Текст книги "Френдзона"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Иисусе, – я бросаю Грею его телефон, и он ловит его на уровне своего живота, хмурясь, когда поворачивается.
– Что не так?
– Не так? – я прижимаю основания ладоней к глазам. – Бля.
– Мак, – раздражение и беспокойство слышны в его голосе. – Почему ты сходишь с ума? Я же чист.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю его лицо в паре дюймов от моего.
– Потому что я чувствую себя еще той сучкой, вот почему, – я прижимаю ладони к своему пылающему лицу, закрывая его от Грея. – Ты прошел проверку, потому что я пристыдила тебя...
– О, пожалуйста, – говорит Грей, фальшиво смеясь. – Я проверяюсь ежегодно. Просто перенес это дело в свой список неотложных дел, всего-то.
Я не убираю руки.
– Угу.
– Мак... – осторожно Грей отводит мои руки от лица. Морщинки пролегают к его подбородку от каждого уголка рта. – Давай же. Это не такое уж и большое дело. По факту, все круто. Я здоров, и поверь, планирую оставаться таковым. Больше никакого тупого дерьма.
– Грей, – я облизываю губы, и его взгляд следует за движениями моего языка, а брови хмурятся. И то некомфортное напряжение, что возникло во время нашей ссоры, сейчас нарастает еще сильнее. Вдруг, я ощущаю, что устала. До мозга костей. Мои руки кажутся тяжелыми, когда поднимаю их и прижимаю к его щекам. – Выиграй эту игру, и я приготовлю любой десерт на твой выбор.
Я не знаю, что еще сказать. Или сделать. Что-то сломалось между нами, когда я позволила своей ревности выйти за рамки дозволенного. Сейчас наша дружба изменилась. Он – все еще мой самый любимый в мире человечек, но я уже не ощущаю былой полной непринужденности рядом с ним. Я не знаю, чего на хрен хочу, но это точно не та странная новая вещь, что происходит между нами сейчас.
Я сажусь, а Грей широко усмехается, очевидно над моим волнением.
– Любой, Мак?
Я отворачиваюсь от него, делая вид, что распрямляю волосы.
– Ты намекаешь на то, что что-то мне не по силам?
Кровать прогибается, когда Грей тоже садится.
– Я собирался выиграть матч независимо ни от чего, но сейчас? Глазурь на тортике, детка.
Я закатываю глаза и встаю.
– Ты имел в виду на кексике, – быстро я наклоняюсь и целую его в лоб. – Покажи им, где раки зимуют, Грей.
Я уж было отстраняюсь, когда прикосновение к моей щеке останавливает меня. Кончики пальцев Грея аккуратно соприкасаются с моей кожей.
– Айви, – говорит он, явно сомневаясь на счет чего-то.
– Да? – я не знаю, почему мое сердце так быстро стучит. Вот только его взгляд такой сосредоточенный, что это почти пугает, словно Грей борется с собой, и я не уверена, хочу ли, чтобы он сказал то, что собирается сказать. Но тут медленно его рука скользит по моей щеке. Это такая нежная ласка, что мое сердце подпрыгивает.
– Каждый дюйм, Айви.
Мои брови хмурятся, когда я заглядываю ему в глаза.
– Что это значит?
Грей качает головой, а его рот искривляет легкая улыбка.
– Ничего такого. Просто кое-что, что я всегда говорю перед игрой. На удачу.
С трудом сглатывая, я касаюсь его лица. Его челюсть такая теплая и шершавая от щетины.
– Ну, тогда, – отвечаю я. – Каждый дюйм.
Его широкие плечи вздрагивают, когда Грей вздыхает и кивает, словно я подарила ему редкостный дар.
А затем я покидаю его, а внутри меня облегчение смешивается со странным чувством превратности.
Глава 11
В отсутствии Грея я обнаруживаю, что стараюсь оградить себя от какой-то непонятной неприятной энергетики. Не знаю, что делать с самой собой. А на самом деле, мне стоило бы это выяснить. Я окончила колледж, у меня нет работы. Я знаю, чем хочу заниматься, но боюсь рассказать об этом отцу, который до этого момента оплачивал все мои счета.
Моя кожа потеет, а желудок завязывается в узел, и я знаю единственный способ избавиться от этого чувства. Я пеку.
