Текст книги "Кровавый орел"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Итак, вы хотели поговорить об Ангелике? – сказала она, возвращая удостоверения.

– Да, – кивнул Фабель. – Понимаю, вы потрясены смертью фрау Блюм… и в особенности тем, как именно она погибла. Нам в высшей степени неловко беспокоить вас, однако обстоятельства таковы, что мы будем благодарны за любые подробности о жизни и работе фрау Блюм, ибо это поможет нам отыскать убийцу.

Его любезность произвела должное впечатление.

– Разумеется, я расскажу вам все, что смогу. Хотя сразу предупрежу: Ангелика не была человеком, который охотно… как бы это сказать… делится личными проблемами. Да и не очень личными. Она практически никого не пускала в свою жизнь. И в подробности своей работы мало кого посвящала.

– Но ведь вы были близкими друзьями? – вставил Вернер Мейер. – Правильно?

– Определение «близкие» я бы опустила. Мы с ней дружили с университетских лет. Обе преуспели в жизни. В ранней молодости она была обаяшка, и мужчины млели в ее присутствии. Красота открыла многие двери ее таланту.

– А какая она была? – спросил Фабель. – Я имею в виду, как человек?

– В университете или после?

– И в университете, и после.

– Ну, прежде всего Ангелика никогда не была равнодушной и беззаботной. Очень серьезно относилась к занятиям и имела политические взгляды. Мы несколько раз вместе ездили в отпуск. Однажды работали летом на виноградниках в Испании. Помню, на обратном пути мы заехали в Гернику – ту самую, про которую картина Пикассо. Этот город, по просьбе Франко, в 1937-м бомбила авиация Гитлера. Мы были в мемориальном комплексе, посвященном погибшим. Одна пожилая испанка услышала наш немецкий язык и принялась честить нас за то, что мы сделали ее городу. Мы обе знали испанский язык, и я огрызнулась, что мы родились через добрых десять лет после войны и к делам Гитлера не имеем ни малейшего отношения. А Ангелика, не в пример мне, была глубоко огорчена. Она испытывала чувство вины за преступления, совершенные фашистами. Пожалуй, та встреча в Гернике оказала существенное влияние на ее политическое созревание.

– Созревание… левого толка?

– Да, она придерживалась левых взглядов. Разумеется, никакого марксизма; в глубине души она была истинная либералка. Интересовалась и экологическими проблемами – после объединения Германии помогала укреплению партии зеленых, в которую влились многие правозащитные группы бывшей ГДР. Одно время даже подумывала выставить свою кандидатуру в бундестаг от партии зеленых.

– И почему же она не пошла в политику?

Фрау Кесслер, играя колечком своих золотых волос и задумчиво глядя на Эльбу, сказала:

– Ангелика была превосходной журналисткой и знала, что ее сила именно в этом. И в конце концов решила, что лучше остаться первоклассным журналистом, чем заделаться второстепенным политиком. Она чувствовала, что своим пером может сделать больше для торжества социальной справедливости и защиты окружающей среды.

– Когда вы видели фрау Блюм в последний раз? – спросил Вернер Мейер.

– Я завтракала с ней в городе несколько недель назад. Кажется, четвертого июня.

– И как она вела себя в тот день? Упоминала что-либо необычное?

– Нет… Ничего необычного, насколько я помню… Могу только отметить ее приподнятое настроение. Хотя она всегда кипела энтузиазмом и энергией… В тот день она предвкушала, как ближе к вечеру задаст несколько неприятных вопросов этой фашистской заднице Вольфгангу Айтелю.

– Отцу издателя Норберта Айтеля, да?

– Верно. Вольфганг Айтель – бывший офицер СС, а теперь лидер союза «Германия немцам».

– Что именно интересовало фрау Блюм в его деятельности?

– Понятия не имею, – сказала фрау Кесслер. – Ничего конкретного она не говорила. Наверное, вы уже в курсе, что Ангелика держала подробности своих расследований в тайне – вплоть до момента публикации или выступления в эфире. В то утро она предложила мне профинансировать серию радиопередач с ее участием. Единственное, что она мне открыла на том этапе: у нее есть компрометирующие материалы на Вольфганга Айтеля – материалы, которые оттолкнут от него даже верных сторонников. Что-то связанное со спекуляцией недвижимостью.

