Текст книги "Спаси меня"

Автор книги: Кристофер Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

– Меня выкинули с работы.

– Из дома терпимости?

– Да.

– Господи, это ужасно. Ты – колоссальный неудачник.

– Спасибо.

– Даже на должности проститутки долго удержаться не смог.

– Еще раз спасибо. Кстати, я и сам собирался уходить.

Бет улыбается мне с верхней ступеньки роскошного, баснословно дорогого и совсем не похожего на мою дыру в Буше дома Майлза в Челси.

– Может, зайдешь?

Мы лежим на диване – в одежде. Пьем чай и ласкаемся. Я предложил ей сделать легкий и совсем не эротический массаж спины, если она снимет футболку, но Бет упрямо отказывается. Сейчас полдень. Мы валяемся и жмемся друг к другу – без всякого секса, но с большим чувством. Так и вижу, как одним прекрасным днем в квартиру вваливается Майлз, видит все и одним ударом выпускает нам обоим внутренности.

Поглаживаю ее волосы.

– А если честно, сколько у тебя было мужчин?

Бет вздыхает.

– Не знаю, Дэн.

Я приподнимаюсь на локте.

– Как понять, не знаешь? Сбилась со счету?

На ее лице мелькает тень улыбки.

– Да, сбилась со счету. Не слишком много.

– А что для тебя «не слишком»?

– Ну, не больше… не намного больше сотни.

Почтительное молчание.

– Не больше сотни?

– Не намного больше сотни, – уточняет Бет. Переворачивается на спину, высвобождая руки, дабы в случае чего заслонить лицо – из тех «немногим больше ста» наверняка попадались и такие, что считали своим моральным долгом бить ее, когда она не соответствовала их строгим понятиям о морали. Бет прекрасно понимает: я ее и пальцем не трону, но за долгие годы у нее уже выработался рефлекс защиты. – И не надо на меня так смотреть, – добавляет она. – Я никогда не изображала из себя паиньку.

– Сотня, – тихо говорю я сам с собой, – за сколько лет? Тебе сейчас двадцать шесть. Значит, за восемь?

– Скорее за девять или десять, – говорит она.

– Пусть так. Значит, каждый месяц у тебя появлялся кто-то новый.

– Верно. Собственно говоря, не так уж и много.

– Не считая постоянного партнера.

– Ну, – протягивает Бет, играя уголком подушки. – Хм… в общем, да.

– В общем? А сейчас? У тебя еще кто-то есть? Или был? – Молчание. – Бет?

– Дэн, перестань ради бога. Кто, где, когда? И это меня спрашивает профессиональная шлюха! Какое лицемерие!

– Бывшая шлюха, не забывай.

Она игнорирует мое замечание.

– Да, наверное, спала с одним или двумя после тебя. Доволен? Услышал что хотел?

– Но… Но… – Не нахожу слов от отчаяния, глупец. – Зачем?

– Зачем? – Бет смягчается, видя мое недоуменное отчаяние. – Не знаю. Само собой вышло. Разве для секса нужен повод?

– Ты…

– Похоть, одиночество, скука, тоска. Со всеми случается, дорогой.

– Но… сотня…

Так и подмывает объяснить ей, что ветреность и измена бывают разными. Одних людей толкает на распутство жажда развлечений и жизнелюбие. Это вечные подростки, Казановы. А иные заводят бесчисленные романы от тоски и безысходности, не получая особой радости. Платный партнер знает о втором типе все. Похоже, знает об этом и Бет. Однако выводить ее на столь щекотливую тему я не смею.

Ее глаза обращаются в бездонные колодцы горя, она застывает и снова заводит старую шарманку:

– Я не твоя. И не Майлза. У человека не может быть хозяев. Потом немного приходит в себя и пытается как-то объясниться:

– Согласна, я долго была ветреной и бездумной и при этом всегда мечтала встретить человека, который бы позаботился обо мне, с кем можно чувствовать себя в безопасности. Через какое-то время я нашла Майлза – скорее даже он меня нашел – и подумала: «Наконец-то!» А потом… – Она превозмогает себя. – Не знаю. Все пошло не так. Я не получила того, чего так долго ждала. Бывают люди, – говорит Бет, отводя взгляд, – которые очень редко, время от времени, неверны. Я же время от времени верна. – Поворачивается, нежно целует меня в щеку и вытягивается на диване. – Но нечасто. Чай будешь?

