Текст книги "Организация желаемого будущего (СИ)"
Автор книги: Константин Шабалдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
– Он памятник снесёт, – печально сказала Лиза. – Жалко.
– Ни за что не снесёт, – уверенно сказал инспектор. – В крайнем случае, переименует.
***
– Возможно, мы сделали ошибку, – сказал Троян Святовитович, – но другого выхода в тот момент у нас всё равно не было.
У Максима как-то сразу наладились приятельские отношения с отцом Яры. Троян Святовитович оказался прекрасным организатором. Он быстро наладил в особняке подобие комунны, где каждый был занят делом по душе. Люди, провалявшиеся в погребе почти десять лет, да ещё и в бессознательном состоянии, были вынуждены заново учиться ходить, они мгновенно обгорали на солнце, у них была депрессия и авитаминоз. Но тем не менее, усилиями Шуйского были налажены рыбалка, сбор грибов и ягод в очистившейся Зоне, самые слабые занимались уборкой и стиркой, а супруга Шуского, мама Яры, Припегала Игоревна, разбила позади особняка грядки для овощей.
– Доцент Бардокин, копайте на полный штык и комки разбивайте, – прикрикнул Шуйский на флегматичного здоровяка, возившегося неподалёку с лопатой. – Вы не над своей бездарной диссертацией работаете, здесь нужен аналитический подход!
Максим усмехнулся, подумал – строг бывший завлаб, и потянул на себя рукоятку двуручной пилы. Ночи в Зоне были холодными, и они с Шуйским пилили дрова для камина. Впрочем, пилил больше Максим, а Троян Святовитович просто придерживал ручку пилы, чтоб не болталась.
– Всё было хорошо, пока Жрец не полез в политику, – продолжил Шуйский. – Но у него, видимо, не было другого выхода. Вы же помните тогдашнего президента?
– Банальный извращенец, – поморщился Максим.
– И не умный человек, – подтвердил Троян Святовитович. – Жрец подсадил его и ключевые фигуры в правительстве на реалистические сны, в которых исполнялись заветные желания. Был у Жреца такой человечек с редким умением – Баюн.
– Баюн плохо кончил, – сказал Максим.
– Да? Я не удивлён. Жрец всегда легко расставался с людьми, когда в них отпадала потребность.
– Как с вами?
– С нами было несколько иначе.
Отпиленное полено упало на траву, и они присели передохнуть в тенёк на груду дров. Подошёл Владимир с садком, полным крупных карпов. Максим с уважением кивнул на рыбин, изумлённо пучивших глаза:
– Их бы со сметаной.
– Где ж её взять? – вздохнул Владимир и пошёл в дом.
– Не отвлекайтесь, Максим, – строго сказал Шуйский. – Так вот, с нами Жрец поступил и гуманней, с одной стороны, но и бесчеловечней, с другой. Он нас не убил, не отправил в санаторий, а посадил за обработку кристаллов. Превратил в наркоманов. У меня жена рожала в лаборатории, представляете?
Максим не представлял. Он сказал:
– Возможно, Жрец предполагал, что вы ему ещё понадобитесь.
– Трудно сказать, – пожал плечами Троян Святовитович. – Мы были классной командой, у меня была прекрасная лаборатория, и мы давали результат. Мы научились предугадывать Умения и программировать Умения. Мы прилично продвинулись в понимании природы Силы. Мы нашли хранилище Энергии, осталась самая малость – докопаться, откуда вообще появилась Магия. Но у меня хватило ума не показывать Жрецу конечные результаты работы, где точка Z он не знал. Кстати, надо отдать должное, Жрец и сам был приличным исследователем. Скорее всего, он узнал что-то, чего не знали мы, и решил таким образом свернуть нашу работу.
Вдруг Шуйский разволновался, толкнул Максима в плечо:
– Подумать только! Ведь если бы не ваше ограбление, мы бы так и сидели, уткнувшись носом в кристаллы, и ловили кайф от волшебного сияния! Спасибо вам.
– Да уж, что уж теперь-то, – неловко ответил Максим.
