Текст книги "Пляжный ресторанчик"
Автор книги: Крис Мэнби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
В этом-то и заключалась проблема. Пока Ричард был помощником бухгалтера и рисовал в свободное от работы время, а я подрабатывала секретаршей и училась в драматической школе, мы были на равных. Идеальная пара. Теперь, когда он стал преуспевающим модным портретистом с заказами на полгода вперед, а я превратилась в бывшую студентку, снова по бедности работающую секретаршей, мы уже не стояли на одной ступеньке. Ричард жил уже совсем в ином измерении. И там ему больше подходила девушка уровня Дженнифер. Звезда с обложки модного журнала. Она была ему ровня. К тому же ради него она бросила миллионера!
– Сима, придумай что-нибудь, утешь меня! – взмолилась я.
– Ну, по крайней мере родители не пытаются выдать тебя замуж за хлопчатобумажного магната из Мадраса, – вздохнула она.
– Очередной претендент? – спросила я. С тех пор как Симе исполнилось шестнадцать, родители то и дело пытались выдать ее замуж.
– Иду на чай к его родителям в воскресенье. Хочешь, спрошу, нет ли у него холостого друга?
– Большое спасибо, но не стоит. Никаких холостяков. И больше никакой любви. Налюбилась – во! Мне почти тридцать, а у меня ни мужа, ни работы, ни квартиры. Живу снова у родителей. Сдохнуть бы прямо здесь, на кухне. Нет, никаких новых знакомств.
– Не сдавайся, Лиззи, – попробовала взбодрить меня Сима, – вспомни Венеру и Джо. У каждого человека есть половинка.
В этот момент зазвонил телефон.
– Не возражаешь, если я отвечу? – спросила Сима.
– Что ты, конечно нет.
В глубине души я надеялась, что это Ричард, что он каким-то чудесным образом одумался и решил позвонить.
Мимо.
– Толстый Джо! – завопила Сима. – Какими судьбами?! Мы только что вспоминали тебя. Слушай, тебя так хорошо слышно, как будто ты сидишь в соседней комнате. Лиззи, это Толстый Джо, звонит из Америки, – крикнула она мне, словно я не поняла. – Как дела в Кливленде? Да что ты?! В Лос-Анджелесе? Ну ничего себе! Как тебя туда занесло? Что? Ты разводишься? Нет, Джо, нет! Скажи, что ты шутишь!
Бессмысленно было пытаться уснуть той ночью. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной вставало лицо Дженнифер. К сожалению, я слишком хорошо помнила, как она выглядит. Пару раз мы с ней сталкивались. Первый раз, когда мы с ее богатеньким дружком – владельцем интернет-компании – зашли к Ричарду в студию посмотреть, как продвигается работа над портретом. Я еще удивилась тогда, что эта невероятно красивая женщина делает с такой жабой. Интернет-магнату не было и двадцати, и чуть пробивающийся темный пушок не мог скрыть прыщей, украшавших все его лицо. Потом он сказал что-то про последнюю модель «ягуара»…
Мы с Ричардом посмотрели вслед новомодному автомобилю, на котором укатили Красавица и Чудовище, и хорошенько прошлись по поводу «богатых и знаменитых», благо язычки у нас были острые.
– Тебе повезло, что для меня внешность важнее денег, – заключила я.
– А тебе повезло, что для меня мозги важнее внешности, – ответил Ричард.
В другой раз я увидела Дженнифер пару месяцев спустя. Я работала тогда в рекламной фирме секретаршей у одной дуры, которая драла глотку каждый раз, как я случайно наливала ей кофе без кофеина в кружку, а не в чашечку для эспрессо. Я позвонила Ричарду, чтобы предложить встретиться в пабе после работы, но он не снимал трубку. Его студия была по пути домой, и я решила заскочить. Может, у него разрядилась батарейка в мобильнике? Может, он слишком громко включил музыку и не слышит телефон? Ричард так делал иногда, для вдохновения.
Когда я вошла, то не слишком удивилась, увидев его на коленях перед грязной тахтой, на которой возлежала Дженнифер в серебристых трусиках-стрингах. Ричард часто подходил вплотную к моделям, чтобы предельно точно подобрать краску, соответствующую цвету их кожи. Я сама позировала ему пару раз и знала об этой новой технике. Тогда я решила, что прервала творческий процесс, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что то была прелюдия к поцелую.
