Текст книги "Пустышка (СИ)"
Автор книги: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– Тебе пора прекратить смотреть «Каратэ-пацана». Ты собираешься снести меня с ног, сопляк?
Фрэнки издает рычание из задней части горла, и я готовлюсь к удару. Он не разочаровывает. Его правый кулак приземляется в мой подбородок, и моя голова откидывается назад. Прежде чем у меня появляется шанс прийти в себя, парень прижимает меня левым плечом, пока не кладет на лопатки.
– Я смотрю «Бойцовский клуб», старик. «Каратэ-пацан» для слабаков. – Едва сказав свои слова, он ударяет меня в живот.
Мне нужно вставать. Нам с Фрэнки пора закругляться, если я не хочу провести остаток дня, зашивая лицо. Плюс, непрекращающиеся крики сбоку начинают действовать мне на нервы.
Кулак Фрэнки откидывается назад для еще одного удара, когда я беру себя в руки и поджимаю к груди колено. Толчком пятки в его грудную клетку, я выбиваю его из равновесия, отчего он приземляется на задницу. Деточка в шоке, но только на мгновение. Он не из тех ребят, кто позволит вытолкнуть свою селезенку через горло.
Это наверняка больно.
Фрэнки трясет бритой головой, словно разъяренный бык, распрыскивая пот по рингу. В момент, когда он бежит ко мне, я встречаю его ударом в челюсть и... БАМ!
Пока, Малой.
Шучу, все нормально. Фрэнки немного охренел и всё. За семь лет обучения я знаю, что причиняет боль, что калечит, а что отнимает жизнь. Со мной шутки плохи.
– Этот каратэ -пацан поймал муху палочками для еды, ты, кусок блевотины. – Я наклоняюсь и предлагаю ему руку. – Фильм – настоящее бандитское дерьмо.
Он принимает мою ладонь, закрывает глаза и молча выражает мне свое уважение. Фрэнки меня уважает. Да, блять, здесь все меня уважают.
Аплодисменты заполняют тренажерный зал, пока парни плачутся о проигрыше Фрэнки и бросают в него журналами в качестве утешительного приза. В конце концов, хмурость исчезает с лица Малого.
– Что ж, иногда нужно позволять старым уебкам насладиться моментом, – заявляет Фрэнки с кровавой ухмылкой, поддерживая над головой веревки, чтобы выбраться. – Возраст важнее красоты, босс.
Фрэнки хороший парень, и, возможно, я уделяю ему особое внимание, потому что вижу нем потенциал. Это одна из причин, по которой я обучил его смешанными единоборствами. Я нарочно его провоцирую, потому что парень вспыхивает в мгновение ока. Агрессия внутри него нуждается в выходе.
Мне ли не знать.
Меня бесит, что я не могу дать ребятам настоящий ринг, по типу того, что они видят по телевизору. Это дорогое дерьмо, так что круг с веревками – пока лучшее, что я могу для них сделать. Но однажды я куплю настоящий.
Когда-нибудь.
Устав от мальчишек, превращающих мой центр в засранную дыру, я поднимаю журналы и швыряю их обратно в Ромео и Кроху.
– Уберите это дерьмо за собой.
– Босс, вы это видели? – Кроха, чье прозвище – шутка из-за высоты паренька под метр девяносто, поднимает один из журналов и открывает посередине. – Чувак, это Шайло Уэст. – Он хватается за член и потирает его. – Не могу дождаться момента, когда взгляну на нее. Я бы ей засадил.
Журнал вырывает Ромео и ударяет им по лицу Крохи. Ромео ниже его на две головы, а прозвали его так за склонность к новой девушке каждую неделю.
– А что ты будешь делать через пятнадцать секунд?
Я молчу, пока они обмениваются фантазиями о том, что сделают со знаменитой моделью, в то время как ее полуголое тело на обложке привлекает мой взгляд.
Я слушаю ребят и чувствую, как закипает моя кровь. Не из-за их болтовни. Мне насрать, что они говорят о Шайло Уэст. Мой желудок сводит, потому что, хотя я ненавижу ее, я не могу с ними не согласиться.
Я желаю, чтобы Шайло опустилась на колени, предлагая мне себя снова и снова. Я хочу, чтобы она выкрикивала мое имя громко до звона в ушах и ходила с осипшей глоткой в течение нескольких дней.
