Текст книги "Забытое (ЛП)"

Автор книги: Кристин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

20. СИЕННА

Труба – это подводный проход цилиндрической формы, сделанный почти полностью из прозрачного органического стекла. Она напоминает мне о старом аквариуме, в который каждый год мы ходили всем классом, чтобы посмотреть на акул, скатов, рыб фугу – от всех этих существ нас отделяло только тонкое прозрачное стекло вдоль прохода.

Уже прошли сутки, и мы направляемся на встречу с Грейнджером, но прежде чем попасть в трубу, нам нужно миновать ночную охрану. Использовать лодку в темноте слишком опасно. Там под водой какие-то шипы, расположенные через каждые полметра в радиусе ста метров от здания. Их очень сложно разглядеть днём и совершенно невозможно ночью. Их используют специально, чтобы отпугнуть людей вроде нас, желающих проникнуть тайком внутрь.

К счастью, у нас есть план местности, но для его воплощения необходимо прибегнуть к одной хитрости. Грейнджер предупредил, что для того, чтобы попасть в трубу, нам понадобится скан сетчатки и отпечаток пальца. Чтобы обойти эти меры безопасности, он послал нам микрочип, который нужно вставить в заднюю часть устройства и загрузить новые данные. Если это не сработает, нас с Зейном арестуют за попытку незаконного проникновения в правительственное учреждение.

Охранник – молодой парень, лет двадцати пяти на вид, с небрежной щетиной на лице. Он стоит, вытянувшись по струнке, перед закрытым входом в трубу, одной рукой слегка придерживая свою винтовку М16. Он замечает нас, когда мы подходим к нему. Настало время привести план в действие.

– У тебя пропуск с собой? – спрашивает Зейн, достаточно громко, чтобы охранник услышал.

– Да должен быть, вечно я всё теряю в этом бардаке, – я снимаю огромную дамскую сумку с плеча и роюсь внутри. Между делом я как бы случайно роняю кошелёк, содержимое которого разлетается по земле. Бальзам для губ в форме клубнички катится прямо к ноге охранника.

– Я такая неловкая, – бормочу, наклоняясь, чтобы собрать свои вещи обратно в сумку. Ручки, жвачка, помада, монетки, заколка для волос.

Охранник попадается на приманку. Сняв оружие, он приседает рядом и помогает собрать то, что упало рядом с ним.

– Я нашёл ваш пропуск, – говорит он, протягивая прямоугольную белую карточку, которую передал нам Грейнджер.

– Спасибо вам большое, – отвечаю я, забирая пропуск. Мне не нужно смотреть на Зейна, чтобы знать, что он делает. Пока я отвлекаю охранника, он вставляет чип в заднюю часть сканера.

– Вроде бы всё, – охранник поднимается на ноги и протягивает мне то, что собрал. Я забираю свои вещи и ещё раз его благодарю, запихивая всё в свою необъятную сумку.

– Простите за этот бардак, – неловко бормочу я, поднимая на него деланно-застенчивый взгляд. – Так мило с вашей стороны помочь мне.

Он улыбается в ответ.

– Всё в порядке. Был рад помочь, – и он оглядывается на Зейна, ждущего меня у раздвижных стеклянных дверей.

Я щурюсь на Зейна.

– Спасибо, что помог, – явный сарказм с моей стороны.

Зейн пожимает плечами.

– Похоже, тебе не нужна была моя помощь, – его взгляд метнулся к охраннику, явно выражая недовольство.

Упираю свободную руку в бок.

– Он поступил как джентльмен, в отличие от некоторых.

Зейн раздражённо – и очень убедительно – качает головой.

– Сколько раз я тебе говорил, что мне не нравится, когда ты флиртуешь с каждым встречным?

– Я не флиртовала, – возражаю я.

Охранник прочищает горло, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Ты постоянно флиртуешь, Магда, – Магда? Я не знала, что мы ещё и имена меняем. – Тут случайно прикоснулась, там кокетливо рассмеялась. Ты совсем себя не контролируешь.

Я напряглась всем телом.

– Я. Не. Флиртовала, – грозно говорю я, понизив голос.

Охранник вмешивается.

– Слушай, приятель, это была просто вежливость. Я не претендую на твою девушку. Если вы в лабораторию, то заходите. Если нет, идите мимо.

Бросив Зейну торжествующий взгляд, я широко улыбнулась охраннику.

