Текст книги "Дракула. Последняя исповедь"

Автор книги: Крис Хамфрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Он снова обернулся к совету.

– Мехмет вызывает меня в крепость Джурджу на Дунае, ту самую, которую построил мой дед Мирка. Туда я должен привезти золото, доставить юношей и передать все это посланцам султана. Вместо этого я решил поднять на них оружие, потом от Джурджу двинуться в болгарские земли, которые находятся под управлением турок, и начать уничтожать там наших врагов, чтобы взять себе их золото, а не отдавать кому-то свое, взять в рабство их юношей, пока они не забрали наших.

Дракула протянул руку и с трудом снял с каминной полки фигуру распятого Христа.

– Кто присоединится ко мне, встанет рядом во имя Христовой славы? Во имя искупления всех грехов? Во имя Валахии?

Некоторые бояре поднялись из-за стола и ответили князю одобрительными возгласами, хотя и не очень громкими.

Влад опустил крест, обошел камин и взял то, что стояло с другой его стороны, – толстый ясеневый кол высотой в полтора роста обычного человека, покрытый красными и коричневыми пятнами.

Князь Цепеш поднял крест вместе с колом и громко спросил:

– Так кто не хочет следовать к славе за своим князем?

Теперь оказалось, что воевать желали все. Жупаны встали и кричали изо всех сил.

Вскоре все крики слились в два слова, произносившиеся нараспев:

– Крестовый поход! Крестовый поход! Крестовый поход!

Глава двадцать девятая
ПРОЩАНИЕ

Отправив бояр готовить людей к походу, а архиепископа – собирать золото, Влад и Ион сели в зале перед камином, в котором теперь горел огонь. Они планировали будущую операцию, рассматривая карты, изучая списки войск. Князь то и дело призывал гонцов и отправлял их с распоряжениями в разные концы страны.

Было уже далеко за полночь, когда друзья смогли закончить дела, распрямились и заговорили о другом.

– Ты так и не рассказал мне, что это за выдающийся представитель Мехмета прибывает в Джурджу, чтобы склонить нас к рабскому существованию? – поинтересовался Ион, разливая вино.

Влад взял кубок, поднял, но услышал вопрос и опустил его, даже не притронувшись.

– Это Хамза-паша, – ответил он.

– Наш бывший учитель. – Тремблак присвистнул. – Сокольничий? Так он теперь паша? Надо признать, что этот человек здорово поднялся по служебной лестнице.

– Он всегда был больше чем просто сокольничий, – проговорил Влад, неотрывно глядя на пламя, играющее в камине. – Его способности весьма значительны. Во время осады Константинополя Мехмет назначил его главнокомандующим, адмиралом. После этого он много раз служил послом Блистательной Порты, стал пашой. Ходят слухи, что скоро Хамза станет великим визирем империи, а это второй человек после самого султана.

– Что ж, весьма важная персона. Не слишком ли большая честь для нашей маленькой Валахии?

– Нет. – Дракула покачал головой. – Тут другое. Это хитрый ход на шахматной доске. Мехмет посылает того, кого я обязательно вспомню.

Что-то необычное прозвучало в голосе Влада. Ион поднял голову, внимательно посмотрел на близкого друга, но тот по-прежнему глядел на огонь и не повернулся к нему.

– Конечно, ты же был не простым его учеником. Точнее, больше чем просто учеником, – сказал он.

Теперь Влад взглянул на него. Пламя отражалось в его зеленых глазах.

– Что ты имеешь в виду?

– Я… – Ион смутился. – Да, собственно, ничего. Я только вспомнил, что ты разговаривал с ним так просто, как никто и никогда не смел, и даже сделал для него одну вещицу.

– Охотничью перчатку. – Влад снова повернулся к огню.

– Да, именно ее. Разве не он спас тебя из Токата?

– Нет, – пробормотал Влад и наконец-то пригубил вино. – Он приехал, чтобы сделать меня своей игрушкой. А это совсем другое.

В его словах заключалось нечто такое, о чем князь явно не хотел говорить, но Ион не находил в этом ничего странного.

– Ты думаешь, Хамза едет, замыслив какое-то коварство?