Хочу, чтобы умоляла меня ее трахнуть.
И тогда я послал бы ее на хуй.
Потому что Шайло Уэст, международная модель и мечта каждого мужчины, разрушила мою гребаную жизнь.
***
Восемь лет назад
Декабрь
– Кэррик! О, Боже мой, скорей сюда!
Со шваброй в руках я выглядываю из коридора второго этажа. Мама размахивает белым конвертом и с каждым ее шагом мне навстречу моя ладонь все крепче сжимается вокруг пластиковой ручки.
– Не сейчас, – бормочу я, размахивая влажной тряпкой по номеру №246. – Скоро уже заселение, а я еще не домыл пол и не продезинфицировал комнату.
Ее улыбка гаснет, когда она убирает прядь темных волос с лица.
– Но, сынок, письмо пришло! Конечно, ты можешь отвлечься на пару минут, чтобы прочитать его. – Она пихает письмо мне в грудь. Оно прожигает грудную клетку словно жидкий огонь, способный уничтожить мое будущее.
– Мама, я не могу. Что если мне отказали?
– Кэррик Кинкейд! – выговаривает она строгим материнским тоном, который заставляет меня встать по стойке «смирно». – Ты такой же достойный, как и любой из кандидатов. Это твоя судьба. Я чувствую. – Ее глаза затуманиваются, а губы начинают дрожать. – Твоя сестра это знает. А сейчас ты собираешься нас подвести?
Время пришло. Я годами надрывал задницу. Жертвовал любой формой развлечений. Брал каждое дополнительное задание за лишний балл. Успешно сдал все тесты и получил одну из самых высоких оценок в округе Хорри.
В этом конверте решение, которое определит, исполнится ли моя мечта или я буду торчать в мотеле «Развеянные пески» до конца жизни, угождая кучке привилегированных отдыхающих.
Подперев швабру к дверной раме, я забираю конверт и осторожно провожу пальцами по склеенной стороне.
– Кэррик, я не буду жить вечность, сынок, открывай!
Улыбнувшись, так и делаю. Развернув официальный бланк, перечитываю его три раза, прежде чем комок в горле смещается куда нужно, и я снова обретаю способность говорить.
– Я это сделал.
– Что?
– Мама, мне дали полную стипендию, – говорю я, заикаясь и хватаясь за стену. – Осенью я отправлюсь в Дьюкский Университет. – Живот сводит судорогой. Моя мечта сбывается.
Слезы скатываются по щекам матери, пока она прижимает руку ко рту.
– О, дорогой…
– Я буду врачом, – шепчу я. – Я буду спасать жизни!
Визжа, мама обнимает меня, из-за чего мы оба спотыкаемся.
– О, Кэррик, я знала! Твоя сестра будет так тобой гордиться!
Я разрываю наше объятие и улыбаюсь, хотя стараюсь это скрыть.
– Мама, ты не могла бы закончить комнату? Обещаю, что уберу следующие три в качестве компенсации.
Ее ликующая улыбка исчезает.
– Нет, если ты собираешься туда, куда я думаю.
– Ты не знаешь ее так, как знаю я.
– Тебе только кажется, что ее знаешь. Она говорит с тобой только если рядом никого нет.
Она продолжает бухтеть, пока я сбегаю по ступенькам по три за раз. У меня нет машины, зато есть разбитый мотоцикл, который доставит меня туда, где я должен быть. И сейчас я должен оказаться рядом с самой красивой девушкой в мире.
***
Настоящее
В течение часа я пялюсь на разворот журнала с Шайло. Не в открытую, конечно. Я засунул его в центральный ящик моего дерьмового обшарпанного стола на случай, если кто-то войдет. Я пытался оплачивать счета, отвечать на звонки, даже заставил себя позвонить Тарин, но обнаружил, что глазею на сексуальную кошечку, будто никогда не видел женщины.
Я следил за судебным процессом. Это дерьмо было во всех новостях, словно она являлась гребанным членом королевской семьи. Но как только услышал, что судья назначил испытательный срок, я перестал слушать. Что Шайло хочет – Шайло получает. Другой бы уже давно гнил за решеткой.