– Конечно, вот мой пропуск, – я достаю карточку и направляюсь к серому сканеру слева от стеклянных дверей, на поверхности которых выгравированы рельефные завитки.

– Ну вот, опять флиртуешь, – бормочет Зейн. Он достаёт из кармана свой пропуск и проводит им. Сканер пищит, говоря о готовности к следующему этапу проверки. Наклонившись, Зейн широко раскрывает глаза, пока тонкий лазер сканирует его сетчатку. Новый писк, и затем на экране загорается зелёный свет. После этого Зейн прикладывает палец, сканер светится красным, затухает, а затем ещё один писк и зелёный свет. Стеклянные двери открываются.

Сердце колотится в груди. Моя очередь. Пропуск срабатывает, я подаюсь вперёд, чтобы просканировать глаза и случайно задеваю сканер. Он издаёт противный звук, на экране появляется красный крестик. Бисеринки пота стекают по моей шее, я пытаюсь успокоить дыхание. Наверное, это просто сбой. Я решаю попробовать снова.

Ещё раз сканирую сетчатку, но опять тот же звук и красный значок «Х».

– Что-то не так? – спрашивает охранник, внезапно оказавшийся рядом.

– Я… Наверное, это из-за контактных линз, – я делаю вид, что пытаюсь достать что-то из глаза. – Они новые.

Охранник кивает.

– Да, такое случается постоянно. Давайте я.

Он вводит набор цифр на клавиатуре – скорее всего, чтобы стереть данные моего пропуска, – и затем прикладывает собственную карточку, которую он достал из внутреннего кармана чёрного пиджака. Затем он наклоняется, чтобы просканировать сетчатку, я быстро протягиваю руку к сканеру, пытаясь нащупать микрочип. Мои пальцы скользят по гладкой поверхности, пока не находят тонкий разъём, в который вставлен чип. И теперь я понимаю, в чём возникла проблема. Когда я задела сканер, чип, видимо, сместился и отключился от системы.

Я закидываю чип в сумку, пока охранник выпрямляется и прикладывает палец к экрану.

– Доступ разрешён, – произносит компьютерный голос.

– Спасибо, – благодарно улыбаюсь я, когда стеклянные двери разъезжаются в стороны.

– Да не за что, – отвечает он. – Надеюсь, у вас не возникнет с ним проблем из-за меня.

Они кивком указывает в сторону Зейна, ждущего по ту сторону дверей.

– Не обращайте на него внимания, – говорю я. – Он просто тот ещё ревнивец.

Закинув сумку на плечо, я пробегаю через стеклянные двери, пока они не успели закрыться. Как только я оказываюсь внутри с Зейном, моё сердцебиение возвращается в норму.

– Почему так долго? – шепчет он, глядя на то, как двери закрываются за мной. Из-за рельефного рисунка на стекле через них невозможно ничего разглядеть.

– Скан не сработал. Чип, судя по всему, отсоединился. К счастью, охранник пустил меня по своему пропуску.

Зейн одобрительно кивает.

– Тебе удалось его умаслить.

– Похоже на то.

Зейн посмотрел на свой линк.

– Нам надо спешить. Мы уже опаздываем на десять минут. Будет плохо, если Грейнджер уйдёт, – развернувшись в сторону прохода, Зейн добавляет: – Может, тебе пойти первой? Тогда в случае чего ты, по крайней мере, сможешь прорваться вперёд.

Мы оказываемся перед стеной с кучей лифтов. Зейн нажимает на кнопку ближайшего, и когда тот открывается, внутри оказывается пространство, совсем непохожее на лифт. Это шар из органического стекла диаметром чуть больше человеческого роста с крошечными дырочками для воздуха. В центре его два сиденья с ремнями.

– Похоже, мы можем поехать вместе.

Зейн впускает меня первой и занимает место рядом, закрывая за собой люк. Эта штука напоминает мне прогулочный шар для домашних грызунов. И хотя я ожидала, что здесь будет пахнуть потом, на самом деле здесь как в больнице.

Мы движемся по трубе. Я сжимаю подлокотники, когда мы погружаемся в океан. Я чувствую давление в ушах, зеваю и слышу приглушённый хлопок. Как только движение начинается по прямой, мы набираем скорость. Так странно находится под водой океана ночью. Знать, что все эти рыбы и прочие водные существа находятся на расстоянии вытянутой руки, и нас разделяют только две тонкие стенки – шара и трубы. Я рада, что сейчас темно и ничего не видно, в том числе и всех обитателей океана.

