Текст книги "Темный принц"
Автор книги: Кристин Фихан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Прямо во время беседы, которая журчала вокруг, среди людей, казалось бы неплохо проводивших время, Рейвен вдруг ощутила знакомые признаки перенапряжения. Словно осколки стекла впились в голову, а в животе все протестующе перевернулось. Она не могла съесть ни кусочка.
Михаил вдохнул ночной воздух, медленно пересекая городок в поисках того, в чем нуждался. Нет, это была не женщина. Он не смог бы вынести женского прикосновения к своей коже. Он проснулся в опасно сильном сексуальном возбуждении и был очень близок к обращению. Он мог потерять самообладание. Поэтому лучше, если это будет мужчина. Он с легкостью двигался вперед среди людей, отвечая на приветствия тех, кто его знал. Все уважали его, с ним считались.
Споткнувшись позади молодого человека – он подходил ему по сложению и силе, а запах его тела свидетельствовал о здоровье, и в венах бурлила жизнь, – после непродолжительной и ничего не значащей беседы Михаил мягко отдал приказ, дружески обхватив свою жертву за плечи. И в глубокой тени, склонив голову, он отлично утолил голод. Он был осторожен и старался держать свои эмоции под жестким контролем. Этот молодой человек ему понравился, он знал его семью. Он не мог совершить ошибку.
Первая волна страданий ударила как раз в тот момент, когда он поднял голову.
Рейвен.
Он бессознательно устремился к ней, нежно дотрагиваясь своим сознанием до ее сознания и стараясь убедить себя, что она все еще с ним. Встревоженный, он быстро закончил свое дело, освобождая молодого человека из-под своего влияния и внушая ему продолжение разговора. Дружески смеясь, он непринужденно принял рукопожатие и поддержал собеседника, когда у того слегка закружилась голова.
Михаил открыл свое сознание, сосредоточившись на связывающей их нити, и последовал по ней. Прошли годы с того момента, когда он пользовался этим способом в последний раз, и навыки почти забылись, но он смог увидеть то, что хотел. Рейвен сидела за столом в окружении двух пар. Внешне она выглядела прекрасной и безмятежной. Но он знал, что это не так. Он смог ощутить ее замешательство, невыносимую боль, поселившуюся в голове у этой женщины, ее желание подняться и сбежать от всех. В ее глазах – цвета сапфира – сквозила боль, лицо побледнело. Напряжение. Он поразился, какой сильной она оказалась. И дело было не в телепатии – никто, кроме него, даже обладая телепатическими способностями, не смог бы понять, какую боль она испытывает.
А потом мужчина, который сидел рядом, наклонился вперед, глядя ей прямо в глаза. На его лице застыло желание, и глаза светились страстью.
– Пойдем пройдемся, Рейвен, – предложил он, а его рука, скользнув под столом, задержалась на ее колене.
И сразу же головная боль, мучившая Рейвен, увеличилась во сто крат, почти раскалывая череп и вызывая резь в глазах. Она выдернула свою ногу из-под ладони Джейкоба. Внутренний демон подпрыгнул, взревев от ярости, и вырвался на свободу. Михаил еще никогда не испытывал такой ненависти, как в эту минуту. Она захлестнула его, подчиняя себе, становясь им. Кто-то мог причинить ей боль, так небрежно, даже не сознавая, что делает, и не задумываясь об этом. Кто-то осмелился дотронуться до нее, когда она так уязвима и беззащитна. Этот человек осмелился положить на нее свою руку. Он с шумом пронесся по небу, и прохладный ветер только раздул его ярость.
Рейвен ощутила силу его гнева. Воздух в комнате стал наэлектризованным, на улице поднялся ветер и превратился в вихрь. Ветви деревьев барабанили по стенам, а ветер угрожающе стучал по стеклам. Несколько официантов столкнулись на бегу, испуганно всматриваясь в беззвездную ночь, которая вдруг опустилась на город. Комната погрузилась в неестественную тишину, словно все одновременно задержали дыхание.
Джейкоб стал задыхаться, обеими руками хватаясь за горло, словно стараясь оторвать сдавившие его железные пальцы. Лицо Джейкоба покраснело, покрылось пятнами, глаза выкатились. Шелли закричала. К ним подбежал молодой официант, чтобы помочь. Стоявшие поблизости люди вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что происходит.