– Привет, Лиззи, – холодно улыбнулась Дженнифер.
Ричард стремительно вскочил.
– Вот так, все правильно, – пробормотал он.
– У меня был ужасный день, – пожаловалась я, кидая сумку на свободную кушетку и падая рядом. – Решила заглянуть к тебе и пригласить ненадолго в бар, ты не против?
– Нет, прости, сегодня не получится, – сказал Ричард. – Надо еще кое-что закончить. Дженнифер, ты не против? Еще не слишком устала лежать в одном положении?
– Нет, – ответила она. – Я думала, может, ты устал. Стоять в одном положении.
И все это происходило у меня на глазах! Но я столько раз видела, как Ричард пишет женщин обнаженными, что меня это встревожило меньше, чем его могло бы встревожить подозрение, что я познакомлюсь с кем-нибудь у ксерокса. Не то чтобы такое невозможно, но крайне маловероятно. Ричард часто благодарил меня за то, что я не ревную. Он часто пишет женщин обнаженными, это его работа, так он говорил. Здесь нет ничего общего с сексом.
Так вот, поскольку он был занят, я встала с кушетки и пожелала им счастливо поработать. Дженнифер послала мне воздушный поцелуй. Ричард целомудренно подставил щеку. Когда я ушла, то позвонила Симе и вытащила ее в бар вместо Ричарда.
– А он чем занят? – поинтересовалась подруга.
– Пишет обнаженную девушку, – сказала я. – Какую-то модель.
– Боже мой, настоящую модель? Обнаженную? – всплеснула руками Сима. – И ты не боишься? Я бы такого не допустила.
– Я ему доверяю, – спокойно сказала я. – Это просто работа.
Какой же идиоткой я чувствовала себя теперь! Ну и дура же я была!
Ну а если серьезно, то что я могла сделать? Сидеть в студии рядом с Ричардом каждый раз, как Дженнифер снимала одежду? Позвонить ее дружку-компьютерщику и потребовать, чтобы он следил за своей безмозглой подружкой, которая дразнит моего любимого, пользуясь тем, что он нормальный мужик?
Или мне надо было спросить Ричарда, почему он так долго пишет этот растреклятый портрет? Обычно это занимало пару-тройку недель, Дженнифер же позировала в общей сложности три месяца.
Но даже если бы я отдавала себе отчет в том, что происходит, разве смогла бы я сделать так, чтобы Ричард не влюбился в нее? Возможно, учуй я сразу, к чему приведет это позирование, я постаралась бы выглядеть лучше, похудеть на пару килограммов, изменить прическу, почитать секс-журналы с советами, как привлечь мужчину. Может, это остановило бы его?
– Нет, – заверила меня Сима. – Ни к чему бы это не привело.
Я спросила, может, это моя толстая задница качнула чашу весов в сторону Дженнифер?
– Пойми, – сказала она, – когда мужчина хочет прокатиться на новеньком «феррари», бесполезно уговаривать его променять это удовольствие на поездку на старой машине, даже если ты ее заново покрасишь. Лиззи, не кори себя, что надо было сделать что-то иначе, это самообман. Если бы он не связался с Дженнифер, он связался бы с кем-нибудь другим. Дело не в тебе. Дело в том, что Ричард был к этому готов, он сам хотел этого, понимаешь?
Но почему он превратился из Ричарда, который любил меня, в совершенно другого человека? Для кризиса среднего возраста он еще слишком молод. И он всегда так гордился тем, что ему не нужно самоутверждаться как мужчине. Или это была просто поза?
Я не была полной идиоткой и не питала иллюзий относительно любви. Я не из тех, кто мечтает выскочить замуж в двадцать один год и снять с себя всю дальнейшую ответственность за то, как развиваются отношения. И в Ричарда я влюбилась не сразу. На это ушло довольно много времени. Это не была любовь с первого взгляда, когда на парня можно запасть от одной только падающей на глаза челки, сексуальной улыбки или парочки необыкновенно пикантных ягодиц. Это было постепенным осознанием того, что вот он, тот человек, у которого совершенно такое же чувство юмора, как у меня. Который способен слушать про мои планы стать великой актрисой и не издеваться надо мной, а может предложить помощь и пару дельных советов. Мужчина, который, когда я раздеваюсь, смотрит на меня так, словно у меня нет целлюлита. И который уважает меня.
