Текст книги "Доверься мне (СИ)"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
Глава 13
ДЖОН
– Люди болтают, – мрачно, но смиренно произносит Скотти.
Держа телефон, я усаживаюсь на диван, и провожу рукой по лицу. Прошло два дня с момента, когда я видел Стеллу. У меня не имелось оправдания для того, чтобы ошиваться рядом после ее выздоровления. Плюс я не был до конца уверен, хочет ли она моего присутствия. Больная Стелла нуждалась в этом. Здоровая Стелла может вернуться к независимости и неприязни по отношению ко мне.
Чушь собачья. Правда в том, что мне не хотелось крутиться рядом, когда она почувствует себя достаточно хорошо, чтобы начать задавать вопросы… такие, как например, почему я повернут на ЗППП. Зачем настоял, чтобы доктор спросила Стеллу, не хочет ли та провериться, хоть и утверждал, что шансы нулевые?
Черт, к этому моменту она уже должна получить результаты. Стерн решила, что у Стеллы стрептококк и назначила ей антибиотики. Головой я понимаю, что доктор не лукавила, утверждая, что через поцелуй невозможно заразиться. Но я не расслаблюсь, пока не узнаю наверняка.
Если тогда Стелла не услышала Стерн, к нынешнему моменту она уже в курсе. Этот балаган уже по всем новостям. Как я и предсказывал. Джакс Блэквуд облажался по-королевски. Не может удержать дерьмо при себе. Мужчина-шлюха проложил себе путь в ЗППП-ляндию. Заражены невинные девушки.
Я фыркаю. Пресса точно никогда не встречала девчонок, с которыми я зависал. Ни одна из них не была невинной и не действовала по принуждению. Но прессе это не совсем подходит.
Боже, как Стелла будет смотреть на меня? Мои внутренности превращаются в лед.
– Джакс? Ты там, дружище?
Выныриваю из тумана и включаю громкую связь.
– Ага. Люди болтают. Мы ведь знали, что это случится.
Мыслями снова возвращаюсь к Стелле. Стоит ли написать ей? Перелезть через стену, чтобы повидаться?
Скотти прочищает горло.
– Есть идеи, кто бы это мог быть?
– Какая разница? Новость уже разлетелась. И ничто этого не изменит.
– Черт возьми, Джакс, ты хотя бы слушаешь? Ты никогда ни к чему не относишься серьезно…
– Херня, – рявкаю, пресытившись этим. – Я шучу или не придаю значения ситуации, потому что так с этим справляюсь. И да, я раздражающе забывчив. Меня тоже бесит, что я не могу сосредоточиться. Мне полагается писать списки, чтобы следить за своим дерьмом. И это означает, что все летит к херам, когда я в первую очередь забываю составить список. Однако все это не означает, что мне плевать, Скотти. Это значит лишь то, что я хреново это демонстрирую.
Он замолкает, и я знаю, что друг пытается определиться, как лучше со мной себя вести. Ах, Скотти. Как же он предсказуем.
– Ты прав, – наконец соглашается он. – Мои извинения.
Что ж, он, наконец, меня понял. Этого я не предвидел. Я должен чувствовать себя так, словно отстоял свою точку зрения. Но вместо этого испытываю дискомфорт.
– Забудь, мужик.
– Я был идиотом, Джакс. Мы оба это знаем.
Я прячу улыбку.
– Отлично. Ты – идиот. Рад, что мы, наконец, можем признать гориллу в комнате.
Он рычит, а потом прочищает горло.
– Как мисс Грей? Слышал, она болела.
Конечно, он слышал и сложил два и два. Хотя опять же, ошибся.
– Это не Стелла.
– Откуда такая уверенность? – Скорее заинтересованно, чем обличительно.
– Потому что я ее знаю. – Бросаю взгляд на террасу. Солнце ярко светит сквозь стекло, причиняя боль глазам. Зажимаю переносицу. – Стелла не разговаривает. Она сводит счеты.
Скотти коротко смеется.
– Похоже, ты до странного взволнован такой перспективой.
Он и понятия не имеет.
– Я еще не выходил, – говорю ему. – Но не думаю, что кто-нибудь в курсе, где я сейчас нахожусь.
Никого, кроме своего близкого окружения, я не приводил в это кондо. И я могу оказаться в любом городе мира.