Шар замедляется, приближаясь к зоне высадки на другой стороне.

– Кстати, ты отлично сыграла свою роль, – внезапно говорит Зейн.

– Ты тоже был неплох.

Зейн улыбается мне.

– Я просто подыгрывал тебе.

Добравшись до зоны высадки, мы слышим щелчок, когда сфера состыкуется с платформой. Люк открывается, и мы с Зейном выбираемся через двери. Нас тут же встречает парень в серой рубашке на пуговицах, широких брюках и лабораторном халате. Очевидно, Зейн его знает. Странно, но что-то в нём кажется мне знакомым. Я рассматриваю его невыразительные черты лица и каштановые волосы. У меня такое чувство, будто я его уже где-то видела… Причём совсем недавно.

И вдруг меня озаряет. Тот самый парень, который хотел сесть со мной в поезде.

Он сразу меня узнал, я вижу это по его глазам, по тому, как он смущённо отводит взгляд. К счастью, когда Зейн представляет нас друг другу, он делает вид, что мы никогда не встречались, и я поступаю также.

Мы пожимаем руки, и я про себя отмечаю, какая мягкая у него кожа – он почти не занимается физическим трудом, проводя всё своё время в лаборатории. Он ведёт нас по коридору мимо закрытых дверей и лабораторий с выключенным светом. Мы останавливаемся у двери с табличкой «Брайан Филлипс, ведущий генетик».

– Это кабинет моего начальника, – объясняет он. – Если мы вернём всё на свои места, перед тем как уйти, то он никогда ничего не узнает.

Я захожу в помещение и оглядываюсь вокруг. Здесь есть несколько компьютеров на столе у дальней стены и пара столов поближе, с бумагами и лабораторным оборудованием, но главным образом моё внимание привлекает стол для обследования. Рядом с ним стоит кресло, как у стоматолога, с вращающимися картинками на проекторе, прямо как тот, к которому была подключена моя мать в МПЗ.

Подходя к этому креслу, я спрашиваю:

– Зачем вам это?

– Это последнее изобретение доктора Филлипса.

Я разворачиваюсь к нему лицом.

– И что это такое?

Грейнджер неловко переминается с ноги на ногу.

– Я не вправе говорить об этом.

Я скрещиваю руки на груди.

– Вот как, а что оно делает?

Он колеблется.

– Я… Об этом я тоже не могу рассказывать.

Я делаю несколько шагов к нему.

– Оно меняет воспоминания, да? Заставляет поверить, что ты кто-то другой, верно?

Грейнджер открывает и закрывает рот, как рыба без воды.

– Да, но… Как ты узнала? Это устройство ещё в процессе разработки. Всего несколько человек знают о ней.

– Потому что мою маму подключали к этой штуковине. В правительственном здании в Легасе.

– Но это невозможно, – говорит Грейнджер, мотая головой. – Мы применяем её только на добровольцах с серьёзными психологическими травмами, которые сами хотят изменить свои воспоминания, чтобы вернуться к нормальной жизни.

Я думаю о своей маме. Доброволец? Черта с два. Да, события прошлого года стали серьёзным испытанием для её психики, но она никогда не выказывала желания стереть себе память.

– Ну, кто-то использует такие машины на людях, не спрашивая их разрешения. Советую разобраться в этом деле, – я осматриваю гладкую поверхность вращающегося устройства. – Тебе не кажется, что вы возомнили себя богами?

Его губы изгибаются в полуулыбке.

– Богами? Нет, вовсе нет. Я рассматриваю это как возможность помогать людям, делать их жизнь лучше.

– Для этого твой начальник изменил мне память? Чтобы сделать мою жизнь лучше? – под конец мой голос срывается на высокие ноты.

– Послушай, – говорит он. – Мне жаль, что доктор Филлипс сделал это с тобой, но он был уверен, что ты добровольно вызвалась на участие в эксперименте. Он бы никогда не навредил тебе умышленно. Он не такой человек.

Я отворачиваюсь и обхожу кабинет. Все три компьютера выключены, но я замечаю кое-что рядом с одним из них. Я останавливаюсь и беру в руки фотографию в рамке. На ней изображён мужчина с проседью и красивая женщина с ослепительной улыбкой. Моё горло сдавливает невидимая рука.

