Текст книги "Френдзона"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Это странное раздвоение личности и есть моя Айви. Душевнобольная планировщица в сочетании со свободной душой, плывущей по течению. Чувство симпатии и привязанности пронзает меня так внезапно, что я сползаю ниже на кровати.
– В любом случае, – продолжает она, словно я ее отвлек, – я была полностью поглощена процессом. Но потом мы приступили к основной части и он был по сути... гм...
Я почти могу услышать стыд в ее голосе.
– Он не сделал все, как полагается? – предполагаю я.
Она фыркает от смеха.
– Просто это было так быстро. Раз, раз, раз, резкий вскрик, занавес!
Несмотря на собственное состояние, я тоже смоюсь.
– Уверен, что так происходит с большинством парней в старшей школе, Мак.
– Ага, ну, судя по тому, что я слышала, это относится и к большинству парней в колледже. Как только они видят зеленый свет, то не раздумывают долго, тратя время на прелюдию, а предпочитают быстрый трах. Так что спасибо, но я вне игры.
Ну и что мне на это ответить? Мы можем быть эгоистичными ублюдками. Я внутренне вздрагиваю, думая о всех тех случаях, когда получал наслаждение, принимая стоны девушки подо мной за признак того, что я бог секса, раз уж засунул в нее свой член. Мое лицо заливает жар. Черт, я – мудак.
Закрывая глаза, я сжимаю переносицу, когда произношу:
– А как бы ты хотела, чтобы все было, Мак? Если бы ты могла сделать это по-своему?
– Что? – за этим следует длительный смех Айви. – Секс?
– Ага, – мой голос едва слышен, но я должен спросить ее об этом.
Тишина на другом конце ощутима, будто груз, давящий мне на грудь.
– Давай же, Мак, – говорю я. – Это же просто я.
– А почему ты хочешь знать?
– Возможно, потому что большинству парней нужно переосмыслить свои собственные действия.
А быть может потому, что я хочу знать, как удовлетворить тебя. Или может я просто грязный ублюдок, которому нужно услышать чьи-то мысли о сексе, сказанные сладким голосочком. Выбирайте любой из вариантов.
От ожидания ее ответа мое желание лишь возрастает, я снова тру низ своего живота.
– Расскажи мне, – бормочу я. – Расскажи мне, как сделать так, чтобы тебе было хорошо.
Ее дыхание перехватывает, и на мгновение я думаю, что зашел слишком далеко. Но когда она начинает говорить, этот тихий шепот посылает жар прямо к моему члену. А все потому, что ее голос кажется таким взволнованным, возбужденным.
– Только это останется между нами?
Мое дыхание становится более быстрым и поверхностным. Боже, как же это глупо. Это так же на фиг глупо, как открывать ящик Пандоры. Знаю, я точно об этом пожалею. И все же...
– Только между нами.
Она издает тихий странный звук.
– Я не могу... Ладно, ладно. К черту, – слышится еще один тихий вздох, от которого я еще сильнее напрягаюсь, а затем: – Это началось бы очень медленно. С простых поцелуев. С таких, знаешь ли, ленивых поцелуев, которые все длятся и длятся, такие нежные и плавящее ваши внутренности. Мы бы все целовались, пока наши губы не стали припухшими и чувствительными. Знаешь, такой момент, когда вы буквально дышите друг другом?
Я рефлекторно сглатываю, и мой голос окончательно пропадает. Нет, я не знаю таких поцелуев. У меня никогда не было желания заходить с какой-либо девушкой на эту территорию. Но черт, я могу представить, что целуюсь так с Мак. Изучаю ее вкус и форму ее губ своими. Мои зубы сами по себе сжимаются, так сильно хочется ощутить все это. Погрузить в ее рот свой язык.
Ее нежный голос будто бы гладит мою кожу.
– А затем, он бы прикоснулся ко мне.
– Вы стоите или лежите, когда он прикасается к тебе? – мой голос хриплый, но уже то, что я смог сказать эти слова – чудо.
Айви выдерживает паузу.
– Я не знаю.
– Ты... Ты сейчас лежишь?
– Ага, – очень тихо шепчет она.
Мое дыхание замирает, и я вздрагиваю.
