Текст книги "Френдзона"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Медленно двигаясь, я принимаю душ и оттираю свое тело до чистоты. Горячая вода приносит удовольствие, улучшая мое новое и без того отличное состояние. Что еще сильнее повергает меня в депрессию. Подпустить Грея так близко было ошибкой. Сейчас я уже привыкла к нему.
Когда я наконец покидаю обитель спальни, одетая и с сияющими глазами, мое сердце будто груз в груди.
Грей ставит на стол миску с овсянкой, но замирает, замечая, что я вхожу на кухню. Мы смотрим друг на друга в течение минуты, ни один из нас не двигается.
– Чувствую себя лучше, – говорю ему.
Он кивает, а его взгляд скользит к паре ложек.
– Я уже понял, – и потом он будто бы мысленно покидает это место, словно лодка снимается с якоря. Он фокусируется на своих мыслях, пока чешет затылок, а его бицепс бугрится от этого движения. – Рад, что ты снова в порядке.
– Ага, – лично я вообще не рада этому.
Я скучаю по Айви. Я начал скучать по ней еще до того, как вышел за порог ее дома. Мое время в роли ее защитника окончено. Я знал прошлой ночью, что ей лучше, и что больше ей не нужна моя забота. В любом случае, я остался, потому что это был мой последний шанс держать ее в объятиях во время сна. Черт, было глупо оставаться у нее каждую ночь. Она проникла мне под кожу. Ну, больше, чем до этого.
Я отказываюсь признавать боль в моей груди, когда пересекаю небольшой внутренний дворик, направляясь в спортзал. Забота об Айви открыла мне глаза. Конечно, воспоминания о том, как я заботился о маме, буквально ожили у меня в голове, и от них поперек горла встал ком, а желудок начал буквально болеть. Но вскоре мой фокус переместился на Айви.
И это было все, в чем я нуждался. Помочь Айви почувствовать себя лучше странным образом доставляло мне удовольствие, словно я наконец-то нашел свое место в жизни. Я могу представить себя, заботящимся о ней в течение всей своей жизни. И это было бы хорошо. Комфортно. Вот только иногда мой взгляд опускался к ее бесконечно длинным ногам, и я невольно начинал гадать, как было бы приятно проложить вдоль них дорожку из поцелуев.
Блядь.
Я планировал подбивать клинья к Айви. Но сегодня утром, когда мы расставались, она так искренне сказала мне: "Ты – лучший друг для девушки, который только может быть." Все верно. Потому что мы дружбаны. Лучшие кореша. Что одновременно благословение и проклятие.
Мы стали слишком близки. Опасность разбить мое сердце стала реальной. Айви собирается жить в другой стране. Как я смогу от нее отказаться? Я думаю о том, как обнимал ее, когда ей было больно. Я довольствовался этим. Пока она не украла почву у меня из-под ног.
Я люблю тебя, Грей. Сладкие слова дружеской благодарности, я знаю. И тем не менее, они ударили меня так неожиданно, выбили весь воздух из моих легких, сжимая их со всех сил.
Я не знаю, что теперь поделать с этим чувством. Меня разрывает на части тоска – да, гребаная тоска – и ярость. Я хочу снова услышать эти слова. Они словно пинок под зад, помогают понять, что я хочу быть любимым, хочу что-то значить для кого-то. Не из-за того, что я могу для них быть полезен, а просто потому что я – это я. А злюсь я потому, что как вообще она посмела сказать мне эти слова? Три маленькие слова, и в результате я нуждаюсь в ней во всех смыслах. Моя ярость нелепа и иррациональна. Но я не могу с ней ничего поделать. Сейчас я вот такой вот Иррациональный Грей. Смущенный и Сердитый Грей. Возбужденный до чертиков Грей. Приятно познакомиться.
В конце концов, я копаюсь в себе весь день напролет, работая в спортзале, на тренировке, обедая, еще раз тренируясь, пока мое тело не устает до умопомрачения, болит, и я наконец могу попытаться отправиться домой и просто завалиться в постель, не думая ни о чем.
Но все дороги ведут к Айви, и не важно, как сильно я пытаюсь, машинально я веду машину к ее дому, словно этот маршрут заложен в моей ДНК.