– Да, – снова погрузился в воспоминания Шуйский. – А тогда нам пришлось просто уносить ноги. Ломка гнала нас к хранилищу Силы, в который стекались остатки Магии. У жены было умение Пророк, она смогла предвидеть судьбу Яры на ближайшее будущее. Вероятность того, что её жизни ничто не угрожает, была сто процентов. Тогда мы оставили дочь в Зоне, а сами скрылись в источнике Силы. А сейчас, когда я увидел Яру, я не поверил, что это моя дочь. Возможно, даже кратковременный контакт с синими кристаллами в лаборатории в младенческом возрасте повлиял на её психику.
– Я думаю, на её психику оказали влияние совсем другие обстоятельства, – сказал Максим.
– Сейчас это уже не важно, – ответил Шуйский. – Сейчас надо понять, как исправить ситуацию.
– Знаете, – подумав, сказал Максим. – Мне кажется, есть один человек, который сумеет всё исправить без нашего вмешательства. Он однажды уже справился с подобной задачей. У него есть опыт.
– Да? – с сомнением сказал Шуйский. – Что ж, будем надеяться на лучшее. В конце концов, что нам ещё остаётся? Бардокин, что вы застыли? Вы дождевого червя никогда не видели?
Он снова повернулся к Максиму и, не очень охотно, как обычно делятся важной информацией с человеком, которому не до конца ещё доверяют, сказал:
– Я не знаю, как будет исправлять ситуацию знакомый вам человек, но если у него не получится, можно будет попробовать метод настолько радикальный, что мне думать страшновато.
– А что это за метод? – с интересом спросил Максим.
– Есть, – задумчиво сказал Троян Святовитович, – есть такой и метод, и способ. Это, знаете ли, изменение прошлого.
А в сторонке на туристской пенке, почёсывая прутиком загипсованные ноги, лежал вор и внимательно слушал слова Шуйского.
***
Все настолько были поглощены подготовкой к предстоящему турниру, что как будто не заметили радикальных изменений в поведении Зоны. А если и заметили, то не обратили внимания. Например, Стёпа, пробегая мимо меня с набором рыцарской амуниции, крикнул:
– Видишь, солнышко светит, аномалии успокоились, а ты – короткое замыкание, короткое замыкание!
Для меня же голубое небо и приятный ветерок после буйства однополюсной Энергии в последние дни, означали только одно – Яра добралась до «точки Z» и сумела откупорить запертый источник Силы. Но я и представить себе не мог, что она умудрилась замкнуть на себя оба источника Энергии, и теперь вся Магия мира стекается к ней, превращая совершенно духовно не развитую, с искалеченной психикой, совсем неискушённую в житейских вопросах шпионку в волшебницу невероятной силы и с безграничными возможностями.
К тому же, если признаться честно, ни о чём таком я в тот момент и не задумывался. Я был безмерно счастлив, что моей семье больше ничего не угрожает и надо только дождаться окончания этого опереточного турнира, забрать отца с мамой, обнять Наташу и пускай Тюленичев открывает нам портал. И валить отсюда!
Пусть Лёня создаёт новую интеллектуальную элиту, пусть Лиза делает всех счастливыми, пусть без меня ловят шпионв и устанавливают дипломатические отношения. Я слишком от всего этого устал. Будет, конечно, очень печально расставаться с Костяном и Мариной, да и со Стёпой тоже, как-то я притерпелся к нему за последнее время. Но, в конце концов, семья важнее всего!
Я сильно повзрослел, после того как прочитал дневники Николаича. Я не хотел, чтобы меня снова предавали.
***
В переродившейся, безопасной теперь Зоне попёрли грибы. Марина, прихватив по привычке детектор аномальной активности, вывела близнецов на прогулку.
– Это маслята, – показала Марина.
– «Маслята» – это патроны, – сказал Вовик.
– Ты их на радиоактивность-то проверь, – сказал Вадик.
Марина вздохнула и, присев на корточки, стала срезать ядрёные, крепенькие грибки. А Вовик уже натянул тетиву лука и целился в непонятно откуда взявшегося суслика. Вполне нормального на вид суслика, с любопытством разглядывающего гостей Зоны.
– Не стреляй, – строго сказала Марина. – Это не мутант.
– И чё? – не понял Вовик.
– Нельзя убивать просто так.
– А как можно? – спросил Вадик.
– Лучше никак, – ответила Марина. – Вам папа про это ещё расскажет.