Простонав, провожу ладонями по лицу и откидываю голову назад. Хотелось бы думать, что эта женщина покинула мой организм, но иногда ненависть и похоть идут нога в ногу. Я ненавижу ее, но время не сделало ничего, чтобы потушить огонь внутри меня каждый раз, когда я вижу ее полуголой на обложке какого-то грязного журнала.
Можно ли хотеть трахнуть кого-то до смерти? В буквальным смысле до смерти? Потому мне кажется, что я хочу именно этого.
Когда я раздумываю об этических сторонах своих мыслей, дверь кабинета открывается и Фрэнки просовывает лысую голову.
– Эй, босс, есть минутка?
Задвинув ящик, я хватаю горсть просроченных счетов, которые стащил со стола Фрэнки, и пытаюсь принять вид занятого делового человека.
– У тебя одна минута. Тебе лучше говорить быстро, Малой.
Потирая щетину на челюсти, Фрэнки усаживается в металлическое кресло передо мной.
– Удобно? – спрашиваю с ухмылкой.
– Мне известно о ней.
Я складываю ноги на край стола.
– Будем играть в «Угадайку» или у меня будут варианты ответа?
Фрэнки закатывает глаза и вздыхает.
– Я сказал, чтобы ребята перестали вести себя как мудаки. Они тупицы, но только потому, что думают членами. Они не знают всего того дерьма, что знаю я.
– И что это за дерьмо, которое, как ты думаешь, ты знаешь?
– Мне известно, что у вас с Шайло Уэст что-то было. И еще знаю, что чтобы ни произошло, это было не лучше трагедии Тупака.
– Какое это имеет отношение к чему-либо?
Я опускаю ноги, в то время как мое лицо нагревается. Я ни с кем не собираюсь это обсуждать.
Не смущаясь, он кивает на скомканные счета в моем кулаке.
– Не потрудились забрать почту с моего стола до сегодняшнего дня?
– Денег не было. Нет смысла открывать счета, которые я не в состоянии оплатить.
Прежде чем я успеваю среагировать, Фрэнки встает со стула и перебирает пачку писем в моей руке. Протест застревает в горле, когда он выдергивает одно из моей хватки и машет им перед моим лицом.
– Это пришло экспресс-почтой, и я, возможно, открыл его.
– И?
– Прошло уже три дня. Наверняка, вы захотите на него взглянуть, чтобы не стоять с разинутым ртом перед остальными.
Странное чувство дежавю наносит удар исподтишка. Я вытаскиваю бумаги из конверта и трижды перечитываю письмо, прежде чем могу поверить, что оно настоящее.
Нет.
Черта с два.
«Уважаемый мистер Кинкейд,
Этим письмом мы информируем Вас о том, что штат Калифорния поручил Шайло Уэст отбывать трехлетний испытательный срок в Южной Каролине. Через три дня мисс Уэст будет переведена в Миртл-Бич, где будет отбывать наказание в виде сорока часов в неделю общественных работ в общинном центре имени Элизабет Кинкейд.
Вы обязаны записывать время прибытия и ухода мисс Уэст для официальной документации. Мисс Уэст обязуется вовремя появляться для запланированной службы, если ее офицер по пробации, мистер Уильям Эмерсон, не заявляет иного.
У вас есть сорок восемь часов, чтобы подать официальный отказ в содействии с мисс Уэст вместе с веской причиной, по которой суд должен рассмотреть вопрос о переназначении. Если контакт не установлен, пожалуйста, ожидайте, что мисс Уэст явится в четверг 15 июня.
С уважением,
Судья Гарольд Дж. Оливер,
Суд округа Лос-Анджелес».
Бумага трясется у меня в руке. Не могу сказать точно, какие чувства меня одолевают. С одной стороны, мысль снова увидеть Шайло желает затащить Фрэнки на ринг и выбить из него дух. С другой же стороны, идея, что Шайло окажется в моем полном распоряжении, слишком заманчива, чтобы ей сопротивляться.
Блять. Я все равно упустил время для отказа.
– Ты знал? – спрашиваю я, все еще уставившись на письмо в руке.
– Ага, и я думал, что вы тоже. Видя, как вы тут хандрите, я просто решил, что не хотите говорить об этом.
Я опускаю голову в ладони и снова вспоминаю, как она меня растоптала.
– Дерьмо.
– Босс, я знаю, что вы не обожатель этой цыпочки, но она приедет сюда, нравится вам это или нет. Проблем не избежать, стоит этим идиотам увидеть ее.
