Текст книги "Отказаться от благодати (СИ)"
Автор книги: Ксения Ангел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Ксения Ангел
Отказаться от благодати
Пролог
Говорят, умирать не страшно. Безбожно врут!
Все эти сказки про жизнь, проносящуюся перед глазами, про ясность сознания и смирение перед неизбежным – ложь чистой воды. Выдумки.
Был страх. Падение на твердый пол. А перед ним – боль, ослепительная, острая. Один миг всепоглощающей боли, которая схлынула, утихла, перерастая в пульсацию в районе пупка… В спину нещадно давили складки нового пальто. Уши будто ватой заложило, белесая пелена перед глазами мешала сосредоточиться. Единственное, что я видела четко – небо. Не всю панораму, а лишь жалкий клочок, ограниченный размером стеклянного потолка и разделенный на секции оконными перегородками. Крупные звезды, обильно рассыпанные по темному своду, и желтый бок луны. Этот бок периодически расплывался или делился на несколько полупрозрачных отпечатков.
Пахло талым снегом и влажной землей. Волосы на затылке намокли, одежда пропиталась грязью, принесенной с улицы на ботинках, и противно липла к коже. Почему-то мысль о том, что умирать приходится в грязи, досадовала сильнее всего. В кармане пальто настойчиво вибрировал мобильный телефон. Если кому-то и нужно было сказать мне что-то важное, то он явно опоздал.
Смерть… Слишком пошлое, затасканное, пафосное слово, и ничего, по сути, не отражает. Слова вообще мало значат, главное – поступки. В тот день мне это доказали доходчиво.
Тогда я, помнится, подумала, что скоро потеряю сознание, и все закончится. Совсем все. Навсегда. И на смену страху пришла обида – детская, полуистеричная даже. Стоило столько бороться, чтобы вот так бесславно умереть в окружении людей, которые только и ждут, когда ты, наконец, подохнешь? Людей, уважение которых так и не удалось завоевать…
А я ведь, по сути, и не жила. Не позволяла себе никогда. До чего же досадно, кто бы знал! Тоже мне, правительница нашлась. Лежу, истекая кеном, прижимая руку к животу, стараясь остановить уходящую в никуда энергию. Дыру в жиле, в отличие от колотой раны, не заткнешь. А жаль. Сейчас больше всего на свете хочется именно выжить, а потом судить этих предателей. С каким удовольствием я бы огласила приговор! Плюнула бы в их наглые, самодовольные рожи. Улыбнулась бы в ответ на перекошенное лицо Роба и закипающую ярость Тамары. В воображении я была белой мстительницей, королевой, на деле же – неудачницей, подыхающей в грязи.
Так, видимо, мне начертано.
Лежу, ловлю губами воздух, смотрю на небо. На бесстыдно раскинувшееся тело его, усыпанное родинками звезд. Холодно. Так холодно, что зубы сводит. Боли нет. Слабость только, кончики пальцев немеют, а жила пульсирует, нехотя выпуская остатки жизненной энергии. Звезды померкли, потускнел лунный огрызок в мутном стекле потолка.
Жизнь прошла, и я не жалею, ведь я очень старалась прожить ее правильно, так о чем жалеть? Разве что об одном – главного я так и не сказала. Самый важный человек так и не узнал о том, что я долго и тщательно от него скрывала. Влад будет скорбеть, бесспорно, но так и не поймет, что я чувствовала на самом деле. Простые, в сущности, для женщины эмоции, которые легко складываются в три слова.
Два местоимения и глагол между ними.
Так просто сформулировать и так сложно сказать. Порывов была масса, но я так и не решилась. Так и осталась ему другом, такой он меня и запомнит. Глупо именно об этом думать перед смертью? Наверное. Увидеть бы его… в последний раз. Коснуться щеки, погладить светлые волосы, которые шелком льнут к пальцам. Поймать лукавый взгляд зеленых глаз. И улыбнуться привычному «Дашка»…
Перед глазами чернильным пятном расползается темнота. Теряется из вида окно в потолке, заглушаются шаркающие шаги и крики, постепенно теряет значение предательство, обида и смерть не кажется уже чем-то страшным.
Вот и все. Остается лишь закрыть глаза и сдаться. Без кена хищные не живут…
– Выживи, Дарья, – такой завет давал мне Эрик, уходя в новое путешествие, открывая очередной бессмысленный портал в поисках силы и древних знаний. Сказал и ушел, оставив меня одну наедине с испытаниями, выдержать которые я не сумела. Наедине с людьми, готовыми сожрать меня с потрохами. Оставил управлять племенем, дал шанс проявить себя.
