всемогущего Отца? – поинтересовался Хэл, когда они продолжили путь. Солнце уже поднималось над лесом, пыталось пробиться сквозь полог листвы упрямыми лучами.

– Не особо, – признался Эдвард, – трудно представить, что в мире существует высшая сила, которой понадобилось, чтобы я стал тем... кем стал. А если это действительно так, то и подавно не хочу иметь с ней никаких дел.

Они перебрались через очередной овраг, на дне которого журчал вялый ручеек, и шли теперь прохладным ельником. Отсюда до деревни было уже рукой подать, но возвращаться туда Хэлу совершенно не хотелось.

Эдвард шагал себе и шагал, не заговаривая о том, что пора бы разойтись в разные стороны, и Хэл воспрял духом. Быть может, удача снова ему улыбнется и он хоть одним глазком заглянет в заветную библиотеку?

Он уже собирался завести об этом разговор и даже открыл рот... и тут же закрыл его, потому что понял – никакая библиотека ему не светит, во всяком случае сегодня.

В густой тени елей подлесок почти не рос, но из зарослей кустов чуть дальше, у края просеки, одна за другой появились знакомые фигуры.

Одна, две, три... четыре?

Хэлу захотелось протереть глаза, тем более что их нещадно жгло после бессонной ночи. Нет, все верно, не три фигуры, а четыре. Только одна из них с костылем под мышкой.

Эдвард медленно остановился и скрестил руки на груди. Лицо его, только что такое живое и расслабленное, вновь превратилось в бронзовую маску. Хэл встал рядом и, наблюдая за приближением четверки, чувствовал, как внутри все привычно скручивается в тугой узел. Он знал, что противостояния не избежать, но никак не ожидал, что придется ввязаться в него прямо сейчас, таким чудесным утром, когда он, с одной стороны, жутко устал, а с другой – хотел видеть и слышать только хорошее.

Все четверо остановились прямо перед Эдвардом и Хэлом. Натан, Бен и Арно вместе, Майло чуть в стороне, словно не желая иметь с ними ничего общего. Лазоревые глаза старшего буравили лицо Хэла, и тот чувствовал себя, как крот под занесенным штыком лопаты. В ноздри проник знакомый, но по-прежнему невыносимый запах Майло – резкий и грубый, точно из клетки с диким животным.

Откуда-то вынырнула мысль, что от Эдварда удивительным образом почти не пахнет потом. Ну или исходящий от него запах совершенно не раздражал.

Пусть и несвоевременная, мысль эта немного отвлекла Хэла и помогла справиться с гнетущим страхом, вызванным внезапной встречей. Он подбоченился и громко произнес:

– В чем дело, парни? Дайте пройти, я устал после карнавала и хочу побыстрей до подушки добраться.

От такого нахального заявления Натан поперхнулся слюной и закашлялся. Бен побагровел от ярости, его курчавая рыжая голова казалась объятой пламенем. Арно сжался, словно хотел казаться еще меньше и незначительнее, чем был на самом деле. Только в его глазах Хэл не увидел злости, лишь сочувствие и скрытый страх, с каким люди наблюдают за душевными порывами, которые им не дано понять.

Один лишь Майло никак не отреагрировал. Стоял себе, повиснув тощим телом на костыле, и, слегка прищурившись, переводил взгляд с Хэла на Эдварда и обратно.

Главный мотив заиграл, как всегда, Натан.

– Ах ты лживая дрянь, еще смеешь издеваться над нами после всего, что натворил?!

– А что я натворил? – искренне удивился Хэл. – Я был на карнавале, а это вот мой приятель, в городе познакомились. Звать Израэлем...

Углы губ Эдварда чуть заметно дернулись, и он слегка склонил голову в поклоне:

– Израэль Хэндс, к вашим услугам. [Израэль Хэндс – британский пират XVIII века, ставший прототипом одного из действующих лиц романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ»]

Воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь веселым щебетанием какой-то птахи прямо над головой Хэла. А он, воспользовавшись тем, что противники потеряли дар речи от его наглости, продолжил вдохновенно врать:

– Израэль из Тарнатаны, прослышал о замечательном плуге, который я изобрел, вот, пошел со мной, чтобы на него взглянуть.