Я думала, мы и есть те самые «половинки».
Прошло много времени, прежде чем я сказала Ричарду, что люблю его, и когда я говорила это, то была уверена, что ничем не рискую. Я знаю множество мужчин и женщин, которые считают, что признание в любви – это поражение. Они убеждены, что, как только ты сам произнесешь заветные слова или как только это сделает твой партнер, игра заканчивается.
Помню, один мой приятель, Руперт – кстати, агент по недвижимости, в связи с чем не стоит слишком доверять его словам или верить в его искренность, – сказал, что стоит только девушке признаться ему в любви (что они делали, как правило, через неделю знакомства) – и все. Азарт пропадает.
– Я мгновенно теряю интерес, – признался он. – Это свойственно всем людям – тяга к тому, чего не можешь получить. Всегда должна быть приманка. Что за интерес гнаться за тем, что уже и так у тебя в руках?
Для Руперта, как философа романтических отношений, любовь представлялась болезненным чувством, свойственным слабаку, который, набирая номер телефона, в страхе думает: снимут там трубку или нет? А если не снимут, значит, она может быть где угодно и с кем угодно. Ричард знал, что, если я не подхожу к телефону, значит, я чищу плиту или мою ванну. Но уж точно не кувыркаюсь на диване с молочником. Ему нечего было бояться.
А отсутствие страхов ведет к успокоению. Успокоение приводит к скуке. А скука, в свою очередь, приводит к другой женщине.
Когда я признавалась Ричарду в любви, то думала, что нашла того единственного мужчину, который воспринимает любовь как дар, а не как сыр, которым заманивают в мышеловку. Но он оказался таким, как все. Ничуть не лучше.
Итак, я вернулась в Солихалл. Только теперь все было еще хуже, потому что у меня не осталось надежд. И хотя я и раньше изводила себя мыслями о том, что Ричард может найти себе другую, это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывала теперь, точно зная, кто моя разлучница.
Я пыталась отвлечься. Я часами, до боли в глазах, смотрела сериалы. Но это не помогало: все время у меня перед глазами был обнаженный Ричард рядом с Дженнифер. Каждый раз, когда на экране появлялась блондинка с длинными волосами, мне приходилось переключать канал. Днем, когда я смотрела телевизор одна, еще куда ни шло, но вечером мама просто выходила из себя во время любимой «Улицы Коронаций».
Я по-прежнему не хотела есть. Я почти не вылезала из постели и вскоре вообще перестала вставать; я просто лежала до вечера в комнате с задернутыми шторами, пока не услышу звук подъехавшей машины: это мама возвращалась с работы. Тогда я вылезала из постели, натягивала что-нибудь и притворялась, что так и провела день. Думаю, мама догадывалась, что я обманываю ее.
Единственное общение, которое я признавала во время пребывания в доме родителей, это долгие разговоры по телефону со всеми, кому я могла дозвониться. Однажды, когда Симы не было дома, а Мэри еще не вернулась из свадебного путешествия, я обзвонила все «телефоны доверия», подробно излагая историю о нас с Ричардом – от первого поцелуя до рокового прощания. Даже «Добрые самаритяне» не могли дождаться, когда я закончу и уступлю место какому-нибудь самоубийце, с которым пообщаться будет явно интереснее.
Я стала рано ложиться спать.
Жизнь была кончена.
Глава 6
Мои друзья и родственники уже готовы были махнуть на меня рукой, когда однажды, в семь часов вечера, я проснулась и услышала оживленный разговор в гостиной. Надо признать, родители изо всех сил старались говорить вполголоса, но дом, построенный в шестидесятые, обладал такой же акустикой, как собор Святого Павла, и я отчетливо слышала каждое слово.
– Просто не знаю, что с ней делать, – говорила мама в отчаянии. – Девочка угасает на глазах.