Спустя несколько часов дом пахнет солнцем, маслянисто-сладостным благополучием. И у меня есть столько донатов, что можно было бы накормить всю команду Грея. Что остойно, так как, по сути, сейчас кормить некого.
Фи приезжает домой, как только я заканчиваю покрывать глазурью последнюю порцию выпечки.
– Херми, Рудольф и Юкон Корнелиус, что это так замечательно благоухает? – cловно пес на охоте, она следует на кухню, и ее нос ведет прямиком к подносу с донатами. – Это что, бекон сверху?
– Ага. Бекон с медовым чили. Я пытаюсь избегать стандартного сочетания бекона и кленового сиропа.
Он хватает донат и кусает, при этом испуская стон.
– У тебя хорошо получилось, Айв.
Я выбираю донат с малиной и поджаренным топпингом из зефира. Сложный аромат дополняет арахисовое масло и желе, но их вкус не насыщенный, более кремовый. Фи крадет кусочек моего доната и снова стонет.
– Эй, – говорю я, смеясь.
– Вот еще! Я здорова, и если бы ты могла заразиться, то это уже бы случилось. Ох... С чем этот донат?
– Этот рождественский. Смесь яичного крема с карамелизированным ромом, по типу крем-брюле.
– Ням-ням, – Фи продолжает поглощать свой донат с беконом и болтает на тему еды. – Итак, почему столько выпечки? Ты бросила вызов маме?
Отгораживаясь от вопроса Фионы, я тянусь за бутылкой красного вина на столешнице.
– Будешь бокальчик? – спрашиваю я вместе того, чтобы ответить.
Мгновение она смотрит на меня, а потом пожимает плечами.
– Красное вино с донатами? Почему бы и нет?
Я не говорю, пока бокалы с вином не наполнены для нас обоих.
– Мне нравится печь. Это расслабляет.
– Конечно же тебе нравится. Это у нас в крови. То есть, я ненавижу заниматься выпечкой, но... – она усмехается, а ее щеки немного округляются, а затем Фи снова становится серьезной. – Но правда, Айви, почему ты разбиваешься в лепешку, словно пытаясь загладить за что-то вину этими донатами?
Я делаю глоток вина и отвожу взгляд.
– Я осознала сегодня, что пеку лучше всего, когда напряжена.
Под звуки тиканья кухонных настенных часов Фи наблюдает за мной.
– Ты много всего испекла, Долговязая Айви.
– Знаю,– передо мной простирается море из донатов, и каждый из них идеально покрыт глазурью. – Я всегда думала, что мне следует присоединиться к маме, потому что я хороша в выпечке. Мне нравится работать руками, месить тесто и вникать в отличия новых ингредиентов. Нравится готовить для кого-то. Но недавно я начала думать о том, как хочу жить. И вот в чем дело, Фи, я хочу, чтобы дело моей жизни возбуждало меня.
– А выпечка тебя не возбуждает? – она смотрит на донаты.
– Это вдохновляет меня, помогает чувствовать себя лучше, – но управление пекарней? Я ненавижу это, – румянец заливает лицо, когда сознаюсь. Потому что я ненавидела эту часть работы. Мне было ненавистно вставать еще до рассвета, постоянно находиться на ногах, волноваться о магазине и клиентах. Раньше я отбрасывала этот негатив на задворки своего разума, но сейчас слишком сложно его игнорировать.
– Так не занимайся этим.
Ставя на стол бокал, я начинаю вытирать ляпы из медовой глазури на столешнице. Фи наблюдает за мной, пока я делаю это.
– Если ты не хочешь управлять одной из пекарен мамы, – спрашивает она, – тогда чем ты хочешь заниматься? Не то, чтобы ты обязана это знать.
Мои пальцы сжимают влажную тряпку, и я отбрасываю ее.
– Я не знаю.
В действительности это ложь. Я, кажется, просто не могу озвучить то, что хочу, потому что это сродни безумию. Я не готова встретиться с этим лицом к лицу.
Потому делаю большой глоток вина и позволяю опьяняющему теплу разлиться по моей крови. Я ощущаю себя глупой и раздраженной. Сомнение крадется по моей спине, касаясь моей кожи своими липкими лапками. Возможно, это дурацкий полет фантазии.
– Мама и папа подумают, что я потратила время и возможности в пустую.
– Эй, – говорит нежно Фи. – Я выбирала свой основной предмет в течение двух лет, шесть раз меняя его с одного на другой.