– Не так давно Майлз со мной поделился своими подозрениями: ты с кем-то встречаешься. Я заверил, что он заблуждается. – Бет молчит. – И что он сделает, если узнает?

Она улыбается.

– Наверное, убьет меня.

Глава 26

Раз уж не получается навести порядок в собственной жизни, попробую вмешаться в жизнь Клайва.

В конце концов, нам всем скоро предстоит встретиться в родовом имении, куда мы приглашены на охотничий бал. Под «всеми» я подразумеваю и Эмму, по-прежнему неизменную спутницу нашего достопочтенного. А поскольку лично меня совсем не радует перспектива целых восемь часов трястись вместе с этой занудой на заднем сиденье битком набитого микроавтобуса, думаю, самое время Спунеру Третьему избавиться от своей ведьмы и сойтись с Амритой.

Мы с Кэт устраиваем вечеринку и приглашаем всех друзей: Клайва, Амриту и Майлза с Бет. Клайв принимает приглашение с восторгом, решив соврать Эмме, будто пришлось задержаться на работе. Амрита лишь выпьет с нами пару бокалов, а потом ей надо спешить по делам. Так что придется обойтись и этим.

Я помогаю Кэт готовить – это так трогательно. Вернувшись к столу, я как бы невзначай говорю:

– Как жаль, что Эмма не сможет прийти. Надеюсь, повеселимся в Шотландии. Мне это положительно все больше и больше нравится.

Достопочтенный бросает на меня прожигающий взгляд. Амрита перехватывает его и поднимает к губам бокал, пряча улыбку.

Чуть позже она встает и, сославшись на лекцию о похоронных церемониях аборигенов острова Сулавеси, начинает собираться. Не находя веских возражений, мы прощаемся с ней. Чмокаю Амриту в щечку и говорю:

– Скоро увидимся.

Она кивает и улыбается. Едва за ней закрывается дверь, Клайв высказывает мне свои «фи».

– Я не сволочь, – протестую я.

– О нет, он сволочь еще та, это я тебе гарантирую, – вставляет Бет.

Кэт забавляется, мне же не до смеха. Бет опрокидывает бокал вина и, хотя еще не пьяна, уже начинает срываться с тормозов – опасная ситуация. Ведь такими вольными шуточками могут перебрасываться лишь близкие люди. А это не укроется от глаз окружающих. Майлз молчит.

– Что ты там понес про Эмму? – продолжает Клайв. – Кто тебя за язык тянет? И что тебе «все больше и больше нравится»?

– Ничего. Ты ведь пока с Эммой, правда?

– Отвяжись от него, Дэн, – говорит Кэт. – Клайв, не обращай внимания.

– Он не понимает, что говорит. Это в его натуре, – добавляет Бет.

Достопочтенный сидит, молча терзая пальцами ни в чем не повинную сдобную булочку. Наконец раздается его замогильный голос:

– Я без ума от нее.

– От Эммы? – ужасаюсь я.

Клайв смотрит на меня, как на самого последнего из всех кретинов, которых он встречал на своем веку.

– Да не от Эммы, ты, клоун. От Амриты.

Я самоуверенно улыбаюсь.

– Мой милый старинный друг, – говорю я. – Я прекрасно все понял. Просто решил подразнить тебя. У тебя же на лбу написано – ты околдован своей индийской принцессой.

– Господи, как же ты иногда невыносим.

– Это его амплуа, – подкалывает Бет.

Игнорирую ее выходку.

– Ты не представляешь, как я тебя понимаю, – обращаюсь я к Клайву. Мне даже хочется похлопать его по руке, но не рискую будить спящий вулкан. – Ты просто не ожидал, что кому-то известно о твоей несчастной любви к смугляночке, – вот и злишься.

– Несчастной? – переспрашивает Клайв. – А тебе почем знать?

– Ну-у… Я просто предположил. – Иду на попятную и начинаю суетливо шарить в карманах, только теперь поняв, что моя шуточка перешла всякие границы и я наступил другу на больную мозоль.

– Гад ты, а не товарищ, – обижается Клайв.

Я протягиваю ему захватанный полиэтиленовый пакет.

– И не хочу я твой слюнявый мятный леденец – ишь какой нашелся заботливый.

– Не стесняйся, – добавляю я в порыве щедрости, – возьми два, если хочешь.