Не справилась. Бывает.
– Живи, слышишь! – Пощечина отрезвляет, заставляет снова сфокусироваться на картинке перед глазами. Белые перегородки окна, за ними – небо и огрызок луны. И лицо брата, бледное в свете этой луны. Льдистые глаза сузились, светлые волосы спутались и лежат на плечах рваными прядями. Похудел, но мощи так и не утратил. Широкие плечи, сильные руки, настойчивость и строгость взгляда. Сейчас, как никогда, в нем видна древняя кровь. А складка между бровями – папина. От этих мыслей снова хочется плакать.
– Эрик…
– Не смей закрывать глаза!
Он не просит – приказывает. И его приказу невозможно противиться. Вождю племени не перечат. И снова боль – ослепляющая, невыносимая. Закушенная губа кровит, тело сводят судороги. На мысли и вопросы не остается сил, и я полностью отдаюсь во власть Эрика. Его широкая ладонь лежит на моем животе, а кен проникает к изодранной охотником жиле. Она пульсирует, выталкивая чужеродную энергию, но Эрик каким-то магическим образом останавливает утечку, сращивает невидимые ткани. Вокруг разливается отчетливый запах карамели. Я никогда не слышала о таком умении лечить – до этого еще никому не удавалось срастить порванную жилу. Но Эрик смотрит требовательно, уверенно и шепчет уже теплее:
– Живи.
Живу. Что мне еще остается? С шумом втягиваю в себя пропитанный карамелью воздух, рвано выдыхаю. Цепляюсь – за память, за собственную почти угасшую злость, за обиды, за образ Влада, который годами лелеяла в душе. За те три слова, что так и не сказала…
И даю себе обещание обязательно сказать их однажды. Когда снова смогу говорить.
Мир смыкается надо мной, укрывает темно-синей пеленой блаженства. Боли нет. Страха нет. Лишь усталость и понимание: жива.
– Умничка, – хвалит Эрик ласково, и горячая слезинка катится по щеке и падает на пол.
Глава 1. Прелюдия
Отца я всегда любила больше, чем маму.
Нет, ее я любила тоже и восхищалась женственностью, красотой, даром, которым наделили ее боги. Ведь что может быть лучше, чем умение лечить? Мама спасала жизни тем, кто, казалось, уже не сможет выжить. Вливала кен им в вены, и они выздоравливали. В ней спала кровь Первых, и сильнее целительницы не видел мир.
Она была сильной и красивой, ласковой, кроткой. И чудесной, но…
В глазах отца всегда горел огонь. Этот огонь, казалось, зажигал меня изнутри. С ним рядом все было ярче, гуще, насыщеннее, и мир расцветал. Хотелось смеяться, действовать, жить. Оттого каждый вечер, когда папа отрывался от дел, чтобы почитать нам на ночь, был для меня праздником.
Я любила такие вечера.
Мы с Эриком задергивали шторы. Зажигали свечи, и пламя извивалось в стеклянных подсвечниках, будто стараясь вырваться за их стенки. Знаю, можно было включить лампы – на стенах висели массивные кованые бра. Из них лился мягкий теплый свет, разливая желтые лужи по полу, очерчивая полукругами стены. Однако свечи я любила больше. Я вообще любила все, что имело налет древности, и папа шутил, что во мне говорит древняя кровь.
Мы ложились в постели, и я натягивала одеяло под самый подбородок. Папа садился в изножье кровати. Открывал тексты древних летописей – не тех, старых, к ветхим страницам которых было страшно прикоснуться, а современных, отцифрованных, переведенных в единицы и нули, загнанных в тесные рамки офисных программ, а затем распечатанных на принтере.
Отец окидывал нас лукавым взглядом и начинал читать. Мы погружались в истории, где действительность тесно переплеталась с мифами, где существующие на самом деле люди, прославившие свой род и удостоенные быть увековеченными в памяти потомков, соседствовали с выдуманными персонажами сказок и легенд.
Самую важную легенду отец рассказывал нам чаще всего, так как в ней говорилось об истоках полученной нами силы, о происхождении каждого хищного на земле.