– Я думал, она придет в себя – столько времени прошло, – отвечал кто-то.
– Я тоже так думала. Но она убедила себя в том, что все еще любит его. Даже теперь, когда Ричард ушел к этой модели.
– Я всегда знал, что он недостоин нашей девочки, – сказал отец.
– Она так и будет цепляться к ветреным типам, – произнес голос, который я все еще не узнавала. – Думает, что местные парни недостойны ее, и снова свяжется с каким-нибудь лондонским наркоманом.
– Не думаешь же ты, что Ричард принимал наркотики?! – спросила мама шепотом, но даже в нем была слышна паника.
– Они там в Лондоне все «подсаженные», мам.
Теперь я точно знала, кому принадлежит этот голос. Это мой брат-близнец Колин, который в последний раз был в Лондоне в 1995-м, угодив в самую гущу демонстрации «голубых» за свои права: искал Музей естествознания и попался под ноги двухметровому амбалу в свадебном платье, который начал к нему приставать. С тех пор братец был уверен, что Лондон – колыбель разврата.
– Колин, не пугай меня, – взмолилась мама.
– Есть чего испугаться, – спокойно заметил Колин. – Лондон – не Солихалл, знаешь ли.
В яблочко. Лондон так же отличается от Солихалла, как шампанское от воды. Именно по этой причине я предпочла жизнь в столице, а Колин в отчаянии выбрал родной городок. Ему вода показалась вкуснее. Причем даже не минералка, а водопроводная.
Колину достались все гены практичности и благоразумия, которые были в нашем роду. По крайней мере так он всегда говорил мне. Братец окончил колледж в Солихалле, здесь же устроился на работу, женился на местной девушке и наверняка уже встал на очередь, чтобы получить место на солихаллском кладбище лет эдак, уф-ф, через шестьдесят, если все пойдет по его четкому расписанию. Колин распланировал свою жизнь до минуты.
Наши взаимоотношения с Колином бросали вызов всем законам, которые психологам удалось вывести за последние двести лет. Мы не были похожи внешне, мы по-разному говорили и думали. Разумеется, мы голосовали за разные партии, читали разные газеты: он – «Телеграф», я – «О’кей» и «Хеллоу!». Колин называл меня безответственной. Я считала, что он состарился раньше времени. А теперь брат, очевидно, решил, что раз он наладил свою жизнь, то пришла пора браться за мою.
– У этих художников нет никакого чувства долга, – продолжал Колин со знанием дела. – Сегодня они сгорают от любви к одной, а завтра им уже нужна новая муза. И пускаются на поиски этой музы, – хмыкнул брат. – Но, если хотите знать мое мнение, это всего лишь красивое слово для очередного флирта.
– Я думала, в один прекрасный день они поженятся, – сказала мама.
– После того, как она переехала к нему? – фыркнул Колин. – Вряд ли это могло случиться, мам. Зачем покупать корову, если можно получать молоко бесплатно?
– Я тоже так считаю. Я думаю, это неправильно – жить вместе до свадьбы, – поддержала его Салли.
Малышка Салли, слащавая женушка моего брата, которая недавно отказалась от повышения в должности, чтобы уделять больше времени приему лекарств и витаминов, необходимых для рождения ребенка. Это с учетом того, что приступить к зачатию они собираются годика этак примерно через три.
– Какой будет стимул брать на себя обязательства? – продолжала она. – Отношения следует оформлять сразу.
– Ну чем мы можем помочь ей, Колин? – спросила мама. – Если бы она хоть чуточку была похожа на тебя! Ты никогда не заставил бы меня волноваться, вернувшись жить домой в тридцать лет. Твоя жизнь идет как по маслу еще с тех пор, как ты закончил школу. Все в ней налажено – жилье, брак, в старости тебе обеспечена пенсия. Не то что у Лиззи. Иногда мне кажется, что она так и осталась подростком.
– Не волнуйся, мама. Я поговорю с ней, – пообещал Колин. – Как брат с сестрой.
Как брат с сестрой? Я больше не могла терпеть. Я распахнула дверь в гостиную и предстала в пижаме перед изумленной публикой. Все уставились на меня так, словно увидели привидение.