– Тогда допустим вы лежите. Ты, в частности, на спине, – я зажмуриваю глаза, представляя этот образ у себя в голове. – Твои волосы раскиданы по подушке. А взгляд устремлен на него, наблюдая за тем, что он делает с тобой.
Ее мягкое дыхание доносится до меня из телефона.
– Он проводит пальцем по моей шее, его прикосновение едва ощутимо. Но я чувствую. Моя кожа горит под ним, когда его пальцы скользят к моей ключице. И этот контакт его тела с моим настолько возбуждает, что я хочу, чтобы он расстегнул пуговицы на моей рубашке.
– Хочешь, чтобы он увидел тебя, сладкая, верно? – и, вот же блядство, я реально представляю, как расстегиваю рубашку Айви, открывая вид на гладкость ее кожи.
– Ага, – говорит она. – Мои... – следует прерывистый вдох. – Мои соски становятся такими твердыми. Чувствительными.
Иисусе.
– А он распахивает рубашку. Открывая твои сладкие груди своему взору.
Мак издает некий звук. Стон. И внизу моего живота все мышцы будто бы стягивает в кулак. Я не могу дышать. Не могу на хрен думать. Медленно, моя рука опускается на живот и дрожа движется вниз. Мне не следовало бы этого делать. Но я не в силах остановиться.
Я такой возбужденный, что мой член, словно отдельная личность, требует внимания, пульсируя от потребности трахаться, трахаться, трахаться. Я сжимаю его, стараясь унять мучительное напряжение, но он лишь сильнее пульсирует в моей ладони. Мои зубы вонзаются в нижнюю губу, когда стараюсь сдержать стон. Я такой офигенно возбужденный и твердый, что удивительно, как я еще не кончил.
– И что он делает с тобой дальше? – практически молю я, немного перемещая руку по своему стояку.
– Он всасывает мой сосок, – ее голос ощущается как удар по моим яйцам. – Аккуратно, так, что я могу почувствовать тепло и влагу его рта. И это сводит меня с ума. Я хочу, чтобы он делал это жестче.
И словно слыша ее приказ, я сильнее сжимаю свой член.
– Да?
– Ага. Я выгибаю спину, желая сильнее прижаться к его рту. Но он не дает мне желаемого. Пока что нет, – ее дыхание сейчас становится быстрее, а голос тише и более взволновано. – Он щелкает языком по моему соску, играя с ним. Легонько посасывая его, не спеша и лениво облизывая.
Я дрожу, и, клянусь, она тоже. Мой язык ударяет о небо во рту. И если закрою сейчас глаза, то смогу почувствовать твердую бусинку ее соска.
– Они пульсируют, Грей.
О, Господи. Я снова зажмуриваю глаза, слыша ее просьбы, ощущая муку от потребности сделать это с Айви.
– Ущипни их, – выдыхаю я. – Сожми и покрути.
И она слушается. Святое дерьмо, она делает это. Через динамики доносится тихое, приглушенное хныканье, и мой член подпрыгивает в ответ на этот звук. Сейчас я на полную дрочу. Каждый дюйм моего тела вибрирует.
Айви. Ее прерывистое дыхание сносит мне крышу. И я знаю, охеренно точно знаю, что она тоже ласкает себя.
– Ты влажная, дорогая? Сделал ли он тебя влажной?
– Очень влажная. Моя киска влажная и припухшая. Так сильно, что сочится между моих бедер. Мне больно. Я так нуждаюсь... – она издает некий звук, напоминающий икоту. – Мне нужно...
– Тебе нужно, чтобы он прикоснулся к тебе, детка. Облегчил эту боль. Потри свой клитор, размажь по своей киске эту влажность.
– Боже.
– Он бы погрузил в тебя свой палец? Трахал ли бы он тебя ним? Скользил им в твою киску и наружу, так приятно и медленно?
– Да.
Я облизываю губы.
– Думаю, он бы попробовал твою влагу на вкус, дорогая. Думаю, ему так сильно это нужно. Знать, какая ты сладкая на вкус.
– Я хочу, чтобы он это сделал. Хочу, чтобы его рот оказался там.
– Так и есть. Он поглощает тебя. Вызывает такие чувства, что ты невольно начинаешь кричать его имя.
– Грей.
– Я знаю. Знаю, – я едва ли осознаю, что говорю, знаю только, что нуждаюсь в чем-то большем. Кровать скрипит подо мной, когда я быстро двигаю рукой по своему стояку.
