Текст книги "Темный принц"

Автор книги: Кристин Фихан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Михаил пошевелил руками, создавая небольшой туннель над их головами, и приказал земле закрыть их. Земля была везде – вокруг и поверх его ног, ее ног, она накрыла их тела, вдавливая их еще глубже.

Сердце Рейвен подпрыгнуло, почти пропустив удар, и начало неистово биться, несмотря на устойчивое биение его собственного сердца.

Я живая! Они закапывают нас живьем!

Не разговаривай, малышка. Мы часть земли, она нас исцеляет. И ты не одна, я здесь, с тобой.

Я не могу дышать.

Я дышу за нас обоих.

Я не могу это вынести. Заставь их остановиться.

Земля обладает восстанавливающими свойствами. Позволь им подействовать. Я же карпатец – часть земли. Тут нечего бояться. Ни ветра, ни земли, ни воды. Здесь только мы.

Но я не карпатка.

В ее сознании слышался непередаваемый ужас.

Теперь мы оба карпатцы, и ничто не сможет причинить тебе боль.

Она закрыла от него свое сознание, начав отчаянную борьбу, которая могла только приблизить ее конец. Михаил понял, что спорить бесполезно. Она не могла принять землю у себя над головой. Он немедленно выпустил их из-под земли, заставляя ее сердцебиение успокоиться, стать почти нормальным, и выплыл наверх, держа ее на руках.

– Этого я и боялся, – сказал он Жаку, который все еще оставался в подвале. – В ее венах течет сильная карпатская кровь, но ее сознание ограничено человеческими пределами. Погребение у нее ассоциируется со смертью. И она не переносит глубоко раскопанную землю.

– Тогда мы должны принести землю к ней, – сказал Жак.

– Она слишком слаба, Жак. – Михаил прижимал Рейвен к себе, а на его лице читалась глубокая печаль. – То, что мы сделали, было бессмысленно.

– Нет, это не так, Михаил, – сказал Жак.

– Я был таким себялюбивым с ней, да и все еще таким остаюсь. Я должен был позволить ей обрести покой, но не смог. Я бы последовал за ней, Жак, но сомневаюсь, что смог бы спокойно покинуть этот мир.

– А как же мы все? Она наш шанс, наша надежда. У нас должна быть надежда, Михаил. Без нее никто из нас не продержится долго. Мы верим в тебя, верим, что ты найдешь ответ для всех нас. – Жак остановился возле двери, ведущей из подвала. – Я подготовлю матрас. С Байроном и Эриком мы наполним его самой плодородной землей, какую только сможем найти.

– Они питались?

– Ночь только началась, у нас еще много часов впереди.

В подвале они соорудили целебную кровать с помощью трав и благовоний, покрыв матрас трехдюймовым слоем земли. И снова Рейвен и Михаил устроились рядом, ее голова лежала на его груди, его руки крепко обнимали ее. Жак обложил Рейвен землей так, чтобы она облегала все изгибы ее тела. Сверху их тоже укрыли тонким слоем земли, как одеялом, добавив простыню, чтобы Рейвен ощущала привычное прикосновение хлопковой ткани.

– Не позволяй ей двигаться, Михаил, – напомнил Жак. – Хотя раны закрываются, она все еще теряет кровь. Не так много, как раньше, и через пару часов мы сможем дать ей еще.

Михаил прикоснулся щекой к ее шелковистой голове, утомленно закрывая глаза.

– Иди и найти питание, Жак, ты валишься с ног, – пробормотал он еле слышно.

– Я пойду, когда вернутся остальные. Мы не оставим тебя и твою женщину без защиты.

Михаил пошевелился, словно в знак протеста, но затем нашел в себе силы усмехнуться.

– Напомни мне отвести тебя в сторонку и преподать пару уроков, когда мне станет лучше.

И он заснул под тихий смех Жака, звучавший в ушах, сжимая Рейвен в объятиях.

Ливень перешел в мелкий дождик, ветер утих, разогнав грозовые тучи. Еще несколько раз содрогнувшись, замерла земля. Кошки, собаки и домашний скот успокоились. Дикие животные укрылись от бури.