Смерив меня ледяным взглядом, достопочтенный выхватывает из пакета мятного медвежонка и злобно откусывает ему голову.

– Так-так-так, ребята, – говорит Кэт, появившаяся в дверях с большим блюдом отварной семги, – испортите аппетит перед едой. А с Дэна пример не берите – он у нас известный сладкоежка.

– Сластолюбец, – шипит Клайв.

Все в шоке.

Что ж, благие намерения порой приводят к жестокости.

Вечеринка удалась, только Майлз за весь вечер не проронил ни слова. Уходя, Клайв поведал мне на ушко, что недооценивал Бет: она, оказывается, милашка и умница.

– Прелесть твоя крошка, – говорит достопочтенный. – И вы вместе…

– О чем ты?

– Вы будто настроены на одну волну, которую не улавливает никто другой. Я знаю, это не специально происходит. Только все равно очень трогательно. И еще вы все время подкалываете друг друга. Здорово.

– Что-то не пойму я тебя.

– Зато я прекрасно понимаю, – ухмыляется он. – «Много шума из ничего» не читал?

Тихий апрельский вечер. Ресторан на Грик-стрит, за столиком сидит молодая пара. Она – индийская прелестница в сари и кашемировой шали, на каждой руке по золотому браслету, в ушах – золотые с топазом серьги. Сурьма на веках и красная помада – дразнящая смесь Востока и Запада, о чем красавица прекрасно осведомлена.

Ее кавалеру чертовски повезло.

Особенно принимая во внимания некоторые физические недочеты, которые ему доставляют массу беспокойства: он дюйма на два ниже своей спутницы, на голове – едко-рыжая шевелюра, усыпанное веснушками лицо, и еще он до нелепости нервозен. Сидящие в ресторане мужчины уже давно думают про себя: «У тебя ни шанса, приятель. Не на тот калибр замахнулся». И все-таки у нашего скромника определенно имеется одно большое преимущество: время от времени, когда он что-то произносит безо всякой видимой театральности, индийская красавица запрокидывает голову и, потрясая длинными кудрями цвета воронова крыла, заходится звонким пронзительным смехом – да так, что серьги в ушах позвякивают. Будто ветерок пробежал, играя золотыми яблочками на темных ветвях. Ее спутник втайне польщен и осмеливается лелеять надежду, что, может быть, у скромного сына дровосека все-таки есть небольшие шансы на успех.

После ужина Клайв везет Амриту в ее однокомнатную квартиру на Бетнал-Грин, мечтая, как красавица замешкается у дверей в поисках ключа, повернется к нему и проворкует: «Может, заглянешь на чашечку кофе?» И вдруг, стоя на светофоре на Олд-стрит, наш незадачливый влюбленный, к своему неописуемому ужасу, замечает в кармане автомобильной дверцы водяной пистолет. Заряженный! И если, не дай бог, он потечет!.. Катастрофа неминуема. Ладно еще, если бы в нем была вода… Но об этом особая история.

Не далее как утром Клайву пришлось ехать в местечко под названием Руислип на встречу с клиентом, и в пути, когда на дороге царило чудовищное столпотворение, ему приспичило по малой нужде (как обычно случается в безнадежных пробках). Он терпел минут двадцать, а может, и больше. В итоге, когда стало ясно, что если Клайв в ближайшие минуты не облегчится, то произойдет непоправимое, наш бедолага стал судорожно шарить в «бардачке» и всевозможных закутках, пытаясь найти хоть что-нибудь, подходящее для подобного дела. Единственным приемлемым резервуаром оказался розово-желтый водяной пистолет. Наспех воздав хвалу небесам за то, что поблизости нет грузовика и за его торопливыми приготовлениями не следит какой-нибудь потный дальнобойщик, Клайв отвинтил вместительный цилиндр, крепящийся под самым дулом, и со вздохом неимоверного облегчения исполнил то, о чем так давно мечтал. Затем прикрутил резервуар к пистолету, дабы не вытекло непристойное содержимое, и мысленно заверил себя, что непременно опустошит его на стоянке у офиса. И тут же благополучно позабыл о своем намерении…

…вспомнив лишь теперь. Надо же было найти такой неподходящий момент! Именно сейчас, когда рядом сидит самая ослепительная и умнейшая девушка из всех, кого Клайву приходилось встречать в своей жизни, его рассудок занят собственной мочой, которая, вероятно, подтекает из розово-желтого водяного пистолета, так некстати оказавшегося в дверном кармане его маленькой машинки, спроектированной карликами в очках с толстыми линзами и собранной по лицензии в Монголии.