При словах «который я изобрел» лицо Эдварда вновь дрогнуло, однако он не моргнув глазом подтвердил:

– Мы слыхали, в том году в Калье неслыханный урожай собрали благодаря этому плугу, как же мне повезло встретить на карнавале его создателя собственной персоной!

Хэл не ждал, конечно, что ему поверят, и городил чушь просто от отчаяния, чтобы хоть как-то оттянуть неизбежный и пугающий момент конфронтации. Каково же было его удивление, когда на лицах Натана, Бена и Арно начало все отчетливее проступать неуверенное выражение.

И тут он сообразил – они попросту не узнали Эдварда! В детстве, встретив его в лесу, гнали, точно дичь, и видели, естественно, только спину. Волосы у Эдварда с тех пор сильно отросли и были заплетены в косу, прежде он никогда не носил их так.

И главное, на нем не было куртки и плаща Свершителя, черного с желтой каймой и вышивкой в виде перекрещенных меча и плети. Он надевал их только в городе, как свою рабочую одежду.

– Э-э-э... правда, что ль? – выдавил Бен, недоверчиво осматривая Эдварда с ног до головы.

Натан и Арно молча переглядывались, словно спрашивая друг у друга совета.

– К Темному, ну конечно правда! – возмутился таким недоверием Хэл. – Парни, за кого вы меня принимаете? Я ж поклялся! Да мы с Изрой полночи просидели в «Чертополохе», не верите мне – спросите тамошнего хозяина иль патруль. Мы слегка заплутали, патрульные нам дорогу к «Чертополоху» указали.

Лучшая ложь – слегка измененная правда, в чем Хэл уже не раз убеждался.

И сейчас готов был поклясться, что они с Эдвардом вот-вот выскочат из ловушки. Так оно, скорее всего, и случилось бы.

Если бы не Майло.

– Ну Хэлли, – со зловещим спокойствием, чуть ли не ласково произнес он, – тебе бы не плуги изобретать, а писать книжки. И, пожалуй, ты бы скоро этим и занялся. Вместо работы, верно?

Тут он задрал рубашку, вытащил из-за пояса «Остров сокровищ» и смятые листы бумаги, на которых Хэл тренировался в письме, и швырнул их под ноги Эдварду.

Поразительно, но тот даже не пошевелился. Хэл метнулся вперед и успел схватить книгу, прежде чем она пострадала от соприкосновения с влажным мхом.

– Ты что творишь?! – рявкнул он, вытирая ветхую обложку подолом рубахи и бережно засовывая книгу в котомку. – Совсем рехнулся?

– Да нет, я-то как раз в здравом уме, – все так же не повышая голоса, процедил Майло. Они с Эдвардом все мерялись взглядами, точно два драчуна, пытающихся определить, кто возьмет верх в схватке. – Чего нельзя сказать о тебе, как я вижу.

– Так это... – начал было Натан, но Майло, не глядя на него, бросил:

– Заткнись! Конечно, это он, три придурка, не знают даже, как выглядит Свершитель!

Натан побледнел.

– Эй, придержи язык, обмылок! Только благодаря нам ты вообще дотащился сюда!

Майло ощерился на него, точно собака, но лишь на миг – он не отрываясь смотрел на Эдварда.

– Можно подумать, ты знаешь, как выглядит Свершитель! – пошел в атаку Хэл. Сердце тяжелыми, упругими толчками билось где-то между ключиц. – Ты в жизни дальше околицы не был! Чем докажешь, что это он?

– Да я тебя как облупленного знаю! – заорал, надсаживаясь, Майло. – Ты спутался со Свершителем, и сейчас он стоит рядом с тобой, так что попробуй сам докажи, что это не так!

Хэл фыркнул, изображая пренебрежение, хотя губы онемели и плохо слушались.