– Как бы то ни было, я велел Брюсу устроиться снаружи твоего дома.
У нас есть пара телохранителей, которые работают на публичных мероприятиях. Но мы едва ли пользуемся их услугами в повседневной жизни. Кто хочет так жить? К тому же, я могу отлично сам себя защитить. И тут же напоминаю об этом Скотти.
– Конечно, можешь. – Его голос звучит не настолько искренне, как должен. Вот придурок. – Но все равно кто-то должен следить на случай, если появится толпа. Брюс оказался доступен. Не волнуйся, он будет незаметным.
Я фыркаю.
– Скотти, этот телохранитель по имени Брюс Ли очень похож на мастера Брюса Ли. Он привлекает к себе внимание только тем, что является собой.
– Честно говоря, не его имя привлекает внимание посторонних, – невозмутимо отвечает Скотти. – И он как бы не носит футболку с надписью «Привет, меня зовут Брюс Ли».
Я смеюсь.
– Мне стоит подарить ему такую.
– Уверен, ему понравится, – тянет Скотти.
– Внесу это в список обязательных дел. – Моя улыбка испаряется. – Серьезно, мне не по душе, что он сидит снаружи без дела. В этом нет необходимости и это абсурдно.
Вообще-то Брюс – один из моих любимчиков. Он чертовски забавный и учил меня смешанным боевым искусствам. На протяжении нескольких лет мы с Киллианом брали у него уроки, пока Скотти не нанял его для оказания услуг телохранителя на периодической основе.
– Он остается. Рассчитывай, что на некоторое время он станет твоей тенью.
– Ни хера подобного. – Теперь я сижу ровно. – Я имею в виду именно это. Если увижу следующего за мной парня, отправлю его домой. И даже не испытывай на мне в этом вопросе свое менеджерское дерьмо.
В ответ тишина. Я не забочусь о том, чтобы ее заполнить. Я и раньше играл со Скотти в игру «Кто первый струсит».
Наконец слышу долгий вымученный вздох.
– Джакс, сделай для меня эту мелочь. Будь сдержан. Не знаю, как много ты видел…
– Достаточно, – прерываю я.
Достаточно, чтобы заставить мою грудь вздыматься. Достаточно, чтобы заманить меня обратно в постель, где я смогу полностью отгородиться от мира.
– Тогда ты должен хранить молчание, пока мы не сделаем заявление.
Я невесело усмехаюсь.
– Нет хорошего способа замять это дерьмо.
– Нет, нету.
Его безэмоциональный ответ заставляет меня съежиться.
– Тогда мы позволим ему лететь дальше, – говорю, борясь с тошнотой.
– Убеди меня, что ты будешь держаться подальше от обычных мест обитания.
– Боже, Габриэль. Неужели недостаток сна помутил твой рассудок? Тебе не нужно читать мне нотации. Больше у меня нет мест обитания. Я теперь чертов отшельник.
– Точно, – отвечает он после неловкой паузы. – Тогда моя работа здесь окончена.
Невольно я улыбаюсь с неподдельной радостью.
– Ага… было весело.
– Ты отвратительный лжец, Джон.
– Не джонай мне.
– Разве ты только что не габриэлял мне? – возражает он.
– Ты снова ведешь себя как идиот.
– К слову о людях, называющих тебя Джон…
– Идеальный переход, – прерываю я.
Скотти испускает долгий вздох, прежде чем заговорить.
– Ты объяснил ситуацию мисс Грей?
Я подавляю желание поежиться.
– Теперь мы сплетничаем?
– Да.
– Господи, помоги мне.
Тру уставшие глаза и закрываю их.
– Так объяснил?
– Нет, – огрызаюсь я. – Был слишком занят, заботясь о ней во время болезни. И, знаешь, уклонением.
– Бедный влюбленный человек. Ты погряз в этом, дружище. – Он говорит так самодовольно, что я испытываю сильное искушение повесить трубку.
– Так какова была ваша первая догадка, доктор Фред?
– Фред? – Замешательство в его голосе заставляет меня рассмеяться.
– Если бы ты не был в группе, то точно бы носил аскот15, так что да, Фред.
Скотти смеется.
– Меня так и подмывает сказать, что ты был бы Шегги, но больше смахиваешь на Дафну16 нашей группы.
– У Фреда была страсть к Дафне, – напоминаю я.
– Этот разговор принял странный оборот и доставляет мне боль.