Пробуждение Рейвен было медленным, болезненным. Прежде чем открыть глаза, она попыталась сообразить, где она и что с ней. Она была ранена, она должна была умереть. Она в объятиях Михаила, их ментальная связь сильна, как никогда. Он отодвинул ее от края смерти, а потом разрешил уйти – только если он пойдет вместе с ней. Она слышала звуки дома, скрипы над головой, успокаивающий шелест дождя, барабанившего по крыше, стучавшего в оконные стекла. Кто-то ходил по дому. Если бы она приложила больше усилий, то смогла бы определить, кто это и в какой части дома он находится, но это казалось слишком обременительным.

Медленно она прокрутила в уме весь ужас произошедшего. Запертая в ловушку роженица и жаждущие крови фанатики. Лицо Джейкоба, когда он с силой швырнул ее на землю и разорвал на ней одежду.

Тихий встревоженный крик Рейвен заставил Михаила обнять ее еще крепче, уткнуться подбородком в ее макушку.

– Не думай об этом. Позволь мне погрузить тебя в сон.

Она прикоснулась к его шее, нащупывая пульс.

– Нет. Я хочу вспомнить, покончить с этим раз и навсегда.

Она была взволнована, как никогда.

– Ты слишком слаба, Рейвен. Тебе потребуется еще много крови, много сна. Раны были слишком серьезны.

Она хотела подвинуться к нему, лишь слегка шевельнулась, и боль сразу вцепилась в нее клещами.

– Я не могла дотянуться до тебя. Я пыталась, Михаил, ради той женщины.

Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их.

– Никогда больше, Рейвен, я не подведу тебя. В его сознании и сердце было куда больше боли, чем в ее теле.

– Я сама решила пойти за ними, Михаил. Сама впуталась во все это, чтобы помочь той женщине. Я знала, на что способны эти люди. И сознательно пошла на это. И я не обвиняю тебя, пожалуйста, не думай, что подвел меня.

Говорить было трудно. Хотелось спать, впасть в благословенное забытье, чтобы перестать чувствовать онемевшее тело и сознание.

– Позволь мне помочь тебе уснуть, – прошептал он тихо.

Его голос ласкал, губы нежно перебирали ее пальцы.

Рейвен медлила: ей не хотелось показывать свой страх. Как это возможно, что она все еще живет? Как? Она вспомнила ту ужасную минуту, когда Джейкоб вцепился ей в грудь. Своими погаными руками. От этих воспоминаний по коже побежали мурашки. Ей захотелось вымыться, тереть кожу до тех пор, пока она не сотрется. Его лицо – злобное, как у дьявола, сумасшедшее. Она вспомнила каждый удар ножом, наносивший смертельную рану.

Буря, землетрясение, молнии, гром. Волки, выскочившие перед Саммерсами и Гансом. Откуда она все это знает, так отчетливо видит в своем сознании? Перекошенное от страха лицо Джейкоба, его расширенные от ужаса глаза, нож, торчащий из его горла. Почему она не умерла? Откуда она все это знает?

Ярость Михаила. Она была невообразимой, нечеловеческой. Ничто не могло сдержать его бешенство и гнев. Он исходил из него, подпитывая бурю, земля начала вздыматься, а вспышки молний – ударять в землю, пока не пролился дождь.

Это было на самом деле или это часть какого-то вселяющего ужас ночного кошмара? Но она знала, что все это было на самом деле и что она была близка к какой-то страшной правде. Но боль была такой невыносимой, что у нее просто не осталось сил, и Михаил оказался ее единственным утешением. Ей хотелось вернуться назад, в убежище, которое он ей предлагал, и просто позволить ему защитить ее, обезопасить, пока она вновь не станет сильной. Но Михаил ждал, позволяя ей самой сделать выбор. Он дарил ей тепло, любовь, близость, но все равно что-то удерживал внутри, подальше от нее.

Рейвен закрыла глаза, сосредотачиваясь и вспоминая.

Михаил, внезапно оказавшийся рядом. Боль и страх в его темных гипнотизирующих глазах. Его руки, притягивающие ее. Его сознание отыскивает ее, приказывает ей остаться, якорем удерживает ее на земле, в то время как тело ее умирает. Там же был его брат и много его людей. Что-то вошло к ней в живот, что-то, казалось, прокладывало путь в ее теле, теплое и живое. Низкое, успокаивающее пение, заполнившее воздух вокруг.