Глава 15
Фи написала сообщение о том, что планирует остаться дома у своего парня. Когда я возвращаюсь домой вечером, в моем маленьком доме тихо и темно. Пусто. Во время учебы в университет, я любила этот отдельный домик, представляла, что он мой собственный, место, где могу жить на собственных условиях. Я бы зажгла несколько свечей, надела пижаму и свернулась в кроватке с книжкой, боясь того момента, когда кто-то еще придет домой и начнет шуметь на весь дом.
Но сейчас? Я брожу по гостиной, щелкаю выключателями света. Моя грудь кажется полой, и мне не нравится это чувство. Или тот факт, что тишина меня более не удовлетворяет.
Я привыкла к шумному Грею. Его постоянному смеху и тому, как он наполняет дом жизнью. Я никогда не встречала человека, который бы занимал собой все окружающее пространство, как это делает Грей. Это не связано с его словами или действиями, просто у него есть особая энергетика и радость. Все инстинктивно знаю, что парень любит жизнь, и любой, оказавшийся с ним рядом, хочет ее впитать.
А что я? Я хочу Грея. Здесь и сейчас, великолепное веселье, которое вызывает во мне любовь к жизни. Но я не могу позвонить ему. Он был здесь каждую ночь в течение почти недели. И я отказываюсь превращаться в такого вот надоедливого нуждающегося друга.
Дрожь пробивает меня, когда осознаю, что неподвижно стою перед открытым холодильником. Я морщу нос, думая, что бы выбрать на ужин. Ломтик завалявшейся пиццы или сэндвич. У меня нет больше ни малейшего желания готовить в одиночку.
– Гм, – я хватаю диетическую колу и, вздыхая, захлопываю дверь. Неожиданный звук телефона вынуждает меня подпрыгнуть на месте. Но я так сильно усмехаюсь, завидев, что это Грей, что щеки начинают болеть.
– Что случилось, Убийца Джи?
Его низкий голос – ласка для моих ушей.
– Мак, мне буквально-таки больно слышать подобное.
– Ладно, – вздыхаю я. – Привет, мистер Грейсон, как ваши дела этим прекрасным вечером?
– Ну, у меня все хорошо, мисс Маккензи, – говорит он нараспев. – Ты одета прилично?
– Это вопрос в шутку? – я усмехаюсь телефону. – Почему ты хочешь знать, одета ли я прилично?
– Потому что я на улице. Открывай мне двери.
Подавляя визг, который явно прозвучал бы жалобно, я скачу и почти что прыгаю по комнате. Когда открываю двери, то вижу, что Грей как раз поднимается по ступенькам, в одной руке у него пакет с продуктами, в другой – сумка со спортзала. И знаете, у меня реальные неприятности, вашу мать, потому что он делает это для меня.
Тут же мое сердце ударяется о грудную клетку, дыхание становится поверхностным и быстрым, а жар поднимается вверх по моим бедрам. Грей посылает мне свою кривую усмешку. Ту, в которой скрыто немного мальчишеского задора и озорства, гарантирующего, что вы повеселитесь, пока он будет делать с вами грязные делишки.
На нем надет старый университетский свитер, который не в силах скрыть его широкие плечи и сильные руки. Потертые джинсы низко сидят на его узких бедрах, но в районе его массивных бедер они натянуты и к тому же четко очерчивают выпуклость между его ног. Мне не следует туда смотреть, но я не могу не заметить этот факт; Грей явно везде не маленьких размеров.
Мои кулаки сжимаются вокруг дверной ручки. Потому что стараюсь держать себя в рамках приличия. Я знаю, какой он теплый, какое упругое у него тело, и как его запах похож на смесь дома и секса.
Но что больше всего меня поражает, так это то, как один взгляд на него заставляет меня почувствовать, будто ночь обернулась в день. Все вокруг кажется ярче, свежее. Грей – моя радость. Сейчас я знаю это.
И возможно, я – его радость, потому что его взгляд нацелен на меня и выражает сдерживаемое счастье, будто он тоже пытается скрыть это. Или возможно, я вижу, что хочу. Я больше не могу говорить, этот мужчина перевернул мой мир с ног на голову. Могу только наблюдать за тем, как легкой походкой он поднимается по ступеням на крыльцо.