– И моя работа здесь окончена, – гордо произношу я.
Могу себе представить, как он закатывает глаза.
– Исходя из профессионального опыта, – произносит он, возвращаясь к теме разговора, – я лишь могу посоветовать быть откровенным с мисс Грей. Вероятно, у нее возникнут вопросы…
– Скотти, мужик, я не увлечен Стеллой. Мы просто… даже не знаю, что именно. Но я не пытаюсь залезть к ней в трусики.
– Ложь усиливает мою головную боль, – бормочет он. – Не знаю, почему ты беспокоишься обо мне.
– Я ходячая поучительная история, – раздражаюсь я. – Не самый лучший набор для бойфренда.
– Факт использования тобой слова «бойфренд» сказал мне все, что нужно, – отзывается Скотти. – Вынь голову из задницы и поговори с девочкой. О, и сегодня все мы приходим на ужин.
На этом Скотти кладет трубку. Учитывая то, что он всегда отключается, когда заканчивает разговор, я не воспринимаю это на свой счет. Только сейчас я наедине с тишиной. Поговорить со Стеллой? Я снова чувствую себя ребенком, вот-вот столкнусь с директором и очень хочу убежать в другую сторону. Ребенок во мне вместо этого хочет спуститься вниз и позависать с Брюсом.
– Дерьмо.
Провожу рукой по волосам и сжимаю затылок. Я знаю, что должен сделать. Поговорить со Стеллой, предупредить ее, пока еще имею силы отпустить ее. Ведь кое-что я очень четко осознаю: мне всегда удается разочаровывать людей, которые мне не безразличны. А я не хочу стать еще одним человеком в жизни Стеллы, который ее подведет.
СТЕЛЛА
Когда болеешь, вроде как плывешь по течению. И не можешь сопротивляться. Весь мир сужается до мыслей о том, насколько плохо себя чувствуешь и как можно улучшить свое состояние. В этой туманной реальности я не задумывалась о присутствии Джона. Но теперь я в порядке, и думаю об этом. Много.
Он заботился обо мне. Лучше, чем кто-либо со времени смерти моей мамы. Это знание оставляет внутри нежность и мягкость. Я его должница. И скучаю по нему.
Может быть, когда он находился здесь, физически я и чувствовала себя несчастной, но рядом с ним мне было совершенно комфортно. Я даже ощущала счастье. Что довольно странно, учитывая количество боли, которое я испытывала.
Но потом он ушел. Уже несколько дней как. И с тех пор мой дружелюбный сосед, он же рок-звезда, не объявляется. Это вызывает беспокойство. Как он может перейти от состояния абсолютной заботы к полному исчезновению? Неужели я его чем-то обидела? Или была настолько жалкой?
В глубине души я не хочу знать. Жалость убьет меня. Но все же обнаруживаю себя отправляющей ему сообщения.
Он не отвечает. И, поскольку я, похоже, полнейшая мазохистка, еще и звоню Джону. Вызовы направляются сразу на автоответчик.
– Думаю, на этом все, – бормочу, бросая телефон на кухонную стойку.
Боль охватывает грудную клетку. Это уродливый, липкий комок, который я не могу вытащить. Он преследует меня весь день.
Я уже на полпути к ярости, но потом вспоминаю о том, как он держал меня, менял простыни, пел мне песни. В этом весь он. Джон многогранен – ни в коем случае не совершенен – но он никогда не поступает жестоко. Он бы ответил на мои сообщения и звонки.
Внезапно мои внутренности покрываются льдом. Что-то не так, а я провела дни, дуясь, в то время как стоило бы рассуждать объективно. Прошли дни.
Не думая дважды, я направляюсь к террасе и перепрыгиваю через стену. Когда стучу в стеклянную дверь, никто не отвечает. Я должна вернуться домой, но не могу, потому что инстинкты заставляют меня продолжать идти.
Дверь не заперта, и с ним действительно стоит провести беседу о безопасности. Но я, в конце концов, внутри.
– Джон? – зову в гостиной, думая, что сердце стучит слишком сильно.
Я не хочу бояться тяжелых мыслей. Не хочу волноваться о нем в этом смысле. Но я переживаю.
Здесь царит атмосфера заброшенности, как будто он ушел. Может быть, Джон куда-то уехал. Он не обязан сообщать мне о приходах и уходах. Но раньше я слышала музыку, так что знаю, что здесь кто-то был.