Мимо проходил отряд сталкеров во главе с барменом. По-привычке шли медленно, вглядываясь в грунт перед собой, прежде чем поставить туда ногу, высматривая аномалии, которых не было. Они приблизились, поздоровались.
– С нами в Крепость пойдёте? – предложил бармен. – Там у них весело, говорят. Ярмарка, игры. Концерт.
Близнецы, услышав про игры, затаили дыхание, но Марина сказала:
– Сами не пойдём, и вам я не советую.
– Что так? – заинтересовался бармен.
– Не потащу я детей в такую даль по Зоне.
– Так успокоилась Зона! Сама разве не видишь? И «смерть-трава» не понадобилась.
– Сегодня успокоилась, а что завтра будет? И вообще, знаешь, – раз есть «смерть-трава», значит, кто-то непременно должен умереть.
Бармен хмыкнул и пошагал дальше впереди сталкеров, нагруженных тюками с товаром не хуже верблюдов.
– Нравится вам гулять? – спросила Марина у братьев.
– Фигня, – разочарованно сказал Вадик. – Ни стрельбы, ни артефактов.
– Без противогаза плохо, – пожаловался Вовик. – Мне пух какой-то всё время в лицо лезет.
– Пух? Это пыльца! Видите цветы? Настоящие цветы! И пчёлы.
– Пчёл я вижу, – сказал Вадик. – Я думаю, их же никак не подстрелишь.
– Только если из огнемёта, – задумчиво подтвердил Вовик.
***
Сигнал к началу турнира, за неимением герольдов, протрубил Прокопий. Первые же ноты любимого всеми шлягера привели публику в игривое настроение. На трибунах слышался смех и шутки. Под барабанную дробь на ристалище выходили новоявленные рыцари. Само посвящение прошло накануне без излишних формальностей. Каждый желающий просто выбрал себе имя, оружие и доспехи. Долго ломали головы над гербами и девизами, пока Бобров не разогнал всех спать.
– Ты хотел элиты? Вот тебе благородное рыцарство, – сказал Окунь, указывая Тюленичеву на воинов с затупленными мечами и шпагами, в самодельных латах, но преисполненных отваги и куртуазности.
– Я как-то по-другому себе это представлял, – промычал Лёня.
– А будет так, – жёстко сказал Окунь. – И приготовься к тому, что очень скоро они потребуют от тебя привилегий в обмен на преданность. И жалованья. И земельных наделов. И рабов.
– Так я как бы ещё не король, – попытался отшутиться Тюленичев, но Окунь шутки не принял и совершенно серьёзно сказал:
– Назначат.
Зато графиня была в восторге. Для своей команды она не пожалела Магии, и у неё солдатики были просто загляденье. С плюмажами на шлемах, с лентами на щитах, благоухающие мужественным одеколоном. Команды, по пять человек в каждой, выстроились перед правительственной ложей. Пятёрка колдунов выглядела оборванцами на фоне гламурных рыцарей графини. Да и сама она была ослепительно хороша в малиновом парчовом платье, отороченном горностаем.
Колдуны попытались опротестовать использование графиней Оторвановской магии при подготовке команды, но зомби, после короткого раздумья, отклонил протест.
– По действующему регламенту использование Силы запрещено при проведении турнира. Использование же Магии до его начала никак не оговаривалось, – сказал он. – Короче, сами лоханулись.
Зомби был мрачно настроен. Вчера его поймал подвыпивший Лахтадрель и попытался надавать по шее. Сталкер отбил руку, не нанеся мертвяку ни малейшего физического урона, но реноме главного арбитра было подорвано. Лахтадреля заперли в угольном ящике. Он матерился и обещал засунуть зомби в первую же аномалию, как только они снова появятся.
– Надо начинать, нельзя больше тянуть, – шепнул Тюленичев графине, перегнувшись через зомби, который сидел между ними.
– Так начинайте, – ответила Лиза. Ей и самой не терпелось.
– Эт-ву прэ? – тоненько выкрикнул зомби, и махнул платочком, подаренным ему Лизой.
Вышла первая пара бойцов вооружённых мечами.
– Алле! – крикнул зомби, но Тюленичев саданул его локтем в бок и, совсем разобидевшись, он перевёл: – Да начинайте уже.