– Кто это? – выдавливаю я.

– Это доктор Филлипс и его девушка.

Я смотрю на фотографию, уверенная, что я что-то напутала. Я пытаюсь найти хоть одну причину, что может быть со мной не так на этот раз, но не нахожу. В моём организме нет никаких наркотиков, у меня не может быть галлюцинаций, я не чувствую головокружения, нет ни расплывчатости, ни тёмных пятен, ничего. Только ясное понимание и отказ верить своим глазам.

Потому что на фотографии, вне всяких сомнений, изображён мой отец.

21. СИЕННА

Когда мне было пять лет, родители взяли меня с собой на ярмарку. Я отчётливо помню тот день, потому что когда мы были там, посреди всех этих палаток с едой и петляющих дорожек, я отстала и потерялась. Я всё ещё помню тот ужас, который тогда испытала. Все вокруг были такими высокими, и я не видела ничего, кроме множества ног. После безумных, отчаянных поисков, я, с глазами, полными слёз, наконец, нашла, как мне казалось, своего папу. Со спины он выглядел в точности как он – те же тёмные волосы, те же штаны, даже обувь такая же. Но когда я вцепилась в его ноги, мужчина обернулся, нахмурившись. Это был не мой отец. Я, пятилетний ребёнок, была так растеряна. Как кто-то настолько похожий на папу может не быть им? И если это не мой папа, то где же он?

И вот смотрю я на эту фотографию, и вновь чувствую себя как та девочка на ярмарке – маленькой, потерянной, сбитой с толку. Этот человек похож на моего отца как две капли воды, но это ведь просто невозможно. Он уже год как мёртв.

– Сиенна? Ты в порядке? – спрашивает Зейн. Он оказался рядом со мной, забирая фотографию из моих пальцев.

– А? – я тупо смотрю на него, в голове пустота. Зейн опускает взгляд на фото.

– Ты его знаешь?

– Я была права. Он… – запинаюсь и оглядываюсь на Грейнджера, но тот стоит слишком далеко, чтобы услышать, и занят тем, что готовит оборудование для извлечения чипа.

– Это мой отец, – шепчу я. Зейн переводит взгляд с меня на фотографию в своей руке.

– Такого не может быть.

– Может. Это он.

Зейн мотает головой, не в силах поверить.

– Так это он тогда…

– Да.

– Он сделал это с тобой?

Киваю.

Грейнджер прочищает горло.

– Всё в порядке?

Развернувшись к нему лицом, я спрашиваю:

– Как давно мой… то есть, доктор Филлипс работает здесь?

Грейнджер задумчиво трёт лоб.

– Не уверен. Он взял меня на работу, когда я оканчивал университет, то есть почти два года назад. Мне всегда казалось, что он здесь уже целую вечность, потому что знает буквально всё. А что?

Это было до того, как погиб мой папа. Как это возможно?

– Ничего, – лгу я. – Показалось, что знаю его, но оказалось, что нет.

Зейн бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я не обращаю на него внимания.

– Мне сюда? – спрашиваю я, забираясь на операционный стол.

– Да, отлично. Сейчас я всё подготовлю, и мы начнём, – я смотрю, как Грейнджер кружит по кабинету, открывая шкафчики и ящики, собирая оборудование и выкладывая всё на металлический столик на колёсиках.

Зейн спрашивает его, есть ли здесь туалет. Как только он выходит, Грейнджер разворачивается ко мне.

– Это Зейн был с тобой тогда на поезде?

– Так ты меня помнишь? – мои щёки вспыхивают. Он кивает.

– Ничего не понимаю. Я думал, что Зейн помолвлен с Ариан Стрэтфорд, той девушкой-гемом.

– Так и есть, – говорю я. – Но у нас… всё сложно.

Грейнджер вскинул брови.

– И нет, Зейна не было со мной на том поезде. Никого со мной не было, – по глазам Грейнджера я вижу, как его это задело. – Слушай, прости, что соврала тогда. На самом деле я просто хотела побыть одна.

Он не отрывает глаз от трубки в своих руках.

– Я могу это понять. Прости, что я так повёл себя. Ты просто… напомнила мне кое-кого.

– Кого?

Он медлит с ответом.

– Мою сестру.