Кожу покалывает от очередной волны холодного страха.
– Джон? – зову я уже громче.
Откуда-то сверху слышу скрип, а затем голос Джона: грубый, хриплый и ошеломленный.
– Стелла?
Мне стоило проявить вежливость и дождаться, пока он спустится. В конце концов, это я вломилась в его дом. Снова. Но тороплюсь вверх по ступенькам. Мне просто нужно увидеть его, удостовериться, что он в порядке.
– Ты в приличном виде? – выкрикиваю, будучи уже у его спальни.
Слышится еще скрип, как будто он перемещается по кровати.
– Господи. Я не голый, если ты об этом спрашиваешь. – Следует долгая пауза, а потом он добавляет: – Но могу раздеться.
От звука его голоса и знакомых шуток меня переполняет облегчение.
– Просто хотела предупредить, что поднимаюсь, – отзываюсь я и, клянусь, он бормочет: «Зануда».
И уже громче произносит:
– Тебе нет нужды предупреждать меня.
Джон подтрунивает, как и всегда, но ему не хватает обычной энергии. Дверь спальни приоткрыта, и я толкаю ее внутрь.
Здесь темно, шторы задернуты и не пропускают дневной свет. Он растянулся на большой кровати и пялится в потолок, хотя точно знает, что я здесь. Замедляя шаг, я осматриваюсь, потому что не такой ожидала увидеть комнату Джона.
Черные велюровые стены, тяжелые портьеры в тон, полированная деревянная мебель, картины маслом в золоченых рамах – я словно вышла из Нью-Йорка и попала прямо в английскую сельскую местность, только немного более современную.
– Ну, – произношу, проводя пальцем по кожаному креслу с подлокотниками цвета табака, стоящему перед черным мраморным камином, – здесь уютно.
Джон фыркает, но продолжает смотреть вверх.
– Киллиан зовет это декором старушки.
Так и есть. Но это мило, в стиле «это произошло из больших денег».
– Очень в стиле «Аббатства Даунтон». С ноткой «Семейки Аддамс».
И вот Джон смотрит на меня, наблюдает за моими движениями. На нем спортивные серые брюки и потрепанная футболка оливкового цвета. Густая щетина покрывает подбородок, но он выглядит достаточно чистым. Мы не виделись несколько дней, и мне его не хватало. Даже несмотря на этот странный, отстраненный взгляд, которым он меня окинул, я по нему скучала.
Я могла бы обманывать себя и говорить, что не осознавала, насколько сильно скучаю по нему. Однако прекрасно знаю. Мне стало не хватать этого мужчины в ту секунду, когда он покинул место рядом со мной. Я хотела умолять его остаться. Позависать со мной не из-за того, что чувствует себя обязанным позаботиться обо мне, а потому что хочет быть рядом.
– Большинство вещей принадлежали моей бабушке, – сообщает он. – Думаю, они напоминают мне о детстве.
Дом моего детства загромождала потрепанная мебель из «ИКЕА» и уличные находки. В нем не чувствовалось домашнего уюта, и я никогда не пыталась воссоздать обстановку. Я бы предпочла жить в позолоченной ностальгии Джона. У меня есть небольшая фантазия, которая включает в себя булочки с чаем и Джона, играющего роль герцога-бродяги.
– Тебе это ненавистно.
Голос Джона заставляет посмотреть на него.
Выражение его лица нейтральное, как будто он просто констатирует факт и не ожидает ответа. Но он слишком молчалив и, я знаю, ждет моей оценки.
– Честно? Я хочу свернуться калачиком и читать, надеясь, что еще одна жуткая метель разразится только для того, чтобы мы смогли разжечь огонь.
В ответ Джон слабо улыбается. Совсем не то, чего я ожидала. Обычно он светится таким ярким внутренним светом, что иногда трудно смотреть ему прямо в лицо. Но теперь, когда он потускнел, я хочу, чтобы этот свет вернулся.
Я стою рядом с кроватью. Она достаточно высокая, так что мне пришлось бы подпрыгнуть вверх. Темно-серый кашемировый пододеяльник накрыт синим пледом. Не мой стиль, но роскошно и под пальцами ощущается мягко.
– Что случилось? – спрашиваю его. – Ты заболел?
Он смотрит в сторону.
