Текст книги "Тайм"

Автор книги: Константин Белослудцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Абдей не сдержался и все рассказал. Его руки нервно тряслись от сильного волнения. Понимание того, что теперь он – труп, начало сводить его с ума. Оставалось верить лишь в слова Дилиона, что ему не причинят вреда.

– Спасибо, – сказал Хранитель Тайма, – Ты славно послужил благому делу нашего ордена.

Кинжал, которым Дилион недавно оторвал Абдею ноготь, вонзился ему в грудь. Острая боль быстро распространилась по всему телу. Изо рта Абдея потекла кровь, и он погрузился в темноту.

Глава 9.

От сильного ливня, хлещущего Грика по лицу, он не мог открыть глаза. Он помнил, что уснул, когда приблизился к странному зеленому дереву, помнил, как его кто-то утаскивал от этого места и как ему в рот заливали холодную воду. Все остальное было как в тумане.

Приложив ладонь ко лбу, наподобие козырька, Грик открыл глаза. Он видел, как к нему, сквозь непроглядную пелену дождя, льющегося с неба, приближается неясная, расплывчатая темная человеческая фигура. Неимоверная мудрость исходила от нее. По мере того, как таинственный человек приближался к нему, Грику казалось, что он становиться все умнее и умнее. Знания быстрым потоком начали заливаться ему в голову. Все они касались лишь Тайма и Трещины. Он узнал, что она открылась еще тогда, когда вместо человека по земле ходили огромные ящерицы, пожирающие друг друга. У некоторых из них, как узнал Грик, было три глаза, совсем как у трехглазых чудовищ. Трещина – это одна из важных составляющих мира. Без нее не было бы равновесия. Мир без нее был бы уже мертв. Осознавая эти ужасные знания, он понял, что Трещина очень важна для жизни. Без нее ее бы не было.

Мудрец, подойдя к нему, остановился, открыл рот для того, чтобы что-то сказать, но Грик, вдруг, проснулся.

Он лежал на мягкой белой кровати, и все его тело ныло от сильной, тупой боли. Перед собой он видел такой же белый, как и кровать, потолок, на котором была маленькая черная точка – убитая когда-то давно муха. Грик не мог пошевелить головой. Как только он пытался повернуть ее, становилось только больней. Видимо, пока он спал, его шея обо что-то сильно ударилась.

Когда он, наконец, преодолел боль и повернул голову набок, он увидел деревянную тумбочку, стоящую справа от кровати. На лей лежала тарелка с большим жареным куском мяса и двумя ломтиками пышного хлеба. Возле тарелки стояла прозрачная стеклянная кружка с водой.

Боль постепенно исчезала, и Грик сумел рассмотреть остальную комнату. Кровать стояла возле окна, и, помимо тумбочки, возле нее был еще стул, на котором висела его одежда и меч.

По неприятным ощущениям в животе Грик понял, что не ел ничего уже несколько дней. «Сколько же я уже лежу на этой кровати? – подумал он, пошевелив всем телом – И вообще, где я?»

Прежде чем начать разбираться, что происходит, Грик схватил стакан с водой и жадно стал пить. После того, как стакан опустел, он принялся за вкусное мясо и хлеб. Мясо было очень странного вкуса. Раньше Грик такого никогда не пробовал. Это и неудивительно. За всю свою жизнь он ел лишь свинину, курятину и баранину.

Когда с куском мяса было покончено, Грик попробовал подняться. Боль была невыносимой, но все же ему это, хоть и с трудом, удалось. Шатаясь из стороны в сторону, словно выпивший, он побрел к двери, которая была слегка приоткрыта. Из комнаты, что была за ней, раздавалась веселая песенка. По немного хриплому голосу, Грик понял, что это поет старушка, и она либо больна кашлем, либо много курит.

Он толкнул дверь, и она открылась. Бабушка, поющая песенку, была одета в красное платье с узорчатым воротником и рукавами. Ее аккуратно сложенные волосы покрывал чистый красный платок, на котором красовался вручную вышитый рисунок в виде красивой розы. Лицо у нее было ничем не примечательно, оно было точно такое же, как и у всех старушек, доживших до такого возраста – доброе и отзывчивое.