К тому же у него с этой молодой особой уже был один неприятный инцидент на почве мочеиспускания, и Клайву лишь чудом удалось спасти свое доброе имя.

Вот невезуха!

Он угрюмо ведет машину, сжимая руль побелевшими пальцами. Глаза его нервозно бегают, стараясь уследить и за тем, что происходит на дороге, и в дверном кармане с предательским содержимым, и за руками Амриты (такими стройными! такими смуглыми! такими прекрасными!).

Как вдруг спутница восклицает: «Надо было налево!», и – время упущено. Авто пулей проносится мимо нужной развязки и оказывается в ловушке непонятно кем придуманного одностороннего движения на кольце Коламбия-роуд.

– Ох какая досада. Придется объезжать.

– Ни к чему, – говорит Амрита, отстегивает ремень безопасности и тянется к ручке. – Просто притормози у обочины, я сама дойду.

– Точно?

Она кивает.

Наш достопочтенный съезжает на обочину и останавливает машину. Не успевает он и глазом моргнуть – девушка-мечта оборачивается к нему и целует в щеку.

– Спасибо тебе, Клайв. Было здорово.

– Да? Так, может, ты не откажешься еще куда-нибудь со мной сходить?

– Ну, я подумаю, – отвечает она с улыбкой. – Да.

Амрита вылезает из машины, хлопает дверью и, склонившись к окну, посылает нашему другу воздушный поцелуй. Обходит авто и перебирается на другую сторону оживленного шоссе. Клайв не спешит отъезжать – хочет убедиться, что его прелестница благополучно перейдет дорогу, провожая ее любящим взглядом. Индианка сворачивает за угол и скрывается из виду.

И тут достопочтенный замечает двух парней на низкой стене, как раз там, где только что прошла Амрита, – белого и чернокожего; оба в бейсболках, широких мешковатых штанах и откормлены до непомерных габаритов – видно, с младенчества их взращивали на особой протеиновой диете: хрустящих курах и гамбургерах-макси. Один из акселератов провожает индианку взглядом и хлопает приятеля по плечу. Оба встают, сворачивают вслед за ней и исчезают из виду.

Через мгновение Клайв, дико гикая, взвизгивая и похрюкивая, выскакивает из машины и бросается прямо под колеса мчащегося навстречу транзитного автофургона. Водитель, как водится, спит – он с ночи катит из самого Ньюкасла, – и нашего милого друга ждала бы неминуемая смерть, если бы, невообразимо взвизгнув, он не прокрутился на месте и не рванулся обратно к машине за водяным пистолетом, даже не подозревая, что спасся от встречи с приближающимся на полном ходу грузовиком. Клайв снова выбегает на дорогу в полной амуниции: пистолет заряжен и готов выпустить во врага свой негигиеничный заряд. На этот раз достопочтенный сталкивается всего-навсего с такси и, перекувыркнувшись через крышу, отточенным движением суперполицейского вскакивает на ноги по другую сторону автомобиля. Стремглав бросается за угол и видит…

…такую картину: Амрита тянет за один конец сумочки, чернокожий парень – за другой, а белый тем временем уже заносит руку, чтобы «вмазать по роже этой вонючей пакистанке», которая посмела не оказать им должного почтения. Но не успевает его кулак достичь цели, в глаза Курту (ибо так зовут негодяя) ударяет струя какой-то чрезвычайно едкой жидкости. Он пятится назад и вне себя от страха кричит: «Я ослеп! Эта гадина брызнула в меня из баллончика!»

Мильтон (так зовут второго) всегда приходит в крайнюю растерянность, когда на его глазах случаются два действия сразу. Он выпускает сумочку «вонючей пакистанки», озадаченно поворачивается к Курту и тут же получает мощный удар в затылок.

– Хватай его! Мильт, хватай! – вопит Курт, отчаянно сотрясая головой и растирая свои покрасневшие зенки с видом ревушки-карапуза.

