Текст книги "И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ)"
Автор книги: Кристина Мизухара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Глава 3 Шестнадцать светских львиц
Наступило 1 сентября.
Именно к этой знаменательной дате сёстры научились готовить вермишелевый суп, а опекун – их различать.
У Ивана будто спадала пелена с глаз. Слой за слоем.
Допустим, при ближайшем рассмотрении Арина оказалась обладательницей более пышной груди, нежели её сестра. Возможно, потому что была заметно плотнее и шире в кости. Ну, и так далее. Более детально Беспалов рассматривать не стал. Оно ему надо?
Опекуну хватало и того, что когда вечером, или даже «ночером», он приходил домой с работы и заставал девчонок сидящими на диване в холле перед телевизором, они даже на его короткое: «Привет, Ромашовы» оборачивались и отвечали совершенно по-разному. Арина – плавно и с открытым взглядом, Марго – резко и со вздёрнутым подбородком. Всегда.
Кстати, в следующий раз, заехав за балериной в училище, он, наученный горьким опытом, уже объезжал супермаркеты по касательной как в лыжном слаломе, а всю дорогу домой потратил на лекцию о том, как важно блюсти девичью честь смолоду.
– Влипнешь ты, а в интернат загремит сестра. – Старался он быть нудным моралистом.
– Мне никто кроме тебя не нужен, – с заложенным носом гундосила Марго, отвернувшись в окно. Девчушка уже успела подхватить вирус.
Иван даже не знал, радоваться или огорчаться таким признаниям.
Тем более что перекрестившись и поплевав через левое плечо, всё-таки согласился, что у близняшек довольно миленькие мордашки, да и фигурки тоже «ничошные». И теперь ему так и чудились вокруг них кишащие «нечестивцы» да «кобелирующие элементы» вроде него самого восьмилетней давности – с переполненными гормонами организмами и «приборами» в штанах, которыми впору орехи колоть. Кокосовые.
И возглавлял этот «расстрельный» список «смертников» и «гоблинов», тот самый Макар, который, судя по обрывкам фраз сестёр, всё-таки явился, не то с Мальдив, не то с Сейшел.
«И чего он там на дно не ушел, – кривился Иван, только сейчас начиная осознавать, на что, на самом деле, подвязался. Он подозревал, что с одной стороны ведёт себя как квочка над цыплятами, но с другой железно верил, что лучше перебдеть чем недобдеть.
Но и его авторитет тоже прилично рос в глазах сестричек на «дрожжах» выделяемых им карманных денег и не только. Уж кем-кем, а жмотом Беспалов никогда не был. А после одного случая так и вовсе грозился обзавестись в доме статусом культа личности.
Однажды, когда усталый Ваня вошел в холл с ключами от машины в руках и папкой с файлами после поиска пункта приёма старых машин и металлолома на сходных условиях, девчонки сидели на диване, склонив головы в одну точку, и о чём-то рьяно спорили.
– Да? А воду ты тогда откуда получишь? А потом ведь ещё с соляной кислотой всё это реагировать должно! И выделение газа не получается у тебя, – в запале говорила Арина.
Иван подошел и заглянул им через макушки – ученицы корпели над тетрадкой по химии.
Своим любимым школьным предметом он давно не занимался, но растворение меди в соляной кислоте «при н. у.» мог просчитать даже на закате целого изнурительного двухдневного мотания по всему Подмосковью.
– Мда, Ромашовы, – скривился Беспалов.
Обе головы тут же поднялись, и четыре зелёных заинтересованных глаза уставились на выпускника Принстона.
– Вы ещё и по успеваемости не впереди планеты всей. Прискорбно, однако.
Как это ни странно, ни колкостей, ни резкостей в ответ не последовало.
– Если здесь атомов кислорода в полтора раза больше, чем водорода, то значит серная кислота у вас двунормальная, – ткнул он пальцем в их записи. – Отсюда и ошибка в молях.
Сестрички впились в тетрадку взглядами, и Марго принялась исправлять ошибку.
– Спасибо, – вскинула она почти благодарный взгляд на опекуна.
– Обращайся, – двинулся к себе по коридору Иван.