– Она как-то давала понять, что расследование связано с опасностью для жизни?

Фрау Кесслер нахмурилась:

– Нет, об опасности она явно не думала. И я, слушая ее, ни о чем таком не подумала. А вы что, подозреваете Вольфганга Айтеля? Заказное убийство?

– О нет, мы пока ничего определенного сказать не можем. Просто рассматриваем разные варианты. Работала фрау Блюм еще над чем-нибудь в то время?

– Вроде собирала что-то о сто первом батальоне. Но это было на периферии ее интересов.

Фабель нахмурился. Гамбург слыл наименее нацистским из городов Германии. Однако в 1942 году 101-й резервный полицейский батальон, собранный преимущественно из гамбургских рабочих среднего возраста, уничтожил две тысячи евреев в польском городе Отвоцке. А до конца войны на счету этого батальона были жизни уже восьмидесяти тысяч евреев и людей других «нежелательных» национальностей. Фабелю вспомнилась фрау Штайнер, которая жила под квартирой, где была убита Тина Крамер. У нее он увидел фотографию погибшего на войне мужчины в форме резервного полицейского батальона…

– По-моему, сто первый батальон – не очень-то актуальная тема.

Эрика Кесслер пожала плечами:

– Не знаю. Похоже, Ангелика нашла какой-то новый поворот. Что-то говорила о параллелях бесчинству русских в Афганистане и Чечне.

– А что в личной жизни? – спросил Фабель. – У фрау Блюм был постоянный друг?

Эрика Кесслер странно помедлила.

– Нет… В последнее время у нее вроде бы никого не было. По крайней мере никакого серьезного романа. До этого она встречалась с коллегой, неким Паулем Торстеном.

Фабель аккуратно записал имя и внимательно заглянул в ледяные синие глаза уверенной в себе хозяйки дома. Она выдержала его взгляд и улыбнулась – опять одними губами.

Фабелю было ясно: ложь. Но с какой стати Кесслер что-то умалчивать о мужчинах своей подруги?

– Вы знаете Марлис Менцель? – спросил он.

– Художницу?

– Террористку.

Хотя Кесслер рассмеялась, глаза ее не потеплели.

– Почему бы не сформулировать гуманнее: бывшая террористка, ставшая художником? Я слышала про нее. Лично не знакома.

– А Ангелика Блюм была с ней знакома…

– Они где-то вместе работали – в незапамятные времена.

– Они сотрудничали в левом журнале «Дух времени». Возглавляемом, если я не ошибаюсь, молодым Гансом Шрайбером. Правда ли, что у них тогда был бурный роман?

– Да, насколько я знаю. Они даже какое-то время жили вместе, – сказала Эрика Кесслер. И опять что-то нехорошее мелькнуло в ее глазах, она как-то странно наморщила лоб.

За несколько минут беседы Фабель не узнал ничего важного. Они с Вернером встали и поблагодарили Эрику Кесслер. Та простилась с посетителями величавым кивком. Из дома их вывел ее муж, все так же весело шлепая тапочками по плиткам.

Фабелю пришлось покружить, прежде чем он выбрался из Бланкенезе на Эльбшоссе – в районе богатых вилл была хорошо продуманная система одностороннего движения, мучительная для новичка в этих краях.

– Ну, что скажете? – спросил он Вернера.

– Дамочка придерживает какие-то факты. У меня ощущение, что эта Блюм с кем-то крутила, но Кесслер не хочет выдавать ее воздыхателя.

– Я бы сформулировал иначе, – сказал Фабель, – но у меня точно такое же впечатление.

Какое-то время они ехали молча, потом Фабель неожиданно спросил:

– Вернер, как бы вы описали Ганса Шрайбера, первого бургомистра, если бы увидели его на улице с расстояния метров в сто?

Вернер Мейер сосредоточенно набычился.

– Ну… высокий. Хорошо одетый. Русые волосы. Конечно же, широкие плечи… А с какой стати вы спрашиваете?