– Ой, молодой человек проснулся, – улыбнулась она, – Вы поели того мяса, что я вам оставила?

Бабушка говорила легко, и ее голос, словно звенел, как утренний колокольчик в ночной тьме.

– Спасибо. Было вкусно, – ответил Грик, попытавшись улыбнуться ей в ответ, – Скажите, пожалуйста, как я здесь оказался?

– Я нашла вас на поляне, в центре которой дерево стоит. Почему вы легли спать в таком страшном месте?

Грик не хотел говорить ей о случившемся и о смерти Дреда. К тому же, что-то непонятное творилось у того зеленого дерева. Грику казалось, что он заснул не по своей воле.

– Я не знаю. Что-то странное тогда произошло. Я сам не понял, как заснул, – сказал он, – И, пожалуйста, не обращайтесь ко мне на «вы». Это так-то не правильно.

– Эх, если бы не я, съели бы тебя черные волки, которые шатались неподалеку…

– Еще раз спасибо большое. Как я могу вас отблагодарить?

– О, забудь об этом. Нечего волноваться. Ты, небось, торопишься куда-то?

– Да, тороплюсь. На помощь брату.

– Ого! Твой брат попал в беду? Ну, я думаю, он подождет. Скоро будет обед. Не желаешь ли остаться?

– Как скоро он будет? Ладно, останусь ненадолго. Если вам что-нибудь нужно будет, просто скажите.

– Вообще-то, можешь дрова наколоть для баньки. Я думаю, твой брат, если опасность не очень большая, сможет подождать до завтрашнего дня, а ты пока в баню сходишь.

– У вас есть баня? – удивился Грик, – Да, Феор, действительно, может немного подождать. Не умрет же он прямо сейчас?

– Нет, конечно. Пока готовиться еда, можешь переодеться. Чистые штаны и теплая шерстяная кофта лежат под кроватью, на которой ты спал. Кстати, меня зовут Ада, а вас как?

– Я Грик. Приятно познакомиться.

Он вернулся обратно в комнату. Как и сказала старушка, новая одежда лежала под кроватью. Грик снял свою грязную кофту и штаны, и надел чистые. От этого, ему стало как-то легче и свободней дышать. Приятно после долгого путешествия и бегства от ночных волков переодеться в новую одежду, почувствовать некое перевоплощение, очищение души от нечистой скверны.

Чтобы сэкономить время, пока готовиться обед, Грик решил нарубить дрова для бани уже сейчас. «Так будет быстрей», – подумал он.

Выйдя на улицу, он сильно удивился. Хозяйство бабушки было поистине огромным. На высоком земляном холме, на котором оно находилось, среди заснеженных гор, была и конюшня, и баня, и сарай с дровами и разными рабочими инструментами: мотыгами, вилами и граблями; и колодец с чистой водой, и большой огород с множеством грядок для различных овощей. «Как эта старушка в одиночку справляется с таким большим хозяйством?» – подумал Грик, не переставая удивляться.

У сарая, около стены, стояло несколько крючковатых чурок. В одну из них был вонзен острый колун. Грик взял его, и принялся рубить чурки на дрова. Пока он делал это, он весь вспотел. На улице было уже довольно холодно, поэтому Грик быстро замерз. Стараясь закончить дело как можно скорее, он увеличил темп работы, и когда все чурки были порублены на дрова, он перетаскал их на крыльцо бани.

От дома вокруг расходился приятный аромат вкусной еды. Грик, выйдя из бани, почуял этот запах и поторопился зайти в дом.

– Ты как раз вовремя, – сказала старушка, улыбнувшись, – Обед уже готов, и на стол тоже наложено. Пойдем на кухню.

Она повела Грика к вкусным ароматам через ухоженную гостиную, на стенах которой висели картины, написанные, видимо, ею самой.

На кухне, на небольшом столе стояла кастрюля, в которой был крапивный суп с мясом, две узорчатые тарелки, миска с нарезанным хлебом и стакан с ложками.

– Присаживайся, пожалуйста, – сказала старушка.

Грик сел на подставленный стул и взял поварешку из кастрюли, чтобы наложить себе в тарелку суп.

– О, не надо, – засуетилась бабушка, – Давай, я сама.