Тревога исходила от людей Михаила, чья кровь, теплая, сладкая, придающая сил, вливалась в ее тело, в ее органы, восстанавливая мышцы и ткани. Но вливалась не в вену, а...

Рейвен замерла, ее сознание было настолько поражено, что тоже оцепенело. Дыхание покидало ее.

Не в первый раз.

Всплыли и другие воспоминания: доводящая до безумия манера Михаила питаться, его рот, жадно прижатый там, где билось ее сердце.

– О боже! – вырвалось у нее как подавленный протест.

Это была самая настоящая правда, а никакие не галлюцинации. Но ее человеческое сознание отвергало эту правду. Это невозможно, этого не могло быть. Она была внутри какого-то ужасного ночного кошмара и в любой момент могла проснуться. Этим и объясняется то, что произошло. Все смешалось – фанатизм ассасинов и сила Михаила. Но ее обостренные чувства говорили совсем другое, они говорили: это было на самом деле. Она лежит под землей, земля под ней и земля над ней. Они хотели закопать ее. Усыпить. Исцелить.

Михаил ждал, ничего не утаивая, позволяя ее сознанию переварить информацию. Даже когда она потянулась к его воспоминаниям. Он, наконец дождался ее реакции, и она его удивила. Он ждал криков, слез, истерики.

Рейвен вцепилась в матрас, издав животный крик боли. Она откатилась от него, не обращая внимания на свои жестокие раны.

Он заговорил резко, намного резче, чем хотел, потому что страх за нее перевешивал сострадание. Его приказ парализовал ее, сделал беспомощной, поймал в ловушку. Только глаза оставались живыми, полными ужаса, когда он присел рядом и осторожно ощупал ее раны.

– Расслабься, малышка. Я понимаю, знание потрясло тебя, – пробормотал он и нахмурился, увидев, как драгоценная кровь сочится из всех ран, кроме одной. Он поднял Рейвен и стал покачивать на руках у своего сердца.

Позволь мне уйти.

Ее мольба прозвучала в его сознании, эхом отозвавшись в груди.

– Никогда.

Суровые черты лица Михаила стали маской. Он взглянул на двери над их головами. Двери откликнулись, распахнувшись от одного его желания.

Рейвен закрыла глаза.

Михаил, пожалуйста, я умоляю тебя. Я не могу быть такой, как ты.

– Ты не представляешь, что я такое, – сказал он нежно, проплывая на следующий этаж так, чтобы ни что не могло ее потревожить. – Люди перемешали правду о моей расе с историями о нежити, которая ворует детей, убивает и мучает своих жертв. Я бы не смог спасти тебя, если бы ты умерла. Мы – человеческая раса, которая является частью земли, неба, ветра и воды. Подобно остальным людям, у нас есть свои особенности и свои недостатки.

Он не стал вдаваться в детали, откуда берутся вампиры. Ей, конечно, нужна правда, но не вся сразу.

Михаил доставил ее в гостевую комнату и осторожно положил на кровать.

– Мы не вампиры из тех ужасных историй, не ходячие мертвецы, во имя всего святого. Мы любим, мы молимся, мы служим стране. Нам отвратительно то, что человеческий мужчина может бить свою жену или ребенка, что мать может не обращать внимания на свое дитя. Нас отталкивает то, что люди едят мясо. Для нас кровь животворяща, священна. Мы бы никогда не стали мучить и убивать человека. Нам запрещено заниматься любовью с людьми, а потом пить его или ее кровь. Я знаю, что никогда не должен был брать твою кровь, это было ошибкой. Это было неправильно, потому что я не сказал тебе, что может произойти. Я знал, что ты моя истинная Спутница жизни и что мое существование не сможет продолжаться без тебя. Мне следовало лучше владеть собой. За это я буду расплачиваться целую вечность, но что сделано, то сделано. Мы не можем изменить то, что уже произошло.

Михаил приготовил несколько новых компрессов и положил на раны, плотно закрыв их. Ее страх, ее отвращение, ее ощущение предательства бились внутри его, заставляя испытывать желание оплакать и ее, и их обоих.