Фабель повернулся к Вернеру и с плутоватой улыбкой сказал:

– А теперь опишите мне мужчину, которого наша свидетельница видела входящим в дом Ангелики Блюм за полтора часа до ее убийства.

Часть третья
С четверга 19 июня до воскресенья 22 июня

Четверг, 19 июня, 10.20. Ратуша, Гамбург

Как Фабель и ожидал, криминальдиректор Ван Хайден отреагировал на новость очень бурно. То, что первый бургомистр Шрайбер вдруг оказался подозреваемым в таком громком деле, настолько потрясло Ван Хайдена, что он совершенно растерялся. И кончил тем, что почти с мольбой уставился на своего подчиненного:

– Что будем делать?

– Договоритесь с ним о встрече, – предложил Фабель. – Другого я бы просто вызвал в управление, но в данном случае немного… э-э… дипломатии не помешает.

– Когда вы хотите встретиться с ним?

– Шрайбер – или кто-то очень похожий на него – был в квартире Ангелики Блюм за полтора часа до убийства… Плюс Шрайбера и покойную связывали давние отношения. Это два таких вопиющих факта, что можно не деликатничать. Я должен встретиться с бургомистром немедленно. Ждать «удобного окна» в его расписании я не намерен.

– Ладно, положитесь на меня.

Ван Хайден позвонил в ратушу, обругал секретаря, который не хотел соединять его с бургомистром, и добился цели. Разговор со Шрайбером вышел краткий и по существу. Он сразу же согласился встретиться с ними, и притом немедленно.

Ван Хайден повесил трубку и сказал:

– Похоже, он ждал нашего звонка. И даже испытал облегчение, что мы наконец позвонили. Да, Фабель, круто все поворачивается…

Ратуша – одно из красивейших зданий Гамбурга, с часами на башне и шпилем. Но и внутри оно чудесно, и в будни, в часы работы, туристам разрешен вход в огромный холл с высоким потолком и колоннами. Фабеля и Ван Хайдена в холле уже поджидал сотрудник бургомистра – наметанным взглядом он сразу же выделил их из толпы туристов и провел в юго-восточный угол здания, где на первом этаже находился кабинет первого бургомистра.

Шрайбер встретил полицейских сдержанно, но приветливо. Когда все трое сели, Фабель демонстративно вынул свою записную книжку.

– Вы сказали, ваш визит как-то связан со смертью Ангелики Блюм? – спросил Шрайбер.

Фабель переждал несколько секунд, на случай если Ван Хайден захочет взять инициативу ведения разговора на себя. Но Ван Хайден молчал, поэтому Фабель сказал:

– Герр первый бургомистр, вы в свое время выражали глубокую озабоченность этой серией ужасных убийств…

– Да, конечно.

– И желали следствию скорого и успешного завершения.

– Да, разумеется.

Фабель решил сразу брать быка за рога.

– Отчего же вы, герр доктор Шрайбер, забыли рассказать нам, что находились в квартире Ангелики Блюм в тот вечер, когда она была убита?

Он блефовал. Это было только подозрение.

Шрайбер спокойно выдержал взгляд Фабеля. В глазах его не было ни страха, ни враждебности, ни беспокойства. Он вздохнул.

– Извините меня. Да, умолчал. Не хотел огласки и скандала. Вы понимаете, для журналистов это был бы праздник, они бы меня с кашей сожрали… – Шрайбер посмотрел на Ван Хайдена в поисках поддержки. Тот сидел молча и насупившись.

– Герр доктор Шрайбер, вы по образованию юрист, – сказал Фабель, – поэтому свои права знаете. Вы имеете право молчать, ответы на наши вопросы с этого момента могут быть использованы против вас.

Широкие плечи Шрайбера осели.

– Да, я понимаю. Однако, надеюсь, мы обойдемся без адвоката и прочих формальностей.

Фабель наклонился вперед, опираясь ладонями на львиные лапы – подлокотники дубового кресла. В кабинете все было массивно, добротно – подлинные предметы девятнадцатого века.

– То, что вы боялись скандала и средств массовой информации, как вы понимаете, мне глубоко безразлично. Вы скрыли важную информацию, которая могла помочь при расследовании серии убийств. И в данный момент вы быстро вырастаете в главного подозреваемого. По улицам Гамбурга ходит потрошитель женщин, а вы волнуетесь единственно за свой имидж?