Грик смутился, но поварешку старушке отдавать не стал.

– Как-то это не прилично, – оправдался он, – Чтобы моя спасительница делала все за меня…

На лице бабушки мелькнуло чувство страха, непонимания. Грик это не заметил и стал кушать суп.

– А мясо лошадиное? – спросил он.

– Да, вчера последнюю свою лошадку зарезала. Жаль, конечно, но она уже старая была, слабая.

Оставшееся время, пока готовилась баня, Грик помогал старушке в домашних делах: починил покосившуюся оконную раму и деревянный тротуар, ведущий в конюшню; почистил забившуюся копотью трубу, наколол еще дров и помог убрать со стола.

Вечером старушка сказал, что баня готова.

– Значит, уже можно идти мыться? – спросил Грик.

– Можно. Все необходимое будет внутри.

Грик, не одеваясь, вышел из дома и, из-за холодной погоды, преодолел путь до бани бегом. Войдя в нее и постояв немного в предбаннике, в котором хранились березовые веники, он чуть не задохнулся от горячего воздуха. Открывшаяся дверь запустила внутрь клубы белого пара, заполнившего всю баню за считанные секунды. Грик закрыл дверь, и он исчез так же быстро, как и появился.

Когда пар спал, Грик увидел стоящую посередине помещения большую деревянную бадью с водой, наполненной из железной бочки, прикрепленной к печке таким образом, что, когда печка топилась, вода в бочке нагревалась до кипятка. На вершине печки было сделано специальное отделение, в котором лежали большие камни. Если побрызгать на них водой, то по бане распространиться горячий пар, и можно будет париться. Около бадьи стояла еще одна бочка, только вода в ней была холодной. На стене висели разные ароматические травы и березовые веники, чтобы париться.

Грик разделся, взял в руки ковш и полил себя водой. Вот так, по-настоящему, он не мылся уже очень долгое время, и вдруг почувствовал, что испытывает радость на душе. Когда вся грязь с тела была смыта, он добавил в бадью немного холодной воды и погрузился в нее по самую голову. Приятная слабость разлилась по всем его конечностям и телу. Ему было хорошо. Грик, наконец, отвлекся от всех негативных мыслей, будоражащих его убитый горем разум. Теплая вода согревала его душу, отмывая от нее вину за смерть Дреда и другие неприятности, в которых он винил себя самого, и в особой степени, что оставил Мейка одного, хоть и обещал стать ему учителем. Он представил, как бы хорошо было, если бы его жена и дочь не умерли, и радостная улыбка засияла на его лице. У него был бы собственный дом, огород, сад; он бы отправил дочь в школу, а сам работал бы где-нибудь на стройке вместе с женой. Вместе они бы жили долго и счастливо. «Жаль, что этому уже никогда не суждено случиться», – подумал Грик, и улыбка исчезла с его лица.

Он вылез из бадьи. Ему снова стало плохо из-за воспоминаний об умершей жене, и к нему вновь вернулся страх, что Феор, возможно, уже мертв. «Как я мог остаться тут, если Феор сейчас в беде? – ошеломленно подумал Грик, – Нужно как можно скорее выдвигаться дальше!»

Вдруг его обдало холодным потоком воздуха. Грик, уже положивший руку на ручку двери, остановился. Холод шел из люка, замаскированного под новую доску. Он был более светлым, чем другие доски в бане, поэтому Грик его и заметил.

Благоразумие подсказывало ему сделать вид, что он ничего не увидел, но любопытство все равно взяло вверх. Ему хотелось узнать, что же такое прячет бабушка под землей.

Люк открылся легко, без каких-либо усилий. Грик увидел длинную лестницу, ведущую вниз, в непроглядную темноту. Подумав еще раз, стоит ли это делать, он начал спускаться.

Оказавшись на земле, находясь в полной темноте, Грик стал обшаривать стены. Они были каменными, и от них шел сильный холод. Казалось, что они сделаны изо льда.

Через несколько минут он нашел то, что искал. На стене висел факел и два осколка кремня, которые были такими же холодными, как стены. Грик, положив факел на землю, стукнул камни друг о друга, и из них вышла яркая искра, которая упала на факел и разожгла его.