– Ты второкурсница. У тебя есть время. И ты любишь дизайн. Почему не выбрать его?
Рассеяно она кивает.
– Ага, возможно.
На мгновение мы обе замолкаем. А затем Фи ставит на стол свой бокал и тянется за еще одним донатом.
– Мне тебя жаль, – говорит она, обращаясь к донату. – Но кажется, я не могу ничем тебе помочь, – ее взгляд встречается с моим. – Я позвоню парню из студенческого братства, чтобы он забрал большую часть из них, пока мы с тобой не впали в сахарную кому. А потом мы отметим мой день рождения в стиле, который будет включать в себя распитие еще большего количества вина и разговоры о наших самых глубоких и темных секретах.
– Фи, – я пытаюсь не рассмеяться. – Это по сути резюмирует все наши ночи вместе.
– Нет-нет! Напитки и еда во время таких посиделок каждый раз разная.
Я усмехаюсь и начинаю паковать донаты.
Через несколько часов мы обнаруживаем себя растянувшимися на моей кровати в огромной куче подушек. Вино уступило место мохито, а моя голова идет кругом.
– От красного вина мне хочется спать, – жалуюсь я.
– Это мой день рождения. Ты не можешь уснуть, – Фи перекатывается на бок и смотрит на меня.
– Ммммхммм, – мои губы немеют. Мысли уносятся потоком в неведанном направлении, но как только я забываю, где нахожусь, это странное смутное чувство тревоги возвращается. Думаю, я могла бы слечь с простудой. Но сейчас мне этого не видать. – Фи?
– Что? – бормочет она, а ее лицо уткнулось в подушку.
– Может ли человек... ну, даже не знаю... быть пресыщенным сексом, если он даже не занимается им? – в то мгновение, как слова слетают с уст, мое лицо вспыхивает, и я хочу забрать их обратно. Но так или иначе, они уже поселились в наших головах, танцуя словно насмехающиеся надо мной феи, пока челюсть Фи отвисает.
Ее взгляд буравит меня, и мне приходится бороться с огромным желанием поерзать на месте. До того как я уступаю этому желанию, она пожимает плечами, совершенно легкомысленно, словно я не выпалила нечто смехотворное.
– Объясни.
Но я не хочу. Мой болтливый рот и так уже повлек достаточно неприятностей. Однако, мохито развязал мой язык.
– Боже, Фи, с чего бы начать? Я думаю о сексе. Сейчас почти что все время, – о членах. Погружающихся в меня. Заполняющих мою киску. Скользящих в мой рот. Черт. – Мои груди ощущаются такими налившимися, а соски... давай не будем говорить об этом, – от этого волнения, они твердеют, и потому я прижимаю подушку к груди. Но это не затыкает мой рот окончательно.
– У меня все ноет. Так сильно, что внизу живота становится больно. Блин, между моими гребаными бедрами разгорается пожар, – сейчас я начинаю раздражаться и шлепаю рукой о матрас. – Я невольно мечтаю о том, как провожу большими пальцами по впадинам на животе парня. По тем, которые ведут словно стрелки к его бедрам. Ну знаешь, о чем я? В форме буквы V, – мой рот наполняется слюной сейчас от одного лишь образа.
– О, – произносит Фи выразительно, – я отлично знакома с этими впадинами, – она усмехается, такая наглая, а ее брови приподнимаются. – Они называются Линией Победы (V-victory) на пути в Членоленд.
– Вчера, – говорю я, вздыхая. – Я смотрела на сосок в течение десяти минут.
Фи взрывается смехом.
– На сосок?
– Ага, – говорю я безнадежным голосом. – В журнале Elle было фото с парнем без рубашки...
– О, мужской сосок.
– Конечно, мужской, – я прикусываю нижнюю губу. – Хотя я, вероятно, возбудилась бы и от вида женского соска. То есть, грудь это сексуально, как ни крути.
Фи что-то бормочет себе под нос, а затем смотрит на меня.
– Никогда не думала, что ты – тип, который увлекается сосками парней.
– Очевидно, что так, – хмурясь, я тяну подол своей футболки. – Знаешь, они такие тугие и твердые, словно заклепки на джинсах? – я игнорирую ее фырканье. – И я задаюсь вопросом, как бы они ощущались под моим языком. Что бы почувствовал парень, если бы я облизала их? Издал ли бы он тихий стон...