– То, чем я занимался с тобой, – не то же самое, что использовать человеческую женщину для удовлетворения. Мы не просто доставляли друг другу удовольствие – мое тело опознало тебя как Спутницу жизни. Я был не в состоянии не откликнуться на зов. Мне надо было выбрать смерть. Ритуал требовал обмена кровью. Но это не физический голод, это любовный обмен, подтверждение любви и доверия. Когда я в первый раз взял твою кровь, я невольно взял слишком много, сбитый с толку невероятным наслаждением. Я потерял самообладание. Я поступил неправильно, связав тебя с собой и не объяснив тебе, что это означает. Но я позволил тебе сделать выбор. Это ты не можешь отрицать.

Рейвен взглянула на него, читая печаль в его темных глазах, в которых притаился страх за нее. Ей хотелось прикоснуться к нему, чтобы его лицо разгладилось, убедить, что она справится со всем этим, но ее сознание не могло принять то, что он говорил.

– Я бы выбрал смерть, если б ты позволила мне пойти с тобой. – Он нежно убрал волосы с ее лица. – Ты это знаешь, Рейвен. Я мог спасти тебя только одним способом – сделать одной из нас. Ты выбрала жизнь.

Я не знала, что делала.

– А если бы знала, выбрала бы смерть для меня?

Ее синие глаза, растерянные и смущенные, всматривались в его черты.

Освободи меня, Михаил. Я не хочу лежать, совершенно беспомощная.

Михаил прикрыл ее тело тонкой простыней.

– Твои раны очень серьезны, тебе нужны кровь, исцеление и сон. Тебе нельзя прыгать с места на место.

Она посмотрела на него сурово.

Михаил дотронулся до ее подбородка. И отпустил ее, а сам продолжал пристально смотреть ей в глаза.

– Ответь мне, малышка. Зная, кто мы такие, можешь ли ты отправить меня в вечную тьму?

Она предприняла последнюю попытку освободиться из-под его власти. Часть ее все еще не могла поверить в то, что происходит. Часть старалась понять и быть справедливой.

– Я говорила, я могу принять тебя – даже любить – таким, какой ты есть, Михаил. Это было верно тогда, верно и сейчас.

Она была так слаба, что едва могла говорить.

– Я знаю, ты хороший человек, в тебе нет ничего дьявольского. Отец Хаммер сказал, что я не могу судить тебя по нашим законам, и я не собираюсь это делать. Нет, я бы выбрала для тебя жизнь. Я люблю тебя.

Из-за него в ее глазах было слишком много горя, и он не испытал облегчения.

– Но? – продолжил он тихо.

– Я могу принять это в тебе, Михаил, но не в себе. Я никогда не смогу пить кровь. От одной мысли об этом мне делается плохо. – Она тронула свои губы языком. – Ты можешь обратить меня обратно? Переливанием крови, например?

Он с сожалением покачал головой.

– Тогда позволь мне умереть. Только мне. Если любишь меня, отпусти.

Глаза Михаила потемнели, загораясь.

– Ты не понимаешь. Ты – моя жизнь. Мое сердце. Нет Михаила без Рейвен. Если ты пожелаешь погрузиться в вечную темноту, я должен буду последовать за тобой. Я никогда не знал такой боли, не знал любви, пока не нашел тебя. Ты воздух, которым я дышу, кровь в моих венах, моя радость, мои слезы, все, что я чувствую. Я бы никогда не пожелал бесплодного, бессмысленного существования. Мучения, которые ты испытала за несколько часов без ментальной связи между нами, ничто по сравнению с адом, на который ты хочешь меня обречь.

– Михаил, – прошептала она, – я не карпатка.

– Теперь да, малышка. Пожалуйста, дай себе время, чтобы исцелиться, понять все это и приспособиться.

Он умолял ее, голос у него был тихий и убедительный.

Она закрыла глаза, сдерживая навернувшиеся слезы.

– Я хочу поспать.

Рейвен нуждалась в большем количестве крови. Передача пройдет легче, если она не будет понимать, что с ней происходит. Исцеляющий сон земли дарует ей спокойствие и ускорит исцеление тела. Михаил выполнил просьбу и отправил ее в глубокий сон.

Глава 10

Рейвен проснулась в рыданиях, обхватив Михаила за шею и прижимая к себе, ее горячие слезы капали ему на грудь. Он, защищая, притянул ее ближе, удерживая так крепко, как только мог. Она казалась настолько хрупкой и легкой, словно могла улететь. Михаил позволил ей выплакаться, поглаживая по волосам.