– Я думаю, герр бургомистр уже понял свою ошибку, герр Фабель, – примиряюще вставил Ван Хайден.

– Если ваши ответы не удовлетворят меня, герр доктор Шрайбер, – продолжал Фабель, – то я арестую вас прямо здесь и сейчас. И поверьте, я не постесняюсь вывести вас из ратуши в наручниках. Поэтому отныне вам следует быть с нами откровенней, чем прежде. – Фабель откинулся на спинку кресла и небрежно бросил: – Это вы убили Ангелику Блюм?

– Господь с вами… Нет, конечно же!

– Тогда что вы делали в ее квартире незадолго до убийства?

– Ангелика была моим старым другом. Мы виделись время от времени.

С еще более жестким видом Фабель сказал:

– Неужели я неясно выразился, герр доктор Шрайбер? Нам нужна полная откровенность. Или разговор продолжится уже в управлении полиции. Пока мы идем вам навстречу, но не испытывайте наше терпение. Итак, что значит «старый друг»? Давайте формулировать четче. Как долго длилась ваша связь с фрау Блюм?

Шрайбер кусал губы. Все попытки уйти от неприятных вопросов оказались напрасными. Он понимал, что полуправда его уже не спасет.

– Мы встречались примерно год. Может, немного дольше. Думаю, вам уже известно, что в молодости мы любили друг друга. Я даже делал Ангелике предложение, но она не решилась соединить свою жизнь с моей… Многие годы мы оставались просто хорошими друзьями, потом старое пламя вдруг вспыхнуло вновь…

– Фрау Шрайбер знала, что вы ей изменяете? – спросил Ван Хайден.

– Упаси Бог! Карин ни о чем не догадывалась. Мы с Ангеликой не хотели ее травмировать.

– Значит, вы не собирались оставить свою жену? – спросил Фабель.

– Нет. Или по крайней мере не сейчас. Когда мы с Ангеликой снова сошлись, я сам заговорил о разводе, однако Ангелику устраивало такое положение вещей – она не собиралась терять независимость. Поэтому вопрос о моем разводе больше не возникал. Повторяю, мы оба щадили мою жену и детей и не желали осложнений.

– Не похоже на пылкие чувства, – заметил Фабель.

Шрайбер наклонился над столом и, нервно поигрывая шариковой ручкой, возразил:

– Нет, мы были дороги друг другу. Просто обстоятельства требовали более… более взвешенного подхода к нашим отношениям. Я не мог уйти из семьи, и Ангелика это прекрасно понимала… С другой стороны, в наших отношениях было какое-то нездоровое напряжение…

Шрайбер осекся. Фабель рискнул закончить фразу за него:

– …и однажды фрау Блюм решила послать вас к черту?

Шрайбер так и взвился:

– А поделикатнее нельзя?!

Фабель, игнорируя его ярость, давил дальше:

– Поэтому вы и пришли к ней тем вечером? Пытались упросить не расставаться с вами? И потеряли контроль над собой?

– Ничего подобного! Мы уже за несколько дней до того мирно договорились больше не видеться.

– Полагаю, вы периодически ночевали у фрау Блюм?

Шрайбер кивнул:

– Когда обстоятельства позволяли.

– Иными словами, когда находилось подходящее алиби для супруги.

Это уточнение не требовало комментария, и Шрайбер только передернул плечами.

– Значит, в квартире фрау Блюм были какие-то ваши вещи. И в тот вечер вы пришли их забрать. Так?

– Совершенно верно. Рубашки, запасной костюм, туалетные принадлежности и тому подобное… А как вы догадались?

– Спортивная сумка. Вы или хотели что-то забрать, или что-то принесли с собой – к примеру, орудия убийства. И когда же вы ушли из ее квартиры?

– Примерно без четверти девять.

– Вы пробыли там всего лишь четверть часа?

– Вряд ли больше. Ангелика только вышла из душа и спешила засесть за работу. Поэтому я быстро собрал вещи и ушел.

– Вы ссорились? Кричали друг на друга?