– Ну, ладно, маленькая мисс Испанская Мушка, я уже представила себе это.
Вздыхая, я поворачиваюсь к ней лицом.
– Фи, это серьезно! Это проблема. У меня здесь болит!
Ее щеки округляются от усмешки.
– О, я слышу тебя, Айви. Хотя я бы назвала этот вопросом бытия недостатком секса, а не переизбытком.
– Недо-, пере-, проблема остается в том, что я возбуждена.
– Тогда иди погуляй и трахни кого-то.
– Я не могу, – это больше похоже на жалобный возглас. – Я не так устроена, Фи. Я не могу просто трахнуть кого-то. Мне нужно...
А, хрен со всем этим, я не хочу больше говорить на данную тему. Мой желудок скручивает от одной мысли о сексе бог весть с кем, даже несмотря на то, что дыхание учащается при мысли о крепком мужском теле, прижатом ко мне.
– Мне нужно, чтобы парень мне нравился, – бормочу я. Вот самая отстойная часть всего этого. Я хочу секса до боли. И тем не менее, мне не хватает смелости получить желаемое.
– Хмм... – лед постукивает в стакане Фи. – Знаешь, с кем тебе стоит об этом поговорить? С Греем.
– Что? – жар заливает мое лицо. – Пожалуйста. Только не это, – я машу рукой, нечаянно ударяя себя по носу. – Ни за что, Фи. Ты хочешь, чтобы я умерла от смущения?
Грей ухмыльнулся бы и дал мне тот же дерьмовый ответ, что и Фи, или вообще ужаснулся бы от моих слов. У него есть поразительная тенденция вызывать у меня смущение. Господи, помоги мне, если Фи намекает на то, о чем я думаю. Я не могу размышлять об этом. И не стану.
– А почему нет? Он знает о сексе все. И он сексуален до чертиков. Возможно, он мог бы помочь тебе предоставить некоторые услуги по дружбе, – ну вот она и сказала это.
– Фи! Как ты вообще можешь говорить подобное?
– Оу! Тише, Айви. У меня, на фиг, в ушах звенит.
Скрежеща зубами и ощущая жар на лице, я выдавливаю из себя следующее:
– Я не могу поверить, что ты сказала это, – может у меня поднялась температура или что-то в этом роде? Я сейчас сгорю от смущения. Возможно, я могу впитаться в кровать.
– О, пожалуйста. Он бы сделал это, ты знаешь. Да что там, все знаю, что парень сделает это с любой горячей девушкой, ставшей у него на пути.
– Прекрати, – восклицаю я. – Грей не какая-то дешевая проститутка в мужском обличии.
Никогда снова я не позволю ни себе, ни другим говорить о нем плохо.
– Правда? – она даже не пытается скрыть нотки сарказма в своем голосе.
– Да. Он – мой друг, и я буду тебе благодарна, если ты больше не будешь говорить о нем в данном ключе, – я крепче обнимаю подушку. – Никогда не думала, что идея "друзей с привилегиями" может стать самой идиотской в истории человечества. Это никогда не сработает. Нет, – добавляю я, – я даже не стану обдумывать это. Не буду... – воздух с шумом вырывается с моих легких. – Я не стану делать этого с Греем.
Сама мысль о сексе с ним... Нет, даже не думай об этом. Секс с Греем принес бы лишь одни проблемы. Я девушка, которая вступает в отношения. И я знаю, что это бы изменило для меня слишком многое – подобное разделение интимного момента и невозможность развития дальнейших отношений с Греем. Я хватаюсь за сей факт, как за спасательный круг.
Сестра беззаботно пожимает плечами.
– Ладно, значит, возможно, он мог бы свести тебя с одним из своих друзей.
– Я не стану заниматься сексом с одним из друзей Грея.
Все во мне восстает против этой идеи. Это бы разрушило наши отношения с Греем. Верно? К тому же я не хочу никого из его друзей.
– Итак, ты не хочешь разовый перепих и не желаешь, чтобы Грей тебе с этим помог. – Фи глядит на меня. – Тогда чего же ты хочешь?
Ответ возникает в моей голове до того, как мой одурманенный выпивкой мозг успевает осмыслить все. Однако я прикусываю обе губы, стараясь сдержать его в себе. Но опять же, ужасный, надоедливый мне-необходимо-кого-то-любить жар разгорается между моих ног.