– Я там макароны с тефтелями сделала. Сейчас тебе разогрею, – поднялась вслед за ним Арина и направилась на кухню.
«Какие же они всё-таки разные», – закатил глаза Беспалов, заворачивая в свою комнату.
Плотно закрыв за собой дверь, он наконец-то остался в уединении. Не считая Дрю, разумеется.
За последние полгода в Москве Иван успел к этому привыкнуть. Как только ему исполнилось восемнадцать, отец «прибомбил» сыну трёхкомнатную «берлогу», некислую такую, размером с гектар лесного массива, а если точнее, то сто пятьдесят прямоугольно-квадратных метров жилой площади, потому как сам предпочитал слишком многим не владеть. Именно там сейчас остались все Ванины любимые игрушки.
Отсюда у него появились вполне себе конкретные планы на то крыло, где обитали его подопечные.
Однажды Беспалов высвободил время где-то в обед и, забрав троих грузчиков со склада, отвёз их к себе в «берлогу». Оттуда они с ребятами вынесли его беговую дорожку, боксёрскую грушу и ещё много чего. Бокс и все остальные агрессивные виды спорта всегда были слабостью матери. И Тайсоном её любимца зовут совершенно не случайно.
Приехав к дому первым, потому как ребята на ГАЗели где-то отстали, Иван вошел во двор, а когда попал в дом, то сразу услышал звуки классической музыки, доносившиеся из технического зала, как его называла сама Жанна Ивановна.
«Хуже не придумаешь», – приготовился к сражению Беспалов и, преодолев коридор, решительно распахнул дверь этой комнаты.
Зал имел почти такие же очертания, как и центральный холл, только с обычными прямоугольными трёхстворчатыми окнами. Одна стена полностью состояла из зеркал от пола до потолка с, протянутым вдоль неё, поручнем цвета слоновой кости, а у противоположной, в углу, прильнуло пианино. В закутке напротив были свалены какие-то коробки с рабочей одеждой садовника, перчатками, тряпками и прочей домашней утварью.
На крошечном столике у окна сейчас играл раритетный проигрыватель пластинок фирмы "Аккорд". Мать говорила, что отдала одну дочь в музыкальную школу, а другую – в балетную, чтобы одна аккомпанировала, а вторая – танцевала. Но Арина закончила «музыкалку» и больше за инструмент не садилась. Поэтому Марго дома занималась под звуки «винила».
Как только он вошел, балерина, стоявшая у станка, сначала дёрнулась от неожиданности, но тут же быстро выправила спинку и продолжила. Да как! Начала старательно выгибаться как кошка. Задрала ногу на поручень, другой растянулась в шпагат и склонилась в позе умирающего лебедя. Потом тут же поднялась и выгнулась мостиком, распласталась по поручню.
Иван подошел к проигрывателю и отодвинул головку.
Марго это не остановило. Она подняла ногу вертикально вверх, сделав позу "шесть часов". Именно так подошел и обнял её Иван. Практически сгрёб в охапку.
– Почему ты дома? – прошептал на ушко.
– У нас воду отключили, и всех отправили по домам.
«Да я прямо… везунчик, блять!», – мысленно заскрипел зубами Беспалов.
Легко оторвал балерину от пола, он понёс её из зала через коридор и зашел в их с Ариной комнату.
В этом «царстве» сердечек, бантиков и лака для ногтей Ваня бывал лишь однажды сразу как переехал. Но даже в единственное своё посещение вёл себя осмотрительно и осторожно, как в стане врага. Он действительно чувствовал здесь себя «засланным казачком». Ему казалось, что шаг вправо шаг влево на этом «скользком льду» розового цвета и ласкательных суффиксов и – всё, прощай грубый, низкий мужской голос, волосы на ногах и груди, тестостерон, бритьё по утрам, и да здравствуют окситоцин, месячные, Стас Михайлов и фильм «Красотка».
Нести ему было всего ничего, но даже этого Марго хватило, чтобы опустить ногу, обвить мужскую шею руками и признаться:
– Я тебя люблю.