– О нет… конечно же, нет. Мы оба весьма ценили нашу многолетнюю дружбу. Хотели и дальше оставаться друзьями. Поэтому не было никакой ссоры, никакой разборки на повышенных тонах. Мы расстались очень цивилизованно.

– А выходя, вы никого не встретили? На лестнице, в подъезде, на улице?

Шрайбер искренне задумался, затем помотал головой:

– Нет, не помню, чтобы я кого-то встретил на выходе или возле подъезда.

– Вы сразу поехали домой? – спросил Фабель.

– Да.

– И когда там были?

– Приблизительно в девять десять – девять пятнадцать.

– Ваша жена это подтвердит?

– Неужели нельзя обойтись без Карин? – В голосе Шрайбера было не раздражение, а мольба.

– Боюсь, нам придется обратиться к ней, если она – единственный человек, который может свидетельствовать, что вы в тот день вернулись домой в девять пятнадцать. Вскрытие тела фрау Блюм показало, что она была убита около десяти часов вечера.

На Шрайбера было жалко смотреть. В последнее время он явно радовался тому, что привел в порядок свою личную жизнь. И вот все на его глазах расползалось по швам.

– И еще, герр доктор Шрайбер, – добавил Фабель. – Нам понадобятся отпечатки ваших пальцев.

– Думаю, наш сотрудник мог бы сделать это прямо в вашем кабинете… – сказал Ван Хайден, покосившись на Фабеля и словно спрашивая одобрения у подчиненного, – дабы не привлекать внимания.

Фабель согласно кивнул.

– Лучше всего, если это сделает сам Браунер, – сказал Фабель Ван Хайдену. – Я с ним договорюсь. Он человек надежный и неболтливый. – Затем гаупткомиссар опять повернулся к Шрайберу: – Насколько я знаю, Урсула Кастнер, первая жертва, работала в гамбургском правительстве. Вы были с ней знакомы?

– Конечно. Она работала в юридическом отделе – специалист по защите окружающей среды и делам собственности. Занималась крупными проектами типа строительства делового центра у гавани или реконструкции района Санкт-Паули. Я с ней много общался.

– У вас были исключительно профессиональные отношения?

Шрайбер расправил плечи, словно собирая остатки попранного чувства собственного достоинства. Фабель еще раз отметил про себя атлетичность его фигуры: такая приобретается только усердными занятиями в спортивном зале, работой с нагрузкой – и откуда у него берется время!.. Очевидно, Шрайбер не только выглядит мускулистым, но и на деле силен… Достаточно силен, чтобы в раже убийства одними руками раздвинуть ребра жертвы!

– Нет, герр Фабель, – сказал бургомистр, – у меня не было интимных отношений с фрау Кастнер. Вопреки тому что вы думаете обо мне, я не являюсь ни серийным убийцей, ни серийным обманщиком жены. История с Ангеликой – единственный раз, когда я оступился. И то лишь потому, что Ангелика – моя былая любовь. Память сердца и все такое… Короче, у меня ничего не было с Урсулой Кастнер. Хотя с Ангеликой ее познакомил именно я.

Фабель и Ван Хайден быстро переглянулись.

– Вы хотите сказать, что Ангелика Блюм и Урсула Кастнер знали друг друга? – спросил Ван Хайден. – То есть между ними существовала связь?

– Естественно, между ними существовала связь, раз они убиты одним и тем же самым человеком! – сказал Шрайбер.

– Это спорное мнение, – сказал Фабель. – Собственно говоря, до сих пор они для нас были связаны только знакомством с вами, герр доктор Шрайбер. Теперь выясняется, что они и между собой были знакомы!

– Да. Сама Урсула попросила свести ее с кем-нибудь из журналистской братии – ей хотелось посоветоваться с надежным человеком из СМИ.

– В этой просьбе было что-то необычное? – спросил Фабель.

– Да. И меня она не порадовала. Я подозревал, что Урсула намерена организовать утечку какой-то информации. Я ее прямо спросил, хочет ли она разгласить что-либо, компрометирующее гамбургское правительство. Она меня успокоила: мол, ей не известно ничего такого, что могло бы бросить тень на нашу работу. Подчеркнула, что хочет только посоветоваться.

– И вы ей поверили?