Когда она стала успокаиваться, он на своем родном языке нежно и ласково прошептал ей слова утешения и надежды.

В конце концов Рейвен, измученная и утомленная, устроилась в защитном кольце его рук.

– Хоть на это и потребуется время, малышка, но дай нашим способностям шанс. Существует множество удивительных вещей, которые мы можем делать. Сосредоточься на том, что может принести тебе радость. Возможность видоизменяться, летать рядом с птицами, бегать в стае волков.

Зажав рот кулаком, она постаралась подавить рвавшийся из горла звук – что-то среднее между криком от страха и истерическим смехом. Михаил потерся подбородком о ее макушку.

– Я бы никогда не оставил тебя один на один со всем этим. Ты можешь рассчитывать на меня.

Рейвен закрыла глаза, пытаясь остановить истерику.

– Ты даже не понимаешь, как чудовищно то, что ты сделал. Ты забрал мою сущность. Не надо, Михаил! Я чувствую, твой протест скользит в моем сознании. Что, если бы ты однажды проснулся не карпатцем, а человеком. Не способным больше летать. Не обладая ни особенной силой, ни исцеляющим даром земли, не имея способности слышать и понимать животных. Ушло бы все, что составляло твою сущность. А чтобы выжить, пришлось бы есть мясо.

Она почувствовала его мгновенное отвращение.

– Вот видишь, все эти вещи карпатцы считают отвратительными. Я боюсь. Я смотрю в будущее и так напугана, что не способна соображать. Я слышу, я чувствую. Я...

Она замолчала, прежде чем сделать признание.

– Разве ты не видишь, Михаил: я не могу сделать это даже ради тебя.

Он погладил ее по волосам, по щеке.

– Ты узнала все это за слишком короткое время. Твой сон был глубоким и безмятежным.

Он не стал говорить, что во время сна ей дважды давали кровь, что ее тело изменилось, освобождаясь от присущих человеческому телу токсинов. Он понимал, что она должна постепенно осознать все аспекты их образа жизни.

– Ты хочешь для нас вечного покоя?

Она сжала пальцы в кулак и ударила его в грудь.

– Не для нас, Михаил, для меня!

– Ни тебя, ни меня не существует. Есть только мы.

Она сделала глубокий вдох.

– Я даже не знаю, что или кто я теперь.

– Ты – Рейвен, самая красивая, самая храбрая женщина, какую я когда-либо знал, – сказал он с подкупающей искренностью, все еще гладя ее по волосам.

– А я смогу жить, не питаясь кровью? На соке и вегетарианской пище?

Он переплел ее пальцы со своими.

– Как бы мне хотелось, чтобы это было возможно для тебя, но – нет. Ты должна будешь пить кровь, чтобы жить.

Она издала нечленораздельный звук, отпрянув. Это было слишком. Слишком страшно, чтобы воспринимать это всерьез. Ей хотелось верить, что это всего лишь ночной кошмар.

Михаил сел, позволив ей отодвинуться, и убрал простыню с ее тела. Ее сознание отказывалось воспринимать объяснения, не желая ничего знать. Чтобы отвлечь ее, он наклонился, осматривая ее живот, пальцы нежно прикасались к побелевшим шрамам.

– Твои раны почти зажили.

Она приподнялась, пораженная.

– Это невозможно.

Он отвел руки, чтобы ей было видно. Длинные белые шрамы. Ее глаза расширились от изумления. Глаза Михаила потемнели и вспыхнули огнем, опалив ее обнаженную грудь. Рейвен прикусила нижнюю губу и покраснела всем телом. Она вцепилась в простыню и натянула ее на себя.

Его белоснежные зубы блеснули в хищной улыбке – в нем проснулся мужчина. Он склонился к ней, скользнув губами по ее уху, и заговорил, обдавая ее горячим дыханием.

– Я целовал каждый дюйм твоего тела. Я побывал в каждом укромном уголке твоего сознания.

Он прикусил мочку ее уха, и по спине у нее пробежали мурашки.

– Румянец тебе идет.