Не успевает он сказать ещё что-нибудь, как возвращается Зейн. Грейнджер молча кивает мне, как бы подтверждая, что наша прошлая встреча так и останется втайне, и затем продолжает подготовку к операции.

– Что именно ты собираешься сделать? – спрашивает Зейн, когда Грейнджер достаёт длинную иглу.

– Использую наркоз, чтобы можно было сделать надрез и извлечь чип. Как только я достану его, воспоминания должны будут вернуться.

– И всё? Ты просто достанешь чип, и я стану такой, как раньше?

– По сути, да, – отвечает Грейнджер, раскручивая провода капельницы. Зейн шагнул ближе.

– Ты уже делал это раньше?

– Типа того.

– Мне не нравится такой ответ, – бормочет Зейн.

– Слушай, я много раз присутствовал на операциях по вживлению чипа и даже проводил парочку сам.

– Но?

– Но я ни разу не извлекал чип. Я видел, как это делает доктор Филлипс. Один раз, – он взмахивает руками. – Мало кто хочет вернуть стёртые воспоминания.

В горле пересыхает. Я собираюсь лечь под нож. Интерн, даже не врач, будет проводить операцию с моим мозгом, которая может вернуть, а может и не вернуть мои воспоминания. Чем я только думала, когда соглашалась на это?

Зейн смотрит на меня, на его лице играют желваки – признак сильной тревоги.

– Ты можешь мне гарантировать, что Сиенна будет в порядке?

Грейнджер наклоняет голову вбок, обдумывая вопрос Зейна.

– Я на девяносто процентов уверен, что операция пройдёт успешно: Сиенна будет прекрасно себя чувствовать, воспоминания вернутся в целости и сохранности, мозг будет функционировать как обычно.

Мышцы лица вновь дёрнулись.

– А оставшиеся десять процентов?

– Ну… – Грейнджер замолкает, поджимая губы. – Всегда есть риск повредить мозг.

Кабинет слегка вращается, и я хватаюсь за край стола. Повредить мозг? Я уже собираюсь сказать Зейну, что оно того не стоит, что я лучше проживу без воспоминаний, чем без мозга, но Зейн оглядывается на меня и говорит:

– Думаю, стоит рискнуть.

– Ты серьёзно? – мой голос срывается на высокие ноты.

Зейн пересекает кабинет и кладёт ладонь мне на спину. Наклонившись, он тихо говорит мне на ухо, опаляя дыханием мою щеку.

– Всё будет хорошо. Это небольшой риск. Я буду рядом от начала и до конца.

Я смотрю на него и киваю. По какой-то причине тот факт, что Зейн будет здесь, отчасти помогает побороть мои страхи, будто если что-то пойдёт не так, он как по волшебству сможет исправить это. Хотя мысль, конечно, нелепая.

Сделав глубокий вдох, я ложусь на операционный стол.

– Давайте приступим.

Зейн берёт меня за руку, сжимая её, пока Грейнджер подкатывает столик с инструментами. Он вкалывает мне в руку иглу, подключая к капельнице. Зейн убирает волосы с моего лица и шепчет:

– С тобой всё будет хорошо.

Грейнджер прикладывает к моему лицу кислородную маску, и я чувствую, как начинаю засыпать. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Зейна из-под полуопущенных век. Они такие тяжёлые, такие тяжёлые… Не знаю, как долго ещё смогу держать их открытыми.

– Ты очень красивый, знаешь, да? – говорю я, улыбаясь.

Я слышу сдавленный смешок. Зейн улыбается мне.

– Спасибо. Ты тоже.

Я хочу сказать что-то ещё. Какое-то слово уже готово сорваться с моего языка, но я его теряю. Слово, не язык. Язык пока ещё на месте. Вроде бы.

Но будет ли он там, когда я очнусь?

***

Ноющая боль поднимается со спины к шее и разливается в голове. Не знала, что мозг может болеть, но я ясно ощущаю непрекращающуюся боль, пронизывающую нервные окончания, пульсирующую в затылке. Я обвожу языком внутреннюю сторону дёсен. Да, он ещё на месте.

Лицо Зейна – это первое, что я вижу. Но опять же, не знаю, чего ещё я ждала. Раздаётся тихий писк – кардиомонитор? – и в воздухе витает сладковатый привкус крови. Зейн обеспокоенно нависает надо мной.

– Привет, – хриплю я. Он улыбается, тревога в его глазах рассеивается.