– Не знаю. Может быть, Мехмет ждет, что я упаду в ноги его послу, буду целовать турецкие туфли и, конечно, отдам все, что они только у меня ни попросят. Что ж, многие на моем месте поступили бы именно так.

– Наверное, у султана на спине до сих пор красуется шрам, который ты ему оставил во время джерида. Нет, он не может не помнить, каков ты.

– Это правда. Но даже если Мехмет и не собирается убивать меня, то почему бы ему не поступить со мной так же, как его отец поступил с моим в Галиполи? Тот велел приковать Дракона к колесу телеги на недельку, а сыновей забрать в заложники.

– У тебя нет сыновей, которых он мог бы забрать.

– Да, у меня их нет. – Влад еще несколько мгновений смотрел на огонь, а потом быстро поднялся. – Илона!.. – вспомнил он. – Я обещал навестить ее сегодня вечером.

– Но, мой князь, тебе надо хоть немного отдохнуть, – заметил Ион, направляясь вслед за ним к лестнице. – Ведь на рассвете мы должны уехать.

Дракула распахнул дверь в спальню.

– Прошло столько времени, а ты все еще стараешься нас разлучить?

– Конечно нет. – Ион опустил голову. – Я только…

– Уже тринадцать лет она моя возлюбленная, а ты все еще сохнешь по ней?

Тремблак поднял голову и негромко ответил:

– Я бы завтра же женился на ней.

– Вот как! – Влад взял свой походный плащ. – И даже тот факт, что ты уже женат, не имеет никакого значения?

– Я добился бы расторжения этого брака.

– На каком основании?

– Невыполнение супружеского долга, например. – Ион нахмурился.

– А как же твои три дочери?

– Это результат непорочного зачатия. Все трое. Ты же знаешь, как усердна моя Мария в молитвах.

Они рассмеялись, Влад положил ладонь на плечо Иона. Потом его смех стих, но рука не изменила положения.

– Ты знаешь, бывают такие моменты, когда я хотел бы, чтобы она была твоей, а не моей. Я думаю, с тобой она была бы счастливее.

– Нет. – Ион покачал головой. – С того самого первого взгляда в порту Эдирне ты всегда был для нее единственным.

Влад сжал руку друга.

– Если все в Джурджу пойдет не так, как мы ожидаем, да и после тоже, ты ведь позаботишься об Илоне, верно? Бояре ненавидят ее. Они считают, что любовь к ней не позволяет мне выбрать себе в жены одну из знатных тупых девиц с лошадиными лицами. – Он улыбнулся. – Вполне может быть, что они правы.

– Я убью любого, кто причинит ей вред, как бы высоко он ни стоял. – Ион положил ладонь поверх руки Влада. – Клянусь тебе, мой князь.

– Хорошо. – Дракула прошел в комнату. – Где бы я ни очутился, в раю или в аду, я буду помнить эту твою клятву.

Огонек свечи колыхался, завораживал. В его колдовском, неторопливом танце было что-то такое, что убаюкивало ее, позволяло мыслям освободиться и без всякого препятствия плыть вокруг желтого язычка, раскачивающегося над голубым подсвечником.

Вся ее жизнь сосредоточилась в этом движении, в ожидании его посещений, которые становились все реже. Илона уже устала считать, сколько раз князь обещал навестить ее и не держал своего слова. Она знала, что он занят, и, увы, далеко не всегда государственными делами. У него была другая любовница, возможно, даже не одна.

Как сложилась бы ее жизнь, встреть она другого человека, такого как Ион, того, кто любил бы ее, возможно, даже только ее одну? У нее были бы дети, она воспитывала бы их в каком-нибудь укромном уголке княжества.

Илона сомкнула ресницы, прогоняя видения. Нет, она никогда не встретила бы боярского сына. Дочь дубильщика, выросшая в деревушке, затерянной где-то на краю света, вышла бы замуж за какого-нибудь подмастерья, когда ей исполнилось бы четырнадцать лет, и родила бы этому грубому мужику не меньше дюжины детей. Если после всего этого она осталась бы жива, то к своему нынешнему возрасту была бы уже согбенной толстой старухой с седыми волосами. Илона не находилась бы, как сейчас, в собственном доме, все еще красивая, с отливающими бронзой волосами, одетая в платье из богатого шелка. Ей уже исполнилось тридцать лет, но выглядела она намного моложе. У этой женщины не было детей, и жизнь ее оказалась легкой.

