Текст книги "Пустышка (СИ)"

Автор книги: Кора Кенборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Я посмотрела в зеркало.

– Блять, давно пора.

– Ммхмм. И теперь думаю, мне надо накраситься.

Он скользит носом по моей шее, куснув меня за плечо.

– Ты мне нравишься такой, какая ты есть.

– Возможно, но мне нужно замазать это, иначе у ребят возникнут вопросы, на которые мы не захотим отвечать, – шучу я, указывая на свою шею.

Его пальцы сразу же оказываются на четырех фиолетовых отпечатках. Я слышу, как он трудом сглатывает, поглаживая их.

– Черт возьми, прости. Я немного увлекся. В следующий раз обещаю быть не таким грубым. Не то, чтобы я предполагал, что будет... блять.

Мне снова хочется заржать. С тех пор, как я вернулась в Миртл Бич, я обнаружила нового, уверенного в себе, властного и дерзкого Кэри. Тот факт, что он париться о нескольких синяках, нанесенных в пределах спальни, или прикоснется ли он ко мне снова, кажется милым, если не смешным.

– Мне понравилось, – уверяю я, проведя пальцем по его линии подбородка.

– Да?

– Да. Мне нравится эта твоя сторона. Мне нравится, когда ты все контролируешь и берешь то, что хочешь. – Задерживаю палец на ямочке под его нижней губой и ловлю его взгляд. – И мне нравится, когда ты называешь меня своей.

Его лицо мгновенно каменеет, каждая мышца в теле напрягается. Но именно его молчание охлаждает мою кровь.

Его реакция сбивает мою вновь обретенную уверенность в себе, но я заставляю улыбку оставаться приклеенной к своему лицу. Я понятия не имею, где мы находимся. Мы до сих пор не говорили о том, что случилось на забеге с препятствиями или о его реакции на мое пожертвование. Его способ справиться со своей яростью – оттащить меня в дом и оттрахать до коматозного состояния.

И я до сих пор не рассказала ему всего, что сделала.

Кэри отпускает меня и перекатывается на спину, прижав ладони к глазам. Я наблюдаю за его поднимающейся грудью, за его легкими, которые заполняются воздухом и задерживают его. Я считаю секунды, ожидая, пока он выдохнет, все еще с этой глупой улыбкой на лице.

Один Миссисипи. Два Миссисипи. Три Миссисипи...

Через десять Миссисипи, он, наконец, открывает рот и выдыхает долго и тяжело. Глупый смех, которым я наслаждалась всего несколько минут назад, по-видимому, отпраздновал свою победу раньше времени, не успев пересечь финишную черту.

Хочу свои пластиковые пакеты обратно.

Я все еще повернута к нему спиной. Его подбородок покоиться на моем плече, пока я ожидаю своего приговора. Сейчас он совершит свою месть. Я готовлюсь к этому морально, но знаю, что мне в любом случае будет больно. Отправить меня обратно в тюрьму было бы лучшим вариантом. Потому что освободить меня из психической коробки, в которой я себя заперла, дать почувствовать вкус свободы, а потом запихнуть обратно – настоящее уничтожение.

После того, что кажется вечностью, он опускает руки и пронзает меня своими голубыми глазами.

– Шай…

– Попался, – перебиваю его фальшивым смехом, который рассекает мою душу. – Я просто пошутила. Ты бы видел свое лицо! – Я откатываюсь от него и свешиваю ноги с кровати, не решив, куда идти, но будучи уверенной, что сделать это необходимо. Прежде чем я успеваю поставить ступню на пол, Кэри хватает меня за талию и заваливает своим телом, не дав мне возможности сопротивляться.

– Да? Ну, мне не показалось это смешным.

– Но ты…

– Ты даже не дала мне шанса объясниться, не так ли? – Он оседлал мою талию, упираясь руками по обе стороны от моей головы. Темная прядь его запутанных волос падает ему на его глаза. У меня появляется желание ее смахнуть, но я сжимаю руку в кулак, останавливая себя. – Ты хотела убежать, как всегда.

Я могу только кивнуть головой. Он прав. А еще чертовски зол. Я все никак не могу что-то сделать, как надо.

– Шай, той ночью, когда из-за тебя обвинили меня, что-то внутри меня сломалось. Все остальное – тюрьма, потеря моего будущего, Элли – это дополнительные раны.