– И тебе привет.

– Уже всё?

– Да. Ты отлично справилась.

– Так мои… мои воспоминания уже на месте?

Голос Грейнджера вклинивается в наш разговор, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, как бы больно мне ни было от этого движения.

– Это может занять несколько часов, пока все синапсы не восстановятся. Но да, я извлёк этот чип. Операция прошла успешно. Воспоминания должны вернуться к утру.

– У нас получилось, – шепчет Зейн.

– Что-нибудь болит? – спрашивает Грейнджер.

Я киваю и морщусь. Поднимая руку, в которую вколота игла, я ощупываю затылок. Там большой пластырь, и волосы немного сбриты.

– Прости, – извиняется Грейнджер, подходя к столу, – мне пришлось сбрить немного волос, чтобы можно было проводить операцию. Не представляю, как доктор Филлипс обошёлся без этого. Но это место легко скрыть остальными волосами, да и скоро отрастут. Что касается болезненных ощущений, то всё пройдёт в ближайшее время, хотя голова может ещё побаливать несколько дней. Любых обезболивающих, отпускаемых без рецепта, будет достаточно, – на последний словах он переводит взгляд на Зейна, и тот кивает.

– Сколько займёт восстановление? – спрашивает Зейн.

Грейнджер смотрит на часы на противоположной стене.

– Я бы сказал, что она сможет пойти через несколько часов.

Если верить часам, время уже час ночи. Я протягиваю руку, пытаясь дотянуться до Грейнджера.

– Спасибо тебе большое, спасибо, – невнятно бормочу я. Мои веки слишком тяжёлые. – Могу я ещё поспать?

Я закрываю глаза. Голос Грейнджера звучит будто издалека, приглушённо и размыто:

– Действие анестезии ещё не прошло, – поясняет он.

– И когда оно пройдёт? – спрашивает Зейн. Но почему это звучит так, будто он сейчас где-то в коридоре, а не рядом со мной?

– Через пару часов, наверное. Это индивидуально. Она может быть более восприимчивой.

Наступает тишина. Может, Зейн тоже заснул? Но затем он отвечает своим обволакивающим голосом:

– Во сколько люди начнут приходить утром?

Люди? Какие ещё люди?

– Если вы успеете уйти до семи, то всё будет в порядке, – говорит Грейнджер, и его голос звучит так, будто он сейчас под водой. Я едва разбираю слова.

Не уверена, куда они собрались, но знаю, куда пойду я – в царство сна. Мой разум уплывает, их приглушённая беседа убаюкивает меня, как волны в океане.

Вперёд-назад, громко-тихо, тяжело-легко…

***

– Сиенна, просыпайся, – будит меня чей-то голос, и затем осторожно встряхивает. – Пора вставать.

Мои веки свинцовые, но я всё же пытаюсь их поднять. В отчаянной попытке открыть глаза, я помогаю себе пальцами. Зейн смотрит на меня, на его лице написан страх.

– Нам нужно уходить. Сейчас же, – он оглядывается назад, выпаливая: – Прости, я заснул. Сотрудники уже приходят. Если тебя увидит доктор Филлипс… – он не договаривает и кладёт руку мне на спину, помогая принять сидячее положение.

В голове немного проясняется, и к счастью, боль почти прошла. Веки уже поднимаются сами. Я не сопротивляюсь, когда Зейн поднимает меня со стола. Я обуваюсь, Зейн помогает завязать шнурки, я осторожно кручу головой по сторонам, растягивая мышцы деревянной шеи.

– Аккуратно, – предупреждает Зейн, – не порви швы.

Взяв за руку, он выводит меня из лаборатории. Недовольный Грейнджер стоит в коридоре.

– Я же сказал вам уйти до семи, – шипит он.

– Я вырубился, – резко отвечает Зейн. – Ты мог бы прийти и проверить.

– Я был по уши занят исследованиями, – надувается Грейнджер. – Поспешите. Я доведу вас до трубы, дальше вы сами.

Крепко обхватив меня одной рукой за талию, Зейн помогает мне пройти этот лабиринт из коридоров, ведущий к стене с лифтами. Я держу голову опущенной, отчасти потому что она слишком тяжёлая и отчасти потому что не хочу быть узнанной. Коридор заполнился нескончаемым потоком людей в деловой одежде и медицинских халатах.