Рейвен осознала, что она сидит, затаив дыхание, а по ее телу разливается тепло. Она прижалась лбом к его мускулистой груди, чтобы он не увидел ответную вспышку в ее глазах.

– Михаил, – предупредила она, – у тебя не получится изменить то, что я чувствую, как бы ты меня ни соблазнял. Я знаю, что не смогу думать иначе.

– Я слышу твои мысли, малышка. Ты закрыла свое сознание.

Сказанные шепотом слова соблазняли.

– Я дам тебе все, чего ты ни пожелаешь. Мне больше не вынести твоего несчастного вида.

Его рука тронула ее грудь и замерла там, где билось сердце.

У нее внутри все сжалось, когда она догадалась о его намерениях. Сладкий запах горячей крови смешался с его диким мужским ароматом. И прежде чем Рейвен смогла его остановить, его кровь потекла по его груди. Инстинктивно она прижала ладони к ране.

– Остановись, Михаил! Не делай этого! – с дикими от страха глазами крикнула Рейвен, и слезы хлынули из ее глаз. – Пожалуйста, скажи, что сделать, чтобы спасти тебя.

Отчаяние звучало в ее голосе.

– Ты можешь остановить это.

– Я не могу, Михаил. Прекрати, ты пугаешь меня! Она давила на рану изо всех сил, но кровь продолжала течь между пальцев.

– Твой язык обладает исцеляющей силой, как и твоя слюна.

Он сказал это мрачно, будто гипнотизируя, и откинулся назад, словно силы его убывали.

– Но не препятствуй моему решению. Может быть, ты и не хочешь жить, но я отказываюсь возвращаться в мир тьмы.

В отчаянии она склонила голову ему на грудь и провела языком по краям раны – она закрылась, словно ее и не было. Отвращение было в ее сознании, но не в теле. Что-то дикое в ней подняло голову, ее глаза стали сонными и чувственными. Тепло, свернувшееся в кольцо, распространилось по всему телу, и она почувствовала сильный голод, страстное желание. Она хотела большего, хотела наслаждения, дать которое мог только он.

Руки Михаила запутались в ее волосах, обхватывая голову и откидывая назад, открывая горло. Губами он прошелся по ее нежной коже, нашел неистово бьющуюся жилку.

– Ты уверена, Рейвен? – Он так чувственно прошептал это, что ее тело едва не растаяло в ответ. – Я хочу, чтобы ты была полностью уверена. Ты должна знать, что это твой выбор.

Она обвила шею Михаила руками, прижимая к себе его голову.

– Да.

Воспоминания о его губах, скользящих по ее лицу, о невыразимом наслаждении, проникавшем в душу, были так свежи, что любовный жар, слабость и восторг слились воедино. Она хотела этого, ей это было нужно.

– Ты отдаешься мне добровольно?

Он попробовал ее кожу на вкус, прижавшись языком к пульсирующей жилке, и спустился вниз к ложбинке между грудями.

– Михаил.

Его имя прозвучало как мольба. Она боялась, что он еще не в состоянии жить полной жизнью и слиться с ней.

Он легко поднял ее на руки. Его язык коснулся ее соска – раз, другой. Рейвен задохнулась, изогнувшись, чтобы быть ближе, ее тело чувствовало дикую страсть, которая поднимается в его теле. Она хотела быть, как он, такой же дикой, и даже подчинить его себе. Казалось, она плыла по воздуху, и каждое ее нервное окончание было оголено. Сладкий запах крови возбуждал ее.

Она вдохнула свежий воздух и распахнула глаза, всматриваясь в ночь. Та что-то нашептывала ей с той самой силой, с какой текла кровь Михаила. Над ее головой покачивались деревья, ветерок охлаждал ее тело и в то же время раздувал желание.

– Это наш мир, малышка. Почувствуй его красоту, услышь его зов.

Все это было похоже на фантастическую мечту: они плыли с легким туманом, становясь частью ночи. Над головой, среди листвы, играли в прятки звезды. Неясная луна блуждала за облаками, скользящими по небу. Рейвен всюду слышала звуки жизни. И ток древесных соков, и шорох грызунов, и хлопанье крыльев, и крик хищника, упустившего добычу.

Михаил поднял голову и закричал. Его крик был полон дикой радости. Раздался ответный крик. Рейвен слышала восторг в волчьем вое, он проник в ее сердце, и дикость, которая уже была в ней, стала еще необузданнее.