– Не могла уснуть, – пояснила я.
– А, привет, Лиззи, – нервно сказала Салли. – Мы как раз говорили о том, как прекрасен сад в это время года.
– Да? – спросила я бесцветным голосом.
– Розы просто восхитительны, да, дорогой? – обратилась она к Колину за поддержкой.
– Хватит про сад, – отрезал Колин. – Лиззи известно, для чего мы собрались здесь, а собрались мы не для того, чтобы обсуждать тлю на цветочках.
– А чтобы надеть на меня смирительную рубашку? – поддразнила я.
– Тебе бы это не повредило, – ответил братец. – Я был бы только «за». Но мама с папой против. Они лишь хотят понять, когда ты собираешься взяться за ум.
– Никогда, – заявила я. – Мой ум и душа уже умерли.
– Очень смешно. Не сомневаюсь, в Лондоне это душераздирающее признание оценили бы по заслугам, – сказал Колин, – но меня не интересуют твои самозабвенные страдания. Мне интересно, когда ты снова собираешься пойти работать. Нельзя же вечно сидеть на шее у родителей.
– Я могла бы замолвить за тебя словечко у нас в офисе, – быстро добавила Салли. – У тебя же большой опыт, верно? И ты хорошо умеешь печатать. Сколько знаков в минуту?
– Не хочу я работать в твоем офисе, – хмуро ответила я. – И сказать по правде, я скорее сдохну, чем пойду работать в какой бы то ни было офис в Солихалле.
– Не хами, – рявкнул Колин. – Ты ведешь себя как неблагодарная свинья, а Салли просто пытается помочь. Как и все мы.
– Я понимаю. Но я не могу работать в офисе. Не могу и дальше жить с мамой и папой. И не могу оставаться в Солихалле.
– Тогда что ты можешь? – спросил Колин.
– Я училась на актрису. У меня была мечта.
– У Мартина Лютера Кинга тоже была мечта. И чем это кончилось? – ухмыльнулся Колин.
– Его застрелили, – подсказала Салли на тот случай, если я не знаю.
– Но до этого он кое-что успел! Он успел вдохновить миллионы людей на то, чтобы постараться сделать мир немного лучше.
– Давай! Вперед! Есть хороший пример – Линда Маккартни. Стань вегетарианкой. Борись за мир во всем мире. Что еще ты намерена делать?
– Играть, – с сарказмом сказала я. – Я актриса, если ты об этом забыл.
– Ты дура, – бросил Колин. – Да как актриса ты не заработаешь ни гроша!
– Посмотрим, – с вызовом ответила я. – Я найду работу еще до Рождества, и буду играть. Вот увидите!
– Ну разумеется, – рассмеялся брат, – а я полечу на Луну с секретным заданием. Да кому нужна актриса Лиззи Джордан? Ты целый год моталась по Лондону после окончания своей актерской школы в поисках работы, и тебя не пригласили ни на один поганый просмотр.
– Пригласили. На роль девушки в рекламе чипсов. И я дошла до последнего тура, между прочим.
– Но взяли-то не тебя, – подколол Колин.
– Знаю, – сказала я, сдерживаясь, чтобы не двинуть ему по носу, – и именно поэтому я решила, что Лондон мне не подходит. Там мой талант не оценят по достоинству.
– Ну хоть это ты теперь понимаешь, – начал Колин, но я оборвала его прежде, чем он снова упомянет Солихалл:
– И поэтому я еду в Лос-Анджелес.
Четыре челюсти синхронно отвисли.
Честно говоря, я и сама не поняла, как у меня это вырвалось. Мама, папа, Колин и Салли молча уставились на меня. Тишина была такая, что я слышала стук собственного сердца.
– В Лос-Анджелес? – выговорила наконец Салли так, словно я собиралась сесть на белого коня и отправиться на поиски сокровищ. – Не хочешь же ты сказать, что уезжаешь в Америку, Лиззи? А?
– Именно это я и хочу сказать. Я еду Америку. В Голливуд.
– На кой? – выдавил братец.
Хороший вопрос. Но ответ пришел сам собой.