Айви едва ли может вздохнуть, ее голос невнятен, каждое слово выходит с трудом.
– Мне... Тебе... Ему нужно трахнуть меня, – я не могу больше вынести это.
– Ты хочешь, чтобы он погрузил в тебя свой член?
– Да.
– Толкнул его в твою узкую щелочку так сильно, что умер бы если +++остановился?
– Да.
– Ох, блядь, он тоже этого хочет. Он хочет этого так сильно, что не может больше ни о чем думать, – мне так жарко, я вот-вот кончу. Влага выступает на головке, и я размазываю ее по всему члену, двигая кулаком все быстрее и резче.
– Я хочу, чтобы он трахнул... Трахнул меня. Грей...
И затем я слышу это. Самый сладкий чертов звук. Низкий рвущийся из нее вскрик, почти что мучительный, но несомненно полный наслаждения, да такого, что волосы у меня на затылке встают дыбом.
А затем все стихает, словно Айви пытается приглушить свои стоны, но не может. И я так сконцентрировался на ней сейчас, что слышу каждый ее вздох. Я прикусываю губы до крови. Айви кончает.
Моя грудь вздымается. Жар лижет мои яйца между бедрами. Моя задница напрягается, когда делаю еще одно движение кулаком.
– Вот же дерьмо. Детка, я сейчас...
Оргазм накрывает меня по полной. Я выгибаю спину, мои берда отрываются от кровати, а тело переполняет удовольствие. Сдавленный, надломленный крик слетает с моих уст, когда наслаждение растекается по моему животу и груди. Зрение затуманивается, а рука помогает освободиться последним каплям похоти и потребности, все так же сильно сжимая мой твердый член. И затем я падаю на мягкую постель, а мое сердце бьется так бешено, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
Иисусе.
На мгновение я забываю где нахожусь, просто лежу и дрожу, становясь таким слабым, как котенок. Облизывая пересохшие губы, я пытаюсь сориентироваться, комната кружится вокруг меня. И тут я наконец осознаю происходящее. Вот дерьмо. Айви. Я кончил так сильно, как никогда в своей жизни. А все благодаря разговору по телефону с Айви.
Паника ударяет меня, словно стрела, и я резко вскакиваю, хватая телефон, затерявшийся в смятых простынях. Мои уши горят, а сердце бешено колотится. Что сказать? Что она скажет в ответ?
Руки дрожат, когда я выдергиваю наушники и подношу телефон к уху.
– Айв... – мой голос срывается, и я откашливаюсь. – Айви? Ты... Ты...
Рот сам по себе закрывается. Потому что ее нет на другом конце. Она отключилась.
Глава 13
Я дома. Другими словами, торчу перед дверью дома Айви. Я стою тут слишком давно. Соседи скоро начнут интересоваться, какого хрена я здесь делаю. Черт, я сам не в курсе. Мне грозит отморозить яйца, но несмотря на это я все равно не могу постучать в дверь.
У нас был секс по телефону. Я почти что уверен в этом. И насколько все это кажется ебнутым на голову? Интересно, осознала ли она, что я мастурбировал на ее возбужденный голос? Или может Айви положила трубку до того, как я кончил? Я не уверен. И это сводит меня с ума.
Я нереально нервничаю и волнуюсь. Это словно фальстарт. Меня вот-вот отчитают за то, что пересек линию до свистка? Или тот факт, что Айви наслаждалась этим, снимает с меня все обвинения?
Потому что одно я знаю точно. Она тоже кончила в результате того разговора. Я четко слышал те слабые придушенные звуки, что она издавала. Словно она изо всех сил старалась вести себя тихо, но оргазм был таким сильным, что девушка попросту не смогла сдержаться. И ох, святые угодники, одна мысль об этом делает мой член твердым.
Знаю, когда она откроет дверь, я увижу ее лицо и не смогу удержаться и не прикоснуться к ней. Я не хочу больше сопротивляться этому притяжению. Я жажду погрузиться в Айви, окутать себя ее теплом и свежестью. Я хочу услышать те новые звуки снова и заставить ее потерять контроль, кричать мое имя.
Моя рука дрожит, когда поднимаю ее, чтобы наконец постучать. Костяшки ударяются о дверь, а мое сердце вторит их ритму, в такт Айви, Айви, Айви у меня в голове.