– Никто ее не тронет, – рычу я, удивляясь резкости в своем голосе. После того, как его слова доходят до центра моего мозга, я сужаю глаза и размахиваю конвертом в воздухе. – Они так себя вели, будто тоже знали, что она придет. Ты рассказал им?
– Нет. Во всех новостях трубят, что она возвращается в Миртл-Бич, босс. Единственное, что никто не знает – это что она приедет сюда.
Швырнув письмо на стол, я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь унять внезапную головную боль.
– Как всегда, она выходит сухой из воды. Убив кого-то, она получает пощечину. А теперь она станет нашей проблемой. Повезло же нам.
Фрэнки откидывается на спинку стула и хлопает себя по бедрам.
– Понимаю, что это, вероятно, последнее, чего вы хотели.
Медленная улыбка приподнимает уголок моего рта, когда годы планирования наконец-то подходят к концу.
– Наоборот, Фрэнки, я не могу дождаться.
ГЛАВА 3
Шайло
Как только я схожу с самолета, то понимаю, что мне конец.
У меня уже несколько месяцев не было рецидива, но сосание под ложечкой заставляет меня жаждать облегчения, которое способна подарить всего одна дорожка. Я хочу безразличия и вечного движения – привычка, рожденная и взращиваемая теми самыми людьми, которые прокляли меня за это.
Вместо этого я абсолютно трезвая наблюдаю приветственную делегацию, окружающую аэропорт Миртл-Бич. Терминал забит, народ готов прыгнуть в бой, словно им больше нечем заняться, кроме как ожидать моего прибытия. Вокруг мелькают камеры и вспышки, похожие на рой пчел-убийц. Только этим насекомым совсем не хочется жалить – они жаждут крови.
Инстинкт заставляет меня прикрыть лицо внутренней стороной локтя, в то время как охраняющая меня сотрудница крепко сжимает мою вторую руку и протаскивает сквозь толпу.
– Как они попали в терминал?
– Наверное, купили билет. Один ваш снимок покроет все расходы, – поясняет она сдержанным тоном.
Я опускаю голову и, спотыкаясь, бреду за ней. Не знаю почему я вообразила, что попасть в город будет легко. Я – поезд, потерпевший крушение и пронесшийся через безжизненный южный город, жители которого поглощаются сплетни, как голодные животные пищу в дикой природе.
– Всем разойтись, – кричит моя сопровождающая, размахивая рукой. – Никаких камер, никаких комментариев.
Но независимо от ее авторитетного предупреждения продолжают раздаваться крики.
– Шайло, это правда, что Мейнардсы предъявят тебе иск по гражданскому делу?
– Шайло, что ты можешь сказать о протестующих, выстроившихся снаружи?
– Шайло, покажи нам свое лицо!
От последнего меня передергивает.
– Есть протестующие? – шепчу я крупной женщине, ведущей меня через аэропорт.
– А вы чего ждали? – бормочет она, таща меня ко второй волне папарацци. – Вы преступница, а не мисс Америка.
– Паршиво, – простанываю я. Дамочка же впивается пальцами в мою кожу, заводя меня в крошечный лифт.
– Я называю вещи своими именами. – Давление на моей руке ослабевает, потому что мускулистое тело женщины упирается о дальнюю стену лифта. – Можете поднять глаза, принцесса. Камер нет.
Я моргаю, пока узкая металлическая коробка спускается к залу выдачи багажа. Сердце пытается вырваться из груди, пот струится по лбу. Я, конечно, не ждала, что поездка через всю страну будет отпуском, но становиться целью преследования точно не входило в мои планы.
Люди в основном держали себя в руках во время шестичасового полета, лишь случайные шепотки или вспышки умилительно спрятанной камеры на телефоне давали понять о снедающем людей любопытстве. Женщина-офицер, которую приставили ко мне, чтобы я не покинула самолет и не свалила в Мексику, все время таращилась на меня и покачивала головой.
Вроде того, что она делает сейчас.
Только тогда я застряла в крошечной летающей смертельной ловушке, а теперь в плену маленького ящика, удерживаемого кабелями и проволокой. Оба раза я мечтала выбраться из своей шкуры.
Выбраться из шкуры.
Если бы только это было возможно. Я не удерживаюсь от хихиканья, дергая горловину футболки в попытке избавиться от надвигающегося приступа паники.