– Я собираюсь сделать то, что должна была сделать сразу, как только окончила театральную школу, – быстро проговорила я. – Я собираюсь поехать туда и получить роль в кино.
Колину наконец удалось совладать с лицом.
– И когда тебе пришла в голову эта блестящая мысль? – спросил он тоном, который ясно говорил, что мысль эту он считает не более блестящей, чем использованные бенгальские огни в новогоднее утро.
– Я давно размышляла об этом, – отважно начала я, хотя на самом деле мне и в голову не приходило подумать о Лос-Анджелесе всерьез. Сказать по правде, мне это просто стукнуло в голову, когда Колин задел меня за живое. До этого я и помыслить не могла о поездке в Калифорнию. Точнее, мне пороху не хватало решиться. Я смутно надеялась, конечно, что когда-нибудь окажусь в Голливуде, но только после того, как успешно снимусь в парочке английских фильмов. Однако ради того, чтобы заткнуть брата, я готова была отправиться хоть на войну. И конечно, в Лос-Анджелес тоже – только бы доказать Колину, как он ошибается насчет меня.
– Но где же ты будешь жить, Лиззи? – спросил папа.
Резонный вопрос.
– Ты никого не знаешь в Америке, кроме Брайана, а он живет в Нью-Йорке.
– Вообще-то он не единственный, кого я знаю там. Я собираюсь пожить вместе с Толстым Джо на побережье, – гордо заявила я. – Он переехал в Венис-Бич, живет в доме в трех кварталах от моря. Он звал меня. Одному платить за дом слишком дорого. – Хоть это было правдой. Сима держала меня в курсе дел Толстого Джо и трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться после развода. Ему жилось не слаще, чем мне.
– Джо снимает дом пополам с одной актрисой, она представит меня кое-каким влиятельным людям, – добавила я, подливая масла в огонь. Правда, насчет влиятельных людей я придумала на ходу.
– Но тебе же не нравился Толстый Джо, – сказала Салли. – Разве ты не жаловалась, что он все время портил воздух в ванной?
– Он портил воздух по всему дому, – встрял братец.
– Джо изменился, – ответила я.
– Надеюсь, – вздохнула Салли.
– Похоже, ты уже все решила, – сказала мама. Она единственная не оправилась пока от удара и не начала возмущаться.
– По-моему, это идиотская мысль, – заявил Колин. У него никогда не хватало аргументов, чтобы долго спорить. – Облететь пол земного шара, чтобы жить рядом с полудурком? Все закончится слезами, вот увидишь. И не жди, что мы вытащим тебя оттуда сразу, как только ты поймешь, что улицы твоего Города грез не выложены золотом.
– Не бойся, этого не случится, – заверила я. – Только и ты не жди, что я попрошу тебя сопровождать меня на церемонию вручения «Оскара».
– «Оскара»? – рассмеялся Колин. – Что ты будешь делать на этой церемонии? Пылесосить ковровую дорожку?
Я застыла. И, несмотря на то что все еще была в пижаме с Микки-Маусом, в которой ходила практически всю неделю, я надеялась, что выгляжу внушительно, когда, расправив плечи и гордо вскинув голову, я сказала:
– Мне плевать, веришь ты в меня, Колин, или нет. Я сделаю это, поддержишь ты меня или нет. Я поеду в Голливуд как можно скорее, и я стану звездой. И что бы ни случилось, что бы ты обо мне ни думал, я не собираюсь гнить в Солихалле всю жизнь!
Гнить в Солихалле. Вот словосочетание, способное довести моего брата до белого каления. Колин выдвинул челюсть вперед, готовый к ответному удару. Но ему помешала Салли.
– Вот и славно, правда? – с улыбкой обратилась она к присутствующим, давая понять, что спор окончен. – Надеюсь, Лиззи, у тебя все получится. Может быть, кто-нибудь хочет еще чашечку чаю?
Глава 7
Вот так все и решилось. Я сказала, что еду в Лос-Анджелес, при Колине, и, если я не уеду в Город грез прямо сейчас, он будет попрекать меня этим до самой смерти, моей или его. Путь назад был отрезан.