Свет озарил темный спиральный коридор, ведущий вглубь под землю, к основанию холма, на котором стоял дом. Грик, желая узнать больше, стал медленно спускаться вниз.

Стены коридора были не ледяными, как думал Грик, а обычными каменными, просто очень холодными. Их покрывала зеленая плесень, и местами попадался мох, вросший в трещины в камне. В некоторых местах были вырезаны небольшие окошки, через которые в затхлый коридор входил воздух. Обычно в таких местах полно насекомых, но тут не было даже паутин.

Вскоре коридор закончился. Дойдя до массивной железной двери, Грик остановился. Ему не хотелось входить внутрь. Что-то подсказывало ему, что этого лучше не делать. Он развернулся, зашагал назад, но вдруг остановился вновь. Обернувшись, он, дойдя до двери, открыл ее и вошел внутрь.

Свет от факела осветил большое ледяное помещение с висящими на потолке сосульками. То, что увидел Грик, повергло его в шок. Это была бойня. Только били в ней не животных, а людей. Всюду валялись человеческие кости и гниющие органы. Пол был весь в крови. Аккуратно сложенные ножи и пилы лежали у входа. У дальней стены валялось безногое человеческое тело.

Грику стало плохо. То, мясо, которое он ел сегодня, с легкостью могло оказаться человеческим. Старуха солгала ему, она не убивала свою лошадь. «Вот почему вкус этого мяса показался мне совсем незнакомым», – сдерживая рвотные позывы, подумал Грик.

Слабый стон заставил его вздрогнуть. Человек с отрезанными ногами, перевязанными белыми тряпками, был не мертв. Он стонал и смеялся, словно сумасшедший.

Грик, в надежде помочь этому человеку, бросился к нему. Он перевернул безногого беднягу на спину, и из его рта вырвался наружу ошеломленный крик.

– Грик, почему ты такой смешной? Что с твоим лицом? – спросил Мейк, протянув в его сторону окровавленные руки.

– Этого не может быть, – прошептал Грик, – Мейк, как ты тут оказался?

– О, Грик, ты такой смешной! Знаешь, твое лицо такое смешное!

– Тебе дали подышать веселящей травой… Проклятье, Мейк! – голос Грика задрожал, он был на грани срыва и с трудом сдерживал слезы, подступающие к глазам.

– Я ног не чувствую. Почему здесь так темно? Почему ты такой смешной?

– Нужно выбираться отсюда, – сказал Грик и поднял Мейка себе на плечи.

Мейк громко ойкнул и снова засмеялся. Ему было очень больно, но дым от веселящей травы заставлял его разум не ощущать эту боль. Грик всем сердцем желал, чтобы ее действие продлилось еще несколько часов.

Ему было тяжело, но он поднимался вверх, несмотря на усталость в ногах. Обрубки Мейка начали кровоточить, и кровь с них капала на каменный пол, вызывая сильное эхо, которое даже тяжелое дыхание Грика не в способности было заглушить. Мейк спал. Грик ощущал спиной его ослабевающее дыхание, и надежда на то, что он не умрет, исчезала с каждой секундой.

– Как больно, – пробормотал Мейк, очнувшись, – Грик, это ты? Что со мной?!

– Тихо, Мейк, – ответил Грик, – Все будет хорошо, ты только верь.

– Грик, мне больно! У меня нет ног! Что со мной сделали?!

– Не разговаривай. Скоро все закончиться.

Грику было больно такое говорить. Под словами «скоро все закончиться» он подразумевал «скоро ты умрешь, и боль прекратиться».

– Почему ты ушел и оставил меня?! – проревел Мейк.

– Прости, – ответил Грик, – Я не хотел этого делать. Мне пришлось уйти, и я искренне сожалею о том, что предал тебя.

– Ты оставил меня одного! Сказал, что будешь моим учителем, и потом бросил. Как ты мог так поступить?!

– Извини, Мейк, я не хотел.

Кровь теперь уже не просто капала с ног Мейка, а текла рекой. За ними оставался длинный красный след.

– Бросил… – прошептал Мейк, и снова потерял сознание.