Один из таких вечеров я помнила особенно четко. Была зима, где-то конец января, и метель разгулялась не на шутку. Небо плевалось мокрой снежной крошкой, она билась в окна и слезами сползала по стеклу. Едва слышно гудел ветер в трубах, отчего казалось, что старый дом стонет от подступившей к нему зимы. Я лежала в кровати и смотрела в темный провал окна, жмурясь от ощущения тепла и уюта.
Отец сидел на моей кровати, а Эрик улегся на полу у его ног, примостив под затылок подушку. Когда он, наконец, перестал вертеться, папа таинственно улыбнулся и начал свой рассказ.
– Это случилось несколько тысяч лет назад в Скандинавии, в одном из племен германцев. Оно было небольшим – это племя. Во всяком случае, так писали в летописях. Был в племени сильный и ловкий воин, и звали его Херсир.
– Сильнейший из всех? – перебил Эрик, и мне захотелось его стукнуть – казалось, он разрушает волшебство момента своими глупыми вопросами. Неужели и так не понятно, что сильнейший? Разве иной мог бы создать наш вид?
– Теперь уж и не узнать, – терпеливо отвечал отец. – Но думаю, он был лучшим, ведь вождь сделал его правой рукой. А у каждого выдающегося воина имеются завистники. И дама сердца.
Отец говорил, и голос его – тихий, мягкий – убаюкивал. Мне представлялись густые скандинавские леса. Озера с кристально-чистой водой. Мягкий ковер мха, устлавший землю. Гладкий мех шкур убитых животных. Запах костра и жареного мяса. Хижины… Почему-то казалось, племена в то время жили именно в хижинах.
– Ее звали Лив, – врывался в сознание голос папы. – Поговаривали, она была не похожа на остальных женщин племени – широкобедрых и светловолосых. Тонкая кость, смуглая кожа, темные глаза. По-своему Лив была красива, наверное. Во всяком случае, Херсир…
– Влюбился! – воскликнул Эрик, и мне почудилось в его голосе осуждение.
– Так бывает, – усмехнулся отец. – Женщины кружат головы мужчинам, необычные женщины кружат еще сильнее. Многим нравилась Лив. Например, Гарди.
– Ясновидцу?
Я шикнула на Эрика, желая, чтобы он замолчал. Не было ничего приятнее, чем слушать папин голос перед сном, а Эрик всегда норовил поспорить и отстоять свою точку зрения. Частенько его споры с другими мальчиками заканчивались потасовками, но брата никогда за них не ругали. Воин должен быть сильным и уметь за себя постоять.
– Тогда Гарди еще не стал ясновидцем, – отвечал отец. – Но ради Лив он готов был рискнуть всем. Хотя у него не так много и было…
Худоба. Слабое зрение. А еще хижина на отшибе – не особо много богатств, чтобы предложить девушке. Хилый и робкий, Гарди ничем не выделялся среди своих, старался держаться в стороне и довольствовался малым. Естественно, ему было тяжело завоевать девушку. Тем более – соревноваться в этом с таким воином, как Херсир.
– Гарди пошел на Гору Молитв. Принес жертву богам и попросил у них особый дар. Нет, он не хотел силы и ловкости, отщепенец своего времени, Гарди презирал животные инстинкты. Он просил о иных способностях. Предвидеть, где появится зверь, чтобы расставить силки. Предсказывать непогоду. Предупреждать о набегах врагов. Боги услышали, и Гарди стал ясновидцем.
Согласно легенде, один из богов раскрыл Гарди живот и, намотав кишки на палец, создал жилу – средоточие его дара. В жиле рождался кен, который, растекаясь телу, позволял Гарди справляться с видениями, отделять прошлое от будущего, а вымысел от правды.
– Херсиру не понравился дар Гарди, – проникновенно продолжал рассказ отец, и я терла глаза, стараясь не уснуть и дослушать легенду до конца. Я слышала ее сотни раз, но каждый раз она звучала по-новому, наполняясь подробностями. Папа был прекрасным рассказчиком. – У Гарди появилась власть и уважение старейшин. Воина это злило. Но Лив прознала о том, как именно Гарди получил силу, и рассказала Херсиру.
– Он тоже пошел просить богов, – на этот раз не выдержала я. Порыв Херсира был понятен – когда ты столько лет первый, сложно свыкаться с ролью второго игрока. Особенно, когда уступать приходится слабым и никчемным.
– Пошел, – кивнул отец и сжал мою лодыжку. – И боги ответили на его молитвы. Приняли жертву. Так появился наш род.