– Я подумал, мы можем приготовить стейки, – он поднимает пакет с продуктами в виде приветствия.
– Вау, да ты транжира.
– Ладно, не суди меня, продавец мой фанат и сделал мне хорошую скидку, – он виновато усмехается мне.
– Разыграл футбольную карту? Одобряю, но только из-за стейков! – я прислоняюсь к двери. – Ты принес и свою спортивную сумку.
Улыбка Грея становится смущенной. Сейчас он так близко, что ванильно-цитрусовый аромат его кожи окутывает меня, будто одеяло.
– Я... гм... ну, у тебя может случиться рецидив.
– Ну, да, может.
– Но не волнуйся, Специальный Соус, – он целует меня в лоб. – Я здесь, чтобы спасти твой день.
Грей Грейсон. Мой герой.
Я откидываюсь на подушки, довольно вздыхая. Я – мужчина, которого хорошо накормили и развлекли. Мы поужинали, и это был лучший ужин из тех, что я съел за всю свою жизнь. Я приготовил обжаренный на сильном огне стейк с карамелизированным луком и беконом с тыквенным маслом. И сейчас у нас по плану десерт. Десерт – это прерогатива Айви.
Она не извращалась и сделала ванильные шейки с супер-кремом. И это идеально. Как она это делает, выбирая идеальную вещь в идеальный момент, и в результате покоряет меня. Как например, ее предложение посмотреть телевизор, лежа в кровати.
Ладно, отличная пытка. Мы садимся бок о бок под одеялами, словно какая-то престарелая супружеская пара. То, как я люблю это – сплошное безумие. Как сильно мне хочется, чтобы данный вариант времяпровождения был доступен каждый вечер.
Конечно, мы немного мешкаем, перед тем как забраться в кровать, я в своей футболке и боксерах, Айви в своей повседневной майке и крохотных хлопковых шортиках. Когда она болела, я был в состоянии блокировать реальность ее почти голого тела рядом и сосредотачиваться на ее заболевании. Но сейчас? Ага, бесконечно длинные ноги, округлые бедра и откровенная майка, что так туго обтягивает ее сладкую грудь, – все это выносит мне мозг. Слава богу, она не сняла лифчик, а то я бы очевидно не смог скрыть производимый ею на меня эффект.
Было и так довольно непросто, стоя по разные стороны кровати, смотреть друг на друга. Напряжение между нами буквально витало в воздухе, когда мы медленно потянули за края одеяла. Мы замерли, собираясь забраться в одну и ту же кровать, собираясь вместе спать, и больше у нас не было никакого прикрытия в виде ее болезни. Мы просто хотели этого. Я знал. И она это знала.
Огромные глаза Айви выделялись на изящном овале ее лица, а ее розовые губы приоткрылись и казались такими мягкими. Она посмотрела на меня нерешительно, смущенно. И на мгновение я испугался, что она спросит о том, в какую, черт побери, игру мы здесь играем, зачем я здесь? Так что я запаниковал и запрыгнул в кровать, заявив, что теперь у меня есть уникальное право на пульт дистанционного управления.
Это разрядило обстановку. И после короткого, но мучительного сражения за пульт, все снова стало идеально. Ну, кроме того факта, что пульт все-таки достался Айви.
Я тру свой сосок, который все еще горит от нападок безжалостных, щипающий пальчиков Айви.
– Знаешь, тебе повезло, что я не могу отплатить тебе той же монетой, – бормочу я.
– Если бы ты сделал это, то прямо сейчас держался бы за свои яйца. Из-за боли, – добавляет Айви многозначительно, потому что знает меня слишком хорошо.
– По крайней мере, я был бы удовлетворен, – говорю я. – Я говорил тебе, как сильно люблю твою кровать?
Айви бросает на меня косой взгляд, ее губы изгибаются.
– И почему же это ты любишь мою кровать?
Потому что в ней есть ты. Со мной.