Я слышу приближающиеся шаги. Во рту пересыхает, пока жду. Мой член сейчас так напряжен, что упирается в джинсы, проявляя удивительную жажду. Я никогда не хотел кого-то так сильно. Никогда не ждал так долго.
Я почти что хнычу, когда дверь открывается. Но тут я вижу ее и сразу поникаю.
– Мак, – выдыхаю я. – Сладкая, ты выглядишь...
– Ужасно, – заканчивает она за меня, голосом, который похож на звуки умирающей лягушки. Бледная и уставшая, ее глаза отекли и покраснели, а с носа постоянно текут сопли. Она корчит несчастную рожицу и затем шмыгает. – Чувствую себя дерьмово.
Я ненавижу болезни. Быть рядом с больным человеком – доводит меня до безумия. Но сейчас я не колеблюсь. Делаю шаг в дом и притягиваю ее ближе.
Мое лицо болит буквально, словно кто-то использовал его в роли боксерской груши или станцевал на нем чечетку. Добавьте сюда тот факт, что моя голова напоминает по ощущениям шар для боулинга, раскачивающийся на моей слабой шее, и поймете, почему я хотела плакать, когда в дверь постучали, и мне пришлось топать к ней. Я знала, кто стучит, но не почувствовала себя неловко, когда встретилась с ним лицом к лицу и при этом выглядела, словно ходячий мертвец. По правде, я вообще не чувствую себя неловко рядом с ним. Не после того, что мы сказали друг другу во время нашего последнего разговора.
Приветливое выражение лица Грея увяло, как только он меня увидел. Но он не развернулся и не сбежал со всех ног, так что мне есть за что чувствовать к нему благодарность.
И сейчас он здесь, его большое, сильное тело дарит мне поддержку – в прямом смысле этого слова, потому что я могу только прислониться к нему и молиться, чтобы пульсирующая боль в голове утихла. Я вздыхаю. Он здесь. Меня не волнует наш секс по телефону. Или что-то еще, кроме того облегчения, что дарит мне его присутствие.
Его грудь вибрирует, когда Грей произносит:
– Ты реально выглядишь ужасно.
– Спасибо, – бормочу я, слишком замученным голосом, чтобы вложить в него какие-то эмоции. – Я и чувствую себя неважно, – сейчас мое лицо искривляется в жалобной гримасе.
Грей испускает смешок.
– Ага, я так и подумал, – он выглядит таким свеженьким, сексуальным и чрезмерно умным, когда прикладывает свою прохладную руку на мой лоб. – Иисусе, детка, ты горишь.
– Это потому что у меня лихорадка. И я попытаюсь игнорировать то, что ты назвал меня деткой. Я выгляжу так, словно мне нужны подгузники?
– А я то смотрю, ты довольно раздражительный пациент.
По крайней мере моя болезнь отлично защищает от неловкости после секса по телефону.
Грей пытается взять меня за руку и отвести в мою комнату, когда дымка у меня в голове окончательно развеивается. Тотчас я отшатываюсь так, чтобы он не мог ко мне прикоснуться.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – говорю я и морщусь от боли в голове.
Он хмурится.
– А на что, твою мать, это похоже? Я отведу тебя в постель.
– О нет, не отведешь, – мои руки накрывают рот, что, вероятно, не поможет, но я не знаю, что еще поделать. Мои ладони приглушают слова, когда продолжаю кричать на Грея. – Убирайся, Грей. Ты не можешь быть здесь.
Он выглядит обиженным, его отрытое выражение лица искажается в гримасу, и я объясняюсь, потому что он, очевидно, все не так понял.
– Грей, ты не должен заболеть! Тебе нужно быть здоровым, чтобы играть, у вас на носу важная игра. Так что уходи сейчас же! – я машу рукой в сторону двери, пока второй прикрываю рот. – Пошел вон.
Он меня не слышит? Нет. Он смеется, словно я дебил.
– О, прошу, я никогда не болею. Я привит от гриппа.
Я закатываю глаза и фыркаю, что по-хорошему не стоит делать с забитым носом.
– И к тому же у меня иммунитет бога, – добавляет он.
– Блядь! Не говорит так! Быстро постучи по дереву, – я размахиваю руками. – Постучи о свою огромную, дубовую башку, – возмущаясь, я начинаю кашлять и почти что выкашливаю легкие.