Беспалов кинул быстрый взгляд на девушку. Её мгновенно залихорадило от собственного признания, зелёные глаза наполнились испугом и мольбой. Любви в них не было и в помине.
– Не бросайся такими словами, глупая. – Подошел Иван к одной из кроватей (Арины или Марго – без разницы) и бережно положил девушку. Хотел выпрямиться, но она не дала, удерживая руками за шею.
– Не уходи. – Вцепилась ещё сильнее. – Что мне сделать, чтобы тебе понравиться? – спросила даже как-то излишне серьёзно.
«Тебе легко говорить, – подумал Иван, – у тебя секса никогда не было. А вот у меня его давно не было». – Парень уже чувствовал, что организм просыпается. Женские объятья, касания, этот неповторимый запах. А слова! С физиологией не договоришься и договор не подпишешь – она всегда права и «рулит» как хочет.
– Ты мне нравишься, – разорвал Ваня тонкие девичьи пальчики у себя на шее, опустил руки Марго ей на грудь крест-накрест и слегка прижал, как бы зафиксировав.
– За мной два мальчишки в училище бегают, – показала она на пальцах английскую букву «V».
«Ну так а я о чём!» – скрипнул зубами квочка-опекун.
– Мне плохо, Беспалов, – заморгала ресничками Маргарита.
– Нет, – с улыбкой Далай-ламы тряхнул он головой, но продолжил уже почти зло: – Сейчас тебе хорошо. Плохо будет, когда я стану у тебя первым, а через месяц, наигравшись во взрослую, ты поймёшь, что я самый обычный, а за любовь ты приняла ущемлённое самолюбие и любопытство! А мечта уже сбылась, и тебя употребили, – обречённо развёл руки в стороны, – и ничего не вернуть! Что, не нравится? – Иван увидел, как девчушка сжала губы в тонкую линию и раздула ноздри. – Ничего не будет. Извини. – Сделал шаг от кровати.
– Не извиню! – Брыкнула она ногой, будто топнула ею по полу. – Всё равно тебя добьюсь!
– Эй, хозяева, есть кто дома? – раздался в коридоре мужской голос.
– Да-да! – крикнул Беспалов и ринулся из комнаты. – Вы подъехали? – увидел он стоящего в коридоре одного из грузчиков. – Идёмте, занесём.
А когда они втаскивали беговую дорожку, Маргарита вылетела из своей комнаты как фурия.
– Так вот оно что! – сделала она руки в боки. – Я думала, что ты! А ты! Ты хочешь забраться в мой зал?!
Иван, который нёс поручни и ремни, тут же кинул их на пол, втолкнул её назад в спальню девочек и закрыл дверь рукой, а рот Марго – поцелуем с разбега.
Он целовал её грубо, даже, наверное, больно присасываясь, и сминая молоденькие, по ощущениям «молочные» девичьи губки, совершенно не заботясь о её самочувствии, впечатлении или ощущениях.
За себя он не боялся – его физиологию держали на мощных цепях трое здоровых мужиков в доме. Такой суммарный багаж чужого тестостерона остудит даже столь порочного мужика, как он, у которого бесконечно долго не было нормального секса. Нормального по его понятиям, разумеется.
Марго же он планировал остудить своей агрессией и эгоизмом.
Но не тут-то было. На пятой секунде она начала ему отвечать примерно в его же манере – напирая и вгрызаясь в рот.
Беспалов опешил. Пока не поздно, оторвался, отлепил эту «пиявку» от себя и, еле дыша, отступил к двери. Его глаза восхищённо сияли, он греховно улыбался, будучи явно под впечатлением.
А девчушка выглядела как молодая вампирша, которой позволили пригубить кровь, но не дали даже заглотнуть, протечь волшебному зелью по позвоночнику, запустить его по жилам, будто гоночный болид по трассе в Монако. Обманули!
– Тс-с-с… – приложил Иван палец к губам и, нащупав сзади ручку двери, нажал на неё.
Выходя из комнаты, он закрыл её за собой, будто задраил люк в хранилище ядерных отходов. Парень даже не прочь был его замуровать лет так эдак на пятьсот с капсулой-посланием на специально разработанном языке, на тот случай, если русские до этого времени забудут русский язык.