– Я просто хочу почувствовать себя самой собой снова.
– Удачи тебе с этим. Возбуждение не просто возникает и уходит, стоит тебе только хорошо об этом попросить.
– Чудно, – я подымаю руки в знак раздражения. – Тогда что я...?
Фи смеется надо мной, как идиотка.
– Хорошенько подружись со своей рукой.
– С подушкой, – поправляю я автоматически.
– Что? – ее глаза расширяются, а улыбка становится неприлично широкой.
– Ничего. Я ничего не сказала, – чертова выпивка. Я никогда снова не буду употреблять алкоголь.
– Уверена, что ты молчала, мисс Поерзать-Потереться.
Подушка с моих рук летит ей в голову.
– Эй, – восклицает Фи. – Этой подушке лучше не быть той самой!
– А ты понюхай ее и проверь.
Вместо ответа, Фи пытается задушить меня подушкой, и на этом наш ночной разговор заканчивается.
Впервые перед игрой я нервничаю. Обычно я настроен позитивно, во мне бушует ожидание и адреналин. Это подпитывает меня, словно секс, только с привкусом агрессии и более резких ощущений. На поле я могу самовыразиться. Выпустить злость, боль, жизненное разочарование. И тем не менее, это никогда по-настоящему не ощущалось, словно ярость. Это битва, конечно, но одновременно с тем и любовь. Я офигеть как люблю футбол. Насыщенность. Боль. Игры разума. Нигде больше я не чувствую себя таким живым, как тогда, когда играю; мои тело и мозг работают на полную силу ради победы в игре.
Так что я не солгу, сказав, что у меня стоит на футбол. Я полностью повернут в день игры.
Вот именно поэтом сейчас я расстроен. Потому что я не заведен. Возбуждение не струится по моим венам. Вместо этого у меня в животе образуется огромный камень, а невидимые руки сжимают мне горло.
И хотя толпа ревет от волнения, а воздух почти вибрирует от их энтузиазма, я не чувствую кайфа. Мои коллеги по команде, как и всегда, шутят. Роландо сегодня тих, он сторонится всех, пока на поле готовятся спеть государственный гимн. Лица ребят напряжены. Кэл Альдер сидит на скамье, его кожа бледная и покрыта потом – хотя, кажется, тренера не особо волнует тот факт, что наш новый квотербек выглядит, будто смерть.
Клянусь, поражение, словно вонь витает в воздухе, а мы еще даже не начали играть.
Мои пальцы холодные, как лед, пока пою гимн. К тому времени, как несколько наших лайнменов спешат, чтобы подбросить монетку, я готов закричать. Уголком глаза, я замечаю, что Альдер поднялся со скамьи. Его рвет в полупустое ведро со льдом, и несколько парней отпрыгивают от него.
Матерясь, я подбегаю к нему, как раз когда его снова выворачивает.
Вытирая рот тыльной стороной ладони, он смотрит на меня.
– Ты справишься с этим? – спрашиваю я.
На его лице ни одной эмоции.
– Ага.
– Держи, – я хватаю Гаторейд и передаю бутылку парню. – Заправься и прополощи рот. Я не хочу учуять этот запах, когда ты будешь звать игроков.
Он не улыбается, но берет бутылку и делает несколько глотков. На поле уже все начинается. Нашему парню, Тэйлору, удается поймать мяч и пробежать до сорока. Так что нам почти что пора приступать к работе.
– В чем дело, – спрашиваю я у Кэла, – ты болен?
Его ледяные глаза мигают.
– А ты медсестра?
– Я твой чертов коллега по команде и крайний игрок, – восклицаю я, раздражаясь от этой херни. – Так что ответь на гребаный вопрос.
Напряжение Кэла немного спадает. Он ставит бутылку и встает.
– Верно, Грейсон.
Ну, охуеть, как здорово. Ну, да, конечно. Я готов заорать на парня, чтобы он сказал мне правду, когда к нам подходит Декс. Он держит в руке свой шлем, а его темные волосы уже пропитаны потом. Он долго смотрит на Кэла, а затем кивает.
– Страх сцены.
Глаза Кэла немного расширяются, но он тоже кивает.
– Каждый раз.
– Ты преодолеешь это? – спрашивает Декс, словно все у нас прекрасно и расчудесно.
– Как только начну играть, да.
– Хорошо, меня это устраивает, – Декс надевает шлем, пока Кэл направляется к нашему второму крайне неприятному тренеру.