– Нет. Просто устал. Подумывал вздремнуть.
Я всецело за то, чтобы хорошенько поспать, но Джон выглядит так, будто здесь уже давно. Несколько грязных мисок и стаканов загромождают ночной столик, и комната явно обжита, что прямо противоречит пустой обстановке внизу. Не знай я, что Джон имеет дело с депрессией, возможно, мало думала бы об этой сцене. Но теперь мои нервы накаляются.
– Как долго ты дремал?
Он сердито смотрит на меня.
– О чем ты? Что ты вообще здесь делаешь?
Я игнорирую обиду, потому что распознаю защитную реакцию.
– Хотела поблагодарить тебя за то, что позаботился обо мне. Но ты не отвечал на мои звонки и сообщения.
– Нет нужды благодарить. Мне это в удовольствие.
В выражении его лица нет ничего, кроме искренности, но этот ужасный, плоский, безжизненный тон остается.
– Я волновалась о тебе, – признаюсь я.
О, ему это действительно не нравится.
– Я взрослый мужчина, Стелла-Кнопка. Тебе не о чем волноваться. Я в порядке.
– Если в порядке, то почему бы тебе не подняться? Принять душ.
Уголок его рта приподнимается.
– Хочешь сказать, от меня воняет?
Вообще-то нет. Во всяком случае, с того места, где нахожусь, я не чувствую. Но меня беспокоит его апатия. Я стою у его постели, а Джон даже не пытается сесть. Просто продолжает лежать, окопавшись.
– Это заставит твою кровь забурлить, – говорю, подталкивая локтем его колено.
Джон моргает, глядя в потолок.
– Скоро встану.
Когда я просто пялюсь на него, он поднимает голову и смотрит поверх своего элегантного носа на меня.
– Я в норме, Стелла. Как видишь, я не нанес себе ущерб или что угодно, чего ты там боялась.
В его голосе звучит раздражение, но я слышу смущение, которое он пытается скрыть. Понимаю, почему Джона бесит, что люди предполагают худшее, когда он не отвечает на звонки. Но я даже отдаленно не чувствую себя виноватой. Он слишком важен, и я отказываюсь ходить на цыпочках вокруг его чувств, если его безопасность находится под угрозой.
Однако я сохраняю легкий тон.
– Я была такой же раздраженной, когда ты обнаружил меня больной? Не могу вспомнить.
Он не закатывает глаза, но близок к этому.
– Ты была хуже. Опять же, ты действительно болела. Так что если просто пришла проведать меня, то можешь идти. – У него не терпящий возражений тон.
Джон выдерживает мой пристальный взгляд, почти призывая меня не уходить. И я понимаю, что, несмотря на раздражение, несмотря на то, что явно дразнит меня, он не хочет оставаться один.
– Раз ты не встаешь, тогда подвинься.
Он приподнимает брови.
– Что?
– Ты слышал. Беспокойство о том, что ты поранился, играя на гитаре голышом, утомило меня. Мне тоже нужно вздремнуть. Подвигайся.
Улыбаясь слабо и вымученно, Джон выполняет просьбу, освобождая для меня место. Положив голову на руку, он наблюдает, как я забираюсь на кровать. Приходится постараться, чтобы залезть на нее.
– Господи. Ты унаследовал эту кровать от королевской семьи или что-то в этом роде? Может быть, от принцессы на горошине?
Его ложе – это облако совершенства, роскошное, с мягкими, как масло, покрывалами. У меня действительно есть желание зарыться в нее и проспать весь день напролет.
Джон усмехается.
– Жаль разрушать твою фантазию, но она новая.
Я со вздохом кладу голову на подушку лицом к нему. Хоть мы и не соприкасаемся, все же находимся достаточно близко, чтобы я почувствовала тепло его тела.
– Я думала, что у Киллиана хорошая кровать, но это – совсем другой уровень удобства.
Джона сводит брови.
– Можешь не называть место, на котором ты временно спишь, кроватью Киллиана?
Я закатываю глаза.
– Ладно, гостевая кровать Киллиана и Либби. Так лучше?
– Да.
Я растягиваю губы в улыбке.
– Знаешь, прозвучало так, словно ты ревнуешь.
Странно лежать так близко к нему, не будучи больной. Я осознаю его размер, намного больше моего. Слышу его ровное дыхание и чувствую, что он немного пахнет Эрл Греем и лимонами. И я знаю, что его зеленые глаза смотрят на меня так, будто больше ничего и нет.