Он сократил пространство между нами, но воздуха не хватает именно от его слов. Я тяжело дышу, борясь с желанием вцепиться в свое горло. Стены словно сжимаются, запах горящей резины наполняет мой нос. Тем не менее, даже при удушающем приступе паники, мне все еще удается говорить.

– Что значит, ты сломался?

Он сгибает локти, а на лице появляется гримаса боли.

– Боже, а разве могло быть по-другому? Все изменилось. Я любил тебя, Шайло. Ты это знала и использовала это против меня. Я был готов ради тебя на все, но ты не смогла дать мне то единственное, что хотел я. Стала той версией, от которой я пытался тебя уберечь. Но больше всего меня сломило, что ты это сделала после того, что... – его голос затихает, и он качает головой. – Не бери в голову.

– Прости меня. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы поступила иначе. Я бы не лишала тебя этих лет.

От влаги щиплет глаза. Я пытаюсь отогнать слезы, проморгавшись.

– Ты опоздала на семь лет.

Я в бешенстве.

– Просто скажи, что мне сделать, и я сделаю! Ты не можешь дать мне надежду, а потом уйти. Это жестоко, Кэри!

– Быть жестоким и уйти. Не нравиться быть по ту сторону, да?

Я ударяю его в грудь, но это все равно, что биться кулаками о кирпичную стену.

– Ты мудак! Ненавижу тебя!

Он принимает каждый удар, словно подпитывается ими. После пятого у меня кончается энергия, и я просто хлопаю ладонью по твердой стене его грудной клетки. Мы оба наблюдаем, как я, наконец, сдаюсь; как моя рука, скользнув вниз по его прессу, приземляется на матрас с глухим стуком.

Когда я думаю, что хуже уже быть не может... может.

Глаза Кэри вспыхивают вызовом.

– Расскажи мне о Киркланд. Расскажи об аварии. Расскажи мне все.

– Я не могу. Не проси меня об этом.

– Ты сказала, что сделаешь что угодно. Это тоже было ложью, Шайло?

Нет, но я не говорила о случившемся после суда. Я сказала, что сделаю все, что угодно, но он просит меня взять бритву и вскрыть вены, чтобы посмотреть, как я истекаю кровью. Только ранено будет мое сердце.

Но как там говорится?

Око за око?

Жизнь за жизнь.

Шрам за шрам.

Зло отвечает злом.

Поэтому я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и начинаю.

Я рассказываю ему о вечеринке, наркотиках и о том, какой всемогущей себя ощущала, ставя всех на свои места, когда садилась за руль. Мои ногти впиваются в ладони, пока я описываю, как Киркланд умоляла меня притормозить. Как я убрала руки с руля, как она схватила его. Но в основном рассказывала, как она кричала. Как крепко держала меня за руку, даже когда мы переворачивались в воздухе. Остановившись, чтобы вытереть первые слезы со дня ее похорон, я обращаю внимание, что сжимаю простыню кулаками.

– Боже, – он тяжело дышит.

– Потом все было как в тумане. Думаю, я теряла и восстанавливала сознание. Потом больница, куча дурацких хирургов, полицейских, папарацци... Когда я узнала, чем всё закончилась, я хотела умереть.

– Никогда так не говори.

– Почему нет? Что мне оставалось? Моя лучшая подруга погибла. Все, ради чего я работала, исчезло в один миг. – Я щелкаю пальцами перед его лицом. – Ни одно агентство не хочет, чтобы преступница и уродина были лицом их бренда. Тюрьма на самом деле не самое страшное. Только вот дочь Бьянки Уэст не могла надеть полиэстерный комбинезон.

Неловкая минута молчания. Наверное, он вспоминает подходящую крылатую фразу, которую говорят в таких ситуациях. Типа когда человеку, изгадившему свою жизнь похлопывают по спине и подбадривают зажигательной речью: «Завтра будет лучше».

Жалеют.

Я закатываю глаза к потолку.

– Пожалуйста, только не пытайся заставить меня чувствовать себя лучше, говоря какое-то дерьмо, вроде того, что аварии происходят постоянно, что чудо, что я жива или что на всё воля Божья.

– Я и не собирался.

Ложь.