Рейвен старалась оставаться спокойной, несмотря на резкую слабость. Эмоции вокруг нее были слишком сильными, чтобы она могла остаться невредимой.
Отпусти его.
Ответом ей была тишина. Несмотря на усилия официанта, который отчаянно отрабатывал на нем прием Геймлиха [4]4
Прием Геймлиха применяется для удаления инородных тел из верхних дыхательных путей и особенно эффективен при их полной закупорке. Этот способ считается наиболее эффективным, поскольку при резком ударе, направленном под диафрагму, из нижних долей легких с силой выталкивается запас воздуха, который никогда не используется при дыхании.
[Закрыть], Джейкоб упал на колени, губы у него посинели, а глаза вылезли из орбит.
Пожалуйста, я прошу тебя, пожалуйста. Отпусти его. Ради меня.
Неожиданно Джейкоб сделал глубокий вдох, как-то страшно поперхнувшись, мучительно и неприятно. Его сестра и Маргарет Саммерс присели с ним рядом, в их глазах стояли слезы. Рейвен машинально сделала движение в их сторону.
Не дотрагивайся до него!
Это был жесткий приказ без всякого ментального воздействия, и это пугало больше, если б он применил свою силу.
Рейвен окружали эмоции, исходившие от всех присутствующих. Боль и ужас Джейкоба. Страх Шелли, беспокойство хозяйки гостиницы и потрясение американских туристов. Все эти эмоции буквально сбивали ее с ног, на которых она и так уже еле держалась. Но именно от его всепоглощающей ярости голову словно пронзали сотни иголок. В животе все переворачивалось и сжималось, и Рейвен, почти согнувшись пополам, отчаянно искала глазами дамскую комнату. Если хоть кто-нибудь дотронется до нее, чтобы помочь, она просто сойдет с ума.
– Рейвен.
Голос был теплый, чувственный, ласковый. Спокойствие в эпицентре бури. Черный бархат. Красивый. Успокаивающий.
Любопытство заставило замолчать всех, кто был вместе с ней в столовой, когда туда вошел Михаил. Он был воплощением высокомерия и абсолютной власти. Высокий, темноволосый, мускулистый. Его глаза горели огнем, в них была темнота и тысяча секретов, что немедленно привлекало к нему внимание. Эти глаза могли загипнотизировать и очаровать, как и голос. Он двигался так стремительно, что официанты спешно уступали ему дорогу.
– Михаил, для нас такая честь, что вы присоединились к нам, – Хозяйка гостиницы задохнулась от удивления.
Он бросил на женщину беглый взгляд, скользнув глазами по ее пышной фигуре.
– Я пришел за Рейвен. Мы договорились встретиться сегодня вечером, – сказал он мягко, но властно, и никто не рискнул ему возразить. – Она предложила сыграть партию в шахматы.
Хозяйка гостиницы кивнула головой, выдавливая улыбку.
– Желаю хорошо провести время.
Рейвен покачнулась, схватившись за живот. Ее сапфировые глаза стали огромными. Но прежде чем она успела двинуться с места, он оказался прямо перед ней, протянув руки.
Не надо.
Она закрыла глаза, боясь его прикосновения. Она почти на пределе, она не сможет вынести столько чужих эмоций, а тем более прикосновений.
Но Михаил не колеблясь подхватил ее на руки, прижал к груди и с каменным лицом понес прочь. За его спиной послышался взволнованный шепот.
Рейвен напряглась, ожидая обострения всех ощущений, но он закрыл свое сознание, и все, что она почувствовала, – это какие сильные у него руки. Он вынес ее в ночь, передвигаясь легко и плавно, словно она ничего не весила.
– Дыши, малышка, это поможет, – сказал он с удовлетворением, но тепло.