Но как воплотить в жизнь этот внезапный план побега? Когда Салли с Колином отправились наконец домой (братец продолжал громко ворчать по поводу моей глупости и, отъезжая на своей не слишком «навороченной» машине от дома, со злобным скрежетом переключал передачи), я еще полчаса грызла ногти, прежде чем набралась мужества позвонить Толстому Джо. Вообще-то сперва я позвонила Симе.
Я просто подумала, ну с какой стати Толстому Джо сдавать мне комнату? Мы не общались с ним с тех пор, как он уехал из Англии и женился на Венере. О том, что происходит в его жизни, я знала только благодаря Симе, которая перезванивалась и переписывалась со всеми подряд, от своих американских одноклассников до сумасшедшего иракского поэта, с которым познакомилась, когда ехала в поезде, в одном купе, – он читал сонеты.
– Никогда не знаешь, с какой стороны подкрадется удача, – резонно заметила подруга как-то раз, когда я в очередной раз сказала, что ее телефонная книжка уже лопается от телефонов, а от некоторых из этих знакомых ей приходится прятаться. Ладно еще Толстый Джо. Я знала, что какое-то время он работал программистом в Огайо и пару раз давал ей ценные советы по ремонту компьютера. Но вот чем мог пригодиться сумасшедший поэт? Сима считала, что виноват ее знак Зодиака – Близнецы. «Мы не можем без общения», – говорила она. Странная это была девушка – смесь умницы и чокнутой.
– Позвони Джо, – сказала она вполне в стиле Близнецов. – Он будет рад услышать тебя.
– Как ты думаешь, он пустит меня пожить? – спросила я.
– Конечно. Ему нужна еще одна соседка.
– Ты думаешь, он уже забыл, как я сожгла все его носки на заднем дворе?
– Просто не напоминай ему об этом, – рассмеялась Сима.
– Как ты думаешь, Джо по-прежнему носит одну пару носков по три недели?
– Слушай, – сказала Сима, – мы обе знаем, что вряд ли Джо за это время стал Лоренсом Льюэлин Бауэном. Возможно, он до сих пор считает, что пылесосить и мыть посуду вредно для какой-нибудь чакры. Но если ты ищешь бесплатное жилье, придется признать, что в твоем положении выбирать не приходится. По крайней мере, он живет там, где надо.
– Ты права.
– И может быть, Венера поднатаскала Джо по части домашнего хозяйства.
– А почему, ты думаешь, она разводится с ним? – спросила я многозначительно.
– Возможно, он не закрутил колпачок на зубной пасте?
– Возможно, жена заметила, что Джо вообще не пользуется зубной пастой на тот случай, если она отравлена ФБР?
– Да, перспектива не из приятных, но другой-то нет.
Сима была права. Но она так прямо и резко об этом сказала, что я невольно вспомнила времена, когда у меня был выбор: Ричард попросил меня переехать жить к нему. Я ликовала. Когда я увозила вещи из нашей старой квартиры, то думала, что вступаю в новую жизнь.
Давайте признаем, совместное проживание людей в одной квартире – это далеко не воплощение коммунистического идеала. На самом деле единственное, что у вас при этом появляется общего, – это адрес. Во всем остальном люди остаются чужими друг другу. На нашей «общей» кухне всегда имелись три отдельных шкафчика, а в холодильнике у каждого стоял свой пакет молока. Когда мы получали счета за телефон, в которых были указаны неизвестные номера, дело могло дойти до войны, если никто не признавал, что звонил он. А тут я вдруг из соседки стала гражданской женой, и квартира Ричарда как бы принадлежала и мне тоже.
«Больше никогда не буду жить с соседями», – сказала я ему, когда мы подъезжали к квартирке на Тафнелл-парк.
«Больше никогда», – согласился Ричард.
Никогда не говори «никогда», верно? Итак, я позвонила Джо. И он нисколько не удивился, услышав меня. Не буркнул, как я того ожидала: «Ты много лет не звонила. Догадываюсь, что тебе что-то нужно от меня». А просто сказал, что очень рад меня слышать.
– У тебя появился акцент, – сказала я ему. Джо действительно стал говорить с американским акцентом.
– И не только. В моей жизни вообще многое изменилось, – произнес он нараспев, как свойственно многим, кто переезжает из Англии в Америку.