Противники сшиблись. Оба бились яростно, в высоком темпе, стремясь с первых же секунд боя перехватить инициативу. Рубились на близкой дистанции, не столько парируя своим клинком, сколько подставляя щиты под удары противника. Мечи доставали до шлемов, скользили по доспехам, и колдуну в латах из старинных хоккейных щитков, приходилось не сладко. Тюленичев скрипел от досады зубами, но сделать ничего не мог – по взаимному согласию они с графиней на время турнира наложили друг на друга заклятия блокирующие Магию.
– По низу работай, – не выдержав, закричал Окунь, и, присев, колдун сразу провёл несколько мощных ударов по коленям волшебника.
Даже через стальные наколенники волшебник почувствовал сильную боль и отскочил на несколько шагов, хромая. Зрители взревели. И в этот момент от стен Крепости прогремел орудийный залп. Это Антон, не дождавшись сигнала, который ему просто забыли подать, поджёг фитили мортир. В небо, минут на двадцать позже запланированного, ударил праздничный салют. Колдун закрутил головой, пытаясь понять причины переполоха. А волшебник не растерялся, подскочил к противнику и огрел его мечом по хоккейному шлему. Колдун упал и не шевелился. Зрители орали:
– Не честно!
– Ура, – кричали другие.
Зомби махнул платочком, отдавая победу в схватке команде волшебников. Лиза довольно хлопала в ладоши. Лёня хмурился. Окунь одним прыжком перемахнул через покрытые ковром перила ложи и стянул с головы поверженного ученика шлем.
– Ты как? – спросил он и похлопал того по щекам.
– Нормально, – спокойно ответил парень. Он задумчиво смотрел в голубое небо. – Пожалуй, это правильно, что мы отказались от конных поединков.
– Так скакать никто не умеет, – улыбнулся Окунь.
– Вот я и говорю – правильно.
Парня отволокли в палатку с нарисованным красным крестом. Зрители требовали продолжения. Стало заметно, что симпатии толпы разделились примерно поровну. Жители Столицы болели за команду графини, обитатели Посёлка и Оторвановки были не прочь насладиться триумфом колдунов. Сказывалась извечная нелюбовь провинциалов к столичным выскочкам.
Вышла вторая пара рыцарей, и народ затих, любуясь неподдельной статью представителя волшебников. Двухметровый красавец в золочёных латах, в шлеме с открытым забралом размахивал над головой длинным мечом, сияющим под ярким солнцем. Меч тихонько гудел, а рыцарь раскручивал его всё быстрее, пока не превратил в ослепительный круг. Толпа ликовала.
Против богатыря вышел щуплый подросток в лёгких кожаных доспехах с мечом, который вернее было бы назвать утяжелённой шпагой. Зато голова у него была закрыта армейским шлемом-сферой с забралом из тёмного бронестекла. Зомби вопросительно взглянул на Окуня, но тот лишь кивнул, и зомби подал сигнал к началу поединка.
Парнишка со шпагой сразу сделал стремительный выпад и нанёс молниеносный укол прямо грудь противника. Волшебник зло отбил шпагу уже на возвратном движении и ринулся в атаку. Он рубил мечом направо и налево, но рассекал лишь воздух. Миниатюрный колдун легко порхал вокруг неповоротливого верзилы и жалил его своей шпагой. Волшебник, всё больше входя в раж, совсем забыл про защиту и уже безнадёжно проигрывал по очкам. Публика хохотала.
Но вот увлёкшись, юркий подросток не заметил, как оказался зажат в угол огороженного канатами ристалища. Он разом потерял основное преимущество, ему некуда было отскочить от занесённого меча. А на него бульдозером пёр, словно выкованный из стали, белокурый красавчик. Уже меч начал своё стремительное падение, но парнишка шагнул навстречу и принял удар прямо на тяжёлый шлем-сферу, подставив его под основание клинка. Рука в кольчужной перчатке подскочила вверх и волшебник выронил оружие. Маленький колдун тут же в прыжке нанёс ему не сильный, но очень точный удар ногой под забрало шлема, прямо в подбородок. Волшебник рухнул, грохоча амуницией.
– Па конте! – закричал зомби. – Ничья.
Зловещая тишина повисла над ристалищем.
– Протест, – сказал Окунь.