Рейвен послушалась совета, слишком изнуренная, чтобы сопротивляться. Она приехала в эти дикие, глухие места, чтобы исцелиться, но вместо этого чувствует себя еще более разбитой, чем прежде. Осторожно приоткрыв глаза, она посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
Его волосы цвета темных кофейных зерен, того же тона, что эспрессо, были завязаны в длинный хвост. Властное лицо ангела и дьявола одновременно, чувственный и несколько жестокий рот, полуприкрытые глаза обсидианового оттенка, ледяные, магнетические. Она не могла прочитать его, не могла ощутить его эмоции или услышать его мысли. Такого с ней прежде не случалось.
– Отпустите. Я чувствую себя глупо – вы меня несете, словно какой-то пират.
Большими шагами он уносил ее в лесную чащу. Ветки покачивались, шелестели кусты. Ее сердце трепетало. Она сделала усилие, чтобы отпрянуть, но это было бесполезно.
Он посмотрел на нее, как на добычу, не замедлив шага, ничего не ответив и не обратив ни малейшего внимания на ее сопротивление. Это было унизительно.
Голова Рейвен безвольно откинулась на его плечо. Она едва дышала.
– Вы меня похищаете или спасаете?
Крепкие белые зубы блеснули в ответ – улыбка хищника и мужчины.
– Может быть, и то и другое.
– Куда вы меня несете?
Она приложила руку ко лбу, отказываясь от борьбы – и физической, и ментальной.
– К себе домой. У нас свидание. Я Михаил Дубрински.
Рейвен потерла виски.
– Сегодняшний вечер не слишком удался. Я чувствую себя...
Она умолкла, заметив мелькающие тени – они двигались за ними. Ее сердце почти остановилось. Оглянувшись вокруг, она сделала вдох, потом второй, третий. Ее рука вцепилась в его плечо.
– Отпусти меня, Дубрински.
– Михаил, – поправил он, по-прежнему не сбавляя шаг.
Суровое выражение его губ смягчила улыбка.
– Ты увидела волков?
Она ощутила безразличное пожатие его широких плеч.
– Успокойся, малышка, они не причинят нам вреда. Это их дом, как и мой. Мы достигли взаимопонимания и заключили мир.
Почему-то она поверила ему.
– Ты хочешь навредить мне? – осторожно спросила она, желая понять.
Его темные глаза снова скользнули по ее лицу, задумчиво, скрывая тысячи секретов и, без всякого сомнения, собственнически.
– Я не из тех мужчин, которым нравится причинять женщинам боль, как ты, может быть, подумала. Но я не сомневаюсь – легко нам не будет. Ты бросила мне вызов, и тебе это понравилось. – Он постарался ответить честно.
Он смотрел так, словно она принадлежала ему, словно он имеет на нее все права.
– Видишь ли, ты был не прав, причиняя боль Джейкобу. Ты мог убить его.
– Не защищай его, малышка. Я позволил ему жить, потому что об этом попросила ты, но я всегда могу довести начатое до конца.
Приятное ощущение.
Ни один мужчина не вправе прикасаться к женщине Михаила и ранить ее, как сделал этот тип. Если мужчина неспособен понять, какую боль он причиняет Рейвен, это его не оправдывает.
– Ты не должен так считать. Джейкоб безобиден. Просто он ко мне неравнодушен, – постаралась она объяснить.
– Не советую произносить при мне его имя. Он дотронулся до тебя, положил на тебя руку и…
Вдруг он остановился посередине леса – такой же дикий и неприрученный, как окружившие их волки. Он дышал ровно, как будто не прошел несколько миль, унося ее на руках. Глаза глядели безжалостно.
– Он причинил тебе сильную боль.
У нее перехватило дыхание, когда к ней склонилась его темноволосая голова. Его губы были всего в нескольких дюймах, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже.
– Не надо спорить со мной по этому поводу, Рейвен. Этот мужчина дотронулся до тебя, причинив тебе боль, и я не вижу причин, почему он должен жить дальше.
Она смотрела ему в лицо. Оно показалось ей безжалостным.
– Ты ведь это не серьезно?
Она не хотела замечать тепло, которое разлилось по телу от его слов. Джейкоб действительно причинил ей боль, такую сильную, что у нее перехватило дыхание, и каким-то образом, когда никто ничего не понял, Михаил понял все.
– Абсолютно серьезно.
Он снова понесся семимильными шагами.