Грик, когда дошел до лестницы, с трудом поднял его наверх, в баню. Сейчас в ней было уже не так жарко, как несколько минут назад, поэтому он оставил своего ученика в ней.

Грик быстрым шагом пошел к дому. Бабушки внутри не было. Он зашел в комнату, в которой пролежал несколько дней, и взял свой меч. Злость кипела в нем. Ему хотелось убить старушку, прикидывающуюся доброй домохозяйкой. Она не заслуживала права жить. Есть человеческое мясо – это не хорошо, тем более, кормить им других людей.

Старушка шла к дому, держа в руках два ведра с водой. То, как она держалась, удивило Грика. Руки бабушки были запачканы кровью, и она выглядела уверенной, как будто Грик ей за это ничего не сделает.

– Я вижу, ты уже помылся, – дружелюбно сказала она, увидев Грика, – Почему ты держишь в руках меч?

– А почему ты ешь человеческое мясо?! – крикнул он, вложив в крик всю свою злость.

Ведра выпали из рук старухи. Грик понял, что она такого не ожидала.

– Но ты, ведь, тоже его ел, – оправдалась старуха, – Значит, ты виноват так же, как и я.

Грик опустил меч.

– Действительно, – сказал он, – Я тоже в этом виновен. Извините меня, пожалуйста.

– С самого начала бы так. Иди-ка в баню и отнеси труп обратно в ледяную комнату.

Грик спрятал меч обратно в ножны и пошел в баню.

– Что ты делаешь? – вдруг раздался в его голове странный, громкий голос, глушащий все остальные звуки вокруг.

Грик вздрогнул. В голову ударила сильная боль. Он схватился за нее, упал на землю, и его стало трясти. Испуганная старушка охнула. Она подняла с земли ведро, в котором еще плескалась вода, и подбежала к Грику.

– Что с тобой? – спросила она, – Грик, ты цел?

Грик кричал от боли. Он слышал голос, который говорил ему, чтобы он встал, и убил старуху.

– Грик, встань, пожалуйста.

Он, не контролируя свое тело, поднялся на ноги. Боль была нестерпимой, ему хотелось лечь, но какая-то странная сила держала его на ногах.

– Что со мной происходит? – спросил он.

– Ты подчиняешься мне, – ответила бабушка, – Твой разум теперь мой. Иди в дом, ложись и попробуй заснуть.

Ноги понесли Грика в сторону дома. Он отчаянно сопротивлялся, но все было напрасно. Неумолкающий голос, появившийся в голове, заставлял его развернуться и перерезать старухе горло. Грик пытался подчиниться ему, но воля старой людоедки была сильней.

– Она заставила тебя съесть мясо Мейка, твоего ученика и друга, – не умолкал голос, – Теперь он умрет. Неужели ты так и останешься жить с этой сумасшедшей людоедкой?

– Хватит! – закричал Грик, – Ты мне не указ!

Людоедка, испугавшись, стала убегать. Грик посмотрел ей в след, и понял, что уже сам шевелит руками. Голос не останавливался, говоря о том, что нужно убить бабушку как можно скорее.

Контроль над ногами вернулся к нему. Грик вновь достал меч из ножен и догнал убегающую старуху.

– Пожалуйста, не надо, – сказала она, вытирая с лица слезы, когда Грик повалил ее на землю, – Я всего лишь пыталась выжить. По-другому мне никак!

– На что тебе лошади в конюшне?

– Лошадей у меня нет. Последняя померла пять месяцев назад. После этого у меня не осталось мяса, а оно мне нужно было.

– Но почему ты не убила меня, когда я спал?

– Мне запр…

Вдруг рука Грика, держащая меч у шеи старухи, резко дернулась вбок, разрезая старую кожу.

Теплая кровь брызнула на его лицо. Умирающая старуха схватила Грика за руки и крепко сжала. Она не отпускала его до самой смерти.

Когда ее дыхание остановилось, Грик, в голове которого все еще звучал странный голос, побрел в баню.

Мейк лежал в луже собственной крови, и, кажется, не дышал. Грик упал перед ним на колени, сожалея о том, что это он виноват. Чувство вины заставило его пытаться оживить мертвого друга. Он стал бить со всей силы Мейка по груди, но тот признаков жизни уже не проявлял.