– Что-то смешное, принцесса?
Я смотрю на офицерские ботинки. Они черные, с двойными завязанными шнурками и толстыми подошвами. Предполагаю, что их предназначение – преследование заключенных при попытке к бегству. Хотя если поразмышлять, то их цель ни хрена не ясна, учитывая скрытый пистолет в задней части ее пояса.
– Нет, – отвечаю я, когда резкий толчок оповещает, что лифт достиг места назначения. – Мне тяжело дышать в закрытых помещениях.
Мисс Практичная Обувь встает передо мной, но не понятно для чего: чтобы отогнать толпу папарацци или перекрыть мне выход. Ее короткие каштановые волосы аккуратно заправлены за каждое ухо, а на лице нет ни единого следа макияжа. Это приводит меня в восторг. До аварии я не могла представить, что появлюсь на улице не «во всеоружии».
– Что ж, тогда стоит поблагодарить своего богатенького папочку, что вы не задыхаетесь за решеткой.
– Я тебе не нравлюсь?
Она подталкивает мое плечо своей тяжелой рукой.
– А должны? Вы живете по совсем другим правилам. Вы зажравшаяся, привилегированная, разбалованная пустышка.
Я замираю.
Ну, ждать пришлось не долго. Я думала, что пройдет как минимум двадцать четыре часа до момента, когда я снова услышу свое прозвище. Некоторые вещи не меняются.
Сжимая челюсть, я уворачиваюсь от очередного роя папарацци и направляюсь к карусели выдачи багажа. Мне удалось впихнуть вещи в два чемодана, оставив большую часть в Западном Голливуде, взяв обещание с Лены отправить ещё, если я захочу сжечь привезенное с собой.
Я не минималистка или та, кто живет по принципу «стакан-наполовину-полон», но брать с собой все – это все равно что признать, что пути назад нет. По крайней мере, оставив пожитки в пентхаусе и убедив Лену сдать дом в субаренду, я могу создать иллюзию, что не застряла здесь на три года. Тысячу девяносто пять дней. Двадцать шесть тысяч двести восемьдесят часов.
Не, я не увлекаюсь математикой или типа того.
Когда я делаю шаг к ленте выдачи багажа, мисс Практичная Обувь снова хватает меня за плечо. Ненужное проявление доминирования раздражает, и я поворачиваюсь, чтобы сообщить ей об этом, но она толкает меня к двойным раздвижным стеклянным дверям, ведущим наружу. Туда, где толпа с вышеупомянутыми протестующими с плакатами призывает меня катится в ад.
Слишком поздно, сучки. Я уже там... дома.
– Не туда, принцесса. Боюсь, здесь я закончила.
– Но мне нужны мои сумки, – спорю я, когда дама ведет меня к гладкому черному седану.
Я упираюсь ногами, как только двери раздвигаются и теплая, прибрежная влажность Южной Каролины расползается по горлу. Я и забыла насколько здесь душно, особенно вылетело из головы ощущение, когда соленый воздух покрывает язык. От этого я начинаю тосковать по свежему калифорнийскому бризу.
– Их уже забрали, – в голосе офицерши прослеживается явная насмешка.
– Кто? – Я вскидываю бровь в неуверенности, что ей стоит верить на слово.
– Я, мисс Уэст.
Я переступаю с ноги на ногу, когда вижу пугающего на вид мужчину, склонившегося над седаном с ухмылкой на лице, явно забавляясь. Он кажется великаном в черных брюках и рубашкой угольного цвета, и, похоже, состоит в одном клубе по стилю с мисс Практичная Обувь. У него темно-русые волосы, профессионально подстриженные сзади и по бокам, в то время как челка свисает чуть ниже бровей, что делает его образ менее официальным.
Я сразу понимаю, что он не местный. Прожив здесь достаточно долго, я могу заметить это за километр. Его поведение – капля средне-западной непринужденности и океан нью-йоркской дерзости.
Мисс Практичная Обувь поднимает ладони и отступает назад.
– Меня наняли для безопасной доставки, принцесса, а не в качестве няньки. Тут наши дороги расходятся. – Она преувеличенно салютует мне и исчезает через стеклянные двери.
Покачав головой, я не сразу выхожу из оцепенения, чтобы во время среагировать.
– Она просто передала меня какому-то незнакомцу?