– Ты права, – с легкостью отвечает он. – Я думал, что это довольно очевидно, Стелла-Кнопка.
Мы придвигаемся ближе друг к другу. Наши предплечья соприкасаются. Мягкое трение его теплой кожи о мою заставляет мелкие волоски на руке подниматься.
– Что я всегда права? – парирую, поддразнивая, потому что боюсь разоблачить себя. – Я рада, что ты, наконец, признаешь это.
– У тебя дар намеренно не понимать меня. – Выражение его лица становится более серьезным и немного нежным, когда он протягивает руку и касается кончика моего носа. – Я больше не буду пытаться, – хрипло шепчет Джон. – Никогда.
В моем горле образуется комок.
– Я спрашиваю, в порядке ли ты, потому что забочусь. Но тебе не нужно успокаивать меня. Или угождать кому-либо. Ты не сделал ничего плохого, Джон.
Он тяжело вздыхает, и я нахожу его руку. Без колебаний он поднимает ладонь вверх и переплетает наши пальцы. Большим выводит круги по нашим костяшкам.
Мой голос едва слышен.
– Знаешь, почему я отправилась искать тебя?
Он сосредотачивается сильнее.
– Скажи мне.
Он все еще нежно исследует мою руку, гладкую кожу на тыльной стороне ладони, чувствительные края запястья и между костяшками пальцев. Я чувствую себя такой хрупкой, будто он сломает меня одним резким прикосновением или если отпустит.
Я не отвожу взгляда.
– Я скучала по тебе.
Джон судорожно сжимает пальцы.
– Я тоже скучал по тебе, Кнопка. Просто… – он качает головой, – если честно, не знаю, почему не ответил.
Мне кажется, я знаю. Потому что когда подавлена, то не хочу никого искать. Хочу, чтобы нашли меня, сказали, что я желанна, что во мне нуждаются. И когда не получаю этого, падаю еще ниже. Может, в этом отношении Джон отличается от меня, но очень сомневаюсь.
Я тяжело сглатываю.
– Я подумала… у меня создалось впечатление, что мир для тебя стал немного темнее, немного более тяжелым. Что тебе могут понадобиться объятия.
Мое признание, кажется, поражает его, и Джон вздрагивает, закрывая глаза, как будто рассматривает возможность отвернуться. Я безумно хочу сжать его руку и крепко держать. Но не делаю этого. Не мне принимать подобное решение.
Когда Джон открывает глаза и смотрит на меня, они слишком ярко блестят. От боли в них у меня перехватывает дыхание.
– Так и есть, – скрипучим голосом признается он. – Мне нужны…
Я раскрываю руки. Дрожа, он прижимается ко мне, кладет голову мне на грудь, руку обвивает вокруг талии и притягивает меня ближе. Наши ноги сплетаются. Джон вздыхает, когда наши тела буквально сливаются. Я провожу руками по его волосам, издавая бессмысленные звуки себе под нос.
– Черт, Стелла… это больно, и я не знаю, как… – Его тело напрягается, как будто он мысленно заставляет его не разваливаться.
– Я знаю, милый.
Я глажу изгиб, где его шея соединяется с плечом. Напряженные мышцы ощущаются как сталь под шелковой кожей.
Джон громко сглатывает.
– Оно приходит и уходит. Я нахожусь на вершине мира, а потом вдруг перестаю. – Тепло его дыхания касается моей груди. – Психотерапевт предупреждал меня. Она сказала, что это гонка на выносливость. Ты терпишь. Продолжаешь двигаться вперед. Но иногда, Стелла… иногда я так чертовски устаю.
– Тогда отдыхай, – шепчу я. – Отдохни со мной. Позволь мне ненадолго побыть местом, где ты преклонишь голову.
Он не двигается, щекой прижимаясь к моей груди.
– Я не хочу твоей жалости.
Нет, он хочет подтверждения. Я поняла.
– Я тебя не жалею. Подобное делается для людей, которые небезразличны.
Хотелось бы мне найти правильные слова, лучший способ подарить комфорт, но поэт здесь Джон, а не я. Я могу лишь обнимать его и надеяться, что это поможет.
Скованность в его теле ослабевает, но он остается совершенно неподвижным.