– Хватит, – сказал голос, – Он мертв, тебе его не спасти.

Грик, обессиленный, упал на теплый сырой пол. «Мейк умер из-за меня, – подумал он, – Если бы я взял его с собой, он остался бы жив. На той странной поляне он бы не дал мне заснуть».

– Не вини себя, – снова раздалось у него в голове, – Твоя цель – не он. Поспеши лучше на помощь брату.

Только сейчас Грик осознал, что с ним что-то не так.

– Что со мной? – вслух спросил он.

– Ничего. Не обращай на меня внимания, – ответил Голос, – Твой брат в беде, не забывай этого.

– Что мне делать с Мейком?

– Сожги баню вместе с ним, и иди дальше.

Грик вышел на улицу, зашел в дом, и, найдя в нем огниво, поджег сухую стену бани. Огонь резво принялся сжигать старое дерево, и вскоре вся она была охвачена ярким пламенем.

«Кажется, я схожу с ума», – глядя на горящую баню, осознал вдруг Грик.

Глава 10.

Все, что видел Феор, было непроглядной темнотой.

Несколько дней назад его сбросили в глубокую грязную яму, закрытую тяжелыми досками, которые не пропускали свет. Жрец Трещины приказал это сделать, вместо того, чтобы закрыть его в темницу. «Это из-за Абдея, – с досадой думал Феор, – Если бы его поймали, нас обоих бы закрыли в простой темнице».

Его выкинули в яму, и больше он никого и ничего не видел. Ему не приносили даже еду. Вчера шел холодной дождь, и ему удалось немного попить. Живительная влага тогда подняла его настроение и веру в то, что еще не все потеряно. Но, к сожалению, ее хватило лишь на несколько часов, после чего безжалостная жажда вновь вернулась и стала его понемногу убивать. Ему все время казалось, что рядом с ним кто-то есть. Кто-то страшный, непонятный простому объяснению, бестелесный и жаждущий убийств. Феор понимал, что это просто его воображение разыгралось из-за непроглядной темноты, обволакивающей его, как бледный саван мертвеца в гробу, но страх от этого понимания никуда не исчезал. Он оставался вместе с Феором, был его единственным соседом.

Узник размышлял. Он думал, как ему выбраться из ямы. Как только в голову приходила новая идея, он пробовал ее осуществить, но ничего не выходило. Земляные стены ямы не позволяли ему подняться наверх, и тяжелые доски, видимо, придавленные какой-то тяжестью, не сдвигались с места. Феор ободрал себе руки в кровь, но выбраться не сумел.

Ему было страшно за Абдея. Неприятное ощущение, что его друг остался в туннелях, и не может из них выбраться, никак не покидало его. Из-за этого он не мог уснуть, а если сон и брал вверх над мыслями, ему снилось что-то непонятное. Во снах он видел своих братьев, Грика и Дилиона, сражающихся спиной к спине против бесконечных орд трехглазых чудовищ и существ, похожих на людей только издали; видел, как они попадают в разрывающие шары, как части их тел разносит вокруг на многие километры. Он ощущал их мысленное присутствие рядом с собой, когда просыпался, но объяснял это психическим давлением той же темноты.

Феор все время лежал на спине. Больше ему нечего было делать. Как и ожидалось, темнота сломила его. Все четыре дня он провел в одной и той же позе, за исключением нелепых попыток выбраться, которые всегда заканчивались больным падением на твердую, холодную землю. Время для него уже перестало играть важную роль. Пытаясь вспомнить, сколько он тут уже находиться, он всегда сбивался со счету. Присутствие воображаемого чудовища не давало ему думать.

Когда наступил пятый день его мучений, начались галлюцинации. Феор не мог отличить реальность от воображения. Бестелесный монстр обрел форму. Он выглядел, как человек, только у него не было лица. Вокруг по-прежнему властвовала темнота, но Феор отчетливо видел его, ощущал его присутствие рядом с собой. Как ни странно, ему не было страшно. Чудовищу удалось разукрасить его скучные деньки.