Михаил пронес ее по лабиринту тропинок глубоко в горы, пока они не оказались у входа в пещеру, уходящую глубоко вниз.

– Услышь это, – приказал он, шагнув в темноту. – Услышь, как земля поет для тебя.

Это было невероятно, но она видела залежи драгоценных камней по обеим сторонам узкого прохода, словно в туннель просачивался солнечный свет. Она слышала звук текущей воды, эхом отдающийся через анфиладу пещер. Летучих мышей, разговаривающих друг с другом, и землю, приветствующую всякую жизнь.

Михаил решительно шел к цели, уверенно двигаясь по лабиринту туннелей и с каждым шагом унося ее все дальше под землю, пока они не оказались в большом гроте, где клубился пар. Вода, пенясь, стекала вниз, наполняя целую систему озер. А вокруг мерцали кристаллы.

Он приблизился к самому дальнему озеру, вода в нем вспучивалась пузырями. Он погрузился в нее, продолжая держать Рейвен на руках. Их окутал пар, вода оказалась теплой и пенилась.

Пузырьки пощипывали кожу, дразня ее, словно сотни крошечных пальчиков, и лаская, как прикосновения язычка. Ленивыми, томными движениями Михаил стал омывать ее изящное тело, небольшие ступни, икры и бедра. Рейвен шевельнулась в его руках, закрыв глаза и отдаваясь ощущениям. Горячая карпатская кровь текла в ее венах. Карпатские желания боролись с человеческими запретами, на которых настаивало ее сознание.

Его руки скользили по ее плоскому животу, пальцы с трепетом прошлись по каждому шраму, стирая последние следы припарок и крови. Он ласкал ее спину, лицо и волосы. Михаил был так нежен, что ей хотелось плакать. Он ни разу не дотронулся до ее интимных мест и, тем не менее, разжег медленный огонь в ее крови, растекающийся по телу. Она страстно желала его.

Рейвен открыла глаза – синие, сонные, потемневшие от желания. Откинув голову, взглянула на него и привстала, чтобы омыть его тело. Каждым прикосновением она дразнила Михаила, воспламеняя его страсть. Пальцами она зарылась в его спутанные волосы, разметавшиеся по груди, скользила по его твердым мускулам, смывая кровь с его кожи. Крови было так много. Это встревожило ее, и она захотела, чтобы он взял питание от нее, восполнил то, что потерял.

Какой-то частью своего сознания Рейвен понимала, что эта мысль должна быть ей отвратительна, но ее тело так отчаянно нуждалось в нем, она так страстно желала почувствовать на себе его губы, ощутить его голод. Ее руки скользнули ниже, прошлись по его плоскому животу и бедрам.

Рейвен услышала его быстрый вдох, почувствовала напряжение каждой мышцы. Низкое рычание возникло глубоко в его горле. Ее пальцы нашли очевидное свидетельство его возбуждения, дразня и соблазняя, скользя кончиками пальцев, ее ладонь прошлась по всей длине его члена, обхватывая его и пробуя на вес.

Он застонал от усилия, которое ему потребовалось, чтобы сохранять самообладание. На этот раз она собиралась принять участие в ритуале. Не было нужды спрашивать, знает ли она, что делает. Он поставил ноги шире, чтобы удерживать свое задрожавшее тело, так как она тронула языком его плечо и проследовала за каплей воды, стекавшей по его шее.

Тело Рейвен сжималось, словно становясь тяжелее и пылая от желания. Ее язык скользнул по его груди – там, где было сердце. Ее кровь неслась по жилам и пела, как и у него. И все это время ее руки ласкали, поддразнивали, обещали. Шелковистая масса ее длинных волос легко касалась его тела, когда она последовала за каплями дальше, опускаясь все ниже и ниже. Она чувствовала его дрожь, когда пробовала его на вкус; чувствовала, как его тело подавалось навстречу ее шелковистому рту. Ощущение власти было невероятным. Его руки запутались в ее волосах, низкое рычание вырвалось из глубин его горла. Найдя его бедра, она слегка прошлась по ним ногтями, доводя его до исступления, заставляя сходить с ума от любви к ней и животной страсти.