А Марго, воодушевлённая его призывом молчать, действительно ничего не сказала и родной сестре, когда та пришла со школы. Впервые в жизни. Жаль только что самого опекуна они этим вечером так и не увидели – он где-то отсутствовал.
Марго заснула в сладком ощущении их общей с Иваном тайны. Иметь с ним хоть что-то только на двоих она считала самым настоящим, неподдельным счастьем. Победой. Это даже круче, чем впервые встать на пуанты.
А утром её разбудила Арина.
– Марго, вставай! Просыпайся! Ну, же! Идём. Нам нужно идти! Там девка! У нас какая-то баба по кухне ходит!
– Какая деф-ф-фка, – оторвала от подушки голову Маргарита, сонно щуря глаза. – Что? – распахнула она их, но тут зажмурилась опять. – Какая баба?
– Не знаю. Но у нас на кухне ходит какая-то баба, – махнула рукой в сторону холла сестра.
Марго моментально села в кровати.
– Что? Кто впустил?
– Фрекен Бок, наверное. – Пожала плечами Арина. – Больше некому.
Рита быстро накинула халат на ночнушку, потому что сестра уже была в нём, и они ринулись в холл.
Их сонным глазам, всклоченным причёскам и разинутым ртам представилась действительно интересная картинка: на кухне их мамы варила кофе и хлопотала над завтраком какая-то жгучая брюнетка лет двадцати семи-тридцати, с неплохим таким пучком на голове и в пресловутой мужской сорочке только не белого, а чёрного цвета, которая доходила ей до самой середины бедра ног, о которые сейчас тёрлась Дрю.
– Оу, а вот и пипл проснулся! – вышел из своего коридора сияющий как начищенный медный пятак Беспалов. – Вы уже познакомились? – запахивая рубашку на груди, явно после душа, он подошел к гостье и очень красивым, сексуальным движением поцеловал её сзади в шею. – Пипл, знакомьтесь – это моя девушка Ева. Она живёт в Париже. – Он победоносно обернулся к ошалевшим, опешившим, обалдевшим, застывшим соляными столбами, близняшкам.
Те даже не моргали, а Ева, обернувшись, женственным, мягким, плавным, кокетливым движением склонила голову, поигрывая выбившимися локонами и не переставая великосветски улыбаться.
Первой отмерла, как и положено, Марго.
Она проморгалась, сделала судорожный вдох, потом, наклонила голову вперёд и как испанский бык двинулась на счастливую парочку
Остановившись напротив Евы, девчушка сделала красивый умелый поклон, как-то вычурно выгнув ногу в щиколотке, и взялась кончиками пальцев за невидимую пачку.
– Бонжур, мадам, – сказала она елейным голоском. – Мне очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Маргарита. Уверена, у нас с вами много общего. Наверняка, вы любите балет, а ещё ваш парень вчера поцеловал меня французским поцелуем.
* * *
Ивану не нравились американки. Вообще. В принципе.
Американцам его, кстати, тоже очаровать не удалось, но это уже нюансы.
Да и вообще, в отношениях с США парень двигался от частного к общему, поэтому вся их огромная страна во главе с её менталитетом, «господином президентом» и знаменитой «мечтой» как-то не тронули сердце и все остальные органы (разве что кроме печени) носителя имени героев почти всех русских народных сказок и национального фольклора.
Девчонки, с которыми Беспалов пересекался в общежитии и на лекциях в Принстоне, казались ему какими-то «левыми», отрицательно-странными, непонятными. Чужими, короче. Немного выправляли положение и корректировали ситуацию аспирантки и молоденькие преподавательницы. Те поддерживали в трудную минуту и не давали впасть в отчаяние, поскольку были более контактными и умелыми в общении, тем самым до приятного резко снижали вероятность и уместность фразы: «Мне мама не разрешает». Дай бог здоровья и мужей побогаче, и им, и их мамам.
Впрочем, некоторым бог уже дал (а скорее всего, они взяли сами), но как показала практика, не в мужьях и деньгах счастье. Счастливыми их делал Иван. Да. Пусть и ненадолго, но стороны расставались полностью удовлетворённые сотрудничеством, а так же взаимопониманием, достигнутым в его процессе.