Рейвен затихла, решая для себя загадку. Она встречалась со злом лицом к лицу – это было отвратительное, развращенное сознание серийного убийцы. Этот мужчина так спокойно говорил об убийстве, но она не чувствовала в нем зла. И при этом знала, что она в опасности, и эта опасность исходит от Михаила Дубрински – человека с неограниченной властью и настолько высокомерного, что он думает, будто имеет на нее права.
– Михаил...
Она так ослабела, что начала заметно дрожать.
– Я хочу вернуться.
Темные глаза снова в упор посмотрели на нее, замечая страх в пристальном взгляде синих глаз. Сердце у нее колотилось, а сама она дрожала в его руках.
– Вернуться назад? Зачем? Чтобы умереть? Или испытывать одиночество? С этими людьми тебя ничто не связывает в отличие от меня. Если ты вернешься, легче тебе не станет. Рано или поздно они поймут, что ты другая. И постепенно растащат твою душу по частям. Ты в большей безопасности под моей защитой.
Она ударила по груди, твердой, как стена, и ее руки прикоснулись к его разгоряченной коже. Это была ловушка. Он прижал ее к себе, и его холодные глаза потеплели.
– Тебе меня не одолеть, малышка.
– Я хочу вернуться назад, Михаил.
Она постаралась справиться с голосом, так как не была уверена, что ей действительно этого хочется. Он знал ее. Знал, что она чувствует, знал, какую цену платит за свой дар. Влечение между ними было таким сильным, что она с трудом понимала, что происходит.
Впереди замаячил дом – темный и страшный, беспорядочная каменная громада. Она вцепилась в его рубашку. Михаил понял, что она не подозревает: этот бессознательный жест выдал ее с головой.
– Рейвен, со мной ты в безопасности. Я не позволю никому и ничему причинить тебе вред.
Она сглотнула, когда он толкнул тяжелые железные ворота и поднялся по ступеням.
– Прошу.
Он позволил себе потереться подбородком о ее шелковистую макушку и ощутил, как внутри у него все перевернулось.
– Добро пожаловать в мой дом, – тихо сказал он, обволакивая ее бархатистым голосом, словно это был отблеск камина или солнечный свет.
Очень медленно, почти неохотно, он поставил ее на ноги перед порогом.
Михаил потянулся открыть дверь и отступил.
– Ты входишь в мой дом по своей воле? – торжественно спросил он, обжигая ее взглядом, скользя глазами по ее лицу, задерживаясь на губах, чтобы снова вернуться к ее бездонным синим глазам.
Она была напугана, он мог легко прочитать это – пленница неистового существа, которая хочет доверять ему, но не в силах устоять на ногах, загнанная в угол, но не теряющая надежду на сопротивление до последнего вздоха. Она нуждалась в нем почти так же, как он нуждался в ней. Кончиками пальцев она дотронулась до дверного проема.
– Если я скажу «нет», ты вернешь меня назад в гостиницу?
Ну почему она так хочет остаться с ним, если знает, как он опасен? Он не давил на нее, она была достаточно одарена, чтобы почувствовать это. Он казался таким одиноким, таким гордым, хотя глаза его горели снедающим его изнутри огнем желания. Он не ответил ей, не пытался ее убедить – просто молчал и ждал.
Рейвен прерывисто вздохнула, признавая поражение. Она никогда не встречала человека, с которым могла бы сидеть рядом и разговаривать, даже дотрагиваться до него и при этом не ощущать наплыва мыслей и чувств. Это само по себе было обольщением. Она уже занесла ногу, чтобы переступить через порог, когда Михаил схватил ее за руку.
– Скажи, что ты это делаешь по собственному желанию.
– Я делаю это по собственному желанию.
Она вошла в его дом, опустив ресницы. Рейвен не заметила, как дикая радость осветила его лицо.