Мы уже почти добрались до трубы, как меня останавливает голос.

– Сиенна?

Я цепенею. Голос, знакомый до боли. Боли намного глубже и сильнее, чем та, что сейчас у меня в голове. Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с голубыми, как два океана, глазами Трея. Он одет в строгий костюм и держит в руке портфель. У него широкие плечи и глаза такие же тёмные, как я помню, и ямочка на подбородке так явно выражена, что мне кажется, можно палец приставить и больше не вытащить. Выпрямляясь, как будто у меня всё хорошо, я робко ему улыбаюсь. Надеюсь только, он не заметит капельки крови на моей футболке.

– Привет, Трей, как дела?

По нему видно, что он пытается осмыслить происходящее.

– Что ты… что ты здесь делаешь? – на его лице удивление сменяется растерянностью, а затем появляется… радость? Он рад видеть меня?

– Она… эм… проходила собеседование, – встревает Грейнджер. – Как интерн. У доктора Филлипса.

Я улыбаюсь и киваю, когда Трей смотрит на меня, ожидая подтверждения. Как же хорошо, что Грейнджер быстро соображает.

Трей переводит взгляд на Зейна, отмечая, как тот придерживает меня за спину.

– Ты тоже проходишь собеседование, Зейн?

– Нет, – отвечает он. – Я здесь в роли группы поддержки.

Я едва успеваю подавить смешок. Как иронично, он ведь буквально поддерживает меня в этот самый момент, не давая упасть.

Трей чувствует себя неловко. Он прочищает горло.

– Вижу, ты прислушался к моему совету, – обращается он к Зейну.

Улыбка расплывается на лице Зейна. Такая широкая, что он напоминает мне кота, поймавшего канарейку.

– Да, именно.

Моё лицо вспыхивает, когда я понимаю, что речь идёт обо мне. Трей кивает и наклоняет голову.

– Здорово, – он выдавливает улыбку, и вновь смотрит на меня. Под его взглядом сердце замирает на мгновение, перед тем как набрать пугающую скорость. – Береги себя, Сиенна. Может, ещё увидимся. Особенно если получишь работу.

– Ага, наверное, – и хотя мне больно это говорить, я заставляю себя произнести: – Передай Рейни привет.

Я прижимаюсь к Зейну, будто меня ни капельки не беспокоит, что мой бывший теперь помолвлен с другой девушкой.

Он отводит взгляд.

– Конечно, – он вежливо кивнул нам троим и пошёл дальше по коридору. Только когда он исчез из поля зрения, я поняла, что меня трясёт. И хотя я пытаюсь сдержаться, понимая, что этого делать не надо, я всё же оглядываюсь ему вслед. Он удаляется от нас, окружённый другими людьми, спешащими на работу, и только я собираюсь отвернуться, он бросает взгляд через плечо, и наши глаза встречаются. По мне будто прошлись разогретым утюгом: всё тело горит, с макушки до пят. Я резко разворачиваюсь, врезаясь в Зейна, чья рука всё ещё поддерживает меня.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Да. Давай просто уйдём отсюда.

Грейнджер использует свой пропуск, сканирует сетчатку и отпечаток пальца, чтобы открыть доступ в трубу. Как только мы с Зейном устраиваемся внутри, Грейнджер салютует, как военный.

– Спасибо, Грейнджер. Я перед тобой в долгу, приятель, – говорит Зейн.

– Да, спасибо, – эхом повторяю я. До этого я несколько минут молчала, потому что встреча с Треем пробудила чудовище, дремавшее внутри. Все мысли, чувства, воспоминания разом всплыли на поверхность, напоминая мне о том, что я потеряла. Боль в сердце вернулась. Я вспомнила лагуну, феникса на спине Трея, белый шрам у него на животе, который ему оставил кто-то из людей Дьявола. Вспомнила, как лежала в его постели в ту ночью, когда на лагерь сбросили бомбы. И хотя это здорово – вновь чувствовать себя целой, я бы хотела забыть это всё снова. Не знать вообще. Потому что с воспоминаниями пришла нескончаемая боль – тоска по тому, что было и чего никогда больше не будет. Может, неведение и вправду бывает благом.

И единственное, за что я ещё держусь, что помогает мне оставаться на земле, держаться ровно и не улететь в небеса, где меня больше никто не видит, – это три слова: я люблю его. Я люблю его. Я люблю его.