Она взмахнула рукой. Пламя удлинилось и метнулось в другую сторону.

Теперь вся история выглядела по-другому. Илону продали в рабство. Она была очень красивой и оказалась в гареме. Мехмет посещает ее еще реже, чем Влад теперь, потому что у него много других жен, наложниц и мальчиков для развлечения. Она проводит свою жизнь в праздности сначала во дворце в Эдирне, потом в Константинополе, пока не принесет потомство или ее не отдадут в жены какому-нибудь провинциальному чиновнику, а то и солдату.

Пламя снова пошатнулось, вытянулось. Ей послышалось, как где-то в доме хлопнула дверь. Кто-то вошел. Она вздрогнула, натянула на себя одеяло, наклонилась и задула свечу. Конечно, это не он. Князь опять забыл о ней, предпочел отправиться еще куда-то, к какой-то другой женщине.

Но дверь открылась, и Влад оказался перед ней. Она не видела его лица, потому что свеча была погашена, а огонь в камине едва мерцал. Один только факел освещал коридор за его спиной, и на фоне его тусклого света четко вырисовывался силуэт.

– Илона.

– Князь.

Влад не посмел пройти в комнату. Его остановила та холодность, с которой она произнесла титул.

– Извини, – пробормотал он. – Я…

– Позволь, я зажгу свет.

Илона поднялась, взяла со стола тонкую восковую свечу, направилась в коридор и поравнялась с ним. Он схватил ее за руку и удержал на пороге. Вспышка света упала на его лицо, и женщина мгновенно пожалела о своем упорстве.

– Не надо света, – прошептал он. – Давай останемся в темноте.

– Но я приготовила тебе еду, вино.

– Мне ничего не нужно. – Дракула сжал ее в объятиях. – Совсем ничего, кроме тебя.

Он поднял ее на руки и понес к постели. Гнев женщины разгорелся с новой силой. Разве ему не хватает шлюх, с которыми можно обращаться подобным образом?!

Влад уложил ее на простыни, сам лег рядом.

– Ах, – протянул он. – Надо поблагодарить Господа за то, что он создал гусиный пух, на котором так мягко лежать.

– Разве моему князю не требуется больше ничего, кроме как теплые, мягкие перышки под спиной? – спросила женщина, не скрывая изумления.

– Возможно, еще подушка.

Илона протянула руку, чтобы подложить ему подушку, но он удержал ее.

– Нет, подушка вот где. – Влад потянул ее к себе.

Она скользнула под него, он опустился на нее всем телом, вздохнул и сказал:

– Еще большей хвалы наш Господь достоин за то, что создал женские бедра такими мягкими и податливыми.

– Ты хочешь сказать, любые бедра? – спросила Илона, взяла его пальцы, ласкавшие ее волосы, и крепко сжала их. – Любой женщины?

– Ай! – воскликнул он. – Нет, конечно же. Я имел в виду твои бедра, Илона. Только твои!

Она решила не показывать виду, что понимает, как все это далеко от истины, но он, конечно, почувствовал, что подушка вдруг стала жесткой.

– Лежа рядом с тобой, я чувствую себя спокойным и счастливым, моя любовь. Только здесь, в этом месте, единственном для меня на всем белом свете.

– Лицемер и льстец, – прошептала она и снова принялась ворошить пальцами его густые черные волосы.

– Нет, это святая правда, – пробормотал Влад.

Илона ласкала его волосы и плечи и вдруг почувствовала, что дыхание князя стало реже, он как-то обмяк.

Она догадалась, что он заснул, но через несколько мгновений глаза его открылись.

– Ты знаешь, я уезжаю завтра. Точнее, уже сегодня. Через несколько часов.

– Это будет война, да?

– Крестовый поход. – Голос Влада дрогнул. – Победа креста над полумесяцем. Дракон усядется на султанский штандарт как на жердочку, и Мехмет согнется под моим мечом.