– Ничья, – упрямо повторил зомби. – Решающий удар нанесён не оружием.
В это время колдун стянул с головы шлем, по плечам рассыпались длинные русые волосы, все увидели Машу. Кто-то восхищённо выдохнул:
– Девка!!!
И тогда зрители взорвались.
***
Сначала Яра наблюдала за ходом турнира в бинокль. После сообразила, что проще сделать себе телескопическое зрение, и бросила бинокль в траву. Ещё позднее она поняла, что ей нет нужды пользоваться даже зрением. Новые ощущения захлёстывали её, и среди них самым ярким была способность чувствовать всю эту толпу в долине и одновременно каждого человека в отдельности.
Она видела их полыхающие ауры, чувствовала энергию, которую они излучают. Каждую эмоцию она различала на вкус, цвет и запах. Зависть была с горчинкой и пахла плесенью, злость была солёной, ярость приторно-кисло-сладкой и белой как снег. Ненависть. Она полыхала чистым кроваво-красным, и запах был тоже кровяной, удушливый. Это вот тот сталкер, почему-то запертый в большом деревянном ящике. Он очень сильно ненавидел и от бессилия бил кулаками по доскам. Яра кинула ему физической силы, и доски разлетелись в щепки, он выскочил грязный, страшный и с ходу врезался в кого-то из зрителей. От того сразу сверкнуло зелёным. Это пока просто раздражение, но Яра подкинула ему беленького, и вот он уже двинул Лахтадреля по рёбрам, и они сцепились.
Яра засмеялась. Никогда в жизни ей не было так весело. Она всегда выполняла чьи-то приказы, поручения, желания... А сейчас все эти людишки со своими страстями были подвластны ей. Как марионетки. И она принялась дёргать за ниточки.
Вот Лиза с аурой фанатичной дуры. Яра подкинула ей капельку ума, чтобы поняла, что она натворила и ужаснулась. Тюленичев. Напротив, слишком хитёр, ему не помешает немного поглупеть. Стёпа. Ах, какой добрый, честный, благородный... На тебе скотства ломоть. Бобров. Хитрости ему, жадности, шкурником его сделаем! Какой-то молоденький парнишка, дурачок, романтично влюблён в графиню. Пусть он увидит, какая это тварь. Пусть побудет циником. Зомби. С этим сложней, он не живой, все эмоции пригашены, но что-то шевелится. Да это же зависть. Это он живым завидует. Усилить. Убрать мудрую снисходительность, сделать обидчивым, как ребёнка. Пусть получит!
Окунь. Яра задумалась. Окунь ей нравился. В конце концов, он её спас. Она оставила Окуня и принялась, не выбирая цели, швырять в толпу сгустки агрессии, злости, нетерпимости. И вот уже замелькали кулаки, замельтешили дубинки, мечи и шпаги. Их надо было подтолкнуть совсем немного. Они сами этого хотели. Готовились. Принесли с собой цепи и свинцовые трубы. Они оправдывали себя: «Это для самообороны. Это если те на нас нападут».
Яра поняла, что уже нет необходимости заводить толпу. Они сами прекрасно подпитывали себя затаённой в глубине сознания звериной яростью. Уже можно было от них забирать излишки Энергии. И за потраченные крохи Силы она собрала богатый урожай.
– Цепная реакция, – со вкусом произнесла Яра и пошагала к дерущимся.
***
– Стёпа, ты что творишь?! – заорал я и бросился в битву.
Мне повезло вклиниться как раз между отрядами Лёниных отморозков и Лизиных выкормышей. Не активируя защитное поле, я своим палашом выбивал мечи и освинцованные биты, левой рукой вырывал цепи, валил мальчишек на землю подсечками и просто пинками. В горячке, не заметил, как чья-то шпага распорола мне плечо, как выпущенный из пращи камень угодил прямо в колено.
– Назад! – кричал я. – Стоять!! Смирно!!!
Всё было бесполезно. Они рвали друг друга голыми руками, зубами, топтали упавших ногами, они озверели и упивались своим зверством. Выпученные глаза, орущие пасти, брызги крови и вязкий, густой воздух, остановившееся время... Они сцепились не на жизнь, а на смерть. Они хотели этого. Их готовили к этому. Им долго внушали, что они особенные, избранные и дело их правое. Самое нужное дело. Они были готовы. Не за себя. Ради великой цели. Во имя будущего.