– Потому что она королевского размера, – говорю я ей вместо этого, что в принципе тоже правда. – Чертовски великолепная кровать для здоровяков. Я могу даже лежать в ней так, что мои ноги не свисают с края. И как так женщинам удается найти лучшие простыни, одеяла и подушки и скомпоновать их вместе, создавая такой нереальный комфорт?
Айви усмехается, всецело понимая меня.
– Секрет в том, что мы внимательны к деталям, любим покупать больше одной подушки и тонкого одеяла, чтобы согреваться зимними вечерами. А по поводу размера, так сколько я себя помню, у нас дома все кровати были королевского размера. Уверена, папа покупает эти матрасы оптом.
Благослови господи ее отца.
– Предполагаю, твой рост около семи футов, так что тебе не грозит затеряться даже на самом большом матрасе.
– Ага. Папе нравится комфорт, и он думает, что его дочерям тоже не помешает кровать такого размера, – Айви теряется в собственных мыслях, кажись, ощущая счастье. – Когда мы были младше, я и Фи называли их «Кровать для Принцессы на горошине».
– У Принцессы на горошине была кровать из нескольких матрасов, достигавшая почти потолка, а не огромный матрас.
Айви приподнимает брови.
– И откуда вы знаете все эти сказки, мистер Грейсон?
– Моя мама читала их мне, когда я был маленьким мальчиком, – боже, я все еще помню звук ее голоса, когда она клала меня в кровать и рассказывала эти давние истории. Мои братья обычно устраивали веселье из этого ночного ритуала. Но меня это не волновало. У меня была мама, и она дарила мне такое чувство, будто я самый любимый мальчик на всем белом свете. В горле встает ком, и я провожу пальцами по идеально белым одеялам Айви.
Она молчит пару секунд, а затем наклоняется к моей руке.
– Спорю, ты был милым маленьким мальчиком.
Я толкаю ее локтем.
– А я спорю, ты была милой принцессой, – я могу представить маленькую Айви Мак, ее вздернутый носик и спутанные волосы.
– Такой же милой как чертова букашка, – Айви поднимает пульт дистанционного управления. Она переключает каналы, и я кричу "Стоп!" как раз в тот момент, когда она восклицает "Подозрительные лица. Да!"
Мы усмехаемся друг другу.
– Лучший фильм всех времен, – говорим мы хором.
Айви кладет пульт и хватает свой шейк.
– Я люблю работы Брайана Сингера, – говорит она. – И Джей Джей Абрамса. Уверена, мои трусики были бы мокрыми лишь от одной возможности поговорить с ними.
Так как "мокрые трусики" можно получить двумя способами, мой пошлый ум выбирает вариант, связанный с сексом. И образ влажной киски Мак. Откашливаясь, я осторожно поправляю член, размещая головку под широкой резинкой своих боксеров.
– Так тебе нравятся парни с большим умом, а?
Она кривит губы, но не отводит взгляд от экрана.
– С большим умом и не меньшим членом. Ага.
Я чуть ли не давлюсь, но все же мне удается не выдать свои эмоции, хотя на губах маленькой задиры Мак сейчас играет хитрая усмешка.
– Сладкая, – тяну я, словно мой член не стал еще больше секунду назад, – ты по сути только что описала меня.
Ее губы вздрагивают, и она наконец смотрит на меня. В ее глазах играют озорные искорки.
– О, верно. Я забыла о том, что у тебя большой... ум.
– И не забывай о моем большом члене, – прошу, не забудь о нем. Он так одинок. И так нуждается в заботе.
– Тебе позволено лишь дважды за ночь хвастаться своим членом, Грейсон, – говорит она невозмутимо, а затем оборачивает свои пухлые губки вокруг соломинки и посасывает шейк.
Мои собственные губы приоткрываются, когда наблюдаю, как она втягивает ванильный шейк в свой ротик. Стукнете меня кто-нибудь, она убивает меня. Сейчас я такой возбужденный, мой член пульсирует, а в голове не исчезает образ того, как было бы хорошо почувствовать ее губы на кончике своего стояка. Как она слегка втянула бы его в свой ротик. Как ее холодный от мороженого язык охладил бы мой пыл. И потом...
Я снова откашливаюсь, но мой голос все равно хриплый.
– Так ты меня отшиваешь?