– Именно этого ты хочешь больше всего?

– Да, наверное. – Он улыбнулся. – Мне, воину Христа, следует думать о славе Божьей, но я озабочен и своей собственной. Я просто жажду покорить того, кто победил и завоевал других.

– Но возможно ли это? – спросила она мягко, отбросив его волосы на одну сторону. – Ведь турки очень сильны.

– Сильны? Да. Непобедимы? Нет! Их бил Хуньяди у Белграда и Ниса. Скандерберг снова и снова наносит им поражения в Албании. Я вполне могу справиться с ними здесь, с небольшой помощью.

– Которая придет из Венгрии?

– Да. Я могу заварить кашу, начать войну и некоторое время продержаться вполне успешно. Но если Корвин не двинется, не использует все золото, которое Папа прислал ему, чтобы сражаться…

– Что тогда?

– Тогда мы обречены. – Князь поднял голову. – Ты понимаешь, что только тебе я могу сказать об этом.

– Да, понимаю.

Она гладила его волосы. Он дышал ровно и будто бы безмятежно.

Через некоторое время женщина позвала:

– Влад, – но он не шелохнулся.

Илона стянула с него сапоги, сняла с себя платье, натянула на обоих теплое шерстяное одеяло и приникла к своему князю.

Дочь дубильщика не думала, что заснет, однако открыла глаза, когда за неплотно закрытыми ставнями уже брезжила заря. Она осторожно выскользнула из постели, стараясь не потревожить его, и приоткрыла окно. Да, в самом деле восток посветлел.

– Что, уже рассвет? – спросил он сонным голосом.

– Нет, мой дорогой, – сказала Илона, прикрыла ставни и возвратилась к нему. – Это горит Тырговиште. Спи спокойно.

– Ты что, шутишь?

– Да, шучу. Спи.

Через несколько мгновений он снова спросил:

– А почему у тебя такие холодные ноги?

– Они горячие как угли по сравнению с моими руками. Вот, попробуй.

Она засунула ладони ему в шаровары и прикоснулась к тому, что нашла там.

– Иисусе! – воскликнул он, приподнялся и снова повалился на спину. – Что ты со мной делаешь?

– А вот что, – проговорила женщина, продолжая ласково перебирать пальцами. – Я что-то не вижу, чтобы ты возражал.

– Илона, – простонал Влад, потом резко повернулся к ней, и его руки скользнули ей под рубашку.

– А чьи теперь руки холодные? – рассмеялась она, теснее прижимаясь к нему.

– Но ты же не возражаешь.

– Я возражаю, когда ты ничего со мной не делаешь и даже ничего от меня не желаешь.

– Правда?

– Правда, – ответила она. – Я твоя, когда бы ты ни пожелал меня. Здесь, сейчас, всегда и навеки.

– Что ж, пусть будет здесь и сейчас. – И Влад сорвал с нее рубашку.

Он приходил к ней в разном настроении и любил по-разному. Но больше всего ей нравилось именно так – утонуть в его горячей, неудержимой страсти, когда все остальное уходит, исчезает, теряет свое значение. Она знала, что он не где-то еще и не с кем-то еще. Князь здесь, таков, какой есть. В других местах ему приходилось носить маску, но только не с ней. Здесь он забывал о себе и о своей роли, терял себя в ее бесконечной, безбрежной любви. Илона забирала его всего, без остатка, но и от себя самой не оставляла ничего.

Они слились в объятиях, то поднимались, то опускались на постели. Им становилось все жарче с каждым мгновением.

Слабый утренний свет, пробивающийся сквозь ставни, постепенно делался все ярче. Илона мечтала о том, чтобы Тырговиште и в самом деле охватило всепожирающее пламя, такое, какое сжигало теперь их обоих. Потом она почувствовала, как он напрягся, первый раз в кои-то веки. Женщина знала, что он попытается отстраниться от нее, как делал всегда с тех пор, как поклялся священнику в том, что больше не будет иметь незаконных детей, в обмен на то, чтобы она осталась жива. Но Илона так же хорошо понимала, что теперь она, вполне возможно, видит его в последний раз и не может позволить ему уйти вот так.