Я просто смотрю ему вслед, тоже одевая свой шлем.
– Немного странно то, как просто ты читаешь людей, Большой Ди.
Декс щурит глаза за маской шлема.
– Это дар. И проклятие.
Я не могу ничего ответить, так как звучит свисток.
– Джентельмены, – тренер подходит ближе, его голос жестче, чем вчера. – Я уже сказал все, что стоило. Давайте сделаем это!
– Рыжие псы! – орем мы все, как один. Как и обычно. Но сейчас этот клич ощущается, словно пустой шум, в нем нет энтузиазма.
Мы – куча подавленных голосов. Пиздец, каких подавленных! Это невыносимо.
– Эй, – восклицаю я на фоне шума толпы. – Если приложить достаточно усилий, даже свиньи могут взлететь.
Они смотрят на меня, будто я двинулся умом.
– Что за чертовщина, Джи? – восклицает Диаз, смущенно фыркая.
– Мы собираемся заставить свиней летать, – я киваю в знак защиты, пытаясь представить им это доступным языком. – Когда мы выбьем из них все дерьмо.
Парни начинают улыбаться, но наш старый дух так и не возвращается в полной мере.
Голова Кэла поднимается. В его ледяных глазах есть некий блеск, которого никто из нас доселе не видел. Словно у парня где-то спрятан переключатель, и он способен зажечь его изнутри.
– Мы выиграем. Потому что мы, на хрен, хозяева этой игры.
Кэл – не Дрю. И никогда им не станет. У него нет этой смазливой улыбки и самоуверенного отношения к жизни. Но тем не менее у Кэла есть нечто другое – уверенный авторитет, который требует к себе уважения. Кажется, мы все ощущаем это до мозга костей. Потому что вдруг начинаем усмехаться. Энергетика проносится по всей команде, отчего мы двигаемся ближе друг к другу, согласно восклицая. Мои старые друзья, антипатия и адреналин, возвращаются с новыми силами, крепче сжимая мои яйца и вызывая мурашки на затылке.
Кэл смотрит на всех нас, и его голос становится увереннее, чем я когда-либо слышал во время игры. Он заканчивает девизом:
– Вперед, псы!
И мы все вторим. А затем разбегаемся по позициям. На линии защитник команды противников рычит на меня, пытаясь запугать, говоря мне дерьмо, которое я пропускаю мимо ушей. Но я просто усмехаюсь. Потому что готов поджарить ему зад. Да начнется игра, вашу мать!
ГЛАВА 12
Несмотря на кайф от победы, что все еще струится по моим венам, я решаю вернуться в свой номер и заказать обслуживание номеров вместо того, чтобы отправиться в местный клуб на вечеринку с остальными парнями. Идея о том, чтобы побыть на людях немного манит. Но что я буду делать? Танцевать? Перепихнусь с какой-то девчонкой?
Отныне я не могу танцевать, не думая об ужасных движениях Айви и не ожидая снова их лицезреть. Да и от одной мысли о том, чтобы прикасаться к кому-то, кроме Айви, не вызывает во мне ни одной положительной эмоции. Даже так, мысль о том, чтобы прикоснуться к кому-то другому, вызывает желание у моего члена спрятаться в панцирь, будто черепаха – один этот образ настолько хреновый, что разжижает мне мозги, но такие уж дела.
Когда я говорю ребятам о своих планах на вечер, Джонсон пытается приложить руку к моему лбу, чтобы проверить, не перегрелся ли я. Я отталкиваю его руку. Декс же просто переключает беседу на тему выбора места для вечеринки. К сожалению, с нами Дрю и Анна. И их понимающие взгляды жуть как меня раздражают. Я донимал Дрю, когда он перестал посещать клубы, потому что явно был не равнодушен к Анне. Так что не удивлен, что сейчас он наклоняется ближе к ней и говорит отнюдь не тихим голосом:
– Ставлю полтинник на то, что он позвонит ей в течение часа.
Зеленые глаза Анны прищуриваются, а взгляд мечется в мою сторону.
– Однако Грей любит и покушать. Так что я думаю, сперва он поест, а только потом позвонит.
– А я думаю, что вы оба можете поцеловать меня в за... – локоть Дрю врезается в мой живот, прерывая на полуслове.