Я смеюсь. Не так, как раньше. Нет, этот смех тяжелый, из самой глубины груди.

– Карма – та еще сука. Наконец она пришла за мной, но за мои грехи расплатилась Киркланд. Вот и всё.

Он хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза, разочарованно качая головой.

– Думаешь, твоя подруга погибла из-за того, как ты поступила со мной семь лет назад?

Он вообще меня слушал?

– А почему нет? Обрати внимание на сходства, Кэри. – Я поднимаю ладонь и начинаю поочередно загибать пальцы. – В обеих авариях водителем была я. Оба раза я была под кайфом. И в обоих случаях я разрушила жизни дорогих мне людей. Разница лишь в том, что на этот раз меня осудили. – Я все еще держу три пальца между нами, понижая голос. – Некоторые говорят, что я слишком легко отделалась.

Он ерзает на месте. Я чувствую, как подергивается его тело. После такого гребанного признания он обязан свалить от меня. Вместо этого он вскидывает темные брови, а затем хмурится.

– Шайло, разве ты не понимаешь? Ты выжила, чтобы что-то сделать. Не трать время на жалость к себе.

– Я заплатила твои долги и долги твоих родителей Макдениэлсам.

Я готовлюсь к гневу, но вместо этого получаю худшее – спокойствие.

– Что ты сделала?

– Пожалуйста, не спорь со мной из-за этого, Кэри. Дело сделано, обратно ничего не вернуть. Зато теперь тебе не нужно об этом беспокоиться.

Я не знаю, что еще сказать, поэтому просто молчу, сжав губы и закрыв глаза.

– Ты ходила к Митчу Макдениэлсу? Одна?

Я киваю, спрятавшись за безопасностью закрытых глаз. Спешу все разъяснить, прежде чем он скажет что-то еще.

– Ты будешь удивлен, насколько приятным может быть этот козел, когда ему вручают два чека на общую сумму почти в миллион долларов. – Рискуя сгореть в его гневе, приоткрываю один глаз и вижу его шокированное выражение на лице. – И даже не думайте об отказе, потому что уверена, что он уже их обналичил.

– Блять, ты выбрала неудачное время. Особенно после того, как я... – замолчав, он стонет и прижимает ладони к лицу. – Шайло, перестань вести себя так, будто ты задолжала всей долбаной Вселенной. Ты не злой человек. Просто всегда выбирала то, что легко, а не то, что правильно.

– Как думаешь, я его стою? – спрашиваю, открыв глаз полностью.

– Стоишь чего?

– Прощения?

Он всматривается в меня, опираясь всем своим весом на одно предплечье, и ждет, когда я открою второй глаз. Как только я это делаю, он проводит большим пальцем по моим губам, пока я загипнотизировано наблюдаю за его ритмичными движениями по моему рту. Он скользит рукой по лицу, прослеживая зазубренный шрам на моей щеке. Я уже было хочу его остановить, но он мне не даёт это сделать.

– А ты можешь простить себя?

Мне хочется сказать ему правильный ответ. Вместо этого произношу честный.

– Возможно, когда-нибудь.

Он парит своими губами над моим ртом. Не дотрагивается, но находится достаточно близко, чтобы наше дыхание стало общим.

– Я тоже.

Я улыбаюсь, и он, наконец, целует меня. Не теми безумными поцелуями с прошлой ночи, а медленными, чувственными, словно он наслаждается мной. Смакует.

Его твердость уже проталкивается к моему входу, поэтому я обхватываю его ногами и вздыхаю у его губ. Никакие слова не произносятся, когда Кэри медленно и целенаправленно берет меня, пока мой рот не открывается в беззвучном крике. Ногти впиваются в его спину, он сжимает мои волосы, опустив лицо к моей шее и прохрипывает мое имя, содрогаясь.

Несколько часов спустя я наблюдаю, как он спит, вспоминая последние два слова, которые он мне сказал.

«Я тоже».

Это пока максимум, который я могу получить в качестве прощения. Я приму это, но продолжу работать над собой. Потому что хоть он и не доверяет мне, у меня есть надежда.

И для меня этого достаточно.

ГЛАВА 27

Шайло

Мои щеки болят от такого количества улыбок. Можно подумать, раз уж я зарабатываю на жизнь улыбкой, мое лицо к этому привычно. Однако фотосессия длится всего несколько часов. Как только все заканчивалось, мое естественное выражение стервы восстанавливало свое законное место.