Глава 2
Тяжелая дверь, качнувшись позади Рейвен, обреченно закрылась за ней с глухим стуком. Она задрожала, нервно потирая ладони. И тогда Михаил завернул ее в плащ, окутавший теплом и его лесным мужским запахом. Он прошел по мраморному полу и открыл двери в библиотеку, а несколько минут спустя разжег огонь. После чего указал ей на стул возле огня – с высокой спинкой, очень удобный, старинный и, что самое невероятное, совсем не изношенный. Рейвен с изумлением изучала комнату. Она оказалась большой, красивый пол был сделан из твердой древесины, каждая дощечка паркета была частью замысловатой мозаики. Три из четырех стен были заняты книжными полками, сплошь заставленными книгами: большинство – в кожаном переплете и многие – очень старые. Стулья были удобные, небольшой стол между ними был явно антикварным, причем в отличном состоянии. На нем она увидела мраморную шахматную доску с изящными фигурами.
– Выпей это.
Она едва не подпрыгнула, когда он возник рядом с хрустальным бокалом.
– Я не пью алкоголь.
Он улыбнулся такой улыбкой, от которой ее сердце застучало как бешеное. А его острое обоняние уже запоминало, какая она.
– Это не алкоголь, а настой из трав от головной боли.
В ней снова всколыхнулась тревога. Она, должно быть, сошла с ума, раз пришла сюда. Это было похоже на попытку отдохнуть в одной комнате с тигром. Он мог сделать с ней что угодно. И никто не придет ей на помощь. Если он напоит ее... Она решительно покачала головой.
– Нет, спасибо.
– Рейвен. – Голос был низкий, ласковый, гипнотический, – Доверься мне.
Она обнаружила, что ее пальцы уже сжимают бокал. Она все еще сопротивлялась, и тут голову пронзила такая боль, что она вскрикнула.
Михаил стоял рядом, нависая над ней, его рука легла поверх ее руки, обхватившей хрусталь.
– Почему ты бросаешь мне вызов по такому ничтожному поводу?
В горле першило от слез.
– А почему ты заставляешь меня это сделать?
Он взял ее за подбородок.
– Потому что ты испытываешь страдания, а я хочу их облегчить.
Ее глаза удивленно расширились. Неужели все дело в этом? Ей больно, и он хочет ей помочь? Он действительно такой заботливый, или ему просто нравится отдавать приказы?
– Мне решать. Свобода – это главное.
– Я могу видеть боль в твоих глазах, чувствовать ее в твоем теле. Я знаю, что могу помочь тебе, и разве это не лучше, чем позволить тебе страдать и что-то доказывать?
В его голосе она услышала замешательство.
– Рейвен, если бы я хотел причинить тебе вред, я не стал бы тебя поить. Позволь мне помочь.
Его большой палец скользил по ее коже, словно легкое перышко, прослеживая пульс на ее шее, обводя линию скул, припухлость нижней губы.
Она закрыла глаза, позволив ему поднести бокал к своему рту и опрокидывая сладкую жидкость с непонятной горчинкой. Она чувствовала себя так, словно вручила ему свою жизнь. Таким собственническим было его прикосновение.
– Расслабься, малышка, – ласково сказал он. – Расскажи мне о себе. Как так получилось, что ты можешь слышать мои мысли?
Его сильные пальцы успокаивающе поглаживали ее виски.
– Я всегда могла делать это. Когда была маленькой, считала это само собой разумеющимся, думала, что все так могут. Но это было ужасно – узнавать сокровенные мысли других людей, их секреты. Я слышала и чувствовала все каждую минуту.
Рейвен никогда никому не рассказывала о себе, о своем детстве, тем более совершенно незнакомому человеку. Хотя Михаил не казался ей незнакомым. Он был словно ее частью. Потерявшейся частью ее души. Поэтому казалось так важно рассказать ему все.
– Мой отец считал меня каким-то уродцем, порождением дьявола, и даже мать немного меня боялась. Я научилась никогда не дотрагиваться до людей, не находиться в толпе. Больше всего мне нравилось оставаться в одиночестве, где-нибудь в глухом месте. Только так я могла остаться в здравом уме.
Его белые зубы блеснули в хищном оскале. Ему захотелось остаться наедине с ее отцом всего на несколько минут, чтобы показать, какими на самом деле бывают демоны. Эта мысль показалась ему интересной, хотя его и обеспокоило, что ее слова вызвали в нем такую ярость. Осознание того, что она так долго была одна, страдая от боли и одиночества, когда в этом мире был он, выводило его из себя. Почему он не отправился на ее поиски? Почему отец не любил ее и не заботился о ней, как должно?