С окончанием пятого дня Феор заснул, и сон его не сопровождался никакими видениями. Когда он спал, боль проходила, кушать не хотелось, и во рту было не сухо. Во сне он чувствовал себя счастливым, не подверженным всем ужасам мира, в котором ему приходиться жить. Перед его глазами мелькали блистающие светлые огоньки. Больше он ничего не видел и не ощущал. Сон был лучшим, что случалось с ним за последние дни.

***

Открыв глаза, Феор с радостью понял, что находиться в доме, в который заселил его Жрец Трещины. Рядом с ним, около кровати, на кресле сидела девушка, которую он пообещал спасти перед тем, как его схватили, когда они с Абдеем пытались сбежать. По мешкам под ее глазами было видно, что она не спала уже несколько дней. На ней была надета мужская одежда – грубая коричневая куртка и потертые штаны, а волосы ее были не убраны, и красиво развивались по плечам.

Феор, увидев ее, слабо улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

До некоторого момента все было хорошо, но вдруг радость Феора моментально прошла, когда он вспомнил про безликое чудовище, которое было лишь галлюцинацией, вызванной пятидневным голодом. «Вдруг, это все тоже простое виденье?» – пронеслась в его голове ужасающая мысль.

– Хорошо, что ты проснулся, – прошептала девушка.

– Я едва не умер, – пробормотал Феор ей в ответ, – Ты спасала меня?

– Нет, я лишь увидела, как тебя, когда ты был без сознания, несли по улице в этот дом. Стражники оставили тебя одного, вот я и решила за тобой приглядеть.

– Спасибо. Если бы не ты, я бы умер…

– Не за что. Кстати, а как тебя зовут?

– Феор. А тебя?

– Лия.

– Спасибо, Лия, если бы не ты…

Во рту было уже не сухо, но живот все еще ныл от недостатка еды. Видимо, Лия поила его, пока он спал.

– Жрец Трещины тебе ничего не говорил? – спросил Феор, когда ему удалось подняться на ноги и сходить в туалет.

– Я его не видела уже несколько дней, – смущенно ответила Лия, – Но его стражники за все эти дни заходили сюда несколько раз. Кажется, они были рады, что ты не умер. Один из них сказал мне, чтобы я от тебя ни на шаг не отходила.

– Не надо было воспринимать его слова всерьез. Ты устала. Может, немого поспишь?

– Спасибо, – отказалась Лия, – Но спать мне совсем не хочется. Сейчас я тебе кушать принесу.

– Ну, ладно. Скажи мне, за время, пока я был в заключении, что-то изменилось?

– Я не знаю. Все это время я провела с тобой. Прости меня, но ты говорил, что скоро все измениться. Этого уже не будет?

Кровь мгновенно перекрасила щеки Феора в красный цвет. Он совсем не ожидал от Лии такого вопроса. Более того, Феор уже забыл, что обещал спасти ее.

– Мне жаль, Лия, – ответил он, – У меня ничего не вышло. Я пытался выбраться из города, но меня поймали. Мой друг, Абдей, ты его не знаешь, может быть, уже ведет сюда других людей, чтобы освободить нас.

– Других людей? В мире есть еще живые? Не мы одни остались?

– Когда открылась Трещина, ее смертельная энергия распространилась только на территории Тайма. Я не знаю, почему все произошло именно так, но люди умирали только в этом княжестве. Остальной мир Трещина не задела.

– Как же это хорошо! Феор, мы когда-нибудь выйдем отсюда? – обрадовалась Лия, услышав эту радостную новость.

– Если честно, я не знаю. Остается надеяться лишь на Абдея, – сказал Феор и стер улыбку с ее лица.

– Было бы хорошо, если бы он справился. Не так ли? Мы бы смогли выбраться отсюда?

– Если он справиться, то, я тебе обещаю, я сам выведу тебя за стены города.

– Я надеюсь на это…

Весь оставшийся день Лия провела с Феором. Ей некуда было идти. Теперь, когда ее парень был мертв, она осталась без дома, и Феор заботливо ее приютил. Он чувствовал себя счастливым, находясь рядом с ней. Он еще никогда так сильно не испытывал любовь. Лия казалась ему тем единственным кристаллом, который можно найти среди грязного угля, единственным красивым цветком, растущим в самых густых зарослях сорняков; единственной рыбкой в пустом пруду…

Вечером к ним домой пожаловали незваные гости. Жрец Трещины со своими стражниками зашел в помещение, и без всяких церемоний выгнали Лию наружу, сказав, что когда они выйдут, она сможет вернуться обратно. Лия подчинилась ему безо всяких возражений и ушла. Феор понял, что она жутко боится Жреца Трещины, поэтому и выполняет все его приказы.