– Ага, – она даже не смотрит в мою сторону, отдавая предпочтение слишком восхитительному фильму.
Так что я откидываюсь на изголовье кровати и зажмуриваю глаза.
– Ты жестока, Мак. Нереально жестока.
– А ты – королева драмы, – фыркает она, даже не замечая, что я медленно распадаюсь на части прямо рядом с ней. Айви толкает меня локтем и говорит: – Посмотри фильм, мистер Большой Везде.
И сам не знаю как, но я справляюсь с этой задачей. Однако вскоре фильм заканчивается. Мак выключает телевизор, погружая комнату в темноту. И мне на голову сваливается гиперосознание происходящего. Моя кожа гудит, становясь чувствительной к каждому движению Мак. Наше прерывистое дыхание кажется слишком шумным в тишине комнаты.
И тогда Айви передвигается. Мое тело напрягается, ожидая, что она прикоснется ко мне. Но она не делает этого. Она начинает ерзать под одеялом, и ее локоть нечаянно ударяет в мой подбородок.
– Прости, – бормочет она, и я осознаю, что она снимает лифчик под своей майкой. Черт. Образ ее нежной груди, раскачивающейся под тонким хлопком, затуманивает мне мозги. Мои ладони почти могут ощутить, как вес ее груди наполняет их.
Я замираю лежа, пытаясь ровно дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Блядь.
Айви еще сильнее зарывается под одеяло и отворачивается от меня. Лунный свет ласкает ее худенькие плечи, освещая ее кожу и придавая ей серебристый оттенок. Мои пальцы сжимают одеяло, сдерживая порыв прикоснуться к ней. Все мое тело пульсирует: прошу, прошу, прошу.
Что я на хрен вообще здесь делаю? Я словно какой-то мазохист медленно убиваю самого себя. Мне не следует быть здесь. Но сама идея уйти от нее невыносима, настолько же, насколько нереально лежать рядом с ней, оставаясь неподвижным. Этого не случится.
Иногда я думаю, что возможно, она тоже хочет меня. Например, когда ее взгляд затуманивается и фокусируется на моих губах в течение короткого, напряженного мгновения. Но затем она общается со мной, как со старым добрый дружбаном Греем, и я уже не знаю, что думать. Возможно, я сам ввожу себя в заблуждение. Но потребность внутри меня никуда не девается. Она нарастает, заглушая слова разума.
Прикусывая нижнюю губу, я смотрю на нее в темноте, представляя то, как было бы круто коснуться предмета моего желания, облизать каждый дюйм ее тела и при этом не убить нашу дружбу.
– Грей? – ее нежный голос вырывает меня из пелены мечтаний, и мой живот напрягается.
– Да? – хриплю я.
– Думаешь странно, что я рада тому, что ты здесь?
Мое сердце ударяет о грудину. Прошу, прошу, прошу.
– Нет. Я тоже рад быть здесь.
– Это напоминает мне о тех временах, когда я была ребенком и устраивала ночевки с лучшими друзьями. Я никогда не хотела, чтобы они заканчивались, потому что это было так весело. Понимаешь, о чем я?
Надежда разбивается в моей груди, так что я почти могу слышать, как осколки ударяются о мои ребра.
– Ага, – весело. Это весело. Перекатываясь на спину, я прижимаю кулаки к своим глазам. Сон. Просто усни, и эта пытка закончится.
Но Мак тоже ложится на спину, а ее теплое голое плечо соприкасается с моей рукой. И все нервы в моем теле возгораются, фокусируясь на этом незначительном контакте кожа к коже. Я медленно вдыхаю и выдыхаю через нос.
Голос Мак такой мягкий и задумчивый.
– Наша семья всегда была очень скрытной. У меня было не много настоящих друзей. Я знаю кучу людей и люблю с ними общаться. Но никто из них по-настоящему не знает меня.
Сглатывая ставший поперек горла ком, я наконец отвечаю ей.
– Тебе сложно доверять людям, – я знаю это, потому что сам такой же. Все знакомы с некой версией меня, но кто знает меня как целостную личность? По сути никто.
– Ты прав.