Его руки были волшебными, его сильные гипнотические пальцы скользили по ее затылку.
– Несколько лет назад один человек вырезал целые семьи, не щадя даже маленьких детей. Я осталась ночевать у школьной подруги, а когда вернулась домой после работы, нашла их всех мертвыми. Я вошла в дом и почувствовала этого дьявола, узнала его мысли. Мне сразу стало плохо – такие ужасные вещи оказались в моей голове. Но я смогла выследить его и сдать полиции.
Его пальцы перебирали ее длинную тяжелую косу, ослабляя ленту и распуская туго заплетенные пряди, все еще влажные после душа.
– Как часто тебе приходилось это делать?
Она словно переживала все заново. Подробности этого ужаса и боли, лица всех, кому она помогла, в то время как они наблюдали за ее работой – потрясенные, все еще не верящие в ее способности. Он видел все, деля с ней ее сознание, читая ее воспоминания, заглядывая ей в душу.
– Четыре раза. Я выследила четырех убийц. В последний раз почти развалилась на части. Он был так болен, настоящий дьявол. Я почувствовала себя грязной, словно никогда не смогу выбросить его из своей головы. Поэтому и приехала сюда, чтобы обрести покой. Решила, что больше никогда не буду этим заниматься.
Михаил на мгновение закрыл глаза, стараясь успокоиться. Она могла почувствовать себя грязной. Он заглянул в ее сердце и душу, увидел все ее секреты, узнал, сколько в ней света и сочувствия, храбрости и мягкости. То, что она видела в юности, никогда не должно было произойти. Он подождал, когда сможет заговорить спокойно, утешая.
– Голова начинает болеть, когда ты занимаешься телепатией?
Она кивнула.
– И, несмотря на это, когда ты услышала меня – а мне было плохо и больно, – ты потянулась ко мне, зная о цене, которую придется заплатить.
Как она могла это объяснить? Он был похож на раненое животное, излучающее такую боль, что она не могла сдержать слез, покатившихся по лицу. Его одиночество стало ее одиночеством. Его отверженность – ее отверженностью. И она ощутила его решение покончить с этой болью, с самим существованием. Она не могла допустить это – и не важно, чего это будет стоить.
Михаил выдохнул, удивленный и пораженный ее сущностью, настолько щедрой. Она колебалась, пытаясь объяснить словами, почему потянулась к нему, но он понял, что это было в ее натуре – жертвовать. Он также знал, насколько силен был его зов, потому что внутри его что-то потянулось к ней, обретя то, в чем нуждалось. Он вдохнул ее запах, вбирая его в себя, наслаждаясь ее видом и ее ароматом в своем доме, ощущая в пальцах ее шелковистые волосы, ее нежную кожу под своими ладонями. Отблески пламени в камине зажгли голубые искры в ее волосах. Желание наполнило его, сильное, настойчивое и такое же мучительное, как боль, но он радовался, что может испытывать все это.
Михаил сел так, что между ними оказался небольшой столик, и стал жадно и не спеша изучать изгибы ее тела.
– Почему ты носишь мужскую одежду? – спросил он.
Она рассмеялась, негромко и мелодично, а глаза ее задорно блеснули.
– Потому что знаю, что это будет раздражать тебя.
Он откинул голову и рассмеялся. Это был настоящий смех, и это было невероятно. Счастье и любовь наполнили его до краев. Он не смог бы вспомнить, на что были похожи эти чувства, сильные и понятные, как сладкая боль во всем теле.
– А это нужно – раздражать меня?
В ответ она подняла бровь, с удивлением замечая, что голова больше не болит.
– Но это так легко, – поддразнила Рейвен.
Он наклонился ближе.
– Дерзкая женщина. Ты хотела сказать – это так опасно?
– Хм, возможно, и это тоже.
Она быстро провела по волосам, отбрасывая их с лица. Это был такой будничный, но полный чувственности жест – он не мог оторвать взгляд от ее прекрасного лица, высокой груди и нежной линии шеи.
– Ну и как, ты достаточно хорошо играешь в шахматы? – спросила она с вызовом.