Семь дней жизнерадостности – направление, в котором я не знаю, как ориентироваться. В Калифорнии, если бы Лена застала меня постоянно улыбающейся, она бы, наверняка, облила меня святой водой и отправилась на поиски экзорциста. Но сейчас мне приходится самостоятельно выяснять, как справиться со счастьем.

И семидневный секс-марафон не облегчает задачу. Фактически, просыпаясь в постели Кэри каждое утро, я решаю, что принятие вещей такими, какие они есть, возможно, поможет пережить ближайшие несколько лет. Я даже была милой, увольняя своего публициста за его трюк с заявлением для прессы. Думаю, мое настроение напугало его больше, чем собственно увольнение. Я не славлюсь своей добротой.

Или вот еще один пример того, как счастье может заставить вас делать дерьмо, от которого приходится позже задаваться вопросом, не вселился ли в вас бес. Кэри упомянул вчера вечером, что санинспектор придет сегодня перед обедом, и я вызвалась приехать в центр в шесть утра и прибраться еще разок.

Знаю. Во всем виноваты множественные оргазмы. От них гниет мозг.

Через час я вся в отбеливателе, а центр настолько стерильный, что можно есть прямо с пола. Ринг безупречно чистый, оборудование продезинфицировано, а душ отмыт. Каждый закуток и трещинка, которые подростки могли осквернить телесными жидкостями, был опрыснут, протерт и отполирован до блеска.

– Посмотри-ка на это, девушка с обложки, – говорю я, поздравляя себя. Даже не знаю, как это вообще возможно, но моя улыбка становится шире.

Неплохо для женщины, которая пару месяцев назад не подозревала, что у нее есть стиральная машина и сушилка, и уж тем более не знала, как ими пользоваться. Срывая резиновые перчатки – еще одно изобретение, о существовании которого я понятия не имела до приезда сюда – бросаю их в ведро для швабры и толкаю все это по коридору к шкафу.

Связкой с набором ключей, которую дал мне Кэри, пытаюсь открыть дверь под раздающийся из задницы рингтон. Ну, если быть точнее, то звук от телефона в заднем кармане моих обрезанных джинс. Оставив ключ торчащим в двери, я завожу руку назад, чтобы взглянуть, кто, черт возьми, кроме меня, так себя ненавидит, чтобы так рано встать. Увидев имя, я шокирована и позабавлена.

Это будет весело.

– Доброе утро, мама, – пропеваю отвратительным монотонным голосом. – Ты только что вернулась домой или красавчик Ларс проводит утреннее занятие по йоге?

– Мило, дорогая. К твоему сведению, я всю ночь спала.

Не проронив ни слова, открываю дверь, чтобы изгнать ее из глубокого отвращения к неудобному молчанию. Как только я засунула швабру и ведро в шкаф, она сдалась.

– И чтоб ты знала, сегодня Рейчел вела занятие.

– Потому что...?

– Ларс в отпуске, – бормочет она.

Я смеюсь. Настоящим, искренним смехом. И начинаю ржать сильнее, когда понимаю, что смеюсь не над ней, а просто потому, что она – это она. Моя не идеальная мать, но после тюремного заключения и принудительных работ я усвоила одну вещь – никто не совершенен. Меньше всего я сама. Но, в конце концов, она моя мама, и мы идеально подходим друг другу.

Темная кладовая не совсем подходящее место для общения, поэтому я отступаю и опираюсь плечом на дверную раму.

– Ты что-то хотела?

– Ничего. Я просто соскучилась по тебе, – она молчит мгновение, как будто боится наболтать лишнего. – Ты теперь ночуешь у Кэри, и мы совсем не видимся...

– Мы совсем не виделись, даже когда я ночевала у тебя.

– Да, но, по крайней мере, я знала, что смогу, если захочу. Просто сейчас без тебя здесь так тихо.

Меня отвлекает шарканье из коридора. Я откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, но ничего не вижу. Чем больше я туда смотрю, тем сильнее убеждаюсь, что нам с Кэри нужно меньше заниматься сексом и больше спать.

– Как насчет того, чтобы поужинать завтра вечером? – предлагаю я, снова прислонившись к дверному косяку. – Мне нужно захватить побольше одежды, и думаю, что Кэри в состоянии справиться без меня одну ночь.