Хищные. Те, кто питается кеном ясновидцев. Кто, отнимая подаренную богами энергию, лишает их разума. Не в силах совладать с даром предвидения, ясновидцы сходят с ума. По сути, естественный отбор, вся жизнь на планете построена на этом принципе. С того самого момента, как Херсир отнял силу Гарди, а затем разделил ее с Арендрейтом и членами первого племени хищных – ар, существуем мы. И дар оборачивается проклятием для каждого хищного, ведь, чтобы выжить, нам нужен кен.
Со временем племя ар росло, дробилось на мелкие группировки, а после исчезновения Херсира вовсе разделилось на несколько независимых племен. Но мамин род брал начало у истоков, а в наших с Эриком венах текла кровь Херсира. В этом нас убеждали с детства.
Судьба самих Первых с того момента описана туманными фразами. Ушли. Растворились ли, умерли, или открыли портал в другие миры, оставив нам этот, с определившимися законами и укладом жизни. Прошли тысячи лет, и о Первых уже не писали в летописях. Забыли. И прошлое, казалось, поросло густым мхом из того самого леса, где жили Херсир, Лив и Гарди. Родители пугали непослушных детей историями о Хауке – Первом охотнике, который, если верить легендам, до сих пор ищет Херсира в надежде расквитаться. Боги сотворили его как кару для хищных, чтобы мы не забывали, чем однажды придется заплатить за дар.
– Гарди сошел с ума, когда у него отняли подарок, – любил говаривать отец, когда еще был жив. – Каждый ясновидец, которого мы касаемся, теряет разум. Нам нужен их кен, чтобы жить, но старайтесь не тратить много. И питаться пореже. Первого охотника послали боги, остальных же сделали мы сами.
Не мы.
Но все же они появлялись. Некоторые ясновидцы ненавидели нас настолько, что проводили опасный ритуал. Голодали. Истязали свое тело ядами. Молились сутками напролет в сырости и холоде. Многие не выдерживали – умирали, другие – малодушно отказывались от выбранного пути. Сбегали.
Но иные…
Иные становились убийцами. Боги внимали просьбам и дарили им благодать. Так охотники называли умение, превращающее их в монстров. Крепкую жилу, из которой растут щупальца, способные нас убить, и ядовитый кен. Невидимое энергетическое оружие. А еще умение запоминать ауры. Дикая ненависть к нам, хищным, у них была и так.
От этой ненависти погиб отец, и скади лишились вождя.
После его смерти все изменилось. Эрика словно подменили – он озлобился, стал жестче и скупее на эмоции. Обзавелся одержимостью призрачной целью, а затем и вовсе пропал на два года. А я… я повзрослела. Не сразу, конечно: для того, чтобы окончательно убедиться, что мир несправедлив, понадобилось много лет, исчезновение брата, война и предательство соплеменников.
Жизнь во многом отличается от сказки, это бесспорно. А от легенд?
Легенда о Первых всегда виделась мне выдумкой. Люди часто интересуются изначальным, потому и придумали себе истории. Нужно знать, что у тебя есть корни, особенно когда крылья подрезаны.
Я не стремилась летать, предпочитала мечтам суровую реальность. С неба больновато падать, и никакие журавли таких жертв не стоят. Лучше уж синица. Надежнее.
Кто бы что ни говорил, но из всех нас по-настоящему в Первых верил лишь Эрик. Наверное, именно поэтому видение Полины ввергло его в состояние, подобное божественному просветлению. А когда Эрик во что-то верит, его сложно остановить. Скади остается только смириться и слепо следовать за своим непобедимым вождем. В светлое будущее, в бой, в пропасть – неважно.
В тот день мне казалось, Эрик толкает нас именно в пропасть. Как можно думать о каких-то там мифических Первых, когда реальная угроза – новая война с охотниками?! Когда скади едва оправились от прихода супер-сильного свихнувшегося жреца Крега, желающего поработить мир и нас с ним вместе взятых? Когда Альрик, предводитель охотников мертв, и никто уже не станет сдерживать убийц от, собственно, убийства? И они придут. Предположительно сегодня…
Полина молчала. Сидела, уткнувшись взглядом в тарелку, спрятав лицо за волной светлых волос, и делала вид, что происходящее ее мало заботит. Вчерашние синяки, оставленные сумасшедшим маньяком, почти сошли – все же Эрик в целительстве преуспел, хоть кому-то достались мамины способности. Полина выглядела намного лучше. Спокойнее. И не скажешь, что еще совсем недавно готова была пожертвовать собой ради нашего благополучия. Фанатичный блеск в глазах пропал, желание драться поутихло, видать, и на нее неплохо действовала близость смерти. Удобно рассуждать о геройстве, когда находишься внутри защищенного дома. Реальная же опасность отрезвляет.