Так и «подсел» парень на тех, кто постарше. Поэтому ничего удивительного, что Женевьеве Гильер шел тридцать первый год. Вдобавок ко всему, она являлась плодом любви французского бобслеиста и украинской лыжницы.
Когда Иван жил у своего друга Поля Сюркуфа в Бургундии, в имении Тюффо, где последние лет четыреста занимаются виноделием и сыроварением, парня всё очень и очень устраивало. Отец Поля, Себастьян Сюркуф держал ещё и небольшую мануфактуру по производству элитных тканей и гобеленов, которые продавал в крошечных лавках почти по всей Франции. Полюбились Беспалову поездки по стране с готовым товаром и особенно – в знаменитую «столицу любви». Он был абсолютно не прочь так «маяться» годков до тридцати, а потом и дальше, но жениться «зачесалось» Полю. Захотелось «придурку» тихой семейной гавани.
– Ты припух? – смеялся на английском над французом его русский друг. – На кой? Зачем? Чего не живётся? Тоже мне… д’Артаньян.
Пышным торжеством под названием «свадьба», ознаменовавшим смену социального статуса Поля «д’Артаньяна», и занималась мадмуазель Женевьева Гильер, которую все звали просто Жэни. Но Иван, разумеется, не все, он звал её Евой. Особенно узнав, что до того как работать устроительницей свадеб, она шесть лет танцевала канкан в «Мулен Руж» и вылетела оттуда со скандалом «за непристойное поведение» – уступила ухаживаниям одного пылкого посетителя, жена которого позаботилась уже обо всём остальном.
– Ну! Что я тебе говорил! – довольно улыбаясь и чуть ли не мурлыча обратился к ней на русском Иван, только лишь Марго выпалила свою приветственно-обличительную речь. – Ты проспорила. С тебя мин… – тут он запнулся и закашлялся.
– О-ля-ля, – с улыбкой покачала головой Ева. – Кажется, вы оба не умеете держать язык за зубами, – проговорила она на русском с французским «р» звучавшим как русское «г» и кокетливо погрозила парню кухонной лопаточкой.
– Я сказал ей, – обращаясь уже к Марго, показал Беспалов пальцем на свою девушку, – что ты обязательно меня выдашь. И вуаля! – театрально развёл он руки в стороны. – Что и требовалось доказать. – После этого схватил со стола бутерброд, получив по руке несильный шлепок от Женевьевы. – Я же говорю, что не идиот, – откусил он половину небольшого, на французский манер, кусочка хлеба с паштетом и сыром, и развернулся всем телом к мадмуазель Гильер. – Череш пятнашать секунд пошле того как я пошелую хоть одну из них, – небрежно махнул себе за плечо на обалдевших близняшек, жующий Иван, но тут же прожевал и проглотил, – об этом будут знать все семь холмов Москвы и Останкинская башня. Оно мне надо?
– Я же вижу, что только это тебя и останавливает, – нисколько не раздражаясь, укорила его Ева, обернувшись на сестричек.
А те в это время заметили, что в левом ухе их Фрекен Бок появилась серьга. Довольно красивая. Проколотую мочку они «засекли» ещё раньше и всё ждали развития событий. А Ваня, судя по всему, ждал свою Женевьеву.
– Кстати, – повернулся Иван к Марго и чуть подался на неё вперёд. – Ева не моя девушка, понятно? Я пошутил, а ты уже всё выболтала.
Последовала немая сцена.
– Ты охренел?! – опять шутливо стукнула его по плечу Ева. – Не слушайте его, – дружески подмигнула она близняшкам. – Я его девушка.
Марго, наконец, отмерла, отошла назад к Арине и встала рядом. Можно было, конечно, и убраться к себе в комнату, но тут интересней.
– Похожи? – показал на них рукой с бутербродом Иван и оправил его остатки себе в рот.
– Шутишь? – повернулась от него к сковороде с оладьями Ева. – Я их по приговору суда не отличу.
– Ы-ы, – покачал головой Беспалов, усиленно работая челюстями. – Иф не спутаиш. Они не похоши.