– Я только «за». – Не припомню, чтобы когда-нибудь слышала такое воодушевление от мамы. Судя по всему, я была действительно дерьмовой дочерью.

– Тогда договорились.

– Мы до сих пор не поговорили о твоем поступке или о последствиях этой огласки.

– Я знаю, но мы можем обсудить это вечером? Сегодня вроде как насыщенный день. Придет санинспектор, и, судя по тому, что сказал мне Кэри, у него на центр зуб.

– Мейсон Макдениэлс? – она хихикает низким, понимающим смешком, за которым я определенно не хочу знать, что скрывается. – Я поговорю с ним в неформальной обстановке в каком-нибудь тихом местечке... Кэри может не переживать на этот счет. Доверься мне.

Да, я абсолютно точно не хочу ничего знать.

– Спасибо. Я, пожалуй, пойду. У меня осталось меньше часа, чтобы доубираться здесь до прихода остальных.

– Хорошо, дорогая. – Я начинаю отводить телефон от уха, когда она называет мое имя. – Алло, Шайло?

– Да?

– Я люблю тебя.

За двадцать пять лет я ни разу не слышала этих трех слов из уст Бьянки Уэст. Я не знаю, как реагировать, но знаю, что надо сказать в ответ.

– Я тоже тебя люблю.

В течение нескольких минут я держу телефон у груди после отключения вызова. Все вроде бы становится на свои места, но я боюсь произносить это вслух. Что глупо. Но все знакомы с законами сглаза. Это дерьмо абсолютное и безграничное.

Оттолкнувшись от косяка, слышу шум снова и замираю. Шарканье, а затем тишина. Игра моего воображения или нет, но думаю, что остаток утра лучше провести сидя на скамейке снаружи. Все еще сжимая мобильник, я медленно тянусь внутрь шкафа.

Только я не собиралась так далеко забираться.

Две сильные руки толкают меня сзади, выбив телефон из рук и толкая меня вниз головой в шкаф, размером с коробку для обуви. В связи с отсутствием чего либо, кроме одежды и совков, что могло бы смягчить падение, я лечу на деревянный пол, падая на четвереньки и обтеревшись пузом о старое боксерское снаряжение, прежде чем удариться головой о полку.

Не могу сообразить, что, черт возьми, только что произошло, но у меня нет времени для догадок. Единственный свет, проникающий в крошечную комнатку, быстро сужается, и паника, которая не охватывала меня в течение девяти месяцев, начинает бушевать.

– Нет! Пожалуйста, не надо! – кричу, обернувшись и подползая к двери так быстро, как это только возможно. В последнюю минуту я бросаюсь к оставшемуся маленькому лучику света, но ахаю, когда мое тело сталкивается с толстой глыбой дерева.

Отчетливый звук поворота ключа и щелчка замка доносится до моих ушей задолго до того, как руки касаются дверной ручки. Вот почему я уже знаю, что она не повернется, когда я ее дергаю. Тем не менее, где-то между слухом и телом сообщение теряется, и я продолжаю поочередно дергать неподвижную дверную ручку и биться в дверь.

– Выпустите меня! Боже, пожалуйста, выпустите меня! Я не могу здесь находиться. Я не могу. Не могу... – я повторяю последние два слова снова и снова, пока голос не осипает и мои неистовые удары не превращаются в слабые похлопывания. С другой стороны двери раздается телефонный звонок.

У меня нет мыслей, кто это сделал или почему, но на данный момент мне все равно. Потемневший шкаф вращается и я снова возвращаюсь на сиденье своего кошмара, снова мчусь на полной скорости без педали тормоза, и одна искра взрывает бомбу внутри меня.

Среди всего хаоса я скольжу ладонями вниз по длине двери и оседаю на пол. Много времени не ушло, чтобы стены начали смыкаться, сжимая меня неровными краями и разбитым стеклом, а обманчиво сладкий, ароматный запах горящей резины принялся сжигать мои легкие.

И вот так просто, я там. Снова там. История повторяется.

Время незаметно течет. Не знаю, сколько прошло, но песня в моем разуме продолжает играть, и я продолжаю ее петь. Я уже раз тринадцатый исполняю «Toxic» Бритни Спирс, следовательно, торчу здесь около сорока минут, плюс-минус пару ядовитых песен⁵.