– Уверяю вас, я не незнакомец, мисс Уэст, – заявляет мужчина глубоким тенором. – Или, по крайней мере, не буду, после того, как вы сядете в машину.
– Ты мой водитель? – хмурюсь я.
Его брови собираются в кучу.
– Вы это серьезно?
Его реакция раздражает меня до чертиков, я упираю руки на бедра.
– Уверяю тебя, я абсолютно серьезна. Я уязвимая женщина, стоящая в одиночестве возле аэропорта, которую заманивают в эквивалент фургона, наполненного конфетками.
– Это был риторический вопрос. Такси там. – Он указывает на караван желтых автомобилей, выстроившихся вдоль тротуара.
– Прошу прощения? Я не собираюсь брать такси.
– Вы ожидали карету из тыквы, запряженную мышами? – Когда я просто продолжаю на него смотреть, он продолжает: – Если вы не хотите поболтать с этой толпой, то садитесь, мисс Уэст. – Похлопав ладонью по верху седана, он опускается на водительское сиденье. – Вы и так опаздываете.
Он кажется нормальным, но похищение не входит в мои планы на сегодня, поэтому я скрещиваю ноги и складываю руки на груди.
– Я ни шагу не ступлю, пока ты не скажешь, кто ты такой.
– Я Уильям Эмерсон, ваш офицер по пробации, – представляется он, высунув голову в окно.
Мы с Уильямом Эмерсоном таращимся друг на друга, как будто он не может поверить, что я смею с ним спорить. Наконец, он качает головой и выходит из автомобиля. Обходит его, ища что-то в кармане. Понятия не имею, что он там делает, но я смирно жду, приготовившись закричать. Уильям Эмерсон вытягивает руку.
– Не трогай…
Мужчина демонстрирует небольшой кожаный прямоугольник, и я моргаю несколько раз, когда тот раскрывается, демонстрируя синий значок и официальное удостоверение личности. «Уильям Кайл Эмерсон, Департамент исправительного учреждения Северной Каролины». Офицер закрывает ксиву сразу же, как только я все прочитываю.
– Еще вопросы?
Да, еще тысяча. Но я буду держать язык за зубами.
– У тебя мои чемоданы? – интересуюсь я, кивая на багажник.
– Да.
– Куда ты меня везешь?
– На встречу с вашим неофициальным работодателем на следующие три года, – отвечает он, открывая для меня боковую пассажирскую дверь. – Он ожидает вас.
Он ожидает меня.
Когда я неохотно опускаюсь на черное кожаное сиденье и защелкиваю ремень безопасности, я прошу Господа лишь об одном.
Пожалуйста, пусть он будет не им.
ГЛАВА 4
Шайло
Семь лет назад
Апрель. Выпускной вечер
Меня окружает толпа людей, когда я спускаюсь со сцены. Я заставляю себя улыбаться, чтобы все думали, что мне не все равно, но мысленно закатываю глаза.
– Я знала, что ты победишь! – визжит Тарин и перебрасывает свои каштановые волосы через плечо. На первый взгляд ее улыбка кажется искренней, но правый уголок ее губ подергивается. В этом вся Тарин.
Каждого лжеца что-то да выдаёт, и если вы ничего не видите, то просто плохо смотрите. Это может быть взмах волос, подергивание носа, нервный прикус губы. Или как в случае с Тарин – подрагивающая улыбка. Она не в курсе, что выдает себя. А я держу такую информацию в секрете, потому что меня окружают люди, которые готовы подставить тебя в любой момент забавы ради.
Я больше не обращаю внимания на болтовню Тарин, потому что чувствую его. Я всегда ощущаю его присутствие до того, как увижу. Я знаю, когда он смотрит на меня. Раньше это выводило меня из себя, но теперь стало утешением. Это как потрепанное одеяло, которое уже давно пора выбросить, но не поднимается рука, потому что оно заставляет вас чувствовать себя в безопасности.
Он именно такой. Как уютное одеяло.
Тарин закатывает глаза и указывает пальцем мне за плечо.
– О, смотри, Шайло, твой щенок прибежал.
Даже если бы я не ощущала его присутствия, о его приходе мне бы сообщило выражение лица Тарин. Я бы остановила это, обладай я достаточным количеством сил. Однако когда я слышу сдержанное покашливание позади меня, то понимаю, что уже ничего не смогу сделать.