Михаил поднял ее и прижал к себе. Его руки обхватили ее крепкие ягодицы и стали ласкать их.

– Я объявляю тебя своей Спутницей жизни.

Шепотом сказал он слова – заклинание древней черной магии. Его рука двинулась вверх по ее спине, перешла на полную грудь и спустилась вниз по атласной коже, к завиткам полуночно-черного цвета на ее лобке.

Рейвен вскрикнула, когда его пальцы дотронулись до нее под бурлящей водой и начали медленное мучительное исследование. Ее рот у его груди приоткрылся, дыхание стало прерывистым. Страстное желание становилось все сильнее, огонь разгорался – что-то дикое и неконтролируемое рвалось на свободу. Она слышала, как в унисон бились их сердца, текла его кровь, ее кровь. Чувствовала, как ее тело запульсировало жизнью, потребностью, голодом, и он был таким сильным, что ей был нужен он весь, чтобы заполнить ее, сделать целостной. Она нуждалась в нем не только в своем сознании, она испытывала ненасытный физический голод, ей нужна была страсть, которую он к ней испытывал. Она нуждалась в его теле, в том, чтобы он овладел ею, взял ее дико и необузданно. И она нуждалась в его... крови.

Его рука легла на ее затылок, подталкивая к краю воды.

– Я принадлежу тебе, я предлагаю тебе свою жизнь. Возьми то, в чем ты нуждаешься, то, что ты хочешь.

Он прошептал слова, открывая перед ней неведомую дверь. Его пальцы двигались все настойчивее, он прижимал ее к земле своим телом, оставаясь наполовину в воде.

Под собой Рейвен чувствовала мягкую почву, а сверху – его тяжелое тело. Какая-то беспощадность сквозила в его темных чертах. Когда она коснулась его сознания, то нашла там дикость, примитивное возбуждение, животное стремление мужчины-карпатца овладеть своей Спутницей жизни. Но там была и любовь непостижимой силы. И нежность. И мужское благоговение перед единственной в мире женщиной.

Михаил раздвинул ее бедра, глядя прямо в глубину ее глаз. Она была горячей, пульсирующей от желания, приглашающей в свое тело. Он вошел в нее одним мощным ударом, глубоко погрузившись. Ее женский запах смешался с его мужским. Его язык и зубы скользили по ее горлу и, спустившись вниз, стали ласкать ее ноющую грудь. Руки не пропустили ни единого дюйма ее тела, возбуждая, исследуя, заявляя свои права. Он был груб, его зубы покусывали ее нежную кожу, но язык облегчал боль. Ему казалось мало просто быть рядом. Ее тугие ножны обхватили его, подпитывая его дикость.

Его тело двигалось в ней. Медленно, глубоко, заполняя каждую ее частичку, увеличивая трение и замедляя ритм. Она всхлипнула, ее тело требовало облегчения, бархатные мышцы горячо сжали его.

Рейвен лихорадочно двигалась ему навстречу, заставляя его прижиматься к ней все сильнее, глубже, быстрее. Ее кровь превратилась в расплавленную лаву. Ей был нужен он. Весь. Она жаждала еще более глубокого соединения, жаждала ощутить его рот, питающийся от нее, обжигающий ее, ставящий на ней свою метку, соединяя их навеки.

– Михаил, – взмолилась она.

Он поднял голову, голод горел в его темных глазах.

– Я принадлежу тебе, Рейвен. Возьми от меня то, в чем ты нуждаешься, точно так же, как я возьму это от тебя.

Он прижал ее голову к груди, и все внутри его сжалось, когда ее язык прошелся по его мышцам. И именно в этот момент, когда его сердце едва не остановилось, он почувствовал осторожное давление ее острых зубов. Это была раскаленная добела боль, синяя молния эротического удовольствия. Возбуждение стало невыносимым, когда ее зубы глубоко вошли в его тело.

В экстазе Михаил запрокинул голову и издал стон наслаждения. Его тело пригвоздило ее к земле, мощно погружаясь в нее, пока она не изогнулась ему навстречу, обхватывая и крепко сжимая, вновь и вновь достигая оргазма. Михаил все еще сдерживался. Ритуал должен быть закончен, а обмен сделан добровольно. Сжав в руке ее волосы, он повторил слова, которые должны были связать их воедино.