Я кашляю, но легкие не прочищаются от дыма, так что сразу перехожу к исполнению номер четырнадцать. Едва допев куплет, слышу шаги и приглушенное бормотание по другую сторону двери.

На втором куплете мой голос надламывается, я снова кашляю и продолжаю петь.

Исполнение четырнадцатое, дубль два.

– Шайло?

Знакомый голос останавливает меня, я прислушиваюсь. Но встретившись с тишиной, вздыхаю и начинаю снова.

Исполнение четырнадцатое, дубль три.

– Шайло? Шайло, ответь мне!

Кэри? Невозможно.

– Снежинка, слишком рано для пряток.

Хорошо, теперь это похоже на Фрэнки.

– Шай, ты здесь? Ответь мне, детка.

Как они оказались внутри машины?

Исполнение четырнадцатое, дубль четыре.

– Шай? – Я подпрыгиваю, когда голос Кэри гремит где-то рядом. Мужчина начинает колотить в дверь и дергать дверную ручку. – Какого черта она заперта? Шайло, открой эту гребаную дверь сию минуту! Я тебя слышу. Я знаю, что ты там!

О галлюцинациях я узнала у одного психиатра из нескончаемого потока терапевтов, по которым меня таскала Бьянка. Это ощущения, связанные с очевидным восприятием чего-то, чего нет. Логические заключения разума, и, если судить логически, Кэри и Фрэнки не могут быть в моем разбитом «Ламборджини». Это было бы сумасшествием.

Что сделало бы меня сумасшедшей.

Исполнение четырнадцатое, дубль пять.

– Шайло! Подожди... ты что, поешь? – Кэри орет со смесью безумства и смущения. – «Toxic»?

– Что, черт возьми, с ней? – Фрэнки такой взволнованный, что я смеюсь и путаю строки в середине припева.

Больше бормотаний. Больше движений.

– Шай, отойди от двери, детка. Мы сейчас.

Я не двигаюсь. Я никогда в жизни не подчинялась приказам. Зачем принимать их от галлюцинаций?

Четыре удара предшествуют расколу дерева, после чего комнату окунает самый уродливый и самый прекрасный флуоресцентный свет, который я когда-либо видела. Стены отступают, всепоглощающая вонь обожженной резины испаряется.

Я моргаю от яркого света, пока фигура, напоминающая ангела, не подходит ко мне. Я бы не узнала ангела, даже если бы он подошел и ударил меня по лицу, но если нужно было бы придумать образец – Кэри Кинкейд соответствовал бы всем требованиям.

Ангел, одетый в черные штаны и серую футболку, смотрит на меня так, будто не знает, зацеловать меня до потери сознания или вразумить.

– Блять, – это единственное, что он говорит, прежде чем наклониться и поднять меня на руки. Моя щека греется о его грудь, успокаивая демонов и заставляя меня чувствовать себя в безопасности. Я могла бы остаться так навсегда.

К сожалению, навсегда длится еще около двух секунд. Он усаживает мою задницу на стол и поворачивает мою лицо себе.

– Расскажи мне, что произошло.

Я пожимаю плечами, едва приподняв их на сантиметр, прежде чем они опускаются в изнеможении.

– Я не знаю. Я убирала вещи обратно в шкаф, когда мне позвонила Бьянка. После разговора кто-то толкнул меня внутрь и запер.

– С тобой все в порядке? Когда мы услышали тебя... – его голос затихает, но ему больше ничего не нужно говорить. В его глазах мелькает страх.

– Мне пока не нужна мягкая комната в психушке, – уверяю его со слабой улыбкой. – Я в порядке. Все закончилось.

Глаза Кэри вспыхивают тьмой, от которой по спине бегут мурашки.

– О, еще далеко не конец. Оставайся здесь. – Прежде чем я могу поспорить, он достает мой телефон и нажимает кнопку быстрого набора. – Привет, Малкольм, это Кэри Кинкейд. Да, можешь приехать в центр и забрать Шайло? Она плохо себя чувствует, а я не могу сейчас подвезти ее до дома. Отлично, спасибо.

Я машу руками перед его лицом, но это бессмысленно. Он завершает вызов и засовывает мой телефон в задний карман моих шорт.