Вот Маша красиво, словно в замедленной съёмке, с кровожадной ухмылкой на лице бьёт ногой в голову мушкетёра из Лизиной свиты. Это я научил её этому удару. Лахтадрель схватил за грудки толстого мужика, по виду фермера и долбит его по лицу своим лбом. Стёпа с остервенением ломает мальчишкам руки и ноги отобранной у кого-то дубиной. Бобров притаился за опрокинутой набок повозкой и подленько бил зазевавшихся тупым копьем в спину. Мелькнуло лицо Лизы. Она рыдала, и я как-то услышал её сквозь вопли боли и бешенства:
– Толя, останови их! – в голосе графини было столько неподдельного горя, что я оторопел.
А рядом с ней сидел Тюленичев. Ему пробили голову, и он хохотал, размазывая кровь руками. Зомби взирал на побоище отстранённо. Как мне показалось, он одобрительно кивал головой.
– Так вам и надо, так и надо, – приговаривал зомби.
На краю эстрады, свесив ножки, сидел Прокопий. Похоже, он единственный не обезумел в этой заварухе. Я дёрнул его за ногу и сказал:
– Играй.
– «Секс и пемоксоль»? – с сарказмом спросил он и покрутил пальцем у виска.
– Нет, эту... – я не знал названия песни. – Ну, как там у тебя: «Верь мне, я исцелю твою душу, я излечу твоё сердце, скучно не будет со мной...»
Прокопий взглянул на меня уже с интересом, поднёс к губам трубу и над полем битвы разнеслись чистые, пронзительные ноты щемящей мелодии.
Этот вкус зависти приторно-горький,
этот вкус радости видеть
девичьи только глаза.
Это страх вспомнить о том, что здесь было,
это крик слабости, петли и пыла,
это всплеск гордости -
я-то уж знаю, кто против, кто за...
Верь мне, я исцелю твою душу,
я излечу твоё сердце,
скучно не будет со мной.
Дай мне повод держаться сомнений,
так вот без предположений,
выжил твой главный герой...[3]
И в такт неспешной песне замедлился темп сражения, затихли боевые кличи, прекратился лязг оружия. Музыка снимала наваждение, успокаивала людей, приводила в чувство. Самые отчаянные ещё продолжали по инерции свару, но их растаскивали, с ужасом оглядывались, спешили на помощь раненым.
– Что это было? – очумело спрашивал Стёпа.
А я видел, как от Бумажного леса приближается маленькая девчачья фигурка.
***
А в небе летел корабль. Нет, не Летучий Голландец. Парусов у него не наблюдалось, да и профилем он никак не напоминал каравеллу или галеон, а скорее был похож на нормальный крейсер типа «Тикондерога». Водоизмещением где-то десять тысяч тонн.
Измученные битвой колдуны и волшебники опустили оружие и с изумлением наблюдали, как крейсер, заслонив солнце, застыл в воздухе прямо над их головами. На капитанский мостик вышел молодой человек, совсем юноша.
– Я капитан Жан-Поль де Фитн́есс, – сказал он, и по голосу стало понятно, что лет ему больше, чем кажется.
– Ишь ты, фитнес, – сказал Бобров и сплюнул кровью через разбитые зубы.
– Я подданный Его Величества Короля Бискайского Эстебана Наискромнейшего, – сказал капитан. – Прошу разрешения на облёт вашей территории.
– Зачем? – крикнул из ложи Тюленичев.
– Я разыскиваю двоих наших сограждан, они были в составе экспедиции, организованной одним вашим авантюристом, – Жан-Поль разговаривал по-русски, с едва заметным акцентом. – Надеюсь, мне не будет препятствий? Мы не собираемся вмешиваться в разборки колдунов с волшебниками. Мы лояльны и к её сиятельству графине Оторвановской и к руководству Высшего Волшебного Заведения. Наша позиция – нейтралитет.
– А вы неплохо осведомлены о наших делах, – заметил Тюленичев.
– Мы за вами следим. Вы опасные.
– Уважают, падлы, – сказал Бобров.
– Эй, Жан-Поль! – крикнула Маша. – А как там у вас, на бискайщине?