– Поздравляю, Шай, – говорит он. – Я все-таки пришел поддержать тебя.
– Забыл только свои яйца, которые оставил в сумочке Шайло с девятого класса, да?
Мне становится противно.
– Тарин!
Игнорируя меня, она чуть наклоняется и медленным взглядом осматривает парня с головы до ног.
– Да вы только полюбуйтесь, как ботан сегодня вырядился! Где твоя подружка, Садовник?
Кэррик обращается к ней, словно отполированный айсберг – холодно и непоколебимо.
– Нигде.
Прежде чем Тарин успевает еще раз открыть рот, я прерываю ссору.
– Хватит. Ты знаешь, как я отношусь к кличкам.
Она знает. Все знают. Я ненавижу их, особенно его.
Повернувшись к ней спиной, я одариваю его улыбкой.
– Ты пришел.
– Передумал. Я хотел увидеть твой триумф. – Голубые глаза Кэррика сканируют мое платье. – Ты выглядишь так, словно сошла с обложки журнала.
– Спасибо. – Я не спорю. Легко выглядеть на миллион баксов, когда твой наряд стоит примерно столько же. Серовато-фиолетовое платье с юбкой из тюля до пола и лифом, покрытым австралийскими кристаллами, прилетело прямиком из Нью-Йорка и стоит больше, чем совокупный годовой доход большинства местных жителей.
– Я рада, что ты нашел что надеть, – слова выскальзывают прежде, чем я успеваю их остановить.
– Это тряпье? – Кэррик улыбается широкой улыбкой, которая слишком велика для его стройного лица. – Оно валялось у меня годами. Надену это в Белый дом на следующей неделе.
Я хихикаю. Правда в том, что он выглядит потрясающе. Обычно одетый в джинсы с пятнами от травы и поддержанные футболки, сейчас он излучает уверенность в себе даже в устаревшем смокинге. Из-за его стройной фигуры и жилистых рук рукава пиджака слишком длинные, а низ брюк болтается по полу, но могу сказать, что он гордится своим внешним видом. Он выглядит даже эффектно.
Хотела бы я сказать ему это, но смех вокруг меня становится громче. Мне нужно избавиться от него. Кэррик слишком долго вторгался в священный круг.
– Шайло, я знаю, что королева бала должна танцевать с королем, но Росс переживет. Потанцуешь со мной?
Круг для избранных замыкается, бросая ряд оскорблений в их обычной манере. Все во мне кричит, что я должна защитить Кэррика.
Но нет. Я никогда этого не делала. И никогда не буду.
– Привет, Садовник. – Росс оказывается рядом со мной, его дыхание свидетельствует о его нетрезвом состоянии. – Почему бы тебе не пойти домой и не подрочить на фото моей девочки?
Лицо Кэррика темнеет.
– Я не с тобой разговаривал. Я разговаривал с Шай.
Росс ухмыляется и подталкивает меня вперед.
– Продолжай, Шай. Ответь же мальчику с газонокосилкой.
Священный круг сжимает меня, не давая возможности вырваться из стада. Поэтому я делаю единственное, что могу. В чем я лучшая.
Я выбираю себя.
– У меня нет никакого желания с тобой танцевать. – Сама удивляюсь, каким ровным звучит мой голос, хотя внутри меня все кричит. – Тебе здесь не место. Почему бы тебе не избавить себя от позора и не отправиться домой? – Волна тошноты поднимается к горлу, когда его лицо бледнеет.
Вокруг меня вспыхивают радостные возгласы, и, кажется, я слышу, как Росс велит ему валить, в то время как меня уводят в центр нашего губительного круга. Мы такие, какие есть. Это все, чем мы когда-либо будем, если не уберемся из этого города. Честно говоря, мне все равно, останутся здесь эти придурки или нет. Одна моя нога уже за дверью, а вторая на низком старте.
Я все еще чувствую, как Кэррик смотрит мне вслед, когда Росс шлепает меня по заднице и опрокидывает еще один коктейль. Внезапно я завидую его прозвищу.
Садовник.
Он его перерастет, потому что он великолепен. Однажды он будет править миром и опозорит всех нас. Но мое так и будет прилипать ко мне, словно вторая кожа.
Потому что ты не можешь убежать от того, кто ты есть.