– Я не хочу домой, – умоляю его, схватив его за рубашку и притянув к себе. – Почему ты хочешь от меня избавиться?

Его ожесточенный взгляд смягчается, он обхватывает пальцами мои запястья и убирает мои руки.

– Это не так. Честно. – Кэри поворачивается к Фрэнки, и между ними происходит не понятный мне обмен взглядами. – Убедись, что она сядет в машину и поедет домой, а затем пригляди за центром.

Второй раз за утро меня охватывает паника.

– Кэри, ты не можешь уйти! А как же инспекция?

– Нахуй инспекцию. – Вытащив из кармана связку ключей, он со стиснутой челюстью и сжатыми кулаками топает в сторону двери.

Мы с Фрэнки провожаем его с тревогой, прежде чем Фрэнки выкрикивает:

– Куда ты?

Кэри не утруждает себя поворотом, дергая входную дверь и хлопнув ей об стену.

– Убить ее.

ГЛАВА 28

Кэри

«После разговора, кто-то толкнул меня внутрь и запер».

Пока слова Шайло снова и снова прокручиваются в моем сознании, я продолжаю видеть ужас на ее лице, когда она лежала запертая на полу. Снова ругнувшись, вжимаю до упора педаль тормоза. Шины взвизгивают. Не громко, но в тихом, высококлассном районе звук похож на выстрел. Любопытные лица выглядывают из отодвинутых занавесок дорогих особняков, и я сопротивляюсь желанию поднять им средний палец из окна автомобиля.

Я понял, что что-то не так, как только мы с Фрэнки вошли в тишину центра. Шайло обладает множеством качеств, но умение быть тихой – не про нее. Я думал, что сойду с ума, пока искал ее. Потом услышал это. Тихое пение.

«Toxic».

Из всех долбанных песен она пела «Toxic» в кладовке. Когда дверная ручка не повернулась, до меня дошло, что она заперта снаружи, и какие-либо сомнения в происходящем отпали. Я все понял еще до рассказа Шайло.

Гребанная Тарин.

Со всей силы закрываю дверь автомобиля, потому что сейчас мне наплевать, узнает она, что я приду или нет. Я могу справиться с тем, что она ебет мозги мне, но нападать на Шайло и заставлять ее встретиться с самым большим страхом – это черта, которую она не должна была пересекать. Я здесь не для разговоров. Я здесь, чтобы положить конец этому дерьму.

Просто чтобы быть мудаком, нажимаю на дверной звонок несколько раз. Как минимум, раз двенадцать подряд, чтобы дать ясно понять, что это не светский визит, и я, черт возьми, уверен, что он не соответствует ни одному из правил этой богатой суки. Если ее соседи вызовут полицию, то так даже лучше. Я был бы счастлив поведать им о практике вымогательств ее семейки.

Уже подпрыгиваю на месте, словно готовлюсь к бою на ринге, когда Тарин открывает дверь. Руки чешутся стереть ухмылку с ее физиономии. Она явно меня ждала.

Скользнув рукой по дверной раме, она опирается о нее и постукивает ногтями.

– Доброе утро, Кэри. Как прошла проверка?

Я вижу красный. Или, может быть, черный. Не могу сказать точно, но часть мозга, которая отвечает за принятие рациональных решений, отключается, заменившись шумом и полной темнотой. Пристально на нее таращась, я касаюсь рукой хрустальной лампы на столике у входа. Хотя ее глаза не отрываются от моих, когда светильник падает на пол и разбивается, в них мелькает сомнение.

Это мерцание – все, что было необходимо для подтверждения ее вины.

Я не жду приглашения. Схватив Тарин, прижимаю ее к стене.

– Ты думаешь, это смешно?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. – Она тяжело дышит, но не делает никаких попыток освободиться. На самом деле сучка все еще улыбается. Словно чертовски смелая. Словно думает, что у меня кишка тонка.

– Мне известно, что ты злопамятная, но неужели и настолько бессердечная? – рычу я, практически соприкасаясь с ней носами. – Ты знаешь, через что она прошла? Тебя это вообще волнует?

– Ни капли. И судя по твоим словам, Кэри, если хочешь ударить, нужно размахиваться сильнее. Потому что как только я встану, то дам сдачи.