Его брови сходятся на переносице, хмурясь.
– Успокойся, Мак. Ни за что на свете, я не оставлю тебя в подобном состоянии.
– Со мной все будет в порядке. Правда.
В его глазах отражается целая палитра скептицизма.
– Ага, но я не куплюсь на это. А сейчас прекрати спорить. Я буду заботливо относиться к твоей непослушной заднице, ладно?
– Прямо сейчас мне так хочется наплевать на тебя. Но к твоему счастью, я забочусь о твоей футбольной карьере слишком сильно, чтобы рискнуть и разбрызгать на тебя свои бациллы.
– Я тронут, – он поджимает губы, когда я нестойко покачиваюсь на ногах. – Черт, тебе не следовало вставать.
Его рука оборачиваются вокруг моей талии, тогда как вторая подхватывает меня под колени, и вот меня поднимают, все мои метр восемьдесят сантиметров. Так просто, словно я не тяжелее его сумки.
Поскольку этот спор утомил меня, я откидываю голову на его плечо и наслаждаюсь новым ощущением заботы.
– Только не ворчи, – говорю, когда он заносит меня в спальню. – Я должна была открыть дверь, – я бросаю на него язвительный взгляд, который Грей абсолютно игнорирует, просто откидывая простыни на моей кровати в сторону. Постель плывет перед глазами, мерцая будто оазис в море несчастья. Но мне так жарко, что фланелевая пижама, которую натянула, чтобы открыть дверь, душит меня. Сомневаясь, я бросаю на Грея сердитый взгляд. – Дальше я сама, – пол кренится.
Руки Грея перемещаются на мои плечи.
– Уверен, ты именно в том состоянии, чтобы все делать самостоятельно, Специальный ты мой Соус, – холодные голубые глаза какое-то время пристально вглядываются в мои черты, а затем Грей начинает стаскивать мои пижамные брюки вниз.
– Грей! – я праздно пытаюсь перехватить их.
Он останавливается, глядя на меня снизу-вверх и приподнимая смущенно брови.
– Что? Ты горишь. На тебе же надето нижнее белье?
– Ага. Но...
– Значит нет никакой разницы между этим и тем, чтобы я увидел тебя в купальнике, – он бросает на меня еще один взгляд, на этот раз усмехаясь. – Разве что на тебе надеты слишком откровенные трусики?
– Ты, кажется, слишком на это надеешься, дружище.
– Я всегда не теряю надежду повидаться с сексуальным бельишком. Выступай.
Я слушаюсь, концентрируя внимание на своих голых ногах и том факте, что потею, как слон. Но он прав. На мне надеты обычные трусики-шортики, которые прикрывают лучше, чем бикини, и по правде я слишком устала, чтобы и дальше продолжать возмущаться.
Грей превращается в мистера Коэффициент Полезного Действия, осторожно снимая с меня рубашку и даже не глядя на мой лифчик, пока возится со мной, укладывая в постель и накрывая прохладными простынями. Вздыхая, я опускаюсь пониже в кровати, и Грей закрывает занавески, защищая меня от резкого дневного света.
Меня раскачивает на волнах дремоты, пока он то выходит, то заходит в комнату, давая мне обезболивающие и стакан апельсинового сока. Его забота будто бы сжимает мое сердце в клетке болезненной груди.
– Спасибо тебе, – хриплю я, ощущая першение в горле. – Ты не должен...
– Ага, должен. Я бы никогда не оставил тебя в таком состоянии.
Грей забирает у меня стакан, потом обходит кровать с другой стороны. Не останавливаясь ни на секунду, он расстегивает пуговицы на своих джинсах, и я пытаюсь не глядеть на него изумленно, пока он стягивает их по своим длинным ногам, отрывая мне вид на крепкие бедра, которые выглядят реально превосходно. Нет, я не стану глядеть на его промежность, под покрытием синих боксеров. Прежде чем успеваю хоть пикнуть, он проскальзывает под простыню и обнимает меня.
Я не готова ни к этому, ни к ощущению его рук на моей голой спине. Прикосновение посылает мелкую дрожь по моей коже, но я пододвигаюсь ближе, оборачиваю руку вокруг его туловища и прикладываю голову к его плечу, при этом почти хныкая.