Через час Михаил, откинувшись в кресле, смотрел на ее лицо, в то время как она изучала доску. Сосредоточившись и нахмурив брови, она старалась разгадать его стратегию. Она чувствовала, что он заманивает ее в ловушку, но не могла ее найти. Подперев подбородок, она расслабилась и не стала торопиться. Она была терпелива и благодаря этому уже дважды ставила его в тупик – просто потому, что он был слишком уверен в себе.
Внезапно ее глаза расширились, и ленивая улыбка скользнула по губам.
– А ты хитрая бестия, Михаил! Но мне кажется, ты такой умный, что тебе будет трудно.
Он посмотрел на нее, прищурив глаза и сверкнув белыми зубами в свете камина.
– Разве я не упоминал, мисс Уитни, что последнего, кто оказался настолько невоспитан, чтобы обыграть меня в шахматы, бросили в темницу, где он в мучениях провел тридцать лет?
– Полагаю, тебе тогда было где-то около двух лет, – съехидничала она, не отрываясь от шахматной доски.
Он шумно вздохнул. Ему было так спокойно в ее присутствии, он испытывал абсолютное умиротворение. Она, очевидно, верила в то, что он простой смертный, просто с очень сильными телепатическими способностями. Михаил лениво потянулся через доску, делая ход и замечая, как в ее глазах появляется понимание.
– По-моему, это шах и мат, – сказал он вкрадчиво.
– Я должна была предвидеть, что мужчина, который ходит по лесу вместе с волками, окажется хитрецом.
Она улыбнулась.
– Великолепная игра, Михаил. Я действительно получила от нее удовольствие.
Рейвен откинулась на спинку стула.
– Ты можешь разговаривать с животными? – с любопытством спросила она.
Ему было приятно, что она в его доме, нравилось, как огонь окрашивал ее волосы в синий цвет и как тени ложились па ее лицо. Он запомнил его во всех подробностях, и теперь, если он закроет глаза, оно появится перед ним: высокие скулы, небольшой нос и полные губы.
– Да, – сказал он правду, не желая ее обманывать.
– Ты бы убил Джейкоба?
Ее ресницы трепетали.
– Осторожнее задавай вопросы, малышка, – предупредил он.
Она подобрала ноги, впиваясь в него взглядом.
– Знаешь, Михаил, ты так привык пользоваться своей силой, что даже не хочешь задуматься, правильно поступаешь или нет.
– Он не имел права дотрагиваться до тебя. Он причинил тебе боль.
– Но он не знал об этом. Ты тоже не имеешь права дотрагиваться до меня, но делаешь это постоянно, – резонно заметила она.
Его глаза холодно блеснули.
– У меня есть все права. Ты принадлежишь мне. Он сказал это спокойно и мягко, но предостерегающе.
– И что важнее, Рейвен, я не причинил тебе боли.
У нее перехватило дыхание, она судорожно облизала губы.
– Михаил, – сказала она с сомнением, словно подбирая слова, – я принадлежу себе. Я человек, а не вещь, которой ты можешь завладеть. По крайней мере, я живу в Соединенных Штатах. И вернусь туда, поскольку собираюсь сесть в ближайший поезд на Будапешт.
Он улыбался, как охотник. Это была хищная улыбка. На краткий миг свет камина стал красным, и его глаза стали волчьими. Он ничего не сказал – просто смотрел, не мигая.
Рейвен, словно защищаясь, взялась за горло.
– Уже поздно, мне пора.
Она слышала, как колотится сердце. Что же это было, чего ей так хотелось? Рейвен точно знала, что эта ночь была самой прекрасной и пугающей в ее жизни и что она хочет увидеть его снова. Он сидел неподвижно. Она ждала, затаив дыхание. Ее охватил страх, и по телу побежали мурашки. Страх, из-за которого надо было уйти. Страх, из-за которого надо было остаться. Она обреченно вздохнула.
– Михаил, я не понимаю, чего ты хочешь.
Но на самом деле она не знала, чего хочет сама.
Он встал с грацией сильного зверя. Его тень укрыла ее. Мускулистые руки нежно подхватили Рейвен и поставили на ноги. Руки скользнули вверх по ее рукам, легким прикосновением легли на плечи, поглаживая большими пальцами шею. От этой ласки тепло разлилось в животе. Она была такой маленькой с ним рядом, такой хрупкой и уязвимой.