– Я тебе небезразличен?
– Конечно. – Мои щеки заливает румянец. Мы так долго вцеплялись друг другу в глотки, что говорить о чувствах неловко. – Мне бы хотелось думать, что теперь мы друзья, правда?
– Друзья, – выдыхает он. Но когда я дергаюсь, совершенно смущенная отсутствием энтузиазма с его стороны, крепко удерживает меня. – Мы друзья, Стелла. Всегда ими были, даже если ты этого не осознавала.
Не упускаю упрек в его тоне, но это лишь заставляет меня улыбнуться.
– Тогда ладно.
– Ладно, – соглашается он.
Мы впадаем в неуверенное молчание. Я играю с его волосами, проводя по ним пальцами, и Джон медленно расслабляется рядом со мной. Приятно сознавать, что я помогла ему почувствовать себя хоть немного лучше. Но я не могу перестать думать о том состоянии, в котором застала его.
– Джон?
– М-м?
Теперь он расслаблен и мягок.
Ненавижу то, что могу это разрушить, но мне нужно задать вопрос.
– Сегодня вторник. – Он внезапно напрягается. От чувства вины покалывает шею. Я продолжаю гладить его волосы, боясь, что он отстранится. – Ты же видишься с доктором Аллен по вторникам?
Джон глубже зарывается лицом мне в шею.
– Я забыл.
– Джон…
– Клянусь, это так, – уже громче говорит он, своими длинными пальцами обхватывая мое бедро и крепко сжимая. – Знаю, это прозвучит как полное дерьмо, но я иногда забываю. Особенно, когда подавлен.
– Я тебе верю, – произношу тихо. – Но разве время подавленности не самое подходящее, чтобы вспомнить о консультации?
Не вижу его лица, но каким-то образом понимаю, что он хмурится. Чувствую в напряжении его шеи и том, как он сжимает руки.
– Предполагалось, что я буду писать списки, – рычит Джон напротив моей груди, потом коротко и безрадостно смеется. – Вроде как сложно это делать, если я забываю писать хреновы списки.
– Правда. – Я сдерживаю улыбку. – Знаешь, я могу помочь. Напоминать тебе…
– Нет, – прерывает он мягко, но резко. – Я не хочу этого от тебя, Кнопка. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Человеком, который нуждается в напоминаниях. Человеком, которого нужно чинить.
– Я не вижу тебя таким, – возражаю я.
На этот раз Джон успокаивает меня, медленно выводя круги на бедре.
– Я знаю, милая. Но есть некоторые вещи, которые мне нужно научиться делать самостоятельно. Пожалуйста.
Я вынуждена согласиться. Он прав, а гордость – очень сильное чувство. Иногда это все, что у тебя осталось. Я могу сделать только то, что он просит.
– Хорошо. Но, пожалуйста, пообещай мне, что позвонишь доктору Аллен.
Когда он отвечает, я чувствую его улыбку.
– Позвоню.
Он слегка толкает мою руку макушкой. Не так уж нежно. Но поскольку мне нравится играть с его шелковистыми волосами, я с радостью принимаюсь снова перебирать их пальцами.
Наконец, он тихо заговаривает.
– Киллиан так злился на меня. Когда я предпринял попытку. В смысле, я понимаю…
– Прости, – прерываю я резче, чем хотела, – но Киллиан может идти в жопу.
Плечи Джона вздрагивают.
– Господи, Стеллс, – просит он с хриплым смехом, – не сдерживайся.
– Знаю, что он твой друг. Но я серьезно. Он может идти прямо на хрен.
Я чувствую, как он улыбается, усиливая хватку.
– Это напугало его, Кнопка. Напугало всех. Я даже не представлял, насколько это изменит всех нас. До этого мы были как избалованные дети. А потом вдруг жизнь стала слишком реальной.
Я практически чувствую тяжесть этой перемены, лежащей на плечах Джона. Прижимаюсь губами к его макушке.
– Когда мне было пять лет, я выскочила на проезжую часть и чуть не попала под машину. Как только мама добралась до меня, шлепнула по заднице и накричала за то, что я вела себя неосторожно. Она испугалась до смерти и отреагировала, набросившись на меня. – Пальцами пробегаю по его волосам. – И я понимаю, почему твои друзья вели себя именно так. Но первоначальный страх давно прошел, Джон, и все же он все еще беспокоит тебя. Ты все еще пытаешься защитить их чувства.