Не говоря ни слова, онемевший и бесславный Мильтон поворачивается, готовый вдарить зазевавшемуся Клайву по рубильнику, как вдруг ощущает мощный пинок в ухо – скорее ногой, чем кулаком, – отлетает в сторону и шмякается о стену. Курт, взбешенный как никогда, наступает на нахальную «пакистанку», которая вообразила, что стоит пару раз сходить на карате в свою выпендрежную гимназию, и ты уже Брендон Ли. Ну он ей сейчас задаст. Так отколошматит – мама родная не узнает.

Однако сим воинственным намерениям не дано осуществиться. Даже напротив. Едва он бросается вперед – тут же получает жесткий удар в солнечное сплетение, складывается пополам и обмякает, словно парус в штиль. Мильтон тем временем еще раз нерешительно наступает, но Амрита мягко гасит его пыл и валит с ног ударом ладони. Курт тоже садится в лужу, уронив подбородок на грудь.

Клайв выпускает из рук водяной пистолет, который все время побоища крепко сжимал в кулаке, и поворачивается к Амрите.

– Цела?

– Спрашиваешь. – И к немалому удивлению и удовольствию достопочтенного, индианочка пускается в слезы, прыгает в его объятия и утыкается лицом в плечо, а темные, шелковистые и такие пряные волосы щекочут его конопатую щеку.

Полчаса спустя они сидят на диване в небольшой, но изысканно обставленной квартире Амриты и пьют китайский чай. Наша красавица так замучила моего приятеля своими извинениями «Прости, Клайв, я так виновата», что в конце концов он был вынужден проявить строгость и устроить ей выговор за неуместное самобичевание.

Впрочем, он и сам сожалеет, что пришлось больно ударить необразованного и, вероятно, безработного представителя рабочего класса. Да, такой уж добряк наш Клайв.

– Мне его жаль. – Он пожимает плечами. – А с другой стороны, ты могла пострадать. Хотя какое там – с твоим-то уровнем карате.

– Это тайваньский кикбоксинг. Я с ужасом думаю, что и тебе могло достаться. И все из-за меня.

– Чепуха. Ты же не напрашивалась на неприятности.

– Знаешь, я не ожидала такого – в нашей части города обычно безопасно, – говорит Амрита и вдруг переходит на совсем простой язык. – Тут все на виду. Сосед за соседом присматривает. Мы здесь как большая семья. – И, вздохнув, добавляет: – Все равно спасибо. Ты мой герой.

Клайв пялится в чашку, его глаза застилает от гордости.

– Да ладно, чего уж там… – бормочет он.

– Нет-нет, ты в одиночку заломил двух бугаев, которые раза в два больше тебя. То есть ты, конечно, и сам не маленький… – торопливо добавляет она.

– Ты права, – соглашается Клайв. – Рыжий коротышка. На меня и смотреть-то смешно.

– О-о, – говорит Амрита. – Бедненький мой. – Тянется к нему и крепко обнимает своего героя. – Ну вот, я совсем протрезвела. Надо бы еще выпить.

Извлекает из холодильника бутылку прованской «шипучки». Клайв и Амрита чокаются.

– За тебя.

– За тебя… мой герой.

Говоря по правде, Клайв совсем растерялся: Амрита его то ли дразнит, то ли совершенно серьезно с ним флиртует. По некоторым признакам – как она кладет ногу на ногу, как скованно улыбается и взмахивает руками – можно допустить, что это вовсе не шутки. В голову закрались дерзкие подозрения, кровь зашумела в голове, и стало страшно до жути.

– Кстати, – говорит она. – А что ты такое налил в водяной пистолет?

– Я? Э-э… Просто мыльную смесь, – мямлит он. – Вода с жидкостью для мытья посуды.

– Ясно, – говорит Амрита и задумчиво умолкает. – А зачем?

– Ну, хм… Э-э… Хотел помыть пистолет. – С этими словами Клайв отчаянно и совсем бессмысленно всплеснул руками, как бы иллюстрируя сказанное.

И сразу понял, что нисколько не убедил свою собеседницу. Нехорошо врать девушке на первом же свидании. Он делает глубокий вдох и выкладывает всю правду.

– Понятно. – Далее следует долгая пауза. Наконец Амрита спрашивает: – Клайв?

– М-м?

– Скажи, у тебя случайно нет серьезных проблем с мочеиспусканием?

Он спешит заверить, что нет.

– И еще я, конечно, человек широких взглядов, – добавляет Амрита, – но кое-какие вещи выходят за рамки моего понимания. К примеру… хм… водные виды спорта.

– Да, согласен, – говорит Клайв, не вполне понимая, что она имеет в виду.