– Нет, мой князь, нет. Останься, – прошептала она и обняла коленями его бедра.

– Илона. – Он тяжело вздохнул.

– Это будет безопасно, моя любовь, совершенно безопасно. Я знаю, когда можно.

– Ты уверена?

– Я никогда не смогла бы солгать тебе.

– Да, ты не смогла бы. Ты единственная, кто не смог бы. Именно поэтому я так дорожу тобой. Ты – прибежище моей души и сердца. – Он улыбнулся. – Что ж, с благословения Господа! – вскрикнул Влад и снова дал волю своей страсти.

Пауза длилась всего несколько мгновений и только усилила их обоюдное желание. Потом их тела снова слились. Восторг и упоение прорывались вскриками и стонами.

Через минуту они лежали, тесно прижавшись, почти слившись воедино, чувствуя дыхание друг друга и слыша, как стучат их сердца. Глаза князя снова были закрыты, на лице написано спокойствие и умиротворение. Илона смотрела на него. В этот момент он был очень похож на юношу, которого она знала прежде, каким увидела его впервые в Эдирне, из-под вуали, увешанной монетами.

Она знала все, что говорили о нем, все слухи и сплетни. При дворе находилось немало охотников, которые с удовольствием и весьма подробно пересказывали на разный манер деяния князя. Ее прислужница Елизавета, дочь жупана Туркула, могла болтать об этом часами, пока Илона не останавливала ее. Но все, что она слышала о жестокости, об ужасающих наказаниях, не имело никакого отношения к человеку, дремавшему в ее объятиях. Он никогда не говорил с ней об этих ужасах и не раскрыл ей, в чем состоял источник той отчаянной мрачности, которая временами охватывала его. Все эти признания предназначались духовнику, Богу, но никак не ей. Влад называл ее своим убежищем, своей тихой гаванью, и она не могла разрушить это его убеждение, уничтожить ощущение безопасности и покоя в единственном месте, где он находил все это, что бы ни говорили о нем люди.

По улице проскакала лошадь. Илона мысленно просила Господа о том, чтобы всадник проехал мимо, но нет.

Знакомый голос негромко позвал за ставнями:

– Князь?..

Она закрыла ему уши, но он все равно услышал и отозвался:

– Иду.

Лошадь отъехала, но недалеко.

Влад попробовал подняться, Илона удержала его.

– Моя любовь. – Дракула накрыл своими руками ее ладони.

– Останься.

– Нет, больше не могу, – ответил он твердо. – Меня призывает Господь.

– Странно, что Всевышний говорит голосом Иона.

Он рассмеялся, высвободился из ее объятий, поднялся. Пока князь быстро, по-солдатски, одевался, Илона неотрывно смотрела на него, разглядывая каждый мускул, запоминая каждый шрам. На его теле не обнаружилось ничего нового, такого, чего она не знала, не помнила наизусть, не держала постоянно в голове.

Он натянул один сапог, обернулся и увидел, как внимательно, со скрытой страстью, она смотрит на него.

– Что ты? – спросил Влад.

– Возвращайся ко мне, – прошептала Илона.

Князь натянул второй сапог, сел на кровать рядом с ней.

– Я постараюсь, но если не получится, то Ион поклялся мне…

Она заставила его замолчать, приложив палец к губам.

– Я знаю, но подозреваю, что если не вернешься ты, то и Тремблак тоже. Я вряд ли увижу его живым, если ты погибнешь.

Влад попытался возразить, но женщина не позволила ему.

– Я буду в безопасности, снова оденусь в мужскую одежду и ускачу в Клежани, к монахиням. Ты так щедро жертвовал им. Наверное, любовница князя должна доживать свои годы именно там.

Он улыбнулся такой неожиданной горячности, взял ее пальцы, поцеловал их.

– Мне как-то трудно представить тебя в монашеском платке.

– Если ты не вернешься, то я обрежу волосы и буду носить платок до самой смерти. – Ей вовсе не хотелось улыбаться.

Дракула прикоснулся к ее густым, пышным волосам, отбросил их с плеча и негромко сказал:

– Не делай этого ни по какой другой причине.