Марго подскочила на месте. Это неслыханно – о ней разговаривают как о насекомом, о бабочке какой-то. Ещё чуть-чуть, и эти двое начнут тут целоваться, абсолютно не смущаясь её присутствия.
Такого Маргарита стерпеть не могла.
– Новость! – объявила она голосом девочки, взобравшейся на табурет, и сделала рукой жест спортивной гимнастки. – У меня в училище скоро родительское собрание.
До Ивана даже не сразу дошла суть произошедшего – настолько всё это казалось невероятным и невозможным. Судьба не может быть настолько жестока к нему. Он ещё некоторое время улыбался, и его глаза сверкали торжеством. Но смысл сказанного не бог весть какой замысловатый и сложный. Тем более с IQ парня.
Лицо Вани в момент сделалось похожим на чистый белый лист бумаги. Очень белый. Практически белоснежный. С него вмиг сошли все нюансы мимики и оттенки красок. Капилляры видимо сжались от ужаса в ещё более тоненькие.
– Эм-м… – сделала шаг вперёд вслед за сестрой Арина и тоже подняла руку. Она чуть помедлила, но всё-таки вогнала этот гвоздь в крышку гроба с похороненными безмятежностью и радостью жизни Ивана Беспалова. – У меня тоже.
– Что… «тоже», – обмер бедолага.
– Собрание, – интонациями, которыми объявляют конец света, произнесла девчушка.
– Нет, – выдохнул опекун и сделал шаг назад. Он посмотрел на Еву рядом, как бы примеряясь, можно ли спрятаться за её спиной. – Нет.
Сестрички траурно-многозначительно молчали.
Ваня лихорадочно забегал глазами по холлу и кухне-студии. Он сжал губы и раздул ноздри.
– Придумал! – наконец подскочил обрадовано. – Я деньгами отдам!
Ромашовы одинаково разочарованно скривились. Марго скрестила руки на груди.
– Нет, правда, можно деньгами, а? – сделал он бровки домиком. – Любыми. Криптовалютой могу.
– У меня не пойдёт, – кокетливо отставила ножку балерина и закатила глаза под потолок.
– А если много? Десять кусков за одно собрание. Пойдёт?
– У меня только натурой, – решила она поддержать тон разговора.
– У меня тоже, – кивнула Арина. – Нужно хотя бы на вводное сходить. У нас, кстати, первое собрание всегда вместе с учениками.
– О, Боги! Не пойду! Хоть застрелите! – закрыл лицо ладонями опекун.
– Лично я бы – с удовольствием, – сделала губки бантиком Марго.
– Пойдёшь, – сказала Арина.
– Не пойду.
– Пойдёшь.
– Поговори мне тут! Мала ещё! – погрозил ей пальцем Иван.
– Тебя лишат опекунства, а нас отправят и интернат.
– Да хоть в Древнюю Спарту! Не пойду я в этот цирк, в эту клетку с тигрицами, понятно? Я не прыгаю через обруч!
– В жизни всегда есть место подвигу, мой ответственный друг. – Улыбалась Ева, выключая конфорку под сковородой.
– А не многовато ли? – округл на неё и без того свои выразительные глаза Беспалов. – Мест для подвига-то. Моя жизнь уже походит на один сплошной подвиг двадцать четыре на семь, – намекал на бракосочетание родителя.
* * *
Итак, случилась свадьба.
У папы.
Степан Лаврович тоже собрался жениться.
Разумеется, «молодая была уже немолода».
Беспалов-старший довольно долгие годы развлекал себя разнообразием. Лет до тридцати пяти у него в личной жизни творилась сплошная и довольно быстрая «текучка». «Кадры» сменяли одна другую, как в примерочной хрустальной туфельки – следующая, следующая, следующая. Конвейер работал слаженно, без простоя, то есть, в самых лучших традициях Генри Форда.
Но сколько верёвочке ни виться… Наконец Степан – а к этим годам уже только Степан Лаврович – устал. Прямо как тот царь Додон, который «…под старость захотел отдохнуть от разных дел. И покой себе устроить».