– Нет. Но не мог же я взять ее за горло. Сделал вид, что верю. С другой стороны, желай она навредить городу и мне, разве она стала бы выходить на журналистов через меня?

– И вы познакомили ее с Ангеликой Блюм, своей подругой. Хороший способ подстраховаться. Фрау Блюм рассказала, о чем хотела «посоветоваться» Урсула Кастнер?

– Нет.

– А вы спрашивали?

– Несколько раз. Ангелика только отмахивалась. Ни словечка не сказала по поводу Урсулы Кастнер. Профессиональные тайны она хранила свято. И выпытать у нее что-либо было почти безнадежным делом.

– Как часто они встречались?

– Понятия не имею. Я даже не знаю, встречались ли они вообще после того, как я познакомил их на торжественном представлении проекта «Новые горизонты». Они могли общаться исключительно по телефону или через Интернет.

– Вы специально пригласили обеих на мероприятие – чтобы познакомить?

– Нет, просто так вышло, что обе присутствовали. Проект «Новые горизонты» грандиозный по размаху. Огромные вложения, прекрасные перспективы для города. Собралась весьма солидная публика.

Взволнованный Фабель переживал собственные «новые горизонты». Следы начинали дивно сходиться. Две жертвы из трех, оказывается, лично знали друг друга. И обе интересовались сделками с недвижимостью и строительными проектами гамбургского правительства.

– Кто финансирует проект «Новые горизонты»?

– Частный консорциум. Главный акционер – компания, входящая в «Айтель паблишинг груп». А прием организовывал Норберт Айтель… Я, честно говоря, не большой поклонник Айтелей, однако правительство города просто не может не поддержать инициативу такого размаха, которая обещает Гамбургу огромную выгоду.

Так-так, опять Айтели. И новая ниточка!

– Я считал, что компания «Айтель паблишинг груп» занимается исключительно средствами массовой информации, – сказал Фабель. – Я не прав?

– Это их главный бизнес. Однако капиталы Норберта Айтеля работают во множестве областей. Он, к примеру, интересуется развитием информационных технологий. И вкладывает деньги в большие строительные проекты.

Фабель глубокомысленно кивнул.

– А отец Айтеля участвует в «Новых горизонтах»?

– О нет! К счастью, нет. Потому что я могу сотрудничать с людьми, которые мне просто не нравятся, но я никогда не стану иметь дело с откровенным нацистом – даже если это сулит бешеные выгоды… Наверное, именно поэтому сын не задействовал его в своем проекте… по крайней мере официально. Хотя отец и сын на публике поддерживают друг друга, у Норберта Айтеля хватает ума дистанцироваться от политических взглядов папаши.

– Убийство Урсулы Кастнер произвело на вас сильное впечатление?

– Не то слово. Я был потрясен. Все мы были потрясены. Помните инненсенатора Гуго Ганца?

Фабель кивнул, мысленно увидев холеное мясистое лицо. Очень агрессивный малый.

– Фрау Кастнер очень плотно работала с герром Ганцом. И ее гибель, да еще такая ужасная, выбила его из равновесия. Поэтому он так неприятно нападал на вас во время нашей встречи.

– А вы помните, где вы находились в момент, когда исчезла фрау Кастнер?

– Я был в Риме на конференции, посвященной экологическим проблемам, – спокойно ответил Шрайбер. Похоже, он не сразу сообразил, что у него спрашивали алиби. Но когда сообразил, воскликнул: – Ну да! Меня не было даже в стране, когда Урсулу убили. Тому есть сто свидетелей. А когда погибла вторая женщина?

– В ночь на четвертое июня, – сказал Фабель.

Шрайбер пролистал свой настольный календарь.

– Я провел ночь дома. Моя семья подтвердит.

Фабель неопределенно хмыкнул.

– В данный момент, – сказал он, – меня интересует прежде всего убийство фрау Блюм. Вы находились в ее квартире…

– Я не имею никакого отношения к убийству! Ни-ка-ко-го! – воскликнул Шрайбер.

Фабель изменил тактику.

– Вы знали, что фрау Блюм ищет встречи со мной?

– Понятия не имел. И почему же вы не встретились?