– Ну что ж, – смеется индианочка. – Тогда хорошо. – Ставит на стол бокал и поднимается. – Я сейчас быстро в душ. А ты выпей еще бокальчик. Да, кстати, – кричит она уже из ванной, – поставь какую-нибудь музыку на свой вкус.

У Амриты изящная миди-система, колонки вмонтированы в каркас из красно-коричневого вишневого дерева, а компакт-диски хранятся не на стандартной металлической горке, а сложены стопкой в ящичек из каштана – вразброс, но со вкусом. По правде говоря, теперь, когда у Клайва появилась возможность осмотреться, ему становится ясно, что вся квартира обставлена с той же беззаботной изысканностью: на полу – турецкие коврики «килимы», на диване разложено синее индийское покрывало из плотного хлопка. Вся мебель – из темного полированного дерева, на столе – две лампы (на одной из которых ручная роспись, выполненная в красно-зеленых тонах); изысканное зеркало в деревянной резной оправе с индийскими орнаментами, алебастровый упор в двери сделан в виде индийского божества Ганеша. На окнах занавеси в духе прерафаэлитов, которые вряд ли гармонировали бы с обстановкой в какой-нибудь другой квартире, а здесь смотрятся вполне к месту. Справа от камина – встроенные книжные полки, заставленные книгами на подбор: оранжевые, черные и зеленые корешки издательства «Пингвин», издания «Пикадора», с преобладанием книг о путешествиях. Здесь же полное собрание сочинений Киплинга в выцветших макмиллановских переплетах из красной кожи, Клод Леви-Строс на французском, множество томов о Полинезии и, конечно же, масса литературы об Индии: искусство и архитектура, антропология, ботаника и даже история империи Великих Моголов в двенадцати внушительных томах. «Вот те на!» – думает Клайв. Все здесь – библиотека, комната, сама хозяйка – впечатляет без лишней претенциозности.

Теперь настало время уделить внимание ее музыкальной коллекции. Компакт-диски выглядят более эклектично, чем книги: Палестрина  [45]45
  Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525—1594) – итальянский композитор. Автор хоровой полифонической церковной музыки.


[Закрыть]и «Кемикал Бразерс», Рави Шанкар и Джанго Рейнхардт со своей сладкозвучной гитарой. Первый импульс Клайва – поставить Рави, чтобы продемонстрировать свое знание этнической культуры, но он вовремя одергивает себя: «Не веди себя по-идиотски». Тогда он перебирает еще несколько дисков, и его пальцы останавливаются на «Болеро» Равеля. Звучат первые аккорды, из ванной показывается голова Амриты с мокрыми тяжелыми локонами цвета воронова крыла, и девушка одобрительно восклицает:

– Здорово!

«Вот те на».

Когда Амрита появляется вновь, на ней шелковый темно-красный халат, а распущенные волосы вьются по плечам. Она присаживается возле Клайва и принимает от него бокал вина. Они некоторое время беседуют о книгах, дисках, родителях, братьях и сестрах, об ушедших в небытие домашних питомцах. Попутно заходит речь о хирургии, остеопорозе, что неизменно ведет за собой рассуждения о сыре, воспоминания о Франции и отдыхе у моря, о песке, раскопках и Дарвине.

Наконец в разговоре наступает некоторое затишье, и Амрита спрашивает:

– Я только одного не пойму, мой герой. Как у тебя в машине оказался водяной пистолет?

Клайв озадачен.

– Я всегда вожу с собой водяной пистолет, – говорит он. – Иногда играю с ним.

Индианка задумчиво кивает.

– Хорошо, – говорит она. – Зрелость не проявляется внешне, она в характере. Можно играть в игрушки, катать поезда – даже мой старший брат по-прежнему ребенок в том, что касается игр. Но это вовсе не значит, что в более серьезных вещах он не ведет себя как взрослый. А ведь игрушки, – размышляет Амрита, – были первыми артефактами человечества.

Тут она улыбается, ставит на ковер пустой бокал, встает и уходит в спальню. Несколько мгновений спустя Амрита появляется в дверях, сжимая в руке какой-то предмет.

Клайв устремляет на ее руку взгляд и радостно восклицает:

– И у тебя водяной пистолет?!

Амрита закатывает глаза к потолку, терпеливо улыбаясь.

– А что же тогда? – недоумевает наш незадачливый влюбленный.