Она склонила голову ему на руку. Он наклонился, поцеловал ее лоб, закрытые глаза.

– Вот так и оставайся, – прошептал князь. – А когда ты снова откроешь их, я буду опять здесь, рядом с тобой.

Она послушалась, как делала всегда. Илона слышала, как он открыл дверь спальни. С улицы послышались приглушенные голоса. Мужчины что-то обсуждали.

Когда лошади ускакали, она по-прежнему не открывала глаз, несмотря на то что слезы струились по щекам из-под ресниц. Он никогда не нарушал обещаний, которые давал ей, и никогда их не нарушит. Илона верила в это.

Глава тридцатая
КРИКИ В НОЧИ

Хамзу разбудил крик. Поначалу посланец султана не понял, во сне или наяву донесся до него этот пронзительный клич охотничьей птицы. Если это было во сне, то он слышал его среди песчаных барханов, окружающих каменные стены Лаца, которые грезились ему. Будь это так, то Хамза хотя бы в забытьи мог ненадолго вернуться на берег Черного моря, где он родился. Паша жаждал ярких ощущений, тепла и света, но оказался в сыром мрачном замке Джурджу. Даже ворох меховых шкур и овечьих одеял, под которыми он спал, не спасал от влажности, тянувшейся от реки и пробиравшей до костей.

Если крик прозвучал не во сне, а на самом деле, то больше всего он был похож на призыв сокола, которого Хамза-паша привез с собой. Стоит сказать, что его звание – сакир-сибах, главный сокольничий, теперь являлось исключительно почетным и номинальным. Бывший учитель постоянно был занят государственными делами и исполнением воли султана, но каждый житель Оттоманской империи должен был, как и прежде, иметь ремесло и заниматься им, на черный день, как говорится.

Сам Мехмет частенько пропадал в садах. Его можно было найти там с неизменной лейкой или с садовой лопаткой в руке. Отчасти это объяснялось и большой увлеченностью султана всем, что растет на земле. Каждый его посланец, куда бы он ни ехал, был обязан выискивать редчайшие растения и доставлять их повелителю.

Задание, которое получил Хамза от Мехмета на этот раз, предоставляло ему редкую возможность подготовить охотничью птицу к весне, надрессировать ее, чтобы она привыкла садиться султану на руку. Этого соколенка вытащили из гнезда слишком рано, поэтому он был нервным и отличался дурным характером. Хамза уже достаточно долго был добр с ним, но это не принесло результата, так что пришло время перейти к строгости.

Паша окончательно проснулся, и грезы о теплом море и песках растаяли без следа. Через несколько мгновений он уже будет стоять на коленях, и молитвенная подстилка вряд ли убережет его ноги от холодной сырости замковых плит. В Джурджу теперь находились турки, но замок был когда-то построен франками. Видимо, холод, царящий в нем, не очень-то их беспокоил.

Послышался еще один крик. Теперь он скорее походил на какую-то усмешку и прозвучал довольно близко.

Хамза повернулся, чтобы взглянуть на человека, лежащего рядом с ним, на его великолепные, красиво причесанные волосы, обрамляющие голову красноватой волной. Он мог догадаться, что этому человеку снилась боль.

Его звали Фома Катаволинос. После падения Константинополя он принял ислам ради того, чтобы служить султану, и получил другое имя, Юнус-бей, но Хамза по-прежнему называл его так, как когда-то, в самом начале. Этот человек не во всем изменил своей вере, носил прежнюю одежду, не следил за волосами и не покрывал головы. Как все греки, он любил схитрить и находил в этом удовольствие. Благодаря некоторым своим способностям Катаволинос сумел сделать карьеру.

Хамза вздохнул. Он понимал, почему Мехмет отправил их в это посольство, прекрасно зная, что оно не принесет ничего приятного. Когда теперешний паша был сокольничим, он нередко привязывал ослепленную крысу рядом с гнездом сокола, чтобы заманить в ловушку взрослую птицу. Теперь он сам оказался на месте этой крысы, стал приманкой, чтобы соблазнить того, с кем им предстояло свидеться здесь, тогда как человек, лежащий рядом с ним, оказался здесь по причине своих особых талантов.