Безумный план Эрика наталкивал на мысль, что за прошедшие несколько дней у него помутился разум. А что еще оставалось думать, когда брат предложил всем воинам вылазку в бывший штаб липецких охотников, пока те придут сюда нас убивать? Обманный маневр, как выразился Эрик, выглядел издевкой. Прежде всего для нас.
– Ты совсем, что ли, из ума выжил? – спокойно спросил Влад, обращаясь к Эрику, хотя я видела: под этим напускным спокойствием разгорается настоящее пламя холодной ярости. – Напомнить? Она, – он ткнул пальцем в сторону притихшей Полины, – позавчера чуть не погибла. И теперь ты оставишь ее тут одну, без поддержки? Сегодня? Когда охотники…
Он замолчал, а я поморщилась от колючего слова. Вспомнилась прошлая война, просторный кабинет в лондонском штабе, злость Тамары, которую я чувствовала даже в тот миг, когда остальные чувства затерлись страхом и холодом. Неправильные мысли. И абсолютно неуместные, поэтому я усилием воли загнала их обратно – туда, откуда вылезли.
Ищейки скади прознали, что в город нагрянул новый отряд охотников, они присоединились к воинственно настроенным местным и готовятся к нападению. По данным разведки нападение планировалось именно сегодня ночью.
– В доме останется Алла, она – сильнейший воин скади, – невозмутимо ответил Эрик, отламывая кусочек от румяного бока пухлой булки и обнажая нутро ее – пушистое, сдобное, обильно усеянное сладким изюмом. – Твоя жена, насколько я знаю, тоже воительница, пусть поможет. К тому же, она, – Эрик небрежно повторил жест Влада, и Полина поперхнулась, видимо, от доставшейся ей огромной порции внимания, – настоящий сольвейг.
«Настоящий сольвейг» скривился и отложил вилку, не выдержал, видать, аппетит, таких пламенных речей.
В существовании сольвейгов скади имели честь убедиться, когда она появилась в жизни племени. Не могу сказать, что это была радостная встреча. И проблем она принесла немало, гораздо больше, чем пользы.
Надо признать, все, что касалось Полины я воспринимала слишком остро, слишком близко к сердцу, однако, мои чувства никто в расчет не брал, следовательно, на объективность они не претендовали.
С ней всегда было тяжело. Я это знала сначала по рассказам Влада, а затем и сама прочувствовала в полной мере, когда пророчица поселилась у скади. Проблема была в том, что она воспитывалась людьми. Традиции хищных, сопричастность, законы – порой жесткие, но справедливые – были ей чужды. И за годы, прожитые в племени Влада, Полина так и не научилась их ценить. К тому же, она была сольвейгом – ребенком хищной и ясновидца, обладательницей дара предвидеть будущее и убивать смертоносным кеном из ладоней. Прекрасное оружие, если бы не стреляло само по себе в самый неподходящий момент.
Как? Ну как такой можно доверить племя в момент опасности?
– Я думала, что пойду с вами, – промямлила великая воительница, не поднимая глаз на Эрика. Не знаю, что произошло между ними этой ночью, но боевой дух Полина явно подрастеряла.
– Ты же уверяла меня, что сильна, – усмехнулся Эрик, и Полина побледнела еще больше. – Так рвалась в бой, так старалась доказать мне, что справишься. У тебя появился шанс.
Понятно, вендетта. Накануне Полина ослушалась Эрика и ушла драться с Крегом одна, из-за этого чуть не погибла, что в принципе, было ожидаемым, и брат хочет ее наказать. Эрик всегда умел придумывать изощренные способы наказания. Однако… оставить дом… ей?
– Окончательно свихнулся, – озвучил Влад мысль, которая почти сформировалась у меня в голове. Вендетта вендеттой, но Полина – скади, жена Эрика, в конце концов. И сегодня она рискует погибнуть, утащив за собой всех нас. – Предлагаешь им с Ирой запереться в доме, на который сегодня предположительно нападут? И не какая-то там стайка оторвышей – армия охотников!