Слышится шуршание простыней, и я знаю, что Мак повернулась ко мне лицом. В темноте ее огромные как у олененка глаза блестят, словно оникс под линией ее челки. Кроме моей мамы, никто не смотрел на меня так, будто я особенный. И это настолько удивляет меня, что мой мир переворачивается вверх дном. Мое сердце подпрыгивает. Но я не отвожу взгляд.
Мак нежно улыбается, почти стесняясь.
– Но я доверяю тебе, Грей.
Она дарит мне подарок, я знаю это. И это наполняет меня теплом, одновременно с тем пронзая мое сердце. Потому что сейчас я еще больше растерян. Мне требуется мгновение, чтобы собраться и ответить; мой голос такой же неровный, как и мысли.
Глава 16
Я не помню, как уснула. Но просыпаюсь неспешно, мои ощущения медленно возвращаются ко мне. Должно быть, светает, так как бледный свет пробивается из окна, но все еще царит полумрак, словно мир не может выбрать между днем и ночью. Я не жаворонок, так что не знаю, почему так рано проснулась.
Особенно учитывая то, что мне так удобно и тепло, я прижимаюсь спиной к телу Грея, а его рука обернута вокруг моей талии, обеспечивая мне защиту и уют. Мы переплетены в одно целое, его ноги расположены под моими, а нос уткнулся в мои волосы. Я не могу сдержаться, чтобы снова не закрыть глаза и не позволить своему телу снова расслабиться поверх его. Ритм его дыхания, вздымающаяся и опускающаяся грудь, убаюкивают меня. Ощущения рядом с ним слишком хороши. Даже идеальны.
Но тут меня поражает новая порция прозрения. Подол моей майки так задрался во время сна, что сейчас открывает низ моей груди. Огромная рука Грея лежит на моем голом животе, и от каждого моего медленного вдоха, кончики его пальцев скользят по тазовой кости. Это легкое прикосновение привлекает к себе все мое внимание, и от осознания происходящего мое тело напрягается. Я стараюсь не двигаться, лежу и пялюсь на стену, которая в раннем утреннем освещении кажется тускло-серой. Словно распутывающийся клубок, мои чувства сосредотачиваются на теле Грея, на том, как оно соприкасается с моим, и факте того, что он тоже стал странно неподвижным.
Мы продолжаем лежать в той же позе, пока его легкое дыхание развивает мои волосы. А его рука так и лежит у меня на животе. Кроме этого ничего не происходит. Его мизинец вздрагивают – едва уловимая ласка, словно он не может сдержаться и отказать себе в прикосновении к моей коже. Это крошечное движение, но мое сердце замирает от него, каждый нерв моего тела фокусируется на этой точке соприкосновения.
Когда я не двигаюсь в ответ, он снова поглаживает мой живот пальцами, точно так же – едва уловимое неуверенное исследование. Жар распространяется по моей коже. Сердцебиение стучит будто барабан в ушах, и мне с трудом удается не шевелиться. Потому что я не хочу, чтобы он останавливался.
И он не останавливается. Медленно его мизинец скользит по моей коже. Это прикосновение такое нежное, что я могла бы его не заметить. Вот только все мое сознание сосредоточено на Грее и том, что он делает. Он продолжает двигать пальцем, и когда касается края моих трусиков, мои бедра сжимаются, а клитор начинает пульсировать, словно он уже прикоснулся к нему.
И будто бы мое неподвижное положение дает ему разрешение на дальнейшие действия, прикосновения Грея становятся смелее. Он осторожно проводит всеми пальцами по чувствительной коже моего живота, вверх и вниз. За моей спиной его тело ощущается словно скала, а его дыхание становится резче, будто парень задерживает воздух в легких.
И вот я лежу здесь и делаю вид, что ничего не происходит. Но очевидно, что это не так. Легкая дрожь распространяется по моему телу, когда языки пламени разгораются у меня между ногами. С каждым следующим прикосновением Грей касается все большей площади моего тела. Я закрываю глаза, фокусируя внимание на его пальцах, на том, как они щекочут мой бок, движутся вдоль линии трусиков, а затем скользят к мои ребрам.
Я хочу выгнуть спину, толкнуть попку к выпуклости его члена, который явно становится все более твердым. Кончики его пальцев касаются низа моей груди, и мое дыхание перехватывает. Мои соски напрягаются. А его рука замирает там, прямо под моей грудью, едва касаясь ее.