Джон вздыхает.
– Дерьмо. Я знаю. Но не могу перестать.
– Потому что ты – наладчик.
– Едва ли.
– Именно так, – мягко настаиваю я. – Ты сглаживаешь углы, пытаясь заставить людей чувствовать себя лучше. И то, что ты делаешь это с налетом стеба, не означает, что это неправда.
Нежность смягчает его голос.
– Прямо как ты.
В этом мы похожи. Я так не думала, когда встретила его впервые, но теперь вижу. У нас разные подходы, но цель одна и та же.
Мои глаза медленно закрываются, но он снова заговаривает.
– Ты хорошо пахнешь.
Меня будит его замечание.
– Ладно.
– Что за тон? – спрашивает он изумленно.
Я пожимаю плечами.
– Приятный запах должен восприниматься как данность. Потому что в противном случае это значило бы, что я пахну плохо…
– Что могло бы стать проблемой, – печально добавляет он.
Толкаю его в плечо.
– Это все равно, как если бы я сказала: «Эй, Джон, посмотри, какой ты чистенький».
Он смеется и приподнимается, скользя носом по моей челюсти и заставляя счастливые мурашки пробегать по коже.
– Стелла-Кнопка, ты слишком много думаешь.
Не могу удержаться и провожу рукой по его талии. Джон теплый и твердый.
– Это лучше, чем думать слишком мало, не так ли?
Его ответное угуканье вибрирует между нами, затем он сдвигается, прижимаясь щекой к изгибу моей шеи.
– Позволь мне подробнее остановиться на предыдущем заявлении. Ты всегда хорошо пахнешь. Но есть еще один запах, который я не могу определить… – Он глубоко вдыхает, затем медленно выдыхает, согревая мою кожу. – Он сладкий и чистый, но успокаивающий и немного пряный. Он у тебя в волосах и на коже. – Большая ладонь скользит по моей руке, мозоли Джона грубые, но прикосновение нежное. – Мне нравится этот запах. И это сводит меня с ума, потому что я не знаю, что это такое.
О, боги, как он прикасается ко мне. Это нежная привязанность, но я вся горю.
Прочищаю горло, но голос звучит слишком высоко, когда я, наконец, отвечаю:
– Твоя находка определенно лучше первого комментария.
Джон снова угукает, губами касаясь моей ключицы.
– Ты собираешься сказать мне, что это?
Я, правда, понятия не имею. Даже не представляла, что у меня есть конкретный запах. А еще его губы нежно касаются моей шеи, отвлекая.
– М-м… мой шампунь?
Он дарит мне еще один легонький поцелуй, нежное, дразнящее прикосновение.
– Нет, – бормочет Джон низким, одурманивающим голосом. – Еще он витает в квартире Киллиана. – Он прижимается губами к моей челюсти. – Как будто ты целиком заполнила им каждый дюйм этого места.
Боже, мне так хорошо, когда Джон изучает меня легкими поцелуями, как будто действительно не может совладать с собой. Я тоже не могу. Рукой медленно пробегаю вверх и вниз по его изящной талии. Я изо всех сил пытаюсь уследить за разговором, и тут до меня доходит.
– О! – восклицаю порывисто. – Это лаванда.
Джон прерывается на секунду.
– Ненавижу лаванду.
– Погоди. Ты ненавидишь мой запах? Прекрати ходить вокруг да около.
Он вздыхает.
– Ты пытаешься затеять скандал, что ли? – Он сжимает пальцами мой бок. – О причинах поговорим через минуту.
Я пристально смотрю на его голову, но он меня не видит. Слишком занят возней с моей рубашкой, проводя пальцем по складке ткани.
Его голос остается тихим.
– Я уверен, что ты слышала меня раньше, когда я сказал, что ты хорошо пахнешь. Так что это не может быть лаванда. Я чертовски ненавижу лаванду. Однажды у меня была помощница… Джун. Ей нравилось это дерьмо. Думала, что это успокаивает, и разложила лавандовые масляные палочки повсюду. От этого у меня начались сильнейшие головные боли.
Я не могу сдержать улыбку.
– Существует огромная разница между дешевым ароматическим маслом и настоящим растением. Я посадила лаванду на террасе, в спальне и гостиной. Использую веточки, чтобы одежда пахла свежестью.