– У нас есть Майя, – тихо сказала Полина, и я поняла: мы пропали. Когда пророчица начинает вот так говорить и смотреть куда-то в неведомые нам пространства, значит, у нее готов план, способный сгубить нас всех. Теперь убедить Эрика не делать глупостей не получится, ведь Полина дала отпор. Не покаялась, не извинилась за ослушание, а упрямо приняла правила игры. Эрику ничего не остается, как стоять на своем – дело чести, все такое…
До нее никто не смел перечить брату, а уж пойти против приказа вождя в открытую казалось чем-то вроде богохульства. Она пошла. Сбежала из дома драться с сумасшедшим фанатиком в одиночку. Только вот провинилась Полина, а расплачиваться нам. Несправедливо.
Эта ситуация до сих пор виделась мне плохим сном, и я ущипнула себя за запястье в надежде проснуться.
Влада передернуло, и я его понимала. Все же Майя была атли, он обязан ее защищать, заботиться. К тому же, черт возьми, Майя – ребенок! Ну куда ей воевать?
– Безумие заразно? – саркастично поинтересовался он, но Полина ответила одним из тех пламенных взглядов, которые его обезоруживали.
– Я же сегодня здесь главная, буду использовать, что есть.
– Ее жила не должна порваться, – предупредил Влад тем самым тоном, который мог означать лишь одно: он убьет каждого, кто позволит Майе умереть.
Впрочем, я знала, что это вранье. Полине все и всегда сойдет с рук. Влад позлится, возможно, наорет, побесится и простит, как всегда прощал. Ей прощалось все…
Эту мысль я распробовала на вкус. Она горчила.
– Не порвется, – уверила Полина, но в голосе былого пламени не было. Она отчего-то посмотрела на меня – умоляюще, жалобно. – У меня будет достаточно защитниц.
Защитниц у нее и правда будет достаточно. Только вот если охотники войдут, мы ничем не поможем, ведь драться способны лишь воины. Разве что умрем красиво, живописно. Позы для умирания можно начинать тренировать уже сейчас.
– Вот и ладненько, – беззаботно заключил Эрик, приобняв жену за плечи. – Охотники – совсем не то, что нас должно волновать сегодня. Первые…
На эту тему брат мог говорить долго. Расписывать в красках, чем нам грозит приход Хаука – сильнейшего из сильнейших, на которого не подействует никакая, пусть даже самая надежная из защит. Насколько сейчас важно сплотиться, отбросить обиды и мыслить рационально.
Это его-то решение – рационально? Как же…
Я слушала в пол-уха и думала о том, что ожидает нас сегодня ночью. Война с охотниками… Я и помыслить не могла, что на мою долю выпадет еще одна, ведь прошлой хватило надолго, если не навсегда. Наелась, хватит! И если Первые виделись мне эфемерной, сказочной и ненастоящей опасностью, то сформированная и сплоченная армия охотников была явной угрозой. Как тогда, только…
В прошлый раз охотников сдерживали стремления попользоваться нами, поработить и заставить платить ежемесячную дань в пользу их власти. Теперь границ не осталось. Теперь те, кто всегда был против любовно созданной Альриком системы, придут воевать за идею, а такое войны всегда оказывались самыми жестокими.
Защитниц Эрик собрал в кабинете. Кратко обрисовал ситуацию, выделяя ту, кто сегодня остается в доме за главную. И ушел. Еще один способ наказания? Склонностей к ораторству и убеждению у Полины не было, и она умоляюще косилась в сторону Влада, который, в свою очередь, занял позицию выжидающего. Он все еще злился. На нее – за то, что тогда наплевала на его просьбы не высовываться, на Эрика – за сегодняшнее решение. На охотников, наверное, тоже… Во всяком случае, никто бы его в этом не обвинил. Тогда все мы злились. Боялись, конечно, больше – это было заметно по хаотично блуждающим взглядам девушек, которых практически лишили поддержки.
Правда, злость, в отличие от страха, умели скрывать. И маскировать послушанием, ведь перечить вождю, пусть даже другого племени, но главному в альянсе, решился бы только идиот. Вождю – да, но его жене…
Я с некой долей злорадства напомнила себе, что Полину многие не любили. Некоторые – из зависти, другие – за ее несносный порой характер, иные же – за компанию, ведь не зря считается, что самая крепкая дружба – дружба против кого-то. Оттого ее кандидатуру на пост главной в обороне дома защитницы восприняли скептически.