– В сложившейся ситуации я не успел ответить на ее звонки, – солгал Фабель. Было неловко сказать, что он просто проигнорировал ее попытки связаться с ним.

– Думаете, она чувствовала опасность? И поэтому хотела пообщаться с вами? – Не дожидаясь ответа, Шрайбер продолжил взволнованным голосом: – Если она чего-то боялась, почему не поделилась со мной? Как глупо! Я, наверное, мог бы помочь… О Господи!

Фабель решительно поднялся. Ван Хайден последовал его примеру.

– У меня нет никаких оснований думать, что она знала о грозящей ей опасности, – сказал Фабель. – Незадолго до гибели она оставила на моем автоответчике три или четыре сообщения; ни в одном не было и намека о том, что ее жизни что-то угрожает. Будь такой намек – я бы отреагировал иначе.

Фабель, не пожав руку бургомистру, пошел к двери.

– Итак, герр доктор Шрайбер, на данный момент у меня к вам больше вопросов нет. Но они могут возникнуть позже. Я договорюсь, и наш сотрудник зайдет к вам, чтобы взять отпечатки пальцев.

Уже открыв тяжелую дубовую дверь, Фабель повернулся и спросил:

– Ах да, еще одно… Когда вы в последний раз общались с Марлис Менцель?

Шрайбер был явно ошарашен этим вопросом.

– Марлис Менцель? Понятия не имею… Сто лет назад. Когда мы работали в «Духе времени» – еще до того, как началась ее террористическая дурь.

– А после, когда она вышла из штутгартской тюрьмы, вы с ней виделись?

– Нет. Я даже не знал, что ее выпустили. Разве ей не пожизненное дали?

Фабель почувствовал, что Шрайбер говорит правду.

Когда они вышли на улицу, Ван Хайден, щурясь от яркого солнца, спросил:

– Ну, что думаете, Фабель?

– Что Шрайбер не наш убийца, – сказал Фабель со вздохом то ли облегчения, то ли разочарования. Вынимая из нагрудного кармана солнцезащитные очки, он добавил: – Махну-ка я в Бремен, повидаюсь с этой Марлис Менцель. А прежде… вы не против, если я угощу вас чашечкой кофе, герр криминальдиректор?

Четверг, 19 июня, 14.20. Художественная галерея «Нордхольт», Бремен

Фабель надеялся добраться до Бремена за полтора часа, однако попал в пробку. Чтобы не скучать, он слушал последний диск любимого Герберта Гронемейера. Зазвонил сотовый телефон. Мария Клее доложила о результатах вскрытия трупа Клугманна. Убит одной пулей в ночь с пятницы на субботу, между шестью вечера и шестью утра. Перед убийством Клугманна пытали. Мария изложила все подробности. Фабель только поеживался. В крови Клугманна обнаружили амфетамины; очевидно, он так нервы успокаивал во время своей подпольной жизни.

Баллистики подтвердили предположение Браунера: стреляли из нестандартного оружия.

Фабель коротко рассказал Марии о беседе со Шрайбером и попросил ее передать свежую информацию Вернеру Мейеру.

Галерея «Нордхольт» находилась возле одной из центральных площадей Бремена в старинном здании со стрельчатыми окнами. Фабель застал Марлис Менцель за перевешиванием полотен. Лет пятидесяти, в длинной темной юбке и свободном черном жакете. Короткие каштановые волосы с отдельными подкрашенными светлыми прядями. Небольшие очки без оправы. Словом, больше похожа на библиотекаря, чем на знаменитую недавно освобожденную террористку. По рекламке он знал, что за картины его ожидают. Но он не предполагал, что в натуральную величину – метр на два – они производят совершенно другое впечатление. Тема Фабелю претила, однако эмоциональная сила воздействия была налицо. Краски вопили с полотен, и дух занимало от сложных смешанных чувств, которые они вызывали.

Фабель подошел к небольшой группе сотрудников галереи во главе с художницей.

– Добрый день, фрау Менцель.

Она повернулась в сторону Фабеля.

– Добрый день, – сказала она, явно не узнавая его. – Чем могу служить?

– Давайте отойдем в сторонку… Я хотел бы поговорить. – Фабель показал овальную бляху уголовного розыска. Они отошли метров на десять от остальных.