Единственный мужчина, который когда-либо утешал меня – мой отец, и то, это проявлялось в виде неловких похлопываний по плечу и возней с термометрами и лекарствами. Ничего подобного этому. Это же Грей. Сильный, мускулистый Грей, который пахнет, как счастливые мечты. И ощущается так приятно. Так хорошо, что я могу даже заплакать.
– Я ненавижу болеть, – бормочу я напротив его груди, стараясь скрыть бурлящие во мне эмоции. – Это отстойно.
Его огромное тело ерзает, и Грей издает звук, который я расцениваю, как смешок.
– Очень отстойно, – его длинные пальцы рисуют узоры вдоль моей спины. – Бедная, не малышка Мак.
Закрывая глаза, я позволяю своей руке гулять по его телу. Несмотря на лихорадку, мои руки холодные. Я нащупываю теплую полоску кожи Грея, там, где у него на боку задралась футболка. Грей издает тихий вскрик, его плоть вздрагивает от моих прикосновений.
– Черт, Мак. У тебя ледяные руки!
– Знаю, – это слово больше похоже на вой. – Им нужно побыть в тепле. Так что иди сюда.
Его живот вздрагивает, когда я тру по нему рукой, разделяя жар его кожи.
– Прекрати!
– Щекотно?
Он снова вздрагивает.
– Да.
Заинтригованная, я двигаю руку к его ребрам, ощупывая его торс. Я никогда не прикасалась к такому как у него телу. Эту несправедливую оплошность надо бы исправить, потому что я явно зря упустила эту часть жизни.
– Иисусе, Грей, я не могу объяснить, какое у тебя замечательное тело. Что ты делаешь? Не вылезаешь из спортзала?
– Ежедневные тренировки и пятьсот приседаний на ночь, возможно, имеют к этому отношение, – в его голосе слышна улыбка.
– Трудяжка.
– Скорее просто люблю то, чем занимаюсь, – он наклоняет голову так, чтобы видеть мое лицо, его брови приподнимаются. – А ты разве против?
Черт, нет.
– Просто твое тело недостаточно мягкое.
– Зато я люблю твою мягкость, – говорит он нежным голосом. Его рука медленно скользит вдоль изгиба моей талии, вверх и вниз, лаская меня, словно я лучшее, к чему ему доводилось прикасаться. Это так приятно, что я дрожу, и он замирает, будто бы осознавая собственные действия.
Мне следует отодвинуться от него, но я не могу. Не тогда, когда его тело на ощупь такое твердое, а кожа будто шелк. Боже, я могла бы всю ночь гладить его рельефный пресс, и мне бы это не надоело.
Но Грей кладет руку поверх моей, останавливая мои движения.
– Прекрати, Мак, – его голос резкий, в нем слышна мука. – Ты убиваешь меня.
Я не думала, что могу залиться жаром в таком состоянии, но так и есть. Пытаясь игнорировать прилив смущения, я опускаю голову и утыкаюсь в его бок – потому что не могу отпустить его прямо сейчас, даже если бы от этого зависела мой жизнь.
– Прости.
Его рука расслабляется, и он несильно сжимает мою ладонь.
– Просто... Ты прикасаешься к моему животу. А я реагирую на это, – добавляет он, подчеркивая каждое слово.
Значение его слов наконец-то доходит до меня, и я замираю, кровь шумит в ушах. Он имеет в виду, что...? У меня возникает острое желание опустить руку чуть ниже и проверить, насколько же он реагирует, но вместо этого я сжимаю пальцы в кулак напротив его живота. Неважно, твердый ли он как камень. Тот факт, что Грей остановил меня, очевидно, свидетельствует о том, что он не хочет, чтобы я возбуждала его и дальше.
И от этого меня передергивает. Я такая недотепа, и это не смешно. Я словно какая-то приставучая преследовательница. Вот же ж. Хватит того, что я по сути довела себя до оргазма во время разговора с ним по телефону. О, боже, я не могу об этом думать прямо сейчас. Я свернусь клубочком и умру.
Тщетно стараюсь найти нужные слова, но в голове крутится лишь: "Твое тело неотразимо, и я не могла не погладить его". Однако произношу я:
– Прости. Я... Я не знаю, я немного нервничаю. Я уже говорила, как сильно не люблю болеть?