– Разумеется, – согласилась я. – Ты теперь гражданин Америки.
– Да, эдакий янки, ладно уж, – отозвался он немного обиженно.
– Отлично. Э, Джо… Сима рассказывала тебе про мои неприятности?
– Да, я знаю, что Ричард тебя бросил, – сказал Джо. – Мне очень жаль, Лиззи. Я действительно очень сочувствую тебе.
Я нервно засмеялась. Он «сочувствует». У Толстого Джо, насколько я помнила, чувства вообще отсутствовали. Он сам был как компьютер, для него не существовало эмоций. Ближе к концу нашей совместной жизни с ним и Симой он даже не трудился выразить недовольство, а просто набирал на экране двоеточие и ряд открывающихся скобок вместо того, чтобы нахмуриться.
– Лиззи, я хочу, чтобы ты знала – мы все на твоей стороне, – говорил он теперь. – Ты хорошая, добрая девушка. И заслуживаешь лучшего, чем этот придурок с проблемами.
С проблемами?
– Спасибо, Джо, – вот и все, что я смогла выдавить.
– Так как, приедешь? – спросил он доброжелательно.
– Хотелось бы. Можно, я позвоню, когда все улажу с билетами? – спросила я.
– Приятно было пообщаться с тобой. Звони в любое время. Дня и ночи. Договорились?
– Хорошо. Спасибо.
Приятно пообщаться? Похоже, Джо перестал бояться замкнутых пространств и скупиться на проявление чувств. Какое облегчение! К тому же у меня теперь есть где остановиться. Другая на моем месте запрыгала бы от радости. Но я, как только положила трубку, ощутила спазм в животе, и теплое чувство предвкушения неизвестного, с которым я набирала телефон Джо, вдруг превратилось в пылающий ком страха. До этого звонка Лос-Анджелес был просто шикарным поводом позлить моего брата. Но теперь, когда все оказалось реально, вплоть до крыши над головой, я растерялась.
И позвонила Мэри. Все равно пора было ехать к ней в гости – смотреть фотографии их свадебного путешествия.
– Посоветуй, что мне делать с Лос-Анджелесом? – спросила я.
– Ехать, – просто сказала она.
– Мне нужен более подробный совет.
На следующий день я отправилась в Лондон, в гости к новобрачным. Когда я приехала, Билл вешал полки. Полки! Раньше он только шампанское открывал собственными руками. Мне показалось, что с тех пор прошла вечность.
– Недолго им висеть, – вполголоса заметила Мэри, осматривая полки. – Я собираюсь снести эту стену, чтобы кухня стала больше.
– В голове не укладывается, что все это происходит с тобой, – сказала я с восторгом. – Муж. Дом. Кухня. Просто здорово!
– Здорово? – рассмеялась Мэри. – Ты шутишь! Здорово иметь возможность поехать в Лос-Анджелес по первой прихоти. Махнемся?
– И жить там с Толстым Джо?
– Ну…
Мы оставили Билла разносить дом и направились в Кингсбридж. Мэри хотела купить сахарницу от «Харви Николс», которая была в списке подарков, но которую никто не подарил. Когда дело было сделано, мы отправились в кафе, и там я рассказала Мэри о своих полуоформившихся планах.
– Звучит заманчиво, – сказала она. – Отличная мысль – провести лето в пляжном домике на побережье.
– В пляжном домике Джо, – поправила я ее. – Тебе не кажется, что это глупо?
– Что действительно глупо, так это торчать в Солихалле, – возразила Мэри.
– Но я не хочу ехать туда, – призналась я. – Я просто хочу вернуться к прежней жизни. Здесь, в Лондоне.
– Что? Тратить по нескольку часов в день на метро и работать секретаршей?
– Нет. Я по-прежнему хочу вернуть Ричарда.
– Лиззи, у него другая, – резонно и немного устало заметила Мэри. – Ты должна идти вперед.
– Хорошо бы. Но я не могу. Стоит только подумать о будущем, как меня переполняет ужас, что я больше никогда не буду счастлива. Никогда не встречу никого, кто мог бы сравниться с Ричардом. Я обречена быть одна всю оставшуюся жизнь.