Распоряжения, которые они получили от султана, были однозначны. Если князя Валахии не удастся соблазнить, то его надо уничтожить, сломить. Так же как и в случае с соколом, Мехмет не желал терять время на то, чтобы приручать противника, делать его послушным. Он просто хотел получить быстрый результат и насладиться им. Никто так не преуспел в том, чтобы сломить человека, как этот грек.

Хамза почувствовал, что его пробирает озноб. Аллах ведает, что он вовсе не хотел участвовать во всем этом. Паша помнил, как было трудно сломить волю князя Валахии, когда тот был еще юношей. Сколько же потребуется усилий теперь, когда он стал мужчиной, познал власть? Не зря о нем рассказывают довольно пугающие истории!

Где-то в глубине души Хамза надеялся на то, что князь не приедет в Джурджу. Он полагал, что самого его присутствия окажется достаточно для того, чтобы Дракула принял такое решение. Но какой выбор тот сделал?

Хамза имел шпионов при каждом дворе Европы. Все они твердили одно и то же. Мол, может быть, у Влада и чешутся руки посчитаться с врагами, но ему трудно найти союзников. Только одна Венгрия поддерживает его, но королю Корвину ничего иного и не остается. Он набрал слишком много золота у Папы, чтобы теперь отсиживаться в стороне, поэтому должен выйти на сцену или хотя бы сделать соответствующий вид. Паша был уверен в том, что на самом деле Корвин вовсе не жаждет воевать.

Владу все это наверняка известно. Турецкий шпион в Тырговиште, боярин по имени Добрита, сообщал Хамзе, что князь находится в изоляции, даже в собственной земле он одинок и не имеет достаточной поддержки. Нет, Дракула все-таки приедет. Он вынужден будет привезти золото и юношей, преклонить колени, однако это не спасет его. Мехмет уже решил, что трон Валахии займет другой, куда более лояльный правитель – его любовник, брат Влада, Раду сель Фрумос, то есть Красавчик. Теперь он стал еще красивее, чем был прежде. Меньшой Дракула до сих пор царил в сердце и в постели Мехмета.

Снова раздался шум. Теперь он был похож на стон.

Хамза снова, причем с явной неприязнью взглянул на человека, лежащего рядом с ним. Он не мог отказать своему спутнику в уюте и тепле собственной постели, так как они имели одинаковый статус. Паша предпочел бы спать в конюшне, но была зима, стояли холода.

В их первую ночь в Джурджу он ожидал, что грек попытается соблазнить его, и лег в постель в напряжении, намереваясь отклонить ухаживания. Однако за неделю, проведенную в крепости, Хамза убедился в том, что этот человек на самом деле не интересовался ни мужчинами, ни женщинами конечно, в общепринятом смысле. Его занимала только боль.

Сказать по правде, Хамза знал, что его собственный аппетит на мужчин был весьма умеренным. Какое-то время он обожал того человека, которого они теперь поджидали в замке. Об этом зеленоглазом юноше паша по-прежнему часто думал по ночам.

От холода озноб усилился.

«Нет, он наверняка не приедет», – подумал Хамза, стараясь унять дрожь, а потом снова послышался крик, тот самый, от которого он проснулся.

Теперь опытный сокольничий в один момент выскочил из постели, невзирая даже на морозный воздух и на камни пола, покрытые изморосью. Он знал, что птица, которая издавала этот звук, сейчас никак не должна была кричать. В декабре в дельте Дуная можно было охотиться на цаплю или на канюка, но это не время для большого ястреба. Эта птица должна сейчас сидеть в уютном гнезде где-то на севере и дожидаться весны. Кто-то привез ее сюда.

Хамза поспешно надел туфли, халат и быстро взошел по лестнице, которая вела из комнаты на ближайшую башню замка. Его взору открылся Дунай, озаренный светом луны, тающей в предрассветных сумерках и круглой как головка сыра. Река, отливающая серебром, со всех сторон омывала остров, на котором возвышалась крепость.

Хамза смотрел вовсе не на мерцающую воду, а в сторону земли, на низкую равнину, затопляемую при разливе реки. У самого берега ее окаймляли камыши, а на расстоянии двухсот шагов от узкого мостика, соединяющего остров с берегом, возвышался ивняк. Ветки деревьев серебрились в лунном свете, хотя стволы оставались темными.