Его смех перебивает меня.
– Один или два раза, – почти что машинально его палец медленно рисует зигзаги на задней поверхности моей руки. – Я уже это понял. Ты хочешь двигаться, но это больно. Ты хочешь встать, но слишком устала.
Вздох срывается с моих уст.
– Расскажи мне историю.
– О, боже, типа о Маше и Трех Медведях или что-то в этом роде? – кажется, он в ужасе.
– Нет. Дурак, – улыбаясь, я тыкаю его в бок и получаю в награду его вскрик. – О тебе. Что-то, чтобы отвлечь мой разум от болезненного состояния тела.
– Мой бедный маленький Специальный Соус, – его большая рука скользит к моему бедру, приятно и уверенно располагаясь на моей горячей коже. – Ладно, – секунду он молчит. – Когда мне было семнадцать, я обгадился.
Я шокированно смеюсь.
– Грей! Это отвратительно, – я снова смеюсь. – Что это за история такая?
– Та, что отвлечет тебя от мыслей о болезни, а меня от мыслей о твоих поглаживаниях моего живота?
Ну, это останавливает мой смех. Я и мои чертовы блудливые руки.
– Итак, ты говорил... О проблемах с контролем прямой кишки?
Он фыркает – такой естественный звук.
– Я заболел желудочным гриппом. Какой-то реально жесткой формой. Но уже тогда я был начинающим наступающим лайнменом...
– Конечно. Как я и говорила, трудяжка...
– Тсс, – он легонько шлепает меня по попке. – В любом случае, я считал, что смогу все это перенести и нормально сыграю, не подведя свою команду. Но, бля, это было хреново. Я едва мог стоять. Мои кишки сводила неистовая боль. И затем огромный чертов защитник врезался в меня, – он выдерживает паузу, и я ощущаю, как Грей содрогается. – Он буквально выбил из меня все дерьмо.
Я прикусываю губу, чтобы не фыркать.
– О, Кексик, – и затем я проигрываю эту битву и хохочу до колик. – Просто... нет...
Тело Грея дрожит, когда он прижимает губы к моему лбу, его дыхание становится прерывистым, так как он явно пытается сдержать смех, и затем до меня доходит: он старается не прикасаться ко мне своим пахом. Глубоко внутри груди, мое сердце совсем немного подпрыгивает.
– Хочешь знать худшую часть этой истории? – спрашивает он спустя мгновение.
– А было еще что-то?
– Наши форменные брюки были белого цвета.
– Боже, – я обнимаю его узкую талию. – Кексик.
– Они прозвали меня тогда Пятном, – он резко и быстро фыркает. – Некоторые из тех уебков все еще называют меня так, когда я приезжаю домой.
– Уебки, – соглашаюсь я пылко.
Он мельком смотрит на меня, и в уголках его глаз образуются морщинки.
– Я было подумал, что ты тоже станешь меня так называть.
Я прижимаю усмехающиеся губы к его груди.
– Да как я могу?
– Ну да, если ты хочешь выжить, то не посмеешь, – говорит он мрачно.
– Знаешь, я чувствую себя сейчас так, словно мои шансы на выживание и так мизерны.
Мгновенно его тело замирает, и объятия вокруг моей талии становятся увереннее.
– Не говорит так, Мак. Даже в шутку.
И затем я вспоминаю о его матери. От ужаса мое сердце пропускает удар, и я прижимаюсь к Грею еще сильнее.
– Ты прав, это была глупая шутка.
Его губы касаются моей макушки. Это не поцелуй, скорее больше похоже на то, что он вдыхает мой запах.
– Это была тупая история. Мне следует рассказать другую. Какую-то милую, чтобы усыпила тебя.
Трепет разрастается в моей груди, и я напряженно сглатываю.
– Это было бы идеально, – он идеален. И я так благодарна, что он здесь со мной, что устраиваюсь поудобнее, желая приклеиться к нему и никогда не отлипать. – Я люблю тебя, Грей.
Это вырывается без предупреждения, слова повисают в неловком молчании. Грудь Грея вздымается от глубокого вдоха, и моя кожа покрывается мурашками от стыда. Я приказываю себе не напрягаться, не делать свою ошибку еще хуже.
Но затем он выдыхает и прикладывает подбородок к моей макушке.