– У нас очень хорошо, – ответил Жан-Поль. – У нас никто не дерётся.
– По какому принципу работают двигатели вашего корабля? – задал технический вопрос зомби.
– По магическому принципу, – пожал плечами капитан крейсера. – У нас Магию никто друг у друга не тырит. Я правильно выразился? Не крадёт. Не лимитирует и не утаивает. Все понемногу копят. А когда наши ребята попали в беду, все земляки... как это? Кинулись? Нет, скинулись мне на этот полёт. Во всём мире так давно. Магический коммунизм.
– А почему у нас не поймёшь что? – спросил Стёпа.
– Потому что никто не хочет с вами дружить. Потому что вы злые, как собаки. Потому что вы сами во всём виноваты.
И крейсер величественно проплыл над Крепостью и плавно удалился вглубь Зоны.
– Может мортиру зарядить и врезать ему в корму? – задумчиво спросил Бобров. Но не зло. Так, для порядка.
– Не наврезались? – строго спросила Яра. – А ну все разошлись. Завтра решу, что с вами дальше делать. Устала.
Побросав оружие, колдуны и волшебники равнодушно разбрелись кто куда. Всех потрясло не столько явление народу Ярославны, сколько равнодушно-презрительное отношение заморского гостя. Было о чём призадуматься. Гости турнира, ополченцы, фермеры, шахтёры, железнодорожники – все спешно засобирались по домам. Мужик с разбитой мордой, тот которого Лахтадрель уделал, приставал ко всем с вопросом:
– У меня брат родной во Францию ещё до первой войны эмигрировал. Можно ведь к нему перебраться? Не повяжут же?
Яра, мановением руки вылечив всех пострадавших в побоище, прошла в шатёр графини. Лиза едва прилегла. Ей было плохо. Инспектор и Тюленичев отпаивали её минералкой.
– Пошли вон, – сказала Яра. И играючи выкачала всю Магию из графини Оторвановской и руководителя Организации Желаемого Будущего.
Подхватив графиню, они бегом убрались из шатра. А что им ещё оставалось делать?
***
Бармен так и не успел к началу турнира и теперь с удивлением смотрел на унылый караван бредущих от Крепости людей. Прямо на него вышли Лахтадрель в обнимку с им же избитым фермером. Оба были пьяны в дым и пытались напевать «Секс и пемоксоль». Фермер размахивал трубой, отнятой у Прокопия, но дудеть не пробовал. Сам музыкант плёлся сзади с несчастным видом.
– Здорово, страдальцы, – сказал бармен, аккуратно подхватил повалившегося на него фермера и опустил его на травку. Рядом плюхнулся Лахтарель.
– Привет, барыга, – сказал он и присосался к фляге.
– Утомились гляжу на праздничке, – участливо констатировал бармен. Сталкеры, пользуясь передышкой, побросали на землю кули с товаром и с интересом следили за беседой.
– Ха! – сказал фермер. – Праздник! Мордобой. И корабль в небе.
– Кореш мой, Виталик, – пояснил Лахтадрель.
– Девчонка, – продолжил рассказ Виталик. – Соплячка. Р-раз, и нету Магии. Рр-р-раз, и вся у неё. То есть, два.
– А как же турнир? – спросил бармен. – Кто победил хоть?
– Сдаётся мне, победила молодость, – глубокомысленно изрёк Лахтадрель.
– Детство, – уточнил Виталик и икнул.
– Турнир прекратился после массовой драки, – пояснил Прокопий, опасаясь подходить близко к пьяным друзьям. – Драку инициировала маленькая девочка. Это было мощное магическое воздействие. Как я понимаю, под заклинание не попал только Окунь. Он, кстати, и придумал, как это безобразие прекратить. Послушайте, а вы не могли бы попросить их вернуть мою трубу?
– Окунь? – насторожился бармен. Он легко выхватил у фермера инструмент и подал Прокопию. – Он что же, опять Магию отменил?
– Всё значительно хуже, – сказал Прокопий. – Вся Сила теперь у этой девочки. Но Окунь там и, по-моему, уходить не собирался. Спасибо за трубу.
– В небе такой, гад, говорит, вы злые, – возмутился Виталик и спросил у Прокопия: – Вот ты скажи, разве я злой?