Потом чья-то тень отделилась от ивняка и двинулась вперед. Силуэт становился все более четким на фоне разгорающейся зари. Когда поднялась рука, Хамза понял, что перед ним человек, а не животное. Он был одет во все черное, как тьма, которая все еще сгущалась за его спиной.

Снова раздался крик, который разбудил турка, хотя и слегка измененный, потому что на этот раз возглас птицы имитировало человеческое горло:

– Кри-ак! Кри-ак!

Посланец султана видел все хорошо, потому что луна оставалась достаточно яркой. Он неотрывно вглядывался в то, что происходило на берегу, видел тень, быстро мчащуюся над землей. Человек наклонился, принял птицу на руку, выпрямился и исчез за деревьями.

Хамза следил за всем, затаив дыхание.

Он медленно произнес только одно слово:

– Дракула.

– Воевода, где ты? – послышался под ивами взволнованный шепот Иона.

Князь был рядом с ним несколько минут назад, а теперь исчез совершенно бесшумно. Следующий звук, который услышал Тремблак, был охотничьим криком того самого ястреба, будь он неладен, которого Влад решил взять с собой. Ион вполне разделял охотничьи увлечения своего друга, но время ли сейчас для них, место ли им здесь?

– Воевода! – снова позвал он.

– Я здесь. – Влад возник из темноты так же бесшумно, как и ускользнул.

– Что ты делаешь?

– Охочусь. – Князь поднял левую руку. – Однако мой прекрасный Кара-хан никого не поймал.

– Конечно никого, – сердито проговорил Ион. – Какой дурак пускает птицу ночью?

Влад улыбнулся, его белые зубы блеснули.

– Наверное, такой, как я, – легко согласился он.

Князь тихо свистнул. Его прислужник и помощник на охоте Стойка Молчаливый немедленно выбежал из темноты. Лунный свет как в зеркале отражался от его гладко выбритой головы.

– Возьми его, – сказал Влад.

Стойка кивнул. Общение при помощи жестов стало единственно возможным для этого человека, после того как священники лишили его дара речи, вырезав язык за богохульство. Он приподнял руку и поманил птицу кусочком мяса, который достал из мешочка, висящего на поясе. Ястреб перепорхнул на его перчатку, и Стойка скрылся с ним в темноте.

– Тебя нисколько не беспокоит, что кто-нибудь мог вас увидеть? – спросил Ион.

– Ночью? На таком расстоянии от замка?

– Турки могли тебя заметить и даже узнать. Если так случилось, то они, без сомнения, доложили Хамзе.

– Ему и так известно, что я должен приехать.

– Может быть, паша хочет, чтобы никто из его людей не знал о том, что мы уже рядом?

– Возможно и такое. – Влад опять усмехнулся. – Одежда у тебя?

– Нет. – Тремблак покачал головой и вздохнул. – Все у Стойки.

Дракула снова присвистнул.

– Ты слишком много переживаешь, – сказал он другу, когда Стойка, теперь уже без птицы, снова появился из темноты с одеждой и доспехами.

Влад взял нагрудник, примерил его.

– Я вот волнуюсь, что мы не найдем подходящего обмундирования. Бывают ли турки пошире в плечах?

Он начал стаскивать черную одежду. Ион держал то, что уже было снято, а Стойка подавал то, что нужно было надеть.

Влад натянул на себя два халата, пошитых из хлопчатобумажной ткани, поверх них надел шерстяную жилетку, капинат, до колен. Потом он облачился в кольчугу, закрывающую плечи и горло до подбородка. Металлические пластины, которые должны были защищать грудь и спину, держались плохо и соскакивали, а кольчужная юбка едва доставала до середины бедра.

Когда Стойка начал скреплять ремни, Дракула взглянул на товарища.

– Подойдите, Ион-бей, пока вам не выпустили кишки. Что вы хотите сказать?

– Что ж, если прибегать к турецким именам, Килик-бей, то я думаю, что все это похоже на сумасшествие. – Тремблак усмехнулся.