И тут неожиданно заговорил Эдвард, причем обратился не только к Майло, но и ко всем присутствующим:

– Вы, вероятно, не знаете, но ни один человек не обязан доказывать свою невиновность. Наоборот, обвинители должны предъявить доказательства его вины. До Исхода это называлось презумпцией невиновности, и сия концепция нисколько не утратила актуальности оттого, что цивилизация, практиковавшая ее, исчезла.

Хэл с трудом поборол желание зажмуриться покрепче, хотя на враз поглупевшие лица Натана и Бена стоило посмотреть.

Майло зловеще усмехнулся, обнажив гнилые зубы.

– Думаю, никаких других доказательств не требуется, верно? Или жители Тарнатаны – жутко образованные ребята, или перед нами человек, большую часть времени проводящий, зарывшись в Темным проклятые книжки, как клоп в ковре!

Эдвард неловко переступил с ноги на ногу, осознав свой промах. И тут Хэл, собравшись с духом, шагнул вперед:

– Ну хватит уже. Пропустите нас и больше не преследуйте, – и, глядя прямо в пылающие глаза Натана добавил: – Да, я поклялся, но и вы клялись, что не будете больше меня выслеживать. Выходит, мы все солгали. Я буду жить так, как хочу, понятно? Ваша жизнь мне не нравится!

Натан с воплем ярости бросился к нему и словно с размаху налетел на стену. Потому что Эдвард неуловимым движением оказался у него на пути, и Нату, чтобы не коснуться Свершителя, пришлось буквально упасть навзничь.

Бен и Арно бросились к нему и помогли подняться.

– Прячешься за спину дружка, Хэл? – От злости у Натана даже пена выступила в углах рта, как у бешеной собаки. – Но в деревню он с тобой не пойдет, там другие порядки и тебе придется жить так, как мы велим! Так, как живут все, тебе ясно?!

Хэл молча вскинул голову. Мысли смешались, лицо пульсировало от прилива крови, но сдаваться он не собирался. Он уже предал Эдварда один раз и дал себе клятву, что это не повторится. Ни за что.

Майло, не обращая внимания на Натана, все еще выкрикивавшего оскорбления и угрозы, двинулся прямо к Хэлу. Эдвард покосился на него, но не стал препятствовать – может, из-за его родства с Хэлом, а может, из-за увечья. Майло и впрямь представлял собой жалкое зрелище.

Но Хэл-то знал, насколько обманчива эта внешняя немощь.

Опираясь на костыль, Майло подковылял к брату и произнес железным тоном:

– Идем, Хэл. Повалял дурака, и хватит. Даже идиот сообразит, что якшаться со Свершителем – полное безумие. Такую тайну не сохранить, тебя изгонят.

– Я хранил ее больше двух лет, – возразил Хэл, и по худому лицу Майло скользнула мгновенная гримаса ярости. Прежде младший не смел его перебивать, – и буду хранить дальше. И ты тоже ничего не скажешь и велишь этим, – он махнул рукой в сторону парней, – держать язык за зубами.

– Это почему же? – спокойно осведомился Майло, хотя было видно, что он сдерживается из последних сил. Под сморщенной желтой кожей на шее конвульсивно подергивалась мышца.

Хэл приблизился к нему почти вплотную, стараясь дышать ртом – воняло от старшего невыносимо. И все же он не хотел, чтобы сказанное долетело до чьих-либо ушей, даже Эдварда. Это касалось только их семьи.

– Потому что иначе я расскажу всем, к чему ты принуждал мать... все эти годы. Когда вы оставались с ней дома только вдвоем.

В глубине души он ждал, даже надеялся, что сейчас Майло расхохочется ему в лицо и скажет, что он все выдумал. Всемогущий свидетель, как Хэлу хотелось, чтобы это было именно так, пусть даже он терял единственный козырь в борьбе за возможность жить собственной жизнью.

Но нет.

Дыхание Майло сорвалось. Хэл всегда думал, что выражение «потемнели глаза» – чисто поэтическое, но сейчас глаза старшего буквально почернели. От потрясения зрачки расширились, изгнав из радужек привычную голубизну.