Не тогда, когда ты гребаная пустышка.
***
Настоящее
Я вижу знакомые достопримечательности слезящимися глазами через боковое пассажирское окно. Сжимаю челюсти, когда пляжные магазинчики сменяют друг друга, пока не превращаются в полосу ярких огней и тентов. Я бы все отдала, чтобы вернуться назад во времени и стереть ту ночь. Не только потому, что это послужило толчком к его падению, но и из-за эгоистичного поступка, который предшествовал всему этому.
– Мисс Уэст? С вами все в порядке? – Подняв голову, я вижу, что Уильям Эмерсон переводит взгляд с меня на дорогу и обратно.
– Да, – отстраненно отвечаю я голосом, который соответствует моему настроению. – Просто странно вернуться сюда спустя столько времени.
– Полагаю, мало что изменилось. – Он кивает в сторону лобового стекла. – Туристы и лосьон для загара – главные составляющие.
Я просто киваю.
– Шайло.
– Прошу прощения?
– Ты продолжаешь называть меня мисс Уэст. Зови просто Шайло.
– Уилл, – говорит он, выезжая на правую полосу. – Мы почти на месте, Шайло. Готова?
– Ни капли.
Он хихикает и игнорирует тяжесть моего ответа, начав возиться с радио. Повернувшись к окну, я прижимаюсь к нему лбом и позволяю чувству вины утащить меня обратно в ночь, которая все разрушила.
В ночь, которая перевернула все.
***
Семь лет назад
Апрель. Выпускной вечер
– Росс, перестань быть мудаком и выпусти меня из машины!
Попытка противостоять ему оказалась бесполезной, потому что он впечатывает меня в дверь своей BMW.
– Что за акт непорочности, Шайло? Сегодня выпускной, твоих родителей нет дома. Ты мне кое-что должна.
Краем глаза я улавливаю тень, но я слишком занята отбиванием от Росса, чтобы обратить на это внимание.
– Что бы ты сегодня ни получил, будет исходить только от твоей руки, придурок!
Я завожу ладонь за спину и шарю вокруг, пока не нахожу кнопку разблокировки. После щелчка кубарем падаю, но не на грубый асфальт, а в пару сильных рук.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понимать, чьи они. От поймавшего меня парня исходит гнев.
– Никогда больше не прикасайся к ней.
Росс сжимает приборную панель.
– Садовник, ты не знаешь, когда надо свалить?
– Похоже, ты тоже! – Пальцы Кэррика сжимаются вокруг моих бицепсов, а его обычно спокойный голос наполнен вызовом.
Игнорируя их, я принимаю скучающее выражение на лице и указываю на машину.
– Езжай домой и проспись, Росс. – Знаю, что в таком состоянии ему опасно садиться за руль, но его нахождение рядом опаснее.
– Ты принимаешь сторону этого говнюка? – Карие глаза Росса вспыхивают, двойной смысл этого заявления понятен. Следующие мои слова определят, каким для меня будет оставшийся месяц учебы.
Управлять или следовать. Выбор за мной. И я снова выбираю себя.
Вырвавшись из рук Кэррика, я вытираю тыльной стороной ладони вспотевшее лицо.
– Нет. Я выбираю свою сторону. Позвони, когда протрезвеешь.
Хлопнув дверью машины, до меня слишком поздно доходит, что я забыла в ней ключи. С приглушенным проклятием топаю к задней двери, после того как Росс отъезжает, послав нас обоих куда подальше. И в завершении чудесного вечера, разверзаются небеса, и мелкий покрапывающий дождь превращается в ливень.
Длинные ноги Кэррика быстро меня догоняют.
– Шайло.
– Оставь меня в покое, Кэррик.
– Что, черт возьми, только что было?
– Ничего.
– Это не было ничем, – настаивает он, появляясь рядом со мной, когда я пытаюсь привести свое разорванное платье в порядок и приподнимаю подол. – А если бы меня здесь не оказалось?
– Я бы справилась. – Перебросив высокие каблуки через белый деревянный забор, я взбираюсь на него и оказываюсь с широко расставленными ногами, прежде чем перекидываю другую ногу. Платье цепляется за зубчатый столб, и я слышу звук рвущегося материала, когда ноги касаются травы. Мне следовало бы расстроиться, но на данный момент единственное мое желание – скинуть эту чертову вещь.