Хмурясь и потирая ушибленное место, я оставляю ребят, почти что успевая дойти до лифта до того, как Анна кричит:
– Передавай Айви от меня привет!
Я показываю Анне средний палец, и когда двери закрываются, слышу смех ребят. Но на самом деле я не раздражен. Они правы; я собираюсь позвонить Айви. Я на хрен не могу дождаться, когда услышу ее голос. Ее отсутствие вызывает пустоту у меня в груди.
Однако Анна знает меня достаточно хорошо, потому придя в свой номер, я тут же заказываю еду. А когда выхожу из ванны, приняв горячий душ, мой ужин уже ждет. Я не забочусь об одежде, поскорее приступая к пище. Сейчас я мог бы позвонить Айви, но не делаю этого, играя с самим собой в игру на выжидание. Сколько я смогу продержаться? Как сильно она нужна мне?
Вопросы роятся у меня в голове, пока я с рекордной скоростью поглощаю стейк. К тому времени, как откидываюсь на кровать и беру свой телефон, мое сердце уходит в пятки от ожидания поскорее услышать ее голос. Другими словами, я абсолютно измотан. Но в любом случае, собираюсь добить себя разговором с ней.
Айви отвечает на третьем гудке.
– А вот и оооон!
– Иисусе, побереги мои барабанные перепонки, Мак, – хотя у меня в ухе звенит от ее визга, на лице расплывается огромная усмешка.
– Прости, – говорит она. – Я просто так офигенно рада за тебя, Кексик.
И вот оно – то тепло, что отсутствовало все это время в центре моей груди. Все еще улыбаясь, я потираю эту область, будто бы пытаясь защитить ее от недавнего холода.
– Ты смотрела игру?
– Ты и так знаешь, что смотрела. Ты был крут.
– Гм, я неплохо показал себя.
– О, уверена, что совсем неплохо. Всего-то одиннадцать превосходных пасов, сто двадцать четыре ярда и два тачдауна, – голос Айви стихает. – Ну что, хватит с тебя комплиментов, Кексик?
Мне нравится, что она следила за игрой.
– Возможно, – говорю я с улыбкой. – Было бы куда лучше, если бы ты была здесь.
Айви вздыхает.
– Ты собираешься винить меня за это всю оставшуюся жизнь?
– Даже не знаю. А мы собираемся провести вместе всю оставшуюся жизнь? – мое дыхание перехватывает от мысли навечно быть с ней, и чтобы скрыть это, я смеюсь.
Но кажется, она не замечает. Ее тон такой же дерзкий, как и всегда.
– Нет, если ты будешь и дальше ныть, словно хренов старикашка.
Я фыркаю и глажу свою грудь в неком странном ритме. Но внутри меня все еще никак не могут улечься эмоции. Я слишком нервничаю, дергая ногой, пока разговариваю с ней.
– Мы возвращаемся завтра. Хочешь чем-то заняться?
– Конечно, – на заднем плане слышится шум, словно Айви возится с чем-то. Она никогда не сидит неподвижно на месте. В этом плане мы с ней очень похожи. – Что ж, ты сегодня идешь куда-то?
– Нет, я проведу эту ночь в отеле.
– Что? Почему? – она настолько офигенно милая, когда сердится. – Тебе следует отпраздновать победу.
Улыбаясь, я тянусь и хватаю свои наушники, подключаю их к телефону так, чтобы иметь возможность общаться без надобности держать в руках телефон.
– Я праздную с тобой.
Следует неловкая пауза, и внутренне я проклинаю свой длинный язык.
– Мак? – спрашиваю я, когда пауза слишком затягивается. – Ты тут?
– Ага... я здесь, – ее голос нежен, не уверен. – Я просто... Я бы хотела быть там с тобой. Мне следовало приехать ради тебя.
– Ты здесь, – моя рука замирает поверх сердца, и я рассредоточиваю пальцы шире, прижимая их сильнее, словно это может облегчить боль в груди. – Я имею в виду сейчас. Этот разговор тоже считается.
– Грей?
– Да? – шепчу я.
– У нас все в порядке? То есть, я сказала, что...
– Я уже говорил тебе, Мак. У нас все хорошо. Мы можем просто оставить это в прошлом? – пиздец, больше я не хочу этого напряжения между нами. Оно меня убивает.
– Ладно, ладно, – шаркающие звуки на заднем плане становятся громче. – Разраженный Гас (нарицательное, которое используют, когда кто-то раздражен).