Но у Стёпы получилось даже лучше – у него случилась любовь. Ему встретилась Светлана Захаровна. Светочка. Именно их торжество и приехала устраивать Ева. Никакой особой свадьбы, разумеется, не планировалось – жениху стукнуло, не много ни мало, сорок шесть лет, а невеста была на десять лет его старше. Просто очередной повод, чтобы всем собраться.
– Ну что же, тот, кто переживёт два родительских собрания, до родительской свадьбы уже не дотянет. Отлично! – всё-таки нашел чему порадоваться оптимистичный Иван.
– Маман! Маман! Гэгагдэ! Вуаси ун кят!* – вылетел откуда-то из спальни Йурега и влетел в зону кухни маленький мальчик-мулат лет четырёх с кожей цвета кофе и короткой порослью курчавых волос на голове. В руках он тащил Матраса.
– Вольдемар, лесь ланималь тронкуиль, ** – подскочила к нему Ева и высвободила из рук парня многострадальное животное.
Оказавшись на свободе, Матрас обрадовано отряхнулся, но тут же упёрся взглядом в Дрю, присутствовавшую тут же. Та, долго не думая, застыла в позе, отрезающей представителю сильного пола все пути к отступлению. Она уставилась на него так, будто он обольстил, охмурил, обесчестил, пообещал жениться, но сбежал. И как бы в подтверждении этого «жених» с диким воплем кинулся наутёк в коридор, а Дрю бросилась за ним – там, в туалете был открыт для них крошечный лаз на улицу.
– Але ди э бонжуг дам***, – подтолкнула Ева сына к онемевшим от шока близняшкам.
Мальчик очень несмело сделал пару шагов к сёстрам и застыл. Его огромные чёрные глаза с темноватыми белками округлились ещё больше, а рот с пухлыми губками открылся. Ребёнок переводил взгляд с одной на другую и не мог остановиться.
Все трое стояли в шоке друг от друга.
Наконец младший по возрасту, но всё-таки мужчина, первым пришел в себя и обернулся к маме в поисках поддержки и подсказки. Но та отвлечённо перекладывала оладьи на тарелку.
– Э-э-э… бонжуг. Жёмапель… э-э… Вольдемаг****.
Второй нашлась Марго.
– Бонжуг, мсье. Жё ма пель, – произнесла она уже раздельно, – Марго. – И умильно улыбнулась.
Затем повернула голову к сестре.
– А я Арина, – улыбнулась та и, протянув руку, потрепала парня по волосам. За что получила лучистый ответ от белозубого сорванца.
* * *
Если коротко, то своим появлением на родительских собраниях, Иван их всё-таки сорвал. Оба.
Сначала в училище Лавровского.
В одной небольшой комнате собралось шестнадцать светских львиц. Шестнадцать несостоявшихся балерин. Даже если считал чисто по головам, Беспалов всё-таки не очень любил применять к представительницам слабого пола животноводческие термины и уж тем более – названия крупного рогатого скота типа «тёлочка». Львицы как-то лучше.
Так вот, как только Ваня прошел на «Камчатку» и постарался там слиться с пейзажем, мимикрируя под растение фикуса, стоявшее недалеко в углу, в массах начались разброд и шатание. То одна, то другая «львица» поворачивались к нему с различными выражениями лиц, но в основном – с оценкой, и пытались… Да Иван и сам не понял, что им конкретно надо. Казалось, они задались целью засмотреть его до смерти. Об энергетике и говорить не приходилось – в воздухе воодушевление стояло такое, что хоть топор вешай. А от смешанной вони их стойкого французского парфюма, возникало столь же непреодолимое желание повеситься рядом с топором.
– Вот познакомьтесь, дамы, – с улыбкой начала классная руководительница Марго, имя которой Иван не хотел бы знать в принципе, – у нас в этом году пополнение. Это, – она заглянула в какую-то шпаргалку на своём столе, – Иван Степанович Беспалов, опекун нашей Маргариты Ромашовой. Прошу любить и жаловать.
Бурные, продолжительные аплодисменты.
«Какай здесь этаж? – вытирая кончик носа, пытался вспомнить герой дня. – Если ниже пятого, то я, пожалуй, рискнул бы».