– Я тоже люблю тебя, Айви.
Свет в его голосе и легкость, с которой он произносит это, свидетельствует о том, что мы говорим о дружеской любви.
В тишине его рука скользит по моему бедру, неспешная ласка, чтобы подарить мне ощущение комфорта. Внезапно я чувствую дикую усталость, такую, что не могу держать глаза открытыми. И пока засыпаю, размышляю над тем, как мне повезло, что Грей не воспринял мои слова иначе. И я игнорирую ту маленькую часть меня самой, которая сожалеет об этом.
Глава 14
Я болею уже несколько дней. Фи и папа держатся от меня подальше. Фи из-за того, что только переболела кишечным гриппом, и я не хочу от нее заразиться, папа – из-за того, что в последние годы стал чрезмерно мнительным. Одно упоминание болезни вызывает у него желание бежать куда подальше.
Но у меня есть Грей, и он оставляет меня лишь ради занятий и тренировок. А после этого снова возвращается. Он готовил для меня, взбивал подушку, уговаривал выпить сок, словно я хорошенькая маленькая Мак, и кормил меня антибиотиками, когда выяснилось, что у меня бронхит.
А каждую ночь Грей спал рядом со мной, обнимая меня и прижимаясь к моей спине, растирая ее, когда мне было совсем худо, и отвратительный кашель не давал мне покоя. Следуя некой негласной договоренности, мы оба не упоминаем о сексе по телефону и том, что совместный сон каждую ночь может быть немного выходит за границы дружбы. Но мне так нравится, что Грей рядом, да и он, кажется, не хочет оставлять меня.
Однако сейчас, лежа в кровати, пока утренний свет подкрадывается к моей подушке, я знаю, что в порядке. Ничего не болит. Нет никакого кашля. Я бросаю взгляд на закрытую дверь спальни. С другой стороны слышатся звуки возьни Грея на кухне. Он закармливает меня бесчисленным количеством гранулированной овсянки с черничным соусом в качестве "вспомогательного для выздоровления средства".
У нас с овсянкой установились особые отношения. Обычно, каждый раз, как я пытаюсь ее приготовить, это сучка восстает против меня и превращается в несъедобную бурду. Но овсянка Грея – совсем другое дело. Это самая замечательная овсянка на всем белом свете. Каждое зернышко овса надеется, что в один день оно станет чем-то чертовски вкусным и питательным – слова Грея, не мои.
Правда в том, что мне стало лучше еще прошлой ночью. Думаю, Грей знал это тоже. Но мы оба проигнорировали сей факт. Он переспорил меня, отнес на диван и завернул в одеяло. А когда мы переместились в постель, возник какой-то момент молчания, наши тела напряглись в холодном и темном пространстве комнаты, а затем он притянул меня ближе, в своей персональной манере – собственнически, но все еще нежно.
– Попытайся немного поспать, – пробормотал он хрипло. Я не была уверена, говорил он со мной или с самим собой.
И я притворилась, что все еще больная, разбитая женщина, которая так сильно нуждается в чей-то заботе, а не обманщица, которая просто наслаждается ощущением твердого тела, прижатого к ее, не нуждающаяся девочка, желающая свернуться клубочком в его объятиях и скользить ладонями по его прекрасным, крепким мышцам. В общем, притворялась я по полной.
Но как я могла воспользоваться его заботой? Я никогда не удерживала Грея, не липла к нему, как банный лист. Что само по себе несправедливо. Грей – хороший человек. И чем больше я узнаю его, тем лучше понимаю, что он старается сделать всех вокруг счастливыми. Но исходя из моего небольшого опыта, большинство людей не очень-то любят возиться с больными. Я думаю о его маме, которая умерла от рака. Мое сердце болит, когда представляю юного Грея, заботящегося об умирающей матери. Он редко говорит о ней или чем-то глубоком.
Вздыхая, я сажусь, и моя голова не идет кругом. Ага. Уже лучше.
Все внимание и забота Грея закончатся сегодня. Я не могу скрывать свое прекрасное самочувствие. Это было бы неправильно и странно.
Нехотя, я топаю в ванну. Его зубная щетка стоит рядом с моей. Вот и все имущество, которое он принес с собой. Не очень-то и много, не слишком-то и важно. Я пытаюсь игнорировать это, пока чищу зубы.