– Для тебя сэр Раздраженный Гас, – я немного улыбаюсь. – Что ты делаешь? Я слышу шум.
– Что за шум? – спрашивает Мак уверенным голосом, что вынуждает меня улыбнуться на полную. – Клянусь, я не раздеваюсь!
– Хах.
– Я просто стелю постель, если тебе так уж интересно.
Мое тело мгновенно напрягается. Не помогает и то, что я голышом развалился на постели. Но я все равно пытаюсь, чтобы мой голос звучал естественно.
– Хочешь, чтобы я уже отпустил тебя спать?
– Нет.
Каким-то странным образом я слышу, как она проскальзывает под одеяло. Волоски по всему моему телу встают дыбом. Мои руки медленно движутся вниз живота, мускулы напрягаются, а возбуждение возрастает. Я представляю, как рука Айви скользит по моей коже, отчего мне приходится подавить стон.
Но не до конца, тихое фырканье срывается с моих уст, и я спешу что-то сказать, чтобы скрыть это.
– Я тоже ложусь спать.
– Иисусе, ты реально ведешь себя как старикашка. Уверен, что с тобой все нормально? – симпатия в ее тоне слышится четко и ясно. – Мне кажется, нужно попробовать, не горячий ли у тебя лоб.
– Я устал, Мак, – говорю я легкомысленно. – И если ты не поможешь мне с этим, я повешусь. Ты ведь будешь ухаживать за мной, если я заболею и ослабну от какой-то неведомой викторианской болячки? Потому что если не будешь, то представь, как хреново тебе потом станет. Когда ты поймешь, что позволила мне умереть.
– О какого рода болезни мы вообще говорим? О чем-то типа чахотки? Или холеры? – Мак хихикает в трубку. – Если это холера, то тут я тебе не помощник, Кексик.
– Миленько, – я кладу руку за голову, устраиваясь поудобнее. – Мак?
– Да?
– Ты говорила, это было плохо. Я имею в виду секс, и...
– Грей! – ее раздражение явно слышно в тоне голоса. – Мы же решили больше не говорить на эту тему?
Я морщусь, ощущая себя крайне дерьмово и ругая свой болтливый рот.
– Черт, да. Знаю. Это... Ладно, хорошо, это не дает мне покоя. Не то, – замечаю я, прежде чем Айви успеет заговорить, потому что слышу, как она раздраженно сопит, – что у тебя нет секса, как такового. А то, что ты сказала, будто он был плох. И мне хотелось бы знать почему, – мое сердце снова словно ударяется о ребра. – Он... Он причинил тебе боль, дорогая?
На мой взгляд, это было бы непростительно с его стороны. И я готов сжечь чертову землю дотла, если тот парень ранил ее.
Тихий голос Мак прорывается сквозь гул в моей голове.
– Нет, Грей. Нет, все было не так, – она смолкает, и я тоже молчу, глубоко вдыхаю, собираясь с мыслями и киваю, не смотря на то, что Айви меня не видит. Мое тело расслабляется от накатившегося чувства облегчения, отчего голова сильнее погружается в подушки.
Когда Айви снова начинает говорить, ее голос кажется ниже и напряжение.
– Это было просто... ох! Прелюдия был великолепна. Я хотела этого, Грей. Сильно, знаешь ли?
И снова я киваю. Мой голос, кажется, покинул меня. На самом деле я не желаю думать о каком-то уебке, подарившем Айви "великолепную" прелюдию. Зачем я вообще спросил ее?
– То есть я планировала это, сходила к врачу и стала принимать противозачаточные и...
– Это немного расчетливое планирование, как для первого раза.
Она еще раз раздраженно сопит.
– Знаю. Но вот такая вот я. Я планирую. Организовываю. И не доверяю презервативам...
– Не доверяешь?
– В роли защиты от болезней – да, но ты хоть осознаешь, что в 18% случаев они не предохраняют от беременности?
Я не хочу даже думать об этих случаях и статистике. Одна идея о маленьких Греях вызывает у меня дрожь. Однако прямо сейчас я смеюсь, желая сменить данную тему.
– Ладно, ладно, урок усвоен, Доктор Сексуальное Образование.
Она фыркает.
– Мне было шестнадцать. Я не хотела забеременеть, и если бы я волновалась на сей счет, то точно не смогла бы получить удовольствие.