– Это – одна из моих игрушек, – говорит девушка его мечты и, протянув руку – такую стройную! такую смуглую! такую красивую! – манит его пальчиком.

«Вот те на!» – думает Клайв.

* * *

Наутро Клайв отправляется домой, исполненный решимости попросить Эмму собрать вещи и уйти. А если она вздумает сопротивляться, он припугнет ее водяным пистолетом. Но, как выяснилось, все мы сильно недооценивали Эмму. В особенности я.

– Я вошел в квартиру и окликнул ее по имени, – рассказывает нам Клайв. (Сцена: кухня, кофе, Клайв, Кэт и я.) – Она отозвалась из спальни, и я еще удивился, как странно прозвучал ее голос – будто сдавленно. На миг в голове блеснула безумная мысль: она в постели с мужчиной, и у меня появляется прекрасный предлог ее выпроводить. А с другой стороны, если бы я вдруг застал Эмму за столь непредсказуемым и нехарактерным для нее поступком… – рассказчик грустно усмехается причудам влюбленного сердца, – я бы, наверное, передумал с ней расставаться.

Как бы там ни было, моя подруженька была вовсе не в постели, а сидела на полу, склонившись над чемоданом, и упаковывала вещи. А когда она подняла на меня глаза, я увидел, что Эмма, бессердечная невозмутимая Эмма, плачет. Впервые за многие недели я снова ощутил, как сильно люблю ее, совсем как раньше. Неужели мы начинаем ценить своих женщин, лишь когда они страдают?

Я молчу. Кэт тянется к Клайву и пожимает ему руку.

– Некоторые – да, – говорит она. – Но ты не такой, Клайв Спунер, не такой.

– В общем, потом Эмма снова отвернулась и стала дальше собираться. Подошла к комоду, начала вытаскивать из него белье: трусики, колготки. А я стоял рядом и не мог вымолвить ни слова. Тогда она сама заговорила, не глядя на меня и перебирая вещи: «Я ухожу, Клайв. Прости, но наши отношения зашли в тупик. Да ты и сам все прекрасно понимаешь, хотя слишком слаб, чтобы принять какое-нибудь решение. Что поделать, ты ведь просто мальчишка, тебе тяжело жить в мире взрослых». Не преминула-таки уколоть, языкастая стерва. Сквозь слезы, а все равно жалит. Но тогда я совсем не обиделся. Мне показалось, что она права. Наконец я собрался с силами и спросил ее, почему она решила уйти именно сегодня. И Эмма объяснила. Все оказалось предельно просто: по закону подлости как раз утром с работы позвонил один приятель и попросил меня к телефону, чтобы уточнить что-то насчет вчерашнего. Эмма удивилась и спросила, не видел ли он меня вечером на работе. Он, разумеется, врать не стал. Я, конечно, принялся убеждать ее, что это недоразумение, что я не был ни с какой женщиной, что мы просто хорошие друзья… «Так все-таки кто-то есть?» – Клайв поморщился. – В общем, разгромила меня по всем фронтам. Она хоть и была в слезах, но ситуацию контролировала превосходно. А я как дурак стоял и не знал, что мне теперь делать, – совсем растерялся! А в голове все крутилась мысль – я продул всухую и теперь уже никогда не отыграюсь. Если Эмма что-нибудь решила, она ни за что не отступится.

– Ушла? – спрашиваю я.

– Ушла, – говорит Клайв. – Упаковала чемодан, сказала, что за остальными вещами зайдет на днях, и сбежала по ступенькам. Я мчался за ней по пятам и не мог придумать, что же сказать. У двери она повернулась напоследок, взглянула на меня в упор и проговорила: «Я по-прежнему к тебе неравнодушна, Клайв. Но ты меня больше не любишь. Поэтому и ухожу». Об этом труднее всего вспоминать. Я не в силах был вымолвить ни слова. А потом она просто ушла.

Признаюсь, наверное, я ошибся, плохо думая об Эмме. Пусть она хитрая и недружелюбная, пусть. Зато в душе добрее и сильнее любого из нас.

Клайв совсем сник, но до слез пока не опускается. Кэт заваривает ему чашечку кофе. Я предлагаю другу мармеладку, и он, как обычно, посылает меня ко всем чертям. Впрочем, потрясение он как-нибудь переживет и скоро оправится. Я даже не сомневаюсь.