– Я ее не принуждал, – хрипло произнес он, тоже понизив голос почти до шепота, – она сама... этого хотела. Для меня. И ты ничего не докажешь, она будет все отрицать.

– Я это сделаю на общем собрании, перед старейшинами и всей деревней, Всемогущим клянусь. Ты знаешь мать, врать она не умеет. Любой поймет по ее лицу, что все сказанное мной – правда.

– Ты... – Майло дышал все тяжелее, тощая грудь под рубашкой вздымалась рывками. – Ты не посмеешь. Как ты можешь? Это твоя мать и ради какого-то нелюдя...

Кулаки Хэла сжались.

– Я сделаю это ради первого в моей жизни настоящего друга, человека, которому, в отличие от всех вас, не наплевать на меня. Оставьте нас в покое, понятно? Твое время прошло, Майло. И тебе со мной не справиться...

Он понял ошибочность последних слов сразу же, как произнес их, но было уже поздно. Самое опасное, что можно сделать, – это швырнуть в лицо находящемуся на грани человеку правду о нем самом. Трусу нельзя говорить, что он трус, а слабаку, что он слабак.

В стремлении доказать самому себе, что это не так, самый робкий и тщедушный человек может совершить ужасное.

Отбросив костыль, Майло с безумным воплем вцепился в горло Хэла, и они вместе повалились на землю. Высохшее тело старшего весило немного, но он был высоким и костистым и стал бы настоящим силачом, если бы не болезнь. А руки, на которые почти всю жизнь ложился вес тела, несмотря на худобу, обладали неимоверной силой, сейчас удесятерившейся от ярости.

Они катались по сухой хвое, приминая редкие сорняки и чахлую еловую поросль; Хэл задыхался, но никак не мог оторвать брата от себя. Где-то над ними гомонили Натан и Бен, что-то говорил Эдвард, но сделать они ничего не успели, все закончилось буквально в несколько секунд.

Острые пальцы Майло вдавились в шею Хэла, которая накануне уже сильно пострадала от хватки Эдварда. Боль была такая, что Хэл света белого не взвидел и, желая лишь одного – чтобы это прекратилось, – с размаху ударил брата головой в лицо, прямо между глаз.

Руки Майло разжались, Хэл скинул с себя вонючее, костлявое тело, и его тут же вырвало. Он лежал на животе, лицом в мох, держась руками за горло, а в голове билась мысль, что его стошнило при Эдварде. Худшего унижения не придумаешь. Но болело так сильно, что ему почти сразу же стало наплевать, и когда крепкие руки ухватили его за плечи и помогли подняться, он уже забыл о своем позоре.

– Хэл, ты как? Хэл? – повторял Эдвард, обеспокоенно заглядывая ему в лицо.

Не в силах говорить, Хэл только помахал рукой, мол, нормально. Хотя по ощущениям в горле точно что-то повредилось, он не удивился бы, если б ртом пошла кровь. Поспешно развернулся, понимая, что ничего еще не закончилось.

Однако Майло почему-то продолжал лежать без движения, над ним склонились Бен и Арно. Натан стоял в стороне, с отвращением наблюдая, как Эдвард поддерживает кашляющего Хэла.

– Темный меня забери... – Бен поднял растерянный взгляд. – Он, кажется, того…

Хэл не мог говорить, только нахмурился и, отпихнув Бена, опустился на колени рядом с братом.

Он никогда прежде не видел смерть так близко, но сразу ее узнал. Видимо, старшему из сыновей Магуэно и правда недолго оставалось. Даже такой, в общем-то, не сильный удар довершил дело.

Майло лежал на спине, безгубый рот скривился, широко открытые глаза выражали безмерное удивление, которое он еще успел испытать за мгновение до смерти.

Чему он удивился? Что брат, никогда не дававший ему отпор, наконец потерял терпение? А может, увидел вдали Тот Берег и поразился его красоте?

Хотелось бы верить, что второе.