Алиса, казалось, вот-вот взорвется от злости, мне даже померещилось, что из ее ушей повалил дым, как только Эрик вышел из кабинета. Конечно, ведь она – фаворитка, обладательница смешанного дара, умеющая и драться, и творить защитные пассы. А главной назначили совсем не ее… Она прекрасно играла в смирение, когда Эрик находился рядом. Он вышел, и в игре нужда отпала.
Лара – одна из сильнейших защитниц на моей памяти, стройная красотка с аристократическими чертами и железной выдержкой – и та дрогнула. И за плечи себя обняла, будто обороняясь. Лару я знала с детства, она была чистокровной атли, мы вместе росли, и я редко видела на ее лице… не отчаяние, нет – такого она бы себе не позволила. Растерянность. И тень страха, затаившуюся в уголках глаз. Скверно, ведь именно в ней я всегда искала поддержки. С того самого дня, когда Лара вышла за Роберта, я обрела если не подругу, то союзницу.
Я смотрела на девочек, которых учила, перспективных защитниц скади, и на тех, которые пришли в наш дом в поисках укрытия от врага, и понимала, что ничего не могу сделать, чтобы уберечь или хотя бы успокоить. Беспомощность. И досада, но я ее проглотила. В кабинете и без меня были желающие высказаться.
– Отлично, – подытожила Алиса, морща вздернутый нос. Красивая, яркая, эффектная и невероятно напористая, она никогда не молчала, когда ей что-то не нравилось. Впрочем, когда нравилось – тоже. С некоторых пор Алисе нравился Эрик, и она всячески добивалась внимания брата. Полина при этом наверняка виделась явной помехой. – Теперь мы должны исполнять приказы той, которая сама никого не слушает.
Выстрел точно в цель, и цели этой явно достиг, потому как Полина полоснула ее ненавистным взглядом, в котором читалась неподдельная ревность. Глупая ревность… На ее месте я бы вообще забила на всяких соперниц, потому как Эрик не станет смотреть в сторону других женщин. Никогда. Брат в этом отношении пошел в отца и был абсолютным однолюбом.
– Ты не обязана меня слушать, – ответила она резко. – Но если хочешь жить, придется защищаться.
– В доме гораздо больше дыр, чем защитниц, – меланхолично вставил Влад. – Два крыла, три этажа, подвал и огромная гостиная, я уже молчу про чердак. Без воинов дело изначально пахнет провалом.
– Все воины уходят с вами, – буркнула Полина. – Что мне прикажешь делать?
– Дай подумать… – Он деланно нахмурился и саркастично спросил: – Сказать Эрику, что все поняла, и попросить не рисковать жизнями этих девочек и твоей заодно?
– Спасибо, ты очень помог, – огрызнулась пророчица и повернулась ко мне. – Сколько окон мы сможем покрыть защитой?
– Сорок, – ответила я. – Максимум пятьдесят, но рискуем распылить наши силы. Все зависит от того, сколько охотников будет ломать нашу защиту и насколько они сильны. Девочки ослабли во время обороны от Крега, некоторые на грани истощения. Нам нужен кен…
А значит, скоро придется выйти. Искать ясновидцев, забившихся в норы, выманивать их и молиться, что не наткнемся на людей Гектора, потому что иначе… О всяких иначе думать не было сил. Да и без толку это, пока мы здесь ожидаем нападения. Проблемы будем решать по мере поступления. Сначала охотники, после – пропитание.
– Хорошо, – хмуро кивнула Полина, что-то сосредоточенно обдумывая. – Распределите между собой столько окон, сколько сможете покрыть. Дверь черного входа на кухне запечатайте особенно надежно. Третий этаж можно отбросить, скорее всего, они станут ломиться в дверь и окна первого этажа, возможно – влезут по пожарным лестницам на второй. Гостиную оставьте мне.
– Ты…
– Впущу их внутрь.
Ее воинственный взгляд, почти сумасшедший, яростный, будто окатил ужасом, и я почувствовала в районе лопаток противный холодок. Чего-то подобного я и ждала – некого сумасшедшего, сумасбродного поступка на грани адекватности, но… впустить врага в дом, где некому будет дать отпор?
– Очаровательно, – заключила Лара, а Влад усмехнулся.
Уж он-то явно ожидал именно этого. Забавлялся? Неужели он в самом деле верит, что у Полины получится? Не может же любовь настолько ослеплять!