Мой разум мчится на бешенной скорости. Что мы делаем? Безумие – делать это. Все изменится. Мне следует остановить его. Но я не хочу это делать.
Я слышу, как он сглатывает, спиной ощущаю быстрый ритм его сердцебиения. Мои зубы прикусывают нижнюю губу. Лежать так без движений становится пыткой, когда так хочется умолять его прикоснуться ко мне чуть выше. Потому что я хочу, чтобы он ласкал меня. Так офигенно сильно, что мои груди болят. И я хочу, чтобы он коснулся меня ниже, проник своими длинными пальцами под мои трусики. Но я не могу. Почему-то, не договариваясь, мы оба притворяемся, что все это не происходит. Словно если мы не будем об этом говорить и знать, то значит можно это делать.
Так что я продолжаю неподвижно лежать и ждать, игнорируя свое поверхностное дыхание и боль в теле.
И тогда он движется рукой к моему соску, исследуя кончиками пальцев изгиб моей груди. Я сильнее прикусываю губу, стараясь сдержать свой стон. Боже, мой сосок пульсирует, ожидая его прикосновения. Но он не касается его. Ублюдок выводит линии ниже соска, медленно гладя мою кожу, подразнивая.
Я дрожу, и моя спина напрягается, когда я немного выгибаюсь, безмолвно умоляя о большем. В ответ он тоже напрягается и прижимается немного ближе. Его дыхание становится быстрее, и я знаю, он может все видеть через мое плечо. Он наблюдает за своими действиями.
Я слепо смотрю вперед, но периферическим зрением все равно вижу его руку, двигающуюся под мою футболку, разоблачая меня. Слабый звук рокотом исходит из его груди. Мне становится так жарко, я почти что не могу вдохнуть. Я хочу пошевелиться. Но не делаю этого. Мы оба застываем, зная, что если он сдвинет руку еще на дюйм, прикоснувшись к моему соску, то мы полностью пересечем эту линию.
Моя грудь вздымается и опадает так быстро. Я не могу изменить этого. И затем его пальцы продвигаются выше. Тело Грея напрягается, и он вздрагивает. Я не могу больше этого вынести.
Да и не должна. Так как грубые кончики его пальцев пробегают по моему ноющему соску. И я почти стону, но все-таки сдерживаю этот звук в себе. Прикосновения Грея становятся жестче, катая мой затвердевший сосок туда-сюда. И это дарит такие охренительные ощущения, что я не могу передать словами. Мои бедра сжимаются. Клитор набухает, а киска становится влажной и нуждающейся. То, что он делает со мной в этой тусклой тихой комнате почти что незаконно, это наш непристойный секрет.
Его горячее дыхание развевает мои волосы, а мышцы его руки вздрагивают, когда Грей движется. Мои пальцы сжимают простынь, тогда как все тело старается неподвижно лежать.
И затем его рука оставляет мою грудь. Я хочу запротестовать, но слишком обеспокоена тем, что его пальцы скользят по моей коже, направляясь на юг. Он останавливается у линии моих трусиков. Мы оба медленно вдыхаем. И я знаю, что он не зайдет еще дальше. Сейчас все в моих руках.
Закрывая глаза, я раздвигаю бедра – на несколько сантиметров и по-настоящему выгибаю спину. Его дыхание сбивается, потому что он знает, я послала тем самым ему приглашение. Его длинные пальцы скользят под мои трусики. Простыни шуршат, когда я медленно приподнимаю одну ногу, давая место его руке.
Грей вздрагивает, его грудь сейчас плотно прижата к моей спине. Его рука движется по моему боку, когда он тянется вниз, и огрубевшие подушечки его пальцев касаются моего клитора. Едва уловимое хныканье срывается с моих уст, одновременно с тем, как его дыхание резко вырывается из легких в подобии беззвучного "ух". Так как я уже очень влажная, он скользит пальцами прямо к моей жаждущей плоти. И все мое тело отвечает на его действия, изгибаясь от пульсирующего жара.