Вежливая улыбка слетела с лица художницы.

– С тех пор как я вышла из тюрьмы, все службы безопасности считают своим долгом отметиться и потеребить меня. А в этой стране их, оказывается, несметное множество. Это уже что-то вроде сознательной травли!

– Нет-нет, я прошу лишь о небольшой чисто неофициальной беседе…

– Ах вот как? В таком случае мне вообще с вами не о чем говорить. Знаю я эти «неофициальные беседы»!

– Фрау Менцель, – остановил ее Фабель. – Меня зовут Йен Фабель. Сейчас я гаупткомиссар, а в 1983-м я был тем полицейским, который стрелял на пирсе…

Менцель угрюмо уставилась на Фабеля:

– Гизелу прикончили вы?

– У меня не было выбора. Она убила моего напарника, несколько раз стреляла в меня, уже ранила и продолжала целиться, хотя я кричал, чтобы она бросила оружие…

Он не сказал, что этот день стал одним из худших в его жизни.

– Она была совсем девочка… – В ее тоне Фабель не почувствовал упрека, Марлис Менцель просто констатировала факт. Она повернулась к своим помощникам и крикнула им: – Продолжайте без меня, я скоро вернусь. – Затем сказала Фабелю: – Пойдемте, я знаю, где удобней всего переговорить.

Они сели в полупустом кафе на Катариненштрассе. Приятно пахло свежемолотым кофе, из окна была видна главная рыночная площадь Бремена. Марлис Менцель вынула пачку французских сигарет.

– Закурите?

– Спасибо, я не курю.

Выпуская дым после первой затяжки, она тактично отвернулась от Фабеля, чтобы не дымить ему в лицо.

– В тюрьме привыкла смолить по две пачки в день… Ну, так о чем же вы хотите поговорить, герр Фабель?

Прежде чем Фабель успел ответить, подошел официант. Фабель заказал чайник чая, а Менцель – черный кофе.

– О ваших картинах, – сказал Фабель после того, как официант ушел.

Менцель криво усмехнулась:

– Любящий искусство полицейский? Или я посмела нарушить предписанные размеры холста?

Фабель откровенно признался, что работы Менцель странным образом напомнили ему картины, которые он видел на месте серийных убийств. Он спросил, слышала ли она о гибели журналистки Ангелики Блюм.

Слышала. Точнее, читала об этом в газетах.

– Когда вы видели фрау Блюм в последний раз?

– О, еще до тюрьмы. В семидесятые мы с ней вместе работали в журнальчике, который назывался «Дух времени». Тогда название казалось нам замечательным; сейчас, задним числом, оно кажется банальным и даже вульгарным. Может, потому что у того времени был слишком крепкий дух. До сих пор стоит в ноздрях… А почему вы, собственно, спрашиваете? Записали меня в подозреваемые – только потому, что мои картины напоминают вам… – Тут до нее, похоже, впервые дошло, что значит видеть ее картины ожившими, то есть в реальности. – Бедная Ангелика…

– Нет, фрау Менцель, в ее убийстве я вас не подозреваю, – сказал Фабель совершенно искренне.

Он просто не упомянул, что Мария уже проверила алиби Марлис Менцель на время всех убийств.

Во время первого и второго она сидела в тюрьме.

Во время третьего была на шумной вечеринке у владельца галереи.

Фабель вдруг с удивлением сообразил, что выставку она подготовила еще до выхода из тюрьмы.

– Однако сходство между вашими художественными произведениями и действительностью не может не тревожить, – продолжил он. – Не исключено совпадение, но есть вероятность, что убийца где-то видел ваши картины и решил воспроизвести их в реальной жизни. Для маньяков это довольно обычное поведение – у них свое понимание связи искусства и жизни, они любят подавать свои преступления образно и часто организуют сцену убийства как страшную живую картину… Впрочем, слово «натюрморт» точнее – при всей жутковатости подобного словоупотребления. Короче, мы имеем дело со случаем, когда жизнь подражает искусству.

– Или, вернее, смерть подражает искусству.

Марлис Менцель снова затянулась, пуская дым под стол. Фабель заметил желтый налет никотина на кончиках ее пальцев.