А что случилось с воздухом, когда классная руководительница попросила номер его телефона. После того как он громко произнёс все десять заветных цифр, казалось на перекур сейчас повалят даже из соседних аудиторий.
Уходил оттуда Ваня чуть ли не огородами, как агент разведки после провала.
– Это возмутительно, – бубнил он, открывая указанную ему охранником незаметную дверь в торце первого этажа. Попав в какой-то невнятный переулок, он направился на свет фонарей и увидел возле главного входа «львиц», которые дымили сигаретами, будто прохудившиеся выхлопные КамАЗов, и что-то живо обсуждали. Парню очень не хотелось, чтобы они «срисовали» номерок его машины. Пришлось ждать.
Но это была только трагедия.
В виде фарса история повторилась в гимназии № 1514, когда Иван заявился туда вместе с Ариной. Спасало только боевое крещение «светскими львицами».
– Какая красивая пара, – первым делом зашептались за спиной.
Но Ване было не до этого – он высматривал Макара или Макарона.
«Один чёрт разницы, как там его… хера этого». – Очень хотелось взглянуть, оценить, прощупать хотя бы глазами. Идеально конечно кулаками – у Ивана они так и чесались – но это уже роскошь. За что бить? А ни за что. Так, для профилактики. Лишним не будет.
Однако вместо парня к ним подошла невысокая девочка, по всем признакам альбиноска – с белыми волосами, забранными в хвостик, такими же бровями и белыми пушистыми ресницами.
– Привет, – доброжелательно улыбнулась она улыбкой ангела.
– Привет, – наклонилась и поцеловала её в щечку Арина. – Иван, познакомься, это моя лучшая подруга Валя Пархоменко. Валь, а это и есть мой опекун Иван Степанович, о котором я тебе рассказывала.
– Здравствуйте, Иван Степанович. Мне очень приятно с вами познакомиться, – произнесла интонациями ребёнка новая знакомая.
– Взаимно, мисс, – немного вздёрнул брови парень. Сквозило что-то очень интересное, обаятельное в этой девочке-ребёнке.
Тут их отвлекла академического вида женщина, громко попросив занимать свои места.
– Почему ты никогда о ней не рассказываешь? – полушепотом, под топот ног и, игнорируя шквальный огонь взглядов, наклонился к своей подопечной Иван. – О Вале этой.
– Потому что о ней не хочется говорить всуе, – назидательным тоном пояснила Арина. – Она ангел. Но у неё тяжелая форма врождённого сахарного диабета. Её забирают из нашей гимназии из-за нагрузок.
– Мда, – выпрямился парень. – Печально.
«Час! Только час!» – обвёл он боксёрским взглядом аудиторию, а по отношению к нему – благодарную публику.
А дальше всё пошло по, уже обкатанному в училище Лавровского, сценарию с той лишь разницей, что здесь классным руководителем оказался молодой «чувак» в очках, который выглядел не на много старше самого Беспалова. При ближайшем знакомстве он оказался учителем химии.
«Почти коллега», – подумал про себя Иван, поскольку тоже любил и неплохо знал этот предмет.
Конечно, некоторую долю внимания этот «препод» на себя всё-таки перетянул, но весьма недостаточно.
– Когда я умру, то попаду в рай, – вечером после собрания вошел Беспалов в дом и, вынув из кармана связку ключей, с грохотом положил на тумбочку в прихожей. – Потому что в аду я уже был.
*– Маман! Маман! Гэгагдэ! Вуаси ун кят! – Maman! Maman! Regarde! Voici un chat! – фрнц. Мама! Мама! Смотри! Тут котик!
** Вольдемар, лесь ланималь тронкуиль – Voldemar, laisse l'animal tranquille – фрнц. – Вольдемар, оставь животное в покое.
*** Але ди э бонжуг дам – Allez dire bonjour aux dames – фрнц. Иди и поздоровайся с дамами.
**** Бонжуг. Жёмапель Вольдемар – Bonjour. Je m'appelle Waldemar – фрнц. Здравствуйте. Меня зовут Вольдемар.