Я так сильно прикусываю губу, что она болит, тихие всхлипы вырываются сквозь стиснутые зубы, слабые хныканья, которые я не могу сдержать, пока он ласкает меня медленными кругообразными мучительными движениями. Моя попка толкается назад к его твердому члену, и в ответ он прижимается ко мне своей эрекцией.
Тихо, почти неподвижно, мы лежим здесь, наши тела дрожат, и лишь пальцы Грея продолжают кружить над моим центром. Медленно он передвигает их, располагая прямо над моим входом. Я задыхаюсь, а моя кожа покрывается тонким слоем пота. Я готова кончить, голова идет кругом.
И словно он в силах ощутить мой приближающийся оргазм, Грей прижимает губы к моему голому плечу и крепко обнимает, когда его толстый палец проникает глубоко в меня. Я не могу остановить это, стону, и мои бедра толкаются навстречу его прикосновению. Он трахает меня своим пальцем, и окружающий нас мир плывет перед глазами. Есть только он, его палец во мне и волнообразный ритм моих бедер. Я хнычу, моя плоть такая распаленная и пульсирующая. Я кончаю, раскачиваясь на волнах пламени, беспомощно вскрикиваю, мое тело дрожит, запертое в клетку его объятий.
– Блядь, сладкая, – хрипит он. – Блядь, – и затем его рука оставляет меня. Он разворачивает мое тело и запускает пальцы в мои волосы.
Его лицо перекошено от боли, а взгляд устремлен прямо мне в глаза, словно он хочет что-то сказать. Но не говорит. Его внимание фокусируется на моих губах, и боже, я чувствую его там, словно он уже меня целует, уже владеет мои ртом так, как я знаю, он хочет того. Мои губы дрожат от потребности. Я облизываю их, приподнимая подбородок, чтобы оказаться немного ближе к нему. Я хочу ощутить его вкус так сильно. Мучительный звук вырывается из него, а широкая грудь вздымается и опадает на каждом вдохе и выдохе.
– Айви.
Его губы накрывают мои, и я растворяюсь.
Это первое прикосновение будто сигнальный гудок, посылающий волну жара через все мое тело, настолько сильную и быструю, что мое дыхание сбивается. Я делаю вдох и ощущаю неимоверное удовольствие. Его губы мягче, чем я себе представляла, движения уверенные, но все еще нежные. Он касается гиперчувствительного уголка моего рта и проводит языком по припухшей нижней губе, лаская ее.
Ощущения от этого прикосновения отдаются эхом в моем позвоночнике, между моими бедрами. И возможно, он чувствует тоже самое, потому что издает низкий, почти гортанный звук и целует меня снова, на этот раз жестче, требовательнее.
– Что мы делаем? – шепчу я между быстрыми, глубокими поцелуями, от которых мои губы немеют. Мы оба так сильно дрожим, что этого достаточно, чтобы довести нас до безумия, лишить координации; наши носы и подбородки ударяются, когда мы отчаянно снова и снова льнем друг к другу.
– Я не знаю... О, черт, Мак, ты такая сладкая на вкус, – его язык ласкает мой, смакуя. – Еще один поцелуй и все, – стонет он, припадая к моем рту, словно тот сделан из меда. – Еще один глоток.
Грей наклоняется надо мной, его широкая грудь прижимается к моей, пока он наклоняет голову и углубляет наш поцелуй. Открывая рот шире, он берет то, в чем нуждается. Дрожит, а его голос звучит словно гравий, когда парень произносит:
– Я хотел этого... Хотел попробовать тебя на вкус так долго. Это все, о чем я думал. Черт, как же хорошо. Еще один, сладкая. Еще один.
Мои руки оборачиваются вокруг его шеи, пока он отстраняется и снова припадает ко мне под другим углом, раз за разом. Он словно пытается запомнить мои уста, изучить каждый их дюйм. И это так сильно возбуждает меня, что я задыхаюсь, моя кожа покрывается мурашками.
– Одного не будет достаточно.
Грей вздрагивает, его хватка на моем затылке усиливается.
– Ты права. Не останавливайся. Подари мне свой ротик, сладкая, – он всасывает мою нижнюю губу, а затем лижет верхнюю. – Позволь позаботиться о тебе.