Та же ухмылка. Тот же взгляд. Тот же вызов.

«Так докажи это, красавчик. Ну, а так как давно хотел мне отомстить, то выкладывайся как следует».

«Я не бью женщин, Шайло».

– Блять! – после воспоминаний о нашей с Шайло перепалке, я отпускаю Тарин и мечусь в прихожей, как животное в клетке. Я не могу ударить женщину. Как бы я ни хотел этого прямо сейчас, и как бы она этого не заслуживала, я не такой парень. Я не такому учу ребят и не это говорил Шайло.

– Мне кажется, тебе нужно уйти, – заявляет Тарин, разглаживая платье, как будто уничтожение имущества и нападение являются для нее повседневным явлением.

Все еще на взводе, я провожу пальцами по волосам и дергаю пряди.

– Она была заперта в горящей машине, Тарин. Ей потребовалось девять месяцев, чтобы выползти из этого ада, и несколько секунд назад по твоей милости она вернулась обратно!

Склонив голову набок, она с интересом изучает меня.

– Ты трахнул ее.

– То, что я делаю, больше не твое собачье дело.

Тарин цокает языком.

– Неправда. Я предупреждала, чтобы ты не мешался под ногами, Кэри.

– У тебя больше нет на меня рычагов давления. Оставь нас в покое и катись к черту.

Она мне не отвечает. Ухмыляется так же, как когда открывала дверь, но на этот раз там есть что-то, отчего мой живот сводит судорогой. Подойдя к обломкам разбитого хрусталя, она наклоняется и поднимает один из больших кусочков. На мгновение я задаюсь вопросом, уж не собралась ли она меня зарезать, но она спокойно выпрямляется и подносит хрусталь к окну так, чтобы солнечный свет проходил сквозь него, отражая лучи по всей комнате.

– Ты знаешь, что такое призма, Кэри?

Мой телефон гудит как сумасшедший, но я игнорирую его. Я не могу оторвать взгляда от садистской штуки, которую она продолжает крутить.

– Это оптическая иллюзия. Что-то, что обманывает глаз, что кажется чем-то другим, чем есть на самом деле.

– И что, мать твою, это должно означать?

Наконец, отрывая глаза от долбанного куска стекла, она смотрит на меня через плечо и улыбается с совершенно неподвижными уголками рта.

– Это означает, что пришло время шоу.

***

Я наворачиваю круги около часа, нарушая всевозможные правила и превышая скорость, но до сих пор не могу утихомирить ярость внутри меня. Я возбужденный, нервный и раздражительный. Мне нужно кого-нибудь ударить. Сильно.

Пальцы напрягаются вокруг руля от зуда, им необходимо ощущение ленты вокруг. Нужно подраться. Очевидным решением было бы вернуться в центр и выйти на ринг с Фрэнки, но я не могу. Это вряд ли будет похоже на спарринг, из-за моего гнева всё может закончиться довольно печально.

Не для меня.

Кроме того, я не могу позволить Шайло увидеть меня в таком состоянии. Ей не особо понравилась борьба с Ромео, но это будет казаться дружеской перебранкой по сравнению с тем, что она может увидеть прямо сейчас. Она знает, что я изменился, но что бы ни было между нами, я не могу рисковать все испортить, демонстрируя ей, как сильно.

«Ибо сказано – не укради». ⁶

Ибо оказался мудаком и все равно это сделал.

«Трупы» группы DrowningPool следующая в моем плейлисте, и я врубаю громкость на всю мощность.

«Так начнем!

Один. Два. Три. Четыре».

Текст песни разжигает уже вышедший из-под контроля огонь, и я сильнее нажимаю педаль газа. Я виляю в потоке машин на шоссе Каролина Бэй, как водитель гоночного автомобиля на последнем круге, пока не вспоминаю, где нахожусь. Сделав поворот направо, пересекаю три полосы движения и съезжаю. Через пару поворотов, я вырываюсь из машины и открываю дверь в студию боев без правил.

– Привет, Кинкейд. Где тебя носило? Не виделись несколько месяцев. – Я знаком с владельцем, Хэлом, уже много лет. Много крови было пролито в его студии и, вероятно, там осталось больше, чем пару нестираемых пятен. Он хороший парень, но его добродушная улыбка исчезает, когда он замечает моё состояние. – Эй, все в порядке?