– Что вам от меня нужно? – спросил он, когда Жрец приказал своим стражникам подождать снаружи.

– Я пришел лишь для того, чтобы сказать тебе, что мы больше не будем тревожить тебя, если ты не будешь пытаться снова сбежать, – ответил Жрец, – В противном случае Лия станет следующей в списке Приношений. Я думаю, последней.

– Зачем вы делаете это? Почему бы вам просто меня не отпустить? Я ничего не скажу, обещаю.

– Твои обещания пусты для меня! – удивился Жрец, – Покуда Лорд Трещины не вызволен из своей темницы, ты будешь под моим контролем.

– Какой еще Лорд Трещины? Я знаю, что вы его просто выдумали. Нельзя так слепо верить в то, что придумал сам!

– Это не выдумка, Феор. Давай-ка я тебе кое-что расскажу. Я, как и ты, состою в Совете. Точнее, состоял до недавних пор, пока они не бросили нас в этих проклятых землях! Я был приближенным нашего начальника, Дилиона, как он себя называл, которого Совет назначил в Тайме главным. Он, выполняя их приказы, заставил меня и несколько сотен других людей войти в Поле Шаров. По его мнению, хоть кто-нибудь да должен был пройти. Я все еще с ужасом вспоминаю тот день, когда погибло так много хороших людей, в том числе и мои лучшие друзья. Да, к сожалению, я тогда выжил. Пройдя через все это пекло, я потерял рассудок. По крайней мере, так говорили люди, которым удалось пройти сквозь Поле вместе со мной. Я ничего не соображал, и когда разум вернулся ко мне, я был уже главным среди этих уродцев, которые остались живы при открытии Трещины. Все люди, которым удалось выжить вместе со мной, были уже мертвы. Я убил их, хоть сам и не знал того. Мои подчиненные все время болтали о каком-то Лорде Трещины. Они говорили о Приношениях, которые нужно было ему преподносить, чтобы он вернулся в наш мир. Это они прозвали меня Жрецом Трещины, они заставили меня совершать все эти убийства, иначе они убили бы меня. Со временем я понял, что Лорд Трещины – это ни кто иной, как сам Дреамор – наша главная цель, из-за которой погибло так много людей. Мои планы и планы уродцев совпадали. Пришлось мне подстраиваться под их обычаи, и вот теперь я такой, каким ты меня видишь.

Феор с недоверием в лице посмотрел на Жреца. «Теперь все понятно, – решил он, – Жрец Трещины – всего лишь жертва неудачных обстоятельств». У Феора появилось много вопросов насчет всего этого рассказа. Он попытался задать их как можно скорее.

– Вы сказали, что Дреамор – ваша главная цель, – спросил он, – Неужели это тот Дреамор, о котором я думаю?

– Если ты думаешь о величайшем полководце Первой войны, то да.

– Но почему? Как он может быть вашей целью, если он мертв уже несколько сотен лет? Он воскрес или его оживили?

Жрец приложил ко лбу ладонь и зло вздохнул.

– Тебе ничего не рассказали? – спросил он.

– Рассказали только то, что нам могло понадобиться в этой миссии, которая заключалась в закрытии Трещины.

– Так значит, Совет теперь уже хочет закрыть Трещину? Два года назад они хотели использовать ее в своих личных целях.

– Что за вздор?! – со злостью крикнул Феор, – В каких еще личных целях? Все время, пока Трещина открыта наша главная цель – закрыть ее!

– Ты ошибаешься, – сказал Жрец с сожалением в голосе, – Как ты знаешь, именно Совет закрыл Трещину, когда ее нашли. Видимо, тебе не сказали, что когда они делали это, они сбросили в нее Дреамора, которого долгое время держали в темнице глубоко под землей. Для них это было одно единственное спасение от такой угрозы, как это чудовище.