– Не пытайся покинуть меня, малышка. Мы нужны друг другу.
Его темноволосая голова склонилась ниже, он целовал ее веки. Рейвен ощутила, как по коже словно рассыпались крошечные угольки.
– Ты заставила меня вспомнить, что значит жить, – прошептал он своим гипнотическим голосом.
Его губы нашли уголок ее рта, и словно электрический ток прошел через ее тело.
Рейвен прикоснулась к его смуглой щеке, положив другую руку на твердую мускулистую грудь, словно желая сохранить между ними дистанцию.
– Послушай меня, Михаил. – Ее голос звучал сухо. – Мы оба знаем, что такое одиночество и отверженность. Я не в состоянии понять, как могу находиться рядом с тобой, дотрагиваться до тебя и не сгибаться под тяжестью груза, который мне не нужен. Но мы не можем так поступить.
Веселые искорки запрыгали в его темных глазах, а пальцы легли на ее затылок.
– Да? А я думаю, можем.
Его бархатный голос был сам соблазн, а улыбка завораживала.
Рейвен ощутила желание во всем теле. Оно стало податливым, изнемогающим от чувственного прилива. Он был так близко, что она казалась самой себе его частью, он обволакивал ее со всех сторон.
– Я не собираюсь делить с кем-то постель только потому, что мне одиноко.
Он рассмеялся, негромко и удивленно.
– Вот ты о чем думаешь? Стала бы ты делить со мной постель только потому, что одинока?
Его рука снова гладила ее шею, ласкала, будоража кровь.
– Вот почему ты займешься со мной любовью. Вот почему!
И он прижался ртом к ее губам.
Девственно-белый огонь. Голубые молнии. Земля поплыла у нее под ногами.
Михаил прижал ее изящные формы к себе, его тело требовало, а губы властвовали, увлекая ее в мир подлинных чувств.
Рейвен оставалось лишь цепляться за него, как за спасительный якорь в бушующем море. Из его горла вырвалось сдавленное рычание – звук был животный, дикий, волчий. Его рот приближался к ее нежной шее, он спускался все ниже, к тому месту, где под атласной кожей отчаянно бился пульс.
Михаил обхватил ее всю руками, прижал к себе, словно собственность, уверенной хваткой, и вырваться было невозможно. Рейвен горела, словно в огне, – он сжигал ее изнутри. Она всем телом скользила по телу Михаила, ее груди набухли, а соски отчетливо проступили под тонким джемпером.
Большим пальцем он потер ее сосок через ажурное полотно, посылая волны тепла струиться по ее телу, отчего у нее подогнулись колени, и она удерживалась на ногах только потому, что его сильные руки нежно поддерживали ее. Его рот снова исследовал ее тело, а язык, словно пламя, лизал ее кожу там, где пульсировала голубая жилка.
И вот раскаленный добела жар охватил ее всю, выжигая боль, заставляя извиваться от желания, волны которого накатывали одна за другой. Его губы на ее шее дарили наслаждение и боль – такой силы, что она не могла сказать, где начинается одно и заканчивается другое. Он откинул ее голову назад и прижался ртом к коже у горла, словно пил ее, поглощал, питался ею. Она горела, но то, что он делал, как ни странно, отвечало ее собственному страстному желанию.
Михаил что-то прошептал на своем родном языке и приподнял голову, разрывая контакт. Рейвен почувствовала, как что-то теплое потекло по ее горлу к груди. Язык Михаила последовал за этой струйкой. Обхватив тонкую талию Рейвен, Михаил наконец осознал, каким образом его тело освободилось от бушевавшей в нем ярости. Он должен был отметить ее как свою пару. Его тело настойчиво требовало этого.
Рейвен вцепилась в его рубашку, стараясь удержать равновесие. Он тихо выругался, неразборчиво, сразу на двух языках, злой на самого себя, в то же время баюкая на руках.
– Мне так жаль, Михаил.
Рейвен была в ужасе, напуганная своей слабостью. Комната вращалась, и трудно было сосредоточиться. Шея пульсировала и горела.