Прокопий быстро ушёл, а один из сталкеров, потирая плечи, натёртые лямками рюкзака, спросил:
– Выходит, возвращаемся?
– А вот нет, – сказал бармен. – Возвращаться мы не будем. Пошли, как и планировали, на Крепость.
– Но теперь-то зачем?
– А затем, что если Окунь там, что-нибудь интересное обязательное будет.
– Что там может быть интересного? – недовольно спросил сталкер, снова взваливая на себя огромный рюкзак.
– Мало ли, – уклончиво ответил бармен и про себя подумал – например, немеряно артефактов, после спонтанного выброса Силы.
***
– Я, когда скрутило, подумал, что это ты опять мудришь, как тогда, – сказал Бобров. – Тычу всех этой пикой, а сам думаю: «Что же это я творю? Не иначе Толян всех заколдовал, отрицатель хренов».
– Мне столько Силы за всю жизнь не собрать, – ответил я.
– Прошлый раз ведь собрал, – с надеждой сказала Лиза.
– Тогда мне помогли очень сильно. И Магия была доступней. Теперь всё намного сложней.
– Теперь нами Ярочка вертеть будет, как пожелает, – сказал Тюленичев.
Я собрал их в деканате уже под утро, всё равно никто не спал этой ночью. Мы пили чай и пытались придумать, как быть дальше. Вот только ничего не придумывалось. А меня это не устраивало. Мне Лёня обещал портал провесить. Он мне должен. Все были подавлены, а Шаман был ещё и очень недоволен. Он не любил когда так много гостей. Тем более незваных.
– А чего вы собственно переполошились? – спросил он. – Чем, собственно, вас не устраивает сложившаяся ситуация? Да, вас от Магии и от власти отодвинули. Ну и что? Мне, например, всё равно – Лёня, Лиза или Яра. Лишь бы преподавать не мешали и наукой заниматься.
– Вы не понимаете! – горячо заговорила Лиза. – Вы не были там, на поле, когда она всем в душу залезла, вы не знаете, как это ужасно.
Я был у неё этой ночью. Не у графини Оторвановской, фаворитки Жреца, заговорщицы и руководителя государственного переворота. Я был у девочки Лизы, своей одноклассницы и моей первой любви. Вся гадость, налипшая на неё за эти годы, слетела как шелуха, и я был благодарен Яре за эту реморализацию. Лиза много плакала, я успокаивал её, как мог, и ещё она жадно расспрашивала про Наташу и Костяна с Мариной, про их детей. Жрец и после своей смерти продолжал калечить жизни людей, ведь это он своим злым волшебством заменил в этой красивой, умной женщине естественное желание иметь семью, домашний уют на слепую преданность ему и его бредовым идеям всеобщего счастья. А счастье не бывает всеобщим, оно всегда твоё...
А Стёпа, выслушав Лизу, мрачно согласился:
– Да уж, настроение такое, что удавиться хочется, честно говоря. Меня как будто изнасиловали.
– И ведь она просто развлекалась, – сказал Тюленичев. – А откуда нам знать, что она завтра придумает? Ведь она, по сути, всего лишь малолетняя шлюха.
– Ты не завирайся! – сказал я. – И не малолетняя уже и...
– Вот-вот, – сказал Бобров.
– Всех ведь в бараний рог скрутила! – воскликнул Тюленичев. – Это же какая у неё силища!
– И не всех, – по инерции продолжил я заступаться за Яру. – Меня вот, например, не скрутила. Я даже Силы запас небольшой сберёг.
Я сказал и прикусил язык. Это ж надо так спалиться!
Они молчали и смотрели на меня. С недоверием и надеждой. Как тогда, на поле, когда связанные валялись в грязи, а Жрец готовился нанести последний удар. И нельзя было просто встать и уйти, разбирайтесь, дескать, сами. Потому что они мои друзья. А зомби, не проронивший до этого ни слова, грустно сказал:
– Это теперь только тебе решать.
И я подумал: «Опять я. Ну, почему снова я? Ну, почему?!»
***
Не знаю, на что рассчитывали мои друзья. Надеяться противостоять Яре с моим крошечным запасом Магии, было наивно и смешно. Поэтому я выбрал другое решение. Простое и очень надёжное. И я удивился, насколько легко далось мне это решение.
